Жк-5

 






Утром Шамиль не испытывал никакой неловкости и досады. Когда влюбляешься, становишься немножко идиотом. Он вел себя, как будто ничего не случилось. Они даже вместе попил приготовленный Клавой кофе. Его не смущало легкое раздражение, впервые за время трехнедельных гастролей отчетливо присутствующее во взглядах и жестах понравившейся ему ирландки; oн наслаждался собственными светлыми и бескорыстными чувствами.

 В театре Клаудиа не смотрела в его сторону. Шамилю не удалось пересечся с ней взглядом даже во время продлившегося до часу ночи демонтажа спектакля.
Несмотря на усталость, на следующий день Дмитриевич проснулся в пять часов утра. Было уже светло. В десять отъезд автобуса в аэропорт. Он попытался заснуть опять, но потом решил, что последние часы в Лондоне можно провести более плодотворно. Когда еще удастся побывать в этом замечательном городе?
Спустившись вниз, он взял лежащую на ресепшн карту. Маршрут определился очень быстро.

 Ранним воскресным утром на улицах даже столичных мегаполисов немноголюдно. Утреннее солнце отражалось в окнах двухэтажных кирпичных домиков. Было тепло. Редкие автомобили останавливались, пропуская Шамиля, когда до «зебры» перехода ему еще нужно было сделать несколько шагов по тротуару. Пройдя мимо закрытой станции метро, он в очередной раз увидел возвышающийся над невысокими лондонскими строениями Дом-Ковчег. Расширяющиеся по направлению от ватерлинии к палубе стены из стекла и бетона переливались красно-коричневыми отблесками. Многочисленные антенны и трубы на крыше напоминали не творение библейского плотника, а скорее надстройки атомного авианосца.

На Talgarth Road у калитки ведущей в чьи-то частные владения лежала собака. Вид ее - черная с проседью нечесаная шерсть и отсутствие ошейника контрастировал с аккуратно подстриженным газоном и ухоженными розовыми кустиками за забором. Дворняга приветливо замахала хвостом. « Не может быть, чтобы она была бездомной», - подумал Шамиль, - «Может взять ее с собой?» Последнее предположение было, конечно же, несерьезным. Никто бы не пустил барбоса в самолет. Он погладил добродушное животное и пошел дальше.

Когда Дмитриевич шел по мосту через Темзу, вдалеке за деревьями на правом берегу он видел трубы Battersea power station, напомнившие ему о творчестве Роджера Уотерса со товарищами. Тут у него заурчало в животе, и остро захотелось выпить кофе с круассаном. Как назло в этом районе не попадалось даже закрытых кафешек. Только через час на бензоколонке Clapham High Street всего лишь за два фунта он выпил большую кружку каппучино и съел два хрустящих рогалика с шоколадным кремом. Три недели назад за такую же сумму в рублевом эквиваленте в аэропорту Шереметьево ему налили чашку растворимого «Neskafe».
Купив на той же бензоколонке букетик хризантем, через полчаса Шамиль, насвистывая что-то из репертуара «The Beatles», сидел на перилах, ограждавших палисадник напротив двухэтажного дома по Kanwyn Road 12.

Было восемь утра. Через пятнадцать минут Клаудиа промелькнула в окне. Еще через пять минут она заметила сидящего на противоположной стороне улицы молодого человека. Он помахал ей рукой.
- Come in, - пригласила она.
 По ее лицу можно было легко догадаться, что за последние тридцать часов отношение Клавы к навязчивому молодому человеку не претерпело глобальных изменений. Цветы не особо исправили неловкость ситуации.
- Thanks, - было произнесено без улыбки, так же как и, - Coffee?
- Es. You also?
В полном молчании они выпили по чашечке душистого «Lavazzo». Шамиль поблагодарил и откланялся. Он знал, что им еще предстоит встреча в аэропорту.

Улетали они из «Гаттвика». Вокруг Клаудии как всегда толпились поклонники. Она улыбалась и хохотала вместе с ними. Многие курили и стряхивали пепел на белый пластиковый пол. Шамиль пошел на посадку последним. Перед этим он поцеловал Вики и, протянув стоявшей рядом с ней Клаве полиэтиленовый пакет, сказал:
It’s a little present for you. But look inside please, when we`ll be in the air.
Thanks. Have a nice fly, - стараясь не смотреть ему в глаза поблагодарила ирландка.

