Бригада 03

День не задался: неудачи начались с самого утра. Во-первых, я элементарно проспал. Обычно, я встаю в шесть часов, а сегодня вскочил в четверть седьмого. Значит, все утренние процедуры придется совершать в ускоренном темпе. Во- вторых, я умудрился порезаться моей любимой ,,микмой,, которая никогда раньше не позволяла себе подобных вольностей. Если бы на этом мои утренние неудачи закончились - можно было смириться. Но, в- третьих, я грохнул любимую мамину чашку, что жила у нас с незапамятных времен. Как назло, она, чашка, стояла рядом с моей, в которую я наливал только - что заваренный кофе. Наверное, я задумался о чем-то очень важном и случайно плеснул немного кофе себе на руку. Немедленно сработал спинной мозг и обе чашки полетели в дальний угол кухни, звонко разваливаясь на куски. Конечно, я ужасно разозлился - слава Богу, мама не встает так рано - и выскочил на улицу, не успев позавтракать. ,,Так тебе и надо, дураку, беги голодный! ,,-наказал я себя и помчался на подстанцию "скорой". Вбегаю, не успев поздороваться - нате вам:
- Сто седьмая, на выезд! - орет радио.
Переглядываемся с Иркой:,,суду все ясно! Традиционная утренняя чашечка кофе накрылась!,,
Бегу в диспетчерскую за вызовами и на ходу вспоминаю, что не успел отметиться в табеле:
,,Хрен с ним, потом отмечусь,, -решаю я и заскакиваю к Людке-диспетчеру. Здесь я получаю всю картину:
сердечный приступ, пятьдесят пять лет (врут, конечно, чтобы быстрее приехали), двенадцатый этаж в свечке на Гагарина. По дороге в диспетчерскую успеваю хлопнуть по спине Петровича:
Бросай кости, дед - на выход! Петрович с сожалением кладет костяшки домино на пластмассовый плат стола и недовольно бурчит:
Вечная спешка, кон не дадут спокойно доиграть! Его партнеры, такие же водилы, сочувственно смотрят на Петровича:
Не завидуй, мы тоже сейчас разбежимся!
Петрович огорченно вздыхает и молча идет к выходу. Мы с Иркой тащимся вслед за ним. Все наши сборы не занимают и минуты: Иркина сумка всегда наготове, а моя папка - у меня в руке вместе с ,,Паркером,, за рубль двадцать. В крайнем случае, можно отобрать у Ирки. Заскочить в туалет, уже нет времени.
,,А о чем ты думал, баран?,, -задаю себе риторический вопрос и выскакиваю во двор.
Наша развалюха уже стоит у подъезда. Петрович, как всегда, за рулем, Ирка - в салоне. Мое место, по артикулу рядом с водителем, мне гораздо приятней смотреть на Иркины ножки, чем на седую щетину Петровича. Поэтому, я вскакиваю в салон, усаживаюсь напротив Ирки и в переговорное окно объясняю Петровичу маршрут: Едешь по Гагарина до Одесской и напротив поворачиваешь к первой свечке.
А квартира, какая? - оборачивается Петрович и смеется. Зубы у него здоровые, крепкие не по возрасту.
Ты, дед, не скалься!
Если лифт не работает - потащишь Ирку, вместе с сумкой, на себе.
Я, по привычке, хлопаю себя по карманам: так и есть - забыл сигареты дома на столе.
,,Да, очень неудачно началась вахта!,, - с огорчением, думаю я и вопросительно смотрю на Петровича.
Он понимающе улыбается и лезет в нагрудный карман куртки:
Опять курим, ,,шаровые,, ?- укоризненно спрашивает он, но мне ни капельки не стыдно.
-Не ворчи, дед - за мной не заржавеет, - хлопаю я Петровича по плечу.
Петрович трогает машину и, одновременно
подает мне початую пачку ”Ватры,,
-Извини, док, ,,Соверена,, не держим - ухмыляется он
Я изысканным жестом выщелкиваю сигарету из пачки и подбрасываю ее вверх. Сигарета совершает в воздухе немыслимый пируэт и опускается фильтром в мой подставленный рот. Этот трюк я много раз демонстрирую бригаде, но всегда снимаю заслуженные аплодисменты.
-Какой талант пропадает, сочувственно качает головой Петрович.
-На кой ляд тебе нужна медицина, док тоже в который раз спрашивает он под Иркин хохот.
-Зарплата-хрен без масла. Неприятностей, что блох у бездомной сучки! А вот тянешь лямку и никуда не рыпаешься, почему? Вот, док, и
объясни мне, почему все это? Волынку эту Петрович затевает не впервой, и я уже не обращаю внимания на его безобидные подначки. Он прекрасно знает, что мне нравится наша сумасшедшая работа, нравится ее жуткий ритм с едой всухомятку и сплошной нервотрепкой. Нравится наша старая развалюха ,,Волга,, вместе с ее отличным водилой Петровичем. А еще больше мне нравится длинноногая Ирка, которую Петрович любит, как собственную дочь, потому что у него два сына и два внука, и Петрович ужасно тоскует по девчонке. Правда, здесь уж как Бог дал! А Ирка у нас красавица: высокая, стройная. Глазища - два синих озера. С пушистыми ресницами и копной светлых волос, которые все время выбиваются из-под тесной шапочки. С длиннющими ногами, о которых можно слагать сонеты. Растут, кажется, прямо из ушей. И прекрасный рост: мне до уха. А у меня рост вполне приличный - метр восемьдесят пять! Одним словом - настоящая топ- модель. А как Ирка пахнет! Это не просто приятный запах-это сказка. Это волшебный аромат, проникающий внутрь, как яд и скапливающийся где-то в низу живота. Я не помню названия Иркиных духов - она мне однажды его называла. Это французские духи, что продаются в фирменном магазине на Сумской. За свою зарплату на ,,скорой,, Ирка смогла бы купить, разве что, пробку от флакона. Я даже, одно время, ревновал ее к какому-то, придуманному мною богатенькому хахалю, пока сама Ирка не успокоила меня, рассказав, что эти духи ей подарили родители на день рождения.
Мне нравится, дурачась в свободные минуты, зарываться лицом в ее душистые волосы, вдыхая их пьянящий аромат. Наверное. на этот запах можно выманить из лесу волка, если облить этими духами волчицу .Но ведь я не волк и мне не надо так далеко бегать .Может, я не прочь бы закрутить с Иркой роман, но не могу себе этого позволить.
Потому что Ирка мне, как сестра! Она поверяет мне свои девичьи тайны и, вообще, ведет себя со мной настолько свободно, что меня, иной раз, просто оторопь берет. Она может запросто запрыгнуть мне на колени и, обхватив за шею, поцеловать в щеку, нос или лоб.
Я понимаю, что смотрюсь вполне современно: высокий рост, шатен с приятным лицом, карими глазами - уж не помню какие еще имеются достоинства. Мама говорит, что я хорошо смотрюсь и пора бы подумать о порядочной девушке. Кажется, волосы у меня подкачали: прямые, как палки. Но и в этом имеется свое преимущество - взмахнул пару раз расческой и прическа готова. Но я ничего вольного с Иркой себе не позволяю. Ну, разве что кусну ее иногда за ушко. Ушки у Ирки маленькие, кругленькие, похожие на две перламутровые раковины. И я с превеликим удовольствием говорю в них всякие гадости. Но Ирка совершенно не реагирует на них, отчего вызывает у меня чувство досады и неудовлетворения. Ирке девятнадцать лет и она учится в ,,меде,, на третьем курсе, подрабатывая на ,,скорой,, как и многие студенты. Она достаточно раскована, но не распутна. Конечно, никто не догадывается, какие страсти бушуют в моей груди-какие муки я испытываю! Это просто невыносимо, когда Ирка, дурачась, обнимает меня, прижимаясь ко мне тугими, налитыми молодыми соками грудями. В такие моменты меня охватывает дикое желание повалить ее на наши старые, повидавшие много чего, носилки, и прямо здесь в машине.…Только, ничего подобного у нас не происходит. Не могу я с ней вот так просто. А о женитьбе я пока не задумываюсь, хотя мама давно уже бурчит о семье и внуках. Поэтому , я тихонько отодвигаюсь от Ирки и делаю вид, что не выспался и не прочь немного подремать, пока мы качаемся в машине. Вообще, в таких случаях, как я где-то вычитал, необходимо отвлечься, думая о постороннем: например, о консервативном лечении паховой грыжи или лечении фурункулеза с помощью пивных дрожжей. Пытаюсь следовать этим советам, но у меня плохо получается: трудно сосредоточиться на посторонних темах. Возможно, Ирка вела бы себя более сдержанно, если бы у нас в бригаде имелась положенная нам санитарка или санитар. Но строжайший режим экономии не позволяет нам такую роскошь. Поэтому, наша бригада состоит из врача, то есть меня, медсестры, она же фельдшер и санитар в одном лице, и Петровича, который вот уже несколько лет бессменно водит нашу колымагу. Петрович у нас настоящий ас! Когда- то, в молодости, он входил в сборную СССР по ралли: ездил за бугор, получал призы и прочие награды. У него дома их целая коллекция. Петрович, вообще, не представляет себе жизни без автомобиля. Никто не знает, почему он ушел из команды, а сам он никогда не рассказывает об этом. К нам Петрович попал после развала автоколонны, где он работал последние годы простым механиком в гараже. Просто уму непостижимо! Классный водила- механик в гараже. Нам очень повезло с Петровичем: водитель от Бога и механик-тот еще. Наша древняя старушка бегает только благодаря нему: ведь ее давно списали на металлолом, а Петрович буквально реанимировал бабушку и заставил ее вспомнить третью молодость. Потому, что, по изношенности организма, наша ,,Волга,, будет, пожалуй, постарше самого Петровича .А Петровичу больше шестидесяти. Я, иногда, подначиваю его: - ты, дед, старше нашей тачки не по возрасту, а по годам. Итак, мы мчимся на срочный вызов-сердечный вызов всегда срочный - гремя всеми железными внутренностями, раскачиваясь и подпрыгивая на ухабах. Я сижу напротив Ирки
и стараюсь не смотреть на кружевной треугольник ее слаксов, когда Иркины ноги, едва прикрытые крохотным халатиком, взлетают выше головы на очередной яме, которыми усыпана улица имени великого кобзаря .Наша подстанция находится почти в самом начале улицы - или в конце - как считать - недалеко от собора. Чтобы добраться до проспекта Гагарина нам надо доехать до моста Чигирина, возле старой мельницы, через площадь Руднева пересечь Московский проспект и доехать до поворота на проспект Гагарина. Выполнить левый поворот здесь очень непросто из-за движения со всех сторон: очень неприятный перекресток. Петрович несется в центре автопотока, лавируя среди легковушек и грузовиков, как эквилибрист в цирке на канате. Конечно, можно включить сирену и распугать всех водителей, но мне не нравится этот представительский шик. Да и в ушах закладывает. До Одесской мы домчались за пятнадцать минут, считая пробки и светофоры. Петрович, в который раз, подтверждает свой высокий класс. И ведь при этом не нарушает правил движения, хотя мы имеем на это право.
