Записки коллектора. Монголия-83. Последняя вылазка

Последняя вылазка


30 августа – 3 сентября

 Четыре дня в Улан-Баторе вымотали меня больше, чем все поле. Я уже как-то отвык от столпотворения и шума улиц, от цивильных нарядов и цивильных манер, от обилия начальства и обилия очередей. Очереди везде, и за продуктами и за промтоварами, а уж о книгах и говорить не приходится. Хорошо еще, что в город вырваться удается редко. В основном обитаемся на базе: сдаем и получаем снаряжение, разбираем и сортируем привезенные из маршрута образцы, запаковываем их в ящики для отправки в Москву. В столицу они поедут тихим ходом по железной дороге. Подготовка их к отправке занимает довольно много времени. Это и организационные работы по нахождению и доставке на базу необходимой тары, получение со склада упаковочного материала, краски и гвоздей, собственно разборка привезенных камней, упаковка их (если необходимо) в крафт-бумагу, обязательное составление описей содержимого каждого ящика. Да просто нумерация ящиков, и надписи на них о принадлежности к какому ведомству требует значительного времени, поскольку сделать одинаковые надписи желательно на всех гранях ящика (исключая дно). При обилии привезенных на базу образцов процедура эта требует выносливости, силы и недюжинного терпения. Только за первый день осени мы подготовили к отправке около тридцати таких ящиков.

 На базе столпотворение, к выезду домой готовятся сразу несколько экспедиций, и у всех схожие проблемы с отправкой образцов и сдачей снаряжения. Кладовщица кружится, как белка, и гоняет всех, как сидоровых коз за любые неполадки со снаряжением. У нас так вообще ситуация не совсем определенная – мы сдаем не все снаряжение, часть оставляем для Хупсугула, а это новые ведомости на получение, или не закрытые старые. А еще для новой вылазки нужно продовольствие и спиртное, а это магазины и очереди.

 Так и кручусь вот уже четвертый день. По приезде мы устроили комплексный вечер – закрытие сезона и окончание лета. Было в больших количествах спиртное, и мы славно посидели, вспоминая перипетии прошедшего лета. Все согласились, что экспедиция прошла успешно, не смотря, или вопреки всем капризам погоды. Я так немного перебрал на этом вечере и все утро следующего дня сильно мучился головкой. Но мои невзгоды – это явление временное, а вот Эдик Ковелидзе где-то ухитрился сильно простудиться и теперь его поездка на Хупсугул под сильным сомнением. А поскольку это именно он должен был нас туда везти, то под сомнением стала и наша грядущая вылазка.

 Коваленко уже улетел в Москву и увез с собой все последние, написанные мной письма. Он опустит их в Москве – это надежнее и гораздо быстрее, чем монгольская шуудан. И вот, разбирая свои последние записки, я обнаружил одно неотправленное и уже потерянное письмо.

 «Здравствуйте, мои дорогие!
 Сегодня последний день лета. Вечером у нас будет небольшой прощальный ужин. Почти закрытие сезона, хотя мы будем еще работать недели две-три. Второго числа мы отбываем на Хупсугул втроем! Без женщин! Одни мужики! Это Аркаша, Эдик и я. Берем с собой минимум снаряжения, потому как спать будем не в палатке, а в машине. Все-таки палатки на снегу (а там уже снег, говорят) чреваты. А пока возимся на базе, запаковываем в ящики образцы для посылки в Москву. Вчера вечерком вырвался в город. В книжный, но ничего не купил, постоял в двух очередях, но везде книги кончились. Я теперь живу в гостинице для интуристов – «Баянгол». С Аркадием, в двуместном номере, очень приличном и со всеми удобствами – вот только кровать сильно скрипит.
 
 Я здесь еще немного накрапал про нашу жизнь. Опять же в стихах. И хотя пустыня нас встретила отнюдь не жарой (были и жаркие дни), но, имея немного воображения, вполне можно было бы представить себе описанную картину.

 Снова солнце в зените, раскаленный песок.
 Ветер словно уснул и не студит висок.
 Жаркий воздух плывет и струится, дрожа -
 Мы с тобой в полусне, как на кромке ножа.
 Ноги вязнут в песке, голова как в огне,
 И на Страшном Суде это вспомнится мне.
 Просыпаюсь, дрожа, холодок по спине -
 Я в палатке лежу, это грезится мне.
 Как брели мы с тобой, увязая в песке,
 И ни капли воды в голубом роднике.
 Как друг друга с тобой подпирали плечом,
 Здесь слова ни к чему, будто все нипочем.
 Как надежда жила миражом впереди,
 И как таял мираж, и ни капли воды.
 Ни зеленой травы, ни тропинки во ржи -
 Только все миражи, миражи, миражи.
 Три палатки - мираж? Тамариски в цвету,
 Только мы к ним бредем, сохраняя мечту.
 Мы надеждой живем, нам не верить нельзя -
 Нас с тобою толпой обступили друзья.
 И вода из ключа, словно лед холодна,
 И спасла нас с тобою надежда одна,
 Наша вера в себя, вера в друга плечо,
 Я клянусь вам, друзья, с другом все нипочем!

