Красота Лельйя и Лавры

 Гори! Гори, сволочь, гори – ведьма!
 Толпа гудела.
 Сумерки обняли отходящего от всех житейских дел Лельйя. Тёплый цветущий клевер ласкал ступни. Приляг в мои нежные объятья, Лельй!
В эту половину луны. Когда все являющее собой воду приобретает силу. Когда пылающие языки взвиваются к ополовиненной луне, и прекрасные молодые здоровые тела пляшут в оранжево-красно-жёлтых пятнах света. Когда эти здоровые ноги и руки сладострастно сплетаются. Когда водная гладь несёт одуванчиковые венки, затем омывает молодые ступни и ладони.- Приходит Иван Купала – Летнее Солнце.
 Лельй прилёг в объятья ласковых клеверных цветков.
 Толпа гудела.
 Гори, сука! Текущая самка собаки! Гори!
  Просыпайся, Лельй, милый! Лельй проснулся. Была ночь. Клевер стал иным, не тем, чем был в сумерках. Стал обыденной мягкой подстилкой для ног. Лельй и пошёл.
 Гори!
 Толпа стихала.
 Лавра догорала.
  В селении были строгие обычаи. Люди начинали укореняться на пути к разовьющейся через каких-то там двести-триста лет цивилизации. Они уже создали социум. Вернее, он сам создался. Безмолвным договором. Взяли люди и безмолвно стали жить вместе, разделили труд, страты нового общества, придумали законы и правила. Так вот один из законов этих придуманных предполагал сожжение на костре в дань главному божеству Дажьдьбогу, третьей – младшей дочери каждого третьего жителя селения. При сожжении полагалось всячески поносить жертву. Происходило это вечером перед Купаловой ночью. После сожжения начинался праздник – всё шли к реке и веселились. На всё были причины, все это пришло к людям по тому же безмолвному договору. Каждый обладал безмолвным знанием, а потом оно обрело форму мыслей, а затем и слов…
 Лавра догорела.
 Идя в сумерках, Лельй знал: Лавра уже догорела. Он не пошёл к реке. Его ноги ступали по прогревшемуся за день песку, устилавшему лесную тропинку. Ночные птицы начинали разговаривать друг с другом вслух. Воздух был насыщен приятнейшим ароматом. Лес начинал пахнуть по-особому. Это случалось лишь после того, как в селении на лобном месте догорит чья-то младшая дочь.
Слева Лельй увидел папоротник. Он цвёл…

Теперь: СНАЧАЛА. Первым произнесённым словом младенца было его имя: Лельй! Вот так лежал он, лежал в кроватке подвешенной к потолку избы и сказал первое слово. И словом этим оказалось его имя.
Мать родила его весной, когда Ярило – Весеннее Солнце уже достаточно крепко стоял. В день этот, всегда девушки плели из первых цветов венки, потом одна из них садилась и раскладывала венки вокруг себя. Остальные брались за руки и водили вокруг неё хоровод. Они пели песни. Затем, та что, сидела, окружённая венками, начинала раздавать их хороводящим. Такое происходило раз в год. В праздник ляльник посвящённые Леле – божеству весны и молодости. Так вот в этот весенний день родился Лельй. Совершенно ясно почему он так был назван. Хотя Леля – покровительница девушек – незамужних женщин. Но мать назвала своего первого сына так.
Лельй! – пищащим голосом произнёс младенец однажды. Сказал и залился звонким смехом, повторяя без умолку: лельйльлейльллельйлеельййй!!! Мать подбежала к колыбельке. Возрадовалась, схватила малыша подмышки и выбежала из полутёмной избы. Светило садилось за холмы, светясь красным. Мать подняла руки. Протянула улюлюкающего Лельйя ярилиным лучам: Людям деток плодил! Полю жито родил!!!...Спасибо, Ярило - Солнышко Весеннее!
Так это произошло, так Лельй начал взрослеть.
В селении этом жил травник один со своей женой. Так вот у травника этого родилась дочь. Родилась той же весной, что Лельй. Имя ей дал отец: Лавра. Лавровое дерево в тех местах было огромной редкостью. И травник был счастлив, что у него в избе под потолком среди прочих висел и мешочек с порошком из лавровых листьев. От лишаёв лучше средства не было.
И дочь свою так травник назвал, потому что, примерно, в то время как она родилась, начинал цвести лавр – редкое в этих местах растение. Поэтому ценное. Поэтому и дочь свою третью, уже, наверное, последнюю. Поэтому очень ценную, назвал Лаврой.
Первым словом укутанной в тряпьё Лавры было: леля! Как не странно, но: Леля, имя всё той же богини молодости, весны, покровительницы девушек. Лавра засмеялась, и начала на распев из колыбельки: лелялееляяялелялеееляяляя!!! Отец услыхал, улыбнулся в бороду. Медленно подошёл, взял большими ладонями девочку и вынес из избы. Светило только начало ослепляя выходить из-за холмов. Травник протянул смеющеюся Лавру солнцу: Волочился Ярило по всему свету. Полю жито родил! Людям деток плодил!!! А где он ногой ступает, там жито копной! А куда он глянет, колос зацветает!...Спасибо, Ярило!
Мать, узнав из рассказа отца о радости такой великой перед сном села возле колыбельки и раскачивая её стала напевать: Сама мати Перечистая
На улицу выходила,
Лелемье-лелем,
На улицу выходила.
Ключи выносила
Да зиму замыкала,
Лелемье-лелем,
Да зиму замыкала.
А лето отмыкала,
Лелемье-лелем,
А лето отмыкала.
Так это произошло, так Лавра начала взрослеть.

