Формула выхода

В зелёном переулке, гуляя вдоль ограды,
Спрашивал мертвец как здоровье
В Сивцевом Вражке, возле больницы,
Обнимал мертвец дурака



I.  16 дней до отъезда

Первый раз эта дама появилась у меня, кажется, в четверг.
Да, точно – с утра шел ливень, и мы с Жориком сушили в приемной свои зонты. Жора – это долговязый тунеядец, в обязанности которого входит встречать и провожать моих посетителей.
Так вот, эта дамочка забежала к нам без предварительного звонка, прямо с улицы, как если бы просто спасалась от непогоды. Жора, согласно правилам, любезно поздоровался с посетительницей и спросил, чего желает госпожа. Оказалось, что у госпожи был с собой прекрасный широкий зонтик, а заглянула она сюда вовсе не из-за дождя, а по делу.
– Ваша фамилия? – вякнул мой тунеядец. – Знаете ли, я веду регистрацию наших клиентов...
– Вам как, паспортные данные продиктовать? – чуть высокомерно спросила дама. – Насколько мне известно...
Мне надоело подслушивать за дверью, и я решил, что пора вмешаться в разговор. Гостеприимно распахнув дверь кабинета, я сразу же обратился к посетительнице:
– Добрый день, милая девушка! Паспорт не обязателен, можете назвать только свое имя. Вы желаете получить консультацию?
– Да-да, – девушка ошалело уставилась на меня. То ли я напугал ее своим вторжением, то ли моя учтивость слишком резала слух после жоркиного хамства, не знаю. Во всяком случае, она быстро взяла себя в руки.
– Меня зовут Наташа.
– О’кей, Наташа. Давайте сюда ваш зонтик. И проходите сразу в кабинет, – я пропустил пациентку, а Жорику нарочито строго велел: – Запишешь имя и время визита, 12.50. И до обеда никого не впускай.
Зайдя в кабинет, я любезно пододвинул для Натальи кресло, а сам привычно устроился за столом.
– Итак, я к вашим услугам.
– Мне требуется помощь психоаналитика, – довольно внятно произнесла дама. – Это по поводу снов. Вы можете мне помочь?
– Попытаюсь. Только замечу сразу: я врач, а не народный целитель.
На самом деле это совершенно неважно. Подобные «наташи» составляют основной контингент моей клиентуры: угоревшие от пресыщения жены фирмачей, от скуки согласные трепаться хоть о чем и за любые деньги, – лишь бы собеседник был человек серьёзный и с образованием. Все они приходят с одним и тем же – поведать о своих снах, о психоанализе и тайных сексуальных фантазиях. Усевшись напротив, они закидывают ногу на ногу, закуривают ментоловый «Вог» и упиваются сознанием собственного превосходства. Они твердо убеждены, что психиатр будет таращиться на их радужные колготки и, спотыкаясь на словах, задавать разные неприличные вопросы. Каждая из них в душе Шарон Стоун.
Работёнка, конечно, паскудная.
Наталья оказалась некурящей. Вцепившись яркими коготками в лакированную сумочку, она с некоторым беспокойством осмотрела кабинет, как бы оценивая его подлинность, а затем обратилась ко мне со словами:
– Я заплачу за всё время, что я у вас отрываю. Поэтому выслушайте меня до конца, не отмахивайтесь, ладно?
– Договорились.
Интересно, Жорик подслушивает за дверью или нет?
– Так вот, доктор, у меня начались проблемы со сном. Видите ли, каждую ночь я вижу во сне кровь. Это происходит неожиданно, какая–то навязчивая тема... Я ложусь спать с хорошими мыслями, вижу какой–нибудь приятный сон, и вдруг появляется эта… красная жидкость. Но я совсем не думала о ней, понимаете? И каждый раз она появляется по-разному.
Ой, подслушивает наверняка!.. Сукин сын.
– Появление крови как–нибудь связано с насилием?
– Нет, никогда, – девушка оживилась и положила сумочку рядом на стол. – Никакого насилия. Либо она вытекает из–под дивана, либо брызгает из перьевой ручки, либо газета на лестнице вся в крови. Я не могу освободиться от этого бреда.
– Вы сказали «начались». А как давно это произошло?
– Первый раз полгода назад. Потом все чаще и чаще. Сейчас это повторяется два–три раза в неделю.
– Успокоительные пробовали?
– Да, валерьянку и элениум, – и на всякий случай прибавила: – Не помогает.
Ну, что ж, похоже, эта дамочка действительно пришла по делу. Значит, мне повезло – на этот раз меня не сняли, а наняли.
– У вас были травмы?
– Головы?
Я с трудом удержался от улыбки.
– Нет, вообще травмы. Переломы, ранения, – всё, что связано с потерей крови?
Наташа подумала и уверенно замотала головой.
– А как вы относитесь к виду крови? Обмороки бывают?
– Обмороков не было. Из пальца когда брали – ничего, – пациентка показала палец, из которого брали.
– Хорошо. В каком возрасте у вас начались месячные, и как они проходят?
Девушка стала честно рассказывать. Собственно, девушкой назвать ее было трудно. Ей было лет 30–35, но благодаря удачно подобранной косметике она выглядела значительно моложе.
Я слушал ее вполуха; говорила она тихо, немного стесняясь и немного не по существу. Мне нравилось рассматривать ее. Она была безусловно красива, как–то по–настоящему, без модельного позерства. Длинные каштановые волосы были собраны в сложный пучок с черной незаметной сеточкой. Я много раз видел такие прически, но до сих пор не понимаю, как их укладывают.
Одета Наталья была в строгий деловой костюм, но масса мелких деталей полностью разоблачала ее имидж. В частности, туфли, сережки и часы ей были явно не по карману. Кроме того, у неё была совершенно особая манера говорить. За ее спиной должен стоять сильный и состоятельный хозяин. Интересно, кто?
– Наташа, расскажите о ваших отношениях с мужем. Как сильно вы привязаны к нему?
– Мы женаты пять лет, – пациентка говорила толково, понимая, что это не пустой трёп, а важные для врача подробности. Да, замужем она уже пять лет, мужа очень любит, никогда не ссорятся.
– Понимаете, он часто бывает в командировках.
– Ага. Очевидно, он и сейчас в отъезде? – поинтересовался я.
– Да, – девушка чуть-чуть нахмурилась. – И сейчас.
– Вы ревнивы?
Наталья задумчиво посмотрела в потолок.
– Не знаю... Ну конечно, ревнива. Как все.
– Когда ваш муж дома, вам снится кровь?
– Когда дома? – пациентка поправила слетевшую на глаза прядь волос. – Не знаю, наверное, нет. А почему так может быть?
Действительно, почему? В человеческую душу не проникнешь и по готовому не прочтешь. Приходится копать, анализировать, расспрашивать.
– Наташа, постарайтесь вспомнить – что–нибудь из детства, страх перед кровью... Что–то должно было быть.
Пациентка нахмурилась и замолчала. Видно было, что не вспоминается. Я попытался растормошить её:
