Лейла

Меня зовут Эдвард Палмер. Для друзей просто Эдди. Мне тридцать два года. Живу и работаю в Нью-Йорке. Семьи пока не завел – не до того. Да и не хочется как-то ограничивать собственную свободу.
 Живу в Нью-Йорке. Но родился и вырос я в маленьком городке Хай-Рок, что к югу от города, миль девяноста. Я уехал оттуда десять лет назад, сразу после того, как похоронил маму. И больше не возвращался. Ни разу. А продать наш дом и участок земли – не поднималась рука. Я решил, что оставлю его на случай, если захочу навестить родной городок. Правда, тогда я не думал, что когда-нибудь я действительно захочу этого…
Но вот сейчас я еду по автотрассе номер сорок три, строго на юг от Нью-Йорка. И еду я в Хай-Рок. Домой. А все потому, что три дня назад, когда я вернулся с работы в свою квартиру, поужинал, принял душ и завалился спать, мне приснилась мама. И наш домик в Хай-Роке. И две яблони у нас на заднем дворе. И Риччи – соседская собака, ротвейлер, столь же добродушный, сколь и огромный. Все, как было, когда я был ребенком. И мама смотрела на меня с грустной улыбкой…
Я проснулся, как всегда, за две минуты до будильника, сразу же выключил его и долго лежал и смотрел в темноту. Я понял, что соскучился по Хай-Року. И пообещал себе в выходные, через три дня, съездить и навестить его.
И вот наступила суббота. Я собрал кое-какие вещи и сложил их в багажник моего «Мустанга». С трудом отыскал ключи и документы на дом. Может быть, все-таки стоит его продать?
Я сел за руль, завел мотор и выехал с охраняемой стоянки. И вот теперь я на автостраде номер сорок три. А вот и поворот на горную дорогу, и покосившийся указатель перед ним – «Хай-Рок».
На первый взгляд, здесь ничего не изменилось за десять лет. В таких городках вообще ничего никогда не меняется. Вот церковь святого Луки, у самого въезда в город. Вот школа, и баскетбольная площадка. Здесь в детстве я сломал палец, неудачно ударив по мячу. При воспоминании об этом, палец засаднило… Вот продовольственный магазинчик Беллы, куда после занятий мы бегали за мороженным. Участок полиции. Канцелярия. Здание суда… А вот, наконец, и мой дом… Сердце защемило, при взгляде на покосившееся крыльцо и заколоченные окна. Вот здесь я вырос…
Я свернул на дорожку перед гаражом, остановил машину и заглушил двигатель. И вдруг у меня появилось неудержимое желание завести его снова. Не открывать дверцу. Не выходить на улицу, не вдыхать этот воздух давно потерянного прошлого, а развернуться и, выжимая из двигателя всю мощь, на какую он способен, умчаться отсюда обратно, в большой и безопасный мегаполис.
Я открыл дверцу и вышел из машины. И вдохнул аромат Хай-Рока полной грудью. Пахло сухими листьями, влажной землей и прогнившим деревом. И вместе с этими ароматами в душу ворвались воспоминания. Вот здесь, на подъездной дорожке, я однажды упал с велосипеда и поранил колено. Я твердо решил, что не буду плакать, а просто пойду к маме и с мужественным блеском в глазах попрошу у нее помощи. Как я видел по телевизору на прошлой неделе. Там одному дяде прострелили плечо, и к нему подбежала девушка в слезах. Она воскликнула: «О Боже! Ты ранен!». А он ответил: «Ерунда. Просто царапина». Вот так и я хотел сказать маме. «Я упал с велосипеда, мама. Ерунда. Просто царапина».
Но когда мама, увидев мою коленку, обняла меня и погладила по голове, я, конечно, не удержался и разревелся.
Шурша опавшими листьями, я добрался до входной двери. Пришлось потрудиться, чтобы ключ повернулся в проржавевшем насквозь замке. Но вот наконец раздался щелчок, и замок открылся. Я толкнул дверь, и она со скрипом отворилась. Я вошел в дом с ощущением, что он проглатывает меня своей черной, зияющей пастью. Мне вдруг подумалось, что все эти долгие десять лет этот дом только и ждал, когда я снова приеду, чтобы сожрать меня с потрохами. Да что за чушь? Ведь это же мой дом!
