Актер. Часть 1

Я – актер. Причем прирожденный, да-да. Изо дня в день я играю самые разные роли. Правда, чаще всего моя игра заключается в тупом копировании, но ведь и к этому делу нужно уметь подходить творчески (разве я не прав?). Играть – моя работа, или, скорее, мое призвание. Или, вернее сказать, – моя жизнь.
Так вот, я – актер. Нет, даже так: я – мастер перевоплощений. Я – многоликий бог на изменчиво-статичной сцене жизни. Я – само воплощение актерского таланта и скромной гениальности. По сравнению со мной все алены делоны, николасы кейджи и уж тем более леонарды ди каприо нервно курят в сторонке.
Но у меня был один минус. Как ни странно, но у гениев тоже могут быть минусы.
У меня был всего один зритель. Но зато какой! С завидным постоянством он приходил каждый день, чтобы посмотреть на меня, насладиться моей непередаваемой игрой. И я никогда не подводил его. Каждый раз он, глядя на меня, говорил: «Да, ты красив. Ты просто совершенство!» И, поверьте, для меня это – лучшие слова.
Но порой он выглядел расстроенным, и, хмурясь, сообщал: «Ты сегодня не в лучшем состоянии». О, как я люблю его честность – он всегда все говорил мне прямо в глаза. А еще (открою вам секрет) он иногда любил поболтать со мной по душам, поведать о наболевшем, так сказать. Мне кажется, он всегда считал меня своим другом, да-да. Эх, он и вправду самый лучший в мире зритель. Вполне достойный самого лучшего в мире актера. То есть меня.
Мою сцену он называл зеркалом. К сожалению, я не мог пригласить его к себе и показать, каково это – стоять на сцене и чувствовать себя Актером с большой буквы «а», – мне мешала непонятная перегородка, холодная на ощупь (я чувствовал это, когда он дотрагивался до нее – тогда я касался ее тоже); но не похоже на то, чтобы я не мог ее преодолеть, – просто я ее боялся. Ведь откуда мне знать, каково там – за ней? Хотя выглядело все точно так же, как и по эту сторону – такая же точно гостиная с такой же мебелью, такими же обоями и таким же окном. Вот эта подозрительная похожесть меня и пугала.
Как я уже говорил, у меня был всего один зритель, и, как я понял, его звали Максом. Я помню его с того дня, как открыли Занавес (тогда мои Учителя посчитали, что я уже готов для того, чтобы выйти на сцену, и открыли Занавес). И я увидел Макса, высокого, темноволосого и ужасно красивого. Он пригладил волосы (я тоже провел рукой по волосам), смерил меня довольным взглядом (я тоже оглядел его с ног до головы) и произнес вполголоса (а я в это время беззвучно ему вторил): «Вроде все в порядке». Так произошло наше знакомство, положившее начало прочной дружбе. Иногда Макс приводил каких-то людей, и они тоже непременно посматривали на меня. Когда у меня появлялось несколько зрителей, играть становилось сложнее, но интереснее – это как исполнять полифоническую куранту Генделя на фортепиано.
И вот наступил день, когда в его (и в моей) жизни появилась Лиза – мой второй постоянный зритель. Она была хрупкая и дерзкая на вид, совсем не похожая на него, солидного и мужественного. Но вместе они вполне неплохо смотрелись.
Эта девочка (а иначе, как «девочкой», я ее никогда мысленно и не называл) проводила у моей сцены гораздо больше времени, нежели Макс. Перед моей сценой Лиза приводила себя в порядок, делала зарядку, танцевала, пела в расческу и даже примеряла нижнее белье. Я же, в свою очередь, находил это забавным и повторял все ее движения, и это было действительно приятно, ибо она была пластична и грациозна, как Алина Кабаева.
Но однажды Лиза меня очень разочаровала. Подойдя ко мне, она долго крутилась в разные стороны, оглядывая меня с разных ракурсов, а потом вдруг ни с того ни с сего поморщилась и – о ужас! – показала мне язык. Такого оскорбления я не получал еще никогда. Но так как я был слишком воспитан для того, чтобы дразнить даму, я предпочел проигнорировать этот ее жест.
Увидев, что я никоим образом не собираюсь отвечать, Лиза застыла на месте. Я продолжал внимательно на нее смотреть. Видимо, она не совсем поверила своим глазам, потому что зажмурилась и снова уставилась на меня. Я мило ей улыбнулся. Лиза издала пронзительный крик и испуганно шарахнулась от зеркала, так, как будто рядом с ней по меньшей мере ударила молния. Да уж, такого эффекта моя игра ещё ни разу ни на кого не производила.
– Макс! – запищала она. – Максим! Скорее сюда!
Почти сразу же в гостиную зашел, нет, влетел Макс и встал напротив неё, спиной ко мне. Я, естественно, сразу же раздвоился и принялся копировать обоих.
– Что, что случилось? – встревожено спросил он, взяв Лизу за руки и глядя ей в глаза.
– Твое зеркало… оно сошло с ума, – дрожащим голосом сказала девочка.
– В смысле? – не понял Макс и, обернувшись, посмотрел на меня. В моем взгляде отражались его озабоченность и недоумение. Он снова повернулся к Лизе: – Не уверен, что понимаю, о чем ты.
– Оно мне улыбнулось, – неуверенно произнесла Лиза, понимая, что теперь, скорее всего, сумасшествие припишут вовсе не зеркалу. – Я в него смотрела, а оно мне улыбнулось.
«Ты не просто смотрела на меня, девочка, ты еще и нагло дразнилась», – подумал я и подмигнул ей, пока Макс не видел.
Для Лизы это было последней каплей. Она потеряла вначале дар речи, а потом сознание, упав в объятия Максима, который так ничего и не понял. А я подумал, что это была удачная шутка.

