Вечера. вечер третий. свеча и зеркало

 ТРЕТИЙ ВЕЧЕР

 Свеча и зеркало

 Я прогуливалась с собакой, когда увидала его. Таял туманный ноябрьский вечер, моросил дождь. Улицы были пустынны, и только монотонное постукивание капель о бурую землю нарушало тишину. Я оставила зонт дома и, поскольку дождь лил не особо сильно, повязала голову шейным платком.
Сперва мое внимание привлек его зонт. Огромных, просто невероятных размеров, под ним, казалось, могло уместиться несколько человек. Серебристо-серые капли воды украшали его наподобие драгоценных камней и, мерцая под светом фонарей, подмигивали, заигрывая. Незнакомец заметил мой взгляд и направился в мою сторону. Странное дело: мой пес, обычно не подпускавший никого ко мне ближе пяти шагов, совершенно не обратил на его действия никакого внимания, словно его и не было. Большая черная тень зонта накрыла меня почти полностью. Вытянутое бледное лицо, сокрытое полумраком приблизилось к моему. Довольно банальный способ знакомства: поражать неожиданностями! - подумала я. Незнакомец молча разглядывал меня и я уже была готова возмутиться такой бесцеремонностью, когда услыхала его голос.
- Добрый вечер! - произнес он низким и глухим
баритоном, слегка приподняв шляпу.
А он, по-крайней мере вежлив, - пронеслось в голове, но вслух я сказала:
 - Здравствуйте!
Переведя взгляд на мою собаку, он заметил:
 - Все живое любит свободу! Отпустите ее.
И не успела я опомниться как мой пес, освободившись от привязи, радостно забегал вокруг нас. Незнакомец поднял голову, и взгляды наши скрестились. Теперь я могла получше рассмотреть его. На нем было одето что-то длинное и широкое, то ли плащ, то ли такое пальто. Сидело оно на его статной фигуре безукоризненно, а удальски заломленная шляпа, прикрывавшая высокий лоб, добавляла его образу лоска светского щеголя. «Надо же каких фантов заносит в наш дворик!» - усмехнулась я про себя. Он ответно улыбнулся и, вытянув свою смуглую руку из-под плаща, предложил опереться на нее.
 - Нельзя долго стоять на месте, надо идти, - заметил он
мне, как давней знакомой, увлекая за собою. Мне стало любопытно, и я решила ничему не удивляться. Мы медленно побрели по мокрой мостовой, где остатки бурой листвы тихо всхлипывали у нас под ногами. Тень от зонта полностью скрывала его лицо и, даже будучи так близко, я не могла рассмотреть его.
 - Вы их жалеете? - неожиданно поинтересовался он.
- Кого?
- Листья…
 - Почему вы так решили"?
- Вижу, как вы смотрите на них, словно шепчете
 что-то каждому на ушко. Вы жалеете, -
 утвердительно продолжил он, -жалеете о лете, об
 ушедшем тепле, о многом другом.
- Почему я должна об этом сожалеть?
- Скажите еще, что я не прав. Люди всегда о чем-нибудь сожалеют. Всегда им чего-то не хватает. В юности так не хватает мудрости, а когда с возрастом она приходит, сожалеют о молодости.
Он как будто презрительно пожал плечами.
- Значит, и вы тоже. Или вы себя к большинству не причисляете?
- Человек, причисляющий себя к большинству – малохольный дурак. Понимает ли он, что, приняв во внимание сам факт его рождения, он уже становится избранным. Непохожим на других. Но нет, этого ему мало.
- Любопытно было бы узнать, чего же недостает вам?
Он откинул голову назад, мгновение помолчал, а затем весело рассме¬ялся.
- Вы что же, спрашиваете об этом у всех, с кем сводит
вас жизнь?
- То есть? У кого это у всех?
- Перестаньте, не знай я про ваши вечерние встречи,
на что я вообще был бы годен? А? Нет, юная
мечтательница, я-то вам не отвечу. У меня иная
природа.
- У вас? Я не понимаю.
- Ну, это не имеет значения. У меня своя природа, у
вас своя, это так естественно. Разные законы, разные
мировоззрения, а вы к тому же еще женщина. А это
вообще другое государство.
Я высвободила руку:
 - Если вы решили познакомиться, то можно было бы сделать это по-человечески, а не огорошивать меня туманными намеками, и засыпать философией. Что вам вообще надо? Я не припомню, чтобы мы раньше с вами встречались? Однако вы ведете себя так, будто мы давно знакомы.