Она не стала дожидаться, пока взлетит самолет. Вдруг этот неадекватный русский напоследок решил выкинуть какой-нибудь номер? В пакете была плюшевая игрушка – непонятное рогатое существо алого цвета с поросячьим хвостиком, держащее в руке сердце с надписью «I LOVE YOU». За сердцем у этого свиночерта торчала открытка с орангутаном в цилиндре цвета британского флага на фоне Piccadilly Circus и надписью: «In London thinking about Уou». На обороте корявым почерком было выведено: Pleas forgive my intrusive behaviour. Mad Red Russian
Клаудиа улыбнулась и простила сумасшедшего красного русского Шамиля Дмитриевича.

Самолет взлетел точно по расписанию.

 ****

Как-то, зайдя в кожно-венерологический диспансер на Лахтинской по пустяковому делу, Шамиль увидел это существо.

Все стены в КВД были окрашены в цвет увядшего, как эпидермис большинства его завсегдатаев, салата. На дерматиновых банкетках перед кабинетом дерматолога сидело трое посетителей. Старушка в шерстяном платочке и пышногрудая женщина с прыщавым подростком. «Старушка процентщица и мама с сыном в поисках заменителя, не помогающего в борьбе со зримо проступающими пубертатными признаками «Клерасила», - охарактеризовал присутствующих Дмитриевич.

 Колер оштукатуренных стен, прошлогодние события, да и просто, стоящая на дворе унылая пора очей очарований вызвали в памяти мелодию «Опавшие листья». Вспомнилась могила Ив Монтана и Симоны Синьоре на Пер Ла Шез. История взаимоотношений этих двух кумиров не так давно ушедшей эпохи, в сознании Шамиля являлась неотъемлемой составляющей ауры города описанного Миллером, Хемингуэем и Гюго. Так же как и картины Альбера Марке.

 Существо ковыляло, попискивая и переваливаясь с бока на бок от дебелой мамаши в сторону сердобольной бабули, уже шелестевшей в полиэтиленовом пакете «HUGO BOSS» в поисках чего-нибудь съестного. Шамиль, уставший от одиночества, давно задумывался о приобретении четвероногого друга. Двуногий друг – Чиковани был давно и счастливо женат. Их встречи утратили частоту, что лишь укрепило чувство, не требующее ежедневных ритуальных жестов взаимоуважения. Дружба в отличие от любви не подразумевает регулярного изъявления комплиментов и может гармонично существовать без визуально-слухового обмена информацией очень долго. Может быть даже всю жизнь.

«Жмил – он мне мил». Эта фраза бывшей шамилевской тещи, адресованная одному карапузу, в свое время пришлась ее зятю по вкусу и запомнилась. Маленький черный щенок с крысиным хвостиком и белой грудкой как нельзя лучше подходил под это определение. «Это судьба»,- подумал Дмитриевич и вслух произнес, - «Вы мою собаку особо не перекармливайте». «Так это ваш?», - молвила бабулька, - «А я уж думала ничей. Ну, вот и ладно!»

«Ну, вот и ладно!» - молвил дерматолог Ромуальд Ухливанович Шванцштайгер, почему-то еще   не эмигрировавший, мордвин по паспорту и еврей по матери, – «Анализы у вас в порядке. Можете жить полноценной половой жизнью. Но, пожалуйста, не беспорядочной! Хе, хе. А эта корочка на животе – обыкновенный герпес лабиалис. Простуда по-нашему. Мажьте зеленкой».

 Бабуля и мамаша с юношей сидели на тех же местах. Щенок, наклонив голову, смотрел на своего нового хозяина. Шамиль, не останавливаясь, подхватил шерстяной комочек и быстрым шагом покинул окрашенное в цвет увядших листьев заведение.

Дома Жмил, напившись молока и съев сосиску, сделал жидкую кучу. Шамиль слегка пожурил его и пошел за тряпкой.

 Родители, с которыми он опять жил в коммуналке на Блохина, встретили четвероногого друга без энтузиазма. Долгое время они были уверены, что непутевый сын отнесет его обратно, откуда взял. Поэтому Дмитриевичу приходилось брать его с собой в театр. В троллейбусе он держал щенка на руках, но к февралю пес существенно подрос, и особо злобные кондуктора требовали брать билет и на собаку.

 В театре, несмотря на то, что хозяин иногда не успевал «вывести друга на газон», от чего в рабочей комнате монтировщиков появлялись лужи, отношение большинства коллег
было терпимым. Тем более, что «казусы» случались крайне редко и не по вине животного, которое быстро научилось писком сигнализировать о своих нуждах.