Я прошел внутрь, провел рукой по лестничным перилам. Здесь на всем был толстенный слой пыли. Всюду висела паутина. Десять долгих лет никто не тревожил покой этого дома…
Я поднялся на второй этаж. Раньше на этой лестнице скрипела только одна ступенька. Теперь – почти все. Я подошел к одной из комнат на втором этаже. Это когда-то была моя комната. Я повернул ручку, толкнул дверь, и она нехотя подалась вперед. Я оказался в собственном детстве. Вот мой старый велосипед. Очень красивый, с хромированном рамой и обмоткой на ручках из настоящей кожи. Все соседские мальчишки завидовали мне. А я очень гордился своим велосипедом и берег его. Никогда не позволял маме ставить его в гараж, всегда затаскивал его сюда, на второй этаж, в свою комнату.
Я огляделся. Вот книжная полка. Здесь до сих пор валяется пара книжек, которые я почему-то не забрал с собой, когда покидал Хай-Рок. Вот моя постель, а по ней разбросаны детские кубики. Знаете, с алфавитом. Вернее, не совсем разбросаны…
Я подошел к кровати и присмотрелся. Кубики лежали аккуратным полукругом, буквы на верхних гранях образовывали слова: “Liberate tutte mai”. Что это? Латынь? В колледже я изучал латынь, но не мог припомнить, что означают эти слова. И уж тем более я не знал этого в далеком прошлом. Кто мог разложить кубики в таком порядке? Мне стало не по себе. Я поднял взгляд и посмотрел на обои над кроватью. Здесь тоже были буквы. Грязно-желтоватого цвета, как будто-то кто-то выжег их на стене пояльником: «Inferno». Я поднял глаза к потолку. Глубокие царапины на штукатурке: «Inferno». Что, черт возьми, тут происходит?! И тут я услышал резкий и неприятный звук, как будто-то кто-то водит острием ножа по стеклу. Я обернулся к окну. Здесь, на втором этаже, окна не были заколочены, и на стекле прямо на моих глазах появлялись буквы. Будто кто-то невидимый выводил их невидимым стеклорезом. Буквы складывались в слова, и я смог прочитать: «В прошлое не возвращайся». Волосы зашевелились у меня на голове. Ноги сделались ватными. Хотелось бежать отсюда, но я не мог двинуться с места. Поэтому я просто закрыл глаза и принялся нашептывать все известные молитвы. И вот животный ужас, охвативший меня, потихоньку сошел на нет. Я открыл глаза. Стекло передо мной было абсолютно чистым. Я посмотрел на потолок, на стену. Никаких букв. Только паутина и толстый слой пыли… Взглянул на кровать. Кубики были разбросаны по ней как попало. Без всякой системы…
От громкого стука у меня едва не остановилось сердце. Несколько секунд мне потребовалось, чтобы понять – это стучат внизу, во входную дверь. Совершив над собой громадное усилие, вышел из комнаты и спустился на первый этаж.
На крыльце стояла пожилая женщина, худощавая и весьма болезненного вида. Я с трудом узнал в ней нашу старую соседку, миссис Уивер.
- Эдди? Эдди Палмер? Вот так сюрприз! – миссис Уивер кинулась мне на шею. – Я уж и не ожидала снова тебя увидеть. Как ты вырос, возмужал… Какими судьбами?
- Я… Мне… Просто захотелось навестить… место, где прошло мое детство…
- Вот и хорошо! Вот и славно. – миссис Уивер была искренне рада, и это согрело мне душу. – Ты надолго? Ты ведь не сегодня уезжаешь?
- Нет, думаю, что на ночь я точно останусь.
- Прелестно! Я сейчас всем расскажу! Судье Виджкомпу, миссис Хелен, Белле – всем! Я всех приглашу вечером к себе. И ты тоже приходи! Устроим тебе теплую встречу. Отказа я не потерплю!
- Я… конечно, миссис Уивер, я обязательно приду. Спасибо вам.
- Не за что, дорогой мой, не за что! До вечера! – и худощавая старушка быстро, насколько могла, побежала в сторону магазина. Она прямо светилась от радости, и я невольно улыбнулся. Приятно…
Но когда я повернулся к дому, улыбка сползла с моего лица. Окно детской на втором этаже угрожающе взирало на меня. Возвращаться туда не хотелось страшно, и я, обогнув дом, вышел на задний двор.
