Сны разума Часть 2 Сон 4 Вместе с болью...

 Вместе с болью, Крис почувствовал, как к нему нехотя возвращается сознание. Пребывая все еще в каком-то состоянии анабиоза, оно еще не позволяло видеть, слышать, чувствовать, … кроме той боли, которая разливалась сейчас по всему телу. Крис вновь закрыл глаза, ожидая перемен в своем состоянии, на которое оставалось только уповать, сознавая собственное бессилие. Он потерял ощущение времени, пребывая в состоянии боли и ожидания тех сил, которые позволили бы ему вернуться к жизни, к той жизни, где он мог позаботиться о себе сам, не рассчитывая на постороннюю помощь. Тихий, едва слышимый, звук капающей воды, откуда-то сверху, постепенно пробуждал его сознание. Крис коснулся кончиком языка своих пересохших губ и сделал попытку приблизиться к этому источнику звука. И в этот момент осознал, что обездвижен, связан. Что произошло? Крис попытался что-либо вспомнить из того, что предшествовало этому состоянию, но память как будто оборвалась в тот момент, как он с профессором метнулись в сторону деревьев, погруженных во мрак ночных сумерек. Что с профессором, жив ли он? – эта мысль, как знак пробуждения памяти, подобно нити Ариадны подсказала ему путь возвращения к реальности. Прохладный сырой воздух пещеры стряхнул остаток тумана, который еще совсем недавно окутывал сознание. Сумрак пещеры не позволял отчетливо разглядеть ее, но тот неясный свет, источник которого очевидно объяснялся близостью выхода из пещеры, все же позволял взгляду не тонуть в непроглядном мраке.
 - Профессор, Вы здесь?
 Крис прислушался, ожидая ответа, и он, слабым стоном, не заставил себя долго ждать, возвещая о том, что  Тайлер жив.
 - Что с Вами? Вы в состоянии говорить?
 - Да, рад вновь Вас  приветствовать, … кажется, мы с Вами еще живы – едва шевеля губами, произнес  Тайлер.
 Это уже обнадеживает, - подумал Крис, пытаясь сохранять внешнее спокойствие. Мысли метались в поисках выхода из создавшегося положения.
 - Вы тоже связаны?
  Тайлера приятно удивила речь его спутника, уверенная и довольно спокойная, лишенная признаков внутренней паники, подчас, в критические моменты жизни, овладевающая нашим сознанием и отказывающая рассудку здраво мыслить. Это, пусть даже внешнее, спокойствие означало, что он владеет собой, не поддаваясь страху, который вполне был бы если не уместен, то возможен и объясним в подобной ситуации.
 - Да, но если Вы в состоянии, подползите ко мне, у меня в кармане был нож, я никогда не расстаюсь с ним, обретя его в одной из первых археологических экспедиций, в которую меня когда-то взял отец. Он не раз выручал меня. Немного помолчав, добавил
 - Это его подарок и мой талисман, в нем заключена моя клятва - посвятить жизнь тому, чему, собственно, я и посвятил ее – археологии.
 - У меня связаны не только ноги, но и руки. Крис попытался пошевелить пальцами, которые затекли и, как будто, одеревенели.
 - У нас нет выбора, попытайтесь...
 Уже растирая затекшие руки, Крис ощущал радость победы, заглушавшей и боль, и слабость и страх неизвестности. Ему удалось сделать то, что вначале казалось немыслимым.  Тайлер не мог видеть выражения его лица, но он почти физически ощущал вспыхивающие зарницы гордости своего спутника. Тень улыбки скользнула на его губах, как отсвет отраженной мысли. В каком же цивилизованном «курятнике» ты пребываешь,  мой мальчик, если такие пустяки у тебя вызывают подобный подъем самооценки. Но Тайлер промолчал, до времени «не опуская на землю» своего молодого спутника, которому еще очевидно многое предстояло пережить вместе с ним.
 - А теперь нам предстоит задача выбраться отсюда, и чем скорее мы это сделаем, тем будет лучше для нас, - распутывая остатки, по всей видимости, каких-то скрученных стеблей неизвестного растения, впивающихся в кожу, произнес профессор.
