Мандралопа

Самодельные весы безбожно врали. Взвесить на них что-то было невозможно. Но по последней концепции пропорции и варки, они были необходимы. И хотя мы понимали идиотизм ситуации, выхода у нас не было.
- Чего ты делаешь Васёк?
- Белый собираю.
- Какой белый? Его уже взвешивать пора.
- Да вот он, чего ты?
Я протягиваю ватной рукой пакетик с белым и задеваю весы, только что уравновешенные. Они падают, пакетик тоже.
- Ясно! Хотела бабка после ужина посрать, а ей позавтракать не дали. – губы Ника сжались, глаза стали холоднее обычного. Всё, конец. Понеслась.
Глаза невозможно на чем-то остановить. Они обязательно ползут в сторону, но тебе кажется, что ползёт предмет. Постепенно приходит уверенность. Да, предмет ползёт потому, что ты на него смотришь. Позднее ты понимаешь, что ты на него смотришь потому, что он ползёт.
Пакетик с белым падает на мои колени. Сверху, почему-то с оглушающим грохотом, падают импровизированные чашечки весов, разновесы и самодельное коромысло. Попытки поднять всё упавшее на грязную, в рыжих подпалинах от чёрного, пропахшую тягой и кислотой, поверхность стола, оборачивается неудачей. Всё оборачивается звонким стуком всяких штучек и потоком ругательств Ника. Чёрт, ведь я действительно искренне желал всё это поднять. Я не виноват, что не положил те пять предметов в моих руках. Хотелось просто поднять, что уронил и не нервировать своей неловкостью. Но в результате всё постепенно оказывается на полу. Подгоняемый всё тем же искренним желанием, я вскакиваю, а табуретка падает.
- Ну началось по всему Союзу – Ник начинает беситься.
- Что стоишь, собирай теперь. – услышал я. Я стоял посреди кухни с бритвой, тарелкой, пинцетом, зажигалкой и книгой в руках.
- Брось эту замануху. Нет там ничего. – я протягиваю ему лист бумаги, хочу чего-то сказать.
- Что ты мне суёшь? Весы давай. – пока Ник заново уравновешивал весы, я принялся собирать рассыпанное.
Ущемлённое самолюбие, презрение к себе, подогреваемое всякими прибаутками мешали сосредоточиться на главном. Если оно вообще существует. Но главным кажется то, что ты делаешь сейчас и ты напрочь забываешь обо всём остальном. Взгляд циклится на поиске частиц проспанного белого и разновесов. Он хаотично мечется по полу, цепляясь за мало-мальски похожие предмет розыска частицы. Команда в мозг, ноги несут тело вперёд к предмету, который надо подобрать. Руки тянутся. Пальци берут и подносят к глазам. Ошибка, это не то. Глаза продолжают методично сканировать пол уже в который раз. Команда в мозг. Ноги несут. Руки берут. Ошибка. Мозг начинает думать, глаза шарить. Команда в мозг…
Когда я наконей справился со своим мозгом, он пробуксовывал, пережёвывая смертельную усталость, презрение к себе и необходимость всё собрать как можно быстрее. Теперь стало понятно, что ноги, руки, глаза, выполняя давным-давно поставленную задачу, живут своей отдельной жизнью. Глаза смотрят и ищут знакомое, но им всё равно, каков будет результат. Ноги несут тело, но им всё равно, куда его нести. А рукам всё равно, что подносить к глазам, которым уже видится совсем другой предмет. Причём последовательность операций совершенно не важна. Хотя со стороны кажется, что движения упорядочены, это не так. Руки берут и подносят к глазам, мозг понимает, что это ошибка, руки кладут, глаза смотрят вперёд, ноги несут, руки поднимают. Таким образом все предметы перемещаются по полу, постоянно меняя место.
- Васёк, хорош зависать – голос громовым эхом раскатывается в мозгу, пугая занятые своей работой члены. Только сейчас я осознал, что ползал по полу кухни, с бегающими глазами на лице младенца, уже более получаса. От накатившегося ощущения становится тошно и противно.
- Колбу протёр? – кажется это голос Ника. – Колбу, говорю, протёр?
- А где она?
- Ясно, пригодился хорошенький. – он резко встаёт. Я след за ним, как ватная кукла на неуверенных ногах. – ладно, я протру. Он вышел из кухни. В ванной полилась вода.
