Великий пост

Предисловие

Вера, Надежда, Любовь... Они всегда были и остаются опорой и смыслом жизни.
Но только обретя веру и опыт, на склоне лет, начинаешь чувствовать всю силу и глубину любви, которая может поднять на недоступную в молодости вершину счастья или сбросить в пропасть необузданных страстей и сжечь до основания всё, чем мы считали себя и чем гордились...
В молодости мы создаём из ребра своего Пенелопу, в старости бес вселяется туда, где было ребро... И тогда часто становится опасно... Особенно, когда перед тобой святоша, а не святая, не женщина, а её оболочка. И если к тому же кредо этой особи: От любви до ненависти – один шаг.
Тогда прекрасное женское начало, воспетое великим Леонардо да Винчи, теряет всякий смысл. Женственность и мудрость, как основа этого начала, всегда достойны восхищения и преклонения, но стервозность...убивает даже симпатию... И всё-же...
Великий Пост – как испытание страсти и совести, инстинктов и морали, любви и верности... Грех и Вера – как две чаши весов собственного Правосудия.
И да простит Всевышний грехи наши тяжкие, большие и малые,явные и неявные, в словах,делах и мыслях наших!
И да будет негасимой любовь наша к ближним нашим – жёнам, детям и внукам – ко всем, кто любит нас и уважает.
И да будет вечной любовь – как главный стимул и смысл жизни человека, восставшего на подвиги во имя Её!
И поможет нам Бог в вечной борьбе страсти, чести, долга и веры!
И вразумит Он нас во-время и исцелит от соблазнов как победу над собой!
И ныне, и присно, и во веки веков!

Veux garder le secret - sors pour la rue et raconte en tout.
(Хочешь сохранить тайну - выйди на улицу и расскажи о ней всем.)
Французская пословица


ГЛАВА 1

Самолёт Бритиш Аэрвейс рейс Нью-Йорк – Лондон - Москва приземлился в Домодедово абсолютно точно в 17:30. Как всегда после очень мягкой посадки последовала дикая тряска Боинга по русской полосе. Ну вот, и остановились, слава Богу. В глазах и ушах профессора - прекрасный Голливуд с «Шелл Ви Данс», который он умудрился посмотреть за длинную ночь три раза. Ричард Гир - просто прелесть. Наверно, все нормальные женщины мира влюблены в него по уши. Это и понятно.
В течение всех одиннадцати часов перелета из Нью-Йорка он, практически, не спал. Эротичный фильм, пять бутылок отличного французского вина, интересный сосед из Оклахомы - спать просто не хотелось. И еще одно, он подозревал, что не давало спать в эту длинную ночь и еще более длинное утро. Он боялся себе в этом признаться еще там. Наверно потому, что он очень любил жену, дочь и обоих внуков: старшего, пятилетнего вождя краснокожих, и маленького, три недели тому назад появившегося на свет Божий. Он счастлив был от того, что любил их, был любим ими и был нужен им. И этот просторный дом был доверху наполнен любовью,теплом и заботой. Поэтому он с удовольствием сменил дату вылета и остался еще на неделю. Он благодарил судьбу за эту неделю и за те шесть недель, которые он провел с дорогими людьми, в нелегкий, но прекрасный момент жизни.
И тем не менее... Когда сообщили Светлане новую дату и время прибытия в Москву, она сказала:
- Очень хорошо. Мы ждем.
Эти слова были последней каплей эйфории, переполнявшей его и без того полный стакан. Его в Москве ждали! Это было пока не главным в его нынешнем состоянии, но очень пикантным моментом.
Перед отъездом в день Рождества, седьмого января, Александра, самый близкий друг семьи, попросила его супругу о возможности пожить у них в квартире в их отсутствие ее хорошей и надежной подруге из Мичуринска, которая собиралась покупать в Москве комнату. Было сказано, что она никого не будет приводить и будет поливать фиалочки на окнах. Дизайнер по ландшафту, опытный специалист по благоустройству приусадебных участков, кандидат наук,слегка за тридцать,одинока и опытна. По умолчанию предполагалось - столь же верующая, как и сама Александра. Когда ему сообщили об этом, он пожал плечами и произнес что-то о своём безразличии к этому. Предполагалось, в принципе, что после его приезда в феврале она из квартиры уйдет. Это его устраивало. Он привык жить один и уже планировал свой холостяцкий быт. Кроме того, его ждала интересная работа в новом качестве и на новом месте.
В течении всего января и после долгожданных родов напряжение в доме при всем том же дружном внутреннем климате все же нарастало. Сначала все ждали со дня на день роды, хотя состояние дочери было вполне приличное и она продолжала до самого последнего дня прекрасно водить свою мощную и комфортную Хонду, добывая из супермаркетов продукты, развозя старшего в школу, на гимнастику и на танцы. Погода была очень неровной и в день, предполагаемый врачами для родов, выпало полметра снега и выехать из дома куда-либо было практически невозможно. Для волнений действительно были серьезные основания и 19 января, в день ,к которому все готовились, дочь с мужем засели за карты с поисками хоть какой-нибудь дороги, чтобы выбраться на хайвей. Он поехал даже сам в разведку на своей более мощной Тойоте, но застрял на одной петле разъезда и с трудом вернулся домой. Его друг предложил свой джип, но через час сообщил что его BMW не тянет по толстому снегу и нужно искать что-то более надежное. Он успокаивал всех, как мог, что, в крайнем случае, можно вызвать полицейский вертолет или связаться с пожарной частью, где мощные грузовики ходили по любому снегу. Но пока все волновались, сроки,намеченные врачами,благополучно прошли,снег в очередной раз растаял и дороги стали доступны . И родила она только второго февраля,за день до своего дня рождения, совершенно великолепного мальчишку которого все сразу полюбили как Христа, старший стал даже обижаться, что его стали забывать.
Дальше все было прекрасно,но хлопот сразу прибавилось вдвое. Конечно, старики старались разгрузить дочку,тем более, что чувствовала она себя еще очень слабенькой. Они стали забирать маленького к себе в спальню по ночам и кормили и пеленали его с огромным удовольствием. Конечно, недосыпали и конечно забыли совсем про себя и их личная жизнь ушла в тень. В этом личном аспекте деду было сложнее. И это было тяжело не только морально,но и опасно физически. Обострение болезней было очевидным. И чтобы хоть как-то избежать осложнений он глотал пилюли колючей пальмы и какие-то витамины. Поэтому у него внизу временами все вскипало.
Ночью он освобождался от дикого напряжения, призывая всю свою фантазию. Где-то в подсознании в этих ночных бдениях появлялась та, которую он ещё не знал, но которая уже жила в их квартире. Хотя, и не совсем неизвестную. Раза два или три они виделись с ней в Уваровке на даче Александры. Один раз Саша пригласила поехать в Уваровку, когда её муж был на гастролях за рубежом. Они согласились, но если будут только одни. Она заверила их, что так и будет. Однако, когда в пятницу они ждали её у подъезда целый час и она, наконец, появилась, оказалось, что надо подождать ещё некую особу, с которой у неё были какие-то свои тёплые отношения. И они ещё час ждали эту особу. Он был зол – и на себя, и на всех женщин на свете. Он проклинал всё, и сказал себе - последний раз.
Он молча катил в эту проклятую Уваровку с одним желанием - сразу убежать в лес, упасть там под какой-нибудь куст и заснуть. Машина барахлила и даже где-то на перекрёстке дорог вообще заглохла. Женщины перепугались, а он даже был очень рад.
Однако Саша ещё раз продемонстрировала своё великолепное искусство общения и вечер у камина с хорошим вином и домашними заготовками под прекрасную классическую музыку после нескольких часов работы в огороде оказался, как всегда, очень тёплым и интересным.
Особа, к которой он не питал никаких положительных эмоций, внешне ничего собой не представляла, но потому, как она пила коньяк и не пьянела, он понял, что это далеко не девочка. Они рассказывали об Италии, откуда только что вернулись, и где им всё очень понравилось. Умные и крепкие тосты следовали один за другим. Он подбрасывал сухие поленья в камин и беседа шла очень весело и интересно. Подруга Саши была немногословна, но некоторые её суждения показались ему небезынтересными. Они угомонились довольно поздно.
Он, как ни странно, спал крепко, и следующее утро и день прошли на свежем воздухе и в прекрасном настроении. Кроме того, он успел ещё попариться в домашней баньке у соседей.
Вот такой был эпизод.
Как развивались события в Москве вокруг их квартиры после отъезда – ему было неизвестно. В общем, так или иначе, он был практически и морально готов к тому, что он будет не один. Тем более, что жена согласилась с предложением Саши, что Светлана будет продолжать жить у них и после его возвращения домой и готовить еду. И это рассматривалось как хорошая поддержка его здоровья и экономии времени.
Однако, он всё же смутно представлял себе эту даму и никакого эротического ореола вокруг неё не было. Как он её помнил, одета она была в какой-то свитер и джинсы, когда, в принципе, разглядеть и даже угадать что-либо довольно трудно. И тем не менее, его буйная фантазия с упорством Козерога продолжала создавать из этой кандидатки наук свою Пенелопу. С такими настроениями он и смотрел «Shall we dance» на экране переднего кресла под ровный рокот моторов Боинга в полутьме салона, прихлёбывая отличное французское вино. В таком состоянии он и прилетел в Домодедово.