 - Судя по звуку, здесь где-то есть вода, надо найти ее, мы не знаем, что нас ждет впереди.
 Крис приблизился к тому месту, откуда слышался звук падающих о камень капель воды. Мгновение, и ее живительные капли, стекавшиеся по стене и обрывавшиеся на краю выступа, полетели уже не вниз, впитываясь в каменистую почву пещеры, а в подставленные Крисом ладони.
 Взяв инициативу в свои руки,  Тайлер вскоре обнаружил выход из пещеры. Уже выйдя из нее и сделав глубокий глоток свежего воздуха, Крис неожиданно осознал, что боль не ушла, а лишь до времени отступила, притаилась, ожидая того момента, когда слабость, вызванная преодолением стресса, позволит этой боли разлиться по всему телу в соитии с этой предательской слабостью. Чувствуя, как земля уходит из под ног, Крис ухватился за каменный выступ и стал медленно оседать, проваливаясь в безмолвную пропасть , граничащую с небытием.
 - Так бывает, ничего страшного. – Крис, открывая глаза, столкнулся со взглядом  Тайлера, который склонился над ним, растирая ему виски. Сейчас он испытывал чувство неловкости оттого, что оказался беспомощнее старика, который поневоле вынужден был теперь с ним возиться.
 - Профессор, уходите, Вам здесь опасно оставаться.
 - Оставьте эти мысли, молодой человек, я не покину Вас ни при каких обстоятельствах. Если судьба свела нас при столь необыкновенных обстоятельствах, это не может быть той случайностью, плодами которой мы можем распоряжаться по своему усмотрению. Да и вообще, Вам следует знать, что Ваш покорный слуга уже пожил на этом Свете, повидал мир, кое-что понял и … кое-что оставил после себя. Поверьте, мне нечего терять, меня ничего не удерживает более в этом мире, я уже  не боюсь ее величества смерти, напротив, пребываю, в некотором смысле, в интриге, пытаясь разгадать сценарий ее прихода.
   Произнося эти слова, Тайлер слукавил, ее сценарий уже не представлял для него сакральную тайну.
- А Вы, продолжал Тайлер, еще молоды, и долг Вашего покорного слуги попытаться спасти жизнь, принадлежащую Вам, нет, … не Вам, но замыслу свыше. Спасти Вас – поручение, которое я непременно исполню, чтобы однажды, когда придет Ваш черед, Вы смогли также открыто, без тени сожаления и уж тем более страха открыто посмотреть смерти в глаза. Таким образом, Вы отдадите дань если не ее миссии, то, по крайней мере, ее выдержке, испытываемой каждый раз, когда она видит страх и ужас при своем приближении в глазах тех, за кем она в очередной раз пришла. Я хочу, чтобы однажды Вы разделили со мной те ощущения, которые я в последнее время испытываю в преддверии этого, по-своему знаменательного в жизни каждого, события.
 - Вы шутите?
 - Отнюдь. Смерть – такой же переход из одного состояния в другое, как и рождение. А если так, то ... как можно радоваться рождению, а, по сути, приходу в этот мир новых людей, не зная при этом какой мир им пришлось покинуть и какие испытания ждут   их в этом мире, - сделав непродолжительную паузу,  продолжил - и как можно оплакивать их уход из этого мира, не ведая в каком мире  они окажутся, перейдя устрашающий Рубикон? Нет, теряя близких, люди оплакивают совсем другое..., они оплакивают свою обездоленность, свое сиротство,  удушающее осознанием, что в той жизни, которую им еще  предстоит прожить, уже не будет близких и дорогих их сердцу людей... Что касается природы радости, то  радуются рождению   детей в тайной надежде, что они окрасят их жизнь новыми красками.