Звук льющейся воды, он как шёпот. Что он там говорит? Вода течёт, бритва скребёт, а энергия напуганных членов уходит в слух. Боже мой, что он говорит? Что он говорит?
- Скреби, скреби, уродец окаянный. – шепчет вода в ванной. Молчание становится невыносимым.
- Ник – зову неуверенно я.
- Чего тебе, галлюцинации замучили?
- Нет, куда красный девать?
- В жопу себе засунь. – вот и поговорили. Вода опять начинает шептать гадости.
- Ты можешь считать, что ты делаешь всё лишь для того, чтобы людям вокруг было хорошо, но это не так.
- Нет, это правда.
- Да. Это ложь. Ты ублажаешь себя.
- Ну и что? Не буду отрицать, что мне хорошо, когда другим не плохо.
- Софистика придурка.
- Но как ты объяснишь тот факт, что я терплю мучения, унижения и принимаю дозу последним?
- Дурак потому что.
- И всё?
- Нет, не всё. Ты прячешь от себя своё желание ублажать себя. Потому прячешь, что другим сказал, мол нет у тебя кайфа, если его у других нет. Но это бред, и ты это знаешь. Поэтому и прячешь от себя. От себя не спрячешь, другие заметят. Вот и маешься полудурком.
- Мне наплевать, я знаю, что это не так.
- Если не знаешь, что прятать, не спрячешь ничего. А ведь тебе так много надо спрятать. Правда, Васёк?
- Нет!
- Васёк, - Ник вернулся – Ты опять завис? Красный собрал?
- Да.
- Хорошо, что да. Если бы нет, то кончился бы для тебя обет.
- Какой обед?
- Во славу побед.
- Над кем?
- Над собой.
- Ник, хорош гнать. И так еле сижу, а ты подганиваешь.
- Я не подганиваю, я спрашиваю. Ты красный собрал?
- Я же ответил, что да.
- Это хорошо, давай его сюда. – он зажмурился как кот – Взвесить сможешь?
- Конечно.
- Конечно должен знать ты это…
- Что?
- Я не тебе. Ты взвешиваешь?
- Конечно.
- Вот я и говорю, конечно должен…
- Сколько взвешивать?
- Три спички.
- А почему спички, где разновес?
- На полу. Ты же его так и не подобрал.
- Как не подобрал?
- А вот так. У тебя там другие дела были видимо.
- Гонщик – возмутился я.
- Ты сам гонишь по диагнозу.
- По какому?
- Ну знаю, тебе виднее. Ладно не мешай, варить надо. – Ник делает совершенно безумное лицо, изображающее улыбающееся лицо восторженного дебила, поднимает указательный палец и добавляет не своим голосом – а это процесс мистический.
Странно, почему он делает вид, что хочет меня чему-то научить, а на деле постоянно меня путает?
- Смотри Васёк. Видишь? Это мёртвая материя. Сейчас у меня в руках она начинает оживать. - Он закручивает колбу волчком и хитро смотрит на меня.
- Смотри! Видишь много мелких планеток образовалось? – Действительно смесь потемнела, стала тёмно коричневой и собралась во множество мелких шариков. Они были совершенно тверды и шуршали. Шуршали маленькие планеты.
- Васёк, чего ты на колбу уставился?
- Смотрю.
- Так этого нельзя делать.
- Почему?
- Как ты смотришь нельзя.
- Но почему?
- Откуда я знаю? Наверное туда попадёшь и сваришься. Крыша съедет. А она у тебя и так протекает. Смотри, планеты сливаются. Через несколько минут они сольются полностью. Рано или поздно всё на свете сливается. Это неизбежно. Кажется, что есть чёткие границы, но они существуют лишь только для того, чтобы привлечь посторонний взгляд и задержать его. Всё рано или поздно сливается в одну планету, в один мир. Смотри, вот он. – На дне колбы лежал идеально круглый шар коричневого цвета. Небольшие грани на нём мерцали радужными бликами.
- Всё, теперь надо её поторопить.
- Как?
- Как, как? Руками. У человека в руках большая сила. В пальцах жёсткая, агрессивная. В ладонях мягкая. Смотри. На ладонях держу планету, она пухнет, в размерах увеличивается. А вот пальцы-лучи на ней свожу. Гляди, напротив пальцев пузыри пошли, отверстия показались, а их края закипели. Ещё чуть-чуть и она взорвётся. Всё. – Ник закатил глаза к небу – Теперь это живой океан. Чем сильнее бурлит в нём жизнь без использования энергии извне, тем лучше для нас. Но океану не хватит энергии, чтобы закончить работу над материей. Эму надо помочь.
- Мы?
- Да, только мы, больше никто.
- Ты серьёзно?
- Конечно! Кто может сравниться с богами?
- Боги.
- Какие боги? Они далеко, а мы здесь. Лучше телегу слушай.