– Когда вы подавали мне зонтик, я заметил шрам на вашей ладони. Что это?
Пару секунд Наталья соображала, о чём идет речь, затем воскликнула:
– Да! Конечно. Это очень старый след. Мне было лет восемь или девять, точно не помню. Я была одна дома и порезалась ножом. Очень перепугалась тогда, не знала, что делать. – Девушка машинально покосилась на ладонь. – Спряталась в углу на кухне и заревела.
– Было много крови?
– Да, очень.
Ясно. Я облегченно откинулся на спинку стула, придал своему голосу некоторую ученость и заговорил:
– Понимаете, Наташа, у вас присутствует неосознанный страх перед одиночеством, перед потерей опоры в лице собственного мужа. Со временем такая фобия может прогрессировать, перерасти в невроз. Отъезд вашего мужа может вызывать у вас навязчивые мысли – ожидание неприятной неожиданности: измены, банкротства, несчастного случая. В вашем варианте такая неожиданность отождествляется во снах с кровью. Случайно появившись однажды, этот образ ассоциируется в вашем подсознании с одиночеством и невротически повторяется каждый раз по новому сценарию – вплоть до возвращения мужа. Вы принимаете такую версию?
– Да... Наверное, вы правы, – во взгляде пациентки появился искренний интерес: она размышляла над моими словами. – И что же теперь делать? Ездить вместе с мужем?
– Ну зачем? – я благожелательно посмотрел на девушку. (Жалко, что такие красотки слишком рано выскакивают замуж…) – Просто надо лечиться.
Наташа оперлась руками о подлокотники.
– А в чем будет состоять это лечение?
– Гипноз, – я развел руками. – Лучше него человечество пока ничего не придумало. Если вы не скрыли от меня других отклонений психики, то у вас несложный случай. Думаю, будет достаточно двух–трех сеансов. Когда возвращается ваш муж?
– Во вторник.
– Вот как? Тогда попробуем так: сеанс сегодня, сеанс завтра и в понедельник. Я думаю, что к следующей командировке вашего мужа вы будете спать спокойно.
С этими словами я откатил кресло вместе с пациенткой к журнальному столику и предложил Наталье полистать журналы, расслабиться. Включив легкую музыку, я оставил ее одну, а сам вышел потрепаться с Жориком.
В два часа дня у меня обед. Проводив в 2.15 свою клиентку, я скинул халат и подошел к окну. Дождь кончился, и Наташа убежала, так и не вспомнив про свой зонт. Ничего, заберет завтра.
Я завидую женщинам. Во многом они как дети: наивны, беспомощны, легкомысленны. В них гораздо больше природного. К одним и тем же вещам мужчины подходят логически, а женщины интуитивно. Они больше доверяют жизни, и у них свое, более правильное толкование свободы. Если, конечно, я понятно объясняю.
– Игорь Петрович, обедать будем?
Ах, да! Я не дал ему денег.
– Держи, – не глядя, я протянул Жорке свой кошелек. – Возьми поесть, а если закончилось пиво, то возьми и его.
Жорик с поклоном принял деньги.
– Пиво в холодильнике. Я сбегаю в подвальчик, там вкусная пицца. Вам какую: с мясом, с креветками, с грибами?
– С мармеладом нет? – грубо спросил я.
– Понял, шеф. С грибами так с грибами, – и Жора удрал.
Вообще–то его имя Георгий, но приятели почему–то зовут его Джонни. Нет, в принципе мне понятно стремление молодежи американизировать свои имена, – ради особой, киношной крутизны, чтобы как Чак Норрис, – но во всем же надо знать меру. Георгий – это Джордж, Жорж, на худой конец, Джерри. Но никак не Джонни, – это же просто безграмотно. В общем, я стал называть его Жорой, а когда хочу позлить, Жориком. Ничего, я могу себе позволить. Я плачу этому болвану полторы штуки «зелёных» только за то, что он бегает мне в магазин, ведет учет пациентов и пьет мое пиво. В последнее время он окончательно обнаглел – стал попрошайничать, отпрашиваться пораньше с работы и позволять себе слишком смелые высказывания в мой адрес. Порой он просто выводит меня из себя.
Конечно, я могу проявить характер и выставить наглеца – с треском и позором, – только что мне это даст? На его место придет новый помощник, а новых людей я привык остерегаться. Проверенный хам всегда лучше незнакомого льстеца. От нового человека только и ждешь беды – учудит такое, что не захочешь и разбираться. Я пробовал, знаю.
– Игорь Петрович, – Жора ввалился в приемную с полиэтиленовым пакетом и двумя коробками пиццы. – Я не в курсе, вам все еще нужна машина?
– Какая?
– Семёрка. Практически новая. Восемь тысяч пробега.
Интересно, где он ее откопал?
– Хм... И сколько за нее хотят?
Жора скривился.
– Я не спрашивал, но знаю, что недорого. Это брат свой «Жигуль» продает.
– Что так? – без особого интереса спросил я.
– Он сматывает отсюда. В Каир, – Жорка распаковал покупки и принялся суетиться с обедом. Оголодал, работничек.
Видя, что мне это все до лампочки, он счел необходимым пояснить:
– Да вы видели его один раз. Он сюда с сыном заходил.
Я пожал плечами и потянулся за гамбургером.
– Не помните? Ну пацаненок у него такой маленький, разорался здесь, когда вас увидел. Вы в белом халате вышли.
– А, это... – Я вспомнил. Было дело. Здоровый у него брательник, еле в дверь пролазит. – Что ж он тебя–то с собой не берет?
– Он с семьей едет, – с достоинством ответил Жорик. – У него с фирмой контракт на пять лет. А я на это время в его квартиру переселяюсь.
Я усмехнулся.
– Квартиру он тебе оставил, а машину, значит, не доверяет?
– Ему баксы позарез нужны. На первое время. А через пять лет он себе из Египта иномарку пригонит.
Любитель потрепаться. Полдня молча сидел.
– Пиво доставай.
– Слушаю, шеф! По одной, по две?
– По две. Сомневаюсь, что сегодня будут еще клиенты. Нелётная погода.
Жорка повиновался. Расставив на столе бутылки, пиццу, сэндвичи и чипсы, он закончил сервировку стола и на всякий случай уточнил:
– Так не нужна машина?
Я поправил во рту ломтик бекона и с набитым ртом (перед кем церемониться–то?) буркнул:
– Дай–ка телефон.
Парень с готовностью нацарапал несколько цифр на численнике, выдрал листок и протянул мне.
– «195»?  Это на Беговой?
– Улица Зорге.
– А, знаю. Бывал там.
– Так, может, знаете там автосервис? А Мишка напротив живет, 6–й дом.
– Ну, ясно, – переведя взгляд на пиццу, я недовольно спросил: – Чего так много набрал?
– Почему много? В самый раз.
– Сколько же ты можешь съесть? – с легким оттенком интереса спросил я. Было очевидно, что на халяву он съест много.
– Могу полторы, – невозмутимо ответил Жора. – И пару хот–догов.
Я не стал обострять разговор. Откупорил две бутылки – себе и ему.


