Глава 7.
7, 7 калорий*N.
- Ветрено, тебе не кажется? – услышал парень, стоявший на краю крыши дома.
Он вздрогнул и чуть не потерял равновесие.
- Да, - снова заговорил голос, - видишь, тебя чуть не снесло.
Парень открыл глаза и повернул голову в сторону, откуда доносился этот женский голос. Там, за антеннами лежала девушка лет семнадцати в спортивного типа брюках бо-лотного цвета, черных кедах с белыми носами и подошвой, черной тенниске, на которой по всей площади груди был помещен белый штрих-код с цифрами 4_602005_. На ее левом запястье он разглядел черный кожаный ремешок, а в правой руке – сигарету. Он сделал шаг навстречу, молча уставившись на нее.
- Говорю, ветрено, - приподнялась на локтях девушка, глядя прямо в глаза парню.
Он, наконец, очнулся.
- Да, наверное, - выдавил он из себя. – Что… Что ты тут делаешь?
- Я? – удивилась Маша, а это именно она и была, не меняя позы. – Медитирую.
- Медитируешь? Ты же лежишь на полу.
- На крыше, - поправила Маша.
- Ты же поняла, что я имел в виду. Ты лежишь и куришь.
- Ну…?
- Медитируют в позе лотоса, насколько я знаю.
- А как ты думаешь, насколько это?
- Насколько, что?
- Насколько ты знаешь?
Парень молчал. Маша тоже выдержала паузу, прежде тем продолжить:
- Правда в том, что ты медитируешь очень часто, даже не замечая этого, независи-мо от позы. Даже когда ты просто едешь на метро, автобусом, маршруткой и так далее, когда проваливаешься в свои мысли. Но это все бессмысленная медитация, бесцельная и бесполезная, для того, чтобы медитировать созидательно, нужно учиться. Поза же, это де-ло вкуса. Просто поза лотоса замедляет кровообращение в нижней части туловища, и львиная доля кислорода направляется в мозг.
Парень присел рядом с ней.
- Для гуру ты слишком небрежна, - сказал он, - куришь. Это вредно для легких.
- Это гораздо более вредно для моей личности.
Парень смотрел выжидательно, ожидая объяснения. Маша поняла его взгляд, и, глубоко вздохнув, продолжила.
- Я привыкаю заполнять свое свободное время, решать свои проблемы, проводить самоанализ, думать, с сигаретой.
- НО ты можешь думать и курить одновременно.
- Да, вот именно, могу, и привыкаю. И позже чувствую потребность курить для то-го, чтобы думать и успокаиваться в определенных ситуациях. Вот если бы можно было курить отдельно от «думать», но тогда и кайфа нет, так как удовольствие получаешь моз-гом, а не легкими. Но ты становишься зависимым, - а это всегда плохо.
- НО если ты все понимаешь, то зачем куришь?! – воскликнул парень.
Маша рассмеялась.
- Да все мы все понимаем, но продолжаем делать или не делать что-либо. Если на-до не делать, мы понимаем это, и делаем; когда нужно делать, мы опять все прекрасно по-нимаем и ни хрена не делаем. Понимать и болтать? – Всегда пожалуйста! Делать и созда-вать? – Никогда!
Маша бросила бычок и затушила его пяткой. Парень тоже лег, и какое-то время они оба смотрели на небо в тишине.
- Ты тот парень, что фанатеет от Германии, да? – спросила Маша.
- Угу, - отозвался парень.
- А почему?
- Не знаю, - парень, конечно, слукавил.
Он-то прекрасно знал, почему, но не то, чтобы он не считал Машу достойным со-беседником, просто сейчас ему не хотелось распространяться на эту тему.
- А ты, - спросил он, - чего-нибудь хочешь, о чем-нибудь мечтаешь?
- Нет, не знаю.
- Ты думала об этом?
- Да. Когда-то я хотела стать пиратом, потом вампиром, а сейчас, мне бы хотелось работать полярником.
- Почему полярником?
- Ну, помнишь тех парней, «завтра я первый в душ пойду»? Прикольный у них мир, только их, только они, кофе, и на сотни километров никого вокруг. Но вкусы у меня не постоянные.
- Ну, как сказал Гёте, «Кто находится в поиске – вынужден блуждать».
- Милая цитата, красиво, но не к месту.
- Ещё как к месту, но это не цитата. Я не учу наизусть, я говорю по памяти. Это из Фауста.
- Ты читаешь Фауста?
- Да, но не понимаю. Не могу понять, во всяком случае, не все. Точнее, не могу по-нять сути, основной мысли. Так, некоторые разговоры, афоризмы, но сути всего «Фау-ста»…
Парень замотал головой.
- А меня клинит стихотворная форма изложения, - заговорила Маша, - не могу от нее отвлечься.
- Так ты тоже читала его?
- Да, было дело. Вот бы почитать в оригинале.
- Я читал в оригинале. Но хотел бы я понимать немецкий, как носитель языка, раз-личать все оттенки значения, все возможные скрытые смыслы.
Маша улыбнулась. Он не понимает «Фауста»? Тогда кто? Он просто ищет. А кто находится в поиске - вынужден блуждать.
- Я не согласна с Гете. Помнишь, что Бакалавр говорил: «Молодой человек должен считать, что ни Солнца, ни Луны до него не было, что мир существует благодаря ему и для него», а потом Мефистофель усмехается: «Глупец, нет мысли маломальской, которой бы не знали до тебя»?
Парень улыбнулся, явно вспомнив цитату.
- Да, молодость такова, но с годами приходит осознание своего ничтожества, - это и имеет в виду Гете.
Эта фраза разозлила Машу, но она попыталась совладать с собой.
- Скажи, что мне с того, что эту мысль знали до меня?
- Какую?
- Любую «маломальскую» мысль, если я ее не подумаю, не ощущу ее вкус, если лично до нее не дойду, или не наткнусь, какая мне польза в том, сколько миллионов лю-дей думали ее до меня?
- Не кипятись, но ведь ее уже подумали.
- Хорошо, давай с другой стороны. Какая мне польза от того, что кто-то, ты, на-пример, до меня выучил немецкий язык? От этого я могу читать Гете в оригинале?
- Ты можешь читать его в переводе.
- Да, пропущенным через чужой мозг. Ну даже, если так. От того, что миллионы людей говорили на русском, я приобрела его автоматически, родилась со знанием языка?
- Нет. Более того, если бы ты была оторвана от общества, как Маугли, ты бы так и не научилась говорить.
- Вот.
- Но среда научила тебя. Те, кто выучил язык до тебя, передали его тебе.
- Да, значит, мы поняли, что просто сам факт, того, что кто-то что-то знал до меня, не наделяет меня этими знаниями автоматически, я должна работать над собой?
- Ну, получается, так, но среда передает тебе язык.
- Поговорим об этом тоже, но пока – второй пункт. Каждое новое поколение зажи-гает свое Солнце и свою Луну. И это так. Раз уж говорим о языке, продолжим. Каждое по-коление изменяет язык, значительно, незначительно – неважно, но, скажи, как думаешь, Александр Невский и ты говорили на одном и том же русском? Среда передает язык, а я зажигаю новое Солнце. Только так возможно движение вперед. От того, что Хоркина – олимпийская чемпионка, я не творю кульбиты.
- Но ты знаешь, что это возможно. Это психологическое осознание возможности.
- Да, и оно тоже увеличивается. Аксель придумал свой прыжок в фигурном ката-нии, он прыгнул полтора или два оборота?
- Не знаю.
- Неважно, я тоже, - а сейчас его прыгают в три с половиной. Так что, никто, кроме меня за меня не выучит немецкий. Я повторяю: от того, что миллионы людей до меня вы-учили немецкий и читали Гете в оригинале, я не могу взять его томик на немецком и чи-тать его. Чтобы читать в оригинале, я должна штудировать учебники, затертые до дыр до меня, рыться в словаре и повторять диалоги – Привет Ганс! Привет Грета! Как дела? Как пройти в библиотеку?. Никто, кроме меня, не сформирует мое мнение о Достоевском, Шекспире, Гете.
Парень подобрал пачку сигарет, которые курила Маша. «Taurus» - золотая голова тельца, глядящего вбок, на темно-бардовом фоне. Неподалеку валялась зажигалка с бри-танским флагом. Привстав, а, точнее, присев, он начал вертеть ее в руках, не отрывая взгляда от флага.
- А ты фанатеешь от Британии? – спросил он.
Маша приподнялась, чтобы увидеть, что он рассматривает.
- Расцветка понравилась. Выглядит классно.
Парень выбивал огонь и снова закрывал его. И так десять раз подряд.
- Мне нравится просто на него смотреть, - сказала Маша.
* * *
Но Мара ошиблась. Через пару дней Никс снова появился. Он снова ждал конца ее рабочего дня на улице. У нее бешено заколотилось сердце, как только она его увидела. На этот раз без авто. Весь в черном – только обувь белая, а так, - брюки, футболка, стильный пиджак, все цвета безлунной ночи. Он был похож на тень, прекрасную и изменчивую, еле уловимую для взгляда. Проходящие мимо представительницы противоположного пола не оставляли его без внимания, и бросали жадные взгляды, хотя он просто стоял, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг, устремив почти неподвижный взор в сторону видеомагазина Мары, расположенного на другой стороне улицы.
Они немного прогулялись пешком, прежде чем заглянуть в ближайшее кафе. Мара начала срастаться с этим парнем. Она еще никогда не чувствовала такого душевного, если не единения, то взаимопроникновения, ни с кем и никогда. Но что-то не давало ей покоя. Какое-то чувство, которому она никак не могла подобрать подходящее слово. Он пре-красно говорил, у него был поставленный красивый сильный голос, и он знал об этом. Но он странно молчал. И это создавало «то» чувство, которое не могла определить Мара, мо-жет, неловкости? Он странно молчал. Его молчание резало содержимое ее грудной клетки тупым зазубренным ножом, туда-сюда, туда-сюда, поворот. Взгляд его умных пронзи-тельных карих глаз не сверлил ее, но охватывал всю ее, мягко проникая в самые глубин-ные части сознания. Мягко и уверенно эти глаза вытворяли с ней все, что хотели. Мягко, но уверенно эти глаза побеждали в любой маленькой схватке, которую бы она не затевала. Она лихорадочно пыталась анализировать его, и к своей радости, обнаружила пока един-ственную слабость этой «черной» личности – самоуверенность, но даже эту слабость ис-пользовать в свою пользу пока не получалось.
Она пыталась осмыслить весь поток нахлынувших на нее событий. Переживания минувших дней перемешались между собой, и представлялись еще более ужасными на фоне относительно безмятежной жизни предыдущих лет; и каким-то образом Никс ока-зался втянутым в этот сполох мыслей. А что есть наш мир, если не мысль и не продукт мыслей – стул, на котором вы сидите, тоже когда-то был всего лишь мыслью у кого-то в голове.
Мара пыталась понять, зачем Никс с ней? Сексуальный интерес? Естественно, но вокруг столько девушек, красивее и эффектнее ее, с его-то внешностью, ему даже гово-рить особо не придется, и любая будет его. Чего ему от нее нужно? Но эти мысли портили аппетит, хотя она чувствовала, что ответы на ее вопросы есть, и они наверняка объяснили бы и «то» чувство заодно.
Она заметила у него наручные часы. Мара не была знатоком, но эти часы как-будто кричали: «Я стою тысячу у.е.!!!»
- Прикольные часы, - заговорила она.
Никс глянул на запястье.
- Да. Хрономастер. Зенит.
- Зенит?
- Угу, - он снова устремил на нее свой взгляд, вбирая в себя ее реакцию.
- Так вот какие вы.
- Какие? И кто? – поинтересовался он с улыбкой.
- Вы, крутые мальчики, успешные и красивые.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, ты знаешь. Бьюсь об заклад, ты был самым популярным мальчиком в школе. Твой дом осаждали толпы поклонниц, а соседям не давали уснуть серенады до утра, - Ма-ра сама рассмеялась, когда представила нарисованную ею картину.
Никс тоже улыбался, но на лице его было больше приятного удивления.
- Ну, не совсем так. Школьные годы оставили не самые приятные воспоминания.
Он стал ковыряться вилкой в своей тарелке.
- А что? Почему? – не унималась Мара.
Никс оторвался от еды, и задержал взгляд на Маре. Она заговорила.
- Как думаешь, сколько калорий ты сейчас потерял?
На его лице появилось замешательство.
- Что?
- Ты не слышал о шуточной теории личных вопросов?
Лицо Никса не прояснилось.
- Нет.
Мара набрала воздуха в легкие.
- Есть шуточная теория. Она утверждает, что, когда человеку задают личный во-прос, он теряет 7, 7 калорий из-за стресса, так как либо вопрос бывает слишком личным, либо интервьюер не таким близким.
- А если я просто не отвечу?
- Это не имеет значения.
- Как?
- Ты разговариваешь с людьми всю жизнь, и знаешь, что когда задают вопрос, нужно отвечать, это сидит глубоко в подсознании. Это сильнее тебя…Ты сразу знаешь, что от тебя ждут ответа. И уже эта мысль сама по себе создает стресс, который и сжигает 7, 7 калорий. И уже не важно, ответишь ты, или нет, мысленно ты уже представил себя отвечающим на этот вопрос этому человеку, а это все, что имеет значение.