 Поднимаясь вместе с профессором вверх по уступам, делая короткие привалы перед преодолением очередной высоты, Крис  думал о том, как много в мире удивительных людей, ушедших целиком в ту или иную область своих интересов или во внутреннюю эмиграцию своих мыслей, о которых никто ничего никогда так и не узнает в силу разобщенности людей, их неспособности создать совершенную систему , позволяющую беспрепятственно находить близких по духу, равных по интеллекту и интересам людей  вне зависимости от того, в какой точке мира они находятся, на каком языке говорят, в каком временном и социальном пространстве живут…
Делая очередной привал,  Тайлер, наблюдая за тем, с каким трудом Крису дается каждое  очередное восхождение, принял решение прервать восхождение и остановиться на ночлег, объявив Крису о своем решении.
 

 - Костер разжигать не будем, это опасно, спать будем по очереди, нам нельзя расслабляться, возможно нас уже ищут. Вы будете отдыхать первым - слова  Тайлера звучали столь безапелляционно, что Крис не стал возражать, хотя сознавал, что внутреннее напряжение вероятно не позволит ему сейчас заснуть.
 - Профессор, как Вы полагаете, что бы произошло с нами, если бы нам не удалось освободиться из плена?
 - Трудно сказать, законы диких племен далеко не изучены и, если они и существуют, предостерегая от каких либо спонтанных действий, продиктованных не столько здравым смыслом и потребностью справедливости, сколько эмоциями, вряд ли они грешат теми цивилизованными нормами права, которыми руководствуется современное общество. Хотя...  было бы несправедливым упрекать наших далеких предков в отсутствии стремления эти нормы выработать и придерживаться их.
 - Что Вы имеете в виду?
  Тайлер присел у дерева и вглядываясь в бездонное звездное небо, как будто ища там ответ, произнес
 - В Шуши или Сузе, древней столице эламитов, ставшей в последствие одной из столиц персидских царей, в конце девятнадцатого века был обнаружен свод законов, изданных царем Хаммурапи для освобожденного и объединенного им древне-вавилонского царства. Без сомнения, это один из самых древнейших сводов законов в мире, дошедший до наших дней и раскрывающий одну из мировых схематических основ жизнеустройства человеческого общества. Этот документ, по меньшей мере, на пятьсот лет древнее закона, привнесенного с Синайской горы. А потому, со всем основанием можно причислить имя царя Хаммурапи к таким именам, как Моисей, Зороастр, Соломон.
 - И что же, в этом своде законов такого примечательного?
 - Это большая стоячая исписанная плита, на которой отображено триста статей законов этого свода. Утраченными оказалось тридцать пять, остальные – удивительнейшим образом, хорошо сохранились в виде текстов, высеченных перпендикулярными строками. Над ними – барельеф с изображением царя Хаммурапи, принимающего законы из уст самого Шамаша, бога солнца.
 - Откуда Вам это известно?
 - Я видел ее. Мой отец принимал участие в той французской экспедиции под началом Де-Моргана в 1897 году. Экспедиция продолжалась два года, в ходе которой, наряду с иными эламито-вавилонскими древностями, была вывезена и эта большая , довольно тяжелая плита. При осмотре стало очевидным, что этот экспонат бесценен.
 - Как же он оказался в Сузе?
 - Известно, что эламиты, в продолжение своего недолговечного владычества над княжествами Шумира и Аккада и многовековой вражды с вавилонским царством, где только могли, похищали национальные святыни и драгоценности и увозили их свою столицу Сузу. Кстати, самым знаменитым из таких похищений было похищение статуи богини Наны, возвращением которой, много веков спустя, так гордился завоеватель Элама, ассирийский царь Ашурбанипал. Но, если я не утомил Вас и Вам интересно то, что я рассказываю, я хотел бы вернуться к описанию самой плиты.
 - Я буду Вам  чрезвычайно признателен, тем более, что я все равно не смогу сейчас заснуть.
 - В таком случае, я готов продолжить свой рассказ и пусть он послужит Вам той колыбельной, какую я только и смогу Вам сейчас «пропеть». Немного помолчав, профессор продолжил.
 - Помимо самих законоположений, меня привлекло тогда в ней вступление и заключительные заклинания с подробным перечнем богов и их храмов, с пространным изложением намерений и взглядов царя-законодателя.
 - А что Вы скажите о самих законах? Что они представляли собой? - Крис все еще пытался понять психологию древних предков, и, как следствие, перспективы своего пребывания в данном месте в данное время.
