Глюч к пониманию

Вечер принёс досаду и козлиный запах. Но источник запаха подойти не решался и маячил на горизонте. Между тем, Гера постепенно осознал себя сидящим в летнем кафе в компании Ганджея. Последний был человеком, с которым можно было обсудить любую тему — от «Слова о полу-ку-ку Игореве» до коней в яблоках, гусей в яблоках и Вильгельма Теля с его сыном-мутантом, имевшим адамово яблоко на голове.

 

 В тот момент Ганджей цитировал собственный трактат «300 способов заняться сексом в викторианской позе».

 — …Мужчина обладает партнёршей сверху, при этом выписывая левым семенником восьмёрки и девятки, а правым одобрительно похлопывая партнёршу по плечу…

 

 Козёл не преминул появиться и испытать муки творчества от пинка Геры. От дальнейшей гериной помощи козёл ловко уклонился, при этом мелким почерком начертав на столешнице буквально следующее:

 

 «Глубокая мысль о литературе, вызванная падением мухи в кружку пива».

 

 Вот некоторые любят читать между строк. Но если между строк что-либо и написано, то опять-таки в строчку. Если в одну, то на этом всё и заканчивается, если же нет, то между этими строчками тоже можно читать до бесконечности, пока читатель, наконец, не наткнётся на столбец иероглифов. Кое кто плюёт с досады и начинает читать сами строки, а то, что между ними начинает подчёркнуто игнорировать и лишь самые упорные садятся за изучение древнеегипетского и японского.«

 

 — А что в этом тексте между строк? — спросил Гера.

 — Ни между строк, ни в самих словах нет ничего кроме букв.

 — Тогда зачем этот текст?

 — Вы настаиваете на развёрнутом обьяснении? — Оскалился козёл, — Извольте! Иногда не хочется читать написанное между строк, потому что видишь, как положительный эффект от глубокого анализа текста сторицей перекрывается негативным эффектом от смысла поверхностного, а потому всем доступного. Ведь то, что написано между строк — это вторая гармоника. Она звучит всегда слабее, чем основной тон. И если твой, конкретно, организм не резонирует с ней, то она так и остается полузадушенной и малозначащей… — далее рогатый, ссылаясь на Умберто Эко, говорил о значимости внетекстовых факторов при оценке литературных произведений. Рогатый говорил, что любой текст для читателя это приглашение к сотворчеству, приглашение достроить мир, намеченный автором на основе личного опыта и фантазии. Вспоминал Борхеса, утверждавшего, что «Дон Кихот» воспринимался бы читателем совсем иначе, будь его автором не Сервантес, а Шекспир. …

 — Не знал что козлы не только травоядные, но и травокурящие… — вставил Ганджей.

 — А если бы автором «Глубокой мысли» был не я, а Борхес, возникли бы у Вас сомнения в художественной ценности этого текста? — вопросил Геру рогатый вития.

 — Да, хотелось бы знать, возникли бы? — поддержал его Борхес (почему-то Эрих Мария).

 — И это Вы будете объяснять всем и каждому? — парировал Гера, прекрасно зная, что лучшая защита это нападение.

 — Нет, только Вам. Остальным я уже объяснил. — сказал козёл с видом пассионария. Окружающие закивали, мол, да, мы в курсе.

 — Позвольте, я проиллюстрирую эту мысль! — вмешался Борхес, — Недавно я посмотрел половину фильма «Матрица», но сюжет знаю практически полностью!

 — А первую или вторую половину?

 — Как бы это сказать? Левую половину, — правая половина экрана была скрыта от меня причёской сидевшей впереди дамы.

 — Вы оба неубедительны и противоречите как себе, так и друг другу.

 

 Козёл, Ганджей и Борхес удивлённо переглянулись — оба? Ну, конечно — если каждый противоречит каждому, то конечно оба. По точке зрения на душу населения.

 И тут козёл нашёл иной способ отстоять свою правду, — окатил Геру струёй жидкого кала, после чего ретировался, сочтя дальнейший спор бессмысленным.

 Подошедший прищелец взял Геру за шиворот и ткнул носом в стол.

 — …, — сказал прищелец, — пошли вон, укурки, ещё блевать здесь будут!

 Ганджей тоже поднялся, прихватил со стола салфетку с творением козла и удивлённо констатировал, что у рогатого совершенно герин почерк.