Помни обо мне...

До сих пор не могу оправиться от шока после всего произошедшего. Всё слишком странно, чтобы понять хотя бы одну часть того, что было. Раньше я считал, что могу понять большинство вещей в жизни, теперь же я сомневаюсь в этом предположении. Самые загадочные события, как и самые печальные, происходят всегда спонтанно, неожиданно. Наша жизнь так непредсказуема, что иногда мы сами не можем поверить ей. Странность заключается в том, что мы должны продолжать жизнь, даже не понимая причин того, что с ней происходит. И так больно смиряться с этим непониманием каждый раз, что когда-то мы не выдерживаем.
Мари была так молода и прекрасна, что хотелось остановить время навсегда, чтобы она всегда оставалась такой. По крайней мере, мне так хотелось. Думаю, ещё долго я буду вспоминать её и так и не смогу до конца осознать то, что её больше нет. Иногда встречаются люди, забыть которых невозможно и о которых плохо думать нельзя, даже если они сделали тебе больно и после своей смерти продолжают неустанно напоминать – мол, я всё ещё здесь. Их нельзя забывать, ибо память – то единственное, что они оставили после себя. Они могли появиться однажды, чтобы украсить твою жизнь изысканной болью и страданиями и исчезнуть навсегда. И ты всегда будешь их помнить, но никому не сможешь рассказать. Таким украшением стала для меня Мари.
Никогда не забуду её глубокие, словно океан, глаза, её слегка улыбающиеся губы – она никогда не улыбалась по-настоящему, а лишь слегка изгибала губы и взгляд её становился чуть теплее, чем обычно. Помню её тонкие, всегда немного дрожащие руки, кольцо на пальце с большим розовым камнем, которое нашла на улице и никогда не снимала. Помню развевающиеся на ветру волосы.… Вспоминаю всё это, и становится невыносимо грустно оттого, что всё это произошло в моей жизни и уже закончилось. Мари больше нет среди живых, её нет со мной, но всё так же бежит время в свою бесконечность, туда, куда убежала Мари и где окажемся когда-нибудь все мы. Смерть… Она неминуема. И время умирает.
Мы познакомились на каком-то дне рождения. Или ещё где-то, но я не помню. Я очень плохо помню именно день знакомства с Мари. Мне пришлось провести её домой ночью. Она была очень красивой в тот вечер, и я надеялся остаться у неё на ночь. Я почти не знал её тогда. Она сама предложила зайти к ней. Сперва мы сидели и просто разговаривали, попивая пиво и почти не глядя друг другу в глаза. Я мог спокойно заняться с ней сексом в тот вечер, но что-то в ней самой помешало мне переспать тогда с Мари. Я хорошо помню это ощущение, когда привычная вещь становится вдруг проблемой. Я впервые увидел в девушке человека, и я впервые и в последний раз в своей жизни видел такую странную девушку. Она рассказывала мне истории из своей жизни. При том, что говорила она много, я почти ничего не узнал о ней конкретного. Это были ничего не значащие рассказики, многие – из детства, из школьной жизни. Ссоры с подругой, учитель, который влюбился в неё, подарки на рождество, дырка на любимом платье, потерянные ключи, плач соседского ребёнка.… Казалось, что только такие несерьёзные вещи составляли её жизнь, но в то же время я знал, что это не так. Потом она замолчала, и я рассказал ей о том, как в детстве заблудился в лесу и проходил там два дня, пока меня не нашли. История была глупая, к тому же, по сравнению с ней, рассказывать я просто не умел. В конце она улыбнулась своей странной улыбкой и произнесла:
- Я не верю тебе.
- Не веришь? Но это правда! – воскликнул я, потому что это действительно была правда.
- Нет, не верю!

-Но почему?
- А почему я должна верить тебе?
И она была права. Она не должна была мне верить. А я верил ей.

Собираясь уходить, я попросил у неё телефон.
- Может, как- нибудь ещё встретимся, - пояснил я.
- Конечно, всё может быть. Может и встретимся, если наши пути вдруг столкнутся.
Поняв, что ждать и выпрашивать напрасно, я покинул её квартиру, пожелав ей удачи.
В парадной я посмотрел номер её квартиры, а на первом этаже бросил ей в ящик короткую записку:
Ты мне очень понравилась,
 поэтому я и не стал спать с тобой.
Ты хороша как друг. Если не против,
я оставлю тебе свой номер телефона.
…

Через несколько дней она позвонила мне домой. Я спросил, почему она не звонила раньше, а она сказала:
- Я только сегодня нашла твою записку, ты уж прости.
- Да не страшно, я всё равно был занят.
- Послушай, ты написал, что я хороший друг, и что я понравилась тебе.…Это правда?
- Конечно, - ответил я, - я вообще стараюсь не лгать никому.
- Ну, спасибо. Мне ещё никогда никто не говорил такого.
- По крайней мере, мне так показалось, что ты хороший человек.
- Наверное, точно показалось. Я не помню, что я тогда говорила… Может, напомнишь?
- Конечно. Ты рассказала мне про то, как порвала своё синее платье, потом про то, что ребёнок соседей плачет по ночам, о сломанном ящике стола, о вкусе персиков…
- Понятно. Извини, что так загрузила тебя. Болтаю о всякой ерунде совершенно незнакомому человеку, к тому же, пьяная…
- Ничего. Мне даже понравилось.
Судя по молчанию в трубке, она не поверила. Но это было так.
-Ну, хорошо. С этим уладили. Ты, наверное, хочешь встретиться. Да?
- Только если ты хочешь.
- Но я говорю о тебе. Я спрашиваю, хочешь ли ты?
- Да, но я не могу пойти с тобой, если ты не хочешь. Я не могу…грузить тебя. Не хочу добавлять хлопот, так что…
- хорошо. Тогда встретимся завтра.
- Отлично! Я с удовольствием послушаю продолжение твоих историй!
- Хм. Я позвоню.
- Постой, ты не дашь мне свой номер? - спросил я, но трубку уже повесили.
После этого разговора мне стало неприятно, будто я ЗАСТАВИЛ её согласиться на встречу. Я никак не мог отделаться от этого ощущения, и лёг поспать.
Да так и проспал до утра следующего дня. Я проснулся, пошёл в ванную, помылся, побрил отросшую щетину и в качестве завтрака съел кусок сыра и пакет чипсов и запил всё это кока-колой. Я знал, что Мари должна позвонить, и решил никуда не идти, пока не дождусь звонка. Посмотрел по телевизору несколько второсортных фильмов, почитал старые газеты. Зазвонил телефон, и я взял трубку.
-Это я, Мари.
- Привет!
- Я тебя ни от чего не отвлекаю?
-Да нет, я тут газету читал.
- Правда? И что пишут?
- Этой газете уже неделя. Я всегда читаю только старые газеты.
- Почему? – удивлённо спросила она. Наверное, считает меня ненормальным.
- Так можно оставаться равнодушным к тому, что происходит. Потому, что всё уже в прошлом. И если со мной до сих пор всё хорошо, то ничего из того, о чём писали неделю назад меня не коснулось и вреда мне не причинило.
- Интересная точка зрения. Но я не верю, что ты так думаешь на самом деле. Всё это странно.
- Может, и так. Но я действительно так считаю. Меня больше интересует история, чем последние новости.
- Хм.
- А как у тебя дела? – спросил я.
- Нормально. Я сейчас ходила магазин.
Она молчала, и я не знал, что спросить.
- Ну, - спустя минуту произнесла она, - так может быть, встретимся сегодня?
- Хорошо! Будет неплохо. А где?
- Приезжай ко мне и жди меня около дома. Договорились?
- Отлично!