Был у меня друг, который коллекционировал сны. Забавный человек. Ничего на свете не боялся кроме мандралопы. Представь, что этот друг ты. Короче познакомился он во сне с человеком, который коллекционирует сны. Тоже очень забавный человек, тоже ничего не боялся, но это тоже ты. Пошёл он в гости к другому коллекционеру снов в другой сон, не стану говорить, что это ты, но ты на него похож. Сидят они в кругу коллекционеров снов, пьют чай и обсуждают новости дня о которых они ничего не знают, живут то они во сне.
Сны обсуждать им надоело, потому, что они коллекционируют сны одинаковые. А в снах они же, которые обсуждают новости дня о которых ничего не знают и знать не могут. Пьют чай. Чего остаётся делать? И вот прошёл среди коллекционеров слух, что в твоём сне жуткая история приключилась. Пришёл ты на чаепитие к своему другу коллекционеру слов и говоришь: «Жуткая история произошла в моём сне. Приснилось мне, что прихожу я к тебе, а у тебя вместо лица бычий пузырь – МАНДРАЛОПА, а ты поворачиваешься ко мне, снимаешь своё лицо и спрашиваешь:
«Такой что ли?..
«Такой что ли?..
«Такой что ли?..
«Такой что ли?..» Ник поворачивается ко мне лицом…» Пододвигается вплотную…» Снимает своё лицо…» и произносит:
«Такой что ли?..»
Я в ужасе цепенею, что-то ползает под рубашкой…»

- Какой ужас – я поднимаю глаза на Ника.
- Ты о чём? – Ник склонился над колбой в асбестовом гнезде на перевёрнутом утюге.
- Я о мандралопе.
- О какой мандралопе?
- О которой ты рассказывал.
- Да я молчу уже минут 15-ть
- Не может быть!
- Может или не может – Ник, выпрямился и начертил кривым пальцем в воздухе знак – Это тебе решать, а раствор воды просит. Ты сказал, что вскипятишь.
- А что сварился? – оживился я
- Раствор или ты?
- Раствор..
- Его гасить пора, чувствуешь запах?
По квартире, из комнаты в комнату носился упругий Змей, необычайно едко пахнущий цветами и фруктами. Если понюхать саму колбу, то запах забирается в самые отдалённые уголки мозга и мечется там подобно мухе, вызывая лавинную судорогу по телу. С оскоминой и невероятно приятным и мучительным ощущением в затылке.

