Письмо

Дождливый октябрь. В воздухе пахнет озоном и сухими листьями. Над головой
клубятся дымчатые облака, хмуро повисшие над мокрой землей. Уже поздно, и
на улицах один за другим вспыхивают фонари, приглушенным желтым светом
освещая мой путь.
В мою сумку запихнут зонт, но я равнодушно игнорирую его присутствие, смело
подставляя лицо липким водяным брызгам. "Брр.." - пробегает мимо меня
человек, чавкая намокшими кроссовками и обдавая меня фонтаном из грязной
лужи. Я не обращаю на это никакого внимания, и даже не делаю над собой
усилия не сказать ему все, что о нем думаю. Потому что действительно ничего
о нем не думаю. В ушах льется убаюкивающая лирическая мелодия на
итальянском языке, к сердцу прижат чистый беленький конверт и настроение
весьма бодрое, несмотря на излияния природы.
Я в точности до мелочей знаю все, что произойдет, когда я распахну входную
дверь, и может быть, поэтому сейчас я стою в некоторой нерешительности,
машинально скользя холодными пальцами по кнопкам домофона.
Дома меня ожидает горячий чай, а в ванной шумит вода, как бы в такт
подпевая дождю за окном. Мне уютно, хотя и немного приторно оттого, что так
бывает всякий раз, когда наступает октябрь и есть вероятность простудиться.
Опустив заледеневшие ноги в таз, над которым ватой лежит пар, я
отхлебываю глоточек чая, едва не обжигая язык, и бережно распечатываю
конверт.
Человека, который написал мне письмо, лично я никогда не встречала. Виной
тому расстояние, которое нас разделяет. Мой друг по переписке живет в
солнечном городке Бари, что на юге Италии. Загорелый брюнет с ясными
черными глазами, точно сапфиры. Во всяком случае, он такой на чуть
потрепанной фотографии. Вставленная в рамочку, она торжественно стоит в
самом центре письменного стола, и на вопрос приходящих гостей, кто это, я
нарочито небрежно отвечаю - мой знакомый.
С Диего мы познакомились на одном из интернет сайтов. Мне тогда надо было
поднатореть в английском языке и общение с иностранцем - самое лучшее, что
можно придумать. Сначала мы кидали друг другу короткие сообщения на e-mail,
потом в аську. Где-то через год решили, что романтичнее будет писать друг
другу письма, отправляя их обычной почтой. Самое неприглядное в этом
способе переписки - снедающее ожидание, но зато по приходу письма
совершенно неизъяснимое чувство радости и душевного подъема. Действительно,
что может сравниться с тем удивительным чувством, когда ты сжимаешь в руках
долгожданный конвертик и летишь домой как на крыльях, чтобы наедине с собой
в полной тишине с жадностью прочитать каждое слово, выведенное до боли
знакомым подчерком? А потом, когда прочитаешь, искать скрытый смысл в
каждой фразе.
Иногда, когда письма задерживались, я придумывала себе, что он, Диего,
тяжко болен, и лежа на смертном одре с ужасом думает о том, что девушка из
далекой России больше никогда не получит от него весточки…
Наши письма скорее были похожи даже не на дружеское общение, а на
информационные сообщения, в которых итальянец рассказывал о традициях своей
семьи, о национальных праздниках и местных достопримечательностях,
прикрепляя для полноты образов кучу пестрых фотографий своего города.
Своего рода экскурс в итальянскую культуру.
Природная вежливость не позволяла мне спрашивать о личном больше, чем он
сам со мной делился. Хотя, признаюсь, мне очень хотелось знать, что
творится в душе этого человека, непонятного мне совершенно, но увлекающего
меня своей таинственностью.

И вот в письме, которое я сейчас держу в руках, перечитывая его снова и
снова под тусклым светом свечи, потому что отключили электричество,
поведано все, то, что томило мое любопытство на протяжении целого года.
Такое своеобразное письмо-исповедь. И только прочитав его до конца, я
поняла, почему оно было отправлено только сейчас…





" Здравствуй, kara Кристина.

Прости за долгое отсутствие вестей. Я немного заболел. Теперь вот хожу с обмотанным шарфом на шее и пью, как ты советовала, кипяток с малиной.
Мне кажется, что это мое письмо вызовет у тебя удивление и сомнение в моей искренности, но я выбрал для себя единственный путь.
Я очень надеюсь, что моя история сможет предостеречь тебя от некоторых ошибок, которые я совершил. Но без этих ошибок я бы не понял, как строить свою жизнь дальше.
Сначала хочу тебе признаться, что обманывал тебя. Я не живу в Италии, и никогда там не был. Но когда-то я мечтал о путешествии в эту страну. Когда я тебе писал о жизни в Бари, то представлял себя там очень живо и ярко. У меня очень богатое воображение…Прости.
Если ты дочитала до этого места и не разорвала в клочья бумагу, то хочу сказать, что наша дружба была огромным спасением для меня в трудную минуту. А таких минут было много.