- А если вопрос очень личный, я могу потерять, скажем, 7, 8 калорий? Вообще от-куда эта цифра?
- Не знаю, профессор! Шуточные теории редко развиваются до диссертаций и мо-нографий!
Никс задумался. На некоторое время повисла тишина.
- Ну, так как насчет счастливых школьных лет? – первой прервала молчание Мара, возвращая разговор к отправной точке.
Никс разжевал и, указывая вилкой в сторону, собирался с мыслями.
- Ну, - заговорил он, - в старших классах мне не давала покоя училка по русскому.
- Что, были проблемы с пунктуацией?
- Что-то вроде. Она оставляла меня после уроков, мы читали Лермонтова вместе. В общем, один раз она положила руку мне на колено, потом, - у него заиграл румянец на щеках…
Мара чуть не подпрыгнула от радости на стуле. Наконец – те эмоции, с которыми он не смог совладать! Как это мило.
- Потом ее рука оказалась у меня на ягодицах. Короче, дополнительные занятия пришлось отменить. Но каким-то образом одноклассники поняли, что она ко мне нерав-нодушна, добавь к этому то, что полкласса были в нее влюблены, и ты поймешь, как силь-но мне симпатизировали сверстники, и как чудно было терпеть их петушиные наскоки в коридорах.
- Ясно, - Мара пыталась удержаться от смеха, но не выдержала, и рассмеялась во весь голос, - ха-ха-ха! Извини. Ха-ха-ха!
Никс выглядел слегка растерянным, явно не ожидая такой реакции, но потом тоже заразился ее смехом, и они начали трещать вдвоем.
- Тебе смешно! – не унимался он, успевая вставить слова в перерывах между при-ступами хохота. – А это называется сексуальное домогательство на рабочем месте, нет даже, растление несовершеннолетних. Моя несформировавшаяся психика подверглась на-силию со стороны человека, который должен открывать дорогу в мир.
Эта фраза добила Мару, она чуть ли не сползла под стол от смеха, но он сжал ее руку, и это прикосновение вернуло ее в чувство. Они еще улыбались, но уже смотрели друг на друга, забыв причину смеха.
- Я сама себе завидую. Жаль только, что ты не можешь увидеть того же, что и я.
- Чего же? – Никс повернулся назад, пытаясь разглядеть то, что она увидела.
Мара дождалась, когда он примет исходное положение. Поймав его взгляд, она, произнесла.
- Потрясающе красивого парня. Самого красивого парня в мире.
Он снова покраснел, но на этот раз быстрее совладал с собой.
- Ты не представляешь, как я люблю, когда парень слегка смущается на доли се-кунды, - продолжала Мара, не сводя глаз с своей жертвы, - доли секунды бесконечной близости. Если ты смущаешься, ты впускаешь меня в свои думы и страсти, а я впускаю тебя в свои, и на доли секунды мы живем одними страстями, становясь одной личностью. Эта близость гораздо более интимная, чем физическая…
Никс просто смотрел на нее, не понимая, почему вдруг внутри стало не по себе. Он слушал, и ему казалось, что он понимает…
- Десерт? – вежливо осведомился официант.
Мара попала домой за полночь. Таша сообщила, что ее искала Нина, и вообще, где это она ходит? Мара просто обхватила Ташу, и принялась вальсировать с ней по комнате, напевая что-то очень веселое. Они договорились встретиться с Никсом у него на квартире.
- Боже мой! – взвизгнула Таша. – Как его зовут? Ты сейчас же рассказываешь все во всех деталях! Я бегу сварю кофе.
- Тебе же завтра на работу.
- К черту работу! Моя малышка наконец-то завела парня!
- Таша, - нежно исправила ее Мара. - Заводят болонок!
- Хорошо, хорошо, оседлала!
Мара отпустила соседку, и продолжила танец одна.
- Сейчас иду в ванную, когда выйду, меня должен ждать кофе и шоколад! И тогда - допрашивай! Я хочу говорить о нем, только о нем, постоянно, не переставая, вечно!
Таша тоже, вальсируя, отправилась на кухню.
Глава 8.
Яна въезжает.
Труп Димона еще не обнаружили, но многие девочки решили, что он сбежал. Про-шла неделя, а никаких новостей не было. Яна решила, что самое время переезжать. Она позвонила Нине. Нина сказала, чтобы она приезжала только вечером, так как ей надо было отправить детей на неделю к отцу. Катя и Гриша не одобрили маминой идеи.
- Неделю!? Ма, я еле выдерживаю один выходной в неделю с этим кретином! – вы-сказалась Катя.
- Я все понимаю. Но моя подруга еще противней, вам бы не хотелось с ней сталки-ваться, поверьте. И не называй отца кретином.
- Мне плевать, кто там приезжает, ма, - не уступала Катя, - мы будем сидеть в своей комнате, и не выходить вообще!
- За себя говори, - Гриша был рад возможности попротиворечить сестре, - я не со-бираюсь торчать в комнате неделю.
- Вот, слышала брата? – Нина была рада заручиться поддержкой хотя бы одного из них.
- Он – идиот.
- Сама идиотка!
- Заткнулись оба! Вы едете. А потом сходим все вместе в кино.
- Ну, уж нет! – перешла в наступление Катя, - за нанесенный моральный ущерб мне нужна отдельная комната.
- Мне тоже! Ма! – заверещал Гриша, борясь за каждое очко. - Мне тоже сделай от-дельную комнату!
- Тупица, если у меня будет отдельная комната, то автоматически у тебя тоже по-является отдельная комната! Дубина!
Гриша, осознав свой недосмотр, все же не хотел признавать ошибки.
- Все равно хочу отдельную комнату!
- Кретин!
- Сволочь!
- Молчать! Не хамить! Не наглеть! Вы не в том положении, - прервала их Нина.
- Хотя бы обещай, что подумаешь, - сдалась девочка.
- Хорошо, подумаю, - согласилась Нина.
- Подумаем, и расстреляем, - промурлыкал Гриша, сдерживая ухмылку.
Г-н Молотов подъехал вовремя. Хотя Солнце уже не обжигало, он все же не снимал солнцезащитные очки. Когда Нина спустилась с детьми, г-н Молотов грациозно вышел из машины. Он любил белый цвет, и сейчас на нем был белый костюм и белые кожаные туф-ли. Но Нина с удивлением заметила черный и синий носок соответственно на правой и левой ногах. Он шел навстречу, широко улыбаясь.
- Ну, кто первый обнимет папу? – спросил он, нагибаясь.
Гриша бросился ему на шею. Катя же энтузиазма брата не разделяла. Она и не прижималась к матери, но стояла особняком, наблюдая картину с равнодушием. Г-н Мо-лотов поднял сына над головой, поцеловал, и, покружив, поставил на землю.
- А где моя любимая дочурка? – он снова улыбался и двигался к Кате.
Она не сделала никаких попыток отстраниться от папиных объятий, но это было еще хуже. Никаких эмоций. Это всегда пугает, создает неопределенное отношение. Он глубоко вздохнул.
- Жорик, зачем тебе очки, Солнца нет, - заговорила Нина.
- Типичная ошибка, - начал он паясничать, - Воспринимать вещи согласно прикле-енным к ним ярлыкам. Попытайся отстраниться от стереотипов, ярлыков и предрассудков, и просто смотри на вещи, дай им стать самими собою.
- Все еще берешь уроки медитации?
- Вообще-то я занимался дзен-буддизмом, но если ты любишь все упрощать…Очки – это часть имиджа. Да и вообще, я отпадно выгляжу в них? – он приподнял брови.
- Да и без них тоже, - Нина на секунду забылась, - Э-э, народ, в машину!
Народ занял машину. Жорик наклонился к Нине, так, что дети не могли слышать, о чем они говорят.
- Нина, не подскажешь, что делать с Катей? У меня серьезные подозрения на ее счет. Называй это паранойей, но мне кажется, она меня ненавидит.
- Это пройдет, - Нина посмотрела на него в упор, - папа, - она сделала ударение на последнем слоге, на французский манер, - все-таки. И она тебя не ненавидит, она просто редкая злючка.
- Это точно. И в детстве такой была. Помнишь, мы сидели на кухне, ей было три, и я переключил канал с мультиков уже не помню, на что.
Нина засмеялась.
- Да.
- Да, тебе смешно! Она проткнула мой пиджак вилкой.
- Ну, если учесть, что она целилась в руку, ты еще легко отделался.
Они рассмеялись. Нине показалось на мгновение, что не было никакого развода, да и г-н Молотов начал думать о чем-то, но тут появилась Яна. Нина тут же вспомнила, что это не самое подходящее время для налаживания личной жизни.
- Ну, удачной недели! – попрощалась Нина.
- Да, - согласился Жорик, бросив взгляд в сторону Кати, которая расположилась на заднем сиденье, - удача мне понадобится.
Они проезжали мимо видеомагазина, когда Гриша вспомнил, что ему бы не поме-шал альбом AQUA.
- Так, держи сотню, и ни в чем себе не отказывай, - хихикнул г-н Молотов, протя-гивая деньги сыну, и, обращаясь к Кате, добавил,- а барышне ничего не надо?
- Нет, - процедила Катя.
- Ее долю тоже мне! – обрадовался Гриша.
Г-н Молотов еще раз глянул на Катю.
- Ну, если никто не против, держи!
Гриша выскочил из машины пулей, стараясь успеть, пока Катя не передумала. По-висло молчание. Г-н Молотов барабанил по баранке.
- Ну, как дела? – спросил он.
Катя играла в стрелялку на телефоне.
- Нормально, - не отрываясь от игрушки, проговорила она.
- Как в школе?
- По-старому.
- А в личной жизни? - не унимался папа.
Катю уже порядком достал надоедливый предок. Она отвлеклась и потеряла жизнь.
- Черт! – разозлилась она.
- Что такое?
- Меня только что расстреляли.
- Бывает.
- Пап? – обратилась Катя.
- Да, - обрадовался папа.
- Какой журнал ты предпочитаешь, Playboy или Penthouse?
- Что?! – обалдел папа.
Катя же продолжала, как ни в чем не бывало.
- Мара говорит, что мужчины делятся на мужчин Playboy и мужчин Penthouse. Причем мужчина может рассматривать оба, но всегда тебе нравится один больше, чем другой. Подписку один мужчина оформляет всегда только на один из этих журналов. Так какой? Какой нравится тебе?
- Мара говорит?
- Ага.
- Мара ошибается.
- Да?
- Да. Папа никогда не читал ни Penthouse, ни Playboy. Папа такие журналы не ува-жает, и считает, что они не представляют никакого интереса.
- Так ты против них в принципе, хотел бы, чтобы их закрыли?
- Нет, ТО, что мне это не нужно и не интересно, еще не значит, что этого не должно быть вообще.
- Скажи еще, что ты порно не смотришь, - пробубнила Катя, начиная игру заново. Она никогда не тратила все жизни. Ей не нравилось идти дальше с тронутыми запасами, поэтому после первой же потери она начинала заново, чтобы не беспокоиться, - это ей ка-залось весьма логичным. Этот подход «все или ничего» затруднял ее жизнь в мире людей, но она все же шла, не сменяя тропки.
- Что? – не понял г-н Молотов.
- Ничего, абсолютно ничего.
Вскоре вернулся Гриша. Он сел в машину с дисками в руках.
- Я положу их пока сюда? – сказал он и потянулся к бардачку.
- Нет, давай лучше просто положим их на… - попытался остановить его папа, но не успел договорить, как Гриша открыл бардачок, и из него вывалился сложенный пополам номер Penthouse.
Гриша уставился на обложку.
- Уау, пап. Penthouse, - оценивающе одобрительно сказал он.
Катя, увлеченная игрой, теперь оторвалась от нее, и медленно перевела взгляд на зеркало, где встретилась глазами с г-ном Молотовым.
- Так Мара ошибается? – спокойно, но в вопросительно – ироничном восходящем тоне спросила она.
- Ошибается, - подтвердил г-н Молотов, - Playboy мне тоже нравится!
Гриша же уже увлеченно рассматривал свалившееся на него сокровище.
- Пап, - издевающимся тоном затянул он, - да ты извращенец!
- Дай сюда!
Папа запихнул журнал под сиденье. Гриша и Катя залились смехом.
- Надеюсь на тебе не надето женское белье?! – добивал жертву Гриша.
- Отставить издеваться над папой! – прокричал несчастный.
- Да, оставь его в покое, Гриша, а то сейчас достанет откуда-нибудь кожаную плет-ку и…
- Ну, все! Все! Все! Добили папу! Сдаюсь! Теперь будем слушать музыку, - прове-рещал папа, и врубил радио, - весь оставшийся путь – только музыка!
У детей буквально началась истерика. Папа сам тоже еле сдерживался от смеха. Так они и доехали до его апартаментов.
* * *
Яна разместилась в детской. Нина набрала номер Мары. Она была еще дома, но со-биралась уходить – к Никсу. Мара уже выходила, когда зазвонил телефон. Она посмотре-ла на него, рефлексируя. Брать трубку очень не хотелось. Потом мысль пришла в голову: а вдруг это Никс? Или Ташу?