Старенького ветхого Ярило хоронили на ярилином холме, пели, танцевали и смеялись. Чего плакать: в следующем году придёт новый Ярило, юный и прекрасный. Принесёт много жита и детей, которых житом этим кормить.
Потом встречали Купалу. Ивана. Проходила его пора: сжигали Морену. Соломенную куклу олицетворявшую смерть природы. Приходил Коляда – Зимнее Сонце. Затем снова Ярило… Так и жили люди. Встречали, да провожали божков – солнышек. Приносили жертвы Даждьбогу – главному богу тех мест. Трудились – этим жили.
Среди этого жил Лельй. Благодаря имени своему, которым бы девушку лучше назвать, а не парня, был очень красивым юношей. Стройный, белокурый парень, с нежными, девичьими чертами лица и плавно свисающими руками. Плавно, красиво свивали его руки вдоль тела, когда он шёл. Со своими сверстниками он, конечно, общался, и не смеялись над ним жестокие мальчики: мол, имя девичье, да лицо девичье! Иди с девицами хороводы и води, да венки плети! Занимался мальчишечьими делами с ними Лельй: костры жёг, прыгал через них. Бегал в лес, ломал палки. Боролся на полянках. Купался в реке. Всё это делал Лельй и нравилось ему это. Но любил также парень побыть в одиночестве: посмотреть на небо. Реку бегущую. Лес шумящий. Любил идти по лесу и птиц слушать, а если совсем притаиться, то и животных разных. Вот: слышно, как олень листву щиплет и жуёт. А вот, как кабан под дубом жёлуди рылом ищет. Любил Лельй то, что его окружало. Любил красоту, одним словом. Сам красивый и красоту любит.
Селение людей находилось на большом холме среди других холмов. Огорожено было частоколом. По краям, со всех сторон света были установлены сторожевые башни. В те времена очень много племен ещё не осели, не приняли оседлости. Решили, что продолжать кочевать лучше и удобнее. Всё время так жили и живут до сих пор. Раз живут – живые, значит незачем уклада менять. Продолжают кочевать. Останавливаясь с приходом Коляды, и продолжая путь с его уходом. Так ведь удобнее, всегда есть новые места, где есть много пищи и воды. В общем, оставались кочевые племена, не захотевшие оседать: строить, законы придумывать. Продолжали кочевать, и теперь это стало на много интереснее, потому что, бредя по степи обозом с женщинами и детьми, можно встретить редкое поселение. Напасть на него и разграбить и сжечь. Взять женщин и лошадей. Многие кочевые племена из-за таких возможностей очень возросли в количестве. Они все были злобны и кровожадны, они знали, что такое убивать. И им нравилось это. Теперь кочевые племена стали другими: они огромными сворами набегали на стены городов и забирали всё себе, убивая. Теперь каждое кочевое племя было врагом. Легко их можно было называть варварами. И в поселениях ожидали их. Расположение места выбиралось стратегически, и смотровые башни охватывали всё пространство, распростёртое вокруг селения на много-много дней пути. Каждый мужчина в селении был войном. В случае набега каждый брал в руки оружие, защищал то, что принадлежало ему. А принадлежало ему всё, так как всё было общее. Всё делали вместе и делили по чести, то, что выходило из общих усилий.
Среди парней, сверстников Лельйя были, как и во все времена такие, которым хотелось прихода кочевников. Они размахивали палками, когда, набегавшись по лесу, все садились вокруг костра, и кричали: У, я бы этому варвару! Лельй был не согласен. Он сидел в кругу, поджав стройные колени к телу, молчал и думал: Удаль, удалью, а смерть! Нет не личная. А, вообще: придут кочевники, придёт смерть. Она с ними ходит. – Лельй был молчаливым юношей, он много думал, но молчал. Красиво молчал.

Подходило Летнее Солнце. Ярило топтал землю. И подходило время старейшинам выбирать жертву из девиц для Даждьбогу, которую сожгут в костре перед ночью Купалы. Нужна была девушка третья дочь – младшая, каждого третьего мужика. Так что, выстраивали мужиков всех имеющих жён с детьми в ряд, и выходил к ним главный старейшина – самый старый. Опирался на резной дубовый посох. Делал круг и говорил из густой седой бороды: Скоро, Люди вновь нам нужно Дарителю всего, что имеем - Даждьбогу, девицу отдать. Это будет чья-то из ваших дочерей. Но печалиться не нужно. Не надо слёз лить – плакать. Мы отдаём Даждьбогу невесту, и ей будет хорошо с Ним. Ведь он ей Мужем будет. Иначе быть не может!...За это он будет благосклонен к нашим людям. Наши дети будут сыты, а жёны довольны! – Закончив, старейшина надевал через голову берестовый воротник с бахромой изо льна, исписанный красными узорами. Начинал отсчитывать мужиков, стоящих перед ним вряд, отстукивая каждый счёт посохом о землю. Раз! Два! Три! Кондрат! У тебя дочери всего две… Раз! Два! Три! Игнашка! У тебя сыновья одни, ни одной дивчины… Раз! Два! Три! Козьма! Быть Вайле, твоей дочери младшей, невестой Даждьбога. Радуйся! – Старейшина разворачивался и уходил с другими старейшинами, а мужики обступили Козьму. Но он не расстроился, таков закон. Мы ж не варвары! Это у них законов нет, бьют всех и вся, и сами мрут, а мы вот одну Вайлу сожжем, и будет нам светло! – с такими мыслями и пошёл в избу с вестью такого толка.

Так шла жизнь селения, так шла жизнь Лельйя.
Так шла жизнь Лельйя, так шла и жизнь Лавры. Она тоже подросла. Красивой приземистой девушкой выросла она. Иссне чёрная коса с вплетённой в нее красной лентой спускалась ниже пояса. Походка её была плавна и спокойна. Когда девушки танцевали, она двигалась средь них так бесшумно, что лишь было слышно, как юбка её шуршит. И голос у Лавры был хорош. Сильный. Она могла петь громко и звонко. Она могла петь тихо и текуче. Она часто ходила в лес, одна, и слушала птиц, пытаясь подражать им. Ей нравилось то, что её окружало. А вокруг было красиво. Она любила красоту. Её отец травник часто брал её с собой в далёкие земли за редкими травами. Они, бывало, уходили от селения за три-четыре солнца. Во время этих походов Лавра узнавала много нового и видела много красивого. Она узнала о травах, о птицах, животных, о лесе, реке, небе. Отец старался рассказывать ей все, что знал сам. Ей было интересно. Она это любила – это было частями того, что являет собой красота. А красоту она любила.

Лельй уходил в лес подышать, и посмотреть. Окунуться в первозданную чистоту. Такую величественную и прекрасную. Был конец весны, начиналось лето. Лес был свеж, и юная листва его благоухала. Лельй шёл в глубь леса. Селяне пугали детей: Не ходи один в лес. Леший там. Запутает: дороги обратно не найдёшь. Но, Лельй не боялся, он уже давно ходил в лес, и в глубь его, и на юг, и на север. Он видел Лешего не раз, и понял его. Понял цель, которую он преследует, сбивая с дороги путника. Леший путал лишь неподготовленных, лишь тех, кто пренебрежительно относился к лесу и к самому его хозяину - Лешему. Лельй же любил красоту леса и Лешего любил. Именно поэтому не путался в дорогах: куда намеревался придти – приходил. Однажды он даже вступил в беседу с лесным духом. Леший сидел на высоком пне, поджав колени, и свесив руки. Кожа его была будто кора, а пальцы, будто ветви сухие. Волосы и борода: зелёные листья, трава. Леший сидел так, и казался, сливаясь с пнём, малорослым деревцем. Но, глаз у Лельйя был острый, и он приметил лесовика: Здравствуй, Дух лесной – с поклоном обратился он к деревцу. Рука, казавшаяся ветвью скрипнув, поднялась и отодвинула копну листвы с того места, где должно было располагаться лицо. Но лица не было. Было небольшое дупло на ровном, поросшем мхом стволе: Ага! Значит, здравствуй… Разговор был недлинным и малосодержательным: дупло больше скрипело, чем говорило по человечески. После этого Лельй решил молча находиться в лесу. Даже когда видел спрятавшегося от невнимательных людей Лешего, проходил мимо и просто улыбался ему.
Была среди леса одна рощица из юных берёз, которая очень Лельйю полюбилась. Стройные деревца росли кругом. А в середине этой рощицы была полянка. Потаённая: спрятанная за стройными берёзками. Сюда часто ходил Лельй. Он говорил: Здравствуй рощица!- входил в неё и на полянке ложился. Лежал или сидел. И так ему там было уютно и приятно, что почти всегда: как не в лес, так в берёзовую рощицу. Берёзки тоже полюбили Лельйя в ответ. Когда он лежал в жаркий день на мягкой траве, они шелестели листиками, ловя ветер, и обдувая юношу. Когда вдруг начинался дождь, они смыкали ветви, укрывая Лельйя от непогоды.