Я ждал её всего несколько минут после того, как подошёл к её дому. Она вышла в чёрной трикотажной рубашке поверх белой майки и тёмно-серых джинсах. Почти ненакрашенная, она, в отличие от многих девчонок, выглядела не просто естественно, но была видна её природная красота, которая задевает самые сокровенные глубины души. Причёска – хвостик, выглядела немного неряшливо, но это лишь прибавляло ей той неповторимой и слегка детской красоты. Резинка на волосах сползла до основания шеи, так, словно причёска не поправлялась со вчерашнего дня.
- Привет! Отлично выглядишь! – сказал я, и , подумав, добавил, - только не говори мне, что не веришь!
Она слегка улыбнулась.
- Но я и правда не верю. Никому.
Мы пошли по улице, и люди оглядывались на нас. Я не знаю, что такого странного было в нас с ней, но многие останавливались и смотрели нам вслед. Так, будто каждый знал её.
- Почему не веришь? – спросил я осторожно.
Она сперва молчала, раздумывая, говорить или нет, но потом начала рассказывать.
- Во всём виновата моя мать. Она всегда говорила мне то, чего я не желала слышать, даже если сама догадывалась об этом. Она всегда была для меня авторитетом, ее мнение невероятно много значило для меня. Она не т чтобы строго воспитывала меня, наоборот, я выросла избалованной. Но она всегда считала, что за большинством того, что говорят люди, скрывается нечто совершенно иное.
- Заговор?
- Ну да, что-то вроде этого. Что люди врут постоянно, поэтому им нельзя рассказывать о себе правду. Но врать тоже нельзя было, поэтому надо говорить то, что мало значит и что нельзя использовать против тебя. Только потом я поняла, что у неё просто развилась паранойя, но она заразила и меня ею. Я теперь не могу верить. Из-за этого воспитания у меня развилось множество комплексов, страхов, это просто кошмар.
- Так обратись к психиатру. Или ему ты тоже не веришь? – я рассмеялся.
- Это не смешно, - сказала Мари.- Он будет говорить мне всякую ерунду, но не потому, что хочет мне действительно помочь, а потому, что хочет заработать денег. Как я могу верить такому? Я же не смогу даже воспринимать его слова всерьёз. Ему- то всё равно, кого лечить. А мне нужен человек, который захочет помочь именно мне.
- Я понимаю. И всё же, прости, но ты во многом ошибаешься. Хочу тебе кое-что рассказать, но для начала я поклянусь, что не готовлю против тебя заговор и не скрываю ничего за своими словами. Сейчас я скажу чистейшую правду. Ты веришь мне?
- Возможно.
- Нет, так не пойдёт. Надо, чтоб ты поверила. На все сто процентов. Хоть один раз, и ты поймёшь свою ошибку.
- Ну, ладно. Говори.
- То, что я рассказывал про себя в тот вечер – чистая правда. Мне незачем обманывать тебя и придумывать такие вещ. Тем более что ты не сможешь использовать против меня то, что я не был в лесу – если бы именно это и было правдой. Я не вижу никакой разницы в этом, и в это можно поверить, не волнуясь, что это – враньё. По любому, я никак не смогу использовать это в свою выгоду. Больно, когда тебя обманывают, предают в более важных вещах, когда за спиной у тебя говорят гадости, а сами улыбаются тебе в лицо. Вот какой лжи надо бояться. А всему остальному можно верить. Никто не станет выдумывать нелепую историю про два дня, проведённых в лесу потому, что готовит заговор. Это бред.
- Ты прав, но я не хочу больше говорить об этом. Сейчас.
- Так есть продолжение тех историй? О чём мы разговаривали тогда ночью.
- Нет. Никакого продолжения не может быть. Вся жизнь, по сути, не имеет продолжения. Только короткий отрезок времени. Так и эти истории – как маленькие жизни. Похоже на твои старые газеты. Они прошли, закончились, о них можно говорить, но они в прошлом и не могут продолжаться. Это не кино. Жизнь не имеет вторую часть, она цельная. Её нельзя поделить на серии, нельзя снять римейк, нельзя прервать на рекламу.
- Очень красиво сказано: «нельзя снять римейк жизни». Гениально. Правда.
- И это так. Разве ты не согласен, что ничто не может повториться в точности до мгновения?
- Я согласен.
- А ты знаешь, почему?
- Этого никто не может знать.
- А я знаю. Всё из-за того, что время не повторяется. Его нельзя вернуть. Поэтому каждое мгновение жизни – единственно. Время – это жизнь. Жизнь некоего Нечто.
- Хм.
- Я очень хорошо понимаю такие вещи. Ещё с детства.
Она посмотрела мне в глаза. Я видел в них какую-то искру, но не смог тогда понять, что она значила. Я вообще ещё не до конца понимал, что это за девушка. Я хотел, очень хотел её, но не мог. Не мог смириться с тем, что впервые в жизни влюбился по-настоящему, а не просто захотел. Всё осложнялось тем, что я на самом деле и понятия не имел о том, что она думает обо мне. Я смотрел в её красивое, свежее лицо и учился видеть красоту души, красоту той удивительной гармонии, что была в этой девушке. Да, она многому научила меня. Мы прошли несколько улиц, не обращая на это никакого внимания. Потом она продолжила рассказывать свои истории. Я слушал и всё более удивлялся тому, КАК она говорила. Так, словно выразительно зачитывала отрывок из книги. Книги ни о чём. Звучало это непривычно – слишком идеальная интонация, ни одного лишнего слова. Всё казалось продуманным заранее. Видимо, такой и была её жизнь – продуманной, предопределённой. Но я так и не смог вникнуть в это до конца, и уже никогда не смогу.







Иногда я спрашиваю сам себя, для чего я начал писать это произведение. Я не один раз пытался докопаться до причины, но и сейчас, уже начав писать, мне понятна лишь часть этой причины. Что я пытаюсь сказать здесь, если всё уже кончено? Не знаю. Может, чтобы самому понять? В процессе написания я начал вспоминать некоторые считавшиеся мною потерянными подробности, мелочи, детали, которые я почти забыл. Пройдут годы, десятки лет, наполненных жизнью, опустеет память, прошлое перестанет вспоминаться как своё собственное, скорее, как история из невозможно далёкого, чужого мира. Всё в этой жизни проходит с разной скоростью, но прекрасное – быстрее всего заканчивает своё трагичное существование. Оно оставляет после себя воспоминания столь же прекрасные, но почему-то с каждым разом вспоминать об этом всё больней. Наверное, так происходит потому, что мгновение за мгновением, но мы всё дальше отдаляемся от того времени нашей жизни, которое было самым лучшим для нас. С каждым разом всё дальше и дальше, да самого конца. Мари была права, говоря, что время нельзя вернуть, его нельзя даже задержать. Время – иллюзия, это лишь фон нашей жизни, невидимый, но ощутимый аккомпанемент к происходящему, придуманный самими людьми.
Поэтому я и пишу – потому что хочу сохранить на бумаге то, что не смог удержать в реальности. И пусть я не виноват в её смерти, всё же именно я должен хранить воспоминания о ней.