- Алло.
- «Алло»! – передразнила ее Нина. – Ты где слоняешься? Я ее ищу, а она!
- Нина, я спешу, что ты хотела?
Это разозлило Нину еще больше.
- Ах, ты спешишь?! Единственное место, куда ты спешишь, и спешить будешь, это мои апартаменты! Карпова Марина Тимофеевна сейчас же тащите свою ленивую задницу сюда!
- Нина, ты меня не поняла?
- Нет, я все прекрасно понимаю, и мы это обсудим, но не по телефону! Ко мне приехала погостить тетушка из Твери, мне одной скучно с ней, понимаешь?
Мара поняла, но это не добавило веселья ее голосу.
- Хорошо. Еду.
Мара скинула каблуки.
* * *
Зазвонил телефон. Старый красный телефон с дисковым набором. Звонок заглушал звуки, издаваемые проигрывателем грампластинок – на диске крутилась пластинка Пуга-чевой, дорожка - «Маэстро». Никс поднял трубку.
- Мара? Все готово. Не хватает только тебя. (Пауза.) Ах, понимаю. (Пауза) Нет, все нормально. В другой раз. (Пауза) Да, идеально подходит. ( Пауза) Каких обид?! (Пауза) Давай, будь на связи.
Никс осторожно положил трубку, почти любуясь процессом, наблюдая за ее поле-том. Он задумчиво поднялся на ноги – телефон лежал на полу. Всегда лежал на полу.
На низеньком прозрачном столике остывал ужин. В центре стола горели две высо-кие тонкие красные свечи. Он сжал фитиль одной из них большим и указательным паль-цами. На второй он задержал взгляд, любуясь формой и танцем пламени. Никс дунул. С краешка фитиля потянулась ниточка дыма. Он попытался намотать ее на палец.
Никс спустился в подвал дома. Туда редко кто захаживал, место было тихое и спо-койное, но жутко грязное. Он дошел до своей ячейки. Хлам. Посреди этой «норы» лежал большой деревянный ящик. Никс подошел к нему и открыл замок.
- Привет, дружок, - приветливо сказал он, но, откинув крышку, Никс изменился в лице.
Что-то совсем несоответствовавшее его планам лежало внутри и Никсу это что-то очень не понравилось. Он закрыл крышку, вышел, запер ячейку и исчез в темноте. Вер-нулся он уже со Сталом, которого подобрал в соседнем баре «У дядюшки «Ю.». Это было их «местом». Предполагалось, что Стал проведет там всю ночь. ПО дороге Никс купил себе капучино и теперь мирно посасывал его через соломинку. Они снова были в ячейке. И снова большой деревянный ящик. Стал посмотрел на напарника. Тот его подбадривал.
- Давай, давай, не стесняйся.
Стал откину крышку и стал вглядываться внутрь. Там, в неестественной позе, со связанными руками и ногами и сильно запрокинутой головой, лежал человек.
- Что это такое?! – проговорил Никс, убедившись, что Стал рассмотрел содержимое ящика.
- Это – Хлыщ.
Это был Хлыщ. Человек, которого разыскивали уже несколько дней, хозяин того самого ювелирного магазина, Хлыщов, по прозвищу Хлыщ, укрывавшийся от налогов и ведший грязные дела. Никс и Стал принесли с собой кассету, которую записали камеры видео-наблюдения и показали ее Хлыщу. И именно он опознал Мару как продавца - кон-сультанта из соседнего видеомагазина, предопределив тем самым ее дальнейшую судьбу. Да, когда-то это был Хлыщ. Теперь это был просто труп.
- Это уже не Хлыщ! Это – труп! Но интересно другое, - Как!? Как я тебя спраши-ваю?! Разве я не ясно сказал, не трогать его, пока не заполучим тиару?! Он нам был ну-жен! Твою мать! Какого хрена ты его убил?! Он что, сказал, что ты - толстый? Слушай, если ты будешь убивать каждого парня, что скажет, что ты – толстый, у нас не останется общих знакомых! Стал, я не понимаю. Может, это моя вина?!
Стал слушал все с удивительным спокойствием, даже с покорностью, не перебивая, глядя в пол.
- Это не я, - наконец сказал он. – Никс, я не трогал его.
- Что? – Никс снова посмотрел в ящик. – Ты уверен?
- Я думаю, да.
- Так ты думаешь, или знаешь? Постарайся быть точнее!
- Тогда да.
- Что «да»? – Никс втянул напиток, - говори членораздельно, постарайся! Я пони-маю, шевелить тем, чего у тебя нет, сложно, но постарайся наскрести немного мозгов для общения со мной!
- Я точно не трогал его.
- Уверен.
- Да.
Никс подтянул лампочку, свисавшую с полок к ящику, и посветил внутрь.
- Может, он сам, - робко предположил Стал.
- Как может человек, связанный по рукам и ногам, запрятанный в ящик, совершить само-убийство?!
Стал наклонился.
- Он пытался перевернуть ящик, выбраться из него. Посмотри, на лице сколько за-ноз. Скорее всего, у него получилось поднять его вверх ногами, но неудачно – он сам свернул себе шею.
- Ящик лежит.
- Он упал.
Никс еще раз посветил на труп.
- Все равно, мистер дедуктивный метод, меня не касается, сам он, или ты его. Это не по плану!
- Ты сердишься?
- Сержусь ли я? Хочешь знать, сержусь ли я? Черт возьми, да! Я зол, как черт! Он был нашей ниточкой.
- У нас есть его деньги, Никс. А тиару мы раздобудем, как только наши цыпочки соберутся ее толкнуть. Тира и бабки нам, а венок и некролог – Хлыщу. Все равно его надо было куда-то деть.
Никс обдумывал все, что ему говорил Стал, и ему явно начала нравиться ситуация. Он рассмеялся.
- Стал, а ты – голова, - после этих слов он погрузился в капучино с новыми силами, наслаждаясь каждым глотком, - надо было сразу его сюда притащить, а то ванну нам ис-поганил, когда пытался сбежать.
- Да, а то мы решили его притащить сюда, только чтобы тебе не мешать развле-каться с цыпой.
Глава 9.
Никсон, Стал и Люда.
Бежевый ГАЗ-21 завернул в переулок. За рулем сидел крупный средних лет муж-чина, коротко подстриженный и не бритый. Его череп имел такую форму, что при первом взгляде на него казалось, что цирюльник, обслуживавший эту голову, махнул вместе с во-лосами верхушку черепной коробки. Таким образом, эта личность навевала теплые вос-поминания о Франкенштейне и его творении. Завершали картину ничего не выражавшие маленькие серые глаза и плотно сжатые тонкие губы. Рядом с водителем сидел привлека-тельный блондин и внешне полная противоположность соседа. Высокий лоб, изящные черты лица и глубокие карие глаза приковывали внимание, просто заставляя любоваться собой, в целом, природа одарила его своеобразным обаянием, способным обезоружить самого скептически настроенного циника.
- Припаркуйся за той Ладой,- сказал блондин, указывая на свободное место на обо-чине.
Здоровяк напрягся. Ему не понравилось, что Никс командует. Ему вообще не нра-вилось выслушивать что-либо в приказной форме. Иногда даже на просьбу передать соль Сталин реагировал весьма агрессивно, но чаще не подавал виду, хотя знакомые были в курсе особенностей его характера и держались осторожно, стараясь не задеть его. Также он болезненно реагировал на расспросы о происхождении его клички. Во-первых, это бы-ло его имя, которое было честно зафиксировано в паспорте и во всех сопутствующих до-кументах, во-вторых, оно жутко раздражало его самого, но достойную замену не получа-лось придумать на протяжении долгих лет. Таким образом, осведомленные лица напря-мую старались не обращаться к нему по имени, а недостаточно инструктированные стал-кивались с необъяснимой напряженностью, тотчас же повисавшей в воздухе, стоило лишь назвать его по имени.
Второй, Никсон, получил свое имя, будучи уже вполне сформировавшейся лично-стью, достигшей полового созревания, лет этак, в двадцать четыре. Не имея ни малейшего сходства с президентом США, как внешнего, так и внутреннего он вдруг был окрещен столь экстравагантным именем. Однажды в компании, молодой человек под шефе, на-правлявшийся в единственный храм, который люди всех языков и народов посещали во все времена с завидной регулярностью, не менее двух раз в день, споткнулся о ногу наше-го героя, и, выматерившись, изучающее, насколько было способно к изучению его созна-ние, посмотрел на владельца ноги, после чего, не найдя лучшей мысли то ли пробубнил, то ли прорычал:
- Ты что расселся тут, как… Никсон… Никсон!
Причем последние слова у самого у него вызвали такой непонятный прилив радо-сти, вдруг ему показалось это слово до того забавным, что он продолжал повторять его и заливаться смехом в течение всего вечера, чем окончательно вывел из себя новоиспечен-ного гаранта конституции. Самым ужасным оказалось, что ему понравилась комбинация звуков в этом слове, а еще интереснее стало оттого, что всему его окружению тоже. Так родилось это чудесное имя.
Никс вышел первым и, дожидаясь Сталина, прикидывал в уме развитие событий.
- Какого черта! – вдруг услышал Никс.
Сталин нервно оттолкнул напарника, повторив:
- Какого черта, я спрашиваю!
Никс, слабо понимая, о чем идет речь, тупо уставился на него. А Сталин, открыв дверь машины, полез в бардачок, достал тряпку, и начал нервно тереть ею стекло.
- Какого хрена ты постоянно закрываешь дверцу, лапая стекло своими жирными пальца-ми!
- Я просто закрыл ее.
- Нет, ты не просто закрыл ее! Это Я просто закрыл, не оставив ни единого пят-нышка, а тебе же надо загадить абсолютно все!
Никс наклонился к стеклу, чтобы увидеть кристально чистую поверхность.
- Я не вижу никаких жирных следов, Стал.
- Конечно, не видишь, сука, я же тут жопу разорвал, отдирая твое дерьмо!
- Слушай, пошли уже, Стал.
- Б-я, драишь тачку с утра до вечера, следишь за уровнем этого гребанного масла, чуть ли инфаркт не случается, если какой-то левый шум в работе двигателя заносится, а тут всякая Б-я хрен ложит на тебя и обсирает стекло!
Они направились в подворотню, которая была входом в проходной двор, который кончался на противоположной стороне квартала. И идя дворами, продолжили разговор.
- Стал, у меня не жирные пальцы, вот посмотри, - он протянул к нему руки.
Сталин отмахнулся.
- Убери от меня свои грабли! Это все равно что сказать: «У меня нет сальных же-лез»! У всех людей руки жирные, жир вырабатывается организмом и гадит машину! Кля-нусь, Никс, еще раз обосрешь стекло…
- И что? Будешь открывать и закрывать дверцу передо мной, как истинный джент-льмен?!- Никс заржал.
- Никс, я не шучу, еще раз обляпаешь стекло…
- Да не трогал я твое долбанное стекло!!! Я закрыл нормально, чуть хлопнув, нежно и осторожно.
- Ну а кто тогда обгадил стекло?
- Какого хрена я должен это знать?
- Нет, ну раз не ты, то кто?!!
- Не знаю!
- Может я сам?!!
- А может!!! И вообще, Стал, это моя тачка! Хочу – гажу, хочу – нет!
Они так заговорились, что не заметили, как прямо на них неслись две фигуры, одна из которых определенно была женщиной, а другая напоминала клоуна. В кедах, джинсах, в сером широком плаще, огромном парике, с цветастым шарфом, доходившим до носа и в солнцезащитных очках, вторая была на каблуках, в мини, в черной куртке, но тоже с ог-ромным шарфом. Та, что в джинсах, почти на себе тащила вторую, которая, судя по всему, пребывала в состоянии шока. Они на всем лету налетели на наших мирно беседовавших героев, но даже не извинившись, проследовали дальше в такой же весьма странной мане-ре.
- Извините!- крикнул Никсон, пытаясь указать на неподобающее поведение и при-звать к покаянию, но, не добившись желаемого результата, добавил. - Да, ну и манеры!
- Так, все, проехали.
- Стал, а ты больше любишь машины, чем людей.
- Нет, просто…а может быть, да… Да.
Они остановились у двери, которая вела в черный вход ювелирного магазина. Ник-сон достал ключ, когда заметил, что она не заперта.
- Какого черта, - любая мелочь может вывести из состояния равновесия, когда идешь на серьезное дело, а тут такое…- Мне это не нравится.
Сталин расстегнул куртку и полез за пазуху.
Никсон посмотрел на него и небрежно бросил:
- НО все же, Я готов рискнуть.
Он прошел внутрь.
Сталин проводил его взглядом, затем бросил взгляд в ту сторону, где оставил ма-шину.
- Там уже никого не должно быть, сигнализация отключена, дверь закрыта. - Заго-ворил он сам c собой. - Из трех [необходимых элементов,] одного уже нет, значит…. Нет, ты не дурак, что-то тут не так.
Ему очень не нравится это дело, сразу не понравилось. Но эти гребанные слова чертовски хорошо действуют: «Это плевое дело». Куда уж легче – ограбить магазин по сценарию его хозяина.