Яблони все еще цвели здесь. За ними, похоже, кто-то ухаживал. Может, миссис Уивер? Надо будет поблагодарить ее вечером… А вот и мой любимый дуб. В детстве он казался мне просто огромным. Вот и мои качели, которая мама устроила для меня среди ветвей старого дерева. Я с любовью погладил вырезанное из березы сиденье и тут же заработал занозу. Нет, этот дом явно не желает принимать меня обратно… Я отошел от дуба.
Прямо за нашим задним двором начинался Роквудский лес. Очень красивое, заповедное место. Жители Хай-Рока долгие годы боролись за то, чтобы власти оставили лес в покое, и в итоге победили. Роквуд признали собственностью города до тех пор, пока существует сам город.
В детстве я очень любил этот лес. Мы с друзьями часто гуляли под сенью дубов и кленов, собирали грибы и ягоды, делали гербарий для школьных занятий…
Я стоял и смотрел на деревья, уже начавшие сбрасывать листья к зиме, и вдруг увидел фигуру, пробиравшуюся между деревьями. Она направлялась ко мне. Это была молодая девушка. Очень красивая, в слегка старомодном легком летнем платье, несмотря на то, что на улице было уже не тепло, и промозглый осенний ветер заставлял даже меня кутаться в теплую кожаную куртку.
Когда девушка подошла достаточно близко, чтобы я смог разглядеть ее лицо, я не поверил своим глазам.
- Лейла?
Девушка улыбнулась. Да, это несомненно была она – Лейла Грин. Можно сказать, моя первая любовь. Мы встречались с ней, когда были совсем юнцами. Когда еще учились в школе – заканчивали последний класс. Мы любили друг друга больше всего на свете, так нам тогда казалось. И клялись друг другу в вечной любви до самой смерти. Как все это казалось просто тогда, в детстве. Мы считали, что если мы любим друг друга, ничто не сможет помешать нам быть вместе всегда. Я отчетливо помню, как мы лежали на лужайке под звездами вот в этом самом лесу и мечтали о том, как поженимся, купим свой маленький домик, заведем детей. Двоих. А лучше троих. И обязательно собаку. Ей это казалось очень важным. Может быть потому, что она всегда мечтала о щенке, но ее родители никогда не разрешали ей завести его. Мы были вместе всегда и всюду, гуляли, взявшись за руки, а наши сверстники подшучивали над нами. Но на самом деле они просто завидовали. Ведь нам было так хорошо вдвоем… Черт возьми, мы даже ни разу не занимались любовью. Но это лишь придавало нашей любви еще больше поднебесной чистоты и радости.
А потом умерла ее мать. И Лейла изменилась. Она теперь почти не появлялась в школе. Не выходила на улицу. Сидела все время дома, вместе с отцом и братом. Я старался поддержать ее, помочь, ободрить, но с каждым днем она все сильнее отдалялась от меня, пока в один прекрасный день она не сказала, что хочет расстаться.
Я был убит горем. Я едва не сошел с ума, мне не хотелось жить… Но я был молод. И в конце концов молодость взяла свое. Жизнь вернулась в прежнее русло. Я закончил школу и поступил в колледж. В Хай-Роке, к счастью, есть свой собственный колледж, поэтому мне тогда не пришлось уезжать из города. Я иногда встречал Лейлу, она бесцельно бродила по городскому парку или по улицам. Волосы ее были грязными и спутанными, под глазами залегли глубокие синяки. Я пытался заговорить с ней, но, едва завидев меня, она исчезала.
Порой я приходил в лес, на нашу лужайку, и подолгу сидел там. Иногда мне казалось, что она тоже здесь – стоит и наблюдает за мной из-за деревьев. Но когда я оборачивался – там никого не было.
Так прошло четыре года. Моя мама умерла от рака, когда мне было двадцать два. Похоронив ее, я решил, что меня здесь больше ничего не держит. Я уехал, так и не попрощавшись с Лейлой. Правда, когда я проезжал мимо ее дома, мне показалось, что кто-то смотрит мне вслед из окна. Но это, наверное, была просто игра воображения…
И вот теперь, спустя десять лет, Лейла Грин шла ко мне навстречу в своем летнем платьице старомодного покроя. Она была так же прекрасна, как когда-то в школе. Ее каштановые волосы струились по плечам, переливаясь в лучах заходящего солнца. Большие карие глаза с радостью смотрели на меня из-под пышных ресниц, полные губы чуть раскрылись, обнажая белоснежные зубы. Стройные ножки неслышно ступали во все еще зеленой траве. Она подошла ко мне, и я ощутил ее аромат. И он пробудил во мне очередную волну воспоминаний, затронувших нечто такое, что, как мне казалось, умерло очень очень давно.