В тот день друзья меня позвали сходить на бесплатный концерт, посвященный приезду какого-то английского психолога. Заняться было особенно нечем, и я согласился. Подъехав к зданию Дома детского творчества, я увидел огромной величины статую, обернутую в черное грубое сукно. Площадь была оцеплена милицией, а где-то недалеко за оградой слышалось церковное пение, и в воздухе был разлит запах ладана. Последовала торжественная речь, с жаром произнесенная на английском языке трапециевидным мужчиной в преклонных летах. Перевод делала миниатюрная женщина в огромных очках и немыслимой прической на голове. Уже это меня дико насторожило, но любопытство взяло верх. Англичанин, по всей видимости, тот самый психолог, стянул со статуи покрывало. Моему взору предстал Христос. Поистине "бесплатный сыр, только в мышеловке". Я был крайне разочарован и едва скрывал раздражение. Но деваться было некуда и толпа своим напором "вынесла" меня в актовый зал, где на сцене уже затянули песню зарубежные исполнители. Пока мои друзья зачарованно слушали выступление, периодически сопровождаемое вспышками фейерверка, и речью психолога о вселенском добре и мира между всеми, я облокотился на спинку кресла и заснул.
Когда я открыл глаза, в зале никого уже не было. Я сонно поплелся к выходу, проклиная все на свете. Меня мутило, и жутко болела голова – еще мгновение и я бы оказался без сознания. Но в эту самую минуту, чьи-то жилистые руки схватили меня под мышки и поволокли вниз по лестнице. Я не сопротивлялся, потому что мозг уже ничего не соображал.
Не знаю, сколько прошло времени, но я увидел себя в окружении каких-то странных людей в сыром, пропитанном плесенью помещение. По кругу были расставлены свечи, и заунывный голос тоскливо взвизгивал – видимо, читал молитвы.
Я попытался что-то сказать, но язык будто задеревенел, и я мог только мычать. И я мычал до хрипоты, но моя немая просьба была проигнорирована. Несколько раз ко мне подходили и тыкали каким-то холодным предметом в бок, проверяя, видимо, мою реакцию – проснулся или нет. Вдруг щелкнул включатель и по обстановке я определил, что нахожусь в подвале Дома творчества. Человек десять в длинных серых балахонах развязали мне руки и дали пить. Напиток в буквальном смысле этого слова развязал мне язык, но мне не удалось воспользоваться даром речи, потому что глаза, сурово глядящие на меня из-под маски, заставили меня содрогнуться. Пока он говорил какие-то бессвязные речи, закодированного характера, я безотрывно смотрел ему в лицо. Я до сих пор не могу понять, почему я не проявил воли и не противостоял этой гипнотической атаке. Если бы я знал хотя бы одну молитву, если бы я знал тогда, Кого просить о помощи…