Хлыщ решил опустить все концы в воду. Годы незаконной деятельности помогли сколотить кое-какой капитал, на который он и собирался существовать после «банкротст-ва», которое непременно наступит после ограбления. «Банкротство» решало все его про-блемы, как ни парадоксально это звучит. И с государственными налоговыми инспектора-ми и «общественными». Босс, контролировавший территорию, на которой работал Хлыщ, решил рассмотреть дела своего подопечного внимательнее, и это очень беспокоило хозяи-на «Берега Слоновой Кости». Только «банкротство» избавляло его от двусторонних домо-гательств.
Он решил приобрести какое-нибудь ценное произведение ювелирного искусства на свои «темные» деньги, но, так как работал он почти «без прибыли», объяснить государст-венным инспекторам, что деньги взял в долг у частного лица, без договора. «Обществен-ным» инспекторам объяснить, что купил наименование на ВСЕ свои деньги. Нанять пар-ней, которые ограбят его магазин. Оплатить липовую статью об этой ценной вещице в СМИ, чтобы ни у кого не возникло вопросов, откуда грабители узнали о новинке в его за-худалом магазинчике. Сказано - сделано.
Они сидели в отдельной кабинке ресторана. Стал смотрел впереди себя. Взгляд Никса блуждал от Хлыща к стенам, от стен по столу. А Хлыщ не унимался.
- Дело плевое. Я отключу сигнализацию. Дам вам ключ – и все! Путь свободен.
- Почему до закрытия? – безразличным голосом спросил Никс.
- Просто, - пожал плечами Хлыщ, - хочу, чтобы все было сделано побыстрее. А вам какая разница? Эти сволочи уходят и закрывают магазин всегда раньше времени. Какая к черту разница, через минуту после закрытия, или через три часа? Какая разница, опоздать на самолет на минуту, или на три часа?! Минута или три часа – неважно! Самолет уже улетел, а ты – нет, вот, что важно. Минута или три часа – неважно. Лавка закрыта, - тиара у вас, - вот, что важно.
Никса эта аргументация не убедила, поэтому Хлыщ поспешил добавить:
- Короче, называйте это идиотизмом, но, если беретесь за дело, действуете по пра-вилам. По моим правилам.
Это должно было насторожить ребят, но они оставили неприятное чувство без внимания. А не следовало. Хлыщ хотел, чтобы персонал встретился с грабителями лично. Он уже поставил новые камеры видеонаблюдения, но свидетельские показания не поме-шают. Если бы он предложил ребятам столкнуться с персоналом, почти наверняка они бы отказались от дела, а рисковать было нельзя.
- Я собрал кое-какие деньги. НО мне нужно, чтобы эти деньги исчезли, чтобы пользоваться ими свободно. Я достал тиару, но она «левая». Стоит четыреста тысяч евро. Какие-то злоумышленники крадут ее, а я вложил в нее ВСЕ свои деньги. Я – банкрот, ни-кто мной не интересуется, а я сорвал хороший куш, да и вы тоже.
- Еще и страховка? – спросил Никс.
- Не, тиара не застрахована. Паспорт-то у побрякушки фальшивый. Государствен-ным инспекторам глубоко плевать, они делают дерьмовый анализ, - типа пролистают бу-маги, и – домой, знаешь, на работе, его коллеги отвечают на звонки: «Господин Поскрябов проводит инспекцию, задержится до вечера, будет только завтра», а он делает инспекцию за пару секунд, а потом идет в прачечную стирать белье, потом по магазинам - подбирать галстук к новому костюму, лебедей покормить, и еще, черт знает, что! Со страховыми ин-спекторами все по-другому. Этим ублюдкам надо оправдывать не просто каждый кусок своего хлеба, они пашут до испарины за каждую крошку, настоящие бульдоги. У каждого – сертификат о прохождении одного дерьмового супер-курса, другого спец - курса, то в Голландии, то во Франции. Черт! Ребята знают свою работу. Любой из них скажет что бумаги – липа, мой гениальный план пошел бы прахом быстрее, чем в Вилларибе домыли посуду. Плюс, страховая компания бы прислала своего бульдога найти тиару после ограб-ления, и снова, этот их бульдог бы так вцепился мне в зад, что не отпустил бы, пока не до-копался до вас. Простой вопрос: «Нам нужны эти проблемы?».
- Камеры? - следующий профессиональный вопрос.
- Отключу.
- Как ты будешь выпутываться?
- Это предоставьте мне, - оскалился Хлыщ. – О себе я позабочусь сам.
Никс смерил его взглядом.
- В этом я не сомневаюсь. – Он чуть наклонился вперед и заговорил более низким голосом, - но мне нужно, чтобы ты позаботился о себе не за чужой счет, не подставив, скажем чужие задницы. Скажем, не чужие, а наши со Сталом, например.
Хлыщ выдержал взгляд человека, которому приготовил яму, даже могилу. Камеры не будут отключены. Персонал будет на месте. Эти двое, скорее всего, убьют всех, так как будут без масок. Но сигнализация не сработает. Они вернутся в свое логово, где их будет ждать он со своим «Наганом». Фактор неожиданности. Как он называл его. Главный ко-зырь. Он сделал слепок их ключа в один из своих визитов к ним на квартиру. Он проник-нет внутрь легко. Но нападать сразу нельзя. Тогда у него не будет шансов. Они - профес-сиональные убийцы, а он – бухгалтер. Нужно будет выждать, пока они не уснут, и тогда действовать. Он проведет несколько часов в платяном шкафу в прихожей. Неудобство, но дело стоит того. Заберет тиару и оставит дверь открытой. Трупы найдут, и они совпадут с рожами хладнокровных убийц и грабителей, вломившихся в его магазин. Видимо, третий подельник забрал добычу и не пожелал с ними делиться. Они не смогут дать показаний против него ни государственным стражам порядка, ни «общественным», которые дейст-вуют по своим законам, и могут заставить говорить кого угодно о чем угодно, но не тру-пов. Все концы пущены в воду. Он – на коне, все – в болоте.
- Не, ребята, я подставляюсь вместе с вами! Если повяжут вас, вы же не станете молчать. Я все понимаю, каждый может думать, что сейчас он не скажет легавым ни хре-на, но эти гады просто сукины дети, когда дело заходит о том, что кто-то знает больше них. Они не оставят ваши зады, пока не расколют их. Поэтому, пока – вы в безопасности, я – в безопасности, - протараторил Хлыщ, - для меня вы – чертовски дорогущий китай-ский сервиз!
Никс не спускал с него глаз.
- Хорошо, что ты это понимаешь. Но скорее, сверхчувствительная бомба. Знаешь, легавые – не то, чего тебе придется бояться, если попытаешься трахнуть нас, трахнуть ме-ня, - Никс сделал ударение на последнем слове, - я этого очень не люблю. Мой зад слиш-ком ценен, чтобы давать кускам дерьма вроде тебя, к нему близко подходить
Что-то в голосе Никса заставило Хлыща сглотнуть. Он почувствовал сухость во рту и на губах. Что-то говорило, что этого парня действительно не просто кинуть, а если и удастся, то хотелось бы быть последним человеком, кого он заподозрит в этом. К счастью, до того момента, как он сможет понять, что произошло, он будет мертв.
- Если мне вдруг покажется, что ты пытаешься трахнуть меня, я выверну твои реб-ра наизнанку, - он говорил спокойно, но внушительно, ни разу не повысив голоса. – Это не метафора и не аллегория, как может показаться. Я имею в виду, сейчас они вогнутые, как и должно быть, но если вдруг мне покажется ни с того ни с сего, просто покажется, что что-то не так, когда я с тобой закончу, они будут выгнутыми, - Никс выдержал паузу, затем улыбнулся в первый раз за все время беседы, - ты станешь украшением коллекции.
Хлыщ сдавленно хихикнул. Стал угрюмо смотрел перед собой. Ему не нравилось это дело. Совсем не нравилось.
В этот момент, не дав Сталу закончить мысль, погремел выстрел внутри здания, потом еще, и еще. Не медля ни секунды, Сталин просто бросился за Никсом. Пролетев че-рез подсобные помещения, он вбежал в собственно магазин. Он был почти закрыт, дверь и окна спущены больше, чем на половину, так что о прохожих, случайных свидетелях мож-но было не волноваться. В самом же помещении был разгром, кругом битое стекло, и воз-ле витрины слева, весь в крови лежал охранник, Никсон же стоял над ним и все еще дер-жал пистолет. Откуда-то раздавались звуки, подобные скулению. Стал повернул голову по направлению, и увидел девушку в красном жилете, и с бейджиком на груди, которая не-сомненно была продавщицей. Она сидела на полу сжавшись, сдавливая виски обеими ру-ками, широко раскрыв глаза.
Ужас и Шок владели ее сознанием, когда она вдруг заметила пистолет метрах в трех от себя, надежда, слабая надежда на счастливую развязку событий, счастливую для нее, и фатальную для всех ублюдков, кто захотел поиметь ее в этот вечер, но это она по-имеет их, и первую «партию» ублюдков женского рода, тоже, только бы добраться до пистолета, только бы добраться до пистолета. Тот, что застрелил Ваню, стоял прямо перед ней, когда зашел второй, но это ничего, ей хватит и секунды. Она метнулась и в мгновение ока, вожделенное оружие было в руках, она выпрямилась во весь рост и направила его на Никса. Ни он, ни Сталин не успели среагировать. Теперь она стояла приблизительно меж-ду ними, образуя неравнобедренный треугольник. Никс уставился прямо на нее, а она пы-талась держать этот взгляд.
- Ну, что, сукин сын, кто теперь крутой!?- ее голос дрожал от ярости и торжества.
Сталин, не двигаясь, наблюдал сцену, словно происходящее нисколько его не каса-лось и не интересовало. Никс был явно возбужден, часто дышал, еще под впечатлением только что происшедшей схватки, буквально пожирая глазами Людмилу, по крайней мере, именно эта комбинация букв была выбита на бейджике, но все же не решался пошеве-литься и нацелить на нее оружие, которое все еще было направлено в лежащего на полу охранника.
Людмила:
- Что?! Думали, взяли? Да?!!! Сейчас здесь будут менты. Куча ментов!
Никс (медленно относя руку от трупа):
- А вот это вряд ли. Видишь ли, малыш, сигнализация не работает.
Сталин не пытался предпринять абсолютно ничего. Никс же уже направил свой пистолет на девушку. Теперь она снова запаниковала. Нервно передернувшись, она заго-ворила.
- Не двигайся, сука, не-то вышибу тебе мозги, клянусь, я это сделаю, не шевелись!
Никс уже восстановил дыхание и теперь наблюдал девушку почти с таким же спо-койствием, с каким это делал Сталин. Только Никс следил за каждым ее движением, вздо-хом, проглоченным комом и глазами с нескрываемым интересом и азартом подобно тому, как аспирант следит за мышью во время своего эксперимента.
Его оружие направлено прямо на нее, ее – на него.
- Думаешь, это так просто? – спокойно, даже равнодушно проговорил Никс.
- Не парься, я справлюсь с накатившими эмоциями!!!
- Я говорю о технической стороне процесса, - его почти забавляли ее гнев и отча-янность, или отчаяние – в данном конкретном случае для нее эти слова выражали практи-чески одно понятие.
- Я не промажу, ублюдок!!! – в голосе сквозила обреченная уверенность.
- Понимаешь, Люда, это безвыходная ситуация. Ты держишь меня на мушке, но ты не знаешь, что делать дальше. В твоей головке понеслась мысль о захвате инициативы, ты преуспела в этом, но, видишь ли, этого оказалось недостаточно, после, а может, и вместо разрешения одной проблемы ты создала новую, которая, поверь, намного больше угрожа-ет твоей безопасности, чем первая. Ну сама подумай, мы, что пришли сюда, чтобы полю-боваться видом, мило побеседовать, и уйти? Ты же понимаешь, если выстрелишь, я при-бью тебя в ответ, а если даже каким-то чудесным образом я не успею, не забывай про это-го долбоёба справа от меня.
Люда начала часто дышать и опустила глаза. Никс понял, что победил.
- Давай теперь поговорим как бизнесмены. Знаешь, кто такие бизнесмены?
Люда слегка заторможено закивала.
Никс:
- В переводе с великого и могучего английского языка это означает деловые люди. Люда, ты деловой человек?
Девушка, все еще пребывая в шоке, невнятно пожала плечами.
Никс:
- Мне нравится думать, что ты деловой человек. Я – деловой человек, этот приду-рок, - он кивнул в сторону Сталина, - тоже деловой человек. С деловым человеком легко общаться. Он точно знает, что ему нужно, а что нет. Вот нам, например, абсолютно не нужно палить друг в друга. Нам нужно спокойно разойтись по домам.
Глаза девушки невольно скользнули в сторону убитого охранника. Никс понял этот взгляд.
- Он вынудил меня, ты же сама это видела. Я не люблю убивать, но меня часто вы-нуждают это делать, и я это ненавижу. К тому же, думаю, он не был деловым человеком, а мы с тобой деловые люди. Ведь так?
