Катарсис

У каждого времени своя истина.

Первая истина, переживания которой четко помню и сейчас, пришла лет в 12-13. Это была потрясающе простая мысль: не делай никому того, чего ты не желаешь себе!

Потом был провал. Долгий.

А на сороковом моём году из жизни ушёл отец. Это было зимой. Летом того же года похоронили мать подруги. Через две недели разбился на только что купленной великолепной иномарке брат коллеги.
Поняла: пришло время потерь.
И ещё. Когда за папу сорок дней читала молитву, пронзала фраза «душа возвращается в отечество своё», когда вынесли во двор Марьину мать, сваха её сказала: « Не спяшитя унасить! Хай, ешо, на родном дворе погастюе!», - поняла, гости мы тут, странники!

В 44 вдруг увидела, что, оказывается, люди бывают откровенно глупыми.

В 45 – как много одиночества на свете!

На балконе цветёт настурция. Июльские ночи тёплые. Что-то не спиться. Сажусь на стул и любуюсь цветами. Окраска радостных венчиков и нежной зелени исчезла – темно, но очертания круглых листьев и цветков со шпорами чётки. Тонкий запах цветов, стрёкот цикад не заглушают запахи и шумы большого города. Даже звёзды пробиваются на небе вопреки уличным фонарям и подсветке. И вдруг пронзило – Северная корона!
Это она, она! Созвездие юности!

Серёжа. Серёжка! Серёженька… Никогда мои губы не произносили твоего имени вслух. В нашей школьной юности было принято называть одноклассников по фамилиям. Назвать имя – выдать чувства. А чувства были, были!

Самый красивый и умный для меня. И мужественный и сильный. Девятый и десятый классы ты заканчивал далеко от дома. В твоём селе была только восьмилетка. Жил на квартире около школы и … делал сам себе инъекции инсулина. Иначе было нельзя.
Я не помню, чтобы ты уходил с уроков по причине плохого самочувствия. А вот школу иногда пропускал. И как-то все тихо знали – вчера тебе было плохо.
В 10 классе все любили Милу Любимову. Так у нас было принято. В 9 все девчонки – Серёжку Никитина, а в 10 – мальчишки Милочку. Ты тоже.
Я очень страдала. Но ведь ты ничего не знал.
А помнишь, весной, в мае уже, мы с Танькой из школы шли, а ты нас догнал? Мы остановились среди улицы, и ты рассказывал, рассказывал.
О чём? Просто обо всём! О том, что скоро экзамены, скоро разъедемся поступать, что устал от уколов, что больные сахарным диабетом долго не живут… По дороге домой, Танька всё допытывалась: «Как ты думаешь, почему он нам всё это рассказал?»
Дома я металась по страницам книги лекарственных растений в поисках средства: « Лист черники нормализует уровень сахара в крови…»

Потом был выпускной. Рассвет у пруда.
А пока шли до него, ты показал на ещё тёмное небо и спросил: « Филатова, что это за созвездие?» Северная корона.
Я их все знала и находила безошибочно, потому что всю зиму, закутавшись в отцовский тулуп, с картой звёздного неба изучала его звёзды и созвездия.
Утром мы все дружно расстались. Ни о чём не договаривались, ни о чём не сожалели. Знали, райцентр наш маленький – ещё увидимся.
Так и было. Только ты один исчез сразу навсегда. Я так хотела тебя видеть!

Через год, на каникулах, ожидая маму, зашедшую к соседке, смотрела на небо, звёзды. Отыскала Северную корону, посчитала сто раз считанные звёзды и поклялась ждать тебя столько лет, сколько звёзд в короне. Звёзд было и есть семь. К своим семнадцати прибавила семь и получила 24. Подумала тогда, что старая буду.

И в 22 вышла замуж. Без любви и без необходимости. Просто вышла…

Три раза по семь я отрабатывала нарушенную клятву.
В 31 узнала, что ты умер, что был женат, якобы осталась дочка. Потом еще две семилетки отстрадала. Сейчас вот как раз заканчиваются дни третьей. Увидела корону и вспомнила…

Ещё одна истина: не клянись. А, поклявшись – исполни. Отработаю ли, Господи?! Прости, Предвечный, грешную… Излечи душу Любовью…