II.  15 дней до отъезда

На следующее утро я немного задержался дома. Придя на работу, я, конечно, не ожидал увидеть в приемной толпу народа, но и полное отсутствие клиентов меня тоже удивило. В пустой комнате сидел, развалясь, Жорик и попивал мой «Туборг». Я разозлился: этот сопляк закинул ноги на полированый столик и явно не собирался утруждать себя работой.
Не здороваясь, я приказал:
– Положи пиво на место. И до обеда не прикасайся.
– За что, шеф? – удивился Жора. Немножко уже закосел.
– Тебе ясно?
Я уже открыл свой кабинет и собрался было уединиться в нем, как мой секретарь вспомнил:
– Игорь Петрович, вам звонили сегодня!
Я в недоумении обернулся.
– Доложи.
Жорка поднялся с места, стал объяснять:
– В 10.15 позвонил мужчина, спросил вас. Сам не представился. Я ответил, что вы скоро придете.
– Что ему было нужно?
– Не знаю. Сказал только, что по важному вопросу.
– Ах, по важному, – я кивнул головой. – Будет нужно, зайдет.
Жора предостерегающе поднял палец.
– Он сказал, что давно разыскивает вас. Возможно, у него не было адреса.
– Так почему же он его не спросил?
– Он спросил.
Стоп. Я внимательно посмотрел на парня.
– Голос молодой?
– Да нет, старикашка какой-то... Я не знаю, – неуверенно произнес Жорик.
– Хорошо. Если позвонит ещё раз, скажешь, что я не приходил, – и с этими словами я удалился к себе.
Не знаю, может, и зря я так поступил. Все–таки ищет меня человек, что–то там важное у него. Но у меня тоже есть правила. Я никогда не подхожу к служебному телефону, не зная, кто звонит. Если человек обращается первым, согласно этикета он должен представиться.
Хотя ерунда это. Есть ещё одна причина моего отказа, более существенная. Это страх. Маловероятно, но старик может быть подослан одним моим давним недругом. Это отлично объясняет «важность» его звонка. Тот парень, назовем его для простоты Федей, разыскивает меня уже не первый десяток лет, и, не скрою, пару раз ему почти удавалось меня выследить.
Федя мечтает меня убить. Он фанатично увлечен этой своей идеей, и время от времени она существенно усложняет мой быт. Мои отношения с ним напоминают хроническую болезнь – медленную, вялотекущую, дающую иногда обострения. Вроде псориаза.
Мания убийства терзает его с того самого момента, когда после долгих мучений он вычислил наконец Формулу Выхода. Федя не хотел, чтобы я шёл по его пути, но к этому времени я уже перестал выполнять его указания и экспериментировал самостоятельно. Наверное, я здорово мешал ему на этом этапе. Но так или иначе, я повторил его расчеты, и у меня получилось. И вот тогда Фёдор открыл на меня настоящую охоту.
Сначала он тщательно просчитал мою смерть – то, что на нашей «фене» называлось Формулой Закрытия. Манипулируя этой волшебной формулой, он мог убрать меня, «закрыть», превратить в ничто. Но для этого меня требовалось ещё найти.
Федя нанял тысячи ищеек, псов, которые травят меня, гоняются за мной и выслеживают из–за каждой подворони. Это его глаза и уши. Но со временем я стал изобретательнее. Я научился мимикрировать, у меня развилось уникальное чутье на его шпионов, я сделался хитрее и дальновиднее противника. За это говорят факты: я уже три года имею практику психоаналитика в частной консультации, и ни одна сволочь из его окружения до сих пор не разнюхала об этом. Вот почему мне так не хочется менять своего Жорика.
От этих раздумий меня отвлек разговор в приемной. Это пришла Наташа. Все–таки это чертовски приятно, когда пациентка – молодая хорошенькая женщина… Рывком поднявшись с места, я заторопился навстречу, пока Жорик не успел её обхамить.
– Наташа, добрый день. Я ждал вас. Между прочим, вы забыли у нас свой зонт.
Девушка мило улыбнулась и без лишних слов прошла в кабинет.
– Ну, как ваши дела? В каком настроении проснулись?
– Сегодня все нормально. Спасибо вам.
Как и вчера, я подкатил ей громадное кресло.
– Отлично. Скоро вы навсегда забудете о своих кошмарах. Хотелось бы предложить кофе, но вам лучше выпить его после сеанса. Не возражаете?
– Нет, конечно, – Наташа, как и вчера, положила сумочку на стол. – А что, вы играете в куклы?
– ?
– У вас Барби на столе.
Действительно, на моем столе рядом со стаканом для карандашей сидела на крошечном стульчике длинноволосая улыбчивая кукла.
– Это Синди. Подарок одной пациентки.
– А–а, – девушка понимающе кивнула и расслабленно откинулась в кресле. – Вы, наверное, не поверите, но я никогда не играла в куклы.
Я состроил вежливую гримасу.
– Чем они вам не нравятся?
– Лицо куклы ничего не выражает. – Пациентка внезапно оживилась: видимо, тема была ей давно и серьезно продумана. – У кукол мертвые глаза, жуткие, как у покойников. Когда смотришь в глаза человеку, иногда можно ничего не говорить – все понятно по выражению. А когда играешь с куклой...
Хм... Оригинальная мысль.
– Интересно, – усмехнулся я. – А что вам понятно по выражению моего лица?
– Ну, как что? – растерялась Наташа. – Ну, понятно... По крайней мере, видно, что сидит живой человек, а не какая–нибудь Барби с растопыренными руками.
– Ага. Никогда не задумывался над этим, – я ослабил узел галстука и уселся на свою вертушку. – Ну что, начнем сеанс?

...После гипноза, испив с пациенткой жоркиного кофе и выпроводив ее, я пожелал заняться своими делами. Отдав секретарю деньги и указания насчет обеда, я заперся у себя в кабинете. В какой–то момент у меня возникло искушение послать Жорку домой, но очень уж не хотелось самому бежать за пиццей. После обеда сделаю так: пусть Жорик сидит здесь, а сам пойду погуляю. Не могу я больше а эту рожу смотреть.
Отодвинув ящик стола, я достал оттуда голубую клеенчатую папку. В отсутствие секретаря самое время ознакомиться с ее содержимым. По крайней мере, никто не сунется в дверь.
В папке было всего два листика. Не густо, конечно, но ведь и у меня не детективное агентство. Ничего.
Первый лист – краткая информация о фирме «Агрос». Ничего интересного. Зарегистрирована в 2000 году. Производство какой–то химии, вроде полипропилена. Неужели у египтян своего нет?
Второй лист – анкетные данные.
Кульбицкий Михаил Викторович. Ага, стало быть, у Жорки такое же отчество. А ведь я должен был помнить... 32 года. Коммерсант. Хозяин почти новой «семёрки». Частная фирма по производству... та–та–та... инвестиции. Ладно, ладно. Не подходит.
Кульбицкая Галина Алексеевна, 29 лет. Домохозяйка. Ну ещё бы. Вот на нее было бы любопытно посмотреть, хотя и она мне вряд ли потребуется.
Кульбицкий Андрей Михайлович. Вот и Жоркин племянничек... Шесть лет.
А что, собственно, такого? Прекрасный вариант. Это надо обдумать.
Н-да. Надо хорошенько обдумать.
В приемной загрохотала дверь, и, груженный едой, с улицы вернулся мой сотрудник. Не дочитав до конца, я быстро сунул листочки в папку, запер её в стол и пошел обедать.
– Хот–доги, очень вкусные. Мороженое с орешками, – комментировал Жора, доставая из сумки продукты питания.
– Мороженое–то зачем, к пиву? – усмехнулся я.
– Почему? Можно после пива, отдельно.
Придурок.
За хот–догами он на Арбат бегал, я знаю. Там у него девка знакомая торгует. Пожалуй, напрасно я сам за едой не сходил.
Усаживаясь, я схватил теплую ещё сосиску и, как великую милость, сообщил:
– Я, пожалуй, поговорю с твоим братом. Пора все–таки обзавестись телегой.
– Конечно.
– Только не уверен, что сегодня успею. Он когда, говоришь, уезжает?
– Через две недели, – Жорик уплетал за троих. Говорить с набитым ртом ему было трудно, и он был немногословен. – Не, вру. Через пятнадцать дней.
Бутерброды с сосисками у него сегодня действительно удались. Не стану кривить душой.
Тут в мою голову пришла наконец светлая мысль.
– Жора, а этот старик... который утром звонил, – он что, больше не объявлялся?
– Пока нет. А у вас появилась для него информация?
Именно. Кажется, я теперь знаю, как с ним нужно поступить.
– Появилась. Если он все же позвонит, соедини меня с ним, хорошо?
– Никаких проблем, шеф, – Парень встал и направился к холодильнику. – Как только, так сразу. Что будете пить? Есть «Туборг» и «Миллер».
Нет, гулять я все–таки не пойду. Конец месяца, надо разобраться с делами. Изучить досконально синюю папку, проверить жоркину бухгалтерию, картотеку. Забрать из сейфа деньги. Много дел. К тому же есть все основания думать, что следующая неделя окажется хлопотной. А это значит, что основную часть работы придется перенести на первые дни недели – понедельник и вторник. А в понедельник к десяти часам придет Наташа.
Натали, как сказал бы Жорик.