ГЛАВА 2

Когда он пересекал границу, его вдруг позвали по громкой связи в багажное отделение аэропорта. Его это немного удивило, но сомнения относительно его багажа уже зародились. И действительно, когда он вошёл в стеклянный куб багажной службы, симпатичная девушка с очаровательно – смущённой улыбкой встала ему навстречу из-за стола с тремя компьютерами и сообщила, что, к сожалению, его багаж остался в Лондоне. Ему предложили заполнить какие-то бумаги и обещали привести его чемодан домой. С лёгким сердцем и с одним пакетом он бодро выкатился из аэропорта, на ходу вспоминая, что по гороскопу Зараева уже начинался седьмой день лунного календаря, не сулившего ему ничего хорошего. Как ни странно, но именно это обстоятельство почему-то съедало его оптимизм. Он свято верил в проведение и понимал, что предстоящая встреча дома также ничего хорошего не даст.
Светлана встретила его в том же свитере и в джинсах. Он символически поцеловал её в щёку, как это принято у латиносов, рассказал ей про чемодан, умылся и прошёл на кухню. Там вкусно пахло и после самолётной еды страшно захотелось чего-нибудь домашнего. Он знал, что в баре оставались, кроме двух графинов коньяка, ещё пара бутылок шампанского. Он достал их и положил в морозилку. Входная дверь оставалась открытой, поскольку при входе в холл он встретил соседей. Они искренне обрадовались друг другу и он пригласил их отметить его прибытие и рождение второго внука и вообще всё, что связано со встречей друзей. Вскоре стол на кухне уже был накрыт.
Он позвал соседей и они дружно и весело, стоя распили две бутылки шампанского за родившегося внука и за всех причастных к этому событию. Потом они долго распрашивали его о тамошнем житье-бытье, и где-то около полуночи соседи ушли и они остались со Светланой вдвоём. Как ни странно, но, несмотря на то, что он, практически, двое суток не спал, он был в хорошей форме. Они распили ещё одну бутылку шампанского и на столе стоял графин с коньяком. Еды было полно и еда была вкусная.
В голове было ясно и весело. Светлана вела себя сдержано, но продолжить ночной ужин не отказалась. Они ещё раз выпили за близких, родных и любимых и пошла неспешная беседа о прошлой жизни, прошлых приключениях и увлечениях, о родителях, братьях, сёстрах, друзьях.
При этом выяснилось, что она родилась в Ижевске в августе семьдесят третьего. Когда ей было четыре годика дедушка уронил её на крыльцо и она получила сильную травму позвоночника. Потом она подросла, ей сделали операцию и вмонтировали в спину металлическую пластину, которую помог изготовить её отец. Когда она стала взрослой, ей дали инвалидность. Однако, несмотря на эти драматические обстоятельства, лёжа в операционной палате, вся в бинтах и в гипсе, она умудрилась в шестнадцать лет расстаться с невинностью и стала получать все женские удовольствия. Это было рассказано с нескрываемой гордостью, чтобы, вероятно, показать, как рано она стала принимать самостоятельные решения. Он также узнал, что она очень рано ушла от родителей и стала жить самостоятельно. По тому, как это было сказано, он хорошо понял, что она имела ввиду. Потом она работала медсестрой, попутно изучая тонкости интимной жизни и даже научилась лечить венерические болезни.
Около двух часов ночи он пошёл за вторым графином, по пути к бару удивляясь двум обстоятельствам. Во-первых, Светлана пила с ним на-равных, и во-вторых, они оба, практически, не пьянели. В голове всё было ясно, языки нисколько не грешили ни грамматикой, ни логикой.
Из её рассказов о себе он понял, что она представлялась как весьма опытная женщина, и в принципе, ему это импонировало. Однако, перед тем, как выйти на полную откровенность, ему хотелось выяснить ещё два обстоятельства – чем она занимается и кто её друзья.
Он принёс второй графин и беседа вошла в самое интересное русло. Оказалось, что она занимается ландшафтным дизайном. После окончания сельскохозяйственного института в Мичуринске она защитила кандидатскую диссертацию и до недавнего времени работала на фирме по договорам, связанным с благоустройством приусадебных участков. Однако она вынуждена была уйти из этой фирмы, поскольку жена руководителя приревновала её к своему мужу. Что касается друзей, то она тоже была не менее откровенной. Причём друзья, практически, понимались как любовники. Здесь был какой-то Толя, от одного поцелуя с которым она уже испытывала оргазм. В Санкт-Петербурге был мальчик, моложе её на семь или восемь лет, влюблённый в неё безумно, с которым она ежедневно переписывалась по мобильнику, заканчивающий военное лётное училище. Кроме женатых руководителей были ещё и более простые мужики. Какой-то водитель - армянин, который возил её в качестве служебного шофёра, давно домогался её, оставляя на память детали её туалета.
Слушая её, он воспринимал всё это как обычный провинциальный комплекс неполноценности, приобретаемый любой женщиной, попавшей в Москву из периферии и слишком рано начавшей рисковать. Она уже побывала замужем и шесть лет промучилась с каким-то парнем..
Что касается детей, то они её вообще не интересовали. При этом было сказано, что Любовь Орлова и другие героини были счастливы и знамениты и без детей.
Таким образом, перед ним сидела практичная деловая особа, приехавшая в столицу делать карьеру. Выслушав всё это, старик осторожно заметил, что в Москве эта сверхзадача быстро решается, в основном, только через постель. На это его собеседница гордо ответила, что не собирается прыгать из постели в постель, ещё раз обнаружив всё тот же комплекс, пытаясь совместить порядочность со свободой Кармен.
Ну что ж , подумал он, теперь, пожалуй, можно пооткровенничать и мне. Налив стопки до краёв, он предложил тост за любовь и сказал, что уже в Америке он вспоминал её, особенно когда природа восставала против вынужденного воздержания из-за объективных трудностей бытия, усталости и возрастных проблем. Она слушала его молча, широко раскрыв свои огромные бездонные серые глаза, не мигая.
Наконец он понял, что поверг её, вероятно, в состояние шока.
После этого они довольно долго что-то ели и молчали. Потом она заговорила – не спеша,обдумывая, наверно, каждое слово, и, конечно – в соответствие с тем же комплексом:
- Мне искренне, до боли жаль тех женщин, которые в течение многих лет отдавали близкому человеку всё своё тепло, доброту, заботу и любовь. И когда эти мужчины встречали какую-то смазливую мордашку и забывали про эту единственно любимую женщину...Мне очень жалко их. Они этого не заслужили. Они не заслужили, чтобы под конец жизни их выбросили, как изношенную обувь или тряпку. Я никогда не смогу понять и простить таких мужчин... Вы ведь поступаете почти так же, как Виталий...
- Но ведь Виталий объявил Саше, то есть – Александре Александровне, что он уходит к другой женщине. Вот это и есть предательство в чистом виде...
- Но Вы поступаете ещё хуже! И он никогда ей этого не говорил. А Вы сейчас, только что вернувшись от жены, говорите, что, оказывается, Вы, будучи с ней, лёжа в одной постели, думали о другой...Это же ещё большее предательство...
- Я люблю свою жену, - прервал он её,- я её очень люблю! Мы прошли с ней вместе очень долгий и трудный путь. И мы любим друг друга. И продолжаем любить. Но это – другая любовь. Последние несколько месяцев мы очень редко были близки, и это не доставляло ей никакого удовольствия. Это были просто семейные обязанности....Ей это было просто не нужно. Но мне это было почему-то нужно...
Она слушала его молча, и глядя в эти серые холодные бездонные озёра под длинными ресницами, он понимал, что все его доводы и откровения не имеют для неё никакого значения. Всё это было ей не интересно вообще. Она думала только о нём. И думала плохо. И он, наконец, это понял. Всё!
Праздник встречи кончился. Он опять вспомнил про луну, и с тоской подумал, что Зараев опять-таки оказался прав.
Он подумал, что сейчас они разойдутся по разным комнатам и все их отношения на этом закончатся. Но она почему - то уходить не собиралась.
- Я должна Вам сказать ещё кое-что, - произнесла она тихо и твёрдо, - я хотела сказать, что когда я стала взрослой, я никогда не разрешала даже папе входить в мою комнату (зато всем остальным, избранным, разумеется, вход туда был всегда доступен, - подумал он), и папа никогда не нарушал этого условия, - продолжала она. - Иногда он, с моего разрешения, приносил мне кофе в постель, когда я болела. И всё.
- И ещё: Вы, конечно, понимаете, что после этого разговора нам трудно будет находиться в одной квартире... Но мне некуда сейчас уйти... Я могу, конечно, уехать домой, или – к Александре Александровне или – куда-то ещё... - мне надо подумать...
Наступила пауза. «Всё, что не делается – всё к лучшему, - подумал он, - по крайней мере, не придётся в конце жизни отмываться от лишних грехов и усложнять себе концовку», и вслух сказал:
- Слушай, а почему ты ушла от Александры? Вы ведь давно знаете друг друга. И, как мне показалось, вы стали близкими друзьями...
- Дело не в ней, - немного помолчав, сказала она, - Я жила с ней, и нам было очень хорошо...Но, когда её муж вернулся из командировки и я открыла ему дверь, он спросил: «Ты ещё здесь?», - Ну и я ответила, что... ждала его, чтобы уйти... И я ушла. Вот и всё.
Внимательно посмотрев на неё ещё раз, как бы взвешивая: «Стоит ли рисковать?», он сказал:
- Саша просила жену за тебя, и она рекомендовала тебя ей в высшей степени положительно. Мне она ничего не говорила о твоих планах и о тебе вообще. Но я не возражаю против твоего пребывания здесь. Что касается готовки, то для меня специально ничего готовить не нужно. Я буду есть то, что ты будешь готовить для себя. Поэтому - просто готовь на двоих то, что ты хочешь есть сама. Вот и всё. Живи здесь столько, сколько нужно, пока не купишь комнату.
Он сделал паузу, как бы приглашая её забыть всё, о чём они говорили раньше, и сказал:
- Ты начала говорить о твоём папе... Расскажи о своих родителях, мне это интересно.
И она, немного помолчав, как ни в чём не бывало, стала рассказывать о своих родителях, своём непутёвом брате, о нелёгких обстоятельствах и путешествиях из Саратова в Вятку, потом в Мичуринск.
Слушая её, он вдруг почувствовал, как он устал...чугунная голова, ватные ноги... Но, наверно, самое главное – он понимал, что Пенелопа не состоялась.
- Вы ведь двое суток не спали, - вдруг сказала она и улыбнулась, первый раз за эту странную ночь, - К тому же, с завтрашнего дня начинается Великий Пост...
- Да, - сказал он, - пожалуй, пора поспать, - и поднял глаза на большие настенные часы, которые показывали без десяти пять. За окном во дворе начинался новый день. - Пошли отдыхать. Пост – так Пост.
И они вдруг как-то одновременно и очень весело рассмеялись.