- Здравствуй, Эдди Палмер, - ее голос, звонкий и нежный, но печальный, всколыхнул во мне чувства, спавшие все эти годы глубоким сном.
- Лейла… - чуть слышно прошептал я. – Ты… Ты совсем не изменилась.
Она улыбнулась.
- А ты изменился. Вырос… Я почему то знала, что ты приедешь. Ты надолго?
- До завтра. В понедельник надо быть в Нью-Йорке.
- Ты теперь живешь в большом городе, как всегда и хотел…
Порыв ледяного ветра всколыхнул ее волосы, она обернулась в сторону леса. Когда она снова посмотрела на меня, мне показалось, что в ее глазах мелькнул страх.
- У меня сейчас совсем нет времени. Но я хочу встретиться с тобой. Ты сможешь зайти за мной завтра вечером, после работы? Я теперь работаю у Беллы. А потом вернешься в Нью-Йорк.
- Конечно, я зайду.
- Ну… тогда до завтра, Эдди. – Она улыбнулась мне той самой улыбкой, которая когда-то давно заставляла меня забыть обо всем на свете. Потом развернулась и пошла в сторону леса. И почему в лес? Чем она там занимается, тем более на закате? Я смотрел ей вслед, пока ее силуэт не затерялся среди деревьев, потом направился к дому.

Около девяти вечера я позвонил в дверь дома миссис Уивер. Старушка открыла почти сразу, как будто стояла у двери и ждала звонка. Она снова кинулась мне на шею.
- Миссис Уивер… Извините, я не успел ничего купить к чаю…
- Глупости! У меня все есть. Проходи, ты сегодня почетный гость. Я снял куртку, ботинки, погрузил ноги в уютные домашние тапочки и прошел в гостиную. Здесь уже сидело множество народу, и при моем появлении все они встали и зааплодировали. Я даже слегка растерялся, смущенный таким теплым приемом.
- Садись Эдди, скорее, я принесу тебе чаю.
Я провалился в мягкое кресло. Теплое и уютное, из такого очень не хочется вставать. Гостиная миссис Уивер вообще была воплощением тепла и уюта. Множество мягких кресел, огромный диван, камин, в котором весело потрескивал огонь. Большой черный рояль. Мама когда-то играла на нем, когда мы с ней навещали миссис Уивер.
Все собравшиеся в гостиной люди с интересом разглядывали меня, а я, забыв о смущении и окунувшись с головой в воспоминания, рассматривал их. Здесь собрался почти весь город. Вот констебль Бентон. В детстве мы звали его просто «шериф» и нисколько не боялись. Он сильно постарел, но положенная звезда по-прежнему была пристегнута к форменной рубашке. Судья Виджкомп, доктор Норригтон, миссис Хелен – наш школьный завуч. Кое-кто из моих одноклассников, которых мне было особенно приятно увидеть. Не было, пожалуй, только мистера Грина с сыном – отца и брата Лейлы, и это меня несколько удивило.
- Вот твой чай, дорогой, – в комнату вернулась миссис Уивер с подносом, на котором дымились несколько чашек чая, а так же стояло блюдо с ее фирменными эклерами. Мальчишкой я их обожал – готов был только ради них целые выходные просиживать у своей соседки.
И тут все как с цепи сорвались. Разом набросились на меня, пожимая руки и хлопая по плечам и спине.
- У тебя своя фирма в Нью-Йорке? Как справляешься? – поинтересовался констебль Бентон.
- А как там с жильем? Наверное, непомерно дорого?
- Не понимаю, как можно жить в этих каменных джунглях! Там ведь даже травы нет.
- Молодец, что приехал. Мы скучали.
Робби Пауэл, мой бывший одноклассник, что есть силы хлопнул меня по плечу и вполголоса поинтересовался.
- Ну как там, в Нью-Йорке, с бабами? Выбор, небось, огромный, не то что здесь?
Я улыбнулся.