Я остановился на нашем первом свидании.
Мы шли по незнакомой мне улице. Был тёплый вечер, над нами было красивое небо.… Помню, как сейчас. Я заметил впереди кафе – скромная вывеска гласила « Кафе «Розалин»». Я предложил зайти, и Мари кивнула. Внутри было довольно уютно – всё освещалось свечами в красивых подсвечниках старинного стиля, небольшие столики, накрытые тёмно-бардовыми скатертями, стулья с обивкой такого же цвета. Мари, судя по всему, тоже понравилось. Мы сели за столик у окна и заказали себе кофе и пирожное. Мари выбрала себе шоколадное, я – ванильное. Пока нам принесли всё это, мы молча сидели и смотрели в окно. Я подумал, вернее, спросил себя, встретимся ли мы ещё раз. Я даже не могу передать и даже не вспомню сейчас, что в точности я тогда чувствовал по отношению к ней. Она была странной и странно вела себя, но именно это и привлекало меня в ней, не считая её красоты. Но красота всё же стояла у меня не на первом месте, чему я сам удивлялся.
Я смотрел на улицу сквозь окно кафе, где я сидел с красивой девушкой впервые не с целью переспать с ней. У меня было очень умиротворённое настроение, я расслабился. Я чувствовал себя так, словно мне ничего больше не нужно было в жизни, я забыл о всех своих стремлениях и желаниях, и просто знал, что всё хорошо.
Принесли наш заказ, и я отвлёкся от своих мыслей.
Отпив глоток кофе из жёлтой чашки, она спросила меня:
- Скажи, у тебя было много девушек? Но если не хочешь, то можешь не говорить.
- Ну, достаточно. А что?
- Ничего, - только и сказала она и снова сделала глоток кофе.
Я принялся за своё пирожное, думая, зачем она задала этот вопрос и упрекая себя за то, что не солгал, отвечая на него. Она ведь могла подумать, что она только станет следующей после них, и больше никакой роли она не играет для меня.
- А у тебя? Много парней было? – рискнул я.
На мгновение она прищурила глаза, и какая-то тень пробежала по её лицу, но сразу исчезла.
- Нет. Ни одного. Я ни с кем ещё не встречалась. Тебе странно, да? Но все эти годы я старалась уберечь себя от этого. От отношений. Боялась.
Дожевав пирожное, я ответил:
- Тут нет ничего страшного, тебе нечего бояться. Когда любишь, страх пропадает.
Мари отвела взгляд в сторону.
- Но у меня есть особые причины. Не могу пересилить себя.
- Может, потому, что ещё не любила по-настоящему.
- Ты прав. Я из тех, которым не всё равно.
- Это правильно.
- Но ведь не для тебя, да?- усмехнулась она.
- Что ты имеешь ввиду?
- Тебе же необязательно любить девушку, чтобы её хотеть? Ведь так?
Я не знал что ответить. Она была права, но именно она была исключением из этого правила. Поэтому я решил не говорить всю правду.
- Ну, скажем так, что теоретически так могло бы быть, но мне отнюдь не безразлична и сама девушка, так что ты не права…
- Ну как я могу поверить в это? В такие минуты я понимаю, как права была моя мать.
Я решил, что лучше промолчать. Боялся, что, начав спорить, могу её обидеть, и она уйдёт.
Мари допила кофе и съела пирожное.
- Хочешь что-нибудь ещё?
- Нет, спасибо. Давай уйдём отсюда. Хочу пройтись.
- Хорошо. Я заплачу за тебя.
- Как хочешь. Но только не думай, что после этого я что-то буду тебе должна.
- Я и не собирался.
Я заплатил, и мы покинули « Кафе «Розалин»».
Не зная, о чём говорить, я предложил зайти куда-нибудь ещё. Она отказалась.
- Послушай, - сказала она спустя минуту, - у меня к тебе просьба. Немного странная, может, даже совсем необычная. Но мне это кране важно. Пообещай, что выполнишь.
- Для тебя – всё, что угодно. Что надо будет делать?
- Сначала зайди ко мне, ладно? – попросила она, И добавила,- хотя разве ты откажешься?
- Хорошо. Наверное, надо что-то починить? Но предупреждаю, я не очень хороший мастер.
- Да нет. Это совсем другое. Ты очень удивишься, но не откажешься. Это точно.
Мы повернули обратно, и пошли по направлению к её дому. Я даже не мог представить, что именно мне придётся делать. Что-то, в чём я не смогу отказать. Интригующе…
Она открыла дверь в парадную, мы поднялись по лестнице. Всё происходило молча.
Я сразу почувствовал волнение, оказавшись в её квартире.
- Я сделаю тебе чай. Кофе всё равно нет.
- Идёт. Так что надо делать?
- Какой ты нетерпеливый! – воскликнула она. – Подожди! Я должна подготовиться.
Я замолчал. И вновь попытался представить, что она будет просить. Такого, к чему и сама должна готовиться.
Она принесла горячий чай. Мне пить не хотелось, но я взял чашку и стал небольшими глотками отпивать кипяток. Мари же даже не притронулась к своему. И снова начала рассказывать о своей матери.
- Я не очень любила её. Она виновата во многих моих проблемах, которые уже нельзя решить. Такое сложно простить, особенно родной матери. Я говорю особенно, потому что она – самый родной человек мне, но она не имеет права портить мою жизнь. Она же мать. Другие могут испортить её из-за зависти, ненависти, просто потому, что не любят меня. Это прощается. Но я же не могу не нравиться моей маме, она не имеет права ненавидеть или завидовать мне. Она заставила меня упустить много шансов всё улучшить, заставила отказаться от многих предложений. Она говорила, что всё в мире – это ложь. Я страдала из-за её слов. Она знала, что я не могу ослушаться её, и пользовалась этим. Говорила, что хочет уберечь меня от неприятностей, потому что любит меня. Но я сомневаюсь теперь. Иногда я даже ненавижу её. Во мне просыпается такой гнев, ярость, я едва не схожу с ума.
- И всё же она твоя мать.
- Я знаю, но… ничего не могу с собой сделать. Она сумасшедшая.
- Где она сейчас? – спросил я.
- Живёт у сестры. Та смотрит за ней.
Она наконец взяла свой чай и поднесла чашку к губам. Но, кажется, она даже не пила.
- Знаешь, я ведь никогда не была ещё счастлива. Никогда не любила. Но я не помню, может, и любила.
- Ясно, - вставил я в растерянности. – Так что там с твоей просьбой?
Она не сразу ответила, видно было, как она борется с собой. Но наконец произнесла:
- Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
Я как раз пил в ту минуту чай, и чуть не подавился, услышав это. Я рассмеялся.
- Я не шучу, я очень прошу тебя, - настаивала Мари.
- Ты серьёзно, что ли?
- Я же сказала, что это странная просьба.
- Да, вот уж действительно необычная.
Я всё ещё не мог поверить. Впервые девушка не отказывала мне в сексе, а, наоборот, сама просила меня.
- Хорошо, - выдавил я из себя. Я не был уверен, мне было не по себе. Я был очень сильно потрясён, и даже не мог радоваться предложению, которому на моём месте обрадовался бы любой.
Мари встала, и начала медленно снимать с себя одежду. Я наблюдал за всем этим и не мог прийти в себя. Вдруг она остановилась и спросила:
- Почему ты не раздеваешься?
Я ничего не ответил и стал раздеваться. Мне показалось, что я попал в другой мир с другими законами и мне нечего здесь делать. Но я снял с себя штаны, снял рубашку, носки и остался в одних трусах. Она уже была в нижнем белье.
- Пойдём в спальню, - сказала она и последовала в другую комнату. Я пошёл за ней, думая о том, насколько странным бывает мир.
Она легла на кровать, накрытую простым покрывалом. Я лёг рядом и погладил её плечё. Затем начал целовать её волосы, грудь… Она стянула трусы. Я знал, что она ещё девственница, так как ни с кем ещё не имела никаких отношений. Мой член отвердел, я возбудился и вошёл в неё. Ожидая крика боли, я замер, но его не последовало, и я стал не торопясь двигаться внутри неё. Она не произнесла ни звука, я словно был в постели с резиновой куклой. У меня стоял, но я не был возбуждён так, как если бы занимался сексом с другой девчонкой. Раньше я чувствовал это желание, какую-то похоть, она сносила мне крышу, но теперь я не мог даже сказать, нравилось ли мне заниматься сексом или я просто всегда заблуждался. Вскоре я кончил, и слез с неё. Она отвернулась от меня, а я даже не знал, всё ли я сделал так, как ей хотелось. Наконец я спросил:
- Что-то не так?
- Нет, все хорошо.
- Тебе не было больно?
- Я не была девственницей.
И она повернулась лицом ко мне.
- Как так? – удивился я.
- Вот так. Меня изнасиловали… - призналась она.
Я придвинулся к ней ближе и обнял.
- Да, - продолжила Мари, - это случилось, когда мне было шестнадцать. С тех пор стала ненавидеть людей. Первые полгода не могла даже находиться с ними рядом. Всё время вспоминала об этом, раз за разом, это было невыносимо. Самое страшное мгновение моей жизни. Я не переставала переживать это снова и снова ни на минуту. Меня всю трясло, руки дрожали – я даже не могла сама есть, меня кормила мать. И чуть не сошла с ума. Со мной происходило что-то странное, прямо в мозгу. О чём ни подумаю, что ни вспомню, меня начинает тошнить. Все мысли вытеснялись сразу же, как только приходили в голову. Мне было тогда по-настоящему страшно, ведь я могла заболеть на самом деле и полжизни провести в психушке. Иногда, вдруг, без причины, начинала нервно смеяться, но даже не понимала сама, почему. Мать хотела повести меня к психиатру, но не вышло. Как только я вышла из дому, я увидела людей, и мне стало плохо. В буквальном смысле. Меня рвало.
Потом это прошло, но всё происходило постепенно. Я успокаивалась, когда слушала музыку. Мать каждый день покупала мне пластинки, делала всё, чтобы я поскорее пришла в себя. Я целыми днями просто слушала музыку, и только в ней находила своё спасение, забывала о своей боли, слушая отображение чужих эмоций. Затем стала читать книги. Включала какой-нибудь диск и читала книгу. Многое перечитала тогда, и матери приходилось всё время покупать мне новые книги. Всё это очень помогало мне, и вскоре я начала выходить на улицу. Стоило выйти один раз и перебороть свой страх, как он исчез насовсем. Всё произошло сразу, немного неожиданно. Литературно- музыкальная терапия помогла, и всё остальное получилось само собой.