ГЛАВА 3

Прошла неделя. Позвонила жена. Он рассказал ей о своих приключениях с чемоданом. Они, как всегда, долго разговаривали по всем делам, о погоде, но главное – о мальчишках. Старший подбежал к телефону и что-то крикнул в трубку о новой железной дороге, которую он собрал с папой в своей необъятной «плэйрум». Всё – как обычно... И он снова почувствовал, как он был счастлив в этом просторном доме в десяти милях от океана в зелёном, цветущем, тихом и уютном Нью-Джерси...
Через два дня, в пятницу, он пришёл, как всегда, в семь вечера. Она задерживалась обычно часа на два. Но в 9 её ещё не было, в 10 – нет, в 11 – нет. Позвонила из Мичуринска её мама – не знает ли он, где Светлана. Он сказал, что не знает и волнуется, как и они, где она может задержаться И вот в начале двенадцатого – звонок:- Я еду домой.
Его прорвало:- Когда придёшь, - сниму штаны и ремень и отхожу за милую душу! - и бросил трубку.
Он был зол, как тысяча чертей. Какое-то смешанное чувство тревоги за неё, вроде, как за дочь (ну, всё-таки, - подумал он, - я же в два раза старше её, и старше её отца на 10 лет), но с какой-то примесью чего-то нового, непривычного для него.
Наконец, он разобрался: это была ревность. Боже мой! - подумал он, - До чего же я дошёл... Совершенно незнакомую молодую женщину ревновать и непонятно – к кому и к чему...Бред какой-то!
Самое интересное, что до него не сразу дошёл смысл того, что он произнёс в пылу эмоций: во–первых, какие и чьи штаны он собирался снимать и какие ремни расстёгивать, и, наконец – что такое «отхожу за какую-то милую душу»? Нет, - подумал он, - точно крыша едет!
Когда она пришла, он надулся, как мышь на крупу и минут пятнадцать с ней не разговаривал.
Она заговорила первой и он понял, что она проглотила его угрозы. И слава Богу!- подумал он, - всё-таки она не дура и, может быть, умнее меня.
Они сели за стол, как обычно.
- Я встречалась с Александрой Александровной, - сказала она тихо, - мы давно не виделись.
- Ну, хорошо, - ответил он, глотая вкусный борщ, который она накануне сделала, - но телефон же есть. Я же тебе дал и номер мобильного.
- Я звонила, но мы были в метро и мобильник не мог пробиться.
- Чепуха, - проворчал он, оттаивая под действием борща, - я много раз звонил из подземки, и мне тоже звонили, и всё было нормально.
Она молчала. Он тоже. Наконец, разобравшись с борщом, он сказал: Ладно. Прости меня. Я просто очень волновался. Да и мама разыскивала тебя... Если не трудно, звони, когда задерживаешься... Это Москва. Ты просто плохо знаешь нашу столицу. Это криминальный город... Наверно, самый криминальный в Европе. Всё может быть... Спасибо. И спокойной ночи.
Наутро он опять проклинал себя. - На кой чёрт мне всё это нужно! Не хватало мне только ещё волноваться за кого-то.... Чего ради, собственно? Она – взрослый человек. Пусть живёт, как хочет. Ключи есть, еда есть... Что ещё нужно? Я хочу только покоя. Я – пожилой, даже старый человек. Я хочу покоя. И больше – ничего.
6 марта, в пятницу, придя с работы, он увидел на столе в кухне записку: «Мне необходимо уехать сегодня на несколько дней домой по делам. Буду в воскресенье вечером.». - Так, - подумал он, - значит, по делам...Знаем мы, какие эти дела, да ещё 8 марта! Ну и ладно. Баба – с возу, кобыле – легче. 7-го он пробежался в лес, хорошо размялся, сделал 55 асан йоги, полный спортивный массаж, пропылесосил квартиру. Сходил на рынок, заготовил всякой еды. У какой-то бабки купил букетик тюльпанов и поставил в вазочку на кухне. 8-го позвонил всем женщинам – родным и знакомым, и, конечно, - в Штаты.
Вечером, часов в 10, она приехала, очень усталая и расстроенная. Они молча поужинали. Он ни о чём её не расспрашивал, но она сама сказала, что ездила в Тамбов проталкивать перевод денег для покупки комнаты в Москве на расчётный счёт кооператива. Немного помолчав, она придвинула к себе вазочку с тюльпанами и пересчитала готовые раскрыться бутончики...- Четыре, пять, шесть...- Грустно покачала головой, тихо сказала – Спасибо, - и ушла.
9-го в понедельник вечером она пришла, как обычно, около 10. На этот раз настроение у неё, кажется, было уже лучше. Они быстро приготовили вместе хороший ужин и, несмотря на Великий Пост, сварили суп из курятины и пожарили рыбу «в кляре». Он поставил на стол бутылку квази-азербайджанского коньяка, которую год назад принёс ему кто-то из друзей. Он знал, что это дешёвый коньяк, но ничего другого под рукой больше не было.
Где-то около 11 они уселись за стол. Выпили за удачу и, утолив первый голод, продолжили тему удач и неудач, обратившись к прошлому. Скоро недостатки крепкого напитка, который она просто назвала «разбавленным спиртом», они перестали замечать и с хорошим настроением стали вспоминать приключения в прошлом, как-бы соревнуясь – кому больше не повезло и досталось в молодости.
Он рассказал ей о грузовике, из-под которого его, на грани жизни и смерти, привезли в «склиф», где он отвалялся два месяца и должен был взять академический отпуск в институте. Она поведала, что на бешенной скорости слетела с мотоцикла и тоже, побывав почти на том свете, со сломанным позвоночником и другими тяжёлыми травмами, пролежала в клиниках, где ей вставили титановый штырь, скрепляющий позвоночник. С этим штырём она живёт уже 10 лет. Слушая её, он вдруг вспомнил эпизод на прошлой неделе, когда она после стирки стала вешать бельё в ванной. Она поставила туда стул, взгромоздилась на него, и пыталась повесить тяжёлые мокрые пододеяльники на протянутые высоко над ванной лески. Он проходил мимо и предложил ей свою помощь. Она что-то буркнула в ответ. Тогда он подошёл сзади и крепко взял её за талию. Она обернулась и так дико посмотрела на него, как-будто он тащил её насиловать. И тут им вдруг овладела какая-то неудержимая мужская ярость хозяина, которого оскорбили в лучших намерениях. И, несмотря на её львиный гнев, он всё же снял её со стула и повесил бельё сам. Теперь он понимал, что её спина, вероятно, была «табу». Но тогда он этого не знал...
Потом она рассказала о более мелких приключениях, уже недавних, когда она была ещё одна в квартире В январе она слегла с сильнейшим гриппом и с высокой температурой пролежала одна несколько дней.