Травник рассказывал дочери Лавре истории. Разные. Обо всём. Однажды рассказал он историю о создании мира: Сварог – бог создатель. Сварог – Род. Род – Прародитель наш. Родник Вселенной. Всё создал Род. Он наполнил всё Любовью. Сила любви тьму со светом разделила. Любовью мир наполнился.
Род силой Любви так же родил всех остальных богов, те, родили других.
Затем Сварог создал Землю-матушку, но выронил, и она ушла на дно. В темницу. В Океан. Достать сам не мог. Увидел уточку серую, что по водной глади Океана плавала, и говорит: Повелеваю именем своим. Сварог – я – Род. Достань Землю из тьмы!
 Нырнула уточка серая, и долго её не было. Три лета не было. Потом вынырнула и горсть Земли в клюве принесла. Сварог взял в ладони Землю и начал мять, призывая: Солнце Красное, Месяц ясный, ветры! Помогите Землю-матушку просушить!
Так земля затвердела, и аккуратно положил её Род на гладь Океана, а чтоб вновь под воду, во тьму, не ушла, родил Юшу – змея. Дивного змея, мощного, что бы он Землю- мать поддерживал. Так и держит до сих пор. А как двигаться начнёт, так и Земля сотрясётся…
Так создавал Сварог мир, так рассказал Лавре об этом отец. Так же рассказывал он о природе и человеке в ней. О том, что может человек, и чего не может. И оказывалось, что человек может очень многое. Но, научиться этому не очень просто. Лавра хотела, всем существом хотела, но не знала как. Так как отец не знал. Знал только, что может человек, например, в животных превращаться, а как не знал. Знал, что сложно это, но даже и догадываться не смел, насколько. Он был травником и уже не молодым человеком. Любил всё вокруг и от этого знал так много. Но недостаточно много этого было для Лавры. Она хотела знать больше. Хотела уметь всё, что может уметь человек.

Ещё говорят женщины детишкам: Не ходи на болото, там Кикимора. Заманит и утянет на дно! Лельй знал и Кикимору, вернее их троих. Это была лукавая женщина в трёх девичьих лицах. Красивые девицы были, они то путников и заманивали в болото. Но, Лельй увидев их раз, всё понял. И больше не обращал внимания на их сладкие речи и телесную привлекательность. Шёл он как-то, и тропинка его легла вдоль болота. И вот три девушки перед ним в платьях ситцевых. Венки в руках держат, улыбаются мило: Путник с дороги, иди к нам! – Он остановился, и разглядывать стал девиц. Ветер раздувал лёгкие прозрачные платья. В воздухе пахло женским соком. Лельй – юный парень, с удовольствием взял бы венок одной из них и пошёл бы разделить с ней ложе, если бы ложем этим не было болото. Зыбкое и холодное. Лельй глубоко вздохнул, протянул руки вперёд и обойдя Кикимору двинулся дальше. Он шёл и думал: стоит ли отдать жизнь за животное удовольствие? Шёл и думал, а вслед его мыслям слышалась нежная песня в трёх голосах: Путник с дороги! Путник с дороги! Ступай к нам… Но, Лельй понял их, понял смысл их существования: как будет существовать болото без гниющих в нём людей? Понял, и, улыбнувшись, полюбил. Как частички большой целостной красоты. А красоту он любил.