 У меня есть еще два стиша, написанных, но я приберегу их для следующих писем – вдруг времени больше не будет посочинять. Сейчас нас отвезут от гостиницы на базу, и опять закрутится на целый день работа.

 Я неожиданно обнаружил, что это письмо немного затерялось, и не ушло с Коваленко. У нас уже 4-е число. Ночь. А завтра, вернее сегодня утром, мы уходим на Хупсугул. Загрузили с вечера машину, взяли шубы и запас тушенки, а рыбу наловим там, и в путь. Письмо это бросит в Москве наша повариха Наташа. Может и позвонит, если я вспомню номер нашего телефона. Уже больше недели бьюсь – никак не вспомню. Последние десять дней в поле, и потом домой. Я купил Ильке лыжную шапочку4 и шарф, и еще три полотенца.

 Ты почему-то все не пишешь, а у меня тоже паста кончается. Вот возьму, и не буду писать тоже. А еще я купил килограмм кофе в зернах – всего-то 30 тугров. Может еще, а? Вот не знаю, что купить Гладышеву. Может бутылочку рижского бальзама? Здесь продают в одном магазине для военных.

 У меня новостей особых больше нет. Да и откуда им взяться? Сидел почти все время на базе, или закупал продукты в поле. Так что письмо это будет, кроме того, что оно потеряно, так еще и не окончено.
 
 Ложусь спать. Осталось на сон четыре часа.
 Целую всех крепко-крепко. Ваш папа».


4 -6 сентября

 Выехали мы в последний маршрут только к обеду, а до этого все причины какие-то находились, чтобы отсрочить наше последнее (в этом году) поле. То с утра нагрянули монгольские гости, то завтрак, а потом погрузка личных вещей. И кто это в поле выезжает с пустыми баками – заправка под завязку всех имеющихся емкостей! Только за город выехали, выяснилось, что Аркаша что-то забыл взять – вернулись, конечно. Когда же, наконец, мы вырвались из Улан-Батора, то разыгрался у нас на природе зверский аппетит, а потому километров через пятьдесят мы свернули с трассы в степь.

 Мы – это наш настоящий дарга и единственный знаток местных обычаев и языка - Аркаша Горегляд, наш неизменный и успевший поправиться водила Эдик Ковелидзе, неунывающий и азартный водитель Антипина – Володя Мансуров, и я - ваш покорный и неугомонный слуга. В стороне от трассы, среди полыни и ковыля мы бросили на землю брезент, достали печь с паялкой и уже минут через десять сладко вкушали мясо джейрана с картофельным пюре. А потом горячий и крепкий индийский чай с вареньем из ревеня – это наша Наташа снабдила нас в дорогу такими деликатесами.

 Тишина, ни ветерка, не по-осеннему жаркая погода и запахи степи. Воздух густой и так насыщен степными запахами, что просто кружится голова. И самый сильный, так знакомый с деревенского детства и уже порядком подзабытый, густой и пьянящий запах полыни. Бескрайнее степное марево струится, плывет и … ударяет в голову. С городской непривычки у меня кружится и болит голова. После недолгого отдыха мы опять рвемся на северо-запад. В салоне, на хмельном встречном ветру выветривается головная боль и остается только чувство свободы и причастности к земле.
 

 Осеннею укрыта желтизной,
 Ложится под колеса степь без края.
 Полынный запах терпкий и хмельной,
 И сердце от восторга замирает.

 Кружится от простора голова,
 Летим с попутным ветром без дороги.
 Куда? Зачем? Уносятся слова,
 И шар земной катится нам под ноги.

 Восторг движенья распирает грудь,
 Упругий воздух выжимает слезы.
 Вот, кажется, ускоримся чуть-чуть,
 И из реальности перекочуем в грезы

 Из детских снов с возможностью летать,
 Парить над всем обыденным и серым.
 Ах, степь привольная, и не тебе ли знать –
 Благоволит удача только смелым.

 А мы такие, нам не привыкать
 Бродить по свету вовсе без дороги,
 Сокровища подземные искать,
 Ведь мы геологи – почти земные боги!

 Так, до самого вечера катили мы по степи, практически без отдыха, останавливаясь только на смену водителя. Поочередно Эдик, Мансуров и Аркаша вели наш грузовик, а я на коротких пересменках старался напоить их горячим чаем.