И при этом, она ещё надумала в это время постирать. Но когда она часа через три после остановки машины зашла в ванную, она с ужасом увидела, что на полу стояла вода, практически, до краёв наполнив бетонное корыто. И в таком состоянии она стала собирать эту грязную воду, понимая при этом, что она могла уже спуститься по перекрытиям на нижние этажи. Она побежала вниз, позвонила в квартиру соседей этажом ниже и рассказала о своей беде. Слава Богу, вода не успела просочиться вниз и у соседей всё было в порядке. Слушая её, он представил себе, сколько пережила она в жутком состоянии тяжёлой болезни, шока и стресса. И он начинал понимать, откуда были у неё все эти беды...
Он всё это уже когда-то проходил в прошлом. И не один раз. Её кто-то круто возненавидел. Возможно, он даже предполагал, кто это мог быть. Но эти люди не понимали, естественно, что любое проклятие - это бумеранг. И этот бумеранг вернулся к ним. Когда он позвонил спустя месяц той, о которой он подумал в тот вечер, она сказала ему, что она случайно упала на работе, долго летела по лестнице, разбила лицо и сломала руку. И случилось это накануне её поездки за рубеж. Всё в этом мире взаимосвязано...
Несмотря на воспоминания о трудных моментах жизни, они рассказывали о своих злоключениях весело, смеясь над какими-то мелочами, над собой и теми, кто готовил им все эти беды.
Потом они как-то незаметно перешли к друзьям и родным, которые помогали им в их судьбе. Было давно заполночь и уже не без риска он всё же предложил тост за дружбу и любовь. И это было поддержано с удовольствием. Он спросил, помнит ли она свою первую любовь, - Да, конечно, она была и первой, и довольно продолжительной, - сказала она. Они стали жить с этим парнем, когда ей не было ещё двадцати, и жили, по-существу, в гражданском браке 6 лет. Он понял из её рассказа, что это было скорее испытанием, чем удовольствием. Он то ли пил, то ли гулял – но жизнь не сложилась. Теперь, - сказала она, - я замуж не хочу и никогда не выйду. Он заметил, что это блаж и надо всё равно искать, встречаться и найти, наконец, того, кто сделает её счастливой. Она ответила, что она счастлива, потому что у неё есть Толя, о котором она уже говорила, и от которого она испытывает оргазм уже при одном только поцелуе. Но, - попытался возразить он, - знаешь, есть такое житейское суждение: Удовлетворить можно сто женщин, но сделать счастливой можно только одну... С минуту они молчали. Потом, глядя в окно, она тихо сказала: - Может быть... Но я в это не верю... У меня есть сейчас очень интересный молодой человек. Моложе меня на восемь лет. Заканчивает лётную академию в Питере. Он посылает мне СМС каждый день. Пишет, что очень любит. И он мне тоже очень нравится. Молодой, красивый, умный... Он даже умнее меня, - сказала она, слегка покраснев. (Ну, наверно, - подумал старик , сидящий напротив, - последнее его качество уж точно бесспорно) и вслух спросил: - И тебе, слава Богу, не скучно с ним ? В ответ она с очень нежной и загадочной улыбкой покачала головой. - Но у него нет пока никакого положения и перспективы... И ему приходится много работать на стороне, чтобы как-то зарабатывать на жизнь... Мы уже полтора года переговариваемся и встречаемся иногда....Но мы ни разу... не спали, - сказала она с какой -то смешной гордостью. Немного помолчав, она вдруг посмотрела как-то странно и нерешительно спросила: - Ну, вот Вы, пожилой человек, прожили большую жизнь, что бы Вы мне посоветовали?
- Ты знаешь, - сказал старик, задумчиво крутя пальцами пустую стопку, сейчас это очень модно... Хотя, наверно, это всегда было модно... Я имею ввиду повальное увлечение женщин бальзаковского возраста молодыми людьми... и даже – мальчиками, на 10 и более лет их моложе. В этом, конечно, есть своя логика и кайф для типичной современной женщины за 30. Такая женщина обычно ищет мужа около 40 – богатого, щедрого, с приличным капиталом, шикарной квартирой, загородным домом, с двумя машинами, и так далее. Причём, не важно – женат он, или нет, и есть ли у него дети. Это – главная цель жизни. Можно, конечно, чтобы ему было и за 40, но тогда лучше, если – далеко за 40, чтобы жить ему осталось недолго, и чтобы после смерти он всё своё состояние оставил ей. При этом можно иметь любовника, (ещё лучше – нескольких), молодого, крепкого, высокого, красивого, здорового, без вредных привычек, с которым бы регулярно «отрываться» по полной программе, наслаждаясь его силой, лаской и неутомимостью, с удовольствием используя свой накопленный сексуальный опыт. От него, кстати, можно также поиметь и детей, если муж не может или не хочет. Конечно, это риск. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Так что это всё ... нормально. И называется «расчётом по любви».
Она внимательно слушала его и в ней начинала закипать львиная ярость. Ей казалось, что он просто смеётся над её откровениями. Однако концовка его «совета» вдруг погасила её эмоции и они снова весело рассмеялись и выпили за хороший «расчёт по любви».
Всё, - сказала она, - я эту отраву больше пить не могу. К тому же, всё-таки, ведь сейчас – Великий Пост... - Слушай – ответил он – можно один нескромный вопрос? Скажи, пожалуйста, откуда у тебя такая разборчивость и... устойчивость к спиртному? - Она опять весело рассмеялась, - Ооо! Это длинная история...Кажется, началось всё с того, что когда мне было лет, наверно, тринадцать, мои родители отвозили меня в деревню и мы как-то с соседской девчонкой утащили бутылку самогона, убежали в поле и там здорово напились...Потом нам было так весело, мы носились по полю, по каким-то кустам, оврагам...Нас долго искали...Ну, а когда уж подросла, я, конечно, стала разбираться в винах. В принципе, хорошее вино полезно...в небольших количествах...
 Но, я смотрю, ты и в больших количествах чувствуешь себя вполне... Да! Ты же говорила, что работала ещё какое-то время медсестрой. Тогда, конечно, понятно... Смотри, женский алкоголизм ведь неизлечим...
 Она снова рассмеялась:
 Ну, уж это мне не грозит!
Дай-то Бог! -ответил он. Они встали из-за стола, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам.