Она кивнула.
- Да, мы деловые люди, и знаем, что нам нужно, а нам нужно что? - Спокойно ра-зойтись по домам. Поверь мне, именно к этому все и идет. Но прежде. - Мы остановились на том, что тиары здесь нет, что, признаюсь, меня очень и очень расстроило. Так, ее здесь нет. Где же она?
Люда снова смотрела ему прямо в глаза и читала свою смерть в них, ясно и четко. Но он был прав – она не знала, что делать дальше. А это вечная ошибка новичков – вос-принимать каждый новый подъем, новую высоту, как долгожданную вершину, конечный пункт назначения. Но, достигнув ее, ты видишь, до вершины нужно пройти еще, потом оказывается, что еще, и иногда, кажется, что гора растет, и вершина уходит от тебя, как горизонт. Но вдруг мгновенная мысль просто взорвалась в ее сознании.
- Да СДОХНИ, гнида!!! - заорала она и, зажмурившись, начала нажимать на курок.
Но, к ее удивлению, никаких выстрелов слышно не было. Она стала осторожно от-крывать глаза. Никс стоял на том же месте, с явным удивлением глядя на нее. Его белая тенниска, бежевая куртка и рука, поднесенная к груди, были в «крови». Люда посмотрела
на свой пистолет и еще раз нажала на курок – из дула прыснула красная жидкость. Она перевела глаза, полные отчаяния и ужаса, на Никса. Он был взбешен и с явной злобой несколько раз выстрелил в Люду из своего, настоящего пистолета. Она успела только вскрикнуть, прежде чем замертво рухнуть на пол.
Никсон и Сталин поднимались по лестнице своего дома. Их квартира располага-лась на седьмом этаже, но они поднимались по лестнице. Сталин хранил молчание с само-го ювелирного, но теперь, на четвертом этаже неожиданно нарушил его.
- Зачем ты ее убил?
Никс пребывал в наилучшем расположении духа и явно не хотел менять свое со-стояние, хотя, надо признаться, вопрос был не из приятных, да и тон оставлял желать лучшего.
- Не понял?
- Зачем ты убил девушку? Можно было просто припугнуть, не думаю, что у нас были бы проблемы.
- Снова не понял. Потрудись-ка объяснить свое недовольство.
- Нельзя убивать женщин! Вот тебе мое недовольство, дубина!
- Как же больно это слышать. – Никс перешел на ироничный тон. - Где же твое уважение к годам борьбы за равноправие мужчин и женщин, осуждению моделирования поведения согласно принадлежности к тому или иному полу, в простонародье, сексизма!- Никс, увидев отсутствующее выражение на лице напарника, изменил курс.- Ну ладно, да-вай так: она взяла в руки пушку…
- Она же была игрушечная!
- Пушка была игрушечная, но Я думал, - она настоящая, Ты думал, - она настоящая, и, самое интересное, та сука думала, что она настоящая! Значит, пушка ДЛЯ НАС ВСЕХ была настоящая, а это единственное, что имеет значение в данной ситуации. Итак, я про-должу, с твоего позволения, она взяла в руки пушку, - это был ее первый шаг к пропасти, совсем же глупо было обгадить мне куртку, что и привело к известной тебе, весьма адек-ватной реакции с моей стороны.
- Не гони фигню, она была…
- Эй, эй, - улыбнулся Никс, которого уже давно эта ситуация забавляла, - слышал про равноправие? – его улыбка стала еще шире, обнажив прекрасные зубы. - Я – феми-нист!
Они подошли к двери. Никс вставил ключ и попробовал его повернуть, но он не поддавался. Стал не отрывал взгляда от замка. Никс заговорил первым.
- Я тебе говорил, не закрывай на три оборота. Его клинит. Надо было давно поме-нять этот дурацкий замок!
- Я не закрывал на три.
- А кто, может, я?!
- Не ори, кретин. Может, он уже испортился сам.
- Может, он уже испортился сам, - с раздражением передразнил напарника Никс. – Его заклинило, но заклинило, потому что КТО-ТО повернул его на три оборота.
- Подожди, но на три оборота можно закрыть только изнутри.
Они переглянулись.
- А это значит…
А это могло означать лишь одно – кто-то внутри запер дверь на три оборота, не зная о хитростях замка. А так как никто, кроме них двоих легального доступа в квартиру не имел, было очевидно, что внутри находится незваный гость.
- Как думаешь, он еще там?- спросил Стал..
- А как же. Замок заклинило, и открыть дверь он уже не смог. Он еще там, если это «он».
Через полчаса, когда с помощью инструментов, одолженными соседями, дверь бы-ла вскрыта,
ребята осторожно шагнули в темную прихожую.
Глава 10.
Тучи сгущаются.
Мара получила долю нотаций от Нины, как только ступила в прихожую. К тому же, Нине сразу бросился в глаза ее вид. Черный брючный костюм, топ с глубоким декольте, и кроссовки. Они должны бы смотреться неуместно в этом ансамбле, но напротив, лишь добавляли специи.
- Что это? ТЫ надеваешь эти брюки только с каблуками.
- Так и было, до твоего звонка.
- И куда это мы собирались?
- Мы собирались поговорить о деле.
Маре не нужно было ничего говорить. Нина итак все прекрасно поняла – у Мары появился бойфренд. НО было не до этого. Девочки обсуждали поход Яны к дилеру. Реше-но было, что она сходит к нему одна, так как знакома с ним лично. Один из парней, кото-рый купил ее как-то на месяц и таскал с собой, имел дела с Пилигримом, как его все назы-вали, но никто не знал, да и не интересовался настоящим именем.
Конторка Пилигрима была маленькой грязной комнаткой, к которой вел узкий длинный коридор, который казался еще более узким от полок, располагавшихся по обеим сторонам прохода. Эти полки были забиты всевозможной дрянью. Тут был и контрабас, и кусок медной трубы, и смычок без скрипки, и испорченные телевизоры разных марок, размеров, и эпох. Можно увидеть также и недопитые бутылки пива, пустые бутылки из-под пива, водки, коньяка, вина, шампанского, «Колокольчика». Стал и Никс осторожно пробирались сквозь этот хлам. Пол жутко скрипел. И каждый шаг создавал ощущение, что он может не выдержать и весь хлам, занимавший косые полки, приземлится на их го-ловы. Пилигрим разговаривал по телефону, когда напарники вторглись в его офис. Тот сделал знак им садиться. Никс тут же воспользовался приглашением и разместился в кресле. Стал осмотрелся. Душное маленькое помещение с ободранными обоями, полками, полными коробок с бумагами, файлами и папками, на стенах красовались плакаты «URIAH HEEP» 1973. Но не вписывающимися в обстановку элементами были мощный музыкальный центр на полу, справа от Пилигрима, который разрывался в данный момент от рока семидесятых, дубовый письменный стол, и шикарное кожаное кресло хозяина, ко-торое могло сойти и за раскладную кровать и домик даже благодаря многофункциональ-ности и трансформаторской способности. Сам Пилигрим был человеком, которому далеко за сорок. Высокий лоб, острый разрез глаз, монголоидные скулы и богатый волос. Пилиг-рим следил за своей прической. Длинные волнистые серебристые волосы почти по пояс довершали картину и подтверждали настроение. Он никогда не собирал их в хвост, они свободно свисали с плеч, но вместе с тем не создавали никого впечатления неряшливости, даже наоборот, строгого порядка. Если вы добиваетесь такого впечатления в элементе, который сам по себе явился вызовом шестидесятых, и был символом небрежения ко всем законам, значит, вы сможет держать в узде и ураган. На черной футболке были буквы и цифры, написанные черным, но оттененные белым, которые складывались в «Uh 1973».
Стал обратил внимание на макет кого-то древнего феодального замка, который стоял на полке слева от Пилигрима. Стал подошел поближе, чтобы рассмотреть. С башни упал флаг и лежал теперь на пачке «TAURUS». Стал поднял его и водрузил на место.
- Что это за хрень? – спросил он, обращаясь к Никсу.
Пилигрим отвлекся от разговора, и ответил:
-Это домашнее задание моей внучки! Не возражаешь, верзила, держись от него по-дальше, если что-нибудь с ним случиться, она меня убьет и получит тройку.
После этого лирического отступления он вернулся к прерванному разговору. Ко-гда он закончил, ребята были готовы к труду и обороне.
- Ну-с, господа, - начал Пилигрим, - ваши дамы заходили. Мы еще не договорились о месте и времени, но, как вы и просили, я согласился. Не, ну и бред, как будто у меня есть такие деньги!
Они рассмеялись.
- Ну, они новички в нашем деле, - пояснил Никс, улыбаясь. – Но быстро осваива-ются, - все еще улыбаясь, добавил он, вспомнив, видимо, Мару.
- Значит так, - заговорил Пилигрим, - в моем офисе никаких разборок. И вообще, к этому делу хочу иметь самое…, вообще-то хотелось бы, никакого не иметь, но самое кос-венное желательно. Я договариваюсь о месте и времени, говорю, что придет человек от меня. Вы идете. Все. Ничего не знаю. Ничего знать об этом деле не желаю. И я тебе боль-ше не должен, Никс.
- Ты звонишь.
- Не понял?
- Ты забыл сказать, что звонишь нам и говоришь о месте и времени.
- Хорошо, звоню. И проваливайте. Никс, и я тебе больше не должен, ведь так?
Никс посмотрел на него. Терять такого должника очень не хотелось, но ничего не оставалось.
- Да, да. Конечно, Пилигрим. Квиты.
Это, казалось, успокоило дилера.
- Вот и хорошо.
- Приятно было работать с тобой, - добавил Никс.
- Пошел, ты, - смеясь, ответил Пилигрим. – Давай, вали из моего офиса!
- Ой, прости, не понял, ты это об этой конуре?
Старые знакомые рассмеялись.
- Давай, выметайся!
- Да, да, не терпится вырваться из твоего «офиса» на свежий воздух.
Никс сообщил всем своим знакомым дилерам, что могут объявиться дамочки с го-рячим товаром нар руках. Он объяснил, что товар они украли у него, и ему очень хочется его вернуть. Большинству пришлось платить, но с Пилигримом у него были счеты. В одно время тот увлекся картами, но абсолютно не умел жульничать. Какие-то шулера его чуть ли не обчистили до нитки, если бы не вмешался Никс. Он знал о роде деятельности Пи-лигрима, и ему нужны были свои люди в этой сфере. С тех пор Пилигрим страстно желал расплатиться, с этим долгом, который оказался гнетущее карточного. Ребята вышли на свежий воздух.
- Что теперь? – спросил Стал.
- Будем ждать звонка.
- Жаль, что он больше не будет помогать.
- Куда денется. Он – игрок. А значит, ему опять понадобится моя помощь. Он пока держится, но он сорвется. Они всегда срываются. Это всего лишь вопрос времени.
- Какого черта он называет себя «пилигрим»?
- Понятия не имею.
* * *
Квартира Никса состояла из одного большого помещения. На полу лежали два мат-раца. В восточной части располагалась аппаратура, цвет корпуса каждой детали – черный. Часть тумбочки и полка принадлежали Никсу, правая часть – Сталину. Никс знал точное расположение каждого своего диска, никогда не меняя систематики размещения, у Стала же все они блуждали, а большинство располагались не в своей коробке. На стене висел огромный агитационный плакат, выполненный на манер советского. Посередине комнаты стояла пальма. Книжный шкаф исполнял роль перегородки между «залом» и «спальней». Мара обратила внимание на книги: «Бихевиоризм. Введение в сравнительную психоло-гию», еще краем глаза она увидела книгу с ядовито – малиновой закладкой - стикером, ту, которую, явно, читали сейчас, маленькая черная книжка – «Евгеника». Никс стоял к бару.
- Тебе что-нибудь налить?
Мара, не отвечая, подошел к матрацу, и смахнула покрывало. Никс даже перестал наливать вино в бокал, наблюдая за ее действиями в недоумении. Белое шелковое белье. Она приподняла одеяло, чтобы увидеть белоснежную простыню с красными пятнышками, она подняла одеяло дальше – ближе к центру располагалось огромное кровавое пятно. Она смотрела, пораженно и заинтригованно, с минуту. Никс подошел с двумя бокалами бутылкой. Мара посмотрела в его спокойные уверенные глаза.
- Наверное, нужно объяснить, - начал он, смеясь.
- Ты – серийный убийца? – то ли шутя, то ли серьезно спросила Мара, но дрожи в голосе не было, он был тверд.
- Нет, - серьезно ответил Никс, - присмотрись. Яркий цвет. Запекшаяся кровь тем-неет до коричневого.
Мара посмотрела на пятно с новой информацией – действительно, как она сама не догадалась – это было всего лишь оригинальное дизайнерское решение. Она оглянулась на матрац Стала.
- А тот? Что там?
- Это моего соседа по комнате.
- А где он?
- Отдыхает.
Мара подошла к его матрацу и приподняла одеяло.
- У него ничего интересного, - сообщил Никс.
- Нет, здесь ромашки.
- Да, - проговорил Никс, отпивая глоток и отворачиваясь к стене с фотографиями, - я же сказал: ничего интересного.