 - Скажу, что меня поразило в законах, -  Тайлер замолчал, как будто мысленно восстанавливая в памяти эти законы, – та суровость наказания, которая была предусмотрена за прегрешения – смерть или жестокое увечье. К примеру, «вырвать глаз», «отрезать язык», «отрубить руки» - других, более гуманных, наказаний не предусматривалось. Были, однако, предусмотрены и денежные пени, но это не в виде наказаний, а в возмещение убытков. Что касается уголовного раздела, то он весь был проникнут духом: «око за око, зуб за зуб» в самом прямом смысле этого слова. Однако надо отдать должное, этому своду – в целом, законы были проникнуты духом суровой справедливости. При этом, судя по содержанию статей законов, одной из главных забот законодателя была охрана подданных от ложных обвинений, которая обеспечивалась беспощадным взысканием за недоказанное обвинение или ложное свидетельское показание. Замечательно и то, какое уважение и доверие было оказано правосудием человеческой совести, признавая ее высшей и последней инстанцией. Во всех случаях, где нет прямых доказательств или улик и нет свидетелей, обвиняющий и обвиняемый, истец и ответчик «клялись перед Богом», и это решало дело. Если человек шел на такой отчаянный шаг, как ложная клятва, это уже было делом его совести, по принципу «Бог ему судья». С этого момента, «ускользающий» от людского правосудия, представал перед высшим правосудием, перед Богом.
 - Удивительно…. Мне кажется, трудно прийти к более верному и справедливому, по отношению к пострадавшему, решению, чем это, и нашим законодателям есть еще чему поучиться у предков.
 - Ну да, есть чему, ... если верить в существование Бога и в то, что  Он стоит на страже справедливости. На самом деле это может демонстрировать либо признание неразрешимости тех или иных споров в связи с отсутствием доказательной базы, либо высокий уровень общественной морали и нравственности, либо, как я уже заметил,  искренней веры в Бога, страха разгневать Его, либо совестливость наших далеких предков, в противном случае, казна городов и сел была бы просто разорена
 - Почему?  Потому, что если была совершена кража, а вор не был пойман, то обкраденный был вправе «требовать похищенное им добро от Бога», то есть, заявлял под присягой, и тогда город или село, на земле которого была совершена кража, возмещал украденное.
 - Вы правы, законы вольно или невольно, отражают нравственное состояние того общества, в котором они действуют, и крайне неосмотрительно законодательство одной страны или группы стран, как бы оно не было выверено для общественного устройства этих стран, бездумно переносить на чужую «почву», «вспаханную» иной историей, формирующей соответствующий лик менталитета, традиций, уровня общественного сознания , нравственности
 - Или … гримасы этого «лика». Впрочем, и в те времена, под «Божьим судом» понималось не только испытание собственно совестью, - продолжал  Тайлер, - «Божьим судом» называлось и испытание водой, когда подозреваемый должен был «прыгнуть в реку» и если он начинал тонуть, признавался виновным.
 - Родители, очевидно, с детства должны были учить детей плавать, чтобы оградить их от подобного правосудия? – не без доли иронии заметил Крис.
 - Об этом история умалчивает. Однако надо заметить, этому испытанию подвергали, в основном, подозреваемых в колдовстве и женщин, обвиненных в супружеской неверности. Очевидно, даже умея плавать, тяжесть совершенного ими греха не должна была, по их мнению,  позволить сопротивляться силам природы.
 - Меня всегда удивляла подобная постановка вопроса, в ней кроется какое-то лукавство. Ну, скажите, почему ответственность за супружескую неверность должна лежать только на женщине? Разве мужчины не в большей степени замечены в этом пороке? Или жены изменяют своим мужьям с инопланетными существами?