- Я так и думал, - удовлетворенно хмыкнул он, - Люди действительно, наидревнейшие и наиглупейшие существа. К чему стремятся, от того же и улепетывают.
- А, вы не психотерапевт? Или ваши лекции пользуются спросом только среди пациентов Павловской?
Страннее дело, он совсем не оскорблен, кажется наоборот, такой поворот лишь прибавил ему любезности.
- Нет, я не оттуда. Только не подумайте, что я просто так, к вам нагло пристаю. Прослышал про ваши встречи и стало интересно.
- Ну и чего же вы хотите?
- Поговорить…
- О чем?
В интуитивном ожидании подвоха я выворачиваюсь к нему боком, готовая в любую минуту сорваться с места. Не услышав меня или сделав вид, что не понял, он мягко продолжает.
 - ..а вы воспринимаете все так агрессивно.
 - Ну, а чего вы еще ждали от "наидревнейшего и
 наиглупейшего существа"
 - Ну, полноте, он понимающе улыбнулся, - Я, кажется, начинаю понимать причину вашего состояния. И хотя вижу, что не нравлюсь вам, но постараюсь исправить ваше предвзятое отношение. Ну-ну, не сердитесь. Обижаться на меня, только потому, что я не оправдал ваших надежд... Это же нелепо. Прошу…
Он согнул руку в локте и, не успела я очнуться, как моя рука сама по себе, быстро юркнула в раструб и замерла. Я пожала плечами. Вечер переставал быть томным. Однако я удвоила бдительности. Невзирая на его безупречный вид и вышколенные манеры, сквозь вкрадчивую любезность сквозила какая-то насмешка, а в глазах не было теплоты. От него пахло дорогими крепкими духами, чей терпковатый запах навевал сладкую истому.
 - Позвольте немного печатных истин. Эгоизм, наглость, гнев – и все остальное, что вы считает злом, всего на всего составная часть природы. Но согласитесь, если бы мир состоял только из света, ни что живое не смогло существовать. Слепли бы люди, растения бы засохли, все, в чем пульсировала жизнь, выгорело на этом свету...
- Вы не очень то жалуете его. По-вашему, вечная ночь порока
 лучшее зрелище.
Он задумчиво поднял голову к темному небу.
 - А с вами интересно. Но иногда бывает очень тяжело,
 устоявшиеся законы, впитанные с молоком матери воистину
 неистребимы.
Гость испытывающе заглянул мне в лицо.
 - Вы еще много не знаете. А есть вещи, о которых я не имею права говорить. Но верьте, любой огонь может, как убить, так и оживить.¬ И вовсе необязательно при этом, широко раскрыв глаза, пытаться узреть в этом нечто сверхъестественное. Только преодолев пороги боли, очистившись, начинаешь видеть и понимать больше, чем другие. Но это дано не каждому.
 - Знаете, я польщена, что вы решили поделиться своими взглядами о вере. Но вы таким тоном говорите об этом, что я что-то не пойму, вы проповедуете или богохульствуете?
 Громкие раскаты хохота разбрасываются по всему двору. Испуганное эхо только повторяет. Но почему же мне показалось? На один только миг... Нет, нет просто показалось...
 -Забавно, я ни то и ни другое. Просто делаю свое дело и никто не
 упрекнет, что я недостаточно ревностно его исполняю. Делаю то,
 чего от меня ждут. Я - свободный художник, в некотором роде.
 - Вы? И чем же вы занимаетесь? Согласна, вопрос риторический для свободного художника, вроде вас, потому поправлюсь. Для чего вы этим занимаетесь? Долг? Выгода? Закон?
 -При чем здесь это? Какую пользу я могу извлечь из своей работы?
 -Ну, при условии, что я не знаю вашей специфики, все же кое-что
 предположить смогу. Вы, насколько я поняла творите все из
 любопытства.
 - Из любопытства? - Он наклоняет голову ближе, - а может вы
 скажете сами, чего же от меня ждут?
 - Вы наблюдаете за людьми, ставите своего рода психо - эмоциональные ловушки, подсматривая, кто преодолеет их, а кто нет. Люди для вас все равно, что подопытные кролики. Благодаря наличию знаний, вы заманиваете их баснями о покое и благополучии, а взамен одариваете вечными муками, поисками самих себя, в вашем понимании, разумеется.
 Он нахмурился:
 - Вы и вправду так считаете?
