Дальневосточная смелее в бой - 7

На станции в Ворошилове нас ждали папа и мама с автомобилем М-1, в который они усадили бабушку и меня. Дорога была ухабистая, но красноармеец-водитель лихо управлял машиной, мы подскакивали на сидениях. Ехали очень долго, за город, в военный городок. Приехали к одноэтажному кирпичному дому, стоящему среди пустыря. Вокруг были расположения военных частей, заборы из колючей проволоки, склады, стояли часовые. В этом доме и дали нам две комнаты и огромный вестибюль, в котором от входной двери вели вверх, в комнаты мраморные ступеньки. Рядом с домом были сараи, в которых хранились дрова, уголь.

 Я познакомился с мальчиками, жившими в этом же доме. Это были дети командиров, врачей госпиталя. Мы вместе бегали по пустырям, играли в «ловитки», прятались. Познакомились с красноармейцами, охраняющими склады. Попросили у них куски дранки и сделали себе сабли, играли в войну.

Бабуся готовила обед, а я каждый день ходил в магазин, покупал там хлеб, сахар. Спрашивал продавщицу, что можно еще купить, потом бежал в госпиталь, где работал папа, брал у него деньги и снова в магазин покупать продукты. В поселке около госпиталя жили только военные. Было много детей, и мы каждый день вместе играли на пустырях. Мимо маршировали отряды красноармейцев с винтовками, которые пели «Краснознаменная – даешь нас в бой, даешь нас в бой! Дальневосточная - смелее в бой, смелее в бой!». Эти песни звучали целый день, я их быстро запомнил.
 
По вечерам бабуся рассказывала мне сказки, но я больше любил разные истории из жизни и просил ее рассказать о том – «что было раньше?». Она часто говорила, что я еще слишком мал чтобы слушать об этом, но понемногу рассказывала. Родился я в те годы, когда в России был голод, и даже на Кубани! Есть было совсем нечего. У мамы пропало молоко. Постоянно от голода болел живот, я стал худой – худой. Не знали – что же делать, чем меня кормить? Но бабушка нашла где-то несколько картофелин, варила их по одной, заворачивала в тряпочку и давала мне сосать вместо молока. Так я и выжил.
Масса людей умирала от голода в Кубанских станицах. Все забрала продразверстка. Отняли пшеницу, скот – все… Оставили кубанцев на произвол судьбы - умирать от голода. Потом, через много лет, я работал в Новороссийске. Жители – старожилы Новороссийска рассказывали мне, что элеватор для погрузки зерна на пароходы в тот период работал в порту днем и ночью, транспортеры гудели беспрерывно, загружая пшеницу в корабли на экспорт, а под элеватором люди умирали с голода, лежали трупы умерших от голода. И висели плакаты: «Все для народа!» В магазинах ТОРГСИН (Торговля с иностранцами) можно было за золотое кольцо, украшение купить булку хлеба. У кого было – отдавали последнее за кусок хлеба. Но все уже обнищали, ничего не было для обмена на хлеб. На этом рассказ бабуси закончился. «В другой раз!» - сказала она, а у самой слезы были на глазах.

Еще в Краснодаре я увидел у бабушки огромную старую книгу – Библию. Я попросил книгу, и она давала ее мне смотреть картинки. Там было очень много (более 200) красивых гравюр знаменитого художника Густава Дорэ и подписи к ним. Интересно было узнать – что нарисовано, и я спрашивал бабусю значение букв, очень рано начал читать. С большим интересом рассматривал гравюры, иллюстрирующие древние сказания, читал интересные тексты. Теперь оказалось, что бабуся взяла книгу с собой. За зиму просмотрел всю книгу.
Непонятное - объясняла бабушка. Она внушила мне, чтобы я никогда не говорил никому, что видел, читал Библию, никому ничего не рассказывал о своей семье. Ее советы я запомнил хорошо. Сейчас впервые нарушаю их.
Но сейчас времена изменились – не преследуют за взгляды, за мнение, а только за преступления, как и должно быть в цивилизованном мире.
 