III.  12 дней до отъезда

Она пришла чуть раньше – немного взволнованная, суетливая. Я проводил ее к себе, свирепо посмотрел на ухмылявшегося Жорика и приступил к работе.
– Как ваши дела?
Наталья покусала губы, посмотрела за окно и с некоторой нерешительностью произнесла:
– Что–то не так.
Я решил, что она объяснится, и занял выжидательную позицию, но девушка упорно продолжала смотреть в окно.
– Что с вами, Наташа? – как можно дружелюбнее поинтересовался я.
– Что–то не так, доктор, – пациентка оторвалась от окна и с тревогой посмотрела на меня. – Первые две ночи прошли нормально, а сегодня опять что–то происходит.
– Снова кровь?
– Н-нет, не совсем. Мне приснился фонтан. Я стояла возле него с незнакомыми мне людьми. Кого–то ждала. Потом эти люди стали показывать на струю воды, бившую из фонтана. Они что–то кричали, все вместе, я не смогла разобрать. Я увидела, как вода в фонтане начала медленно розоветь...
– И это была...
– Нет. Я не знаю. Она просто порозовела. Но мне неожиданно стало очень страшно. Гораздо страшнее, чем раньше. Я чувствовала, как у меня останавливается сердце.
– С чем у вас может ассоциироваться розовая вода?
Наталья замотала головой.
– Я не знаю. Доктор, ваш метод может давать такие осложнения?
– Исключено. Проблема у вас очень хрупкая психика. Нам необходимо разобраться с природой всех ваших страхов. Скажите, Наташа, вы – верующий человек?
Пациентка уставилась на меня в полнейшем недоумении.
– Пожалуй... наверное.
– А как давно вы были в храме или читали Библию?
– Я... – Наташа едва заметно вздернула плечи. – Я не хожу в церковь.
– Видите ли, мне пришла в голову одна ассоциация. Церковное вино – кагор – как раз розового цвета. Помните, как в Евангелии: кровь, превращаемая в вино? Христос говорил своим ученикам, давая вино: «Это кровь моя Нового Завета». Отсюда религиозный ужас, необъяснимый страх перед фонтаном.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня, как бы размышляя: не издеваюсь ли я? Наконец произнесла:
– Ваши ассоциации, бесспорно, остроумны, но вряд ли обоснованы. Я никогда не вникала в евангельские притчи и уж во всяком случае не пыталась их переосмысливать.
– Хорошо. Тогда что именно вызвало у вас ощущение ужаса?
– Не могу понять. Что–то неуловимое, – рассказывая, пациентка жестикулировала, и было заметно, как дрожат ее аристократические пальчики. – Знаете, было такое чувство, что если я останусь там еще на минуту–другую, то уже не проснусь. Страх смерти, наверное.
– Да, – я глубокомысленно кивнул и, выдержав паузу, изрек: – Не хотелось бы делать преждевременных выводов... Сегодня мы изменим схему нашего сеанса. Это будет тоже гипноз, только слегка измененный. Я поставлю вам более жёсткую блокировку. У вас есть какие–нибудь возражения?
– Нет, нету, – покорно согласилась Наташа.
Зазвонил коммутатор внутренней связи. Я нажал кнопку и почти сразу же услышал электронный голос Жорика:
– Шеф, опять звонит этот тип. Если желаете с ним пообщаться, снимите вторую трубку.
– Благодарю.
Чёрт подери. Другого времени у него не нашлось. Хорошо хоть, не во время сеанса. Чертыхнувшись, я выключил коммутатор и снял трубку.
– Алло.
– Добрый день, – голос в трубке был хрипловатым и совершенно незнакомым.
– Здравствуйте.
– Вы – Игорь Петрович?  Меня правильно соединили?
Похоже, у моего собеседника имелись какие–то сомнения.
– Говорите, я вас слушаю.
– Мне необходимо с вами встретиться, – говоривший явно нервничал. – Видите ли, дело это срочное и касается очень важного для вас вопроса. Жизненно важного. И чем скорее мы с вами переговорим, тем больше у вас шансов исчезнуть.
Я не проявил признаков беспокойства:
– Я буду на работе до пяти часов. Если вы подойдете к половине пятого, мы...
– Не годится, – прохрипел собеседник. – Встреча должна пройти без свидетелей. Я и так слишком рискую. Поверьте...
– Верю, верю... А теперь, прошу вас, назовите ваше имя. Я не люблю разговаривать с незнакомцами.
– Мое имя вам ничего не скажет. Вы меня не знаете. Мне случайно стало известно, что вам грозят серьёзные неприятности, и я хочу предостеречь вас от неверных шагов.
Ну вот: я угадал! Это Федюнчик. Мой давнишний дружок.
А этот старый халдей на него батрачит.
– Вы понимаете, о каких неприятностях я говорю?
– Конечно, нет. Объяснитесь.
То ли Федя как-то хитрит, то ли специально откомандировал идиота, чтобы посмеяться надо мной. Что-то не пойму.
Собеседник начал терять терпение.
– Не валяйте дурака! Он давно вычислил вас.
Вздор. Если б вычислил, уже убил бы.
– Да вы о ком говорите?
На том конце провода мой тон не приняли. Неизвестный доброжелатель буквально зашипел в трубку:
– Так вы готовы встретиться со мной?
Я перевел взгляд на Наталью. Наверное, я выглядел полным дураком, так как девушка, слушая мои рассеянные реплики, с трудом сдерживала улыбку. Я заговорщически подмигнул ей.
Конечно же, Федя меня не нашел. Он наносит удар без предупреждения. Но меня выследил один из его пособников. Почему он до сих пор не доложил обо мне хозяину, я не знаю. Но теперь я просто обязан это выяснить.
– Хорошо. Назовите время и место.
– Сегодня в девять в Староконюшенном.
– Но почему именно в Староконюшенном? Вы думаете, я стану торчать здесь до самого вечера?
– Нет, вы вернётесь.
Ишь ты, командир! Распустил их Федюнчик.
– Допустим. Где мне вас найти?
– Возле канадского посольства, – В голосе старика явственно чувствовалось удовлетворение. Всю жизнь, небось, мечтал покомандовать. – Я сам подойду к вам.
– Договорились, – заключил я и швырнул трубку, – с излишней, может быть, горячностью. Надоел.
Извинившись перед Наташей, я поднялся из кресла и, приоткрыв дверь кабинета, крикнул Жоре:
– Возьми в сейфе деньги и сходи за едой. Не поленись, сбегай на Арбат. Когда вернешься, подготовь все к обеду. Слышишь?
– Да, шеф.
Наталья сдержанно улыбнулась. Смешливая какая.
Хлопнула входная дверь – Жорик убежал к своей девчонке. Похоже, на этот раз он просадит на жратву всю нашу наличность. Ладно, чёрт с ним. Главное, что сегодня он не сможет подслушивать за дверью и не узнает, какой именно «жёсткий блок» я собираюсь ставить пациентке.
– Наташенька, приступаем!

Когда мы с Натальей выходили из кабинета, Жорик уже суетился с обедом. Так и оказалось: весь стол был забит пивными бутылками, пиццами, хот–догами, булочками и даже шашлыком. Я брезгливо указал пальцем на шашлык:
– Из собачатины?
– Обижаете, босс. Хорошее мясо, я пробовал.
(Значит, по дороге один уже съел.)
– То, что ты пробовал, ещё ничего не значит. У своей брал?
– Угу, – схватив бутерброд с сосиской, мой парнишка подлетел с ним к Наталье: – Наташа, прошу вас! Берите, берите, это от фирмы. Согласно нашим правилам, клиент не должен уходить от нас голодным.
Девушка раскрыла рот и замерла.
– Пиво любите? «Миллер», бутылочное, только из холодильника.
Вот сучонок!
– Молодой человек, я... – Положив на стол хот–дог, Наташа растерянно посмотрела на меня.
– Она не голодна, Жорик, – бесстрастно отозвался я. – Я предлагал ей минуту назад.
Не обращая на меня внимания, Жора расцвел в улыбке:
– Тогда я сварю кофе? Как в прошлый раз... Поверьте, к нам редко заходят такие очаровательные девушки, и мы с...
Я проводил пациентку до дверей и извинился за дурака секретаря. Надо же было такое выдать! Совсем оборзел.