Подходил день летнего солнцеворота. Вайлу, в платье невесты и с белым венком на голове, старейшины вели под руки к столбу, врытому в землю посреди лобного места. Лицо Вайлы не выражало ничего. Спокойно она глядела на собравшуюся толпу из под полу прикрытых век. Толпа молча глядела, как её привязывают к столбу, как специально обученные юноши обкладывают её ноги сухой чередой, затем хворостом. Толпа молча глядела, главный старейшина в украшенных узорами одеждах и амулетах, обращается к Даждьбогу. Громко, внятно. Говорит: Отдаём тебе в жёны Вайлу! Будь снисходителен к нам… И как только старейшина умолкал подбегали те же специально обученные юноши и поджигали череду. Кругом начинал растекаться сладкий запах горящей травы, потом начинающего загораться хвороста. Толпа всё это время молчала, и лишь когда первые языки пламени касались босых ступней девушки, начинали кричать: Гори! Гори, тварь! Такая была традиция: все начинали разом кричать на разгоравшуюся невесту Даждьбога. Оскорблять её, унижать, что бы она не думала о себе слишком высокомерно: мол, я, невеста бога. Что бы она смиренно сгорела, и поняла, что она не единственная, и что на её месте в следующем году будет новая девушка. Ни чуть не хуже и не лучше её – невеста для Даждьбога. Толпа гудела: Гори, сука! Даже отец – Козьма кричал: Гори, ****ь! Гори!!! – дабы дочь его младшая не зазнавалась.
Лельй стоял в толпе, молча, наблюдая за горящей Вайлой. Она была красивой девушкой, а красоту он любил. Лельй стоял и созерцающим взглядом провожал её в те далёкие места, в которые ей предстояло отправиться, что бы разделить ложе Даждьбогово. Лавра тоже стояла среди гудящего люда молча. Она тем же взглядом, что и Лельй провожала уходящую в дальний путь красоту.
А лицо Вайлы до последнего было красивым. Она не кричала и не кривлялась в муках. Смиренно горела, плавно отходя от обидных криков, от провожающих взглядов, от Солнца в небе, от Земли-матушки.
Вайла догорела, и люди потянулись к реке, встречать Летнее Солнце Купалу. Но идти к реке разрешалось не всем. Нужно было достигнуть определённого возраста. Ведь празднование Купаловой ночи предполагало так же, помимо прочего сплетение телами. А для этого нужно было быть уже окрепшим физически. Это касалось и юношей и девушек. Их девственность блюлась старейшинами. Так что, Лельй и Лавра и ещё многие другие молодые люди отправились по избам спать, не смея ослушаться. А толпа в это время на берегу реки уже сбрасывала с себя одежды, разводила большие костры.
Когда половина луны поднялась высоко в небо, и осветила всё внизу ярким светом. Лельй не спал. Он не мог уснуть. Он ни чуть не сожалел, что ещё недостаточно взросл, что бы участвовать в празднинстве встречи Летнего Солнца. Ему не спалось, он вспоминал красоту Вайлы. Как она, красота эта, медленно перетекала в другую область бытия. Лельй видел снова и снова, как тело молодой девушки стелилось еле различимыми струями, плывя над землёй. Вперемешку с плотным дымом череды растворяясь через время в воздухе.
Лунный свет попадал в окно и бревенчатая изба, где лежал Лельй в одиночестве, светилась стенами изнутри. Лельй встал и вышел, открыв дверь. Небо над головой было покрыто звёздами. Маленькими, большими. Звёзды складывались в красивейшие узоры. И Лельй долго стоял возле своего жилища с запрокинутой головой. Потом огляделся и увидел, что и под небом так же красиво. Лунный свет делал всё вокруг иным. Избы соседей, высокий частокол. Тропинки, вытоптанные кругом и всюду. Спящих собак. - Всё было другим. Но ни менее красивым. Всё излучало другую красоту.
Лельй пошёл к выходу из селения, ему хотелось увидеть холмы, луга и лес, облачённые этой иной красотой. Красотой ночи. Лельй шел, тихо ступая, как, в общем-то, и всегда. И вот за спиной он услышал тихий шелест. Он приближался, но не становился громким шелестом – оставался тихим. Лельй обернулся, к нему приближалась девушка. Так бесшумно и мягко ступая, что слышался лишь шелест. Шелест её платья: Тоже не спится в Купалову ночь? – это была младшая дочь травника. Лельй знал ей имя – Лавра. Они родились одной весной. Да не в Купале дело. Изба светится изнутри просто… - Лельй развернулся и продолжил свой путь. Он шёл, а шелест за спиной через мгновение снова послышался. Лавра поравнялась с ним и пошла рядом, не отставая: У меня тоже… - Что? Тоже? – Стены светятся. Дальше они пошли молча.
Только тяжёлые ворота, оставленные на ночь открытыми, к возвращению взрослых, остались позади, Лавра произнесла, спускаясь рядом с Лельйем с холма: Посмотри на те холмы, они другие. И луг совсем другой. - Лельй посмотрел: Да, красиво. Ночная красота. – Именно. – Качнула головой Лавра.
Под холмом, на котором располагалось селение: на юге текла река, на востоке стоял лес. Каждое утро из него поднималось солнце. Туда и шёл Лельй, а рядом с ним Лавра. Оба молчали, бесшумно ступая по траве.
Лельй сразу собирался войти в ночной лес, и полюбоваться им изнутри. Снаружи он был величественно прекрасен. Но, как только они с Лаврой приблизились, из глубины раздался крик ночной птицы и затем сразу же громкие гуканья филина. Тут же с веток сорвалось несколько птиц, которые, громко крича, полетели в сторону холмов. Всё это было так шумно в этой тихой ночной красоте, что Лельй и Лавра встали, будто вкопанные перед лесом. Долго оставались так, смотря на могучий стволы деревьев, являвшие собой сообща дивный лес. Стояли, пока не восстановилась та тишина, которая была. Птицы улетели, лес умолк: Этот Леший, ночью, наверное, до смерти может у себя там напугать. – Лельй опустился на траву и повернулся спиной к обители Лесного Духа, подтягивая к груди колени. – Да…наверное…- шёпотом протянула Лавра, садясь рядом.
Я видела, как ты смотрел сегодня на Вайлу…- тихо сказала Лавра, расправляя юбку вокруг себя ровным кругом: …ты тоже видел, как она утекала? – Лельй повернул голову к девушке: Ты, Лавра? Дочь травника? – Да, ты Лельй, названный в честь Лели…но, ты видел Вайлу… - Тссс…- Лельй приложил к губам палец и тихим шёпотом продолжил: Да. Утекала к Мужу. – Так значит, тоже видел? С дымом череды? – Да. Да. Да. Да-да. Видел. Лавра умолкла. Лельй умолк. Перед ними поднимался холм, а левее начинались луга и поля. Красота была неописуемая. Оба тяжело дышали, наслаждаясь видом: так он был прекрасен. В одно мгновение оба повернулись друг к другу. И их лица были очень близко. И Лельй и Лавра блаженно улыбались, продолжая тяжело вдыхать и выдыхать воздух. В то же мгновение их губы прикоснулись друг к другу. Лельй провёл своей рукой по длинной косе Лавры. Та положила ему руки на изящные плечи.
Ты красивый – Отрываясь от сладких уст Лельйя, прошептала Лавра. – Ты тоже очень красива. Я люблю красоту. – Отодвигаясь, прошептал Лельй. – Я тоже. - Кивнула Лавра поднимаясь: Пойдём, скоро встанет солнце. Это будет уже Новое Солнце! – Лельй встал, и они пошли к подъёму в селение. Оба были молоды и девственны, и знали: время ещё не пришло. Они молча вошли в селения и молча вошли в свои избы. Молча легли на кровати. И молча сразу же погрузились в сон.

И пришло Новое Солнце – Купала. И ушло. И пришёл Коляда, принёс много снега и сосулек. Но Ярило всё поправил, как и всегда. Пришёл. И от ступней его расступился снег, испарились сосульки.
Весеннее Солнышко – Красное.
А когда начинает садиться за холмистый горизонт – совсем красное. Лельй созерцал закаты, как и всё остальное. Он смотрел на этот естественный красный цвет и был счастлив. Теперь часто рядом была Лавра. Тоже счастливая от вида естественного - совершенного красного цвета льющегося во все стороны от Солнца.
Лельй! Лельй! Что ты опять! – Смех Лавры будто вытянул Лельйя из ямы: Да! – повернул голову он резко, от чего Лавра от смеха покатилась по траве. Сев, она мгновенно успокоилась: Что ты там видишь, Лельй? – Где, там? – Ну, когда уходишь отсюда, продолжая оставаться на месте? – Ах, ты вот о чём, Лавра. Я не помню. Как только прихожу в себя, сразу забываю, но уверяю, что вижу там многое и это так же прекрасно, как и всё окружающее нас! Как ты! – Лельй быстро поцеловал девушку в щёку. Лавра улыбнулась, смотря вдаль, пропела задумчиво: Лель-лелья лелем-лелье… - потом долго помолчала. Сказала серьёзно: Я, Лельй, много историй тебе рассказывала. Которые от отца знаю. Сожалениями своими делилась, что знания его не полные, и что многое остаётся для меня недосягаемым. Ты сожалел вместе со мной. Ну…-Лавра улыбнулась: Кашу маслом не испортишь! – Лельй улыбнулся и придвинулся ближе к девушке, так, что бы ему было удобно слушать. Лавра глубоко вдохнула – быстро выдохнула, глядя на последние ярилины лучи, и начала: Узнала я от отца моего о цвете папоротниковом. Что в ночь на Ивана Купалу, в лесах, на одном из папоротников открывается цветок. Неописуемой красоты цветок. С неописуемым ароматом. Цветок этот открывается лишь в эту ночь, и больше не появляется до следующего праздника Летнего Солнца. В следующий же раз он открывается на новом папоротнике, в новом месте. Кто найдёт чудесный цветок, будет знать всё. Ты понимаешь, Лельй, всё. Абсолютно. Представь, он сможет делать всё, что захочет и быть чем захочет. Он будет свободен. Абсолютно…
Лельй нетерпеливо вскочил: Давай, Лавра, пойдём в ночь Летнего Солнца и найдём цветок папоротника. Понюхаем его. Посмотрим на него. Представляю, как он красив! – Лавра весело улыбнулась Лельйю: Да. И мы будем свободны. Абсолютно свободны! – Лавра осеклась: если меня не отдадут в невесты к Даждьбогу, конечно… - Тут же широко улыбнулась, схватила Лельйя за руку, и они побежали: Тогда, ты его найди без меня! Обязательно найди!