- Ты молодец, сама справилась. Такое не каждая сможет, - сказал я.
- Да уж. Но мне столько пришлось пережить. А ты… ты помог мне понять кое-что. Я думала, что не смогу больше заниматься сексом никогда. Понимаешь, слишком ужасные воспоминания остались у меня после того случая. Но мне даже понравилось. Спасибо. Я думала, что всё будет хуже. Теперь мне предстоит проверить, смогу ли я полюбить. Это намного сложнее, чем просто секс.
- Конечно, сможешь, - успокоил я её.
- Не знаю, я очень сомневаюсь. То, что со мной произошло…в общем, это сделал человек, которого, как мне кажется, я любила. Но я не помню. Это больно. Больно не просто для тела, но больно в душе. Это страшно. Он нравился мне, но труднее всего точно вспомнить то, что когда-то чувствовал. Потому что обычно не замечаешь этого, не приглядываешься, а потом так тяжело вспоминать. Наверное, я его любила. Но не верила ему, как мне советовала мама. Он тоже говорил, что любит меня, и может это даже было правдой. Но тогда он напился, когда я отвергла его. Он ведь не предлагал мне сразу секс, он хотел пригласить меня на свидание. Но я вспомнила о матери и отказала. И разбудила в нём гнев.
- Ему не за что было злиться на тебя, - сказал я.
- Он и не злился. Он просто отчаялся, напился и … и это произошло.
- Не оправдывай его. Он во всём виноват.
- Ты знаешь, что это не так. Во всём виновата моя ненормальная мать и я – дура, которая слепо верила каждому её слову.
- Ты вовсе не дура. Все дети верят своим матерям и слушают их.
- По-твоему, я была в 16 ещё маленьким ребёнком? И, по-твоему, её совет сделал мне жизнь лучше? Нет, всё вышло наоборот. Совершенно наоборот.
- Твоя мать не желала тебе зла.
- Она не знает, что такое зло, она не знает различия между добром и злом. То, что она ненормальная – не пустые слова. Она серьёзно больна. Она как ребёнок, многого не способна понять в этой жизни. Но она лишила этой возможности меня. Она успела.
- Мне жаль.
Мари встала с постели, высвободившись от моей руки. Она накинула халат и резинкой собрала волосы. Я тоже встал и оделся.
- Я достану что-нибудь выпить, ты не против? – спросила она.
- Не против.
Мы вновь сидели в гостиной. Мари достала водку и разлила её по стаканам. Я предложил выпить за то, чтоб всё было хорошо. Мари расслабилась, и начала снова рассказывать.
- Когда мне было 15 лет, я впервые напилась. С подругой. Мы тоже пили водку, как сейчас. Боже, до сих пор помню этот кошмар. Должна тебе сказать, что до этого я пила только пиво, и то немного. А тут - была большая бутылка на двоих. Сначала ничего не почувствовала, а потом только голова слегка кружилась. Зато минут через двадцать… Мы вышли на улицу и встретили знакомую компанию. И всё то время, пока мы стояли с ними, мне казалось, будто я сижу в кинотеатре и смотрю какой-то фильм.… Всё выглядело нереальным, я словно наблюдала за всем этим со стороны. Потом меня просто долго тошнило, тоже ощущение не из приятных. И меня всё никак не покидало такое чувство, будто это происходит не со мной, а в каком-то кино.
- В первый раз всегда неприятно. Просто не привык ещё, и всё.
Она сделала глоток и запила соком. Я смотрел на неё и не мог понять, почему это она рассказывает мне такие вещи, которые даже не скажешь хорошему знакомому, а меня она едва знала. Но я не стал спрашивать её об этом. Похоже, она сама знала, что делает.
- Скажи, ты когда-нибудь терял дорогого тебе человека? - спросила Мари.
Я задумался и попытался вспомнить, но ничего не выходило.
- Похоже, что нет, - ответил я.
- А я теряла. Мне тогда было четырнадцать. Я помню эту боль. У меня был просто шок. Это был друг моего брата. Я очень любила его, причём как друга. Он часто приходил к нам. Он очень тепло относился ко мне, всегда старался развлечь чем-нибудь, рассказать что-то смешное, интересное. Он уже тогда видел во мне человека и относился ко мне как к личности, хотя был старше меня на шесть лет, или около того. Брат собрал группу и взял в неё его. Он приходил к нам, разговаривал с моим братом, потом они уходили и иногда брали меня с собой. Мне было интересно с ними, хотя многое их того, о чём они говорили, я не понимала. Они обсуждали какие-то примочки для музыкальных инструментов, способы игры, виды гитар, я восхищалась ими. Крис, друг, он всегда старался объяснить мне всё это как можно более доступно. Он был потрясающим человеком, уникальным, у него было доброе сердце и настоящий талант любить людей и очаровывать их.
Мари вдруг замолчала, словно мысленно перенеслась в то время, когда всё это происходило. Её взгляд был грустным и мечтательным, таким, когда думаешь о потерянной мечте.
- А что случилось дальше? – спросил я.
- Дальше…, - она тряхнула головой, словно освобождаясь от накативших воспоминаний, и продолжала. – Так вот, я рано или поздно поняла, что люблю Криса. Я постоянно думала о нём. Мой брат догадался – он был прекрасным психологом. И не долго думая, сообщил мне, что у него есть подружка его возраста и что в любом случае я ещё слишком маленькая. Но мне было всё равно, я никогда не сдавалась. Я продолжала надеяться, что когда-нибудь мы сможем быть вместе, он полюбит меня, и так далее. Ну, брат спокойно относился к этому, и всё было хорошо. И вот однажды Крис пришёл к брату, то есть к нам. Увидев его, я сразу поняла, что что-то не так. Не было ни привычной улыбки, ни приветливого настроения. Они сразу пошли в комнату к брату, как обычно, ну и я пошла за ними. Но тут брат остановил меня и сказал уйти в свою комнату, что разговор не детский. Я обиделась и сделала вид, что ухожу. Когда он запер дверь, я тихонько подкралась и стала подслушивать. Брат мой спрашивал, или всё уже произошло, что-то «самое страшное», просил не сдаваться, успокоиться, сказал, что поддержит его, что он, Крис, ни в чём не виноват. « Случилось что-то непоправимое», - подумала я тогда. Потом Крис что-то прошептал ему, но я не слышала, что. Но брат закричал, что не стоит этого делать, и потом долго отговаривал его от чего-то, говоря, что скоро всё наладится. Крис молча слушал, а потом просто встал и ушёл, так что я едва успела отскочить от дверей. Брат кинулся за ним и крикнул: « Не смей этого делать! Ты же давно готовился к этому!». Тот уже ушёл, когда я спросила, что произошло и что собирается сделать Крис. Но брат рассердился и грубо ответил, что это не моё дело и что я ещё не способна понять чужие проблемы. Попросил не совать нос в чужие дела. Я никогда ещё не слышала о него таких слов. Весь вечер он провёл у телефона, пытаясь дозвониться по какому-то номеру, но ничего не выходило. Он звонил даже ночью, отчего мать начала ругаться, говоря, что это не время для звонков. Тогда он вышел из себя, молча оделся и выбежал из дома. Мы ничего не знали, но я рассказала матери, что у Криса проблемы и обо всём, что сегодня случилось. Мать ответила, что в таком случае не стоит волноваться, и мы легли спать.
Он вернулся только в полдень следующего дня, сам не свой. Мы с мамой забеспокоились, стали расспрашивать, но он ничего не желал объяснять. Но потом мать уговорила его, и он сказал, что Крис умер этой ночью у себя дома. Он рассказал, что тот предупредил его, и он весь вечер звонил его родителям, чтобы сообщить о намерении их сына. Но никто не брал трубку, и он поспешил к нему домой. В доме все уже спали, он позвонил, открыл отец Криса. Поинтересовался, что привело его ночью в их дом. На вопрос, где Крис, ему ответили, что тот спит. Тогда он побежал к нему в комнату, останавливаемый криками отца, ничего не понявшего. Дверь в его комнату оказалась заперта, и это обеспокоило отца. Они вместе стали кричать, но никто не отзывался. Тогда они вдвоём выломали дверь. Крис… лежал на полу в луже крови, уже остывший. Ни пульса, ни сердцебиения. Отец бросился к телефону, и только тут заметил, что кабель перерезан. На столе – короткая записка, объясняющая причину. Он вскрыл себе вены.
Я ещё не поняла ничего, наверное, потому, что не услышала слова « смерть», и осознание её пришло ко мне постепенно. Это выходило за рамки тех вещей, которые я могла понять. Я ни с кем не могла говорить неделю, пытаясь разобраться в том, что происходило у меня внутри. Брат тоже замкнулся. Вот такой период в моей жизни…
- Мне очень жаль. Ты столько пережила, - посочувствовал я.
- Да. А потом ещё эта история с братом… такое впечатление, что мне выпало почувствовать на себе все оттенки боли. Такая вот у меня жизнь получается.
- А что с братом? Где он? – спросил я.
- Там же. Где и Крис. На том свете. Он умер через месяц после смерти Криса. Он выбрал тот же путь, что и его лучший друг. Даже не подумал о нас с матерью, он думал лишь о себе, когда лезвием резал себе запястья, - сказала Мари. По её щекам потекли слёзы, я сел рядом неё, и обнял. Она прижалась к моему плечу и зарыдала. Мне стало искренне жаль её – действительно, не каждому из нас приходится столько пережить, даже не прожив всей жизни.
Мари так и уснула, прижавшись ко мне. Я аккуратно встал, чтобы не разбудить её, я понимал, что после сна ей станет легче.
Когда я вновь оказался на улице, было уже темно. Я вдохнул свежий ночной воздух, порадовался приятной прохладе. И неожиданно ощутил на себе оковы. Не в буквальном смысле, конечно, но я чувствовал, что в моей жизни появилось что-то, что уже никогда меня не отпустит. Но я не огорчился, только стало чуточку грустно. Это была грусть, причины которой никогда не понимаешь, и поэтому так трудно отделаться от неё. Это чувство было со мной всё время, пока я не спеша шагал по направлению к своему дому.