*   *   *

Часов в семь вечера я начал готовиться к встрече. Погладил белоснежную шёлковую рубашку, брюки, выбрал подобающий случаю галстук, долго и с удовольствием соскабливал двухдневную щетину.
Переодевшись, я покрутился пару минут перед зеркалом, причесался и отправился в магазин – за продуктами. Вечер обещал быть суетным, беспокойным, и мне хотелось провести его так, чтобы на утро ни о чем не пришлось жалеть. Ведь как ни крути, а тяжелее понедельника дня нет.
Вернувшись домой с маслинами, беконом, фисташками и прочей снедью, я сунул все это без разбора в холодильник и беспомощно рухнул в кресло. Жарко.
Включил скандинавский джаз.
...Федя воображает, что теперь, когда он вычислил Формулу Закрытия, я всецело нахожусь в его власти. Убрать меня с дороги означает избавиться от назойливого конкурента, весьма сообразительного и поэтому особенно опасного. Без меня только он станет владеть секретом бессмертия, а это значит, что он сможет безнаказанно убивать и править. Если я не сумею остановить его, он станет царём царей, и тогда весь мир упадёт перед ним на колени. Только моё назойливое соседство способно реально помешать его планам. Но если он уничтожит меня, он уничтожит всех.
Когда я понял, что за роль в этой истории уготована мне, я зарылся в глубокое подполье. И когда появились первые федины псы, у меня уже было готово собственное противоядие. Все оказалось до банального просто: я понял, что Формула Закрытия должна выводиться из Формулы Выхода, – уж слишком эти два процесса взаимосвязаны. И мне удалось связать их.
Теперь мы с моим дружком получили одинаковые дубинки. Но у меня есть небольшое преимущество: Федя до сих пор не знает, что я вооружен точно так же, как он. Я не информировал его об этом. И ещё: за последние годы он сильно сдал, – сказалось постоянное нервное напряжение. Он сделался настоящим маньяком. Убивать людей стало для него проще и привычнее, чем думать. Я бы сказал, что в нынешнем его положении это опасная и неразумная тактика.
Итак, наше противостояние естественным путём приближается к развязке. Мне нужно лишь затаиться на время, выследить врага, – а потом разогнаться и ударить. Это будет моим последним и, вероятно, единственным ударом. Самым сокрушительным.
...А сегодня мне предстоит избавиться от его очередной шавки. В отличие от рядовых фединых соглядатаев этот ведет себя необычно – как-то уж слишком самостоятельно. Федя ни за что не стал бы назначать мне личную встречу – ведь это верный способ спугнуть жертву. И потом, ему ни к чему со мной общаться. Наобщались уже… Значит, старичок проявляет ненужную инициативу? А смысл?
Я перебрал в уме несколько вариантов, но ни один из них меня не удовлетворил. Ясно было одно: нормальный человек на моем месте ни на какую встречу не пойдёт.
Sehr gut. А я схожу.
Наверное, в этот момент я нахмурился. Просидев так еще несколько минут, и уже ни о чем не думая, я оправился на кухню.

Звонок раздался ровно в восемь часов. Я ждал ее, поэтому открыл сразу и без опаски. Наташа бесшумно ступила в прихожую и в немом изумлении уставилась на меня.
– Добрый вечер! Вы поразительно пунктуальны, – бодрым голосом произнес я.
Девушка, словно пьяная, продолжала молча таращиться на мой галстук.
– Что с вами, Наташенька? Давайте, я вам помогу.
Сняв плащ и бережно поддерживая под локоть, я провёл ее в комнату.
На этот раз моя пациентка оделась попроще. Вместо стильного делового костюма на ней была коричневая блузка с широкими рукавами и коротенькая юбочка, на которой спереди сверкала безвкуснейшая серебристая пряжка. Но в целом Наталья выглядела, как всегда, обворожительно.
– Знаете, так мило, что вы согласились на моё приглашение. Присаживайтесь, – я привычным жестом пододвинул ей кресло. – Одинокому холостяку бывает так невесело в мои годы!
Наташа рассеянно улыбнулась, и в ее глазах промелькнула искра тревоги. Девушка явно силилась понять, как она здесь очутилась.
– Это ваша квартира?
– Да, – я щёгольски развернулся на каблуках, широким жестом показывая гостье, что все вокруг принадлежит мне. – Не очень много места, зато уютно. Мой секретарь однажды... Вы, конечно, помните его?
Девушка наморщила лоб, задумалась, затем перевела взгляд на меня:
– Нет.
– Жорик? Ну такой… надоедливый?
В ответ – мутноватый взгляд красивых глаз. Что ж, «блокировка» удалась на пять баллов. Даже на пять с плюсом. Знакомьтесь: Барби, белокурая кукла «с растопыренными руками».
– Впрочем, теперь это совершенно неважно. Что будете пить – водка, мартини, коньяк?
– Вы меня спрашиваете?.. – Наташа медленно прошлась по комнате, трогая на ходу различные предметы, и вдруг, словно по команде, остановилась. – Мартини.
– Прекрасно, – предоставив гостье время осмотреться, я умчался на кухню.
Минут через пять я вернулся назад с большим расписным подносом, на котором, кроме «Мартини Розе» были сервированы подготовленные загодя угощения: маслины, грейпфрутовый сок, вазочка со льдом, фисташки и ещё какая–то мелочь. Пока я разливал спиртное по бокалам, Наталья с вежливым интересом следила за моими руками.
Эх, Жорик! Куда ты лезешь со своими паршивыми американскими сосисками! Плебей ты.
– Прошу, – я протянул ей бокал с розовым напитком. Девушка кивнула и, не зная, что сказать в данной ситуации, заметила:
– У вас правда очень уютно.
– Вы находите? О, я счастлив. – Мои слова прозвучали по-настоящему искренне. Кто знает, когда еще я смогу выпить вина в таком приятном и необременительном обществе? Такие минуты приходится ценить. Особенно, если они очень короткие.
Я посмотрел на часы: двадцать три минуты девятого. Подцепив на вилку маслину, я дал стечь рассолу и поднёс её к губам девушки. Наташа машинально приоткрыла рот, и блестящая ягода нырнула внутрь.
– Ты не хочешь присесть?
Движение головой – «нет».
– Тогда, может быть, потанцуем? – я подлил в бокал ещё вина.
– Можно, я позвоню? – робко попросила Наташа.
– Я очень сожалею, но в квартире нет телефона. Прости... – Я печально развел руками. – Тебя что–нибудь беспокоит?
Она не успела ответить, как часы на кухне пробили один раз.
Пора.
Я убил ее в тот момент, когда она пила мартини. Я хорошо отточил этот удар – сложенными вместе тремя пальцами, чуть в сторону от солнечного сплетения, коротко и с очень большой силой. Смерть наступает на удивление быстро, почти моментально.
После удара пациентка захлебнулась: розовый фонтанчик вермута выстрелил к потолку, и безжизненное тело стало грузно оседать на пол.
Подхватив Наташу, я быстро перетащил ее на кровать и салфеткой промокнул остатки вермута. Одежда почему-то почти не запачкалась – только рукав возле запястья и чуть–чуть на юбке. Покончив с этим, я скинул с нее туфли и по пояс укрыл пледом.
Вот теперь всё хорошо. Теперь я её поцелую.