ГЛАВА 4

Прошло несколько дней. Произошли некоторые перемены. В один прекрасный вечер она вышла к ужину в красивом цветастом шёлковом халате вместо обычного свитера и джинсов. Он непроизвольно поднял брови и долгим взглядом осмотрел её всю... Почему-то вспомнилась давно забытая песенка, в которой были слова: «Он или дурак, или не знает, что такое женщина в халате...». Наверно, его замешательство не было незамеченным, и, скорее всего, было запрограммировано. Пока что он понял только одно – перемены налицо. Он молча пил свой чай с лимоном и разглядывал новое явление.
Она молча готовила ужин, не замечая его внимания. Вот она открыла холодильник и на несколько секунд замерла, засунув в него голову. «Боже мой! - подумал старик, - какой изгиб бедра, да ещё обтянутого шёлком... Можно сойти с ума!». И ещё одно: походка! Когда она была в джинсах, он почти не замечал, как она ходит. Но в этом сказочном халате... Грациозно перемещаясь по кухне – от холодильника к плите, от плиты – к мойке и обратно – она мелко семенила своими стройными ножками в чёрных носочках, как опытная гейша. И тут он уже удержаться просто не мог: «Слушай, у тебя великолепная походка, у тебя походка гейши...». - «Я когда-то занималась бальными танцами» сказала она и продолжала молча готовить ужин.
«Так, - подумал старик, - кажется, меня уже начинают соблазнять. Ну, что же. Тест на «стерву» она начинает успешно. Так что..., наверно, не соскучишься...».
 Действительно. Через пару дней, когда он вышел на кухню, он почувствовал, что перемены продолжаются. Когда он сел за стол и посмотрел на неё, его брови опять весело поползли наверх... Она была в брюках и в тонкой шёлковой кофточке телесного цвета без всяких лифчиков, плотно и нежно облегающей её грудь. И какая это была грудь! Это был удар ниже пояса... Много ниже....Он пялил на неё глаза, на её торчащие соски, на её круглые формы, на узкие красивые плечи, шею, руки и... молчал... Как-то сами непроизвольно всплыли слова молитвы...- Господи! Пошли мне молчание, смирение, мудрость и...
Она перемещалась по кухне так же изящно, как и в халате. Но это было уже совсем другое зрелище...
При малейшем её движении грудь, охваченная тонким телесным шёлком, свободно и нежно колыхалась, переливалась, дразнила, наверно, больше, чем если была бы голой... Теперь он был тот самый кролик, который смотрит на удава в последний миг своей жизни... И всё это – в метре от него... и у него дома.
Дальше всё было, как в тумане... Он не помнил, что ел, что пил, что говорил, о чём молчал. Он наслаждался ею... Спал он плохо. Его фантазия разыгралась не на шутку. Он закрывал глаза и видел перед собой только её грудь, плечи, руки ...Но теперь, уже в постели, он раздевал её и делал с ней всё, что хотел...
Наутро была суббота. Он проснулся, как всегда, около семи, и в голове всплыл вчерашний вечер. Вспомнилась ещё одна популярная среди студентов пятидесятых песенка:
«Вставайте, граф! Рассвет уже полощется. Уже криницы – полные воды.
И, кстати, та, вчерашняя молочница... Уже проснулась, полная беды...
Она была робка и молчалива...Но, Ваша честь, от Вас не утаю -
Вы бесконечно сделали счастливой её саму, и всю её родню...»
- Да! - подумал он, - пятьдесят лет назад это было прекрасно. А сейчас....если бы...
Однако, спасибо, Господи, что Ты даёшь мне этот день. Ещё один день...Ты бесконечно щедр! Я постараюсь прожить его достойно. И да прости грехи мои тяжкие – большие и малые, в словах, делах, и мыслях моих...Прости меня, Господи!...Спасибо...
Великий Пост продолжался...
Они вышли к завтраку почти одновременно. Она, как обычно, была в халате.
- Ты вчера была очень красива, - неожиданно произнёс его язык. Он вдруг почему-то испугался и, наверно, очень смешно посмотрел на неё. Но она как-то очень спокойно, грустно и тихо ответила:
- Спасибо за комплимент.
- Это не комплимент, - сказал он. Но она уже уходила из кухни...
Старик, как всегда, пил чай, ел свою овсяную кашу, потом яйца, заварил кофе. Она пришла минут через десять. Снова – очень грустная и какая-то растерянная.
- Вы не видели моей вчерашней кофточки? - вдруг спросила она.
Он поперхнулся, наверно, от возмущения. «Хотя, - подумал он, секунду спустя, - Я вполне мог бы стащить на память эту проклятую кофточку, пока она была в ванной». Но сама мысль об этом очень сильно отдавала криминалом.
- Нет, конечно, - ответил он спокойно. - Я же - не какой-нибудь... армяшка, который тебя возит.
И он вдруг вспомнил сказку о Царевне-лягушке...И именно тот эпизод, когда лягушка уже стала царевной и с удовольствием переспала с будущим царём Иваном. А наутро Иван, доказав, что он всё-таки дурак, сжёг её лягушачью шкуру, и тем самым нажил себе ещё кучу хлопот...А ведь она его предупреждала...
«Но у меня, к сожалению, а, может быть, и к счастью, была принципиально другая ситуация», подумал он.
После завтрака он посмотрел в гороскоп Зараева: в эту субботу луна была красной, и это не сулило ему ничего хорошего. Да и личный гороскоп был того же цвета...
- Я иду на рынок, - сказал он, перемывая посуду, - тебе нужно что-нибудь купить? А вообще, если хочешь – пойдём вместе...
Всё. Гороскоп был забыт. А зря, между прочим...
- Хорошо, - ответила она, - пошли.
Он положил в карман в карман 7 - 8 сотен, наивно полагая, что ему этого должно хватить. Они оделись попроще и вышли из дома. Свежий весенний воздух обдал душистым ароматом тающего снега и набухающих почек
- У нас отличный рынок, - сказал он, когда они перешли перекрёсток.
- Я знаю, - ответила она, - когда-то мы приезжали сюда с папой продавать излишки с нашего огорода...
Они вошли в огромный шикарный павильон, где правил бал Кавказ. Они начали с мясных и рыбных прилавков. Она со знанием дела выбирала и покупала тщательно торгуясь, не спрашивая, нравится ли ему. Потом они вышли из крытого рынка и пошли на открытые ряды, где в большом количестве стали набирать фрукты, овощи, зелень. Здесь ей понравились большие жёлтые груши и она первый раз посмотрела вопросительно на него... Он кивнул в знак согласия и она с удовольствием выбрала несколько штук. Они уже двинулись к выходу и вдруг она повернула вправо, где около рыбного павильона красовался широкий развал крупной свежей рыбы. Она подошла и выбрала здоровую метровую сёмгу. Мужик бросил её на огромные весы и назвал сумму. Старик вздрогнул и полез в карман. Вытащив то, что осталось, он с грустью покачал головой. Она передёрнула плечами и ткнула пальчиком в рыбину в два раза меньше. Отдав мужику всё, что у него было, он забрал рыбу и с семью пакетами потащился следом за ней домой, проклиная себя, её, рыбу, и, конечно, гороскоп...
Дома они молча готовили обед. Он взялся чистить рыбу. Она смотрела несколько минут, как он это делает. Потом решительно взяла у него нож, заявив, что у неё это получится лучше и быстрее. Старик не возражал и как заворожённый смотрел на её руки, которые изящно, быстро и смело расправлялись с потрохами, костями и плавниками...Когда дело дошло до головы, он не выдержал:
- У тебя очень красивые руки.
Она опять недовольно дёрнула плечами, как там, на рынке, и резко ответила: – Мне надоели Ваши комплименты. К тому же, у Вас очень бедный язык.
Пока он несколько секунд собирался, что ей ответить, позвонила Саша.
Оказывается, завтра – Прощённое Воскресенье и она просит простить её за всё, в чём она перед ним виновата. Да, - подумал он, - мне есть, что прощать. Я не сделал тебе ничего плохого. Но за что ты грузишь меня...Да, мы всегда помогали друг другу и никогда не считались – кто больше. И в этом мы понимали наш христианский долг, который всегда выполняли с большим удовольствием. Но зачем сейчас мне нужно терпеть этот Великий Пост с этой стервой, которую ты рекомендовала нам с безупречным моральным обликом. За каким чёртом, прости Господи, мне это нужно!..Но я прощаю тебя. Прощаю. Прощаю!. И – никаких комментариев, Наверно, это мой крест. И я должен его тащить.... и терпеть испытание.... давно знакомой и вечной пыткой...- Всё это промелькнуло у него в голове за какие-то доли секунды...
- Я прощаю тебя, - сказал он ей, - прости и ты меня...- и положил трубку.
Часов в 9 они сели обедать. И хотя рыба, которую она приготовила «в кляре», была очень вкусной, красная луна светила из гороскопа так же зловеще, как и днём. И сатана был рядом.
- Так что будем пить? - спросила она, когда они сели напротив друг друга с дымящейся ароматной рыбой на тарелках. Старик несколько секунд молчал, глядя в её большие, серые, удивительно красивые... и холодные глаза. - Пить-то что будем? - переспросила она ещё раз. Он оторвался от её глаз, скользнул взглядом по её шёлковому халату, тяжело встал, вышел из кухни, прошёл мимо пустого бара в холле, зашёл в спальню и достал из шкафа большую бутылку «Мартини», которая хранилась там года два как неприкосновенный запас. Когда он вошёл на кухню, она в глубокой задумчивости, очень грустно, смотрела в окно, положив холёный средний пальчик в рот. Он стал открывать бутылку, на которую она даже не посмотрела, и вспомнил вдруг байку старого друга о том, что пальчик во рту сосут только маленькие дети и женщины, которым очень хочется... сосать. А если при этом на неё смотрит некто, то, в принципе, это и есть знак готовности...
Когда он наполнил бокалы, она, продолжая смотреть во двор, как-то отрешённо и безнадёжно сказала:
- Кто нужен, того нет...а здесь...
- А здесь – назойливый почитатель, - закончил он её грустную мысль, назвав себя так, как он был пропечатан в гороскопе Зараева для льва..., в данном случае – для львицы. И подвинул к ней её бокал.
- За тех, кто нужен! - произнёс старик и поднял свой бокал.
Она посмотрела на него так, как будто с удовольствием топила его в своих холодных серых озёрах. Но он не утонул. Он был спокоен и, весело прищурившись, смотрел, как плещется злость под её ресницами...