 -А разве это не так? Вы ловкий оратор, умеете быть
 деликатным и очаровывать людей. Но это только подтверждает мое первое предположение относительно вас. Забили мне голову всякой ерундой. Я теперь уже не знаю, где мои чувства, а где внушенные вами. Чего я вас слушала, не знаю? Словно затмение нашло. Но все надеюсь, прояснится. А нам с вами не о чем больше говорить. До свидания!
Я поворачиваюсь, собираясь уходить. Он задумчиво трет подбородок, поднимает раскрытую ладонь к небу, а затем опять громко смеется.
-Нет, женщина, воистину забавнейшие существа, люблю
иметь с вами дело.
-Что неужели так легко поддаются гипнозу?
-Ха-ха-ха. То, что вы сказали, лишний раз подтверждает
всеобщую слепоту, а потому я не обижаюсь. Человек никогда не понимает, что идет ему на пользу, а что нет. Простите за эксперимент, не удержался.
-Зачем вы хотели заставить меня болтать глупости? ---
-Извините, - он разводит руками, как бы подчеркивая свою беспомощность.
-Ладно, не хотите отвечать, не надо, - я пожимаю плечами и делаю несколько шагов.
-Ну, неужели мы расстанемся вот так, не поняв друг
друга?
- Я вас понимать не хочу. Незачем, - бросаю назад и не
оглядываясь назад, спешно беру собаку на поводок. Какое-то внутренне чутье подсказывает мне, что продолжение этой встречи уже не будет таким безобидным. Я настроена решительно, не следующие слова заставляют меня усомниться.
-Постойте! Время все равно потеряно. Вечер кончается. Других гостей у вас сегодня не будет. Так не простаивать же даром чистым страницам?!
Я колеблюсь, что-то во мне решительно восстает против.
 -Путь лучше они сверкают белизной, чем будут
 Заполнены такими людьми как вы.
-Опять вы говорите предвзято. Бросьте
обижаться. Жизнь слишком коротка, и тратить
ее на это…
Он выжидающе замолкает. Я резко разворачиваюсь.
-Откуда вы свалились на мою голову? Кажется, я вас не
звала?
-О, я вхожу очень тихо и никогда не стучу, как это делают
другие. До меня уже все, как правило, сделано.
-Ну, хорошо… И чем же вы все-таки занимаетесь?
-То, что я делаю, приносит свои результаты. Иные предназначены для этих же людей, иные для их потомков. – Отчаянно жестикулируя, он сбивает с дерева ветку с мокрыми листьями. Я механически подбираю ее.
-Вы что же считаете себя богом, что знаете, что и когда
надобно совершить. Я все-таки не ошиблась, вы
действительно, связаны с Белым братством.
-С чем?
-Это общество религиозных фанатов, которые, также как и
вы, уверовало в свое высшее духовное начало и терроризировало мирных граж¬дан, с помощью магии, гипноза превращая их в зомби.
-Во что?
-В роботов. А вы что об этом ничего не знаете, хотите
Сказать? А, судя по вашим речам, вы должны быть неплохо осведомлены в области эзотерических наук.
-Чего-чего?
- Хватит притворяться.
- Каждый должен чем-то заниматься, чтобы выжить,- разводит он руками.
- Вот вы сказали, что изменить ничего невозможно. Все предписано! Но это слишком категоричный ответ, вы не находите? Неужели вы никогда не пытались ничего изменить в своей жизни? Неужели вас все устраивает?
Он отворачивается и глухо произносит :
- А я все и изменил. Впрочем, как это странно,- добавляет он совсем другим тоном, весело и непринужденно, - забавно и странно одновременно.
- Но вы сказали…
- Во-первых, я так не говорил, (взгляд в упор) а во-вторых, человеческая сущность настолько ленива и одержима собой, что даже если дать человеку эту власть он вряд ли воспользуется ею.
 - А вы так хорошо все знаете, будто сами и распоряжаетесь этой властью?
 Не отвечая, он окидывает взглядом мой дом.
 - Это ваш подъезд?
Я киваю. Воцаряется долгое молчание. Мы смотрим друг на друга, но его глаз я, почему-то, не вижу.
 -Все, что вы мне говорили неправда, да? У вас острый
ум, поразительные знания, но... поймете ли вы меня, ведь я вижу вас в первый раз.
-Всем людям свойственно ошибаться, - философски изрекает незнакомец.
– Вот вы все правильно говорите, но …Не обижайтесь. Нет в вас любви к людям, словно вы обижены на весь мир. Создали вакуумное пространство вокруг себя и живете так – разумно, без эмоций, но неужели вам не скучно? Когда кругом одна логика, ни грамма чувств. Одни глаголы, ни одного прилага¬тельного?
