Француз

 Анри француз. В Москве он давно, но русский язык так и не поддался его настойчивому штурму, поэтому он бросил свои безуспешные попытки и ограничился парой стандартных фраз. У Анри типично французская внешность. Даже не дав ему открыть рта и произнести свое грассирующее "Катрррин", вы бы с легкостью опознали в нем иностранца. Но не американца и не немца, однозначно. Американцы и немцы всегда выглядят слишком умытыми и причесанными, по сравнению с нами, смертными. Да, они могут быть одеты в фирменные лохмотья батников и рвано-висящих джинсов, но они всегда до омерзения свежие и светятся каким-то импортным светом в серости Московских перекрестков. Анри не такой. У него длинные, всегда спутанные волосы, всегда немного засаленные, что придает ему немного мечтательный и расхлябанный вид. Он носит тускло-серый шарф, широкое полу-пальто с вечно полными всякой снедью карманами.
Весь он какой-то отрешенный. Иногда это смешит, иногда раздражает. Он уже не мальчик, на вид ему лет тридцать, но когда он улыбается в топазной дымке его глаз расцветают незабудки, и от этого настроение становится праздничным. Смеется он всегда с размахом, не отделываясь смущенным "хи-хи". Раскаты его баритона уходят к потолку и равномерно распределяются по всему периметру помещения. У Анри абсолютно отсутствует культ одежды. Главное, чтобы было удобно. Не только физически. Чтобы было удобно существовать в этой оболочке, мыслить, оценивать, придумывать новое и отрабатывать хорошо забытое старое. Я смотрю на него и завидую. Не тому, что ему выпало родиться под Парижем, а мне на Дальнем Востоке, в маленьком городишке. И не тому, что его вечно оттопыренные карманы полны смятых долларов, евро и рублей, а я вечно экономлю и собираю на очередную свою заморочку. Я завидую ему потому, что он так органичен в своей свободе. Потому что нам, таящим в себе генетическую память гнета застоя, не понять что помимо денег, работы. карьеры, собственного сока есть много вещей, которые тоже надо принимать во внимание. Мы закупориваем себя в черноту деловых костюмов, прирастаем руками к кейсу и мобильному телефону и живем Россией двадцать первого века. А надо жить миром...Надо покупать в хлебном свежие булки и кормить голубей...
Мы гуляли по Арбату, он выбирал сувениры, близилось Рождество и он хотел в очередной раз вызвать удивленное : «О-ла-ла!» у своих многочисленных родственников… Мы покупали красные футболки с надписью «СССР», матрешек, глупые и нелепые шапки-ушанки, которые стопудово шьют специально для иностранцев потому как настоящая ушанка не бывает беленькой и отороченной по краю страусиным пером… Кич! Арбат – это не улица, это насмешка. Мы радуемся – посмотрите какая у нас история – сколько всего мы пережили, вот серп – а вот молот – молотом нас били по башке а серп совали нам в задницу! А теперь, дорогие друзья, мы продаем их вам. Сначала мы ходили за серпом и молотом как стадо баранов – а теперь мы помещаем их на трусы, чтобы вы купались в них в своем Средиземном Море, жрали икру нашими расписными ложками и пили нашу водку. Продать вам душу? Да запросто! Главное бабла побольше отвалите!

Помню, еще не сглотнув послевкусие гламурной Москвы, я отправилась туда, на периферию, где, как оказалось, и существует настоящее, честное, без прикрас, новое для меня измерение жизни...Буквально какие-то триста километров от нее, блистающей в своей вызывающей красоте, фриковой независимости и наглой уверенности...И все совсем по-другому...Тверь, Вышний Волочек, Фирово...Месиво...Грязь, беднота, кричащая нищета одиноких покосившихся изб, где пятьдесят рублей - деньги, деньги, на которые люди живут, не существуют - живут!...Пятьдесят рублей, которые я, не глядя, трачу на очередную пачку вредного, но черт возьми такого необходимого мне никотина...Обоссанные, убогие вокзалы с жесткими, как сама жизнь там, креслами в мрачных совдеповских залах ожидания...Могла полететь самолетом, но так благодарна - кому? - за то, что ехала тяжело, без сна, неуютными электричками, глядя на толстых, насупленных теток в искусственных шубах, на мужчин, которые, казалось, срослись с неизменным окурком "Радопи"... Глядя на испитые, опухшие, беззубые улыбки бомжей - блаженных в своем скупом существовании, живущих от подачки, от окурка, от ста граммов паленой водки, которые возвращают осмысленность в заплывшие от коньюктевита глаза, я поняла - как мало я знаю, как мало я вижу, как замкнута я в своем удобном мире, как не хочу я допускать в него этих ощетинившихся, не добрых людей... Нищая Россия...Ты создаешь видимость в мегаполисах, видимость благополучия, видимость почти Европейского уровня жизни, а там - именно там твое настоящее лицо...Лицо усталое, то с волчьим оскалом, то с невинной улыбкой больного цыганского ребенка...Я поняла Тютчева, Пришвина, Толстого в их боли, истинной, правдивой боли за страну, за державу, которая соперничает, может соперничать с мировыми лидерами...Страна контрастов? Я бы сказала страна жутких, жестких контрастов, страна крайностей, противоположностей, страна гениев и безумцев...И так было, и так есть, и так будет...Доколе?...А ведь больно, господа, больно, товарищи - как часто мы меняем названия, а ведь просто граждане - просто жители этой несовершенной конструкции, просто люди...Просто люди...

А сейчас Анри смеется и покупает матрешек… И я смеюсь… А что мне остается?...