Мара подняла глаза на стену – плакат Уитни Хьюстон. Никс повернулся и заметил ее взгляд.
- Это тоже его. Он с ума сходит по ней. Особенно от…не помню. Не важно. Я ее не понимаю.
Мара же продолжала осмотр необычной квартиры. Теперь ее взгляд упал на стену возле матраца Никса. Фото, но все черно-белые. Она подошла, чтобы рассмотреть. Дерево без листьев в пустоши, с одной из веток свисает кокон, человеческий кокон. Вскрытое те-ло. Вскрытая грудная клетка. Мара вспомнила Димона. Непонятный холодок пробежал по спине – то ли отвращения, то ли удовольствия. Рука, просто кисть. Глаз. Гроб с челове-ком внутри. Мара присмотрелась: это Никс сам.
- Ты, случайно, не сатанист? - хихикнула Мара.
- А что такое «сатанист»? Что ты о нем знаешь?
- Ну, это…в общем, - Мара напрягла память, но поняла, что представление у нее самое расплывчатое.- В общем, ты – не…
- Неа, - снова улыбнулся Никс, - насколько я знаю, нет. А в гроб пришлось лечь, потому что никто больше не соглашался, а задумку терять не хотелось.
- Ясно, - Мара снова принялась изучать выставку. – В принципе, мило. К тому же, я спала как-то в гробу, было дело.
У Никса на лице появилось выражение: «какого черта, что???». Мара продолжала.
- Отец работал в похоронном бюро. После школы домой идти не хотелось, видеть маму навеселе, - я заходила к отцу и ждала, когда рабочий день закончится, и мы пойдем домой. Его бюро было при морге, и я ходила смотреть на мертвецов.
- Зачем?
- Потому что мне было страшно. И я специально тащила себя, чтобы перестать их бояться. Как–то я узнала, что к ним пожаловал именитый клиент, - местный мафиози. Я с замиранием сердца побежала посмотреть, но была разочарована.
Никс присел на матрац. Мара ласкала его голову.
- Почему? – спросил Никс.
Мара подняла его голову и посмотрела ему прямо в глаза.
- Мертвый мафиози ничем не отличался от мертвецов.
- Говоришь, спала в гробу. Там что, кровати не было?
- Была. НО мне хотелось не просто спать, мне хотелось полежать в гробу. Я просы-палась в гробу и чувствовала себя вампиром. В то время я увлекалась их мифологией, прочитала все легенды, пересмотрела кучу фильмов. Я мечтала стать одной из них. Су-персила и власть, независимость и неуязвимость. Но вампиризм – это вирус, передающий-ся через кровь, через слюну он не разносится, те фильмы, где вампирами становятся после укуса - ерунда. Нужно поймать вампира и выпить его крови, чтобы стать вампиром. Я не нашла ни одного.
Никс улыбался.
- Может, ты плохо искала?
- Может быть, – Мара улыбнулась.
Никс уже поставил бокалы на пол и его руки были теперь свободны. Он скользнул за пояс, где коснулся ножа, в кожаных ножнах.
- Скажем, ты нашла одного.
- Я уже выросла. Я не верю в вампиров.
Никс не сводил своих глаз с ее. Ему нравилось то, что он услышал. Он всегда ду-мал, что он единственный в своем роде, иногда ему казалось, что он – псих, но сейчас ему стало казаться, что он почти нормальный. Никс встал и взял Мару за плечи. Теперь ОНА смотрела на него снизу вверх. Он нежно наклонился к ее шее и осторожно укусил ее. Она вздрогнула и затрепетала в его объятиях. Он усилил хватку и теперь впился в нее не опас-но, не прокусывая кожу, естественно, но ощутимо, страстно, она вцепилась в его волосы, испуская стоны удовольствия. Он опускал одну руку, сначала задержался на груди, лаская ее, затем внезапно сжал ее, Мара поймала его губы и заключила их в поцелуй, глубокий и жадный, его рука шла дальше, скользнула по промежности, затем оказалась на его ремне. Никс взял нож и приставил его к ее горлу. В экстазе она не совсем четко себе представля-ла, что происходит. Он уколол ее. Она открыла глаза и непонимающе уставилась на лез-вие, впервые Никс заметил в ее глазах что-то похожее на страх.
- Ты должна выпить моей крови, помнишь?
Он поднес нож к своему запястью, но она направила его руку к сонной артерии.
- Только высший класс, - сказала она, отбирая оружие.
Мара повалила его на матрац. Взобравшись на него верхом, она пронесла нож над лицом своего охотника и добычи в одном лице, очень близко над глазами и чуть касаясь, по щеке, горлу, груди, затем, переместившись к пункту назначения, прижала артерию ту-пой стороной, чтобы посмотреть, как пульсирует кровь. Никс лежал, затаив дыхание, без-защитный и прекрасный, полностью принадлежащий ей, ей одной, доверивший свою жизнь и ждавший действий своей победительницы. Мара подумала, что, если бы захотела, могла бы перерезать ему глотку и посмотреть, как настоящая кровь покроет узор на про-стыне – творение больного мозга. Но вместо этого она подтащила валявшийся рядом па-кет из книжного магазина и подложила под голову Никса. Он забеспокоился, приподняв голову, но она нежно, но твердо опустила ее. Она снова приставила нож к его артерии, но на этот раз острой стороной, Никс сглотнул,, не отрываясь от ее лица, и чувствуя непри-ятную дрожь в теле. А что, если она догадалась, и только играла с ним, ожидая подходя-щего случая, и вот, он – лучше не придумаешь – они одни, а он сам отдал ей оружие и на-ходится в крайне неприятном положении, что ей стоит перерезать ему глотку сейчас? Он замер, а Мара пребывала в осознанном экстазе. Она надавила и провела лезвием, но, как и рассчитывала, только оцарапала кожу, даже не выпустив и капли крови. Никс вздохнул с облегчением. Каким же дураком надо быть, чтобы подумать, что она догадалась! Он чуть ли не рассмеялся над собственной глупостью. Пока он рассуждал, теплая жидкость поли-лась на его шею, - он увидел наклоненный бокал над головой. Мара облила его шею ви-ном. И теперь впилась в его кожу, вбирая в себя вино. Теперь у него был привкус ЕГО те-ла, его прекрасного тела, произведения искусства, шедевра, достойного Микеланджело. Потовые железы открытых участков тела выделяют особый пот, благородный, сводящий с ума в минуты близости, так, как сейчас ИХ. Они даже не поняли, как оказались без одеж-ды, в крепких объятиях страсти, в самом центре бешеной пляски гормонов.
* * *
Таша и Маша смотрели футбольный матч. Таша сидела на диване, Маша лежала в кресле перекинув обе ноги через подлокотник, когда зазвонил телефон. Таша бросила тоскливый взгляд на него, и снова уставилась в ящик. Телефон не переставал. Маша уже стала раздражаться и многозначительно посмотрела на Ташу. Та захныкала:
- Ну, хорошо, хорошо. Между прочим, могла бы и сама подойти. Ну, что за скоты! - она резко схватила трубку.- АЛЛО! (Пауза) А, привет, Нина. (Пауза) Мара? Насколько я знаю, должна быть у тебя уже, - она посмотрела на часы, - уже часа четыре, минимум. (Пауза) Не знаю. Ты что, не смотришь четвертьфинал?! Конец связи.
Маша приподнялась.
- Что такое?
- Нина ее ищет. Ты же тоже помнишь, как Мара сказала, что идет к Нине?
Маша кивнула.
- Тогда я вообще ничего не понимаю! Два красивейших во всех отношениях и смыслах футболиста мира друг против друга! У некоторых ничего святого! Звонит прямо во время матча двухлетия!
- Во-вторых, Бэкхем и Роналдо играют в разных амплуа, - начала Маша, - какое противостояние? А ВО-ПЕРВЫХ, кроме них на поле еще двадцать человек. Это у тебя называется смотреть футбол?
- Я не люблю смотреть футбол, - уточнила Таша, - я люблю смотреть футболистов! Так что: «отвянь!».
Встречи с Никсом продолжались. А Мара не хотела ничего говорить Нине.
* * *
Лунный свет заливал небольшой участок комнаты. Мара не отрывала глаз от него вот уже полчаса. Ей не спалось. Она надела сорочку Никса и села на матраце. Он спал. Она встала и сделала несколько шагов к свету. Что-то заставило повернуться. Он смотрел на нее, подперев голову рукой. Мара села на пол так, что свет полностью заливал ее, но Никс был во тьме.
- Не видел ничего красивее, - проговорил он.
Белая сорочка особенно способствовала усилению свечения.
- Никс, а когда у тебя был первый раз?
Он откинулся на спину.
- Как же девушки любят этот вопрос! – он улыбался.
Она молчала, не зная, совершила ли она ошибку, или нет.
Он снова поднялся.
- Мне было пятнадцать. Ей двадцать семь.
- А кто.. кем она была?
- Училкой русского и литературы.
Мара рассмеялась.
- Ты – животное!
- Меня практически изнасиловали, и я еще и животное! – парировал он.
Мара смотрела в окно.
- Если бы у меня было одно желание…- пропела она.
Никс не расслышал слов.
- Что говоришь?
Она подползла к нему на четвереньках и, лаская его щеку, склонилась над ухом, обжигая и щекоча горячим воздухом из легких.
- Это песня. Но если бы у меня одно желание сегодня ночью, я бы попросила, что-бы Солнце никогда не встало…
Последнюю часть фразы она говорила, глядя ему прямо в глаза, почти касаясь его лица своим. Он поцеловал ее жарко, и заключил в объятия железной хваткой. Их индиви-дуальности более не были двумя, они оба чувствовали лишь одну личность.
Глава последняя.
«Терион». Кварталом ниже.
Наутро Мара объявилась у Нины. Яна тоже была там. Нина чувствовала, что у Ма-ры кто-то есть, но решила все еще не спрашивать ни о чем. Яна уже успела договориться о встрече.
- Его зовут Пилигрим, - начала просвещать Мару Яна.
- Почему? – перебила она.
- Не знаю.
- Может, он переселенец?
- Какой, к черту, переселенец? – вклинилась Нина, дымя, как паровоз.
- Ну, не знаю, - Мара задумалась, - с Востока.
- Сама не знаешь, что несешь, - тряхнула головой Нина.
- Вы мне дадите договорить?! – не выдержала Яна.
- Извини, - девочки сделали серьезные лица. – Продолжай.
- Я уже все объяснила Нине, если бы кое-кто не шлялся неизвестно где, я бы объяснила все всем сразу!
Мара хотела что-то возразить, но потом передумала. Яна истолковала ее движение как новую попытку узнать, почему «Пилигрим».
- Слушай, не знаю я, почему. Давайте покончим, наконец, с этой темой. Он назна-чил место встречи. Он дает сто пятьдесят тысяч, это все, что я смогла вытянуть.
- Нормально! – воскликнула Мара. – Тиара стоит четыреста тысяч, может, и боль-ше. Это не просто украшение, у него есть история! Его носила княгиня… там, неважно! Его носила крутая телка!
- Плевать, кто что носил. Нам повезло, что мы сможем получить, хоть что-то! – возразила Яна. – Слушай, может там, где дамочки в красивых платьях и господа во фраках поднимают ручки на крутых аукционах, покупают мраморную статую в гараж, картину Мане в сортир, там эта тиара и стоит миллионы. Но «здесь» она может стоить лет семи в местах не столь отдаленных. Уяснила? Нужно избавиться от нее.
- Послушай, я что-то упустила, - начала Мара, - но, по-моему, люди не грабят лю-дей, чтобы потом избавиться от добычи! Люди грабят людей, чтобы получить выгоду! А я не вижу никакой выгоды. ТЫ думаешь, нам просто неча делать было, разрывать задницы, спасать твою, и все, чтобы потом избавиться от единственной компенсации за все труды!?
- Разуй глаза! – теперь на нервах была и Яна. – Ты по уши в дерьме! Мы по уши в дерьме!
- Интересно, по чьей вине? – не успокаивалась Мара.
- Очень интересно! – продолжала Яна. – На нас четыре трупа, и все на твоем счету!
- Что?! – Нина не выдержала.
- Да, что?! – поддержала Мара.
- А что? Последних двоих ты пришила на наших глазах, почему бы и тех двоих в лавке тоже не обработать тебе?
- Ты же была там!
- Но я ничего не помню. Ты вполне могла изрешетить пол - квартала, и я бы ничего не заметила!
Нина задумалась.
- Ты же занималась стрельбой, - начала она. – Ты не могла спутать настоящее и фальшивое оружие.
- Ты тоже занималась, вместе со мной, помнишь?
- Да, но меня не было в том магазине, и я никого не убивала, - вкрадчиво и тихо проговорила Нина.
Мара не могла поверить своим ушам.
- Я никого не… - начала она, но осеклась, - я не убивала тех в магазине.
- Короче, это не важно, - вклинилась Яна, - он, или его представитель будут ждать нас на заброшенной стройке в северо-западном, в одном квартале от торгового центра «Терион».
Но девочки, казалось, не слышали Яну. Нина говорила.
- Мара, я давно заметила твою нестабильность. Ты очень неуравновешенна и склонна к насилию, к бессмысленному насилию. Тебе нужна помощь.