- Ла ла ла ла – Ник замурлыкал мелодию про одинокого гармониста – Ла ла ла, одинокий гормон. Ник отразил полное безразличие на лице, но нарочито, что бы я видел скосил глаза на меня.
- Гуляет такой… гОрмон. Гормончик, и склоняет, то в одну сторону, то в другую. Ходит и склоняет. Ходит и склоняет, склоняет, склоняет…
- Ну склоняет, ну и что?
- А кто-то выполняет, их тогда в углу прислоняют и долго не отпускают. А потом всю жизнь потакают, что других к тому же склоняют.
- Не пойму, чего ты гонишь? – мозг совсем отказывался воспринимать, булла нужна вмазка, которая в конечном счёте так ничего и не решит.
- Это не обязательно. Раствор готов. Наливай бочки, приехали. Пипол! –закнул Ник – Эй! Раствор готов, по машинам!
В кухню входит пипол. Люди с жёлтыми лицами и огромными горящими глазами. А вместо лица – бычий пузырь.
- Раство –бест! Обосрётесь. Памяти Нивмеровича – Датченко.-Он победно поднял колбу. Голубая жидкость переливалась перламутром и светилась гипнотическим светом.

Вошедшие неуклюже толпились у плиты в попытке изобразить заинтересованность, но кроме желания вмазаться на их лица не было ничего.


Вмазка, что такое вмазка для винтового? Это казнилово!
- Нашёл что ли? – Руки Ника, одна вдвое больше другой. Контроля не было.
- Ник, это самое… кажись игла забилась.
- Так возьми другую. Что ты меня забитой тыкаешь? Ты из меня подушечку для иголок сделал.
- Так я только что заменил. – возмутился я.
- Что ты мне объясняешь? Меняй быстрее, я уже с ума сходить начал из-за твоих наворотов. То у тебя контроля нет, то игла забилась, то вену видишь, но попасть не можешь, то вообще ничего не видишь, то видишь через стенку, что в соседней комнате и в каких они там позах. То ты глазами слушаешь, а ушами видишь, то у тебя из пальцев нитки, то у тебя из жопы пламя…
- Ник, они тут все забитые.
- Быть того не может, их там штук 10-ть было.
- Их столько и есть, но все забитые.
- Чего ты гонишь? – Ник повернулся к столу, на котором был когда-то наведён порядок. – Чего ты тут делал?
На столе в вперемешку валялись шприцы, иглы. Стояли банки с чистой и грязной водой, обе розоватого цвета, в них плавали кусочки ваты и иглы. На обрывках газет с оранжевыми пятнами расползались кровавые пятна.
- Что ты тут делал, гнида?
За что он меня так? Сознание уходит вглубь, пытается уйти от навалившихся противных ощущений. А вместо лица бычий пузырь. Бежать.

Ужас всего положения не в том, что ты пытаешься убежать сам от себя, а в том, что невозможно понять, убегаешь ли ты или ты догоняешь. Если ты догоняешь, то кто впереди тебя, ты или тот кто за тобой гонится. Комок сдавливает горло и спускается в солнечное сплетение, становится неуютно и страшно. Ноги вынесли меня в ухоженный сад коллекционера снов. Ветки дерева неприятно скользнули своими обильными бычьими пузырями по руке.
- Бежать – за калиткой стояла размытая человеческая фигура. – Простите.
Она серая – эта женщина. Я остановился.
- Простите, где стоянка такси? – молчит…
- Послушайте, вы знаете, где стоянка такси? – женщина повернулась лицом, сняла его, чтобы показать мандралопу – Такая что ли?


Неожиданно пошёл контроль.
- Есть! Гони! – поршень медленно пошёл вверх, две минуты порхания бабочки. Ник откинулся на диван.– Ясно!
- Ну что?
- Ты всё поймёшь и всё увидишь сам…


В комнату потянулись заискивающие торчки.
- Уколи а?


У женщины у калитки была очень красивая фигура. Не может быть, чтобы у такой красоты вместо лица был бычий пузырь.
- Васёк, как раствор?
- Класс.
-Приходнёшься приходи на кухню. Пора белый отбивать.


- Девушка, где стоянка такси?
- Я вам уже ответила – а вместо лица бычий пузырь.- Да, надо определённо куда-то бежать. Лишь бы разобраться в какой коллекции находишься. Надо остановиться, когда надо бежать. Если бежишь, невозможно понять догоняешь ты или убегаешь.


- Васёк, приходнулся?
- Ага.
- Я белый выбил, надо весы уравновесить.


Самодельные весы безбожно врали. Взвесить на них что-то было невозможно. Но по последней концепции пропорции и варки, они были необходимы