Прошло несколько дней. Лиза упорно избегала меня, опасаясь того, что я снова что-нибудь отмочу. Каждый раз, когда она проходила мимо и невольно бросала на меня запуганный взгляд, я хихикал про себя, еле сдерживаясь от очередной шутки. Ещё я заметил, что она стала чаще смотреть телепередачи про паранормальные явления и тому подобное. После нескольких неудавшихся разговоров на эту тему с Максом она перестала говорить ему о своих подозрениях и ушла в себя.
В то время, когда Лиза смотрела телевизор, я думал о вечном. Эти незлые штучки, которыми я так ее напугал (видит Бог, я этого не хотел), открыли передо мной новые горизонты. Выходит, я не просто повторяю чьи-то движения, мимику, артикуляцию?.. Выходит, я не просто чья-то визуальная копия?.. Ведь я всегда боялся (хоть и не признавался себе в этом), что так никогда и не использую весь свой творческий потенциал. А теперь я мог импровизировать!
И я решил во что бы то ни стало закрепить полученные навыки на практике. То есть на Лизе, да-да.

Возможность вскоре появилась. Лизочка собиралась на какую-то встречу, и, по-видимому, порядочно опаздывала. В спешке она забыла о нашей холодной войне и подбежала ко мне, чтобы провести тщательный, но быстрый осмотр. Окинув меня взглядом и удовлетворенно кивнув головой (я, конечно, ответил ей тем же), она отвернулась от меня, и я заметил, что молния на её юбке застегнута не до конца.
Нужно помочь девочке, подумалось мне, и я, как бы между прочим, бросил:
– Молнию застегни.
В следующие мгновения мне показалось, что время шло ну очень не спеша. Лиза какую-то секунду стояла на месте, как античная статуя, а потом начала медленно поворачиваться вокруг своей оси. Когда она встретилась взглядом со мной, я понял, что в этот раз я, по-видимому, переборщил. В ее глазах неподдельный ужас кролика перед взором хладнокровного удава смешался с ироничной беспечностью душевнобольного перед взором бессердечных санитаров.
– Это ты мне? – хрипло выдавила она из себя и начала бледнеть.
Девочка не прочь подискутировать, ну что ж, я только за.
– Ну да, – кивнул я.
Лиза судорожно сглотнула и, не спуская с меня глаз, на ощупь застегнула юбку.
– Так лучше, – похвалил я, и заметил, что ее лицо стало окончательно белым и начало приобретать зеленоватый оттенок.
– О Боже… – послышался голос Макса.
Мы повернули головы к дверному проему. В нем, наклонившись вперед и явно не веря своим органам чувств, стоял Максим. Видимо, он был свидетелем нашей довольно приятной, надо сказать, беседы.
– Теперь ты мне веришь? – истерически закричала Лиза. – Теперь ты видишь, что с твоим зеркалом что-то не так?
Девочка была на грани нервного срыва. Это меня несколько огорчало, ведь я ее по-своему любил, как, впрочем, и Макса. Но осознание гениальности моей игры пересиливало жалость, и я решил особо не раскаиваться. Поэтому я только пожал плечами и коротко сказал им:
– Простите, пожалуйста.
Да, я всегда был вежливым. Но в тот вечер моя вежливость привела к тому, что Лиза во второй раз за последнее время грохнулась в обморок, встречу им пришлось отменить, а мою сцену задернули какой-то скучной серой тряпкой.

Не знаю, сколько там прошло времени, но вскоре эту завесу сняли. А когда сняли, я чуть было не заорал благим матом. Потому что передо мной стояло огромное бородатое человекоподобное существо, в длинной черной рясе, с массивным золотым крестом на широкой груди. За его спиной нервно топтался Макс, с тревогой поглядывая на меня.
Существо осмотрело меня и мою сцену, ощупало непонятную перегородку между нами (я снова почувствовал, какая она холодная) и изрек густым баритоном:
– Бес в зеркало твое вселился, сын мой. Очистить надобно. – И, недвусмысленно посмотрев на Макса, назидательным тоном повторил: – Надобно, надобно!
– А, да, конечно, батюшка, – пробормотал Макс и, порывшись в карманах, достал цветную хрустящую деньгу, которая тут же таинственным образом исчезла в складках черной рясы. Довольный батюшка осенил меня, а заодно и Макса, крестным знамением и начал монотонно бубнить.
Я немного послушал, но мне быстро надоело. Когда батюшка в очередной раз наклонился ко мне, я пошел на риск. Собрав волю в кулак, я выбросил руку за пределы тонкой перегородки (на какое-то время перестав ее, то бишь руку, чувствовать) и с нежностью потрепал батюшку по пухлой щеке.
Видимо, такого исхода батюшка явно не предусмотрел, потому что, выкрикнув совсем уж нелитературное слово, не удержался на ногах и упал на спину, чем поверг мебель в нашей гостиной (и я уверен, что в гостиной соседей снизу тоже) в благоговейный трепет. Эээ… ну ничего, жить будет.
Вскоре после инцидента с батюшкой Макс подошел к моей сцене и, посмотрев на меня, сказал:
– Эх, зеркало, зеркало… Не знаю, что там в тебя вселилось, но я всегда тебя любил. Ты всегда отлично вписывалось в мой интерьер. Знаешь, а я даже не буду тебя разбивать. Отнесу лучше на свалку – может кто-нибудь заберет.
Так закончилось мое сожительство с хорошим парнем Максимом и его немного впечатлительной, но не менее хорошей девушкой Лизой.

Вот уже четвертый день я играю самую необычную роль в своей жизни. Я копирую нечто настолько красивое и совершенное, что иногда я боюсь – даже моего таланта не хватит, чтобы сыграть эту роль. И мне не приходится импровизировать, потому что это нечто – изменчиво, непостоянно, оно всегда другое, не такое, каким было секунду назад. Но всегда – абсолютно прекрасно.
А прохожие (те, кто приходит сюда выбрасывать мусор) называют его коротко и звучно: Небо.
Похоже, я наконец-то нашел свое истинное предназначение.