Когда все немного успокоились и расселись по креслам и диванам, я, отхлебнув чаю, начал свой рассказ. Я заготовил его заранее, прекрасно зная, что все будут ждать от меня новостей. Я рассказал, что открыл в Нью-Йорке компьютерную фирму, купил квартиру, машину. В общем, устроился неплохо. На жизнь хватает. Семьей пока не обзавелся, но думаю это сделать в скором времени. Приехал в Хай-Рок потому что соскучился по родным местам, и решил посмотреть, в порядке ли дом. Не мог же я, в самом деле, сказать им, что мне приснилось, будто я снова ребенок, и поэтому я решил вернуться!
- Я был приятно удивлен, миссис Уивер, когда увидел, что наши яблони до сих пор цветут. Спасибо вам. Это ведь вы ухаживаете за ними?
- Ну… вообще-то, нет, дорогой… - смутилась старушка. – Я собиралась, но они, похоже, совсем не нуждаются в уходе. Цветут себе, и плодоносят раз в два года. Чудеса какие-то..
- Да уж… - я невольно поежился. – А почему мистер Грин с сыном не пришли? Я хотел бы увидеть их.
Несколько женщин в гостиной переглянулись. Мужчины опустили глаза.
- Видишь ли, им сейчас немного не до того, - подала голос миссис Хелен. – У них в семье такое горе… Но стоит ли говорить об этом сейчас?
- Не стоит, - неожиданно для себя ответил я. – Я сам завтра все узнаю. А вы все еще работаете в школе, миссис Хелен?
Мы проговорили до поздней ночи, меня напоили чаем, потом домашним крепленым вином. Миссис Уивер не смогла удержаться от того, чтобы не исполнить на рояле несколько произведений ее любимого Вивальди. Потом откуда-то появилась гитара, и меня заставили сыграть несколько старых песен. Словом, когда, глубоко заполночь, я покинул дом миссис Уивер, я был в прекрасном расположении духа. Настроение несколько омрачалось лишь тем, что мне предстояло вернуться в пустой, темный и холодный дом.
Когда я отворил входную дверь, воспоминание о том, что произошло сегодня в детской, во всей красе предстало перед моим взором. Я не стал подниматься наверх, и лег на диванчике в гостиной. Я ожидал чего угодно. Но все было тихо. Вскоре я забылся крепким сном без сновидений.

- Эдди! Эдди, дорогой, вставай! Ты опоздаешь! Поднимайся скорее!
- Сейчас, мамочка, еще пять минут…
- Нет, вставай немедленно. Вставай и уезжай…
- Уезжать? Ты о чем, ма…
И тут я все вспомнил. Вспомнил, что мне уже давно не семнадцать, что живу я в Нью-Йорке. А в Хай-Рок вернулся вчера, впервые за десять лет. Сон как рукой сняло. Я вскочил на ноги.
Мама стояла спиной ко мне. Ее светлые волосы падали ей на плечи.
- Уезжай отсюда немедленно, - произнесла мама. – В прошлое не возвращайся.
А потом она повернулась ко мне. На ее лице почти не осталось плоти. Глазницы были пусты. Медленно, по слогам, она прохрипела безгубым ртом.
- Liberate tutte mai.
Я закричал. Так громко, как не кричал никогда в жизни. И никогда в жизни я не испытывал такого ужаса. Я бросился прочь из гостиной. Прочь из этого дома, на улицу. Споткнулся о порог, скатился с крыльца, сильно ушиб руку, поднялся, побежал дальше, на задний двор. И тут меня вырвало. Меня рвало так долго, что, мне показалось, что мои кишки сейчас вылезут наружу. Меня всего трясло. Что же за чертовщина тут происходит?! Я что, совсем спятил?
Утреннее солнышко издевательски переливалось на ковре опавших листьев, и певчие птицы радостно затянули свою песню, встречая новый день. Я немного успокоился. Вернулся к дому и сразу сел в машину. Мой островок спокойствия и уравновешенности. Островок Нью-Йорка. Слава Богу, ключи от машины были у меня с собой. А на остальные вещи плевать. Я больше ногой не ступлю в этот дом!
Я завел мотор и уже собирался утопить педаль акселератора, как вдруг вспомнил о Лейле. Я должен с ней увидеться. Тут творится что-то странное. Может, она мне объяснит в чем дело. А может, я заберу ее с собой в Нью-Йорк. И мы будем жить вместе в большом городе, как и хотели в детстве. Может, еще не поздно сбыться детским мечтам…
Весь день я колесил по окрестностям Хай-Рока, чтобы убить время. В дом я возвращаться не собирался. Я несколько раз проезжал мимо магазина Беллы, но Лейлы я так и не увидел. Наверное, у нее много работы. Ну ничего, я вернусь вечером…
Около девяти часов вечера я остановил машину рядом с магазином. Он уже был закрыт. Неужели опоздал? Я все же вышел из машины и подошел к закрытым ставням.