- Отлично, теперь ты называешь меня психопатом!
- Пока нет, но если ты не остановишься, или, если тебя не остановят…
- Ну, все! – Мара сорвалась. – Катитесь вы обе! Ничего мне не надо, делайте, что хотите, как хотите, но без меня!
Она поднялась и направилась к выходу. Нина встала за ней. Яна переводила взгляд с одной на другую, не зная, как реагировать.
- Стой, Мара.
Мара остановилась и повернулась лицом, ожидая извинений. Нина сказала:
- Думаю, будет лучше, если ты оставишь оружие здесь.
Это добило Мару, она затрясла головой в негодовании, и, практически, вылетела вон.
- Ну и ладно, обойдемся без нее, - пробурчала Нина, - ведь так?
Яна пробубнила что-то невнятное. Нина продолжила.
- Она становится опасна, уже не только для врагов, но и для друзей, и для себя са-мой. Спокойнее будет без нее.
* * *
Зазвонил телефон. Старый красный телефон с дисковым набором. Никс смотрел «Бременских музыкантов». Теперь он посмотрел на Стала. Стал - на Никса.
- К тебе ближе на метр, - сказал Никс.
Но Стал не согласился с логикой приятеля, и не посчитал аргумент весомым. Никс нехотя подошел и снял трубку.
- Где? (пауза) Понятно.
Никс взял простой граненый карандаш со стертой резинкой на макушке и записал адрес на желтый стикер. «Терион», кварталом ниже.
- Собирайся. Мы выступаем.
* * *
Маша поднялась на крышу с баскетбольным мячом в руках. Парень сидел и ждал ее.
- Зачем тебе баскетбольный мяч? – спросил он.
- Он нужен не мне.
- ?
- Он нужен маме. Люди редко видят то, что есть. Отказываются видеть вещи таки-ми, какие они есть. Они хотят видеть то, что знают, то, что есть у них внутри, это называ-ется – «понимать». Сложно объяснить, зачем ты просто идешь на крышу, чтобы подумать – ведь так не бывает. Ты обязательно идешь за чем-то. И я даю ее мозгу это что-то – я бе-ру мяч, чтобы ее мозг отметил в графе «цель» - поиграть.
- Не знаю. Мне бы этого не хватило.
- Справедливо, но разные мозги – разная степень требовательности. Маме этого объяснения, - Маша приподняла мяч повыше, указывая на него. В таком положении от-крылась ее черная футболка с кровавым рисунком – анатомическое сердце, сжатое в чер-но-белой руке, брызги крови идут по направлению вверх, - вполне достаточно.
Они присели вместе, глядя на крыши домов и вслушиваясь в звуки дворов.
- Поговори со мной по-немецки, - вдруг попросила Маша.
- Зачем? – удивился парень.
- Ты говоришь по-немецки, потому что он – не русский.
- Что? – парень устремил на нее свой взгляд.
- Ты же понимаешь. Ты говорил на русском, которого никто не понимает – тебя никто не понимал в твоей среде. Ты нашел немецкий, который отвечает колебаниям твое-го «я», чтобы официально обозначить свою отстраненность от мира, в котором тебе при-ходится жить. Я тоже говорю на русском, но другом русском, непонятном больше никому , кроме меня.
- В таком случае мы говорим на немецком, даже сейчас.
Маша улыбнулась.
- Маша, - вдруг услышали они голос Мары.
Маша оглянулась. Мара выглядела довольно взволнованно.
- Маша, мама сказала, что ты здесь играешь в мяч. Мне нужна помощь.
Мара посмотрела на Парня.
- Хорошо, - Маша не совсем понимала, что от нее нужно, но готова была помочь.
- Мне нужна «Нива» твоей мамы. Как думаешь, она одолжит ее на пару часов?
Через десять минут они уже неслись по дороге. Мара обрисовала ситуацию парой слов. Объяснила, что это может быть опасно. Но Маша и слушать ничего не желала.
- Либо едем МЫ, либо едет НИКТО.
Пришлось уступить. Маре не давало покоя чувство вины. Она чувствовала, что бы-ла не права в споре с девочками, и сейчас нужно было, как никогда, держаться вместе. Плевать на деньги. Вернуть бы время назад. Вернуть бы покой. Она извиниться и все бу-дет отлично, но нельзя оставлять их одних. Ей было не по себе от мысли, что она отпусти-ла их одних. Пистолет, заткнутый за пояс, приятно сжимал плоть, не давая забыть о себе. Когда она его только заткнула за пояс, он обжег ее холодом, но со временем согрелся, и давал приятное чувство безопасности, контроля и власти. Она купила запасные обоймы. Все будет хорошо.
* * *
«Терион». Кварталом ниже. Нина и Яна подъехали раньше, чтобы осмотреть мест-ность. Пилигрим отказался встречаться в офисе, так как за ним время от времени устанав-ливают слежку. Девочки решили осмотреться на месте, чтобы чувствовать себя более уве-ренно. Они доехали на такси до торгового центра, а квартал решили преодолеть пешком. Возле торгового центра стояла пара человек в милицейской форме, о чем-то беседуя. Де-вочки не могли отвести от них глаз. Менты это заметили, они замолчали и теперь смотре-ли прямо на девочек. «Преступницы» ускорили шаг, страстно желая поскорее скрыться из виду.
- Может, они знают? – прошипела Яна.
- Ни хрена они не знают!
- Они на нас смотрели.
- Потому что мы на них смотрели!
- А что, если Пилигрим сдал нас ментам, и они ждут нас? – эта мысль, казалось, пришла в голову Яне в момент артикуляции. Она неожиданно остановилась, и сделала по-пытку развернуться назад, и спасаться бегством.
Нина схватила ее за плечи.
- Не смей, даже и не думай! – почти прохрипела Нина. - Они ждут за квартал от места встречи? Сама подумай. Если бы они ждали, то на месте.
Это последнее заявление никак не успокоило Яну, а скорее, наоборот, она сделала попытку вырваться из ослабевшей хватки Нины. Нина скрутила ей руку.
- Так, расслабься, - говорила Нина, не столько Яне, сколько себе, - миллион людей делает то же каждый день, и - ничего. Сколько народу толкают краденые магнитолы, со-товые телефоны, телевизоры, и тому подобную фигню, - и нормально существуют на со-рванные бабки. В смысле, реально много людей занимается этим, и все нормально! Все бывает нормально. Чем мы хуже? Все пройдет отлично! Никто ничего не знает. Эти мен-ты подозрительно на нас смотрели, но не остановили. Может, и подумали о чем-нибудь, но все было отлично, мы ведем себя естественно. Так и дальше.
Яна кивала. Она не пришла в себя, но не могла бороться с Ниной. Нина продолжа-ла.
- Только запомни: бывает только две роли в этой жизни – либо кролика, либо вол-ка, третьего не дано, и если не ведешь ты, значит, ведут тебя. Если ты не способен управ-лять собой, тобой будут управлять другие. Поэтому, запомни: ты есть сила. Ты есть уве-ренность. Мне плевать как сильно тебе страшно, пусть у тебя даже кишки вывернет от ужаса, можешь обоссаться даже, но чтобы на лице была каменная маска спокойствия и контроля. Хищники всегда чуют страх, кожей чуют, когда ты боишься, даже не их, а про-сто, просто боишься, - они обожают вкус чужого страха, они питаются им, - в животном мире они учуют адреналин, но в человеческом, они учуют страх за доли секунды до выра-ботки адреналина, почти кожей, почти неосознанно. Каждый хищник делит мир на себе подобных - конкурентов, и на добычу, и этот страх сразу говорит им, кто ты, конкурент, или добыча. Конкурентом быть тоже не сахар, но тогда твоя судьба зависит от тебя, если же ты - добыча, твоя судьба определяется исключительно волей хозяина. – Нина потянула носом воздух, то ли намеренно, то ли механически. - Они чуют малейший намек на сла-бость, и, и если это так в твоем случае, ты – добыча. Усекла?
Яна кивнула.
- Не кивай, а скажи.
- Тогда будет считаться, что я – ведомая?
- Нет, тогда будет считаться, что ты меня поняла.
- Я поняла.
- Тогда скажи, твою мать!
- Я все поняла: В штанах – дерьмо, на лице – контроль.
- Отлично, я не зря сегодня встала.
Они поднялись на четвертый этаж, как и было условлено. Нина засела на пятом, взяв на себя роль прикрытия. Яна присела на песок.
Подъехал ГАЗ-21.
Когда Никс и Стал были на месте, и разговаривали с Яной, подъехала белая «Ни-ва». Мара оставила девочку в машине, а сама заторопилась наверх. Когда она добралась до третьего этажа, прогремел выстрел.
* * *
Яна стояла у самой стенки, держась подальше от края этажа. Парни осмотрелись. Первым заговорил Никс.
- А где остальные?
Яна не была уверена, что говорить, о таком вопросе они не подумали.
- Какие остальные? – единственно, что она нашлась ответить.
Никсу явно такой ответ не понравился.
- Те, что ограбили магазин. Та, что была в парике, например? Водитель, что под-жидал в машине? – последнее Никс предположил, но надеялся, что попал в десятку.
Нина слышала каждое слово, и ей понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, кто застрелил продавца и охранника, и забрал кассету. Мгновенная мысль про-неслась в ее голове. Со своей позиции она видела парней со спины, а сейчас - только од-ного из них, - того, что молчал. Она прицелилась в голову. Прозвучал выстрел. Стал рух-нул на пол, держась за ногу. Из нее хлестала кровь. Нина чертыхнулась и бросилась ближе к Никсу, теперь целясь в него. Стал же рефлекторным движением выхватил свой писто-лет, и пустил пулю в Яну. Та успела отскочить, - пуля разорвала только бок, девушка упа-ла и затрепыхалась на полу, как рыбка, выброшенная на берег. У Стала, видимо, была за-дета артерия, так как кровь хлестала со страшной силой. Он ревел и выл, лежа в луже соб-ственной крови, не разжимая зубов, пытаясь совладать с собой – это делало картину еще более жуткой. Никс уже шел по направлению к Нине с оружием в руках, когда на этаж влетела Мара с пистолетом Димона. Нина не опускала своей руки, не снимая Никса с мушки. На пятачке, возникла диспозиция – треугольник: Нина – Никс - Мара. Оружие Никса было направлено на Нину, когда подбежала Мара. Ее оружие чуть не было потеря-но. Она пыталась сообразить, что здесь делает ее бойфренд. Никс соображал быстрее. Пистолет Мары был направлен в его голову.
- Ты с ними? – спросил он.
- А ты кто? – несколько потерянно произнесла Мара.
- Я тебе скажу, кто это! – взревела Нина. – Эта та сука, что застрелила Люду и Пет-ровича, забрала видеокассету и охотится за тиарой, и все по наводке Хлыща. Хлыщ – за-казчик, а эти двое – исполнители.
- Чушь собачья! – Мара смотрела на Никса, но ничего не могла прочитать по его глазам.
- Конечно, чушь, - подтвердил он, - мы с напарником – телохранители, мы работа-ем на Пилигрима. Он сказал приехать, обменять деньги на товар, и все. Мы приехали, а они стали палить, - мы только среагировали, а не начинали. Хочешь знать, почему мы в таком дерьме сейчас, спроси свою подружку.
- Мара, это бред! ОН делает нам мозги. Я с самого начала знала, что Хлыщ сам грабанул свой магазин – сигнализация так и не сработала, она была отключена. Так что единственный вопрос был, с кем он грабанул свой ларек. Ответ найден: эти двое были с ним.
- С чего ты взяла?
- Он спрашивал о тебе.
- Обо мне?
- Он сказал: где другие?
- Я предположил, что та девушка не могла прийти с товаром стоимостью сто пять-десят тысяч одна! – вклинился Никс.
- А с чего ты взяла, что он убил Люду и охранника? – продолжала Мара.
- Это я просто наугад сказала. Но кто-то из них троих это сделал, какая разница, кто!
- Нина, ты понимаешь, что это даже не косвенные улики?! – вскричала Мара. – Это черт знает что! Это просто твои соображения, не подкрепленные НИЧЕМ, это тупо - бол-товня!
Весь разговор происходил на повышенных тонах, а напряжение и дискомфорт уве-личивали стоны и шлепки по жидкости, липкой и вязкой крови, доносящиеся из помеще-ния недостроенных комнат.
- Мара, нам нужно что-то делать, что-то решать, мы же не можем торчать здесь до вечера, - заговорил Никс.
- Откуда он знает, как тебя зовут?! – почти истерично прокричала Нина.
- Ты сказала, - попыталась увернуться Мара.
- Черта с два я говорила! – Нина тряхнула головой. Мгновенная мысль пронеслась в ее го-лове – несколько картин, связанных с Марой, последними днями, любовником, в существовании которого она не сомневалась, и то, как они смотрели друг на друга в пер-вый момент, и сейчас, все это сложилось в общую картину, и вылилось в,– Ты с ним спишь!