 На ночевку уже в сумерках останавливаемся на берегу Орхона, самого крупного притока Селенги, немного не доехав до аймака Булган. С ходу, что называется с колес, пытаемся порыбачить, но сегодня, по всей видимости, не наш день. Так что будем пока сидеть на консервах и с целым мешком свежего репчатого лука. Мы его добыли по пути, на поле какого-то опытного молодежного хозяйства. Мы сначала хотели его купить, но местный «полевой» дарга рассмотрел у Аркаши на штормовке значок отличника комсомольской работы, и нам нарвали мешок лука бесплатно. Естественно, это был значок монгольского комсомола, но полученный, благодаря нему, лук был таким злющим и непохожим на этих добродушных ребят.
 
 Весь день и вечером было тепло, и мы легкомысленно на ночь не залезли в спальники - мы даже не вытащили их из салона грузовика, и к утру основательно промерзли. А утро было красочным и запоминающимся – еще зеленая трава сплошь покрыта инеем и похрустывает под ногами. Но только появилось солнце, как над речкой повис и поплыл туман. Он разрастался и делался все гуще и гуще, пока не окутал все вокруг плотной пеленой. А потом он как-то очень быстренько сплавился вниз по реке, стало солнечно и даже тепло. Я сделал несколько кадров, а позже попытался описать это в стихах и не совсем удачно – такое словами не передашь, ну а написанное осталось под названием «Осень на Орхоне»:

 Трава от инея бела,
 Вода в ведерке льдом укрыта.
 Орхон плескается сердито -
 Поутру осень к нам пришла.

 Но вышли первые лучи,
 Трава блестит, росой одета,
 Слезами провожает лето -
 Сидят, нахохлившись, грачи.

 Туман над берегом повис,
 Река молочная струится,
 То исчезает, то клубится -
 И волнами стекает вниз.

 А солнце, вспоминая лето,
 Штормовку греет на спине.
 Туман растаял в вышине -
 И журавли курлычут где-то.

 Они готовятся в полет
 И молодежь сбивают в стаи,
 А мы в Монголии устали -
 И нас домой дорога ждет.

 А мы действительно устали от этой жизни на колесах, от постоянной перемены мест и впечатлений, от вечной непогоды и капризной фортуны, устали без внимания и ласки любимых. Но так велик соблазн провести недельку в чисто мужской компании, без начальства, без жизни по приказу, а сообразуясь только со своими желаниями и возможностями. И мы катим дальше.

 Опять чудесный, теплый и безоблачный день, и мы катим почти без остановок, останавливаясь только в силу необходимости утоления голода и для небольшого отдыха. В результате такой гонки, к вечеру мы добираемся до Селенги и останавливаемся на ночевку в том же самом месте, где мы ночевали почти два месяца назад (16 июля). На месте нашей бывшей ночевки небольшие изменения – некогда высокая и сочная трава скошена и лежит повсюду в небольших аккуратных копешках. Возле пересохшего ручья Эдик находит свой нож, забытый им здесь два месяца назад, и ходит весь вечер довольный этой неожиданной находкой. На этот раз рыбалка нам удается, вернее, удается удачливому Эдику – как и в прошлый раз он довольно быстро вытаскивает несколько ленков. Я ставлю на печь сковородку, и через полчаса мы уже уплетаем жареного ленка, а оставшихся четырех и жирных засаливаем – на ближайшее время рыбой мы обеспечены.
 
 С утра мы опять в дороге и до самого обеда едем не останавливаясь. Опять чудесный солнечный день и на обед мы останавливаемся уже под Муреном. Только поставили кипятить чайник, как прихватил нас сильнейший град и загнал в салон – обедаем дальше в салоне, в тепле, а на воле бушует стихия. Град хоть и крупный, но все же не снег которым нас пугали при отъезде. А вообще пока погода нас милует, снег, о котором нас предупреждали, скорее всего, растаял и стоит что-то вроде монгольского бабьего лета. Эх, еще бы недельку продержалась такая погода.
 
 После обеда и града мы заехали в Мурен, заправились горючим, купили хлеба и покатили дальше. К вечеру уже добрались до места и разбили лагерь в красивейшем месте на берегу Эгин-Гола почти в самых его верховьях. Два месяца назад мы уже стояли на Эгин-Голе, но почти у самых его низовий, практически у впадения его в Селенгу. Всего после выезда из Улан-Батора мы проехали 800 километров. Теплый вечер и наши рыбаки сходу, почти с колес взялись за рыбалку, и общими усилиями выловили трех ленков – хватило нам и на уху и на жаркое. Не было только спиртного под уху, но мы это неудобство как-то пережили.



7 сентября

 Ночью завернул такой мороз, что вода в ведре вне палатки замерзла напрочь. Поутру в пределах видимости белая от инея замерзшая трава. Счастье наше, что в радиаторе автомобиля вода не замерзла, а то бы на этом наше путешествие и закончилось бы. Я, как всегда, встал раньше всех, умылся до пояса в ледяной речной воде, разжег паяльную лампу и поставил ее в палатку. Через две минуты в палатке уже жара, как в бане. В такой атмосфере и просыпаться приятно, и мои спутники потянулись из спальников.