Но, Лавру в этот раз не сожгли. Старейшина начал отсчет, и жребий пал на Макулу, и дочь его Никулию.
Когда она, догорев, перетекла к своему божественному Мужу, люди удалились на реку, Лельй специально не спал: их уговор с Лаврой был в силе. Она тоже не спала, и как только пол луны поднялось высоко в небо, вышла из избы. Лельй в этот момент уже проходил мимо. Лавра, едва слышно шурша платьем, присоединилась к нему. Они вышли из селения. Подойдя к лесу, остановились и стояли долго перед ним: могучим и величественно тихим.
В этот раз ничего нас не останавливает! – Шепнул Лельй и, взяв девушку за руку, пошёл в глубь. Им нужно было идти к болоту. Туда, где заканчивался один из малых рукавов реки. Только в местах, где сырость болотных кочек встречается с сухостью леса, растёт папоротник.
Глаза молодых людей быстро привыкли к темноте. Они шли, молча, держась за руки. Вокруг была тишина. Мёртвая тишина. Лишь только юбка Лавры тихо шелестела. Нестрашно тут, оказалось…- произнесла, улыбнувшись, Лавра и тут же раздался жуткий крик ночной птицы. Он пронёсся по всему лесу и, отражаясь от деревьев, за мгновение стал невыносимо громким, и за то же мгновение полностью исчез. Лавра умолкла. Лельй молчал, твёрдо ступая по песчаной тропинке, крепко сжал ладонь в своей ладони. Наконец он услышал приятное пение неподалёку: Путник с дороги, шагай к нам! Отдохни… Со словами этой песни появился запах сырости. Пахло болотом. Лельй не обращая внимания на Кикимору, пошёл дальше, но Лавра остановилась. Что? – шепнул Лельй. Она приложила к губам палец и указала в том направлении, откуда доносилось пение. Ты тоже это слышишь? – удивлённо спросил Лельй. Это поразило его, раньше он думал, что это лишь его дар видеть всех этих странных существ, живущих на болотах и в лесах. Он улыбнулся: Это Кикимора! Но песня её обращена ко мне… не к тебе, Лавра! Пойдём. – Он потянул девушку за собой. Она побежала следом, всё время, оглядываясь назад: Это так люди в болотах пропадают? – Так и пропадают, но я не обращаю внимания на их сладкие речи, просто люблю их, за их красоту, как и всё вокруг. Как тебя. – Лавра прижалась к тонкому плечу Лельйя.
Показался папоротник. Он рос ровной полосой между болотом и лесом. Лельй ввёл в папоротник Лавру. Они осмотрелись и пошли по пояс погружённые в зелёные ветви. Шли и шли. Кругом всё время был папоротник. А когда он закончился, в просвете между деревьев Лавра с Лельйем увидели поднимающееся солнце. Новое Солнце.
Не открылся нам папоротников цвет. – Игриво надувая губы, прохныкала Лавра. Да. – Спокойно кивнул Лельй прикасаясь своими губами к её. Не в это раз! - Значит в другой!