ГЛАВА 5

Всё! Теперь уже он владел ситуацией. Вот теперь поиграем. В кошки – мышки. Теперь я буду кошкой, вернее – старым опытным котом, кем я и являюсь по японскому календарю аж с 1939 года, а ты – мышкой! Хотя ты и львица, но отныне, по крайней мере – здесь и сейчас – будешь мышкой. С твоими красивыми большими серыми глазами, с вызывающе и призывающе красивыми, пухленькими сексапильными губками, красивой львиной гривой пепельно-золотистых пушистых и ароматных волос, в обворожительном шёлковом халате и со всеми твоими прелестями под ним... Как говорят, бесплатный сыр – только в мышеловке...И сейчас ты сидишь в моей квартире, спишь на моём диванчике, на котором я спал пятьдесят лет, и пьёшь моё вино..И я ещё посмотрю, стоит ли тебя кушать...
Она сделала несколько глотков, и только сейчас посмотрела на этикетку и внимательно прочитала всё, что было наклеено на бутылке.
- Я так и думала...Я пила «Мартини» и получше..
- Возможно, - ответил он, с удовольствием ковыряя рыбу, - Так продолжим сексуальную тему... Я старик, но мне всё же любопытно пообщаться с женщиной, испытывающей оргазм только от одного поцелуя...Я так понимаю, ты же именно его вспоминала только что...
- В общем....да..- сказала она, и, немного помолчав, добавила:- Но это всё же лучше, чем когда на мне прыгают два часа и... – ничего..
- Ну, да...может быть, - буркнул он рассеяно, наслаждаясь рыбой. Потом, отхлебнув из бокала, глядя в окно, спокойно, как бы про себя, произнёс:
- Твою улыбку, солнца луч и свет луны мне подари...Хоть раз губами прикоснуться к твоей божественной груди...Это сонет Шекспира. Мне Саша подарила, когда я в первый раз улетал в Латинскую Америку...- и он снова наполнил бокалы Он уже готов был произнести тост за Шекспира, но она вдруг, как-то очень серьёзно, глядя прямо ему в глаза, произнесла:
- Скажите...неужели Вы не прогнали бы меня, если бы я залезла к Вам в постель?
- Собственно говоря, - подумал он, - ты уже третий месяц спишь в моей постели...
Старик молчал. Это был вопрос, на который не было ответа. А в таких случаях, он это хорошо знал, надо просто молчать....
И вдруг он очнулся.....Кошки-мышки! Ну, конечно...Ведь просто молчать – это же скучно. А что, если..
И кот, нагло глядя в львиные глаза мышки, спокойно сказал:- Нет. А теперь, - подумал он, - понимай это«нет» как хочешь..А вслух спросил:
- Скажи, пожалуйста, как ты добиваешься успеха? Она лукаво улыбнулась, и, чуть наклонив голову, ответила:
- Это очень просто. Открыто говорить. Пить не хмелея. Чуть-чуть жалости – я же инвалид. Ну и..немного хитрости...
Он тоже улыбнулся: - Понятно. И подумал про себя, как написал один маститый: «Стерва – это прирождённый талант плюс приобретённое искусство.» Смотри, не перехитри себя. Через неделю ты уже сама будешь ждать меня в моей же постели. Но мне уже ничего от тебя не будет нужно...
- Кстати, Вы ответили - НЕТ...Это...Как это понимать...Ведь Ваша дочь – мне ровесница, между прочим...А как же Ваша праведность?
- Ну и что, - не задумываясь ответил он. И подумал: Прекрасно! Ты поняла так, как хотела понять. И теперь ты, в соответствие со своей стервозностью, продолжишь своё мышиное кокетство. Ну, держись, красотка! Сейчас я тебя немного приглажу...- Видишь ли, во-первых, любви все возрасты покорны...
- Это что... в Библии написано?
- Нет. Это «Евгений Онегин». Читала? Ты же, вроде как...кандидат наук...
- Да... - сказала она как-то рассеянно, - Ну, в общем.... я знаю, о чём там речь...
- Понятно... А во-вторых, ты знаешь, как-то всю жизнь во мне боролись страсть и долг...страсть и совесть...Ты видела, у меня рядом с иконами стоят мои обнажённые купальщицы... Мои друзья говорили – ничуть не хуже Ренуара...Правая, которая сидит, как будто списана с его девушки...Ну, а левая, которая стоит... Это была очень красивая женщина...Были и другие. Их было немного, но когда я их рисовал, я любил их. И они любили меня...Это были мои Пенелопы..Кстати, точно так же было и с моей супругой. Я любил её... очень. Как и сейчас...Но тогда, в начале восьмидесятых, нам было чуть больше сорока...И мы виделись один раз в неделю. В пятницу вечером я уезжал к ней за пять сотен вёрст отсюда, и возвращался в понедельник утром на работу. И так – четыре года. У неё была маленькая девочка, которую я любил как свою родную дочь. Я работал на двух крупных фирмах и читал лекции в трёх институтах... А ночами писал её портреты. Их около десятка. Я рисовал и любил её...Под симфонии Моцарта и Бетховена... И она любила меня. Я это чувствовал.... Когда её мама умирала, она попросила выставить перед её кроватью эти портреты и другие мои картины, чтобы полюбоваться ими в последний раз... Мне было очень тяжело, но я был счастлив.
Старик замолчал, глядя через окно на мартовские звёзды в чёрном весеннем небе.
- Вы сказали... Ваша жена... она любила Вас... но женщины часто притворяются...Что касается Ваших картин...ведь Вы же не стали известным художником. Ваши картины никто не видел, кроме Ваших друзей и случайных знакомых... как я...
- Знаешь, опытные мужчины хорошо понимают, кто притворяется, а кто любит. И поэтому играть с ними в эти игры бесполезно. Я отношусь к таковым и я понял с первых встреч, что нужен ей... не только... как москвич. А по поводу известности... меня это как-то никогда не интересовало... Среди художников самый известный – это неизвестный...Так утверждают историки в искусстве... Но я немного отвлёкся...Так по поводу твоего толкования моего НЕТ...Есть ещё и в-третьих. Ты же помнишь, конечно, притчу о грешнице. Ведь Иисус сказал волхвам, которые привели её к нему: «Пусть бросит в меня камень, кто безгрешен...».
- Я знаю, - прервала она, - но грехи бывают разные....
- Ну, разумеется, - теперь уже прервал он её, наполняя снова бокалы, - но есть любовь, которая возвышает, которая является стимулом жизни и творчества. Без любви – не было бы никакого искусства... Так выпьем за любовь в искусстве и за ...искусство любви, а заодно – и за красивых женщин, которые волею судеб находятся рядом с тобой...
Она залпом выпила бокал до дна и с нескрываемой ненавистью уставилась на него. Он не спеша, с удовольствием смакуя вкусное терпкое вино, тоже выпил до дна свой бокал и добавил, добродушно прищурившись, глядя в её прекрасные, наполненные злостью и вином, серые глаза:- Кстати, есть ведь ещё и второе толкование моего ответа...
- Знаете что, Вы мне надоели...со своими толкованиями, противоречиями, цитатами, притчами... и прочими глупостями! - взорвалась, наконец, она, - Вы, вероятно, великий теоретик...но мне всё это не интересно. Мне скучно с Вами... Вы говорите сами с собой, глядя в окно. Вам не нужен собеседник. Вам глубоко безразлична реакция собеседника. Вы вообще не умеете говорить... Более невнятной и занудливой речи я никогда не слышала. И вообще...- добавила она, теперь уже сама глядя в окно, - я не люблю нерешительных мужчин...
- Не много- ли отрицаний для трёх слов, - не сдержал весёлой улыбки старик, - мы с тобой по-разному понимаем решительность. Для тебя решительный тот, кто сгребает тебя в охапку и делает с тобой то, что хочет он, не размышляя особенно – нравится тебе это или нет. Для меня решительный тот, кто принимает решения, думая не только о себе...Что касается «великого теоретика» ...к счастью, ты ошибаешься. Всю жизнь я, прежде всего, был практиком...и в работе, и в жизни....И все свои идеи и... желания я проверял практически...Но я всегда очень высоко ценил мнение женщин... В том числе – и о себе....
- Мне надоели Ваши...дурацкие комплименты... все эти Ваши ...фортели! - продолжала она расстреливать его с ненавистью и удовольствием, превращаясь на глазах из сексапильной куклы в разъярённую мегеру, - Все эти Ваши... провожания и встречи у дверей... все эти ...мелкие ухаживания...
- Видишь ли, - решительно прервал он её гневные прокурорские и не очень трезвые, как ему показалось, излияния, - насколько я понимаю, ты здесь живёшь в течение уже нескольких месяцев на правах гостьи, которой мы разрешили жить под нашей крышей по рекомендации давнего друга нашей семьи.
Ты живёшь не в бесплатной гостинице, как ты, вероятно, себе представляешь. Ты гость в нашем доме. И ты уж извини, но это моё право – как мне относиться к гостям. И нравится тебе или не нравится, но это моё право – соблюдать и выполнять давно принятые в нашей семье, обычные для нас ритуалы гостеприимства... Мы обычно доверяем гостям и даём им ключи, но у нас принято встречать их у дверей в холле, помочь им снять верхнюю одежду, почистить обувь, купить, например, сладкие груши, если они их любят, или, скажем, хорошее вино...ну, и так далее...Это наши нормы гостеприимства, а не какие-то «фортели». Но если тебе всё это не нравится, ради Бога – я могу ничего этого не делать.
- Я... я не знаю, чего Вы хотите...- она тоскливо посмотрела на почти пустую бутылку...
- О! - весело сказал профессор, разливая остатки вина в бокалы - Отличный тост! За тех, кто знает,чего он хочет!
Она поставила пустой бокал, встала и тихо сказала: Я устала. Я хочу спать.
- Аста маньяна, - сказал он на испанском.
- Я владею только английским, - повернулась она к нему, выходя из кухни, - я закончила курсы...
- О, кэй! И компьютером ты, разумеется, тоже....владеешь?
- Владею! Спокойной ночи. – Спокойной ночи, - ответил он, – Спокойной ночи...
 ГЛАВА 6

Утром, как обычно, он встал в шесть, помолился, выпил кружку горячего крепкого чая с лимоном и мёдом, пробежался в лес, где под старой сосной хорошо размялся горнолыжным комплексом, с тридцатью приседаниями, отжиманиями и подтягиваниями, сделал два десятка асан йоги, прибежал домой и, после контрастного душа, сварил кофе и с удовольствием стал есть традиционную овсяную кашу. Было около восьми часов. Дверь в кухню отворилась и сначала появилась очаровательная головка с пышной, красиво уложенной золотистой гривой, с большими серыми глазами под длинными чёрными ресницами и...О Боже! -
Какие губы!...Большой сексапильный рот был расписан по всем правилам живописного и макияжного искусства...Он много раз рисовал губы женщин и ему казалось, что он давно понял... какими они должны быть....Но это было нечто! По крайней мере, вероятно, пять или больше цветов и сортов помады превращали пухленькие губы в предмет вожделения...Потом появилось и всё остальное...- пока ещё в том же шёлковом халате. Она что-то вытащила из холодильника и молча исчезла.
Через полчаса он вышел в холл, чтобы надеть ботинки и куртку. Она стояла в углу около двери и одевала модные весенние короткие полусапожки, наклонившись и задрав очень короткую узкую юбку так, чтобы полностью показать свои стройные ноги.
- Закройте за мной, - сказала она, застёгивая сапожки, - Я очень тороплюсь.
- О, кей! - ответил профессор, с удовольствием разглядывая её обнажённые ноги в тонких прозрачных колготках, - Я что-то не понял: ты на работу или... на свидание? Прости меня, старого, конечно... Хотя... ты, наверно, права: на работу надо ходить как на свидание... Глядишь, может и повезёт...
Она ничего не ответила, забросила на плечи лёгкий белый шелковистый шарфик, который она всегда одевала, и от которого исходил тонкий аромат дорогих духов, накинула модную пёструю шубку, схватила свою сумочку, открыла дверь и вылетела к лифту.