 Пока я готовил завтрак, ребята еще порыбачили – поймали и засолили еще четыре ленка. Теперь у нас по две больших засоленных рыбины на нос. И наконец-то мы попили кофе. Третий день мы хотим кофе, и каждый раз в спешке забываем о нем и завариваем в чайнике чай. Каждый раз договариваемся не заваривать, и каждый раз опять забываем. Но сейчас мы на месте, и к кофе у нас хлеб с маслом и сыром, а перед кофе была жареная рыба – вот такой у нас сегодня завтрак. А после завтрака мы наконец-то после долгой дороги выбираемся в маршрут. Выбираемся не все – охранять лагерь и ловить рыбу, оставляем Мансурова.

 Уезжаем недалеко, километров за десять, но надолго – у нас сегодня поиски. Поиски по принципу: пойди туда - неведомо куда, принеси то – неведомо что. Хотя, что ищем, мы все-таки знаем – бериллиевую минерализацию. Но поскольку о ней стало известно нам в самый последний момент перед отъездом и только по слухам, то и точных координат у нас нет. Известно только, что неподалеку от минерализации расположена вершина с триангулярной вышкой и могильником с тремя мечами. Но в каком виде, в каком минерале «сидит» бериллий, в какой породе находится этот неизвестный минерал – сведения об этом крайне туманны и противоречивы. А потому мы, не пасуя перед трудностями, лазим по горам весь день. Не знаю, как насчет бериллия, но кое-что интересное мы подцепили – разбираться будем уже в столице.
 
 Все-таки отсутствие женщин сказывается, сказывается в самый неподходящий момент – во время обеда. Так вот, налазившись по горам, спустились мы в долинку к машине – что-нибудь перекусить. А когда дошли до чая, то обнаружили, что не захватили с собой воды. Кое-как из мизерного ручейка нацедили полчайника, вскипятили чай и обнаружили, что забыли в лагере кружки. Это уже было похуже, но и тут мы вышли из положения – всегдашние кружки заменили нам стеклянная банка, консервная банка и маленькая (грамм на пятьдесят) рюмочка из арсенала Мансурова.
 
 После обеда решили мы искать вершину с могильником. Очень мне хотелось на эту вершину взобраться и посмотреть на старинный монгольский меч, а может и привезти его домой. В бинокль осмотрели мы все окрестные вершины и обнаружили на одной из них триангулярную вышку – вот это то, что нам надо. На машине сначала по распадку, потом по сухому руслу ручья мы поднялись в горы сколько смогли, а потом оставили Эдика сторожить машину, и вдвоем с Аркашей и с рюкзаками пошли, вернее, полезли на эту самую вершину. Зовется эта вершина Барун-Монтан-Ула. Она хоть и господствует над окружающими вершинами, но не очень высока – всего 2301.5 метра. А превышение ее над руслом высохшего ручья, где мы оставили наш грузовик, составляло всего 660 метров.

 Сначала от ручья пошли мелкие горки, мы так и шли с горки на горку, поднимаясь все выше и выше, и в какой-то момент потеряли из виду нашу цель. Но мы перевалили через еще одну горку и вот она перед нами во всей красе – прямо с подножья крутой подъем к вершине. Перекурили мы и полезли наверх. Вскорости Аркаша стал выдыхаться, и мы договорились, что я пойду вперед, а на вершине его подожду. Так мы и сделали, я рванул и на одном дыхании добрался до могильника и вышки, Аркадий подошел только через полчаса. Увиденное меня порядком разочаровало – не очень старый могильник, сруб из бревен в виде колодца, а сверху заложен камнями, как обо, и высотой примерно в рост человека. Внутри сруба лежат два меча, но деревянных. Даже не мечи, а так, стилизация в виде двух плоских палок, слегка обработанная под мечи. Такой же третий «меч» воткнут между камнями обо. Внутри сруба коробки со спичками, монеты и другой священный мусор. Оставили и мы с Аркадием здесь по пять мунгов.

 А потом начался долгий спуск по западному склону горы и рюкзаки наши, набитые под завязку взятыми образцами, становились, чем ниже, тем тяжелее. К сухому ручью спустились мы уже в сумерках, по нему еле-еле, на последнем издыхании дотащились мы до машины и в лагерь вернулись только ночью. Мансуров к этому времени уже начал беспокоиться и за нас и за себя, поскольку оставили мы его в лагере без ножа и спичек. За время нашего отсутствия поймал он пять больших хариусов, и на ужин было у нас много вкусной жареной рыбы. Увлекшись рыбой, совсем мы забыли про грибы, а ведь в маршруте набрали мы целый большой пробный мешок настоящих маслят. Так они и пропали попусту.
 