-Здесь направо! - командую я, глядя в переднее окно.
-Давай к первой ,,свечке,, -указываю на ближайшую шестнадцатиэтажку.
-Подруливай к подъезду и стоп! Дальше мы с Иркой пойдем сами.
-А то! - смеется Петрович, вытаскивая из бардачка какой-то журнал.
-Мы человека идем спасать, а ты будешь ,,Плейбой,, рассматривать? - укоризненно гляжу я на Петровича
Не по возрасту как-то. Или бес в ребро? Поворачиваюсь спиной к Петровичу и получаю вдогонку:
-Сам, ты, ,,Плейбой,, паршивый! Но у меня уже нет времени на пикировку и мы с Иркой спешим к подъезду.
- Ну, Ирена, если сейчас окажется, что лифт не работает - наш больной умрет, не дождавшись помощи. Потому что я низа что не полезу на такую верхотуру. Ирка больно толкает меня в спину кулачком:
- Балаболка ты, Олежка! Еще как полезешь! И меня вместе с сумкой потащишь! Скажешь, нет? Я бы, конечно, сказал, но понимаю, что Ирка права. Входим в парадное.
,,Тьфу, ты, пропасть! Ну, так и есть, сам накликал,,!
Все три лифта стоят вмертвую. Я, по - инерции, нажимаю кнопки вызова на всех лифтах, но результат - нулевой: лифты стоят намертво, как караул у мавзолея. Щелкаю выключателем лестничной площадки - нет света.
- ,,Чтоб им, мерзавцам, никогда не болеть,,! -ругаю я электросети и оборачиваюсь к Ирке:
- Ну, моя девочка, ты готова пожертвовать собственным здоровьем ради спасения ближнего? А Ирке хоть бы что! Смеется, показывая великолепные зубы как на рекламе пасты ,,Бленд-а-мед,,
- Ладно, лапушка, - подаю Ирке руку:
- Давай сюда свою сумку - потяну вас обеих! И учти, что делаю я это исключительно чтобы поберечь твое здоровье для выполнения великой миссии.
- Чего, чего? - переспрашивает Ирка, легко шагая по ступенькам своими длиннющими ногами.
- А того, милая, что надо подумать о будущем потомстве, больше бывать на свежем воздухе, есть фрукты и овощи, а не шастать по крутым лестницам в обесточенных небоскребах. Я ползу вверх по лестнице, сопя и чертыхаясь. Кажется, что прошло уже больше часа, а мы еще только на девятом этаже.
- Ну, радость моя, не передумала спасать страждущее человечество? - спрашиваю я Ирку, стараясь унять колотящееся сердце: глубокий вдох - медленный выдох. Еще раз глубокий вдох - и медленный выдох. Кажется, все, сердце успокоилось, дыхание выровнялось.
- ,,Все- таки, молодость - великая сила!,, Возле нужной квартиры мы с Иркой на минутку останавливаемся, чтобы окончательно отдышаться: кому, спрашивается, нужен
- запыхавшийся доктор? У кого он может вызывать доверие? Еще раз, вдохнув и медленно выдохнув, я нажимаю кнопку звонка. Тишина за дверью.
,,Что за чертовщина? ,,-ругаюсь я про себя и снова нажимаю злосчастную кнопку.
С тем же результатом. Тут только до меня доходит, что света нет во всем доме.
Стучу кулаком в дверь, стараясь причинить как можно больше шума. Так же - тихо.
Я оборачиваюсь к Ирке:
- -Слушай, может, наш больной уже коньки отбросил?
Стучу снова, уже не заботясь о приличиях.
- -Ой, что за дикий грохот? Почему такой шум? Мы разве горим?- слышу я приближающийся женский голос. Шаркающие шаги подходят к двери, клацает замок, гремит дверная цепочка и, в образовавшуюся щель, выглядывает блестящий глаз:
- -А что хотят молодые люди? Вы, наверное, из собеса, разве нет?
Я медленно закипаю:
- -Вы, собственно, кого ждете? Пожарника, инспектора собеса или врача? - ехидно спрашиваю я, показывая в щель край своего халата, не первой свежести.
- -Вы не ошиблись номером, вызывая ,,скорую,,? - продолжаю я иронизировать, но хозяйка не принимает мой сарказм. Она грохочет цепочкой, отворяя дверь и кричит куда-то вглубь квартиры:
-Изя! Тут к тебе врачи приехали, так ты сможешь их принять?
-А что, разве я с ними в ссоре? Пусть проходят. А их много,
кстати? - спрашивает дребезжащий старческий голос.
-А какое это имеет значение? - резонно спрашивает женщина, пропуская нас вперед.
-Это же ,,скорая помощь ,,приехала и так скоро - мы просто не ожидали!
Весь этот диалог напоминает мне какую-то фантасмагорию эпохи Мейерхольда.
Мы с Иркой смотрим, в недоумении, друг на друга, как жандарм на сыщика в известном стихотворении эпохи ранней индустриализации.
.- Фимочка, зови докторов сюда, - доносится знакомый голос, обладателю которого можно дать, на слух, не менее восьмидесяти лет. Фимочка - старушенция примерно такого же возраста, но еще вполне на ходу, приглашает нас в комнату. Больной лежит на диване,
подпертый со спины подушками. ,,Вполне грамотно лежит, для сердечника,, -машинально отмечаю про себя, кладу папку на стол и придвигаю стул к старику. Ирка, в это время, распаковывает сумку и вытаскивает свои причиндалы для измерения давления и инъекций. Пока я осматриваю старикана, она уже о чем-то шепчется с Фимочкой. Я выслушиваю Изю: хрипов не слышно, тоны сердца глуховатые, небольшая тахикардия, но аритмии нет. Пробую пульс: девяносто два - могло бы и поменьше, но и это не вызывает тревоги. Вроде бы ничего страшного, но ведь без экг ничего не скажешь. Ирка, молоток, уже успела измерить давление: сто семьдесят на девяносто. Начинаю обычную бодягу:
-Под лопаткой не колет? В левую руку не отдает? Спина не болит? А ну-ка вдохните поглубже, так, хорошо, молодцом! Одышки нет , на глаз .Осматриваю живот: вполне нормальный живот, мягкий ,белый, дряблый- так ведь не спортсмен. Надавливаю, для порядка, но все в пределах допустимого. Да и на возраст надо делать скидку. Словом, для своих лет Изя довольно неплохо сохранился .Готов поспорить, что у Фимочки гораздо больше болячек ,по общему виду ,но это их семейное дело и я пока не готов стать их домашним врачом. Поворачиваюсь к Ирке:
Введи платифиллин с дибазолом.
-Доктор, это не инфаркт? - с тревогой спрашивает Изя
-Инфаркт я не нахожу, но укольчик мы вам все-таки вмажем для улучшения общего состояния.
,,Можно было бы вкатить ему эуфиллин, но у нас его всего две ампулы: а вдруг ,вызов на приступ астмы?,, Фимочка стоит рядом и внимательно прислушивается к нашему разговору. Чувствую, что ей не терпится спросить о чем-то и опережаю ее вопрос:
-А что вы ему даете постоянно?
Фимочка подводит меня к старинному буфету работы, наверное, самого Гамбса и отворяет его среднюю часть.