Был конец лета. Лельй был в лесу один. Теперь он часто проводил время с Лаврой, но и в одиночестве бывал не реже. Он пришёл в свою берёзовую рощицу: Здравствуй, милая! – поклонился Лельй и вошёл в её глубь. Здравствуй, Лельй! – прошелестели берёзки. Небо было, синим-синим, и по нему быстро плыли облака. Лельй лежал, наблюдая за их движением, и незаметно для себя уснул. А когда проснулся, предзакатное солнце окрасило всё кругом странным жёлтым цветом. Лельй глубоко вздохнул, с умилением оглядываясь по сторонам.
И вот его голова остановилась на половине оборота. Он что-то увидел. Долго сидел не шевелясь. Потом повернулся всем телом в направлении головы. Приподнялся - опустился, всматриваясь в даль, щёря глаза. Подполз ближе к окружающим его берёзкам и замер наблюдая. Неподалёку от рощицы он увидел открытую небу поляну: там не было деревьев. Солнечный жёлтый свет, казалось, скопился там. И его так много, что можно разглядеть, как он перетекает, клубясь. И вот среди этих клубов света Лельй разглядел удивительное существо. Оно сидело на корточках, широко разведя колени в разные стороны. Всё тело его было оплетено вьющимися растениями. На поднятых вверх ладонях сидели разноцветные птицы. Ящерицы и мелкие животные ползали по телу этого существа. Оно было частью природы. Оно было природой. Прекраснейшим существом. Лельй изумлённо наблюдая из рощицы за ним, а оно, не двигаясь, сидело, расставив ноги.
Наконец Лельй решился: робко шагая, приблизился к существу и, подойдя ближе, остановился, открыв рот от такой красоты. Это была старуха. Её ступни, казалось, пустили корни. Там где они соприкасались с землёй, на них рос мох. Выше ноги были сплошь покрыты вьюном, в просветах виднелась кожа, походившая на кору осины. Груди старухи были обвиты хмелем, он поднимался до шеи, и оттуда свисал на плечи. Руки старухи были, будто из дерева. Правую покрывала дубовая кора. Левую берёзовая. Живности на теле существа оказалось намного больше, чем Лельй разглядел из рощи. Ящерицы, лягушки, улитки. Изредка проскальзывал в зарослях хмеля хорёк, или ласка. Тут были и неизвестные Лельйю животные. Странные существа, покрытые разноцветной чешуёй. Странные птицы, раскрашенные яркими, безупречно чистыми цветами.
Лицо старухи было спокойно: на нём была лёгкая улыбка. Глаза будто выточенные из дерева глядели в никуда. На голове старухи росла молодая зелёная трава, и сидело очень странное существо, напоминающее человека. Оно было с колено ростом и восседало на макушке, безмолвно наблюдая за Лельйем.
О, прекрасное существо, позволь мне сесть и поговорить с тобой! – громко произнёс Лельй, обращаясь к старухе. Она так и не ответила, оставаясь в том же положении: сидя на корточках с разведёнными в разные стороны коленями, глазами, смотрящими в никуда. Лишь странное существо сидевшее на голове засуетилось, но быстро успокоилось и, свернувшись, легло, прикрыв маленькими ладошками лицо.
Ты, верно, Сварог, создатель всего сущего. Всей этой красоты. Только бог может выглядеть так прекрасно как ты! – Лельй низко поклонился. И не дожидаясь ответа, ушёл в рощицу. Выбрал там совсем юную берёзку, не выше человеческого роста, и взяв острую палку аккуратно взрыхлил землю вокруг неё. Затем опустился на колени и руками выкопал деревце с корнем. Обратно засыпал всю землю в оставшуюся ямку и с берёзкой отправился обратно на полянку к старухе.
Она по-прежнему была там, в клубящемся жёлтом свете садящегося солнца. Лельй подойдя, поклонился: И, если ты бог, позволь сделать тебе дар. У меня ничего нет. Только моя рощица. Вот тебе её часть. Часть моей любимой рощи! – Он взял острую палку и вырыл неподалёку от сидевшей старухи ямку. Туда поместил берёзку и, закопав, разровнял землю ладонями. Вот, прими, Сварог, бог наш, мой дар тебе!
Глаза старухи, наконец, сфокусировались. Сначала на свежепосаженной берёзке, затем на Лельйе: Спасибо! – её голос был приятен, и звучал, как песня: Но, я никакой не бог, тем более не Сварог – создатель всего сущего. Я человек. Такой же как и ты, и все те, кто живёт с тобой в селении… Не стоило делать мне никаких даров. Для чего? Ведь я ничем не отличаюсь от тебя! – Ни чем не отличаешься от меня? Ты прекраснейшее существо. Ты часть природы. Сама природа. – А ты? Разве ты не часть природы? Берёзовая рощица говорит тебе: «Здравствуй, Лельй!». Ты не такой же, как я? – Но, я не могу так, как можешь ты. Растения обвивают твоё тело, диковинные животные живут с тобой… - И что, ты этим хочешь мне сказать? Если рощица говорит тебе: «Здравствуй!»?
Но деревце приносить мне в дар не стоило! Ты думал, Лельй, что я всё время сижу на одном месте? Я могу быть где угодно. Но спасибо. – Я хотел подарить тебе красоту. Часть моей прекрасной рощицы… - Красоту? Я хочу тоже сделать тебе подарок, но позже. Пока присядь. Лельй сел напротив старухи. Она опустила правую руку, покрытую дубовой корой, и птички невероятной окраски стали летать кругом. Старуха почесала голову: Не каждый человек сможет меня разглядеть. Я целиком слилась с лесом. И мне так хорошо. Это всё, что мне нужно. Раньше мне нужно было другое: Мужчины, дом, еда. Мне нужно было рожать от мужчин детей… Теперь, чтобы рожать мне не нужен мужчина. Я знаю как это делать. Все эти, как ты назвал их – «диковинные» существа мои дети. И они рождаются именно такими, какими я хочу их видеть! Лельй снова посмотрел на разнообразных животных на теле старухи: Да. Ты прекрасна и чувствуешь что такое красота! Но, ты не скажешь мне как? Как это возможно? – Я расскажу. Но позже. Теперь мой подарок тебе: Ты слышал историю о создании Земли? – Лельй утвердительно кивнул. – Я хочу показать тебе Юшу… - Сказав это, старуха опустила свою берёзовую руку, и птицы присоединились к кружащим сёстрам и братьям с другой руки. Старуха потёрла ладони друг об друга: Теперь встань и сделай шаг-два назад. – Лельй повиновался. Старуха, продолжая сидеть с широко расставленными коленями, пальцем натянула свои гениталии вверх, и несколько капель прыснуло оттуда, упав, как раз на то место, где сидел прежде Лельй. И из земли в том месте, куда попала моча в тот же миг, выросли сиреневатые грибки на тонких ножках и какие-то травки ярких цветов. Я же говорила, что можно рожать без помощи мужчин! – улыбаясь, произнесла старуха.
Это ведь не всё, на что ты способна? – любуясь красотой сотворенного старухой спросил Лельй. – Нет. Нет. Ещё умею… Собери пожалуйста всё это и дай мне! Ты ведь хочешь увидеть Юшу? – Да. Хочу. – Юноша собрал грибы и травки, взошедшие так быстро, и положил в березовую ладонь старухи. Та поместила их в рот и, не жуя, проглотила. Затем пальцами обеих рук раздвинула хмель, обвивавший её левую грудь: Это тебе. Мой дар. – Среди зелёных стеблей виднелся коричневый сосок. Лельй не раздумывая, подошёл и прильнул к нему губами. Пей! - Лельй пил, пока старуха легонько не отстранила его: Теперь садись напротив. – Я увижу Юшу? – спросил Лельй садясь. Сначала он сел, как обычно, обхватив колени руками и прижав их к груди. Старуха смотрела на него, и он не контролируя себя начал менять позу. Он взялся руками за ступни ног, а колени положил на землю. Старуха стала что-то тихо монотонно напевать. Голова, а за тем и всё расслабленное тело Лельйя начало раскачиваться. Его глаза закрывались. Он качался взад и вперёд и слышал лишь пение старухи. Так продолжалось пока тело его не стало настолько гибким в своих раскачиваниях, и он не коснулся лбом своих лежащих на земле, плотно прижатых стопами друг к другу, ступней. И как только это произошло, он остановился. В таком положении и остался.
Глаза старухи светились из нутрии. Морщинистое, покрытое осиновой корой, лицо улыбалось. На растянутых мочках ушей висели берёзовые серёжки: Глубже, Лельй! Глубже… - Лельй увидел себя в странном положении. Голова его лежала на ступнях, колени, разведённые в разные стороны, были прижаты к земле. Лельй смотрел на себя, и ему это не казалось странным. Глубже. Глубже. Приподнимись над всем, затем ныряй! – Шептала на распев старуха. Лельй увидел полянку, где находился вместе со старухой, сверху. Потом увидел лес. Сверху он был другим. Но, красоты своей не терял. Лельй увидел своё селение на холме. Он мог рассмотреть при желании каждого человека. Любого. Какого бы не захотел. Лельй увидел Лавру, она сидела в избе и вышивала на полотенце петухов. Лавра пела. Тихо – тихо. Но, так красиво. И сама она была красива. Её чёрная коса свисала вперёд, стекая по плечу, затем по коленям - к полу. Лельй. Лельй! Не трать силы. Поднимись над всем. Лельй увидел землю. Он мог охватить её взглядом всю. Вокруг земли была вода. Много воды. Столько воды он ещё не видывал, но не удивлялся. Просто смотрел на океан. И вот он увидел, что вода, и земля в ней, и селение с избой Лавры, и поляна в лесу, и он сидящий там, опустив голову на стопы, померкло на мгновение. Как изображение на гладком мокром камне, когда на него попадает солнечный луч. Померкло и вновь появилось, проясняясь. Становясь чётким. Лельй приподнялся ещё. Это было отражением в одной из чешуек. Их было много: сколько звёзд на небе, даже больше. Чешуйки покрывали тело змея. Это был Юша. Его чешуя отливала всеми цветами. Он был прекрасен. Он был могуч. Своим упругим телом он обвивал Землю и воду окружающую её. Он держал Землю крепко. И это делало его ещё красивее. Лельй, не изумлялся, просто смотрел на Великого Змея, красоту которого невозможно было описать словами. Ныряй! – раздался гулкий крик. Лельй отвлёкся. Но, задержался, чтобы взглянуть на реакцию Юши. Змей спокойно держал Землю. И мощи его не было предела. Крики повторились. Лельй слышал: Ныряй! Но он хотел заглянуть в глаза змею. Лельй придвинулся. Юша прищурился и начал медленное движение, отчего Земля, зажатая в его чешуйчатых кольцах, сотряслась.