 Я целую неделю ждал её звонка, потому что до сих пор не знал номера её телефона. Но она не звонила, мне вообще никто не звонил все эти дни. Я никогда ещё не чувствовал себя настолько одиноким, как тогда. И тогда я решил, что сам приду к ней. Я, конечно, предполагал, что она больше не хочет меня видеть, но в любом случае, я хотел убедиться, что всё в порядке и мне не стоит волноваться.
Я нажал кнопку звонка. Протяжный звук разнёсся по её квартире. Вскоре я услышал звук приближающихся шагов. Дверь открылась, и я увидел Мари. Её лицо было мокрым от слёз, и она держала в руках платок.
- А, это ты, - сказала она. – Заходи.
Я вошёл и спросил:
- Почему ты плачешь? Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, - ответила она. – Всё в порядке. Я ждала тебя, знала, что ты придёшь.
- Но всё же, - не унимался я, - почему ты плакала? Есть же причина?
- Просто так, ничего особенного не произошло. Так часто бывает. Я чувствую, что я жалкая, что никому не нужна. Что моя жизнь лишена смысла. И мне становится так одиноко, так плохо, что только и остаётся, что рыдать. Иногда даже хочется умереть, но как поплачу – так всё и проходит. Иногда просто необходимо немного грусти, хочется нырнуть в неё поглубже и так полежать на дне. А потом вынырнуть, и всё снова станет хорошо.
- Но это – самообман. Твоя жизнь, как и жизнь каждого из нас, имеет смысл, и ты вовсе не жалкая и не одна – у тебя есть, по крайней мере, я.
- Спасибо. Но иногда, как я уже сказала, нужно поплакать. Когда сил держать это в себе больше нет, это спасает. В слезах нет ведь ничего плохого.
Я сел на диван. Телевизор работал с минимальной громкостью. В квартире что-то изменилось, но я не сразу понял, что. Что-то в ней появилось новое, но я никогда не был внимательным человеком. Мари вошла в комнату и спросила, что я буду пить. Я сказал, что не отказался бы от пива, и она принесла две банки охлаждённого пива.
- Тебе нравятся фото?- спросила она, сев на диван рядом со мной. И только теперь я понял, в чём переменилась её комната.
Раньше эта скромная гостиная была практически лишена всяких декораций, теперь же повсюду были фотографии – некоторые вставлены в рамки, некоторые – просто пришпилены канцелярскими кнопками к стене. Это были красивые, художественные чёрно-белые фотографии, к тому же, фотоаппарат был явно не из дешёвых. На них были изображены люди, на некоторых из них – Мари.
- Очень…. Очень талантливо сделано. Мне нравится. Кто автор? – я был восхищён.
- Автор сидит прямо рядом с тобой, - сказала она и улыбнулась. – Не веришь?
- Верю. Просто…ты не говорила мне, что увлекаешься фото.
- Ты прав. Не говорила. В двенадцать лет я впервые взяла в руки фотоаппарат, обычную « мыльницу», но всем понравились мои снимки. А мне понравилось фотографировать. И на день рождение я попросила родителей свой личный фотоаппарат, и они не пожалели деньги и купили мне самую последнюю модель. Тогда я стала выставлять фото на конкурсы, но никто не мог поверить, что автор этих снимков – маленькая девочка. На этих фотографиях – мой брат, Крис, мать с отцом и просто я. По-моему, неплохо. Что скажешь?
- Потрясающе, - честно признался я. – Я очень люблю красивые снимки, особенно чёрно-белые. А эти – вообще.
- Спасибо.
Я глотнул холодного пива.
- Почему вдруг тебе пришла в голову идея так украсить комнату?
- После того нашего разговора я много думала о них всех, и потом решила, что пусть они всегда будут рядом со мной. Очень хотелось видеть их.
Я встал и подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть.
- Знаешь, у тебя действительно талант, - сказал я, вернувшись к ней на диван. – Ты могла бы зарабатывать на этом, причём очень хорошо. Ты не думала об этом?
- Думала, конечно. Но давай не будем об этом сейчас, ладно?
- Хорошо. Как скажешь.
Некоторое время мы молчали. А потом она спросила:
- Тебе снятся сны?
- Иногда. А тебе?
- А мне – каждую ночь. Всегда снится что-то неприятное, или страшное. Этой ночью мне снилось, будто я тону в болоте. Оно чёрное, пахнет ужасно. И вот я всё глубже погружаюсь в него, захлёбываюсь, но не сдаюсь, а пытаюсь выбраться. А вокруг – мёртвая земля, и небо такого зловещего красного цвета, и я знаю, что если выберусь, то мне не намного лучше станет. И вот у меня начинает получаться, я цепляюсь пальцами за твёрдую землю. И вдруг появляется человек. Он начинает со мной говорить, но лицом ко мне не поворачивается. Он говорит, чтобы я сдалась, что я не утону, а просто окажусь в другом месте, где лучше, чем здесь. Но я говорю, что боюсь. А он мне отвечает, что здесь я никогда не стану счастливой. Я не верю ему, и продолжаю выбираться. И вдруг он повернулся ко мне лицом, и я увидела, что это мой брат. И просыпаюсь…
- Странный сон, - сказал я. – Мне такой никогда не приснится.
- А ты веришь в сны-послания?
- В смысле, вещие сны? Нет, не верю.
- Нет. Вещие сны говорят о будущем, а сны- послания дают тебе совет. Понимаешь?
- Хочешь сказать, что твой брат оставил тебе послание во сне?- переспросил я.
Мари улыбнулась в ответ и сказала:
- Ладно, не будем больше об этом. Ты всё равно не веришь.
Я допил своё пиво. Я задумался, почему вдруг Мари начала рассказывать мне такие вещи, которые так много значили для неё. Ведь она сама сказала мне, что нельзя говорить людям о себе то, что имеет большое значение в жизни.
- Я хочу поблагодарить тебя, за то, что ты пришёл сейчас. Мне, правда, было так одиноко, и тут – ты. Так приятно, честное слово. Я знала, что ты придёшь. Ты просто не мог не прийти.
- Да, ты права, я уже начал беспокоиться, что ты не звонишь так долго.
- Наверное, думал, что я больше не желаю видеться с тобой, да?
- Да, - признался я. – Особенно после того, что у нас с тобой было…
- Ничего страшного, я же сама попросила тебя об этом. Но вообще, ты мне нравишься. Как друг. Мне кажется, мы с тобой долго будем друзьями. Мне иногда так хочется поделиться с кем-то своей болью, чтобы кто-то пожалел меня и обнял. Хочется спастись от всего того, что окружает меня, что хочет лишить меня свободы. Это невыносимо, особенно тогда, когда человек совсем один. А я благодаря тебе теперь не одна. Не бросай меня, я очень прошу. Ты нужен мне.
- Я не брошу, - сказал я и поцеловал её волосы, - не брошу.
Я понял, что влюбился. Это было самым прекрасным мгновением моей жизни. Я любил! Я любил? Да, я любил! Мне хотелось любой ценой защитить её от бед, захотелось сохранить её, оберегать, я готов был отдать всё в этом мире, только бы ей было хорошо. Я хотел навеки растянуть эти минуты, только бы подольше быть охваченным этой страстью, этой любовью. Я вдруг почувствовал себя всесильным, я стал силачом. Так, словно все тайны мира открылись мне, словно я узнал ответы на все вопросы, и все богатства пали к моим ногам. В тот миг я был БОГОМ.
- Я люблю тебя, - сказал я. Мари ничего не ответила, она молчала, уткнувшись в моё плечо. Я чувствовал её тёплое дыхание сквозь ткань рубашки, чувствовал тепло её кожи. Она была очаровательна, и я любил её. Весь мир был моим, если она была рядом со мною.
Вечером я ушёл от неё, и любовь переполняла меня. Я впервые понял, как это прекрасно – любить. Она нуждалась во мне, я нуждался в ней. Всё было прекрасно, и я уже считал себя самым счастливым человеком на свете.