,,Вот это да! ,,-удивляюсь я ,глядя на обилие коробочек, баночек и прочей лекарственной мишуры.
-Да здесь же целая аптека! - восклицаю я в восхищении. Правда, присмотревшись, замечаю, что почти все лекарства давно просрочены.
- Вот этим вы лечитесь?-спрашиваю я и сам поражаюсь глупости вопроса.
- Именно этими лекарствами мы лечимся,-подтверждает Фимочка и добавляет:
-Это очень хорошие лекарства,ими мы лечили детей и сами лечились,когда,не дай Бог, заболевали.
- Но ведь они давно просрочены, ими опасно пользоваться.
 -Ах, молодой человек, мы сами давно просрочены и живем взаймы у Бога.Разве мы виноваты,что еще дышим и вот вас отвлекаем от более важных дел?
"Кретин!Баран!"-мыслено со злостью ругаю я себя:
"Да у них просто нет денег на новые лекарства,которые стоят больше их пенсии".Эти старые советские лекарства,возможно уже действительно не лечат, но дают старикам хоть какую-то надежду на помощь.И мне вдруг стало так стыдно,будто я отобрал у ребенка любимую игрушку: ему горько и больно, но он не может ничем ответить..."Да что же это за жизнь,такая ****ская?Всю жизнь они работали,растили детей и вот финал-одинокие старики в пустой квартире..."
-А дети у вас есть?-Спросил я ,чтобы нарушить затянувшуюся паузу.
-Конечно,-с гордостью,как мне показалось ,сообщила Фимочка.Она показала на фотографию,стоявшую на старом комоде.
-Это Ленечка,наш старшенький. Фимочка взяла фотографию и поднесла ко мне:
-Он сейчас живет в Америке.А вот это Софочка с детками- они тоже живут в Америке. У Софочки квартира в таком же высоком доме, как и у нас.Или даже выше.
Хотя,куда уже выше? Мы вот живем как на Останкинской башне-сверху так все красиво,далеко видно.Вот только если не надо спускаться вниз.
-Вот вы врач,- обратилась ко мне Фимочка-
-Вы ученый человек,так дайте мне понять: а как же спускаются люди в Америке, где, говорят, дома еще выше наше,когда выключается лифт?
Мы сидим на этой колокольне,а как же хлеб купить или еще чего? Спуститься-это я еще понимаю,но надо же и обратно.Неужели в такой умной стране как Америка не придумали ничего нового?
На всю эту тираду я только неопределенно пожимаю плечами.Конечно, мне бесконечно жаль стприков,но не могу же я умирать с каждым пациентом! Мы с Иркой сделали все, что было в наших силах и теперь нам оставалось толко попрощаться.Фимочка,закрывая за нами двери,пожелала нам счастья и удачи в нашей молодой жизни.Спускаясь вниз я заметил,как моя невозмутимая Ирка украдкой вытирала глаза.
 


В машине Петрович обрадовал нас еще двумя вызовами.
Впрочем, вызовы оказались несложными: в первом случае пришлось вытаскивать из горла обжоры кость от леща, что не составило большого труда. Кость вонзилась в глотку почти у самого входа и была прекрасно видна без всякого прибора. Зато, в благодарность за оказанную помощь, обжора позволил мне воспользоваться своим туалетом, куда я мечтал попасть еще с утра. Второй вызов, вообще, оказался ложным: просто кто–то решил пошутить, что человек умирает, и даже указал адрес. Когда мы примчались, очертя голову, наш потенциальный мертвец преспокойно сидел за столом и жрал водку из стакана. Похоже, загибаться он не собирался - по крайней мере - сейчас. За то, что мы прервали его обед, будущий покойник обозвал нас с Иркой нехорошими словами. В ответ на этот выпад, я прикрыл Ирке ладонями уши и выдал болвану все, что накипело у меня за рабочее время. Когда мы усаживались в машину, Ирка искоса посмотрела на меня и сказала:
- Ну, доктор, ты даешь! С этой стороны я тебя еще не знала.
,,Значит, все-таки неплотно прикрыл ей уши,, - подумал я, а вслух добавил: - Ты, детка, еще не знаешь меня с плохой стороны, и не дай тебе Бог - узнать.
И, вообще, мы будем когда-нибудь жрать или так и поедем домой голодными?
Говоря, ,,домой,, имелось в виду- на подстанцию. Петрович, не отрываясь от руля, показал глазами на сверток с пирожками, купленными в метро по дороге в гараж и пакет кефира ,,Заречье,,. Ирка вопросительно посмотрела на меня;
- Дитя, мое, - погладил я Иркину коленку, -
- Предлагаю где-нибудь перекусить по быстрому. Кто за? Против? На Петровича внимания не обращаем за его явный оппортунизм. Вижу; Ирка тянет руку вверх - значит, принято единогласно. Прошу Петровича остановить наш драндулет возле любой точки общепита. Увы, на поиски общепита нам пришлось потратить массу времени и нервов: никак не находилась подходящая столовка. Да и неподходящей - тоже не было. Похоже, общественное питание почило в бозе вместе с советской властью. Но не восстанавливать же ее ради двоих голодных медиков? Поэтому, мы продолжали поиски и, в конце концов, нашли какую-то забегаловку для опустившихся интеллигентов. Мы с Иркой быстро съели, вернее выпили, первое, забросав его пшеничной кашей с хлебными котлетами- на второе. Все это залили жиденьким компотом из сухофруктов довоенного урожая и встали из-за стола, испытывая чувство глубокого неудовлетворения. На стоимость этого обеда одному из нас можно было бы нормально перекусить в новом ,,Макдональдсе, ,который открылся недавно возле метро ,,Бекетова,, .Вот только мы не могли решить -кому.
- Ну , Ируня, как самочувствие, не давит ли обед на диафрагму?
- А разве мы обедали, удивляется Ирка так натурально, что я даже готов ей поверить. А Ирка уже принимается аккуратно подкрашивать хорошенькие губки.
Я продолжаю иронизировать:
- Конечно, тебе этот обед - что слону дробинка! Но Ирка мой пас не принимает и мяч уходит ,,на свободный,, . Она невозмутимо продолжает заниматься губами, всматриваясь в маленькое зеркальце, а я делаю вид, что обиделся и поворачиваюсь к Петровичу, жующему пирожки с кефиром:
- Дед, ты хоть знаешь, что своим образом питания идешь прямиком к гастриту?
И даже - язве? Петрович мотает головой, показывая, что он не может ответить, потому что рот у него занят более важным делом, чем отвечать на дурацкие вопросы.
Надо сказать, что мы с Иркой Ужасно любим деда, как мы зовем Петровича между собой. Так называть его мы стали после того, как однажды он показал нам фото с двумя молодыми оболтусами в джинсах и одинаковых майках с самопальной надписью на неправильном английском-Rap my Life, сделанную нитробелилами.
- Мои внуки, - с гордостью объявил Петрович.
- Близняшки, в девятом класса оба, - повторил он. Сделав несложные вычисления, я пришел к выводу, что Петровичу должно быть где-то чуть больше шестидесяти.
Правда, выглядит он значительно моложе - мне бы так в его годы. Однажды летом
когда мы ,разморенные раскаленным нутром нашей колымаги, обессилено дремали, обливаясь горячим потом, Петрович , вдруг растолкал нас от сна:
- Все, медицина, приехали, - объявил он, останавливая машину. Продрав заплывшие глаза, мы увидели, что стоим на берегу огромного Салтовского водохранилища. Машину Петрович загнал в тень деревьев и теперь молча ожидал нашего решения. Ирка первая выпорхнула из салона, как попугай из клетки, и подбежала к воде:
- Господи, вода-то, какая теплая!- заорала она, размахивая руками.
- Олежка, беги скорей сюда! – призывала она, но я все никак не мог сбросить сонную одурь, навалившуюся на меня в машине. Тогда Петрович забрался в салон, взял меня за рукав халата и потащил наружу: Тебя такая девушка зовет, а ты еще упираешься!
- Ира!- Обратился он к Ирке, - помоги мне вытолкнуть нашего доктора из машины.
- Олег! - снова позвала Ирка, - Да окунись хоть разок - сразу станет легче.
,, А ведь у меня нет плавок ,,- вяло подумал я, пытаясь найти повод для отказа.
А Ирка уже сбрасывала свой халатик на песок: у нее тоже не было купальника, но вокруг почти не было купающихся и, как мне кажется, купальник ее только бы портил. Впрочем, крохотный бюстгальтер и узенькие кружевные трусики выглядели вполне смотрибельно. Грациозно покачивая бедрами, Ирка медленно шла к воде ,словно античная богиня. Я в восхищении посмотрел ей вслед: ,, вот ведь ,чертовка!
Знает, что хороша и вовсю пользуется этим,, .Я посмотрел на себя и подумал: ,,В конце концов и на мне тоже не семейные трусы. Да и идти к воде недалеко,, . Решившись, наконец, я побежал к воде, где уже виднелись головы Ирки и Петровича.
- Поберегись, зашибу! - заорал я и плашмя бросился в воду, подняв тучу брызг.