В его глазах прыгают веселые искорки, словно кто-то настраивает елочную гирлянду к празднику, а слова звучат совсем другие, слегка обиженно и, я бы сказала, жеманно.
-Жаль. Безумно жаль, не то, что вы так думаете, а то, что у меня нет возможности вас переубедить.
-Вы уже пытались.
-Мои доказательства нельзя предъявлять на улице.
В воздухе повисла наряженная пауза. Наконец, с нервным смешком я выдавливаю.
-Что же мне пригласить вас на чай?
-Я не пью чай, - глухо констатирует тот.
"Слава Богу!”, - выдыхаю про себя и, тут же, совершенно против своей воли, выпаливают.
-У меня есть чудное домашнее вино...
Не дослушав фразу до конца, он молча закрывает зонт и, распахнув передо мной дверь, ждет. Мысль обжигает меня словно раскаленное железо.
-Вам ведь самому хотелось зайти, так почему...
-Я хотел, чтобы приглашение исходило от вас, - перебивает гость, - как видите, даже я не всегда следую своим правилам.
Он ловко проскальзывает в комнату и становится почему-то за зеркалом и выходит оттуда лишь, когда я зажигаю свечи. Его плащ, камзол или непонятно что, оказывается повешенным на стул. Он же стоит, опираясь рукой о его спинку. Бархатный черный костюм умело сшитый сверкает брошью у горла. Гость не садится, ждет, пока сяду я, а, умостившись, тут же начинает восторгаться убранствам комнаты, где все так уютно и удобно. Но мне не терпеться разузнать об этом человеке немного больше, чем он захотел сказать на улице и потому я тут же перевожу разговор на ту тему, на которой мы останавливались.
- Вы говорили о власти. Да, о власти человека над
своей судьбой. Но теперь-то, здесь вы можете привести свои доказательства.
-Разумеется! – актерским жестом он проводит
пальцами по лбу.
- Примеры возьмем из вашей жизни…
 - Из моей?! Откуда вы можете знать? Кажется мы..
И тут я словно задохнулась от неожиданной догадки. Увлеченная встречей и забавным течением беседы я упустила из виду многие очевидные факты. Словно пелена спала с глаз. Я тревожно посмотрела на гостя. Внешне его нельзя назвать привлекательным: аскетичное лицо с узкой клинообразной бородкой, тонкие губы, на подбородке ямочка, но глаза! Первый эпитет, что приходил в голову – иссиня-черные, не объяснял то завораживающее чувство, что невольно возникало при виде их. Такое ощущение бывает, если долго смотреть в пустой колодец. Какая-то магия безысходности! Теперь я стала понимать, кто мой гость. Легкий озноб пробежал по спине. Я невольно передернула плечами. А в кресле, заложив нога за ногу, сидел высокий человек в темном костюме и спокойно что-то читал. Да это же тот конверт, что принесли вчера!
Незнакомец поднял голову.
- Вы не возражаете, если я закурю?
Зачем ему слышать мой ответ, если он и так…Да, вытащив из бокового кармана красивую трубку он быстро зажигает ее, успев перед этим как бы мимоходом засунуть письмо в карман. Я удивленно поднимаю брови. “Однако!”
- Не удивляйтесь, - звучит его сухой баритон, - это письмо попало сюда по ошибке. Я верну его, кому следует.
Я молча киваю и, стараясь не скрещиваться с ним взглядом, судорожно ищу глазами икону. Он ловит мой взгляд и сухо замечает, попыхивая трубкой.
- Зря ищете. Если бы они остались, меня не было. Не пугайтесь. И не казните себя, что пригласили меня. Я же вас не съем. У меня к вам предложение.
“Так, начинается”, - думаю про себя и судорожно стискиваю под столом руки.
- Не то, что вы подумали и даже не то, чего бы хотелось, наверное, в другой ситуации мне. Давайте продолжим беседу. Ну и что из того, что я не совсем, так скажем, человек. Так даже интереснее, не правда ли? Спросите меня что-нибудь, как спросили бы у своего старого знакомого. Может быть, я и отвечу.
Хитер, черт. Так провести меня. И его теперь не выгонишь никак. Поговорить захотел. Человеком побывать решил. Нет, ничего у вас не выйдет. Я не стану с вами откровенничать. Я упорно молчу. Он наклоняется ближе.