Дома я набрал себе полную ванну воды, капнул несколько капель ментолового масла, и лёжа в тёплой воде, расслаблялся. Закрыв глаза, я представлял себе Мари, её лицо возникало передо мною, словно льющийся с небес ангельский свет. Я знал, что только любовь к этой девушке сможет спасти меня. Спасти меня от смерти моей души.
Какая-то часть моего мозга возбудилась, но другая уже тогда понимала, что скоро всё закончится. Подсознание знает законы этой жизни, и никто не посмеет нарушить их, никто даже не в силах помешать их исполнению. « Всё продлится недолго», - осознал я, и с тех пор эта мысль, неожиданно пришедшая ко мне, не давала мне покоя.
 
На следующий день я получил письмо от родителей. Они просили приехать к ним на выходные. К тому же, матери нужны были лекарства, у неё было больное сердце. Я не мог отказать, и сразу же стал собирать вещи. Взял только самое необходимое, сложил всё это в рюкзак, по телефону забронировал билет на поезд. Для Мари записал на автоответчик телефона небольшое сообщение, объяснявшее моё отсутствие.


Мари! Прости, но сейчас я должен быть в другом месте,
Я еду к родителям.
Как только приеду, приду к тебе.
Буду дома через три дня.
До встречи. Люблю. Целую.


Пробыв эти несколько дней с матерью и отцом, я безумно соскучился по ней. Я стал скучать, как только мой поезд начал отдаляться от станции. Я понял, что принял решение уехать, и назад не было пути. Мне хотелось гораздо больше провести это время с Мари, но поезд тронулся, и я смирился с тем, что три дня не увижу её.
Я рассказал матери о Мари. Рассказал, что впервые полюбил по-настоящему. Она порадовалась за меня, но, видя её искреннюю радость, у меня почему-то возникло впечатление, что я лгу ей, что она разочаруется во мне. Мне стало неприятно, и я закрыл тему, ничего не объясняя.
Когда я возвращался ночью в поезде в свой город, я снова вспомнил об этом чувстве. Но по-прежнему ничего не понимал. Моё сердце трепетало от одной мысли о Мари, оно с нетерпением ожидало встречи с ней. Но я не сердился на разлуку, наоборот, я предвкушал эту встречу. После испытания одиночеством вдвое желаннее встреча. Поглощённый этими мыслями, я уснул под грохот колёс.


Я прибыл домой выспавшимся и бодрым.

Небольшое отступление, - надеюсь, что вы простите мне. Но кое-что я должен объяснить. В этой повести, романе, рассказе – называйте это как хотите, я почти ничего не рассказываю о самом себе. Возможно, вы это уже заметили и не понимаете, почему я так решил. Я могу ответить на этот вопрос. Прежде, чем начать писать, я поклялся себе, что напишу рассказ о девушке по имени Мари, а не о себе. Может быть, когда-нибудь мне вздумается написать мемуары, воспоминания из разных периодов моей жизни, или я опубликую свои дневники. Я не отрицаю ничего из этого. Именно там вы и сможете прочесть всё доступное обо мне, но не здесь. Я посвящаю это произведение только ей. Я мог бы сколько угодно написать о себе, и обьём его был бы раз в пять больше. Но я не стану этого делать. Я вёл в то время довольно скучную жизнь, но о скуке можно написать больше всего – её можно расписывать до бесконечности, в то время как по-настоящему сильные явления трудны для описания. Нужно пережить их самому, чтобы писать – описание должно быть очень эмоциональным. Но, к счастью или, к сожалению, всё, о чём я пишу, я сам пережил в своё время. Я не хочу описывать здесь свою работу, писать, какие книги читал и какую музыку слушал – всё это отвлекает от основной темы моего повествования.

Перемен было больше, чем я ожидал. Я и не подозревал, что за столь короткий срок всё настолько изменится.
Я прослушал сообщения на автоответчике. Одно – от старого друга, второе – от Мари. Она просила меня прийти во вторник около трёх часов дня. По её голосу я сразу понял – что-то не так. Она говорила тревожно и напряжённо. Я с нетерпением стал ждать следующего дня, чтобы встретиться с Мари.