- Не брызгайся !- заверещала Ирка ,стоя по шею в воде. А вода и в самом деле была прекрасна: прохладная и мокрая. Петрович посмотрел на нас с Иркой и рванул к противоположному берегу. Плыл он классическим кролем, сильно выбрасывая руки вперед, почти погрузив голову в воду. Сделав несколько десятков взмахов, Петрович оказался на довольно большом расстоянии от нас. Затем он развернулся и так же быстро поплыл к нашему берегу. Мы с Иркой еще некоторое время продолжали плескаться в воде, а потом тоже полезли на берег. Возле машины Петрович подал нам махровое полотенце и сказал: - Одно на двоих! Решайте сами, кому вытираться первому. Я, как настоящий джентльмен, уже хотел было передать полотенце Ирке, но передумал : - По правилам субординации мне, как старшему по званию, положено вытираться первому, так как в противном случае, моя галантность может быть неправильно понята техническим персоналом, - заявил я, промокая тело полотенцем.
- Надеюсь, я доходчиво объяснил ситуацию? – обратился я к Ирке.
- Да уж, куда доходчивее, - обидчиво поджала губки Ирка.
- Кто еще может быть грубее мужчин врачей?- спросила она с сарказмом в голосе. Но я никак не отреагировал на Иркин выпад и продолжал спокойно вытираться.
- Ой, дед, а что это у вас? - услышал я, вдруг, Иркино восклицание и обернулся: Петрович еще не успел одеться и стоял в одних плавках, демонстрируя великолепную фигуру.
- Ай да дедуган!- восхитился я, глядя на Петровича. Да по тебе можно изучать анатомию!
А Ирка продолжала допытываться, тыча пальчиком в шрамы на теле деда:
Где же это вас так отделали, в Афганистане? Анголе? Может, на Кубе?
Да ладно тебе, коза!- прикрылся полотенцем Петрович. Раз такая любопытная- скажу :мне стыдиться нечего. Эти шрамы я получил на ралли, когда зарабатывал валюту для нашей Родины, которая в ней так нуждалась. За гонки в Финляндии я заработал десять тысяч
долларов и перелом ключицы. За Дакар-перелом левой голени и двадцать тысяч. В Англии я перевернулся, но отделался только синяками. Я посмотрел на Петровича с уважением: - Да ты, дед ,просто какой-то римский гладиатор.
А, между прочим, в Италии мне тоже доводилось гонять: правда, там я призового места не получил, но и не сломал ничего, - улыбнулся Петрович.
Ну, ты и скромняга, дед, - хлопнул я Петровича по спине.
- Небось, и разряд имеется первый - а то и кандидат?- продолжал я подначивать Петровича.
- Бери, док, чуть повыше! - улыбнулся Петрович, заправляя в брюки футболку.
- Я был заслуженный мастер спорта.
- Может, еще и страну назовешь? - продолжал я куражиться.
- Страна называлась СССР, - тихо произнес Петрович.
- И не надо над этим смеяться. Конечно, кому сейчас нужен спорт? И уж тем более- ралли. Ведь для гонок нужна техническая база, машины, механики, а мы все растеряли, распродали, разворовали. На,,мерсах,, да ,,бэмэвухах, не больно- то по грязи да колдобинам погоняешь : Здесь наша ,.Нива ,,спецзаказовская им такую фору даст.…Эх, да что там говорить, - горестно махнул рукой Петрович и полез за баранку. М с Иркой тоже уселись в салоне, где, как нам показалось, стало заметно прохладней. Петрович плавно тронул машину и мы покатили на заправку ,потому что бензина нам дали с утра только на двадцать ,,кеме,,. Иногда я ловлю себя на том, что с завистью смотрю на
проносящиеся мимо нас машины ,,Бориса,, - частной скорой медицинской помощи. У этих имеется все, о чем только может мечтать обычная,,скорая,,: новенькие иномарки, отличное оборудование, спецмашины реанимации, где помощь можно оказывать прямо в салоне. Но самое главное-бензин!,, Борисы,, не сидят на голодном пайке ,считая ,как мы, бензин на стаканы. Нет перед ними такой проблемы, поэтому и больными можно заниматься более тщательно. Да и нагрузку их врача не стоит сравнивать с нашей. Правда еще и в том, что мы - энтузиасты: работаем почти за ,,спасибо,, ,а ,,Борис,, обойдется больному в несколько десятков баксов , если не больше.
Не многие могут себе это позволить. В рекламе пишут, что помощь оказывается за умеренную плату. Только, кто ее мерил ,плату ? Вон в магазине, ,,Монарх,, ботинки со скидкой в 50 процентов стоят сто тридцать ,.уе,, -долларов то есть .А сколько ,,уе,, получает ,.скорый,, врач? Так что и 50 процентов нам не по карману. Пускай уж в
,, монархах,, монархи гуляют.
Четвертый вызов нам достался возле парка ЦПКиО имени знаменитого пролетарского писателя. День уже катился к вечеру , жара постепенно спадала, но было еще достаточно душно и ехать на вызов совсем не хотелось. Да разве больные спрашивают наше желание?
В общем, покатили мы на ,,судороги ,, у мальчика. Симпатичный такой мальчуган, лет двенадцати, лежит бледный, влажный. Его сильно тошнит-выворачивает наизнанку.
При нашем появлении он заметно приободрился: старается держаться но я вижу с каким трудом ему это дается. Выясняем у родителей обстоятельства: что ел, пил. Словом, пытаемся понять картину заболевания. Родители сообщают, что он ел курицу с жареной картошкой утром, а днем - грибной суп. Очень настораживают судороги рук. Спрашиваем относительно травм головы, болей, измеряем температуру. Очень не хочется думать о нейроинфекции - менингите. А ведь очень похоже. Клиника, вроде бы, неясно выражена, но боюсь пропустить - решать-то мне. Будем считать, что малый элементарно отравился. Назначаю промывание желудка - не дай, Бог ,ошибаюсь! Хорошо, что у нас с собой всегда имеется зонд: запасливая Ирка здорово с ним управляется. Вынимаю градусник, поставленный пацану минут десять назад: тридцать восемь! До чего плохо-то.
Промывание, все-таки делаем. Вливаем мальчонке, для начала, пол-литра воды с марганцовкой и смотрим: вода проходит нормально - назад не идет. Продолжаем вливание-процедура не из приятных, но жизнь - дороже. Промыли желудок и снова ставим градусник, чтобы определить тенденцию: тридцать восемь и три. Сидим еще минут двадцать и снова ставим термометр: тридцать восемь и пять. Все, больше ждать нельзя - может случиться беда. Решаю срочно собираться в больницу. Объявляю родителям о своем решении. Родители, конечно, в панике, но я им популярно объясняю, чего опасаюсь. Конечно, их можно понять: больница - не сахар, но слишком велика опасность отека мозга. Особенно если учесть, что дело идет к ночи и оставлять мальчишку в таком состоянии я просто не имею права: отек мозга может развиться за несколько часов - и амба. Но пугать родителей в мои намерения не входит. Последний раз, перед отъездом, измеряю температуру: тридцать восемь и восемь- ,,неужели остановилась ,зараза?,, Собираем малого- он хочет идти своим ходом ,но я запрещаю. Ирка бежит к Петровичу и появляется вместе с ним и носилками. Укладываем парнишку на нашу многострадальную лежанку и вместе с родителями спускаемся с третьего этажа к машине. Отец мальчика просит взять его с собой- не положено конечно ,но я представляю его состояние и разрешаю. И вот мы катим во вторую ,,инфекционную,, . Расположена она почти на краю города, но доезжаем довольно скоро. Я еще успел посмотреть на часы: ,, ни фига себе возня,,! Петрович уже причалил к подъезду приемного отделения и я заскакиваю в дежурку. Санитары перекладывают мальца на свои носилки и заносят в дежурку. Похоже, нам еще крутиться здесь минут на двадцать, пока примут больного. Но вот, наконец, больного принимают и начинают им всерьез заниматься. Я справился у дежурного врача: мальчишке повезло, потому что сегодня дежурит очень хорошая бригада. Думаю, они вытянут парнишку. Очень хочется, чтобы все обошлось. Надо будет позвонить попозже и все разузнать. Посмотрел на часы: половина седьмого. Возвращаемся на подстанцию- настроение неважное: так и не поставил диагноз. В машине тихо - никто не решается заговорить первым. Я тоже молчу - не вдохновляют даже Иркины ноги. Наверное, из-за непонятности ситуации. Вроде бы что-то делали, а результат не получили. Дома успели выпить по чашечке черного кофе. Обычного трепа не слышно. Даже Ирка сидит в кресле квелая, сонная: похоже, сильно устала. А может-переживает. Потянулся с хрустом и спустился во двор. Петрович, как всегда, в кабине за рулем. Подхожу ближе - дремлет, несмотря на еще яркое солнце. Петрович сидит за баранкой, опустив
на нее руки. Понятное дело: он тоже не железный, да и возраст все-таки давит.
Возвращаюсь в дежурку, присаживаюсь возле Ирки. Нет, мне определенно повезло с бригадой : Петрович -классный водила, на Ирке- глаза отдыхают, да и помощница неплохая.