 - Странно подобное замечание слышать из уст мужчины. Разумеется, объяснение этому явлению следует искать в двух, определенным образом пересекающихся, плоскостях. Речь идет о той или иной степени женского бесправия, которое, на определенных этапах общественного развития, проявляется в качестве промежуточного результата скрытой борьбы полов. Но есть и еще одно немаловажное обстоятельство, о котором нельзя не упомянуть - женщина, так уж распорядилась природа, продолжательница рода, и каждый мужчина, беря женщину в жены, намеревается продолжить именно свой род, а не чей-то еще. Но, я хотел бы отвлечься от этой, весьма щекотливой, темы, и вернуться к основам законодательства Хаммураби. Надо отдать ему должное, он предусмотрел высокую степень ответственности обвинения. Самыми первыми статьями свода постановлялось, что обвинитель, если он не в состоянии доказать свое обвинение в преступлении другого лица, должен был быть казнен смертью.
 - Применительно к нашему судопроизводству, применение подобных норм, могло бы серьезно подорвать систему судопроизводства. Полагаю, Вы понимаете, о чем я говорю?
 - Да, ответственность судий в те времена была невероятно высока, как, впрочем, и ответственность каждого иного должностного лица. Но столь суровое наказание судий применялось при несправедливом рассмотрении уголовных дел. Если же дело шло о гражданском иске, судье, если его решение, в последствие, оказывалось несправедливым, уплачивал, согласно принятым в те времена, нормам законодательства, обиженному ответчику сумму в двенадцать раз превышающую ту, что была с него взыскана.
 - Если так сурово наказывались судьи, какие наказания тогда предусматривались преступникам?
 - Суровые. За кражу храмового или казенного имущества предусматривалась смертная казнь, равно как и за укрывательство краденного. Примечательно, что тот, кто покупал, чтобы то ни было, у сына или раба владельца без присутствия свидетелей, признавался вором и тоже подвергался смертной казни. Похищение детей и рабов, разумеется, так же наказывалось смертной казнью, как равно и покупка, заведомо, краденого добра. Пойманного на месте вора убивали.
 - Сейчас я вдруг подумал, что суровость наказаний, возможно, объяснялась необходимостью укротить преступность, укрепить общественный строй браздами страха, как одного из действенных инструментов управления обществом в смутные времена, когда моральные и нравственные устои в упадке, а обращение к иным, более гуманным инструментам общественного воздействия не приносит своих плодов. Но, тогда можно выдвинуть предположение, что обращение к совести и культивирование страха перед Богом в те времена, объяснялось не высоким уровнем общественного сознания, а бессилием, в ряде случаев, творить правосудие.
 - Странно, как быстро качнулся маятник Вашего восприятия нравственных начал общества, в котором царствовал Хаммураби. Впрочем, высказывая подобные сомнения, Вы, возможно, гораздо ближе к истине. Но мне еще хотелось коснуться одного аспекта законодательства, а именно, продуманная, по тем временам, система заинтересованности в воинской службе. Воины получали по законодательству землю, сад и дом, но не в полную собственность, а только в пользование и не могли ни продать его, ни заложить, ни переписать на имя жены или дочери, как благоприобретенное имущество. Все это переходило к сыну. А если кто- либо покупал такой дом или землю, то терял уплаченные деньги, а купчая объявлялась недействительной. Даже скота, данного царем, у воина нельзя было купить. Зато воин не только не имел права отказываться от военной службы, но казнился смертью, если нанимал вместо себя подставное лицо, и, последнему, отдавалось его имущество вместе со служебными обязанностями. Царь, также, особую заботу выказывал о благополучии сельского хозяйства, проявляя удивительную прозорливость и справедливость в своих законах. Еще много удивительно мудрых положений законодательства Хаммураби об аренде земель и садов, о потравах и порубках, о содержании плотин и оросительных систем, о плате за труд и ответственности за его результаты, о порядке сделок рассказывал профессор. Он как будто пребывал в каком-то «ударе», перелистывая памятью страницы тех знаний, которые накопил за долгую исследовательскую жизнь, и не заметил, как Крис уснул, то ли не выдерживая потока информации, то ли от усталости, которая свинцовой тяжестью навалилась на веки. Перестав слышать реплики, профессор обернулся, и, заметив, что Крис уже спит, заботливо набросил на него свою куртку, продолжая охранять его короткий тревожный сон.