- Вы испугались? Обиделись? Рассердились? Извините, ежели, что не так. Да, я не всегда действую по правилам. Но тут я решил вам помочь. Вы одна, под дождем, а вечер движется…
- Хитрец, - произношу я одними губами.
- Я? Да я только сделал то, чего вы от меня ждали.
- ?!
- Помог вам слегка подправить судьбу.
- Обошлась бы как-нибудь. Вы и здесь не могли не вмешаться?
- Служба такая, - оправдывается, разводя руками. – Любому человеку в течение дня дается один шанс, всего лишь один, изменить свою судьбу. Но многие не хотят видеть, потому что…
Он замолчал, выжидающе глядя на меня. И хотя в голове у меня вертелось слово, я не хотела его произносить. Гость, наклонив голову, пристально глянул из-под бровей. Губы мои разжались, выпуская слово.
- Боятся, - и тут же замерла, сознавая, что в молчанку с гостем не поиграешь. Он же был только рад и подхватил:
- Угадали. Почему люди, не все, некоторые, после победы, после триумфа, отступают. Чего бояться? Вот вы человек, объясните.
- Почему? Почему, - заворчала я. – Вы как почемучка – пятилетка. «Хочу все знать», прямо-таки. «Шел - бы ты куда-нибудь в другое место философствовать? И дернуло меня заговорить с незнакомцем…»,- думаю я про себя и осекаюсь, вспоминаю известное предостережение. Господи, что же делать? И знал же, хитрец, из какой именно комнаты икону забрали. Что же будет?
 Я встречаюсь с ним глазами и чувствую, как колючий пот стекает по спине? А тот сидит и улыбается в открытую. А, чего бы ему ни улыбаться? Сама пригласила.
- Не бойтесь вы так. Я вовсе не такой страшный. И мы так мило беседуем о безграничном и вечном.
Я тревожно жду.
 - Ответьте на мой вопрос, и я уйду. Не беспокойтесь, здесь не останусь. Там, за стенкой не успели убрать.
«За стенкой? « – шепчу про себя. « А, конечно, туда перенесли иконы во время перестановки. Так вот что тебя пугает?»
- Ну, так и быть, я отвечу вам,- немного успокоившись, говорю я. - На мой взгляд, люди, особенно добившись чего-то, боятся провала. Потому и отступают. Заранее смирившись в душе, с тем, что как раз могло быть наоборот.
- Спасибо, что объяснили, - без тени иронии ответил незнакомец. – Однако это несколько просто, не находите?
- Иногда самое простое решение бывает самым верным.
- Замечательно сказано. Однако боятся они не провала, вернее не только его, а и мнения окружающих. Что скажут люди? А также ввиду своей слабости трусят, что не переживут нового позорного фиаско.
Меня начинает коробить от его поучительного тона и самоуверенного превосходства. В конце концов, он только падший ангел и не знает и никогда не узнает как это – быть человеком?!
- Вам легко рассуждать. Вы, который все имеете просто так, Вы, который находитесь выше всех земных мелочей. Вы рассуждаете с позиции имущего. Вы смеете осуждать неимущих. Каждому – свое! Вы сами это говорили. Кто-то имеет мозги лисицы и хватку волка, изворотливость гиены и быстроту леопарда. Он имеет это все просто так, только потому, что таким уродился. А что делать тем, у кого когти не такие острые, ноги не такие быстрые? Если он таким пришел в этот мир, неужели для того, чтобы выжить, нужно вырождать в себе все естественное, приобретая, насильно прививая то, что нужно для выживания? Неужели, по-вашему, это справедливо?
- Но люди сами себе ставят рубежи, - словно оправдываясь, парирует он, - а потом всю жизнь перелазят через них. Выше головы не прыгнешь, а может нужно только рискнуть… Изворотливость гиены, хватка волка. В этом что-то есть. Только ведь с таких вот и больше спрашивают. Это я вам говорю. Но мы опять коснулись запретной темы и на устах моих печать молчания.
Удовлетворенно хихикнув, он откидывается на спинку кресла. Я закрываю лицо руками, пытаясь собрать путающиеся мысли. Говорит он правду или нет – не знаю. Будь он человеком, хотелось бы верить ему, как я сказала там, во дворе. Хотя, проверить можно. Рискну…
- Послушайте. Скажите мне откровенно, чем вы занимаетесь?
- Чем занимаюсь? – игриво переспрашивает он. – Котлы, грешники, адово пламя.
- Нет, нет, нет. Я о другом. Вы же сами…- настаиваю, не надеясь на ответ, но неожиданно получаю его.