Я иногда ругаю себя: ,,ну, зачем издеваться над собой? ,,Ведь прекрасно вижу, что Ирка ко мне неравнодушна. И мне она очень нравится. Чего же мне, дураку, еще надо для счастья?,,
Помню, как - то однажды мы с Иркой забежали во время воскресного дежурства ко мне домой перекусить .Мама, как специально, была дома. Пробыли мы всего минут пятнадцать-двадцать, чего-то там перехватили и помчались дальше. Так мама, с тех пор недает мне житья: - Ах, какая прекрасная девушка! Как у тебя с ней дела обстоят? Пора бы подумать о семье. В общем, не стало мне житья. Понравилась ей Ирка, кажется еще больше, чем мне А мне скоро двадцать девять - самый ,,женибельный ,, возраст и мама сильно давит на психику. Сам понимаю, что надо на что-то решиться, но все никак не соберусь серьезно поговорить с Иркой. К тому же, совсем неясно, захочет ли она пойти за меня: наши отношения все больше шуточками заканчиваются, да смешками. Правда ,если не спрашивать, то ведь никогда и не узнаешь. И спросить страшно - очень не хочется нарваться на вежливый отказ.
-Сто седьмая, -на выезд! - орет динамик Людкиным голосом, прерывая приятные
размышления. ,,Нет ,вы мне объясните, пожалуйста, почему такая жуткая несправедливость? Стоит только присесть отдышаться и сразу - Сто седьмая!
Можно подумать, что во дворе больше нет машин,, .Однако, делать нечего- расталкиваю Ирку- она все-таки умудрилась задремать. Ирка сонно потягивается, трет глаза: - Что, опять мы?, -спрашивает она, нашаривая ногой под столом свою пузатую сумку.
_ Опять, родимая, опять! - радую Ирку очередным вызовом и, по-братски похлопываю ее пониже талии. Но Ирка совершенно не обижается на мой фривольный жест - скорее, не придает ему никакого значения. Вообще, со стороны глядя, по мнению Петровича, мы с Иркой смотримся очень неплохо. А Петрович в женщинах разбирается, надо полагать. Мы с Иркой подходим к машине- Петрович уже на месте: похоже он вообще не вылазит из кабины. Рассаживаемся в салоне, Петрович понимающе подмигивает мне, и мы мчимся на очередную встречу. На этот раз нам достается, по сообщению диспетчера,, челюстно- лицевая,, травма. Едем на Алексеевку в район высоток.
,,Если опять стоят лифты - это уже будет явный перебор!, -лениво думаю я, клюя носом. Но никак не дремлется. Открываю глаза: Ирка в упор смотрит на меня.
-Чего тебе, родная ?- спрашиваю я и, не получив ответа, снова закрываю глаза.
Петрович, гад, трясет нас нещадно: может, он решил, что работает на драге и промывает золотой песок? Впечатление такое, будто у нашей колымаги начисто отсутствуют рессоры. Судя по тряске - это вполне вероятно. Дремать в таких условиях совершенно невозможно. Стоит только прикрыть глаза, как меня то швыряет на Ирку, что даже приятно-то подбрасывает к потолку: мое счастье, что потолок салона оббит поролоном, который несколько смягчает удары, несмотря на свою обветшалость. Придется выпросить у соседей-строителей каску и надевать ее на дежурстве. Но все в этой жизни когда-нибудь заканчивается и мы, наконец, подъезжаем к нужному дому. Лифт, на этот раз, работает, а Ирка бодра, весела и готова лезть хоть на седьмое небо. Мы выходим из кабины и звоним в двери, сваренные из корабельной брони. Такие двери можно свернуть, пожалуй, только главным калибром линкора.
-Че, надо?- раздается из-за двери дружелюбный голос.
-Скорая помощь, - резко отвечаю я, стараясь не заводиться.
-Покажись!- командует голос. Мы с Иркой становимся перед торчащей в дверях артиллерийской панорамой, заливаемые светом загоревшегося прожектора.
-Годится! - удовлетворенно утверждает тот же голос и стальная махина медленно уезжает вбок, как в купе поезда., ,,Ну и ну,, -успеваю я подумать, -как перед нами предстает двухметровый верзила шириной больше моего роста. Бычья шея ,маленькие глазки, прическа ежиком- типичный вышибала.
-Леха, бля, давай сюда! - приказывает кому-то бычок. К нам медленно подплывает Леха - такой же, по виду, молочный брат и делает нам приглашающий жест, который по грациозности может сравниться с носорогом, исполняющим танец маленьких лебедей. Мы с опаской входим в комнату. На заваленном остатками жратвы огромном столе высятся десятка полтора разных бутылок, среди которых, как клумбы на газонах, разместились вазы с какими-то заморскими фруктами. Возле стола, на низеньком диванчике сидит здоровенный детина и тихо скулит.
- Кто больной? - строго спрашиваю я, хотя уже вижу самого пострадавшего.
Из прихожей возвращаются бычки и один из них указывает на ноющего амбала:
-У тебя, док, че - проблемы со зрением? Вот же Витек, блин, перед тобой!
Я подхожу к Витьку: ну-ка, уберите руки, -командую - мне необходимо осмотреть вас.
-Да чего там глядеть, - вмешивается Леха. Я тебе, док, щас все объявлю, - продолжает он. Мы, это, типа кушали тут вместе с Витьком. Хорошо сидели, в кайф. Часа, может, три. А Витек, - показывает амбал на пострадавшего, - он, блин, как зевнет во весь хлебальник- так челюсть-то у него и отвалилась набок, в натуре. Ты, док, когда видел такое? Ну, бля, никто ж из братвы не поверит в такое: ели, пили - тихо сидели. А Витек зевнул - и зубы набок! - Ладно, ребята, дайте мне его осмотреть, - прерываю я Лехин поток красноречия и подхожу к Витьку. Так и есть: вывих нижней челюсти. Слава, богу, односторонний.
-Ну ,парень, здорово зеваешь, -говорю я, осторожно ощупывая край челюсти, подбираясь к суставной сумке. –У уу , -воет Витек ,пытаясь схватить меня за руки.
- Вот что, братцы! - обращаюсь к амбалам: - держите-ка своего дружбана за руки, чтобы он меня не отвлекал от работы.
- Гыыы!- заржали оба молодца, - умело захватывая руки Витька.
- Это мы умеем, док, это мы мигом. Ты нам только скажи, чего надо делать. Я молча продолжаю осмотр, стараясь не сделать больно Витьку. В суставной сумке не прощупывается головка челюсти. Перелома, вроде бы нет, значит - банальный вывих.
- Вот что, пацаны! - командую я,
- Берите Витька за голову: Леха сзади, а ты, не знаю, как там тебя дразнят, держи Витька за спину. Паша я, - вдруг откликнулся третий бычок.
- Ты, Паша, смотри, чтобы Витек не смог податься назад. И крепко держи его руки.
Сам Витек сидит на диванчике, его лицо находится на одной прямой с моими локтями. Ирка подает мне чистую марлю, которой я обматываю большие пальцы рук.
- Потерпи, Витек, чуточку, - говорю я, осторожно располагая большие пальцы на коренных зубах его нижней челюсти. Остальными пальцами я обхватываю челюсть и тихонько оттягиваю ее вниз и вперед, одновременно приподнимая подбородок. Витек мычит, выпучив глаза и пытаясь вырваться из могучих объятий своих дружков. Но те держат крепко! Теперь надо быстро подать челюсть назад, но, при этом, так же быстро убрать свои пальцы изо рта Витька: ведь откусит и не заметит. Считаю про себя до трех и быстро толкаю челюсть назад. Головка челюсти вскакивает в сумку - готово.
- ЕЕЕЕ! – вопит Витек, но операция уже закончена. – Можете отпустить его, - разрешаю я, а Ирка марлевым тампоном вытирает мне пот со лба. - Ну, ты док, даешь! - радостно восклицает Витек, - недоверчиво ощупывая челюсть. – Во, бля, все на месте, - удивляется он и снова ощупывает свой подбородок. Я обращаюсь к бычкам: - Теперь, дайте мне полотенце, чтобы перетянуть ему подбородок. Леха молча куда-то выходит и вскоре возвращается с полотенцем. – Это годится? - с уважением глядя на меня, спрашивает он.
Я молча беру полотенце и туго прибинтовываю подбородок Витька.
- Гля!- смеется Леха. – А как же Витек теперь будет пить? Ну, хавать он сегодня не будет, факт. А без питья Витек пропадет. Чего делать будем, док, присоветуй! - Вставь ему трубочку в рот, - советую я. Пусть пьет помаленьку : много зараз не наберет, конечно, но свою норму выполнит.
- О, док, ты голова!- одобрительно кивает Леха. – Уважаю, ты правильный штымп- без базара!
Он повернулся к столу и предложил:- А может, по маленькой, на дорожку? Я отрицательно покачал головой:- Не могу, братан! - нам еще на вызовы ехать, работать надо.
-Понимаю, - подумав, согласился Леха и взял из вазы огромное яблоко и здоровенный апельсин: - Ну, а телка твоя не побрезгует угощением? Я взял фрукты и сказал, указывая на Ирку: - Это не телка, а прекрасная девушка, сечешь? Ты слыхал, когда-нибудь такое выражение? А, ладно, - махнул я рукой, - не утруждайся!