...Если я и опоздал к канадскому посольству, то лишь на пару минут, не больше. Мой доброжелатель уже поджидал меня. Я сразу заметил его – это был грязный опустившийся пьяница, может быть, даже бомж, который стоял в нелепом окружении иномарок возле дома напротив. Нечто подобное я и ожидал увидеть. Может, без иномарок, но непременно вот такого «неформала». Просто с подобным я уже сталкивался.
– Игорь Петрович, давайте пройдём во дворик. Я тут присмотрел одно место...
Я презрительно покосился на его несвежий наряд. С усмешкой поинтересовался:
– Вы случайно не канадский подданный?
Халдей молча завернул за угол. Не получив ответной колкости, я разочарованно двинулся следом. Нет, так нет.
Сделав пару поворотов, мы очутились в пустынном крохотном дворике, в который если и выходили окна, то с опущенными жалюзями. Приватность нашего рандеву была обеспечена.
Я, как человек по натуре более наглый, заговорил первым:
– Давай так: у меня к тебе только один вопрос. И я бы хотел услышать на него честный ответ. А потом ты расскажешь мне всё, что сочтешь нужным. Идёт?
– Какой вопрос?
– Он очевиден. Зачем ты нарушил его приказ?
– Приказ?.. Мне никто ничего не приказывал. – Незнакомец сощурился. Дурака он валяет, что ли?
– Ты не должен был напрямую встречаться со мной. Чёрный Властелин приказал тебе выследить объект и доложить ему. Разве не так?
Оборванец испытующе посмотрел на меня, но промолчал. Я пояснил:
– Все шпионы до тебя поступали именно так. Чего же ты хочешь?
– Я не шпион, – мой собеседник шмыгнул носом. – И в услужение ему не нанимался.
Вот даже как.
– Отлично! Ты – свободный художник. Тем интереснее будет тебя выслушать.
Честно говоря, мне уже стало скучно. Я не ожидал, что он станет переминаться с ноги на ногу и бурчать какие–то оправдания. Во всяком случае, по телефону он мне показался колоритнее.
Впрочем, я его недооценил. Совершенно неожиданно старикашка затарахтел:
– Ты маньяк! Ты убил моего брата и племянника, а меня выгнал на улицу. Ты угрожал мне тюрьмой и смертью. Ты был абсолютно уверен в своей неуязвимости!
– Это неправда. Ты что-то напутал, приятель, – это была форменная клевета, иначе я бы запомнил этого бородача.
– Неправда?! На вот, полюбуйся! – бродяга вытащил из кармана замызганную полароидную карточку и поднёс её к моему носу. – Смотри, сука...
На фотографии были изображены мужчина средних лет и юноша, снятые на фоне Петропавловской крепости. Живописно, конечно, но мне этот снимок ни о чем не говорил.
– Мне показали их трупы.
...Эх, Федя, Федя! Фёдор Батькович! До чего ж ты докатился. Кто надоумил тебя натравливать своих собак таким гнусным, иезуитским способом? Не иначе, криминальных сериалов насмотрелся. Ты же деградируешь на глазах. Твои приемы становятся все более беззубыми, несмотря на мнимую изощрённость. Надо же.
– Клянусь, я не трогал твоих родных, – честно заявил я, возвращая снимок.
– Но я видел не только их тела. Я видел и то, что ты с ними сотворил.
Водевиль какой–то... Ни минуты не сомневаюсь, что убив этих людей, Федя от души порезвился с трупами.
– Ты не узнал меня в этом рванье. Не ожидал, что я отыщу тебя… Но он помог мне в в этом. Он вывел меня на нужных свидетелей!
– И что дальше?
Незнакомец резким движением распахнул пальто и вытащил огромный кухонный нож.
Боже праведный, да ведь это сумасшедший! Он же совсем свихнулся! Федя довёл его до нужной кондиции, но не учел того, что тот захочет действовать самостоятельно. Кровная, так сказать, месть.
– Давай! Давай! Ха–ха... подходи, не бойся!
Вот те номер... А ведь тварь дрожащая, без ножа–то. Откуда только прыть взялась?
За разговором я как-то не заметил, что оказался зажатым в угол, так что спастись бегством мне будет непросто. Закричать? Но кто в этих офисах бросится на выручку?
– Опомнись, несчастный! Тебе приказано только доложить!
– Давай, давай, – Бродяга ухватил покрепче нож и стал готовиться к броску.
– Я невино...
Он прыгнул. Лезвие ножа влетело в живот и лишь чудом прошло мимо позвоночника. Мне даже показалось, что узкое острие вышло со спины.
Странное ощущение: холодная сталь, проходя по мягким тканям, не вызывает боли. Вместо этого – лёгкий пугливый вскрик, и дальше наступает состояние полной беспомощности. Конечности отказываются подчиняться телу, становятся ватными, малоподвижными. Почти сразу перехватывает дыхание – вероятно, вследствие испуга. И уже в следующий момент человек теряет равновесие. Здравствуй, асфальт!
Кровь хлынула быстрее и сильнее, чем я думал. Крутанув, бродяга выдернул нож, и моя шелковая рубашка моментально окрасилась красным. Убийца бесцеремонно обшарил мои карманы, зачем-то расстегнул ремень… но в этот момент что-то напугало его. Настороженно прислушавшись, он с отвращением бросил тесак, выругался и заспешил к выходу.
Секунды через три где–то совсем рядом послышался шум автомобильного мотора, и из арки показался передок «Вольво». Сейчас кто–нибудь обнаружит мой труп. А через полчаса здесь начнется столпотворение. Самое время вернуться домой.
Тем более что у меня сегодня гости.


IV.  10 дней до отъезда

На работу я явился немного позже обычного – часов в десять. Дверь мне открыл Жорик.
– Наташа?.. – от неожиданности он слегка даже растерялся. – Проходите, прошу вас.
Кивнув, я с достоинством прошествовал в приемную и вопросительно уставился на дверь своего кабинета. Она была опечатана.
– Игоря Петровича ещё нет?
– К... как, вы разве не знаете?
Жорик был немного не в себе. Нервничал.
– Что?
– Видите ли... Наташа. Игорь Петрович умер.
– Умер? – Я вздрогнул. Получилось довольно натурально. – Вы шутите?
– Его убили, два дня назад. – И, видя моё недоумение, пояснил: – В журнале нет вашего адреса, поэтому вам ничего не сообщили.
Идиотское замечание. Очень в жоркином духе. В этом журнале и не должно быть моего адреса.
– Тело нашли недалеко отсюда, в подворотне. Ему распороли живот, проткнули насквозь, – по–моему, Жорке нравилось описывать подробности. – Я видел его в морге. В общем там... все в крови...
– Кто его убил?
– Ну, это неизвестно. Ему кто–то звонил в тот день. Какой–то старый приятель. И, по моему, они собирались встретиться...
– Да, разговор я слышала.
Жорка достал сигарету и закурил. Было заметно, как у него дрожат пальцы.
– Кошмар... Они, конечно, впутали в это и меня. Расспрашивали о звонке. А вам–то он ничего не говорил? О том человеке?
– Нет, – я покачала головой и направилась к выходу. Парень догнал меня.
– А вы разве не закончили с ним курс?
Я грустно вздохнула:
– Закончила. Но мои… неприятности продолжают повторяться. Я хотела получить консультацию.
– Понимаю, – парень напустил на себя серьёзность. Даже указал мне на стул, но я отказалась. – Видите ли, я ученик Игоря (Ого!) и хорошо знаю его методы (Ну точно за дверью торчал!). Если вы хотите, я могу позаниматься с вами сам, провести пару сеансов.
Я приняла неприступный вид. Категорически отказалась.
– Не надо. Я пойду...
– Вы, наверное, не поняли меня, – Жорик попёр напролом. – Я не возьму с вас денег, Натали...
Звонкая оплеуха отшвырнула молодого человека в дальний угол комнаты.
Неземное блаженство!! Ради такого удара стоило тащиться сюда через пол-Москвы. Сколько дней я ждала этой минуты! Боже правый, какое удовольствие!
Правда, немножко я всё–таки перестаралась – не рассчитала силу удара. Пожалуй, для хрупкой девчушки это уже слишком. Жорик корчился в углу и дико таращил на меня глаза. Будет гематома на полрожи.
Поправив воротничок плаща, я высокомерно посмотрела на неудачливого ухажера:
– Хочешь ещё?
Затем повернулась и ушла.