Часов в семь она пришла с каким-то большим пакетом. Быстро переоделась, вышла в холл и вытащила из пакета длинное, красивое и модное трикотажное платье. Приложила его к себе и встала напротив зеркала.
- Ну как? - спросила она его. - Хорошая вещь, - ответил он, прищурившись и глядя на неё в зеркало.
В памяти всплыло очень красивое трикотажное ажурное платье, которое связала себе его жена двадцать пять лет тому назад и которое он очень любил...- Иди переодевайся.
Через пять минут она появилась в этом платье. Он посмотрел на неё и сердце его сжалось в какой-то тоске... «Всё возвращается на круги своя...», - подумал старик, и сказал: - Тебе очень идёт. Надо брать. У тебя деньги есть? - Да... есть...- рассеянно и со вздохом ответила она, разглядывая себя в зеркале, - И потом... я никогда не беру в долг.
- Ну, как хочешь...Но платье – очень красивое...- С этими словами он привлёк её к себе, стоя за её спиной, обнял её и сжал её тёплые груди в своих ладонях. И она уже больше не возмущалась, как тогда, в ванной, когда он снимал её со стула...
Прошло два дня. Была суббота. Она с утра ушла по делам, а он после обычной зарядки в лесу пошёл на рынок. Около двенадцати она позвонила:
- Мне нужно поработать с моим братом за компьютером. Я напечатала его диплом и мне надо ему всё объяснить. Мы можем приехать к вам? - и тут же добавила прокурорским тоном: - Если нельзя, то мы найдём другое место.
- «Вы оба нужны мне, как щуке – зонтик » - готов был сказать он. Но любопытство всё же взяло верх, и он нехотя буркнул в трубку:- Приезжайте.
Она уже кое-что рассказывала о своём злополучном брате и ему было интересно дополнить её портрет некоторыми семейными штрихами. Он был моложе её лет на семь, но уже успел накуролесить предостаточно. Ещё когда она работала медсестрой после школы, она уже лечила его от всякой венерической заразы. Потом он женился на какой-то проститутке и пьянчужке, которая принесла ему ребёнка. Теперь этого несчастного ребёнка они всей семьёй пытаются у неё отобрать или отсудить...Короче говоря, братишка с малых лет грузил как мог всю семью, и в том числе – старшую сестру. Теперь она сделала ему дипломную работу и через неделю он получит диплом какого-то техникума.
Они пришли через час. Когда они вошли, сестра взяла у брата маленький пакетик и передала его хозяину. Старик пожал плечами и вынул плоскую карманную бутылку коньяка. Он поднял брови и вернул ей бутылку.
Сестра с братом сели за стол на кухне и развернули нот-бук, а он включил чайник. Пока она читала ему и втолковывала, что он должен был сделать сам, профессор потягивал крепкий зелёный чай, сидя напротив и разглядывая невзрачного смазливого прыщавого шалопая, размышляя о родителях этих ребят.
Судя по всему, им было не до детей. Яблоко от яблони недалеко...Да Бог с ними... Но по жизненному опыту он ясно представил себе, как бы они возмущались, если бы их дочь оказалась бы в какой-нибудь пикантной ситуации...Разумеется, все были бы виноваты, кроме неё...
Кончился март. Как всегда, в начале апреля московская зима решила напомнить о себе в последний раз. Но тамбовская львица упорно не хотела этого замечать и попрежнему уходила утром в сверхкороткой юбке, тонких капроновых колготках, лёгком свитерке без лифчика и в модной шубке нараспашку.
Как-то вечером старик за ужином заметил, что она одевается более чем легкомысленно, так ведь можно и простудиться. За окном веселилась апрельская метель. Она ответила, что у подъезда утром её ждёт машина, которая и привозит её назад после работы.
- Это всё тот же армянин? - спросил он.
- Да..., - рассеянно ответила она, - всё тот же... Самвэл.
- Слушай, - сказал он, немного помолчав, добавив сметаны в тарелку с борщом, - Я что-то давно не вижу твоего белого шарфика.
- А... я... я оставила его у него в машине... как-то... А потом... потом он сказал, что взял его себе... на память... Он очень хорошо пахнет моими духами... и волосами, - Она усмехнулась и замолчала.
Старик, продолжая не торопясь есть вкусный борщ, снова спросил: - А ты давно знаешь этого... Самвэла?
- Да... давно... В прошлом году летом он наехал на меня... Мы давно работаем вместе, и я давно уже заметила, что он неравнодушен ко мне. И я понимала, чем это кончится... Однажды мы ехали по делам, и он вдруг свернул на лесной просёлок. Остановил машину, вылез, открыл мою дверь и сказал: - Вылезай!
Я вышла из машины. Смотрю, он весь напрягся, глаза кровью налились, руки дрожат... Я всё поняла. Мы сделали несколько шагов и он повалил меня. Тогда я спокойно ему сказала: - Ты – сильный, я – слабая. Ты можешь сделать со мной всё, что хочешь. Ты можешь свернуть меня в бараний рог, но я буду как бревно. Я – бревно. Всё! - Он стал целовать меня – в губы, глаза, шею...Потом стал раздевать, добрался до груди, задрал юбку, стащил колготки, трусики... Я лежала , не шевелясь... хорошо понимала, что если я буду сопротивляться – он тут же изнасилует меня как только сможет. И это будет ещё хуже. Он стал ласкать меня -снизу, сверху... Потом попытался... раза два – три...И вдруг – отстал. Говорит - «Я не могу так!» - он стоял передо мной на коленях...Его ласки, конечно, имели эффект...Я терпела, как могла...Но уже была на пределе...
Она замолчала, глядя в окно и облизывая губы кончиком языка... Он понимал, что она вспоминала...
Да, она вспоминала: - «...на пределе...знакомая крутая волна вожделения неотвратимо поднималась с низа живота... желание нарастало, как снежная лавина... и уже через несколько секунд мощный оргазм неизбежно захлестнёт всю её... И он, конечно, поймёт это сразу....Да! Вот оно, это мгновение и начало праздника плоти...Всё! Реальность исчезла...Теперь – только наслаждение...огромное и бесконечное...ради которого и стоит жить...И теперь уже всё равно ... всё потеряло значение – кто...когда...где...сколько...
Его руки нагло и настойчиво терзали под шёлковой блузкой её горящую грудь с затвердевшими сосками... ласки уже не было... только животная страсть... и эту страсть он яростно вбивал в неё всё сильней, глубже, чаще... Это было насилие... которого она хотела сейчас... и хотела, как никогда... хотела, как всегда, с первого падения. Её тело с готовностью отзывалось на инстинкты, главные для неё с шестнадцати лет... колени сами поднимались и сгибались, ноги сами раздвигались... как будто даже против её воли... но и воли уже никакой не было... было только желание... острое желание, и ничего больше... она раскрылась и отдавалась полностью... Её живот поймал его ритм и помогал ему...Внизу в спазмах и судорогах била фонтаном сладкая горячая лава... и в такт этим содроганиям и излияниям она глухо стонала от первобытного наслаждения, в котором она сгорала... Но вот – его последние, неистовые удары... ещё несколько секунд – и он обмяк... Удовольствие кончалось...»
Она вдруг очнулась. Отвернулась от окна и посмотрела на хозяина. Он спокойно ел свой борщ, не обращая на неё никакого внимания. Она понимала, что он ждал концовки. И, не без труда овладев собой, она закончила: - И тут он отстал... Я просто лежала и молчала. Потом сказала: «А иначе – ничего не будет». Он подождал ещё, потом поднял меня на руки и отнёс в машину...Но я ему и раньше говорила: «Мы работаем вместе, но спать с тобой я никогда не буду...
Она замолчала. Старик доел борщ, налил ей и себе из пакета лёгкого молдавского вина и спросил:
- Ну, и что дальше? - и подумал: «А ты лукавишь, детка. И сейчас ты постараешься его отбелить... а заодно – и себя ».
 Она помолчала ещё немного. Он понимал, что «коготок увяз и птичке....» придётся сейчас как-то выкручиваться.
- Потом он отпал... на какое-то время. Но вообще-то он – неплохой мужик. Он много рассказывал мне об Армении. Оказывается, в древности все армяне были белыми...
- То-есть как... белыми? - поперхнулся старик, - Блондинами, что-ли? Как прибалты?
- Ну да! - как-то восторженно воскликнула она, считая, вероятно, что самое трудное позади.
- Ты извини меня, конечно... но это... чушь собачья! Ты плохо знаешь историю. Армянин - такой же блондин, как я – марсианин. Но даже если они и почернели за два миллиона лет – тем лучше для них!
Армяне – очень мудрый народ. Я семнадцать лет ездил на Кавказ, отдыхал и работал там, и я уважаю всех населяющих этот благодатный край. Не надо отбеливать армян. Они в этом не нуждаются. И твой этот... Самвэл – ничуть не выиграет, а скорее – проиграет, если ты перекрасишь его в блондина... Кстати, ты говорила, кажется, что он когда-то работал здесь...
Да..., - рассеянно ответила красотка, - он работал здесь дорожником.... клал асфальт, потом - строителем...Он говорил мне, что строил этот ваш банный комплекс около рынка....Да его здесь все знают...
Ну, что ж..., - пробурчал старик, заваривая чай, - Тем лучше... Хорошо, что ты мне напомнила....Давно не был в нашей баньке...Надо бы попариться...
Она встала из-за стола, - Спасибо за ужин. Я устала. Спокойной ночи...- и пошла к себе в комнату. Сняла одеяло, разделась и легла, глядя в чёрное окно...Она продолжала смотреть своё кино...
ГЛАВА 7