 ***
Отец Шамиля, выйдя на пенсию, затеял строительство второй дачи. Половина летнего дома и участка в шесть соток в Ольгино, после возведения в непосредственной близи очистных сооружений, утратили былую привлекательность. Новая фазенда была в Грузино. Пенсионер Эдуард Дмитриевич, благодаря здоровому образу жизни, в свои шестьдесят был полон энергии. Строительство он осуществлял практически в одиночку. Сын помогал тогда, когда технологически одному было просто не справиться. Летом девяносто восьмого года дом из бруса был подведен под крышу. Шамиль занимался по выходным кладкой камина.
 
Это был всего лишь третий выезд девятимесячного Жмила в эти места. Повзрослев, он удивительным образом стал походить на лондонскую собаку с Talgarth Road. Только седины не было. После зимне-весеннего заточения в каменных джунглях пес, впервые очутившийся на природе, офигевал от счастья. В лесу он как угорелый нарезал круги, рискуя напороться на торчащие в изобилии коряги и пеньки. Когда по дороге встречался какой-нибудь пруд или канава, собчак с разгону бултыхался в воду, выплескивая на берег вместе с брызгами обескураженных его бесцеремонностью лягушек.

В то воскресенье отец поехал в город сразу после обеда. Жмил, виляя хвостом, побежал провожать все еще равнодушного к нему пенсионера. Шамиль, месивший глиняный раствор, спохватился минут через пятнадцать. Собака, обычна не выпускавшая хозяина из поля зрения, исчезла. Несколько раз, пройдя разными маршрутами до станции и обратно, характерным свистом Дмитриевич звал четвероногого друга в надежде, что вот сейчас он выскочит из за поворота. Безуспешно. Прождав до десяти вечера, Шамиль стал собираться. Завтра нужно было быть на работе. Существовала последняя надежда, что отец по какой-то причине забрал Жмила с собой. Мобильный телефон в девяносто восьмом могли себе позволить далеко не все, поэтому последнюю версию можно было проверить, только приехав в город. Она, к сожалению, не подтвердилась.

Ночью снились кошмары – бомжи с корейской внешностью, поджаривающие Жмила на вертеле. Родители, не жаловавшие шамилевского питомца, тоже погрустнели.
Отпросившись пораньше с работы, Шамиль помчался в Грузино. Оставленная вчера на крыльце миска с собачьей едой была не тронута. Дмитриевич расклеил по дороге к станции десять объявлений о пропаже: «Потерялся девятимесячный кобель. Черный с белой грудью метис. Добродушный. Похож на ризеншнауцера. 40 см в холке. Нашедшему - вознаграждение. Тел.: 233-18-81» и поехал в город.

В голову лезли нехорошие мысли. Хотя, кто-то мог и приютить приветливого пса. Все-таки, милосердных людей больше, чем живодеров.
 На следующий день отец с матерью встали в шесть утра с тем, чтобы на восьмичасовой электричке ехать на дачу. Сыну в театр нужно было к девяти. Будильник был заведен на семь. Сквозь сон он слышал, как родители собирались, и как хлопнула входная дверь. Через пару минут из коридора послышался какой-то шум. «Наверное, забыли что-то и вернулись», - подумал Шамиль. Не успел он это подумать, как дверь распахнулась, и в комнату влетело косматое, зловонное облако, вращающее свалявшимся в колтуны хвостом с частотой вентилятора. Мгновенно отбросив одеяло, хозяин облапил любимое животное, не смотря на источаемый им запах выгребной ямы. Он прижимал к себе описавшегося от радости, вонючего Жмила, как не прижимал бывшую супругу на пике влюбленности, и тыкался в его холодный черный нос. Слезы радости текли ручьем. В том числе и у родителей.

Срезав ножницами колтуны, Шамиль водрузил пса в ванну и капитально вымыл его яичным шампунем. Огромная миска с макаронами по флотски, была вылизана в считанные секунды. Повиляв с постепенно замедляющейся амплитудой хвостом, Жмил путешественник свалился на свой коврик и заснул богатырским сном. Во сне он периодически то скулил, то рычал, то перебирал лапами. Что ему снилось, так же как и то, как девятимесячный щенок смог преодолеть пятьдесят километров до города и, самое главное, найти свой дом, навсегда осталось загадкой.

На следующий день Шамиль поставил в Князь Владимирском соборе самую большую свечку Николаю Чудотворцу.

 ****