Лельй быстро поднял голову. Земля под ним колебалась, как вода. Но это быстро прекратилось. Он огляделся: рядом была березка, пересаженная им сегодня в дар чудесной старухе. Лельй улыбнулся, понимая то, что произошло. Сейчас он всё помнил. Перед ним возвышалась старуха. Она молча смотрела на него. Это был Юша! – Змей сотворённый Сварогом! – воскликнул он. Да. – Подтвердила старуха: Но ты видел!? Его чешую. Ты не нырнул. Я тебе кричала, но ты предпочёл потревожить Змея. Земля тряслась. Могли пострадать люди в твоём селении… - Не дослушав, Лельй вскочил на ноги: Я скоро вернусь! – И помчался из леса. Его голова была ясной. И красота окружающая его, даже во время бега проникала в глаза яркими несущимися мимо пятнами. От чего становилось так хорошо. Лельй чувствовал себя счастливым. Он не бежал – парил.
В селении все люди были обеспокоены. Все вышли из своих изб и потянулись к лобному месту. Там главный старейшина в украшениях из бересты стучал оземь посохом и громко кричал: Люди! Земля сотряслась. Боги недовольны нами! Нужно умилостивить их! Если мы это не сделаем. Земля будет трястись всё чаще, пока мы все не умрём! – Толпа одобрительно загудела. Лельй увидел среди людей глаза Лавры. Она смотрела на него испуганно. Он улыбнулся ей.
Старейшины посовещались, и главный из них провозгласил: Не нужно приносить в жертву человека! Пойдите. И каждый принесите из дома немного пищи. Мы разожжём костры и проведём приношение богам!
В сумерках люди шли к месту, находящемуся за селением. Оно было на небольшой возвышенности. Там стояли большие дубовые столы с чашами. Вокруг горели костры. Люди наполняли чаши пищей. Медленно подходя по очереди, и отходили назад в толпу. Старейшины стояли спиной к ним – лицом к столам и горизонту. Они пели песни, обращённые к богам. Каждый пел разную. Каждая предназначалась определённому богу. Старейшины не знали, какой именно из богов рассержен, и решили, что будет благоразумно попросить прощения и помощи у всех.
И вправду. Земля перестала трястись.
Лельй не стал рассказывать Лавре о странной старухе и о том, что именно по его вине начал шевелиться Юша и Земля сотряслась.

Старуха сидела в той же странной позе. Только сегодня она была ещё прекраснее: все птички с ярким оперением сидели на её теле. Кто где. Старуха была будто покрыта цветами. Здравствуй! – С поклоном подошёл Лельй: В селении всё в порядке. Старейшины… Знаю, знаю. Они принесли жертву богам и боги больше не станут трясти Землю… - прервала юношу старуха, улыбнувшись: Здравствуй, Лельй! Садись. – Тот сел: Сегодня, ты ещё красивее. Ты будто цветёшь! – Это птички. А вот цветы! – и в тот же миг все вьющиеся стебли покрылись бутонами, а птицы вспорхнули и начали кружить над головой женщины. Бутоны быстро распустились красивейшими цветами, каких Лельй никогда не видел. Цветы запахли так приятно, что Лельйя это опьянило, он улыбнулся и прикрыл глаза: Ты прекраснейшее существо.
Ты так быстро убежал. Мы не договорили! Так продолжим: Ты видел чешуйки Юши. Ты видел отражения в них. Видел, что всё твоё селение и вся земля-матушка и весь океан вокруг – вмешаются в одну чешуйку Юши. Ты понимаешь? Всё это отражение в чешуйках Великого Змея. Даже сам Юша – отражение в одной из своих чешуек! Ты понимаешь, Лельй? – Лельй, как это не было странно, понимал. Он видел чудесную чешую змея, и утвердительно кивнул, с по-прежнему прикрытыми глазами. Прекрасно! Продолжим: ты уникальный человек. Несмотря на то, что ты мужчина в тебе так же есть часть женского. Ты можешь говорить и слушать природу. Видеть лесных и болотных духов. Ты можешь видеть меня. Это может не каждый человек. Всё это отражения в разных чешуйках Юши. И Леший, и Кикимора, и я сама. Ты от рождения наделён даром смотреть в несколько чешуек сразу. Другие люди смотрят в одну – две, самое большое в три чешуйки. И получается у них это не так легко. Старейшины твоего селения, например, принимают настои из трав, помогающие им заглянуть в другую чешуйку. Или на праздниках люди не замечая этого, впадают в особое состояние, когда могут глядеть в другие чешуйки. Ты мог это всегда. И главное: ты можешь смотреть в несколько сразу. А люди могут: то в одну, то в другую. Редко когда сразу в две, или три! А через много лет и зим, люди станут всматриваться лишь в одну чешуйку и так сильно станут это делать, что полностью погрузятся в неё. И забудут всё напрочь. Но, это для тебя не важно. Не имеет значения. Всё это я тебе рассказала вот к чему: Ты вчера не нырнул. Нет! А если бы ты сделал это, Лельй, ты бы смог увидеть на мгновение все отражения в каждой чешуйке на теле Могучего Змея Юши. И если бы ты хотя бы на мгновение увидел их все сразу, ты бы мог всё… Понимаешь о чём я? Всё! – Лельй открыл глаза: Да, понимаю. – Он встал и протянул руку к покрытой цветами груди старухи: Дай мне ещё. И я обязательно нырну. – Нет! Моё молоко может сработать лишь один раз. Ты мог бы всё. Всё! – Как ты? – Да! Я могу быть где угодно и чем угодно. – Существо лежащее на голове женщины приподнялось на локте, сонно взглянуло на Лельйя, и снова устроившись, засопело: Это мог бы и ты. Ведь ты так хотел это со своей Лаврой!
А как ты смогла увидеть все отражения в чешуйках сразу? Кто дал тебе молока? – Лельй снова сел напротив любуюсь старухой. О…- протянула она: Я была раньше обычной женщиной, моё имя было – Флора. Оно и сейчас остаётся таковым. Молока мне никто не давал. Только я даю такое молоко. Я просто нашла папоротников цвет. – Лельй вскочил на ноги и огляделся: Вокруг поляны густо рос папоротник. В Купалову ночь я не захотела идти к реке. Мне надоели мужчины. Их детородные органы внутри моих. Всё это мне надоело, и я пошла по лесу. Не было у меня цели найти папоротник и тем более его цветок. Просто, в темноте, я почувствовала чудный запах. Обернулась и увидела белое свечение чудного цветка: он рос на папоротнике. После этого я осталась здесь и могла всё! Это случилось очень давно: я состарилась, но я могу быть и молодой. Я могу быть кем угодно и чем угодно. Ты обнаружил меня такой. Такой я хочу быть. Хочу быть частью природы. Самой природой! – Старуха умолкла. Лельй смотрел на неё с восхищением. Они долго молчали. Затем старуха опустила руки к своей промежности и через миг вынула оттуда засушенный цветок: Вот он – папоротников цвет. Только он тоже, как и моё, молоко срабатывает один раз… Он сработал для меня! - Лельй подошёл к старухе и обнял её: Спасибо… Флора! - Взял цветок, и, помахав на прощание, ушёл, чтобы больше никогда не возвращаться. Он, конечно, был бы счастлив, наблюдать и общаться с таким великолепным существом, как Флора, но знал, что больше им видеться не стоит. Он любил эту старуху всем сердцем и знал, что она любит его в ответ. И знал так же, что больше ей нечего ему рассказать. Она может показывать чудеса, но зачем они ему, если он и сам, мог бы показывать их. Но, любопытство помешало. Лельй уходил к селению, сжимая цветок в руке, и не сердился на себя. Он знал: ему посчастливится, он увидит разом все отражения на теле Юши. А если нет. То Лельй всё равно будет счастлив лишь от того, что живёт окружённый красотой и сам являясь ею.
Когда юноша зашел в своё жилище и разжал ладонь, что бы повнимательнее рассмотреть цветок папоротника, в его ладони оказалась лишь белая пыль. Лельй сдул её разом. Оттряхнул ладоши, и не расстроился!