- Эй, Эдди! – от этого голоса мне захотелось смеяться и плакать от счастья.
Лейла стояла всего в двух шагах от меня, прислонившись к фасаду магазина.
- Я уж думала, ты не приедешь…
- Прости, я… я не знал, во сколько магазин закрывается…
- Погуляем?
Она взяла меня под руку, мы перешли дорогу и вскоре оказались в городском парке. Здесь все было так же, как и десять лет назад. Чистенькие, ухоженные газончики, стриженные деревца. Тихо и уютно. И Лейла… Все в том же летнем платье, легких босоножках, высокая и стройная… И как я мог подумать, что перестал любить ее?! Я всегда ее любил… Все это время.
- Почему ты раньше не приезжал? – спросила она.
- Не знаю. Наверное, не хотелось… Возвращаться в прошлое. – меня передернуло от воспоминания о том ужасе, что мне пришлось пережить утром.
- Понятно… А обо мне ты вспоминал?
- Конечно, Лейла…
- Я тоже. Это я ухаживала за твоими яблонями. Я приходила к твоему дому каждый день, с тех пор как я… ну, с тех пор как ты уехал.
Сердце у меня сжалось от любви и жалости к этой девушке. Боже, ну каким же подонком я был! Как я мог уехать, как мог бросить ее одну?!
Я остановился и обнял ее за плечи.
- Прости меня! Я не должен был покидать тебя. Я совершил ошибку…
Она высвободилась из моих объятий, снова взяла меня под руку, и мы пошли дальше, углубляясь в вечерний парк.
- Вчера миссис Хелен сказала, что у вас что-то случилось. Как дела у мистера Грина?
При этих словах Лейла резко убрала свою руку и остановилась.
- У папы все хорошо. И у Майка тоже. У них все прекрасно…
- Ты обманываешь меня.
- Нет, Эдди. У них то все хорошо. Послушай, с тех пор как умерла мама, они… как с цепи сорвались. Отец запил, Майк связался с дурной компанией. Начал принимать наркотики. Они не редко вместе напивались прямо у нас дома… Однажды, когда я сказала им, чтобы они не смели этого делать, они… Эдди, они избили меня. До полусмерти. Меня даже возили в больницу…
- О, Лейла… - я приобнял ее за плечи, она развернулась ко мне лицом и прижалась ко мне всем телом. Я ласково обнял ее.
- А потом они стали делать это регулярно. Каждый раз, когда им что-то не нравилось, они били меня… и еще… и еще… много чего делали… - она заплакала, прижавшись ко мне еще сильнее, будто искала защиты. Я поцеловал ее в щеку, ощутив вкус ее слез. Они показались мне холодными, как лед.
- Я увезу тебя из этого города. Мы уедем вместе. В Нью-Йорк. И все будет хорошо, слышишь?
Порыв ледяного ветра всколыхнул ее волосы. Совсем как вчера у меня на заднем дворе.
- Я бы так хотела… Но они меня не отпустят. – Она подняла на меня свои большие карие глаза. – Уедем отсюда. Поехали… к тебе домой. Пожалуйста. Мне так холодно…
- Ну конечно…
Возвращаться в дом не хотелось ужасно, но разве я мог ей отказать?.. Мы вернулись к машине и вскоре уже подъезжали к дому, в котором прошло мое счастливое детство. И где теперь творилось нечто ужасное…
Мы поднялись в спальню для гостей, я усадил ее на кровать и закутал в теплое одеяло. Спустился на кухню и заварил чашку крепкого кофе, стараясь побороть подступающий ужас. Холодильник у нас в доме был облеплен магнитиками – буквами. Еще до того, как посмотрел на него, я уже знал, что там увижу. Аккуратным полукругом из магнитиков на дверце было выложено: «Inferno».
Поднявшись обратно в спальню, я обнаружил Лейлу спящей. Я погладил ее по волосам и поцеловал в лоб, но когда собирался уходить, ее рука коснулась моей.
- Не уходи, прошу тебя… Останься со мной.
Я лег рядом с ней, она прижалась ко мне всем телом. Она дрожала, как в лихорадке.
- Эдди…
- Что?