- Ах, вот что вас интересует! Как бы вам кратко объяснить, - он берет в руки куклу. – Каждое живое существо, живя здесь, на земле, принадлежит сразу к двум мирам – свету и тьме, а стало быть, и наполовину состоит из них. И отбрасывает тень. Черную и белую,- произнося это, он подносил куклу к свече и, на стене возникала ее шатающаяся тень, а то держал ее у зеркала, где по ту сторону холодного стекла возникал ее пустой немигающий взгляд.
- Белая… Неужели и такая есть?
- Представьте себе. Так вот, моя задача состоит в том, чтобы все эти тени выявить и дать каждому то, что заработал. – Он резко сжал ладонь в кулак и быстро раскрыл его, сдувая невидимую пыль. – Вот и все. Это писатели тут уже напридумывали, - наигранно и обиженно тянет он, - “злой гений”, “совратитель”...
- Искуситель, - улыбаюсь я.
- Вот-вот, - не заметив моей язвительной интонации, жалуется гость. – А я же совсем не такой…
- Ага. Белый и пушистый, - ни к селу, ни к городу режу я. – Вот только крыльев почему-то не видно?!
- Не мудрено, - мрачно замечает он серьезно, вытягивая ноги, - те мало кто видел, а нынешних боятся все.
- Покажите, - загораюсь я.
- К чему? Испугаетесь.
- Ну если я до сих пор не заикаюсь от страха и даже могу улыбаться…Покажите. Иначе я сочту всю нашу встречу хорошо поставленным спектаклем.
- Ну, хорошо! – вздохнув, он молча встает, наклонившись вперед всем корпусом.
 Делает шаг назад и наполовину исчезает в темноте. Я с интересом, напополам смешанным с ужасом, наблюдаю за его действиями. Зачем я это делаю? Играю, но с кем? Внезапно из-за его спины начинает подниматься что-то неимоверно большое. Это – крылья. Медленно расправляются они, раскрываясь как гигантский веер. Крылья настолько огромны, что выходят за пределы моей комнаты. Но этим все не кончается. Его фигура начинает стремительно увеличиваться, постепенно закрывая собою весь просвет между небом и землей. Лицо его чернеет, глаза наливаются кровью и отсвечивают алым блеском. Улыбка проваливается в оскал. Его правильные черты теряют всю человечность, оттопырившиеся ноздри с шумом выталкивают горячие потоки воздуха. Куда делись его элегантность и интеллект? Разум и интерес сменяет парализующий страх, ибо на моих глазах философ – аристократ превращается в рычащего зверя.
 Крылья сложены впереди себя, закрывая полностью лицо или, вернее то, что от него осталось, видна когтистая лапа, с нервно дергающимися пальцами и длинными кривыми когтями. Казалось, он весь погрузился в сон, когда неожиданно, заставив меня вздрогнуть, распахнулись с шумом крылья и два страшных глаза пригвоздили меня к стене. Повизгивая от возбуждения, он вывалил на меня все то, что прилипло к его крыльям за многие века: Толпы людей, полуистлевших и полуживых, умерших и умирающих, раненых солдат, тонущих в реках крови – все обрушилось на меня единой лавиной. Крики и стоны, плач детей, вопли терзаемых – все слилось в один комок, который с нарастающим гулом катился на меня. Казалось, вот-вот и я захлебнусь в этом сумасшедшем водопаде. От невыносимого напряжения у меня затряслись руки, начала кружиться голова, к горлу подступил комок тошноты. Боль захлестывала меня снова и снова, окатывая своими жгучими волнами. Я крепко зажмурилась, моля, чтобы весь этот кошмар поскорее рассеялся…А когда вновь открыла глаза, то оказалась на улице, где по-прежнему шумел слегка усилившийся дождь. Я же стояла, судорожно вцепившись в огромный черный зонтик, а рядом, заливаясь радостным лаем, бегала моя собака, радуясь обретенной свободе.


P.S. Его не должно было быть. Ни в одном из вечеров. Но этот… Сев
описывать встречу, я встретила такое сопротивление ручки и бумаги,
что вынуждена была оставить эту затею до лучших времен. За это
время, к ужасу своему, обнаружила, что демон успел проникнуть в
сознание и оттуда пытался руководить моими действиями. Кто-то
посоветовал мне все же, пересилив себя, выписаться. Мол, это должно
обезоружить демона. С трудом это удалось, но я с тех пор вечером с неизвестными ни за что не разговариваю. Хватит, насмотрелась!




Зима, 1996г.