Безвременье

Почему-то на кладбище всегда очень тихо. Даже если кто-нибудь разговаривает, или звучит музыка, всё равно знаешь – сейчас это закончится, и снова станет тихо. Это какая-то особенная, мягкая тишина, пронизанная запахом листвы и солнцем. И, кажется, уронишь что-нибудь, и предмет упадёт неслышно и медленно, или вовсе повиснет в воздухе, ведь имя этой тишины – безвременье.
Всё давно прошло и закончилось, всё, что мучило, превратилось в ничто. И от этого совсем не страшно, а напротив – спокойно. И знаешь откуда-то, что так и должно быть. Чьи-то эмоции, слёзы и радость, события и чувства, воспоминания, ссоры и примирения, болезни и выздоровления, встречи и расставания, словно переполнив некий жизненный объём, здесь рассыпаются в ничто, падают на мягкую землю жёлтыми листьями. И чувствуется странное облегчение от этого окончательного и непрерывного превращения чего-то долгого и разнородного в пустое и умиротворяющее ничто. Всё заканчивается здесь.

Я смотрю на дорогую фотографию, я плачу, потому что мне хочется плакать, я чувствую опустошение и тоску. Это такая боль, которая идёт со мной об руку вот уже пятнадцать лет из моих тридцати. Половину своей прожитой жизни я оплакиваю ту, которая была моей мамой почти пятнадцать лет, плюс ещё тысячу лет, потому что всё, что было связано с ней, всё, чем была для меня мама – это всё не может, и не могло вместиться в какие-то пятнадцать лет. Это больше времени, это вне пространства. Я плачу от одиночества, я рассказываю маме о том, как скучаю по ней, и в то же время не могу поверить в то, что под моими ногами, под двумя метрами земли – моя мама. В одной оградке с мамой лежит моя бабушка, которую я никогда не видела, и мне кажется странным то, что когда-то моя мама приходила к ней на могилу, так же, как прихожу теперь к своей маме я.

Это не укладывается в голове, я смотрю в небо, оно высоко и безразлично, и я не чувствую ничего, кроме одиночества, мне кажется, что и сама я оцепенела и превратилась в ничто, и только размеренное кукование откуда-то издалека заставляет меня поверить в то, что время, моё время, идёт равными отрезками между этими «ку-ку». На кладбище я чувствую себя более одинокой, чем где бы то ни было. Я не знаю, где теперь моя мама, и есть ли она вообще где-нибудь, но знаю точно, что на кладбище её нет. Я иду обратно, с каждым шагом сбрасывая оцепенение, мне жаль уходить, такая тоска лежать здесь бесконечно, внутри меня не осталось ничего, я иду как в прозрачном сне, я иду в безвременье, и знаю, что вот сейчас оно придёт – это давно знакомое ощущение.

И оно приходит. Я иду и чувствую это, и, кажется – уроню что-нибудь, и предмет упадёт неслышно и медленно, а то и вовсе повиснет в воздухе, ведь эта тишина вокруг – безвременье, и я иду одна, и кладбище отпускает меня, потому что я ещё жива. Когда-нибудь моё время закончится, но меня это не пугает, когда-нибудь и для меня всё закончится, но мне от этого не страшно, я иду мимо чьих-то могил, чьи-то лица смотрят мимо меня с фотографий, а я ухожу, оставляя их там, в безвременье. Большая рыжая собака лежит на дорожке, и я угощаю её печенюшкой, но собака и не смотрит на печенье, она давно наелась им досыта, зато она смотрит на меня, с участием, как мне кажется. Она всё понимает про устройство этого места, она всё знает, и я говорю ей «пока», и оставляю её, и ухожу…

Всю жизнь мы приходим на кладбище, приходим навестить тех, кого с нами нет, приходим и уходим, как если бы скучали по этому месту, и неосознанно стремились туда. Приходим к кому-то, едва ли задумываясь о том, что когда-нибудь мы придём туда с тем, чтобы остаться навсегда.

Где- то далеко
И много дальше
Крупинки времени в песочных часах
Рассыпаются в мою жизнь
А мне до этого дела нет
Я гуляю по песчаному пляжу
И трогаю руками другой песок –
Холодный и настоящий
Бегу от одиночества
И вижу цветные сны
Ещё есть время
И если я захочу –
Оно бесконечно.