 

8 -9 сентября

 С утра мы сняли наш небольшой (всего в одну палатку) лагерь и рванули на Тэрхин-Цаган-Нур. Это то самое озеро, где мы ловили щук два месяца назад. До него далеко, но и мы ребята шустрые. Спускаемся практически строго на юг и под Муреном натыкаемся на картофельное поле. Оказалось, что это подсобное хозяйство геологов, и нам перепал мешок свежей молодой картошки и несколько кочанов капусты. Сегодня нам определенно везет, потому как набрали мы целый большой пробный мешок очень качественного мумиё. Набрали почти между делом, остановившись часа на полтора у невысоких гранитных скал. Но и налазились мы по скалам так, что ноги уже не держали, зато теперь мы с мумие. То, что я за все лето так и не нашел хороших «залежей» мумиё компенсировалось этой удачной находкой.

 Задержавшись на сбор мумиё, мы уже без остановок рвемся на юг, тянем до Идер-Гол – приятно все же ночевать на берегу реки, где еще и порыбачить можно. До реки добрались уже ночью, а ужин варили при свете переноски, запитанной от автомобильного аккумулятора. А сварили мы целое ведро щей из свежей капусты и молодой картошки. А для приправ мы добавили туда банку консервированных щей, банку красного перца и банку тушенки. Наелись до отвала, и на утро еще осталось. Пока я готовил, наши рыбаки поймали двух ленков – мы их тут же засолили.

 Утром мы встали немного позже, и почти сразу же стали нас посещать монголы. Сначала прикатил на мотоцикле молодой монгол, долго ходил вокруг что-то высматривал, пока не вылез из палатки Аркаша. Тут только и выяснилось, что монголу нужна капроновая веревка. Мы, конечно, поделились, и он укатил. А потом прискакал на лошади старик. Мы как раз щи доедали, и в ведерке на дне оставалась еще одна порция – налили ему. А за едой выяснилось, что нужен ему бензин. Ни много, ни мало – 200 литров. У нас как раз должно было остаться примерно столько же, но не было тары. Быстро сторговались, и старик даже щи не доел – бегом к лошади, и ускакал за бочкой. Мы уже начали снимать лагерь, когда непонятно откуда набежало масса аборигенов – многие с детьми. Детишек мы тут же угостили хлебом с вареньем из ревеня, а вот взрослым надо было совсем другое. А надо было им все: веревка, бензин, брезент, часы, палатки и так далее, и тому подобное. И тогда Аркаша развернул в салоне нашего грузовика автомухлак (то бишь автолавку).
 
 У нас и ранее уже было несколько возможностей загнать монголам часть уже отслужившего свой век снаряжения, а на базе настоять на его списании. Это правильно и выгодно со всех точек зрения и для монгол, и для нас - нельзя же все время латать и ремонтировать уже отслужившее снаряжение и оборудование. Но Царева так и не решилась ничего ни отдать, ни продать. Мы привезли все старье и рванье обратно на базу и закрепили его за экспедицией на следующий срок. А это значит, что в следующий раз опять нам достанутся те же отслужившие свой срок палатки, протекающие латанные-перелатанные тенты и дырявые брезенты.
 
 Но сейчас мы в лучшем положении. Практически все наше нынешнее снаряжение это имущество иркутской экспедиции, а там отношение к старому снаряжению более нетерпимое – все более-менее пришедшее в негодность тут же списывается. Поэтому нет никакого смысла везти обратно через границу подлежащее списанию снаряжение. И Аркаша с чистой совестью продает: брезент, плащ, рюкзак и тот бензин, что мы обещали старику, потому как его все нет и нет, а нам надо уже уезжать. Продается и еще что-то по мелочи, что уже не пригодится нам в последние три-четыре дня. А потом быстро сворачиваемся и уезжаем, потому что на горизонте появляется новая группа покупателей, нам же продать уже нечего. Да, пока мы торговали, приехал тот молодой парнишка, которому мы дали веревку. Он привез урюм и бидончик архушки. Архушка – это слабенькая (градусов 10-15) водка, которую монголы гонят из молока. Это изрядная дрянь, мутная, и пахнет молоком. Мы попробовали, а потом потихоньку вылили.

 Но без спиртного мы не остались. В ближайшем сомоне на вырученные деньги купили несколько бутылок настоящей сорокаградусной архи, да еще за пачку патронов Аркаше вручили две шкурки тарбаганов не самой лучшей выделки.
 
 К обеду докатили до Тэрхин-Цаган-Нура, но заехали не как ранее, а с другой стороны озера. И почти сразу недалеко от берега наткнулись на раскоп могильника и на каменные бабы. Две бабы в рост человека, скорее всего очень древние, одна без головы. Мансуров не преминул немного позабавиться. В своей неизменной шерстяной вязаной шапочке, встав за безголовой скульптурой, он оживил ее на время, придав культовому идолу современный колорит. Поскольку мы уже остановились поглазеть на раскопе, то почему бы нам здесь же и не пообедать? А пока готовится обед, почему бы нам и не порыбачить? В прошлый приезд мы за короткий промежуток наловили и насолили почти флягу прекрасных щук. И пока я готовил обед, ребята стали бросать блесну. Удивительное дело – ни одной, даже самой завалящейся щучки мы в этот раз не поймали, видно не сезон, или место неправильное мы выбрали для ловли. Мы, конечно, немного расстроились, уж очень хотелось привезти Коваленко несколько соленых щучек. Он всегда нахваливал их, и они действительно этого стоили – местные щуки были мягки, вкусны и совершенно не пахли тиной (даже самые крупные экземпляры). Кроме того, щуку невозможно пересолить – даже если вы ее всю засыплете солью, она возьмет в себя только самое необходимое ее количество. Чтобы скрасить нашу неудачную рыбалку, мы достали бутылочку архи и приняли ее за обильным обедом. А после обеда и небольшого отдыха мы покинули это прекрасное, но не всегда добычливое озеро.
 