- Мне так тебя не хватало… Я… Я люблю тебя. И всегда любила.
Повинуясь порыву чувств, я поцеловал ее. Долго и нежно…
В ту ночь мы впервые занимались любовью. И я был счастлив. Никогда у меня не было женщины такой, как Лейла. Никогда я никого не любил так сильно, как ее…
Она заснула, прижавшись ко мне так тесно, как только могла. Я чувствовал ее прерывистое дыхание у себя на щеке, но ее тело было странно холодным. Иногда она постанывала во сне. Что ей снилось? Как ее отец и брат избивают и насилуют ее? Поганые ублюдки…
Я не мог заснуть. Я смотрел на потолок. Там, на пожелтевшей от времени штукатурке, у меня на глазах появлялись буквы… LIBERATE TUTTE MAI… Аккуратно убрав ее руку со своей груди, я поднялся и принялся одеваться. Поцеловав на прощанье Лейлу, я прошептал ей на ухо: «Я скоро вернусь, любимая. И тогда нас уже никто не разлучит».
Проходя мимо кухни. Я услышал хриплый голос.
- В прошлое не возвращайся.
Я даже не обратил на него внимания. Последний раз, мама. Я навсегда покончу с прошлым. И тогда все будет хорошо.
Выйдя из дома, я направился к гаражу. Я искал там одну вещь, доставшуюся мне от отца. Обрез охотничьего дробовика. Отличную охотничью двустволку отец превратил в эффективное оружие самообороны. Бьет наповал. Патроны лежали рядом. Прекрасно…
Мотор моего верного «Мустанга» завелся, как всегда, с полуоборота. Дав задний ход, я выехал с подъездной дорожки и поехал прочь от дома. Фары я не включал. Не хотел привлекать внимание.
Я ехал к дому Гринов. Заряженный обрез лежал на переднем сидении. Я совершил ужасную ошибку десять лет назад. Я бросил мою Лейлу тогда, на растерзание ублюдков отца и брата. Но еще можно все исправить… В прошлое возвращаются, мама. Ты не права. В прошлое возвращаются, чтобы исправлять ошибки. И я исправлю свою…
Что еще ты хотела сказать мне? Прости, мама, я не помню латынь…
Я остановил мой «Мустанг» за квартал до дома Гринов. Я не хотел, чтобы они слышали, как я подъезжаю. Я спрятал обрез под полу куртки, вышел из машины и направился к своей цели. Скоро все будет кончено.
Вот он, этот дом, старый и дряхлый… Я позвонил в дверь. Ждать пришлось долго, но в конце концов дверь открылась. На пороге стоял Мэйсон Грин. В майке, на которой красовались желтые пятна сомнительного происхождения, в рваных семейных трусах. В стельку пьяный…
- Какого черта, ты знаешь, сколько сейчас времени?! Постой секунду, это же Эдди! Эдди Палмер! Вот это да, Майки, а ну-ка спускайся сюда, грязная ты скотина! Эдди…
- Да, мистер Грин, это я…
Я достал обрез, направил Мэйсону Грину в живот и выстрелил. Я не колебался ни секунды. При виде этого мерзавца мое сердце наполнилось отвращением и ненавистью. Фонтан крови и прочей дряни из брюха Грина залил все мои джинсы и куртку. Мэйсон захрипел и рухнул на пол, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Пожалуй, он умер слишком быстро…
- Папа, что происходит?.. Эй, какого черта? Эдди?
Майк Грин застыл посередине лестницы, в ужасе взирая на своего отца, дергающегося в месиве из собственной крови и кишок. Майки был относительно трезв, поэтому сумел вовремя оценить ситуацию. Он ринулся было обратно наверх, но я выстрелил ему вдогонку. Капсула с дробью попала ему в правую ступню, практически разорвав ее на части. Он с криком рухнул на ступеньки и скатился по ним прямо к моим ногам. Я не спеша опустил ствол дробовика. Вытряхнул использованные гильзы. Зарядил два новых патрона. Ночную тишину нарушали лишь страшные стоны Майки. Его отец больше не двигался.
Двойной ствол обреза со щелчком встал на место. Это щелчок заставил Майка замолчать. Это был его смертный приговор. Я направил обрез прямо ему в лицо.
- Эдди… За что?… - прохрипел Грин младший.
- За Лейлу, - ответил я. И выстрелил.