Я нажал на кнопку звонка и ждал примерно с минуту, прежде чем Мари приоткрыла дверь. Она выглядела очень уставшей, но всё равно с благодарностью смотрела на меня и слегка улыбалась.
- Подожди меня, я только оденусь, - сказала она и снова захлопнула дверь.
Я ждал в парадной, пока она одевалась и делала макияж. Проверил, достаточно ли у меня денег, поправил рубашку и закурил « Мальборо». Вот скрипнул пол в её прихожей, и , крикнув кому-то, что она уходит, Мари вышла. Я поцеловал её и спросил:
- Кому ты кричала?
- Сейчас расскажу. Давай посидим в каком-нибудь кафе?
- Хорошо, - согласился я.
- Дай мне сигарету, - попросила она, чего никогда не делала раньше.
- Не думал, что ты куришь. Ты такая напряжённая, я заметил ещё по голосу на автоответчике. Что-то случилось?
- Сейчас я всё объясню. Да, у меня действительно кое-что произошло.
Мы спустились по лестнице, ни о чём не говоря между собой. Мы думали об одном. По крайней мере, сейчас мне так кажется. Спустя десять минут мы снова оказались в кафе « Розалин», где прошла наша вторая встреча. Мы сели за тот же самый столик, что и тогда. В кафе играли The Beatles, «Here, There And Everywhere».
- Отличная песня, - сказал я.
Мари кивнула.
Когда принесли кофе, Мари начала рассказывать.
- Мамина сестра, у которой она жила, умерла в пятницу. Как раз тогда, когда ты уехал из города. Мама в субботу приехала ко мне. Понимаешь, почему я так нервничаю?
- Теперь – да, - сказал я.
- Она хочет жить у меня. Говорит, будет помогать мне, чем сможет.
Мари едва не плакала. Она попросила у меня ещё одну сигарету, и я положил на стол пачку.
- Так вот, знаю я её помощь. Я же тебе уже рассказывала, какой она человек. Она хочет сделать меня такой же. Я просто не знаю, что мне делать. Я не могу остаться с ней. И ещё… я говорила ей про тебя. Вернее, намекала. А она говорит, сразу так, - вы встречаетесь? И потом пошли советы – расстанься с ним, он обманывает тебя. Как обычно, в общем. Дошло до того, что мне пришлось сказать ей, что ты просто приходил чинить мне компьютер и что ты – мой бывший одноклассник. Она поверила, наверное.
- И что же ты будешь делать?
- Боже, я не знаю! Я ненавижу её, она как вампир, она высасывает из меня жизнь, радость. Я не могу. Помоги мне. Умоляю.
- Мари, я люблю тебя. Но только скажи мне как я могу помочь тебе. Я с радостью помогу. Но как? – я и правда не знал, как могу помочь ей.
- Но я не знаю. Не знаю. Она ненавидит всех, всех подозревает в лжи. И тебя тоже.
Она глубоко затягивалась сигаретой, брала их из пачки одну за другой. Я смотрел и не мог никак сообразить, что будет дальше.
- Знаешь, однажды я влюбилась в мальчика, который жил по соседству. Я мечтала о том, что однажды он подойдёт и познакомится со мной. Я ждала, ждала, но ничего не происходило. Мать отговаривала меня, утверждала, что он не стоит того, чтобы страдать из-за него. Может, она и была права, не знаю, но всё дело в том, что она никогда не пыталась стать на мою сторону и попытаться понять меня. Любое моё мнение о любом человеке она, не задумываясь, опровергала, думая, что в моей головке не может быть ни одной верной мысли. Она ни разу, ни разу не соглашалась со мной, даже не предполагая, что я взрослею. Я – ошибка, я всегда ошибаюсь, думала она про меня. Она пыталась убить во мне веру в себя.
Так вот, тот мальчик…. Настал момент, когда я поняла, что лучше не стану рассказывать ей ничего. Скажу, что он разонравился мне, и всё. Так и сделала, и единственным, кто знал мой секрет, был мой дневник. И вот однажды произошло то, чего я ожидала меньше всего. Я увидела долгий и страстный поцелуй – того мальчика с какой-то девочкой. Я как раз возвращалась домой из школы. Дома пожаловалась на головную боль и сказала, что хочу поспать. Пошла и закрылась в своей комнате. Пролежала час в шоковом состоянии, только потом до конца осознала всё – что он не будет моим, что мои мечты не сбудутся. Потом долго плакала. А потом я сделала то, о чём никто, кроме нас с матерью больше не знает. Я выпила несколько пачек таблеток, я желала смерти, потому что на время утратила смысл жизни. Но, как только меня стал одолевать сон, моя мама … в общем, как видишь, я тогда выжила. Понимаешь, я лгала ей, чтобы не слышать её жестокой правды. Я больше не могла, я ненавидела честность, я мечтала о мире лжи, о котором говорила мать, но которого она же меня лишила.
А она, оказывается, всё время читала мой дневник, пока я была в школе. Она изучала меня, словно укрепляя своё оружие против меня. Мне пришлось потом объяснять ей всё. Я рыдала, когда говорила ей эту правду, я ненавидела эти слова. Чего только я после этого не услышала от неё. Тогда, когда мне нужна была её поддержка, она устраивала мне «сеансы правды», на которых мне приходилось рассказывать о своих чувствах. Это больно.
Я слушал Мари, и начинал понимать, что за человек её мать. Она никогда не считала эту девочку ребёнком, и так и не подарила ей того беззаботного детства, в котором мы все нуждаемся. Всё было построено на её теории, она пыталась с малых лет научиться защищать её ото лжи…. Но я понял, что мать её была серьёзно больна. Мне было жаль их обоих – пытаясь отгородиться ото лжи, они ещё больше лгали самым себе и другим. Мои познания в психологии помогли мне понять, что эта травма оставит свои следы навсегда. Мать…она уже довела её до попытки самоубийства в детстве. Конечно, я не мог винить её в том, что Мари познала несчастную любовь – кто не знает её?, но если бы ей было, кому рассказать, если бы она могла рассчитывать на поддержку матери, возможно, ненависть не была бы так глубока и так болезненна.
- Знаешь, я боюсь, что не выдержу. Я просто не смогу вынести такого удара, понимаешь? Я не могу. Если со мной что-нибудь случится, умоляю, забери мою коллекцию дисков. Я не знаю, кому ещё я могу их оставить. Только ты, - упавшим голосом сказала она.
- Что ты собралась делать? – забеспокоился я. – Ты не должна так
 поступать, я с тобой и хочу помочь тебе. Не бросай меня. Не хочешь жить с матерью – переезжай ко мне. Я не брошу тебя, и не заставлю говорить мне правду, можешь лгать, сколько захочешь, подумай…
- Не знаю. Это не поможет мне. Мне ничто не поможет. Пойдём отсюда.

Мы вышли на улицу, я обнял Мари за плечи. Невероятно. Мари хотела умереть, я мог потерять её. Впервые потерять человека, который мне по-настоящему дорог. Я боялся, но не знал, как отговорить её. Я словно лишился дара речи.
- Как мне отговорить тебя? – в отчаянии спросил я.
- Не стоит.
Она сняла со своего пальца кольцо и положила мне на ладонь.
- Вот. Я хочу, чтобы оно всегда было с тобой, как память обо мне. Когда мне было десять лет, я нашла его на улице, и с тех пор не снимаю. Оно приносило мне удачу, но теперь перестало работать в моих руках. Теперь удача – твоя.
Я посмотрел на перстень из серебристого металла с большим камнем цвета нежной розы.
- Этот цвет напоминает мне закат. Иногда на небе бывают розовые облака.
Мы сели на скамейке в парке, в самом безлюдном и запущенном месте, которое выбрала Мари.
- Я не хочу расставаться, - сказал я. Она промолчала, не произнеся ни слова.
Я смотрел, как ветер развевает её волосы, как опускаются и поднимаются её веки, когда она моргает. Её руки слегка дрожали, а лицо было задумчивым. На губах играла грустная улыбка, и я понял в этот миг, что, что бы я не говорил ей, как бы ни старался, я вижу её живой в последний раз.
Было полдесятого вечера, и Мари попросила провести её домой. Уже стемнело, но небо было ещё не ночным. Листва деревьев казалась зелено-чёрной. Я шёл с ней рядом, держа в своей ладони её, и чувствовал её дрожь. В голову лезли мрачные мысли, но я не мог озвучить их словами даже мысленно. В кармане брюк я чувствовал её кольцо, которое она на память оставила мне. Всё было таким странным.
Прощаясь с ней у её дома, я попросил её ещё раз, не делать глупостей. Она лишь улыбнулась так, как обычно – неполной улыбкой. Я поцеловал её на прощание, и, скрепя сердце, ушёл.
 