 Словно повторяя летний маршрут, пробились мы к Шаварын-Царану, пособирали на его лавовом поле нодули и по очень паршивой дороге поехали дальше. Научная программа нашего маршрута завершилась, и теперь мы добираемся на рыбалку на Чулуту-Гол. Дорога километров десять идет по базальтам и лавам через нагромождение камней и неровности застывших лав. Ползем, переваливаясь с камня на камень, со скоростью неторопливой черепахи, а потому только к вечеру добираемся до Чулуту-Гол, неподалеку от впадения в нее Самуин-Гол. До места хорошей рыбалки нам еще ехать и ехать, а потому решили мы здесь же у брода через Чулуту и заночевать. Тем более, что пошел дождь, не очень сильный, но нудный и холодный. И пока мы ставили палатку и тент, Мансуров ухитрился поймать одного не очень большого (килограмма на три) тайменя и очень приличного ленка. К ночи дождь полил как из ведра - мы так и заснули под его барабанную дробь по туго натянутому тенту.



10 -11 сентября

 Поутру зверский холод и иней на всех предметах и траве. Мы все вялые – все-таки сказывается нелегкий полевой сезон, и даже наш так называемый отдых проходит в основном в переездах. Поели, собрали лагерь (только и делаем, что ставим лагерь, а потом его снимаем) и покатили к месту основной рыбалки и добрались до места мы только к обеду. Все, остается у нас только полтора дня на рыбалку и на этом вообще вся монгольская программа заканчивается – впереди только Улан-Батор и поезд «Улан-Батор – Москва».

 Пока разворачивали лагерь, приехал уазик с советскими спецами – шесть человек и все с удочками, спиннингами и бичиками. А мы то катили сюда весь день в надежде, что будем мы здесь рыбачить одни - место-то достаточно глухое, даже для глухой Монголии. Уже до обеда ребята вытащили десятка полтора ленков. Ура, рыба здесь есть. Спецы вскорости убрались, но, как оказалось, недалеко. Они только поднялись немного по течению и заняли место на реке с ямой, где обычно стоят таймени. Ловим всю вторую половину дня и к вечеру насолили почти полную молочную флягу ленков и небольших тайменей. Ребята ловят на спиннинг, а я на обычную удочку и кузнечика, но и я вытащил дюжину приличных хариусов – они у нас пойдут на уху и на жаревку.
 
 Оказалось, что у Мансурова в этих местах есть знакомые среди местных. В прошлые годы он уже побывал здесь, а сейчас привез отснятые в прошлых экспедициях фотографии. Пока мы пробирались сюда, то заехали в юрту и передали фотографии. Но хозяина тогда не было дома, и вот теперь он посетил нас на лошади. Привез урюм, очень хороший несоленый мягкий сыр, твердый сыр и бидончик архушки. У нас же была бутылочка архи, в результате получилось настоящее застолье. Как и всякому монголу, нашему гостю все херехтэ (т.е. надо) – бензин херехтэ, сапоги херехтэ, веревка херехтэ. Завтра, завтра, завтра (маргааш по-монгольски) говорим. «А что у тебя есть?» - «Шкурки тарбагана, барсук». В общем, приходи завтра в обед, приноси все, тогда и поговорим.

 В самом конце застолья Аркаша достал ракетницу и каждый из нас пустил по ракете. Не прошло и десяти минут, как к нам подвалили еще три молодых монгола с двумя детьми – пришли на фейерверк. Гостей надо угощать, и мы поставили чайник на огонь, нарезали хлеба и достали варенье. Пацанам дали хлеба с вареньем и сладкий чай. Старший из них понюхал варенье и есть не стал, отдал бутерброд взрослым. Мы посмеялись и вернули ему бутерброд, он его опять обратно. И так повторилось несколько раз. Наконец он отважился попробовать, и уже заставлять его не надо было – впился зубами в бутерброд и мигом его проглотил. Младшему, кроме бутерброда, досталась еще и гильза от ракеты – мы специально для ребятишек запустили еще одну. А потом еще зажгли фальшфейер, факел горел ярко, разбрызгивал искры огня, но недолго и действо это всем понравилось. На том и разошлись – монголы в юрту, мы с Аркашей в палатку, а Эдик с Мансуровым пошли «купать мыша», то есть ловить рыбу на искусственного мыша. А утром мы узнали, что рыбаки наши выловили ночью еще 15 ленков, которые были гораздо крупнее выловленных днем. Вот так прошел у нас еще один день, один из последних наших полевых дней.