Точно, док, классная баба! - согласился Леха. - Уважаю! Он проводил нас до броневой плиты и принялся что-то запихивать в нагрудный карман моего халата. Я, больше для приличия, вяло отбивался, но Леха оказался сильнее: - Слышь, братан, дыша мне в лицо перегаром, настаивал он. Ты, бля, заработал честно - так получи! И не гони мне там про совесть всякую и разную пургу - не надо. Ты, док, сколько бабок гребешь за свою работу?
И, не дождавшись ответа, добавил: - вот так, вот. Так что бери, док, когда дают! Бери, а то обижусь. Не порти мне настрой: нам еще сегодня надо с одного фраерка должок получить, - протянул мне Леха свою правую лопату.
-Ну, бывай, док. Если чего понадобится или, там, наедет кто - только позвони - мы добро не забываем. Я неопределенно пожал плечами: - А повязку, между прочим, снимите часа через три. Только предупреди, чтобы поменьше разговаривал. А еще лучше - вообще помолчать до завтра. – Заметано, док, - дружески шлепнул меня по плечу Леха, слегка бросив на дверь: здоров, бычок - ничего не скажешь. Спускаясь в лифте, я вынул смятую бумажку, сунутую Лехой, и обомлел: мне одобряюще подмигивал президент Грант.
- Ну, коза, видала? - похвастался я, размахивая банкнотой перед Иркиным носом.
- Для начала совсем неплохо, - откликнулась Ирка, целуя меня в щеку. Подойдя к машине, я показал банкноту Петровичу: - Смотри, дед, как надо получать за час работы. Пятьдесят баксов - как с куста! - Ого! - удивился Петрович, - Ты, доктор, быстро стал вписываться в рыночную экономику, одобряю.
- Не бухти, старик, я теперь куплю тебе целый блок твоей поганой ,,Ватры ,, , которой ты так часто меня травишь, и буду стрелять ее у тебя целый месяц, - торжественно пообещал я.
- А может, купим Ирке французские духи? Как ты смотришь на такую перспективу? - обратился я к Ирке. – Духи у меня уже имеются, а вот неплохо бы нам всем посидеть где-нибудь в кафешке. Как вам мое предложение? - и она посмотрела на меня своими огромными глазищами. – предложение принимается, - объявил я и добавил: - в ближайший выходной идем втроем в ,,Макдональдс,, и просаживаем там халявные бабки. Ирка одобрительно захлопала в ладоши: - обожаю щедрых мужчин! А то, духи предлагают, некоторые. Да ты, хоть знаешь, сколько стоят французские духи?
- А хрен их знает - я ведь пью отечественные, - отмахнулся я и обнял Ирку за плечи: - Так не забудь, в ближайший выходной мы идем всей кодлой на спектакль.
И мы снова помчались по потемневшим улицам, лязгая и громыхая на ухабах.
 В начале второго ночи мы возвращались с очередного вызова. Где-то я вычитал о том, что если должно произойти два неприятных события, то произойдет, обязательно самое неприятное. Этот постулат вывел, кажется, Мерфи. Второй его постулат говорит о том, что если надо найти из сотен адресов нужный адрес, то он окажется в списке одним из последних. При этом, поиск с любого конца все равно приводит к первоначальному результату. Очевидно, в соответствии с вышеприведенным законом и произошла со мной история, связанная с последним вызовом. Мы возвращались на базу голодные и смертельно усталые. Даже железный Петрович слегка приуныл. День, действительно, был перенасыщен событиями, и мы сейчас мечтали только об одном: побыстрей доехать до подстанции и вздремнуть хотя бы пару часов. Конечно, идеальный вариант дотянуть до утра и сдать смену очередным самоубийцам. Наша старушка, ведомая неутомимым Петровичем, привычно гремела на всех выбоинах, но мы с Иркой уже не обращали никакого внимания на шум и тряску. Мы спали, обнявшись и уткнувшись лбами друг в друга. Не помню, что там показывал Морфей, потому что сон мой был некрепок. Я часто просыпался, глядел на мелькающие огни улиц, на бьющие по глазам фары проносящихся встречных машин и снова погружался в сонную одурь. - Сто седьмая, - примите вызов ! - заверещала сквозь эфирные трески ,,центральная ,,.Я тряхнул головой, сбрасывая остатки сна, и прислушался: Ирка тихонько посапывала у меня на плече, Петрович, попыхивая любимой ,,Ватрой,, , вглядывался в дорогу. ,,Неужели никто не слышал вызов? ,,- подумал я и снова прислушался: рация шипела и плевалась эфиром, как обычно. ,,Показалось спросонья,, - решил я, пытаясь устроиться поудобней и, при этом, не нарушить Иркин сон. Но не успел я задремать, как снова услышал знакомое: - Cто седьмая, примите вызов! Ребенок пяти лет, судороги, затрудненное дыхание, состояние - тяжелое, адрес… Я открыл глаза и снова посмотрел вокруг: Ирка, по- прежнему сладко спала, а Петрович невозмутимо крутил баранку. ,, Да что за чертовщина, какая- то,, - подумал я и обратился к Петровичу:- Ты что же, старый хрен, не отвечаешь на вызов? Нас жалеешь? Петрович удивленно посмотрел на меня: - Какой вызов, док, о чем ты говоришь?
И он выразительно покрутил указательным пальцем у виска:- За последний час нас никто не вызывал. Я, конечно, возмутился такому беспардонному вранью: - Дед, ты что, совсем спятил, на старости лет? Да я сам дважды слышал вызов, сквозь сон, а ты в кабине ни черта не слышишь? - Вот именно, что сквозь сон, - буркнул Петрович недовольно.
- Если из нас кто-то и спятил - то уж никак не я!
- Петрович, ты знаешь что бывает за нарушение должностной инструкции?
- Слушай, доктор, - ты мне надоел, со своими закидонами, - возмутился Петрович.
- В чем, конкретно, ты меня обвиняешь?
Я внимательно посмотрел на него: - Слушай, дед, - я самолично слышал два вызова ,,центральной ,,-как тебе это нравится? Я даже могу назвать причину и адрес. Что скажешь на это? Петрович недоуменно пожал плечами:
- Олег, не парь мне мозги - никаких вызовов не было, говорю тебе совершенно официально. Может, тебе просто почудилось, со сна? Ты лучше спи и не мешай мне. А на твои угрозы, между прочим, мне что два пальца- сам знаешь чего…
- Ладно, дед, не обижайся, - примиряюще сказал я, не желая ссориться с Петровичем.
- Если уж тебе так не спиться, - обернулся ко мне Петрович, - можешь покалякать со мной за жизнь, а то совсем скучно одному на дорогу смотреть.
- А вот, фигушки, тебе - я лучше покемарю, чем с тобой трепаться: крути сам свой бублик. И я снова прислонился к стенке, обняв Ирку за плечи.
- Сто седьмая, почему не подтверждаете прием? - услышал я в очередной раз надоевший голос. ,,Нет, это уже становится невыносимым, - вскочил я и посмотрел в переговорное окно, сквозь которое хорошо просматривалась бегущая дорога. Я хотел, было, снова наорать на Петровича, но наша ,,Волга,, вдруг остановилась, как вкопанная, мотор смолк, и воцарилась давящая тишина. А вокруг ни звука, ни огонька, как - будто мы не в многомиллионном городе, а где-нибудь в поле. Только полоса света от фар нашей старухи и в этом свете стоит женщина в светлой блузке, с короткими рукавами и в светлых же туфельках. Позже, я сам удивился, что смог столько рассмотреть. Роста женщина была ниже среднего, темные волосы коротко острижены. Впрочем, в цвете волос я мог и ошибиться из-за яркого света фар. Вот цвет глаз я различить не мог: просто два темных пятна. Женщина подошла вплотную к радиатору машины и сказала:
- Доктор, миленький, скорее поезжайте, - она указала адрес, который я и без того успел запомнить. – У меня умирает ребенок! Доктор, заклинаю вас, поезжайте - дорога каждая минута. Я хотел что-то ответить, но в этот момент наша машина рванулась вперед - прямо на женщину. – С-с-стой! - заорал я и схватил Петровича за плечо: - Куда ты прешь, старый дурак, совсем ослеп? А ,,Волга,, тем временем, наехала на женщину и, переехав ее, спокойно продолжала движение. Нет, машина не переехала женщину, а просто прошла сквозь нее, как сквозь воздух: я даже не успел испугаться и заорал: - Петрович, черт тебя дери! И… проснулся. – Ты чего орешь, как недорезанный поросенок? - участливо посмотрел на меня Петрович. Приснилось чего? – Разве я кричал?- ответил я вопросом.
- И еще как орал! - немедленно подтвердил он. – Послушай, Петрович, ты не останавливал машину несколько минут назад?
- Доктор, похоже, ты еще не окончательно проснулся. Петрович раскурил сигарету и протянул ее мне: Закури, док, хорошо отшибает сон, - посоветовал он. А Ирка все так же ничего не слышала и продолжала спать, перебравшись на носилки.
- Слушай, дед, - обратился я к Петровичу: - У меня к тебе имеется личная просьба: давай-ка подъедем вот по этому адресу, -написал я несколько строк на выдранном из блокнота листке. Петрович внимательно посмотрел на меня: - Это очень нужно, тебе?- спросил он.