Уже светало, когда я вернулся к дому своей матери. Я не стал глушить мотор. Я намеревался разбудить Лейлу и сразу же тронуться в путь.
Но Лейлы не было в постели. Не было ее ни в гостиной, ни на кухне. Ни в одной комнате. Она ушла. Я со стоном отчаяния опустился на пол… Что же делать? Где же она?
Взглянул на часы. Почти шесть. Может, она на работе? Ну конечно, она поехала на работу! Магазин Беллы. Скорее…
«В прошлое не возвращайся».
Последний раз, мама…

Я так сильно толкнул дверь магазина, что вылетело стекло. Белла была уже здесь, поднимала жалюзи. Но покупателей еще нет. И Лейлы тоже здесь нет.
- Где она? Где Лейла?
- Эдди? О чем ты говоришь? Какая Лейла?
- Лейла Грин! Она работает у вас, черт вас дери! Где она?!
Белла посмотрела на меня с жалостью
- Лейла Грин умерла, Эдди… Мы не сказали тебе. Мне очень жаль.
Умерла… Как гром среди ясного неба. Как молния прямо в сердце. Но минутку! Этого не может быть! Она ведь была со мной вчера весь вечер. И всю ночь. Мы занимались любовью, черт побери! Ночью она была жива. А теперь – умерла?!
Я перевел взгляд на Беллу. Наверное, мои глаза налились кровью, потому что на ее лице я прочитал испуг.
- Это вы убили ее, так ведь? Вы убили! Вы знали о том, что делали с ней ее отец и брат! Знали и молчали! А теперь убили ее, чтобы она об этом никому не сказала. Но вы опоздали. Она уже сказала мне…
В стволе обреза оставался еще один патрон. Я достал обрез. Я пристрелил Беллу Уэтмор, как она и заслуживала. И выбежал на улицу. Люди, в ранний час отправившиеся за покупками, в ужасе шарахались от меня. Не обращая на них внимания, я запрыгнул в свой мустанг и рванул к дому.
Миссис Уивер рядом с крыльцом. Что ей нужно? Я резко затормозил, выскочил из машины и подбежал к ней. Я больше не мог сдерживать рыданий. Я упал в ее объятия, и она едва не рухнула под моим весом.
- Миссис Уивер… Я прошу, помогите мне… скажите мне… Я должен знать!
- В чем дело, Эдди? Что случилось? Почему ты весь в крови?
- Лейла… Моя Лейла Грин… Где она? Что с ней?
- Боже, Эдди… Лейла Грин умерла… десять лет назад, почти сразу после твоего отъезда. Она покончила с собой, повесилась в Роквудском лесу. Мы не знали, как тебе сказать… Ходили слухи, что ее довели до самоубийства отец и брат. Но этого не смогли доказать…
- ГДЕ ЕЕ МОГИЛА?! – взревел я так, что миссис Уивер отшатнулась от меня. Краем уха я услышал приближающиеся полицейские сирены.
- Ее похоронили на лужайке, за вашим домом. Для нее было важно это место… Эдвард Палмер, почему ты весь в крови?
Не помня себя от боли и ужаса, я бросился на задний двор. Скорее туда, на лужайку. Мертва. Не может этого быть… Скорее, по тропинке, в лес… Вот она, лужайка. Вот здесь мы часами лежали и смотрели на звезды. И не было во всем мире никого, счастливее нас. И луна светила только нам вдвоем.
Рыдая во весь голос, я опустился на колени перед могилкой моей Лейлы. На небольшом надгробном камне было высечено: «Лейла Шелли Грин. Родилась в 1971 году. Умерла в 1993 году. Покойся с миром».
- Встать! Эдвард Палмер, ты подозреваешься в убийстве Беллы Уэтмор, а также Мэйсона и Майка Грин. Встать на ноги и держать руки перед собой!
Констебль Бентон. Стоит прямо за мной. Целится мне в спину. Я поднял глаза, полные слез, к небу. Я хотел бы сейчас оказаться там, среди облаков… В последнем прозрении я вспомнил лекции по латыни в колледже. LIBERATE TUTTE MAI. Не так уж сложно. Это значит «СПАСИ СЕБЯ». INFERNO. А это вообще ерунда. И как я сразу не догадался. «АД»…
В прошлое не возвращайся. Спаси себя от ада…
Слишком поздно, мама…
Я выхватил из-под полы куртки дробовик и резко развернулся.
Констебль Бентон нажал на курок…