 С утра задул сильнейший холодный ветер, рыбалка в такую погоду потеряла всякий смысл и мы остались в палатке. До непогоды мы успели приготовить завтрак, а вот завтракаем уже в палатке. Палатку качает из стороны в сторону, того и гляди унесет в ущелье. Но у нас вбиты хорошие крючья, полога изнутри привалены булыжниками, и потому мы, застегнувшись на все застежки, спокойно пережидаем круговерть. Сильнейший ветер дополняется градом, и часов до трех дня мы так и не вылезаем из палатки – вот тебе и последний день рыбалки.
 
 К трем часам непогода немного улеглась, и сразу же подъехал вчерашний монгол. Привез он несколько шкурок тарбагана очень плохой выделки, облезшую шкурку лисы, очень маленькую шкурку лисенка, из которой ничего путного не сделаешь и два сарлычьих хвоста – черный и белый. Поторговались, в основном, конечно, торговался Аркаша, как знаток языка и обычаев. За канистру бензина и сапоги все привезенное хозяйство осталось у нас, вернули обратно только шкуру лисы – уж больно плохая. Все шкурки практически не выделанные и возни с ними будет еще очень много, а их еще и через границу надо переправить. Я участвовать в разделе наторгованного не стал, не мое это имущество. Вот только на память взял белый хвост сарлыка, да и то при ближайшем рассмотрении оказалось, что у хвоста нет самого кончика.

 К вечеру ветер почти стих. Я выловил на еду еще восемь хариусов, а Эдик вытащил тайменя килограмм на двенадцать и был такой удачей страшно доволен. Он давно мечтал привезти домой целого тайменя. Я был неподалеку, когда он начал его вытаскивать и свистнул мне «на помощь». Но, пока я добежал, он его успел уже вытащить. Только я отошел – он еще одного тащит, но этот уже поменьше, килограмма на четыре. А потом еще несколько ленков вытащил один за другим. В общем, несмотря на плохую погоду, сегодня день Эдика. А Мансуров решил в плохую погоду лучше поспать, а ловить ночью. Когда же он проснулся, то очень расстроился, что проспал такую рыбалку. Надо знать Мансурова, его заводной характер, тогда станет понятно, как же ему обидно стало, что его перещеголяли. Теперь он не успокоится, пока не вытащит большого тайменя. Вот так и закончился наш последний «рабочий» день, он же и день отдыха. Этим же вечером поделил я мумие. На мою долю пришлось килограмма четыре «полуфабриката», а после обработки останется около килограмма чистой смолы. А если еще учесть, что я кое-что набрал во время самой экспедиции, то этим ценным лекарством мы будем обеспечены надолго.
 
 
12 -13 сентября

 Мансуров так своего тайменя и не выловил, пробросал полночи спиннинг, а поймал только два ленка. Как выяснилось впоследствии, это был последний наш улов. Поутру наступила чудесная осенняя погода – поначалу небольшой заморозок, потом безветренное и безоблачное небо голубое небо. Только бы и ловить сейчас рыбу, но нас уже ждут на базе. У меня так вообще билет на поезд на послезавтра, а нам еще добираться до Улан-Батора больше суток. Но так не хочется уезжать. Мы тянем время, варим, не спеша, на завтрак уху и жарим пойманных мною накануне хариусов. У нас еще осталась бутылочка архи и не принять его за ухой непростительная глупость. Мы плотно завтракаем не торопясь, также не спеша, снимаем палатку, грузим засоленный улов, личные вещи и прощаемся с суровым, но гостеприимным местом. Мы прощаемся с прекрасной голубой и щедрой рекой. Прощаемся не совсем обычным способом – мы зажигаем дымовую шашку и пускаем ее вниз по течению Чулуту. Оранжевый шлейф дыма тянется над водой, колышется на ветерке, как победный флаг нашей экспедиции. Да экспедиция завершается, завершается без особых эксцессов и проколов, завершается перевыполненной научной программой (если считать незапланированную вылазку на Бага-Хэнтей), завершается удачной рыбалкой, удачной охотой и удачной находкой мумие. Прощай наша последняя стоянка, может быть, мы к тебе еще вернемся.

