Мгновение Серебряного века

 Любовь покоряет обманно,
Напевом простым, неискусным.
Еще так недавно-странно
Ты не был седым и грустным.

И когда она улыбалась
В садах твоих, в доме, в поле
Повсюду тебе казалось,
Что вольный ты и на воле.

Был светел ты, взятый ею
И пивший ее отравы.
Ведь звезды были крупнее,
Ведь пахли иначе травы,
Осенние травы.

Анна Ахматова.
Осень 1911, Царское Село



Сколько помню себя - столько лет со мной этот старый портрет в неброской овальной раме. С причудливо затенённого известным художником полотна, оглядываясь и легко придерживая шляпку, лукаво смотрит молодая кареглазая женщина лет тридцати пяти.
Именно женщина, в расцвете той самой зрелой, удивительной красоты, которая заставляет вспомнить бархатные лепестки распустившейся на закате розы или багряные оттенки осенней листвы…Ласковый и теплый вечерний дождь в сентябре и почему-то розовый, матово сияющий жемчуг…
Кому улыбалась неизвестная красавица, аристократически правильные черты которой невольно напоминают век вечно влюбленного в романтику Блока и Анны Ахматовой, влюбленной в самою любовь?
Интересно, кого могла так искренне и самозабвенно любить эта женщина?
Конечно! Именно любила… Иначе бы не искрились таким неизбывным, никем и ничем неизмеренным счастьем глаза…Талантом художника донесенная до нас через годы частичка чужой любви. А улыбка? Как же много о человеке может сказать его искренняя, от души подаренная улыбка!
Когда был написан этот портрет? Может быть, после веселого пикника у озера, где дамы благосклонно принимали стихи и ухаживания галантных кавалеров начала двадцатого века? А может быть, художник случайно увидел её с томиком нашумевшего в то время романа на скамейке городского парка? Или это была тайная последняя любовь стареющего мэтра?
Я иногда представляю себе эту пару - подтянутый мужчина, с благородной сединой в длинных волосах, его серый элегантный костюм, тросточка с серебряным драконом, крепко сжимаемым нервными пальцами, да! На среднем пальце правой руки обязательно нестираемый след от кисти…
Он медленно идет по бульвару, вежливо и с достоинством раскланиваясь со знакомыми, а вслед ему ветерком летит суетливый шепоток,:
« Посмотрите! Это тот самый! Ах, вы не знаете? Ну что вы, что вы!... Выставка…Постоянно…Вы будете?... Его Императорское Высочество…На Водах… А как же? Всенепременно…»
Он привык и к известности, и к постоянному шепоту, следующему за ним по пятам, как неизменному спутнику этой самой известности… И уже не замечает его… В молодости радовался… И ему это льстило… А сейчас?
Может быть, он слегка устал от этого?
И может быть не смог пройти мимо красивой женщины, невозмутимо читающей книгу на
 скамье среди постоянной суеты ? Да, наверное, так и было! Возможно, кто-то окликнул ее, и она обернулась на мгновенье…
Да так и осталась на полотне… Вечной, бесконечно прекрасной и удивительной сказкой, остановившимся мгновеньем Серебряного века…