- Не спрашивай меня, дед, потому что я и сам ничего не понимаю. Просто сделай мне личное одолжение: поверни машину по этому адресу. Петрович неопределенно хмыкнул, но машину развернул. И мы помчались вперед - куда и зачем - я не мог объяснить даже себе
А наша Ирка продолжала спать, свернувшись калачиком на узких носилках. Петрович молча вел машину, а я, перегнувшись к нему через переговорное окно, командовал:
-Сейчас свернешь влево, потом - прямо. Дальше, я скажу, куда ехать. Каким образом я чувствовал маршрут - не могу понять до сих пор. Мне кажется, что я просто видел его. Минут через пятнадцать я велел Петровичу свернуть в узкий переулок и остановиться возле каменной четырехэтажки еще довоенной постройки.
-Остановись здесь, у подъезда! - попросил я. Петрович остановил машину и выжидающе посмотрел на меня. - Что, дед, думаешь - спятил твой командир? Петрович неопределенно пожал плечами. - Я с тобой полностью согласен, дед, - сказал я, выпрыгивая из машины.
Если меня не будет через несколько минут - буди Ирку и поднимайся ко мне - адрес у тебя есть. И я побежал в подъезд. Свет горел только на первом этаже возле ржавых дверей старого электрощита. Лестница была грязной и узкой, со следами растоптанной штукатурки. Вдоль стены, на уровне глаз, чернели пятна от гасимых окурков, ковром покрывающих ступени. ,,Четвертый этаж - не двенадцатый,, -успеваю подумать , - взлетая на нужный этаж. ,, А вот и квартира! ,,- гляжу на давно не крашенную деревянную дверь. Ищу взглядом кнопку звонка и, не находя, стучу кулаком. Дверь почти моментально отворяется и я вижу перед собой пожилую женщину с усталым лицом и заплаканными глазами. Она, стоит в байковом халате и тапочках, на босую ногу. Женщина вопросительно смотрит на меня. Я представляюсь, и она удивленно всплескивает руками:
- Доктор, вас, наверное, сам Бог послал! Я уже не надеялась на помощь, как же вы вовремя.
Не слушая ее бормотание, я вбегаю в комнату и оглядываюсь: ,,А вот и больной ребенок: на кроватке разметалась в бреду девочка лет пяти или шести. Пробую, на ощупь температуру: лоб холодный, покрытый липким потом. Девочка беспокойна, движения судорожные. Выхватываю из кармана халата фонендоскоп: дыхание прерывистое, поверхностное. Вдох затруднен, видимо начинается асфиксия. ,,Где же Ирка? - мелькает мысль и, краем глаза, вижу вбегающих Ирку и Петровича. Пока Ирка распаковывается - продолжаю осмотр: миндалины чистые, сыпи нет. Пульс замедленный, почти не прослушивается - брадикардия. ,, Очень похоже на ложный круп? Я могу сам не справиться,, , - в панике думаю я. ,,Стоп, хватит сопли жевать - нет времени для рефлексий,,. Оборачиваюсь к стоящей рядом женщине: - Вы кто будете девочке?
- Бабушка, я – отвечает она с гримасой отчаяния на лице: - Доктор, она умирает?
- Где у вас телефон?- игнорирую вопрос.
- А здесь нет телефона, - словно стесняясь, отвечает женщина. Есть только в третьем подъезде, но вас туда могут не пустить. Уже не обращая на нее внимания, поворачиваюсь к Петровичу: - Дед, как наша рация, в порядке? Петрович понимающе глядит на меня: - До сих пор была в порядке.
- Срочно вызывай реаниматоров и тащи подушку с кислородом, - уже вдогонку кричу я. "Все, решение принято: надо спасать ребенка!"
- Ирка, - командую я, - сульфат магния внутривенно хлорид натрия - внутримышечно, бегом. - Сейчас, миленькая, сейчас будет легче, - шепчу я девочке, как - будто она может меня услышать, ребенок без сознания.
- Вбегает Петрович с кислородной подушкой: - Реанимация уже выехала, - сообщает он. - Где вода? - зову хозяйку. Она бежит на кухню и возвращается с полной кружкой: - Это кипяченая, - поясняет она, но мне годится любая. Смачиваю марлю и обматываю кислородную маску, закрывая ею нос и рот девочки.
- ,,Сейчас, малышка, будет легче,, повторяю про себя и с тревогой всматриваюсь в худенькое личико ребенка: черты лица заострены, губки синие, очень большая одышка. Ирка успела ввести сульфат натрия ,но продолжает возиться.
- Что ты, копаешься, недотепа! - кричу я Ирке, хотя она этого не заслужила.
- Не могу найти вену, - чуть не плача, отвечает Ирка, и я снова закипаю:
- Тебе, что, обязательно нужна локтевая? Ищи на ногах, на кистях рук, наконец.
- Мне учить тебя? Ирка, в конце - концов, находит вену и медленно вводит хлорид натрия. Поддавливаю подушку - чувствую, что кислорода маловато. Петрович вопросительно смотрит на меня. – Тащи следующую! - приказываю я, и он мчится к машине. ,,Да где же реаниматоры, черт бы их побрал!,, - ругаюсь я, продолжая выдавливать кислород. Девочка дышит еле слышно и ,вдруг, я перестаю слышать ее дыхание. Я растерянно смотрю на нее, еще не понимая, что произошло: ,, нет, только не это - мы же все делаем правильно,,. Ирка, как подброшенная, бросается к девочке, поднимает ей веко: - Глаза! - кричит Ирка. - Олежка, глаза!
- Что, глаза? - непонимающе смотрю на Ирку. – Зрачки расширяются, - в ужасе смотрит Ирка на меня. Пробую пульс- тишина. Ищу на шее - тот же результат.
- ,,Нет, так мы не договаривались! Это уже не по - правилам!,,. Поднимаю веко: зрачок расширен. На втором глазу - та же картина.
- Ирка, зеркало, быстро!
- Какое зеркало? - растеряно спрашивает бледная Ирка.
- Твое зеркальце, черт тебя дери!- ору я, уже не пытаясь сдерживаться.
- Ирка, вся белая, подает маленькое зеркальце. Прикладываю его к губам девочки: девственная чистота. ,,Да что же это за инквизиция какая- то? ,,- проносится в голове.
- Олежка, она уходит, уходит! - как заведенная шепчет вся белая Ирка.
Я машинально смотрю на часы: прошло не более сорока секунд - может, минута.
 Кажется, шанс еще есть! Крохотный - но есть! Я задираю рубашонку девочки и кладу левую руку на область сердца, а правую - сверху. ,,Как там нас учили? Рраз-два-три!,, - считаю я, стараясь, чтобы на все три счета уходила одна секунда. Шестьдесят толчков в минуту. Рраз –толчок, два-три- отдых. Только бы не сломать ребра!
,, Рраз-два-три! ,,- шепчу я, как молитву. ,,Господи, помоги мне! Господи, помоги мне спасти эту девочку! Клянусь, если она оживет - брошу курить! ,,
,,Рраз - два- три! ,,- я, как умею, молюсь: ,, Господи, ты знаешь, что я безбожник, но если ты есть - ты поможешь мне ее оживить,,.
,, Рраз- два- три ! ,, Я весь мокрый, пот стекает со лба, течет через щеки, глаза, мешая видеть девочку. ,,Рраз -два-три! Господи, если ты оживишь ее - клянусь -сделаю Ирке предложение. Ну, поверь мне, ведь я не такой уж пропащий, правда?,,
,,Рраз-два-три! Сколько минут прошло?,,
- мне некогда взглянуть на часы.
,, Рраз – два- три! ,, - Есть! - шепчет Ирка ,- а мне кажется, что она кричит мне прямо в ухо. – Есть зрачок! – Ирка и на самом деле кричит. Смотрю зрачок: сузился, негодяй, сузился! Готовь строфантин! - оборачиваюсь к Ирке и продолжаю массаж, но уже заметно слабее. Прикладываю Иркино зеркальце к губам девочки: поверхность зеркальца мутнеет, ура, неужели получилось? Я, по–инерции продолжаю уже ненужный массаж, когда меня кто-то осторожно трогает за плечо. Оборачиваюсь: Моисей Самсоныч, собственной персоной ! ,,Наконец-то прибыли реаниматоры!,, ,-радуюсь я. Теперь - то девчушка никуда не денется - не пустим! ,,
- Молодцом, Олег! - хвалит меня Самсоныч, а его похвала - многих стоит. А вокруг стоит вся бригада реаниматоров и ободряюще улыбается мне.
- Все, Олег все! - отстраняет меня Самсоныч: - Ты свое дело сделал- оставил нам живого пациента, а теперь - наша работа. Я растираю затекшие кисти рук и смотрю на часы: у меня прекрасный японский хронометр - предмет моей гордости. ,,Боже мой! - прошло всего три минуты, а мне показалось - вечность. Гляжу на Ирку, как гладиатор на жену римского консула: куда направит большой палец правой руки? Ирка понимает меня без слов - ее большой палец торчит вверх. – Может, мы еще понадобимся?- неуверенно спрашиваю я у Самсоныча, но тот мягко отстраняет меня: - Здесь ты не нужен - еще раз спасибо за хорошую работу. Мы с Иркой собираем свои манатки: описывать процедуры и назначения будем дома, сейчас - просто нет сил и желания. Петрович тоже показывает мне большой палец: он, оказывается, все это время находился рядом. Уже уходя, я подошел к хозяйке квартиры: А как зовут девочку?- спрашиваю я. - Леночка, ее зовут, - ответила она, вытирая глаза. – А где же родители Леночки? - продолжаю допытываться.