 Возвращаемся в Улан-Батор по горной дороге, раз за разом ныряем в долину, потом натужно взбираемся на очередной перевал, и все повторяется неоднократно. Самый высокий из перевалов где-то в районе Бадцингела. С высоты 2300 метров открывается прекрасный вид на господствующие вершины и предстоящую дорогу. На всем пути замерзшие ручейки и лужи, ветер пронизывает до костей, но мы едем все южнее и южнее, и постепенно теплеет. В Эрдэн-Мандале закупаем курево и архи и сталкиваемся, нос к носу, с нашими гидрогеологами – они едут на Чулуту, и мы информируем их о предстоящей дороге. Ночуем на безымянном ручье и пробуем немного порыбачить, но ни одной поклевки. Мы не расстраиваемся, а отмечаем последний перед Улан-Батором, свободный от начальства день бутылочкой архи и остатками жареного накануне хариуса.
 
 День приезда на базу ничем особым не запомнился – мы уже завершили сезон номинально, а теперь завершаем формально, последним переездом. В сомоне Дашкенчеленг на нашей военной базе покупаем хлеб и заправляемся. В дэлгуре на последние тугрики покупаем архи. Километрах в 180 от Улан-Батора обедаем, и в девять часов вечера прибываем на базу. Здесь же и ночуем на полу в спальниках.



14 -17 сентября

 У меня билет на сегодняшний (14 сентября) поезд, но я, естественно, на него не успеваю. Местное начальство очень недовольно, но билет аннулирует, и берет другой – на 17 сентября. Теперь у меня есть три с половиной дня, чтобы немного осмотреться в монгольской столице. Это я так думаю, а в действительности все время уходит на всякие описания, оформления, и упаковки. Описываем мы, конечно, взятые в последней вылазке образцы, обрабатываем их, заворачиваем, упаковываем в ящики – в общем, все по полной программе и занимает это почти целый день. Потом мы сдаем снаряжение и здесь укладываемся в полдня, поскольку почти все это снаряжение Аркашино, из Иркутска и в Иркутск же и поедет своим ходом. Потом надо еще получить из камеры хранения на базе свой багаж и переправить его в гостиницу. А поселили нас (меня, Эдика и Мансурова) в центральной и самой представительной гостинице Улан-Батора – в Баянголе. Отсюда близко до всех центральных хунсних дэлгуров (буквальный перевод этого словосочетания – магазин для людей), до центральной шуудан и до центральных номын дэлгуров. Еще день уходит на все эти места – ведь надо же потратить полученные тугрики.

 А получил я 900 чеков (вернее получу в Москве) и еще в институте, кроме зарплаты, получу по 96 рублей в месяц, а здесь только ту часть зарплаты, которую я обязан получить в тугриках и истратить же в Монголии. После всех вычетов за питание и за все предыдущие авансы, получилось не так уж много тугриков. Их как раз хватило на проводы Аркаши с Мансуровых в Иркутск и на день шопинга. Пустой получился день, на отмеренные мне гроши купил немного экзотических сувениров, да по малгаю в виде меховой шапки супруге и Володе Малову. А потом еще продуктов на дальнюю обратную дорогу, и осталось у меня на все про все всего шесть тугриков.

 Наступил день отъезда, суматошный по сути и пустой по содержанию. Поезд номер 5 «Улан-Батор – Москва», отправление в 13:50 по местному времени, вагон 2, место 10. и те же попутчики - Ирина и Вадим. Таможенные формальности в Наушках прошли очень быстро, и вот мы уже катим по родной земле. Почти пять суток дороги домой не принесли ничего примечательного - в Слюдянке только купил кедровые шишки, а в Иркутске значки с гербами городов (есть у меня такое хобби). Да, вот еще, как водится в дороге, напал на меня стих, и сочинил я последнее в этой экспедиции стихотворение. Как оказалось, на четыре года, до следующей экспедиции в Монголию, зачах без новых впечатлений мой талант стихоплета. Вот этот стих на ваш суд:

 Качается вагон, колеса тараторят,
 Проносит за окном опавшую листву,
 Там золотой сентябрь в дождях с зимою спорит,
 И я по сентябрю и осени плыву.

 Качается вагон, вагон воспоминаний,
 В нем пассажиры дни, минуты и часы,
 Их застилает дым несбывшихся желаний,
 Поступков, что пока еще не совершил.

 Качается вагон, в нем пассажиры дремлют,
 Смеются и грустят, страдают и поют,
 И мне они подчас ни капельки не внемлют,
 По лету и дождям и по цветам плывут.

 Зовут меня назад, где горы в поднебесье,
 Где снежники висят лавины сторожа,
 Туда, где до утра звенит гитары песня,
 И где тропа узка, как лезвие ножа.

 Где горные ручьи шумят не умолкая,
 Где голубых озер прозрачная вода,
 Где клекот журавлей в вечерней дымке тает,
 Туда, куда совсем не ходят поезда.

 Из темного купе в зеленую палатку -
 Пусть ветер озорной играя, полог рвет,
 И светлая печаль в полголоса, украдкой
 Под капель перебор о Родине поет.

 Качается вагон, кончается дорога,
 Примолкли пассажиры, ни слова о былом,
 Лишь в глубине души тревожатся немного,
 А вдруг мы в поле больше уже не удерем?