V.  7 дней до отъезда

Его фотография появилась в пятницу в «Московском Комсомольце». Несмотря на обожжённое лицо, я сразу узнала его. С годами у меня выработалась неплохая память на лица, а уж эту небритую харю просто невозможно забыть.
Труп нашли возле насыпи окружной железной дороги недалеко от станции метро «Владыкино». Как его туда занесло? Что он там забыл, на этой насыпи?
Скорее всего, ничего. Просто именно там Федя выбросил его труп.
Следственные органы просят сообщить об этом человеке любую информацию. Ну уж это, извините, не ко мне. Я даже имени его не знаю.
Я с самого начала предполагала, что этим все и закончится. Не прощает Федя такого самоуправства. С этим бомжарой он снова сел в лужу, упустив меня из-под носа, - и, что самое обидное, по собственной дури.
И что теперь?
Первые пару дней он будет метаться в поисках зацепок. Затем на очередном допросе следователь спросит Жорика, откуда у него появился синяк. Выяснится, что какая–то бывшая пациентка Игоря Петровича может пощечиной играючи сломать человеку челюсть. Ещё через пару дней эта информация через прократуру долетит до ушей Феди. И тогда охота продолжится. Но будет уже поздно.
Короче говоря, к Жорику я больше не ходок.
Сегодня на Новослободской купила себе сумку. Я давно собиралась ее приобрести – огромную, из синтетической материи, с иностранной надписью на боку – «Капуччино». Сильно сомневаюсь, что ее шили в солнечной Италии, но на вид она была достаточно надежная, а главное, очень вместительная.
Через неделю мне придётся ей воспользоваться – если, конечно, не случится ещё какая–нибудь гадость. Господи, как надоело всё это!


VI.  2 дня до отъезда

Ближе к вечеру, когда спала жара, я подъехала к небольшой церквушке на окраине Москвы. Предстояло нанести ещё один визит – не столько необходимый, сколько просто приятный. Захотелось повидать своего старинного товарища.
Я не разговаривала с ним как минимум лет двадцать и за всё это время только два или три раза встречала на улице. Надо ли пояснять, что он не узнавал меня в толпе? Не знаю, почему меня сейчас так потянуло в эту обитель святости, – наверное, слишком уж сильная эта вещь – одиночество. Ведь, кроме отца Сергия, нет уже никого на земле, кто смог бы меня узнать и вспомнить. Федя, разумеется, не в счет.
В храм Божий я вломилась, должно быть, не в самом подобающем виде: в леггинсах, вечерних туфлях, декольтированной кофточке, а главное – с дымящейся сигаретой в зубах. Представляю, как это выглядело со стороны. За прошедшие годы я успела отвыкнуть от принятых условностей и в социуме старалась держаться свободно и независимо.
Мне повезло: в церкви почти никого не было, а сам батюшка ковырялся в дальнем углу, прикручивая цепочку к кадилу. Слегка покачивая бёдрами, я приблизилась к нему и с грубоватой непринужденностью путаны полюбопытствовала:
– Ну что, мудак старый, не надоело ещё кадилом махать?
Священник оторвался от своего занятия и в ужасе уставился на меня, не в состоянии поверить, что такое в храме возможно. Затем он приподнялся с табурета и, не сводя с меня испуганных глаз, попятился назад. Не пойму, чем я страшнее какого-нибудь мента или гопника? Хотя даже они не осмеливаются заходить сюда с ментоловым «Вогом».
Я улыбнулась и непринуждённо выпустила в сторону батюшки струйку серебристого дыма.
– Привет, Христос! Где тут у вас курительная комната?
Священник выпрямился, но ещё какое-то время продолжал смотреть на меня немигающими глазами. Наконец разлепил пересохшие губы:
– Не может быть... Т-ты?
Я вежливо приподняла левую бровь.
– Конечно. Быстро ты узнал.
– Господи... – Отец Сергий беспомощно перекрестился на иконостас и обреченно опустил руки. – Значит, это случилось?
Узнал он действительно быстро. Пожалуй, увидеть перед собой самого сатану ему, профессиональному священнику, было бы гораздо спокойнее. Против сатаны у него было оружие – крест и молитвы. В моих же подведённых глазах он увидел свою смерть, неожиданную, нелепую и неотвратимую.
– Случилось. – Я нахально стряхнула пепел в никелированное кадило и с усмешкой уставилась в его трусливые глаза. – А ты не ждал?
…Отцом Сергием он стал недавно, лет восемь назад. Я же помнила его как Сергея Ивановича Гольцова, ординатора, врача–реаниматолога. Когда–то мы учились на одном курсе – я, Федя и он. Затем некоторое время вместе работали, дружили. Собственно говоря, с этой дружбы–то всё и началось.
Серёга первым предложил нам поэкспериментировать с клинической смертью. Они с Федей были реаниматологами, экспертами в этой области, а я – кардиолог, тоже, в общем–то, не последний человек.
Я согласилась принять участие в первой серии опытов с сильнодействующими пре–паратами. Экспериментировали мы исключительно на себе, поэтому перед каждым новым исследованием каждый из нас оставлял расписку о своем добровольном участие в опасных опытах.
Однажды случилось так, что Федя после очередной инъекции выключился на трое суток, впал в состояние, близкое к летаргическому сну. Мы испугались, стали колоть камфару, но никакие усилия не дали результатов. Трое суток мы по очереди дежурили у бездыханного тела, и когда Федя наконец-то пришел в себя, Сергей категорически отказался от участия в дальнейших исследованиях.
Впоследствии Федя рассказал нам, что всё это время он находился как бы отдельно от своего физического тела и наблюдал за происходящим со стороны. Он в точности воспроизвел некоторые наши фразы, произнесенные в те три дня, описал некоторые манипуляции. При этом он мог свободно перемещаться в пространстве и даже выходить из комнаты. На Сергея это произвело очень сильное впечатление. Никакая диссертация не смогла заставить его продолжить начатое дело. И он отошел.
Мы с Федей занимались этой темой еще полгода. Тогда–то и родились такие понятия, как «формула выхода» и «формула закрытия». В теории первая давала ментальному началу возможность выйти из телесной оболочки, разделяла разум и плоть, а вторая производила обратную операцию. Но в итоге мы оба ошиблись в расчетах, не поняв до конца логики процессов. Формула выхода позволила нам покинуть свои бренные тела, но когда мы захотели вернуться, наша плоть была физиологически мертва. Этого никто из нас не ожидал. До сих пор не знаю почему, но во время «выхода» в организме сворачиваются все белки.
В ту ночь в лаборатории случился пожар, потому что некому было погасить горелку. Перекалилось вазелиновое масло, произошел взрыв, и вся комната вспыхнула голубоватым пламенем, в считанные секунды превратившись в крематорий. Оттуда мы вышли уже призраками – бесплотными, бесполыми существами.
Формула закрытия, которую несколько лет искал Федя, а за ним и я, так и не смогла связать нас воедино с человеческой плотью и вернуть нам естественный статус. Она вычислялась на базе первой формулы, но управляла диссоциацией ego, иначе говоря, ментальной смертью. В наших любительских экспериментах процесс выхода оказался необратимым. Вычислив параметры закрытия, Федя узнал лишь одно – как физически уничтожить себя или своего напарника.
Ничего этого Сергей Иванович Гольцов не знал. Все эти годы он был уверен в том, что два доморощенных умника, обколовшись самопальной наркотой, погибли в лаборатории в результате форсмажора, как и было объявлено. Это случилось двадцать три года назад; потому-то меня и удивило, что он так легко меня узнал. Неужели так хорошо помнил?
– Ты что же, Сергей Иванович, никак смерти испугался? – Я доброжелательно улыбнулась бывшему коллеге. – Мы здесь будем трепаться или выйдем куда-нибудь?
– Ты рассчитал её… – Священник помолчал секунд пять. Сощурился. – И он тоже?
– Тоже.
Гольцов тяжело опустился на деревянный табурет.
– Я всегда это подозревал, даже на ваших похоронах. Вы совершили невозможное…
Глупый поп. Я деликатно пропустила его рассуждения мимо ушей.
– Испугался… Ты ведь и тогда её боялся. Разве нет?
– Я не смерти тогда испугался. Я понял, к чему ведёт такое искушение. И не ошибся.
Я смахнула пепел и ещё раз предложила:
– Пойдем на улицу. Неудобно здесь курить.
Во дворике возле паперти я полюбопытствовала:
– Так что там насчет искушения?
Отец Сергий помолчал, потеребил в руках крест и негромко, но внятно произнес:
– Вы остались одни. Вы как демоны. Вы ненавидите всех нас, ненавидите за свое одиночество. Вам уже не нужна власть над нами – вы её получили, – но вы будете продолжать убивать, упиваясь своим превосходством. Ваша ненависть выльется в бессмысленную тиранию, поскольку настоящей смерти вы боитесь так же, как и мы, а жизнь потеряла для вас всякий смысл. Вы демоны, вы – зло.
Да, без сомнения, он был готов к этой встрече. Он много размышлял над этим.
– Ради чего вы пошли на это?
– Мне бы не хотелось говорить за Федю, – я прислонилась плечом к стене. – А что касается меня, то это был чисто научный интерес. Ты ведь помнишь, – это была твоя идея.
– Моя. Но разве не я предупреждал вас потом, к чему приведут попытки возвыситься над миром?
– Да, ты всегда был мистиком. Это отталкивало от тебя настоящих исследователей. Если бы не твоя горячность, то и Федя, возможно, не стал бы так упираться в эту тематику. Но он продолжил её – назло тебе и твоим пророчествам. Теперь же, когда это случилось, он не упустит своей власти над человечеством.
– А ты?
Три пальца сами собой сложились аккуратной лодочкой, и мне стоило определённых усилий заставить себя остановиться. Я в раздражении отшвырнула окурок.
– Послушай, батюшка! Мне не нужна твоя кровь. Я скоро уеду отсюда. Далеко и надолго. А сегодня я, может быть, исповедаться к тебе пришла. Или исповедь мне уже не полагается?
Отец Сергий усмехнулся. Промолчал.
– Ты, кстати, так и не объяснил мне, чем тебе не понравилась старая работа. Ты же людей от смерти спасал. С того света вытаскивал.
– Тогда я спасал единицы, теперь спасаю тысячи. Подойди к заутрене, посмотри, сколько здесь народу. И каждый ищет у меня спасения.
– Как же ты их спасаешь, реаниматолог?
Собеседник внимательно и серьёзно посмотрел мне в глаза. Смешно сказать, но этим приёмом многие пользовались и до него – всем казалось, что в моих глазах они видят что–то человеческое. Но остальным–то ещё простительно…
– Я лечил их плоть, а теперь лечу их души. Некоторые души ещё возможно вылечить.
Воистину глупый поп.
– Душу? А ты знаешь, Христос, как она выглядит, человеческая душа? – Я легонько ткнула наманикюренным пальцем ему в грудь. – Хочешь, я покажу тебе душу?! Я имею возможность сделать это. Хочешь посмотреть?
Видя, что я не шучу, священник в ужасе попятился к стене. Он не был уверен, что готов посмотреть душу.
– Душа принадлежит Богу… и никто не имеет права…
– Да ты же подохнешь, когда увидишь ее! Ты пытаешься спасать то, о чем не имеешь ни малейшего представления. Никогда не делай этого! Каждый сам должен позаботиться о собственной душе. И если этого не произойдёт, значит, такой мир должен погибнуть. Ты понимаешь меня?
Отец Сергий с нескрываемой ненавистью оглядел меня. Приосанился.
– Кто ты теперь? Как мне к тебе обращаться?
– А тебе не нужно ко мне обращаться. Ты же душу свою паршивую погубишь, если обратишься.
– Истинно так, ибо ты сатана… – В нём снова проснулся проповедник. Забавное амплуа для бывшего врача. – Вы продали ему душу за свою проклятую формулу. Это он говорит твоими словами, он руководит твоими действиями. Вы хоть сами-то понимаете, что вы сотворили?!
– Прошу тебя, не надо говорить со мной во множественном числе. Мы с Федей находимся в состоянии войны, и у нас с ним разные взгляды на мироустройство. Мне неприятно, что ты упоминаешь нас вместе.
– Вы ничем не отличаетесь друг от друга. Сейчас вы оба делите власть над людьми. Дьявол стравливает вас, искушая безнаказанностью, и вы идёте по нашим трупам, не замечая происходящего. Вы овладеваете человеческими телами, совершая одно святотатство за другим. И это будет продолжаться до тех пор, пока один из вас не истребит другого. Неужели ты не понял, что не существует «формулы выхода» – есть формула Антихриста. Вы оба вычислили ее, и до того момента, когда из вас останется один, истинный Антихрист, прольётся море крови и слёз. И мне очень жаль, что уже ни одна молитва на свете не сможет остановить это зло.
Красиво излагает. Нужно записать.
– М-да, исповедовать меня ты, я вижу, не хочешь. Что делать будешь, когда я уйду?
– То же, что и все двадцать лет: молиться.
Я со злостью сплюнула в траву. Святоша!
– Молиться?! Ну тогда помолись, сука, о невинно убиенной рабе Божьей Наталье! Обо всех помолись!!!