Нина начала движение к Никсу, ее ярость шла по нарастающей, теперь ситуация совсем выходила из-под контроля, и Нина сама теряла контроль. Она уже не понимала, кто враг, а кто друг. Мара спуталась с врагом, ей тоже опасно доверять. А может, она за-одно с ним и просто претворялась, что не понимает, что происходит?
- Ты спишь с этим куском дерьма. Это у него ты провела ночь.
- Нина, расслабься.
- Я его пристрелю. Ты променяла нас на этого сукина сына! Я его просто пристре-лю.
- Нина, не надо.
Яна звала на помощь, она уже не справлялась с болью – становилось только хуже. Стал уже потерял сознание.
- По-моему, надо позаботиться о наших раненых, - медленно произнес Никс. – По-слушайте, все слишком далеко зашло. Я просто беру тиару, отдаю деньги, - и мы мирно расходимся по домам, пьем кофе, закусываем эклерами, все счастливы. Но сначала мы должны осмотреть наших подстреленных пташек, но для этого, надо пойти туда, - он ука-зал в сторону помещения, - а для этого мне развернутся и стать спиной к вашему дулу, что мне не очень нравиться. Поэтому, предлагаю, на время оттянуть кровавую развязку, и сложить оружие.
Никс поднял обе руки вверх и повернулся спиной к Нине, сделав шаг по направле-нию к Сталу. Нина опустила руки, Мара сделала тоже. Нужно было посмотреть, как там Яна. Стала не было слышно. Видимо, он потерял сознание. Внезапно Никс развернулся и выстрелил в Нину. Она упала. Он попал в живот. Теперь дуло смотрело прямо на Мару. Она не шевелилась. Просто смотрела на дуло. Она перевела спокойный и равнодушный взгляд на Никса. Он смотрел на нее напряженно и с чувством, которое невозможно было бы от него ожидать, - чувством тревоги. На его лице отражалась неуверенность и колеба-ние. Мара же не делала и не говорила ничего. Просто стояла и смотрела на него, жестко и равнодушно, как будто смотрела эту сцену по телевизору, а не принимала в ней участие. Но это равнодушие было продиктовано скорее злостью, злостью на себя. Она проигрыва-ла эту ситуацию в голове, и видела, как могла бы предупредить ее, будь она поумнее. Злость, злость на собственную глупость просто приковала ее к полу, порождала жесткость и равнодушие к тому, что с ней будет дальше. Никс заткнул пистолет за пояс и прошел внутрь.
На том месте, где он оставил лежать Яну, была только лужица багряной жидкости, почти полностью впитавшейся в бетонный пол. Стал лежал, не двигаясь. Никс подошел к нему, когда откуда-то сзади послышался шорох. Он повернулся, чтобы увидеть Яну, по-лулежащую на полу, прислонившись к стенке, но было намного интереснее то, что она держала в руках, - пистолет Стала. И только три метра между ними. Она промахнулась. Никс никогда не промахивался. Этот раз не стал исключением.
Маша не могла больше сидеть в машине. Она нервно поглядывала на часы.
Сумка с тиарой. Вернее, пакет. Белый пакет с синим рисунком, или, скорее синим квадратом с надписью, которая говорила что-то об осетрах. Никс покрутил его в руках.
- Так-так, это и есть та штука, вокруг которой столько шуму, - успел выговорить он, прежде чем его свалил с ног удар по голове.
Мара стояла над ним с куском кирпича в руках. Она дышала тяжело и громко.
- Это и есть та штука, которая стоит больше, чем жизнь, пять жизней, - перефрази-ровала она Никса, подбирая пакет.
Мара достала тиару, чтобы осмотреть ее. Никс начал приходить в себя, он припод-нялся на корточках, когда Мара добавила еще один удар, на этот раз по лицу. Из разбитой брови хлынула кровь. Он присел, запрокинув голову, пытаясь увидеть ее. Она любовалась им. Даже сейчас невозможно было не восхищаться его красотой. Ей всегда нравилось со-четание желтого с красным. Его желтые волосы прекрасно гармонировали с кровавыми струйками. Эти потоки только украшали его. Единственное, что портило шедевр, - закры-тый глаз, он не мог открыть его. Когда вода попадет в глаз, ты чувствуешь боль. Но эта боль ничто по сравнению с той, что чувствуешь, когда кровь заливает глаза. Сначала про-сто резь, но когда она начинает подсыхать, кажется, что кто-то вырывает, выгрызает глаза у тебя. Его правильное лицо, залитое кровью, что может быть прекрасней? Разве только его лицо, залитое кровью, и омываемого багровыми лучами заката. Она никогда не видела ничего подобного, разве только в своих самых смелых фантазиях.
Мара положила тиару на пол и замахнулась на нее кирпичом.
- Это ты зря, - подал голос Никс, - бриллиант – самый крепкий…
Мара целилась в самый крупный камень, что был помещен в центре узора. И пер-вым же ударом она разбила не только его, но и камешки вокруг. Причем нельзя сказать, что удар был сильным. Мара и сама не ожидала такого результата, она просто хотела вы-пустить пыл. Никс подался вперед. Мара выхватила пистолет. НО он только рассмеялся и упал навзничь.
- Так это стекло? Ха-ха-ха, вот сукин сын! Это стекло. Это просто стекло! – повто-рял он.
Мара присела.
- Это стекло. А Хлыщ знает?
- Еще бы. Вот скотина.
- А зачем он ограбил собственный магазин?
- Потому что у него были проблемы с налогами и бизнесом. Он купил эту игрушку. Мы должны были ее забрать. Он объявил бы себя банкротом, забрал бы деньги.
- Какие деньги?
- Он собрал кое-какие деньги. НО ему нужно было, чтобы эти деньги исчезли, что-бы пользоваться ими свободно. Он делает игрушку за несколько сот долларов, еще за не-сколько делает документы на нее. И вот, она стоит четыреста тысяч евро. Какие-то зло-умышленники крадут ее, а он вложил все свои деньги. Теперь он – банкрот, никто им не интересуется, а он сорвал хороший куш, поимев всех.
- Думаешь, он сейчас где-нибудь на Ибице?
- Неа, в этом я сильно сомневаюсь.
Он приподнялся, чтобы сесть, и по-новому посмотрел на Мару.
- Если только это было стекло.
- О чем ты?
- Эта та тиара, что вы взяли? Или, может, вы решили продать муляж Пилигриму? А настоящую тиару…
- Нет, я бы знала. Мы ничего не делали. Это она. Они бы не стали рисковать. Не стали бы надувать серьезных ребят.
- Вы сделали Хлыща. А он довольно серьезный парень, - он буравил Мару взгля-дом, - так как?
- Я сказала: нет. Это та самая тиара, и она фальшивая.
- Почему ты не выстрелила в меня? – вдруг сменил он тему.
- Потому же, что и ты не выстрелил в меня.
- Ты не знаешь, почему, я не выстрелил.
- Ты тоже. Солнце заходит, - сказала она, глядя на открытое пространство впереди себя, пространство без стен.
Прозвучал выстрел. Мара почувствовала удар и резкую горячую боль в груди. Она опустила голову, чтобы увидеть разорванную тенниску, обильно пропитавшуюся кровью. Пуля попала не в сердце. Никс отбросил ее оружие ударом ноги в сторону. Она растерян-но посмотрела на него, но эта растерянность владела ею лишь бесконечно малую долю секунды, потом пришла жесткость. Никс присел подле нее, все еще держа пистолет в руке. Он нежно убрал мокрые потные волосы с ее лица дулом.
- Ты же знаешь, малыш, что есть вещи, которые просто должны произойти. Я не говорю сейчас о том, что плохо, или хорошо. Это не плохо, не хорошо, это просто должно быть. Я ничего не мог бы с этим поделать.
- Я понимаю, - проговорила Мара, сплюнув кровь вбок. Песок мгновенно закру-жился в этой маленькой лужице жизни.
Никс вдруг почувствовал боль, которой не ожидал. Он никогда не чувствовал ниче-го подобного раньше. Он вдруг понял, что она – единственный человек, с кем он хотел бы быть все время. Он хотел бы видеть ее лицо утром, за завтраком, за обедом, за ужином, вечером, он хотел бы сидеть с ней в кино, ходить по парку, застрять в лифте, сидеть в ти-шине вдвоем, просто сидеть вдвоем, он хотел бы ЖИТЬ с ней.
- Прости, - заговорил он, - прости, я не знаю, что я сделал! Это можно исправить. Мы поедем в больницу, ты только не волнуйся, мы.
Он обнял ее, роняя слезы. Теперь они прокладывали себе дорогу по щекам, на ко-торых застыла кровь. Это было приятно щекотно. Никс тер лицо. Освободив руку, он по-лез за мобильником.
Мара же думала. Она тоже обняла Никса одной рукой за талию, но не переставала думать. Он был парнем ее мечты. Ее милашкой, ее Бэкхемом, ее Элвисом, Элвисом на-оборот. Она страстно желала его. Она хотела его сейчас. Она смотрела на его лицо, чувст-вовала его тело, его тепло, которому было суждено остыть так скоро. Она вдруг поняла, что он – тот человек, с которым бы она хотела быть все время, всю вечность.
- Алло, человек с огнестрельным ранением…
Она бы хотела, сидеть в тишине вдвоем, просто сидеть в тишине, просто вдвоем, хотела бы застрять с ним в лифте. Она хотела УМЕРЕТЬ с ним. Теперь она поняла это лучше, чем когда бы то ни было. Теперь она абсолютно точно знала, чего хочет. А когда ты знаешь, чего хочешь, ты понимаешь вскоре, как это можно устроить. Мара нащупала ножны.
-Пожалуйста, быстрее…
Удар. Мобильник упал. Мара крепко обняла Никса, насколько могла – удар потре-бовал от нее огромного напряжения, и кровь из ее раны теперь захлестала с новой силой, но это было ничего. Это было неважно. Она вогнала нож по самую рукоять в грудную клетку. Никс удивленно смотрел на эту рукоять, как будто не понимая, что это такое. Жизнь потихоньку покидала их обоих. Мара крепче обняла своего милашку, он тоже, ка-залось, смирился, так как нежно поцеловал ее в лоб, не разжимая собственных объятий. Он понял ее, как она понимала его. Их губы сомкнулись в жарком контакте, чтобы больше никогда не разомкнуться.
Эпилог.
Маша помогла Нине сесть в машину. Остальным уже ничто не могло помочь. А Нина, хоть и потеряла много крови, все же имела неплохие шансы при условии оказания ей профессиональной помощи.
- Береги дыхание, - посоветовала Маша, - я отвезу тебя в больницу, - сказала Маша.
- Не надо. В больницу нельзя.
Маша не задавала вопросов. Они выехали на шоссе.
- Не хочу задеть твое «эго», но тебе нужна медицинская помощь.
- Мне действительно нужна медицинская помощь, но мне совсем не нужно мили-цейское внимание. Как-нибудь справлюсь.
Маша не стала спорить.
- Мара говорила, что твоя мать – медсестра, - вдруг вспомнила Нина и посмотрела на Машу в упор.
Та поняла этот взгляд.
- Нет. Ни за что.
- Это мой последний шанс.
Белая «Нива» остановилась у подъезда. Тот парень подбежал, чтобы открыть двер-цу.
- Маша, все в порядке?
- Нет, родной, не в порядке. Поможешь довести ее до моей квартиры? – она указала на Нину, которая снова потеряла сознание на сиденье.
- А что случилось? – обеспокоено заговорил он, оглядывая Нину.
- Пожалуйста, не задавай вопросов.
* * *
Деньги Хлыща так и остались в его гараже, никем не тронутые, никому не понадо-бившиеся. Гениальная махинация столкнулась с блестящим планом ограбления, и ситуа-ция результатировала в самоуничтожение.
* * *
Никто не получил ничего, ну, или почти никто…
Маша поднялась на крышу. Парень сидел там. Они смотрели на крыши других до-мов и на их горящие окна. Тысячи жизней вокруг. Текут, бурлят, кипят. Особенно инте-ресно смотреть на окна, где работает телевизор с выключенным светом. Окна окрашива-ются в разные цвета с бешеной скоростью. Когда смотришь телевизор сам, этого не заме-чаешь.
- Ну?- спросил он.
- Жить будет. А ты как?
- Жить буду, - улыбнулся он. - Я много думал о наших разговорах. О том, что ниче-го невозможного нет, и что я действительно зажгу Солнце и Луну, и что их не было до меня. Я составил график.
- Серьезно? – полуиронично, полуустало произнесла Маша.
Парень достал блокнот с поперечной пружиной и лихорадочно пролистал до нуж-ного места, показывая Маше.
- Да, смотри, по этому графику, я открою свой цветочный магазин через пятнадцать месяцев.
- Да ну? – Маша улыбалась.- А ты любишь персики?
- Через тридцать месяцев, мой годовой оборот составит, - он перевернул листик и с гордостью показал Маше цифры, потом, услышав вопрос, переспросил, - А?
Маша глядя вперед, проговорила, не дожидаясь ответа:
- Я не люблю персики, потому что у них твердые косточки.
КОНЕЦ
Персиковые косточки. Главы 7-11 и Эпилог
© Copyright: Тамара Энти, 2007
Свидетельство о публикации №207070200395
Свидетельство о публикации №207070200395
Рецензии