Шли зимы и лета. Коляда сменял Купалу. Ярило сменял Коляду. Лельй не видел больше чудесную старуху. И с Лаврой не гулял. Они видели друг друга. Смотрели друг на друга понимающе, когда с лобного места в очередной раз утекала с дымом череды новая девушка. При встрече просто смотрели друг другу в глаза. Улыбались и шли в разные стороны. Оба они знали, что так хорошо. И так лучше.
Лельй ходил в свой прекрасный лес. Смотрел на своё прекрасное небо. Лежал среди своих милых берёзок. Он стал много времени проводить так. Со своими ровесниками совсем прекратил общение. Да, и вообще: мало разговаривал.
Иногда, когда Летнее Солнце было в силе, Лельй оставался на ночь в своей рощице. Спал, не разжигая костра.
Вот. В одну такую летнюю ночь, Лельй спал в тёплой траве, среди греющих, отдающих своему любимому тепло, берёзок. Поэтому костра то и не разжигал.
Лельй открыл глаза. Он лежал на спине. Звёздами было усыпано всё небо. Они ярко светили вниз. Кругом была ночная красота, окутанная свойственным для неё светом. Берёзки вокруг светились. Лельй сел. Рядом сидела лягушка. Чудная: большая лягушка вся покрытая разноцветными бусинками росы. В половину человеческого роста, она сидела рядом с Лельйем, красиво переливаясь своими бусинами. Лельй улыбнулся: она была прекрасна: Тебя родила, Флора? Без помощи мужчины? – лягушка не ответила. Её глаза в лунном свете сияли пониманием и любовью всего окружающего. Лягушка неожиданно прыгнула через всю рощицу, пролетев над головой Лельйя. Он увидел её прекрасный жёлтый живот, он тоже был покрыт бусинками. В следующий прыжок лягушка покинула рощицу, а со следующим прыжком уже начала удаляться. Лельй вскочил на ноги и побежал за ней. Лягушка прыгала среди деревьев, переливаясь разными цветами своих бусинок. Лельй, не отставая, бежал за ней. Луна была высоко в небе, и свет её лился с невероятной силой вниз. Лельй чувствовал эту силу и бежал.
На большой поляне, где-то среди леса, лягушка остановилась. Лельй замер за деревьями. Он стоял и наблюдал за чудесным существом в чудесном лунном свете. Лягушка сидела к Лельйю спиной долго, а когда обернулась, оказалась Лаврой: Да, Лельй. Я дочь Флоры! Она научила меня быть такой. – Лельй вышел из-за деревьев на поляну. Лавра сидела в траве, согнув ноги и руки по-лягушачьи. Она была обнажена. Тело её было покрыто мелкими капельками пота и росы. От ночной красоты капельки светились, будто звёздочки. Лавра была красива. Лельй глядел на неё стоя в стороне: Ты пила её молоко? И просто когда надо было нырнула? – Нет, Лельй, мне не нужно было. Я женщина. Молоко – для мужчин. Флора просто сказала мне, какие нужно взять травы и как стать тем, чем или кем я хочу. Я выбрала быть лягушкой… Бусенечной лягушкой. Чудесным существом. – Лавра встала. Всё её тело выпрямилось и засияло звёздами. Лельй даже отступил на шаг: О травах ты знаешь… Но, ты, и так чудесное существо, Лавра. Ты прекрасна! – Лавра стояла, повернувшись к юноше боком. Её чёрная коса висела ниже пояса. Она была прекрасна.
Лельй медленно разделся. Робко подошёл к девушке. Она смотрела сквозь окружающие поляну деревья вдаль. Лельй протянул руку и пальцами дотронулся до мокрой нежной кожи: Ты чудесное существо… - Лавра повернула голову к Лельйю. И они, прижавшись друг к другу, опустились в тёплую траву. Возраст позволял. И любовь к красоте была так велика. Они слились в этом свете в одно единое прекраснейшее существо.
Потом Лельй и Лавра долго лежали в лунном свете. Тела их были покрыты сияющими бусинками звёзд.

Следующим летом главный старейшина при выборе невесты даждьбоговой, указал на старого травника: твоя младшая дочь – Лавра! Мужем ей станет Даждьбог! - Лельй обернулся, стоя в толпе, выискивая глазами Лавру. Её ни где не было.
Лавра, в последний раз наслаждаясь длинными прыжками, лягушкой в ярких бусинах скакала по лесу. Она знала, что в этот приход Летнего Солнца утекать в клубах дыма сухой череды ей. Лельй не знал. Он оглядел толпу ещё и потом уже понял всё. Понял и ушел.

ВКОНЦЕ: Сумерки обняли отходящего от всех житейских дел Лельйя. Тёплый цветущий клевер ласкал ступни. Приляг в мои нежные объятья, Лельй!
А толпа на лобном месте гудела.
Гори, сука! Текущая самка собаки! Гори!
Лавра догорала…