VII.  1 день до отъезда

Улица Зорге.
Я торчу здесь с самого утра. Позавтракав и подмалевавшись, я решила, что сидеть дома скучно и небезопасно. Солнечная погода располагала к прогулкам, и, выйдя на станцию раньше, я пошла пешком. Единственное, что доканывало меня в дороге, это «Капуччино». Сумка болталась на плече как огромный пустой мешок, а по дну этого мешка перекатывалась туда-сюда двухлитровая бутылка с керосином. Пару раз мне хотелось достать ее и шваркнуть об асфальт.
Найти шестой дом оказалось делом несложным. Там был тихий дворик с лавочками и росла сирень. Выбрав себе место в кустах, я сбросила сумку и приготовилась ждать.
Часа через три во двор с мячом прибежали мальчишки. Юные футболисты. Вскоре появились и болельщики – двое пенсионеров у подъезда и мальчик поменьше, которого в игру не брали. Он уселся на бордюрный камень и, подперев голову руками, молча наблюдал за игрой старших ребят.
Игра шла по условным правилам и могла продолжаться бесконечно долго, но мне помог случай. Один из игроков нанес сильный, но неточный удар по мячу, и тот полетел  не к воротам, а чуть в сторону. Приземлившись, он еще некоторое время катился по земле, закатился за кусты и остановился у качелей, в двух шагах от моей засады.
– Андрюх, чего сидишь, сбегай за мячом! – закричал кто–то из мальчишек.
Сидевший на бордюре болельщик послушно вскочил и, желая угодить старшим, побежал за мячом.
Всё, пора. Я набросила на плечо «Капуччино» и быстро вышла из кустов.
– Мальчик!
Андрюха, не добежав до мяча, остановился.
– Мальчик, можно тебя на минутку...

28 января 1999
Москва



ОТ АВТОРА

Было время, когда я получал противоестественное удовольствие от прогулок по переулкам старого Арбата. Хорошего там, надо заметить, ничего нет, и нормальные люди туда просто так не ходят. Итогом моих похождений стал забавный куплетик:

В зелёном переулке, гуляя вдоль ограды,
Спрашивал мертвец как здоровье
В Сивцевом Вражке, возле больницы,
Обнимал мертвец дурака

Дело, однако, на этом не остановилось, и в конце концов я сел за написание длинного рассказа на ту же тему, действие которого разворачивается в районе Гагаринского-Староконюшенного переулков.
Изначально рассказ назывался "Corpus aliens", где под "инородным телом" понималась наша бренная плоть. Впоследствии я счёл необходимым его переименовать - в новом названии было больше фантастики и меньше университетского позёрства. А сам опус в итоге получился ироничный, сюжетный и в меру серьёзный - этакий монолог автора о природе безнравственности.