- Отец их бросил, а мать - моя дочь - погибла, когда Леночке было четыре годика. Вот недавно годовщину отметили - в прошлом месяце. Одна я с внучкой осталась. Да, вот, не смогла уберечь.
- Ну, не надо так убиваться, - мне захотелось как-то успокоить женщину. –Поверьте, все у вас будет хорошо. Вам очень повезло, что приехал Самсоныч - это наша лучшая бригада. Между прочим, - спросил я, повинуясь какому-то внутреннему порыву: Нельзя ли взглянуть на фотографию вашей дочери?
- Верочки? - удивилась женщина.
- Ну, да! Матери Леночки, - повторил я. Женщина вышла в другую комнату и через несколько секунд вернулась, подав мне цветную фотографию размером с почтовую открытку.
Взглянув на фотографию, я похолодел: С фотографии на меня смотрела, улыбаясь, незнакомка из моего странного сна. Она была в той же блузке, с кулончиком на цепочке, только глаза у живой Верочки были голубые, почти как у Ирки.
- Так я и знал, - неожиданно сказал я и осторожно, будто фотография была из хрупкого стекла, вернул ее женщине.
- Что вы знали?- вскинулась она, но я протестующе махнул рукой: - Не берите в голову- это я так, для себя, - сказал я и медленно побрел к выходу. Моя бригада с удивлением посмотрела на меня и тоже потянулась вслед.
- Доктор, миленький, - услышал я вдогонку, - Спасибо вам и низкий поклон от меня и Верочки. Перед самой дверью я, вдруг, вытащил заработанную полсотню баксов и молча всунул женщине в руку.
Она, ничего не поняв, хотела, видимо, что-то мне сказать, но я быстро сбежал вниз.
Мы подошли к машине в полном молчании: да и о чем можно было говорить?
В салоне Ирка, неожиданно, обхватив за шею, принялась исступленно целовать меня в губы, щеки, нос, извозив все лицо слезами и помадой.
-Ну, ну, моя хорошая, успокойся, - глажу я Ирку по волосам, плечам, спине.
- Ты, уж, прости меня за грубость. Честное слово, не хотел я тебя обидеть - просто сорвался… Ты простишь меня? - спросил я, целуя Ирку. Петрович оглянулся и снова показал мне большой палец. Ну, док, и выдал же ты! Я сам чуть не заревел от счастья, когда девочка задышала. Считай, не зря хлеб жуешь, землю топчешь.
- Ты, дед, смотри вперед, если хочешь чтобы мы вместе топтали землю.
- Не боись, медицина! - хохотнул Петрович и нажал на газ. Наша ,,Волга,, жалобно взвыла и помчалась, как несправедливо пришпоренная лошадь.
- А между прочим, ты мне так и не объяснил, почему решил вернуться с дороги, - обернулся ко мне Петрович. Я решил не развивать тему: - Считай, что это мой каприз.
Разве я мог рассказать им о том, что я все знал заранее? Как объяснить им, что меня вела какая-то интуиция? А может, это было совсем другое? Мне самому еще предстояло разобраться во всем происшедшем, если, конечно, можно объяснить иррациональное. Полагаю, что в 15-й больнице и без меня хватает пациентов. Попробуй, расскажи кому-нибудь об этом случае – дорога в дурдом мне обеспечена на долгие годы. - И все-таки, ты явно что-то знал, потому что очень точно указывал маршрут, - не унимался Петрович. – Тем более что никакого вызова не было - это я тебе со всей ответственностью заявляю.
- Что за вызов?- встрепенулась Ирка, - отрываясь от моих губ. – Мальчики, что за тайны от членов экипажа? – Да погоди ты, коза, - улыбнулся Петрович.
- Н у, могут у нас с доктором быть свои, чисто мужские секреты? Ты, например, слыхала о таком выражении- ,,святой мужской союз,,?
-
- Да, ну вас! - отмахнулась Ирка и снова обняла меня. Я нежно поцеловал мягкие Иркины губы, вкусные от помады и поднял руку: - Разрешите сделать заявление команде.
Команда, в лице Ирки и Петровича, с интересом посмотрела на меня.
- Будет лучше, если я выключу двигатель, - заявил Петрович. Машина остановилась.
- Слушайте меня внимательно!- торжественно начал я. Когда я безуспешно пытался завести сердечко нашей девочки - я поклялся, что если мне удастся оживить ее - я совершу два серьезных поступка в своей жизни. Во - первых, брошу курить. Петрович одобрительно захлопал в ладоши: - Это мудрое решение. Наконец-то я смогу спокойно курить свою ,,Ватру,, , не опасаясь разных ,, шаровиков,, .
- А во- вторых, - продолжал я, - мы подходим к самому главному вопросу, - тянул я резину, стараясь перейти на шутливый тон, но сегодня мне это плохо удавалось.
- А во- вторых, дорогой Петрович, я официально прошу у тебя - нашего старейшины- руки присутствующей здесь Ирины. Сказал и сам испугался своих слов. На несколько мгновений в машине повисла густая тишина: даже стало слышно, как звенят ключи, раскачиваясь в замке зажигания. Первым опомнился Петрович. Он посмотрел на меня, как Ленин на буржуазию, а Ирка, вообще, ничего не поняла.
- Ты хочешь жениться на нашей Ире? - почему- то тихо спросил Петрович.
- Да, да, да! - Прокричал я ему прямо в ухо. Ты, глухой пень, наш лучший на свете водила! Да, я хочу взять в жены Ирку - сочетаться с ней законным браком, если так тебе более понятно - жениться на ней, в конце концов. Вот на этой присутствующей здесь девице. Мои намерения чисты, как поцелуй ребенка - к тому же я поклялся совершить этот шаг. – Я всегда знал, что ты влюблен в нашу Ирину, - засмеялся Петрович
- Может, я и глухой, как несправедливо считают некоторые, но ведь не слепой! Давно вижу, что влюблен ты в нее по уши. Учитывая твои давние чувства к Ирине, которые ты полагал никто не замечал, я благословляю вас, ребятки и желаю вам счастья и семейного благополучия.
- Стоп, стоп! - закричала Ирка. - Что вы, негодяи, здесь решаете без моего согласия?
Это же домострой, какое-то средневековье! А меня вы спросили? Да я, может, и глядеть на него не желаю: грубиян, черствый, бездушный чурбан. Может, я вообще, не желаю замуж?
- В слове, "может" имеется некоторая неопределенность, трактуемая как возможность действия, как некий положительный итог, - возразил я. И зачем тогда ты целовалась со мной?
- Но ведь мы с тобой и раньше целовались, но ты не ставил вопрос так серьезно, - возразила Ирка.
- Э- э- э -нет! Так мы с тобой еще не целовались! Обычно, мы целовались в щечку, носик, но в губы - ни разу.
- А какая разница?- наивно спросила Ирка.
- Ах, так ты не знаешь в чем разница? Ты даже не догадываешься, что от поцелуев в губы могут появиться дети? Боже, какой наив! Сегодня ты столько раз целовала меня в губы, что вполне можешь залететь. А я, как честный человек, хочу чтобы мой ребенок не вырос в безотцовщине, а ты не стала бы матерью – одиночкой.
- Все, все! -
 поднял руку Петрович. – Между прочим,
вопросы брака и войны всегда решались только между мужчинами. Поскольку войны, слава Богу, нет, то нам остается решить всего один вопрос. А, так как мужская часть собрания высказалась положительно, то присутствующей здесь девице придется принять наше решение к сведению. Ирка, видимо в силу природного упрямства, хотела, было, снова возразить, но я, вовремя закрыл ей рот поцелуем. Когда мы, наконец, оторвались друг от друга чтобы перевести дух, Ирка спросила: - А ты, так и не скажешь мне самое главное слово?
Я взглянул в ее бездонные озера и сказал – Пожалуйста!
- Ты, чудовище! - закричала Ирка, пытаясь оттолкнуть меня.
- Нет, нет!- в отчаянии завопил я. – Я просто неловко пошутил! Я хотел сказать, что люблю тебя больше жизни. Я люблю тебя, Ирка и ты даже не представляешь сколько
душевных сил я потратил, чтобы делать вид, будто мне безразличны твои телячьи шалости. Поэтому я, со страхом в душе, спрашиваю тебя: есть ли у тебя причины не пойти за меня - отказать мне в такой малости? Ирка внимательно посмотрела на меня своими глазищами и медленно покачала головой. И тогда я снова поцеловал ее, но теперь уже на законном основании.
- Сто седьмая, примите вызов, - так некстати заверещала рация Людкиным голосом.
- Сто седьмая, сообщите местонахождение, - противно повторила она.
Я понял, что спокойно дождаться окончания дежурства не удастся…