Меня выпихнули за дверь. Свежий ночной воздух ударил как молотом по голове, и я невольно вскрикнул от боли. Первое, что мне бросилось в глаза – это фигура Христа, величественно поднявшего к небу руку. И я понял, что я собственными шагами пришел в секту и что там мне хорошенько прочистили мозги. И не только мозги, но и бумажник… Вдруг ко мне подбежала женщина, похожая на монахиню и предложила свою помощь. До сих пор упрекаю себя за то, что накричал на безвинную женщину. Любой человек, как бы то ни было связанный с религией, вызывал у меня настоящее отвращение. Тогда я не делал различий между верой и сектантским учением.
Целый год я ездил по больницам, в различные центры реабилитации, но получал лишь временное облегчение. Со мной беседовали психологи, делали успокаивающие процедуры, разбирали мои внутренние переживания. Но я все более ощущал внутри пустоту, которую невозможно было заполнить никакими словами. Я все чаще начал думать о смерти и о бессмысленности жизни. Я думал, зачем же я существую, толкаюсь в разные стороны, как пиявка, а в итоге одно – смерть. Неизбежное небытие. По возвращении из санаториев, я запирался у себя дома, отключал телефон, чтобы никто мне не звонил и чтобы все, наконец, забыли, что я есть.
В это страшное время я увлекся эзотерикой, с неистовым интересом изучал Уолша и подобных ему, искал погрешности в Православной вере, а когда выбирался из своей раковины, вступал в споры на различных конфессиональных сайтах и задавал свои любимые пять вопросов о Православии…
В общем-то, все мои действия были направлены на поиск смысла своей жизни – и не важно, где я его найду. В учениях Уолша – хорошо. В проповеди Христа (что вряд ли) – но тоже неплохо. Я искал правды. Правда – единственный критерий, которым я пользовался.
И вот однажды утром я проснулся и понял: "Надо спасаться!" Эта фраза настолько срослась со мной, что я даже набрал в поисковике слово "спасение", до того я отчаялся спастись. От чего спасаться? Наверное, от самого себя и от неизвестности, которая внушала мне смерть.
После этого прошло еще полгода. Я перестал интересоваться, чем бы то ни было. Друзья считали меня свихнувшимся и обходили стороной. Мое помешательство доходило до того, что я выбирался на улицу только ночью и бродил в неведомом мне направлении, пугая бездомных котов своим нечеловеческим видом.
Все это было уже тогда, когда мы с тобой познакомились на сайте. И тогда я решил, что могу уйти в мир fantasy, забыться, представляя себя вымышленным героем со счастливой судьбой. Так появился Диего из Италии. Сначала мне было весело изображать из себя барийского сорванца, для которого жизнь – это медовая река и приключения – основа существования. Когда Диего писал тебе, он был совершенно свободным радостным человеком, у которого тетушка делает совершенно необыкновенную пасту и печет мятные печенья…
Диего постепенно помогал мне выбраться из болота, в котором я завяз. Я начал выходить на улицу, проводить время на природе. Раны начинали залечиваться, а твои искренние письма ободряли и внушали мне веру в жизнь. Я так перевоплотился в вымышленного героя и находил в этом такое неописуемое удовольствие, что подумал было, что спасение находится в ролевой игре, когда ты действуешь и говоришь так, как говорил бы это кто-то. Но я рад, что подобный обман не закостенел в моей душе. Случилось это, когда я искал информацию о городе Бари, чтобы написать тебе. На одной из интернет-страничек я увидел объявление о паломничестве к мощам святителя Николая. Я хотел было закрыть файл, но тут вспомнил, что тебя интересует религия и ты спрашивала, бывал ли я в крипте Чудотворца. Я начал изучать житие святого, просмотрел молитвы, с которыми к нему обращаются люди, прочитал о чудесах, которые совершает Бог через этого святого. Все это делалось без участия сердца, работала лишь одна мысль, и я совершал неимоверные усилия, чтобы превозмочь свое неприятие религии. Просидев до полуночи с красными глазами, я повалился на кровать, проворачивая в голове возможный вариант письма. Но мысли будто заблокировало, и я понимал, что выдумать ничего не смогу. Я принял решение: пойду завтра в храм, погляжу на икону Мирликийского Чудотворца, даже если придется претерпеть те же муки, что в Доме творчества. Попрошу помочь его соврать тебе покрасноречивее. Причем, я совершенно не верил в правдивость того, что буду завтра делать.
Из церкви я вернулся другим человеком. Вопреки моим ожиданиям в храме никто меня за руки не хватал и не читал надо мной молитв. Первое, что бросилось мне в глаза – было спокойствие. Странная, теплая тишина, от которой хочется почему-то плакать. И я плакал. Попросил монахиню показать мне, где в храме икона святого Николая. Она, будто чувствуя мою растерянность, подвела меня к большой иконе, возле которой благоухали розы. Святой смотрел на меня строгими глазами, будто проникая в самые тайники души. Но в этих строгих чертах было столько любви! Я ничего не сказал, ничего не просил. Я походил по храму, остановился возле Распятия и поспешил уйти.
Начал бывать все чаще, иногда даже ночевал в храме, попросившись в сторожа. Когда в храме становилось пусто, и только огонь в лампадах вспыхивал, внезапно озаряя Лик Христа и Богородицы, я становился на колени и просил показать верный путь.

Мой путь лежит на Валаам, kara Кристина. Священник благословил меня стать послушником Валаамского монастыря, и я с радостью отправляюсь в дорогу.
Скорее всего, больше писать не получится. Спасибо тебе за твою дружбу, за то доверие, которое ты дарила мне в своих письмах.
Я буду молиться за тебя Богу. И прошу твоих молитв обо мне.

С любовью о Господе,

Владимир"


Слезы градом катились по моему лицу. Я забыла о том, что мои ноги по прежнему в тазу с остывшей водой и босая заходила по комнате, наворачивая круги.
Через несколько минут я замерла. Мое ликование сменила горькая мысль о том, что больше никогда не получу от него письмо, никогда не прижму к сердцу заветный конверт…

Вся эта история закончилась год назад. С этого момента мне пришло несколько писем от инока с именем Николай и куча фотографий Валаамских красот.
И вот недавно я проходила по Тверской площади. Меня привлекло зрелище, которое творилось на сцене: несколько девочек и мальчиков пели под живой аккомпанемент о Христе. Затем послышались призывы оставить грех и прийти к Богу…Внутри меня все перевернулась и стало жарко от того, что эти люди используют имя Бога в своих отвратительных целях. Я уже засобиралась уйти, как ко мне подошла девушка, чтобы вручить листовку о "Церкви Эммануила". Все это меня глубоко потрясло и я разорвала бумажку прямо перед ее лицом, вспомнив, что Николай, в миру Владимир, когда-то этого не сделал…