Только придя, я стал звонить ей. Набрал, цифру за цифрой, её номер, и, думая о худшем, стал слушать тихие гудки в трубке. Они прекратились, и я услышал женский голос:
- Алло! Я вас слушаю! – голос этот не был голосом Мари.
- Мне нужна Мари, она в опасности, я должен с ней погово…
- Мари не желает ни с кем разговаривать. Забудьте этот номер навсегда. – Меня перебили.
- Постойте! – заорал я, но на том конце осталась только пустота, и короткие гудки напоминали о недавнем разговоре.
Короткие гудки.
Достав из холодильника пиво, я сел на диван в своей комнате и склонил голову на ладони. Холодная влага раскатилась внутри меня, но мне не стало лучше, напротив, этот холод окутал моё сердце, и оно нервно забилось.
Я всё понял, но не видел смысла что-либо предпринимать. Я понимал, что сейчас, прямо в данную минуту, позволяю ей умереть. Но ничего нее мог сделать, кроме как смириться и ждать. Я не сомневался, что Мари совершит задуманное. Она не оставила мне повода для сомнений. Мать её соврала мне. Она даже не стала спрашивать, хочет ли Мари говорить или нет. Забота о дочери? – О, да! Вечная забота…
Я пытался справиться с болью и оцепенением внутри себя, с этим холодным мраком, но он был сильнее меня. Он разрушал одну за одной мысли, приходившие мне в голову. Я не мог думать. Мне было плохо, больно и неприятно. Это были минуты сильнейшего бессилия в моей жизни. Мне было тошно, я не мог справиться сам с собой. Не мог ничего делать. Мои силы покидали меня, и я решил обратиться к старому средству – сну.

Сон мне приснился странный. Он был в чёрно-белых красках. Я шёл на мосту через широкую реку. Небо было чёрным, вода - тёмно-серой. И вдруг я услышал крик. Я заглянул за балюстраду и увидел внизу тонущую Мари. Она улыбалась мне и благодарила за то, что я не стал удерживать её от прыжка. Она говорила, что вода приятная и тёплая, что течение само мягко несёт её, что она, не умея плавать, вдруг обрела это умение и не тонет. Я спросил, куда я иду. Она ответила мне, что я спускаюсь к реке, только иду по мосту потому, что боюсь прыгать. Я должен спуститься к воде, и потом мы сможем встретиться и купаться в этой прекрасной воде вместе. Я поглядел перед собой – мост был настолько длинным, что я не видел ни конца его, ни начала. Каменный пол, железные перила…. Мне нравилось здесь, но в то же время я хотел поскорее быть с Мари. И вдруг понимаю, что очень боюсь воды. И я решил идти до конца. Мари больше не звала меня. Я понял, что мой страх перед водою иссякает тем быстрее, чем дальше я иду.
Неожиданно я проснулся. И понял, что Мари там хорошо, хотя меня и нет рядом.

Я был на её похоронах. Людей было немного. Видел её мать, видел боль в её глазах – она потеряла теперь и дочь. Её взгляд был властен и строг, она смотрела на меня, пытаясь вспомнить, где видела меня, но я не подал виду. Я знал, в отличие от неё, кто на самом деле виновен в смерти Мари. Видно было, однако, что она даже не винит себя, что считает виноватым любого другого, кроме себя. Мне всегда были глубоко неприятны люди, не отступающие даже тогда, когда необходимость этого очевидна. Одной из таких людей, я сразу понял, была мать Мари. Мне было больно, что себя винят все, кроме виновника. Люди – видимо, родственники и самые близкие друзья Мари, все плакали, и многие, я знаю, многие понимали, что здесь есть человек, который из-за собственной гордости не готов признать, что теория провалилась. Теория о лжи – её просто нет, этой самой лжи.
Когда я уже уходил, чья-то рука легко коснулась моего плеча. Я обернулся, и увидел её.
- Простите, я вас не знаю, - сказала она.
- Какая теперь разница, кто я такой? Я знаю, кто погубил Мари. И вы тоже должны знать.
- Знаете, моя девочка ничего не говорила мне о вас. Вы, может, пришли просто так?
У нас с ней не было секретов…
- У неё от вас было больше секретов, чем вы можете себе представить. Я был ей близким другом.
Она всмотрелась в моё лицо пристальным взглядом.
- Простите, но мне не хочется сейчас говорить. Особенно, с вами.
Я повернулся и пошёл.





 

 ПОСЛЕСЛОВИЕ
На следующий день мне пришло письмо. На конверте значилось: « От Мари дорогому М. ». Я пришёл домой, и сев на стул, стал читать.

« Дорогой М.!
Я не могу, подобно другим, уйти, ничего не объяснив. Может, я так бы и поступила, если бы не было в моей жизни тебя, которому мне ХОЧЕТСЯ всё рассказать.
Это моё последнее слово тебе. Что я могу сказать интересного тебе, собираясь умереть? Ничего. Я просто хочу сказать спасибо за время, которое ты провёл со мной, за слова, которые говорил мне.
Должна признаться, что я очень слабый человек – моя душа и мой разум слабы. Я не могу выносить один за другим те удары, которые наносит мне жизнь. Я очень, очень боюсь боли, стараюсь всеми силами избежать её. Другие умеют терпеть, могут смириться, но только не я. Жизнь – это боль, и я боюсь жизни. Уходя из жизни, я бегу от боли. Бегство – не самый храбрый поступок, но мне всё равно. Я ничего не могу, потому что страх боли мешает мне. А самую большую боль мне причиняют мои ошибки.
Скажи мне, разве я что-то значу в жизни, если я боюсь риска? Нет, конечно, ничего. Я через многое прошла, и терпение – вот была миссия моей жизни.
Я ничего не сделала, не создала. Не любила, но главное – я никогда не бала счастлива, и именно поэтому ты не должен жалеть о моей смерти. Человек, не познавший счастья – ничто. Ты должен согласиться, что это так, потому что это так.
Ты, может, спрашивал себя, почему я рассказала тебе столько о себе, хотя сама же сказала, что нельзя говорить людям то, что многое значит в жизни? Почему же, спросишь ты, я нарушила своё собственное правило? Так вот, я ничего не нарушила. Просто всё это , всё моё прошлое более ничего не значило для меня. Признаюсь, я давно уже думала об этом и только ждала того момента, когда это будет уже не запасной, а единственный выход. Ждала необходимости. Мне никогда не нравилась жизнь и я никогда не желала, чтобы она была долгой. Я всегда знала свой конец.
Я позволила тебе полюбить себя по двум причинам. Во-первых, ты вызывал у меня доверие, во-вторых, я знала, что, полюбив меня, Ты не забудешь меня после смерти, я сохранишь в памяти воспоминания.
Знаю, ты считаешь меня странной, а после моей смерти станешь считать ненормальной. Да, я кажусь многим именно такой. Но я сейчас промолчу и не стану никого обвинять. Мне надоело, возможно, что моё молчание поможет мне больше, чем мои ПРАВДИВЫЕ обвинения.
Мне, честно, было очень приятно проводить с тобою время, встречаться с тобой. Я очень сильно привыкла к тебе, но всё должно кончаться – один из наиболее справедливых законов нашей жизни.
Ну вот и настало время прощаться. Мне легко, потому что я знаю, я уверенна, что всё у тебя будет хорошо. Ещё раз спасибо за всё. Надеюсь, теперь ты многое понял, больше, чем я смогла тебе объяснить сама. Когда ты прочтёшь это письмо, меня уже не будет в живых. Я прошу об одном: помни меня, но не жалей о том, что меня больше нет. Странно, наверное, читать письмо от человека, которого уже нет. Наверное, такое чувство, что его и не существовало никогда.
На этом я заканчиваю писать. Может, в другой жизни мы ещё встретимся. Прощай! Помни обо мне, но не скучай. Прощай..!
Твоя Мари. »

Я прочёл письмо два раза, и только когда стал читать в третий, начал понимать его смысл. Это было прощание. Она была права, ощущение такое, будто читаешь письмо от Санта Клауса или Пиноккио.
Я подумал о ней. Кем стала она для меня? Первой любовью? Первым человеком, которым я дорожил? Первым, кого потерял? Да, она стала ими. У неё были недостатки, но, даже не смотря на то, что она была далека от идеала, я любил её.