У папы был велосипед. Однажды он взял меня с собой (на раму велосипеда), и мы поехали на Уссури. Река была широкая, берега голые, ни кустиков, ни деревьев. Сделали из ветки удочку, пытались ловить рыбу, не поймали. Было не интересно. А мне так хотелось на рыбалку!
Тем временем дядя Гриша, переехал на Дальний Восток, поселился в поселке Седанка. Все время был в командировках. Мы ездили к нему на Седанку. У него был дом, большущий двор, две овчарки. Нас угощали, ели торт, угостили овчарок остатками еды.
Он рассказывал смешную историю, когда во Владивосток случайно пришел вагон, груженный ящиками с барабанными палочками – такого количества было бы много на всю Сибирь, и все смеялись.

Как-то Рита, дочь дяди Гриши, приехала к нам, в Ворошилов. Мне тогда отец подарил красивый деревянный крейсер. Я развлекался тем, что толкал его от одного края огромной лужи возле нашего дом к другому краю, и обратно. Мои товарищи мальчишки участвовали в этой затее.
Рита попросила у меня разрешения самой толкнуть этот крейсер. Она его толкнула чуть-чуть, и он остановился посреди лужи. Потом она смеялась, когда я с мальчишками бросал камни, чтобы вернуть волнами пароходик обратно и у нас это не получалось. Мы подумали, что это она сделала нарочно.
Как-то папа повез меня на море, на Тихий океан. Волн не было, он взял меня на байдарку, но она перевернулась близко возле берега. Мне удалось сразу выбраться на берег.

Зимой я заболел корью. Была высокая температура. Потом осложнения - еще воспаление легких, и заболели уши. Пришлось долго сидеть дома, было скучно. Через окно я смотрел, как вокруг дома бегали, играли ребята. Тогда папа принес мне много использованных рентгеновских пленок, из которых я вырезал пароходы, танки. Папа где-то взял несколько цыплят, принес домой, и они жили у нас прямо в комнате. Было интересно наблюдать, как они клевали сначала кусочки яйца, а потом хлеб, зернышки. Мне подарили большой деревянный паровоз с вагонами. Сажал туда цыплят и катал их, а они все разбегались кто куда. Когда кончились морозы, и наступила весна, их переселили в сарай, а днем они бегали вокруг дома в траве.
Наконец я поправился и пошел в детский сад, а бабушка уехала в Краснодар.
 Детский сад был в интересном круглом доме, из досок, как огромная деревянная бочка, стянутая железными обручами. Называли этот дом «фанза», по-китайски. Вокруг было много таких фанз. В нем было очень тепло. Мы пели песни, играли. Потом нас повезли в Ворошилов, в клуб, и там мы выступали, устроили концерт. Я пел песню «То не тучи – грозовые облака…» в клубе. Когда пианист начал мне аккомпанировать, я его не понял и сказал: «Вы не так играете!» Было много зрителей – военные. Все очень смеялись на мою реплику.. Это было мое первое, но не последнее выступление на той сцене как «артиста».

Мне долго обещали купить велосипед, но их не было в магазине. И я все опасался, что купят трехколесный. А мне нужен был двухколесный. И я рисовал картинку, на которой обозначал кружочками колеса, и говорил: «Купите мне велосипед, у которого тут колесо и тут колесо». Я еще не умел считать. И добавлял – «а тут колесо, тут колесо и тут колесо – не покупайте!» Взрослые улыбались и просили объяснять еще раз – какой же велосипед мне нужен?! Это повторялось много раз, а мне казалось, что они не поняли и как бы не купили все-таки трехколесный!
Потом велосипед, наконец, купили. Я на нем гонял вокруг дома. Вначале вся моя компания была покрыта ссадинами, так как мы часто падали. Когда уставал – то ездили мои товарищи, и целый день продолжались гонки на этом велосипеде.
Как-то пришел папа и сказал, что командование госпиталя решает, как еще надо меня лечить, чтобы после болезни окончательно поправился. Они решили дать папе для меня путевку в детский санаторий в Крыму.