«...Наконец, он встал, не торопясь. Застегнул штаны. Потом поднял её на руки и потащил к машине. Просунул её в заднюю дверь и бросил на сидение. Затем сел за руль и устало откинулся в своём кресле...
Через несколько минут она стала приходить в себя. Откинув голову назад, она неподвижно сидела, закрыв глаза. Сладкая истома разливалась по всему телу... Но уже через минуту она почувствовала привычный и так необходимый ей сейчас прилив энергии. Природа брала своё, и теперь многократно отдавала и возмещала ей силы, потраченные на эмоциональный взрыв. Она открыла глаза и бегло осмотрела себя... Потом стащила с ног тонкую капроновую паутинку рваных и грязных колготок и трусики и бросила их под ноги. Поискала глазами какую-нибудь чистую тряпку и ничего не нашла, кроме своего белого шарфика. Она взяла его и тщательно вытерла им мокрую ещё, залитую своими излияниями и спермой, промежность и ноги. Расправила помятую и слипшуюся коротенькую юбочку и шёлковую блузку - тоже с какими-то пятнами, и забросила шарфик на полку под задним стеклом. Затем вынула из сумочки, которую оставила на сиденье, коробочку с лекарствами, косметичку, зеркальце и расчёску. Взяла из коробочки свечку с гексиконом и затолкнула её поглубже... Потом высыпала на ладошку несколько таблеток бельгийского антибиотика и две положила под язык. И уже после этого, окончательно успокоившись, стала приводить в порядок изрядно помятую гриву, подправила маленькой щёточкой ресницы и, открыв французскую трёхцветную помаду, принялась за губы. Они всегда были предметом особой её заботы и внимания. Она знала, что на её лице именно губы всегда особенно сильно привлекали всех мужчин...
Рисуя губы, она внимательно смотрела на себя в маленьком зеркальце. И сейчас она видела в нём очень даже привлекательную, самодовольную и смазливую мордашку удовлетворённой, избалованной мужчинами девочки с лукавыми серыми глазами под длинными ресницами и большими, яркими, сексапильными губами... Вспомнилась древняя женская байка: Когда красишь губы – всегда думаешь о мужчинах... А она думала о мужчинах всегда...
Да, этот вонючий, волосатый и грязный армяшка, которого она ненавидела и презирала, который не пропускал ни одной шлюхи, не задумываясь о медицинских последствиях, всегда удовлетворял её полностью. И в этом зверином сексе она получала больше, чем от всех этих лощёных банкиров, вместе взятых. Вспомнилась кошмарная тусовка накануне вечером в загородном доме очередного банкира, ещё не старого, с огромным животом, которого после бутылки водки развезло так, что она не могла привести его в состояние готовности три часа, облизывая, вылизывая и высасывая из него хоть какую-нибудь потенцию, используя весь свой богатый опыт... Он мял её как грушу, но ничего не мог с ней сделать... И всё это ей нужно было...из-за каких-то тридцати кусков... При этом воспоминании её снова затошнило...
Да, Самвэл трахнул её во-время... Это была и разрядка... и зарядка. И благодаря ему она снова восстановилась и опять готова была на всё ради этих... проклятых договоров...
А этот старик... который каждый вечер бубнит свои дурацкие молитвы за стенкой... Чего ему нужно? Ведь он ещё крепкий... я же чувствую... Строит из себя... моралиста... Кормит, поит, лечит...И ничего не требует за крышу..., ни денег..., ни тела...Я что же, и впрямь должна сама залезть к нему?... А может, как советуют девки, попробовать... и в самом деле?... Вот он...рядом... и никуда ехать и звонить не надо... Не знаю... Нужно настроение... А Толик... Да, я балдею и тащусь от него... оргазм от одного только поцелуя...Бывает же такое? Но ведь с него... как с козла – молока... Надоело быть мамой... Поистине – от любви до ненависти –один шаг.
Это была её любимая поговорка... уже целых шестнадцать лет...
Самвэл выбрался, наконец, из леса на шоссе, влез в левый ряд и погнал с бешенной скоростью удовлетворённого самца... Через зеркало заднего вида посмотрел на её блаженное кукольное личико тамбовской Барби и понял, что она осталась довольной... Ну что ж, подумал он, каждый получил то, что хотел, и протянул ей назад плоскую фляжку с армянским коньяком, который всегда хранил в машине для неё. Она привычно и с удовольствием сделала два больших глотка и вернула ему. Он тоже глотнул пару раз и спрятал фляжку. Теперь он был не только доволен, но и спокоен. И он знал, что делать дальше...
Но главное – он мог и дальше трахать её когда и где хотел... Она достала из сумочки пачку дорогих дамских сигарет и зажигалку и глубоко затянулась ароматным дымом...
Он остановил машину около рынка против главного входа в торговый центр. Она ещё раз поправила юбочку, выпорхнула из машины и мелкими семенящими шажками быстро вошла в вестибюль, поднялась на второй этаж, повернула налево и вошла в маленький элитный бутик, где её хорошо знали. Ей сразу дали всё, что она хотела. Там же переоделась и через несколько минут уже была в машине. И ещё через пять минут она уже входила в подъезд, где она снимала квартиру. Старик как всегда в это время был на работе.
Горячий душ. Чашка кофе. И всё можно было начинать сначала...»


ГЛАВА 8

А старик действительно любил баню, и в Америке ему очень её не хватало. Этот банный комплекс построили несколько лет назад и ему там всё очень нравилось. Молодые, крепкие, весёлые и симпатичные ребята,которые начали там работать, прониклись симпатией к худощавому, среднего роста, пожилому, но крепкому и жилистому профессору, которого часто видели, как он бегал в любую погоду по лесу рано утром, носился на горных лыжах в комплексе «Кока-Колы», молился в местной церквушке. Он жил как хотел, много лет работал в авиации, рассказывал массу забавных историй, бывал в разных странах. Короче, был просто интересный мужик. Пил с ними пиво и рассказывал разные байки под здоровый смех. Но самое главное – он очень любил и умел париться. Ребята по- своему уважали его.
Он открыл дверь и вошёл в небольшой уютный вестибюль. В углу справа сидел знакомый парень в халате. Увидев старика, он встал, высокий и крепкий, радушно улыбнулся и пошёл навстречу.
- Привет, профессор! Какими судьбами! Ты что-то забыл нас совсем...
- Нет, Коля, не забыл, - старик тоже улыбнулся и утонул в крепких дружеских объятиях.
- Так в чём же дело?
- Да я был в Штатах пару месяцев. Второй внук там родился. Ну вот... недавно вернулся.
- Понятно. Ну, поздравляем! Так это надо ж отметить.
- С удовольствием. А пива хватит?
- У нас пива – залейся, ты же знаешь...
- А номер наш свободен?
- Для тебя всегда свободен.
- Тогда – вперёд!
Он вошёл в знакомый уютный предбанник, где пахло вениками, пивом, мятой, распаренным деревом.
Ребята быстро накрыли стол, заставленный бутылками с пивом, водкой и прочими напитками, графинами с клюквенной, брусничной и другими настойками, с разными закусками, грибами, огурцами, икрой и прочей снедью, обычной для русской бани. Коля встал и произнёс краткую речь:
- Ну что, ребята, за возвращение профессора в наш парняк...И за пополнение в нашем полку... Там,за океаном – внук второй родился... Стало быть, русских в Америке будет больше. Глядишь, скоро и баню откроем там... для своих, конечно... Салют! - как говорит наш профессор, что в переводе с испанского означает: Будем живы... и здоровы!
Все встали и дружно грохнули кружками с пивом и стаканами с водкой. Посидели ещё немого, поболтали о том, о сём, и пошли в парную...
После третьего захода они остались вдвоём с Колей. Не торопясь пообсуждали последние новости в округе и особенности житья за океаном... Немного помолчали. Старик налил свежего пива в кружки и спросил:
- Слушай, Коль, а ты случайно не знаешь такого армянина... по имени Самвел...Он вроде что-то делал здесь, когда строили эту баню....
- Да, знаю, конечно... Он сейчас работает шофёром... Возит какую-то бабу... Приезжает иногда попариться... с ней, конечно. Смазливая такая, лет тридцати, может, чуть больше... Губы в пол-лица, размалёваны как специально – для орала... Глаза большие, реснички наклеены, макияж, причёска... Одевается модно... под девочку. Юбочка коротенькая, только что лобок прикрывает... Колготки французские, прозрачные. Лёгкий свитерок, или блузочка шёлковая, без лифчика, конечно... Ботиночки – с иголочки... Модненькая шубка нараспашку... Духи – обалденные... В общем – ничего бабонька... Он про неё любит рассказывать, пока она в бассейне отмывается... Говорит, третий год трахает её... где хочет, и когда хочет... Одинокая... когда-то была замужем... детей нет...
- Да ты, Коля, глаз на неё, что-ли, положил, - смеясь прервал его старик, прихлёбывая ароматное пиво из большой кружки.
- Да ну, ещё чего... У меня таких красоток – пруд пруди... Но такие, как эта... мне даром не нужны.
- Чего так?
- Да ведь она же... стерва! Знаешь, есть такие бабы, которые над мужиками измываются... Прихоть у них такая. Так и эта...Трахается напрополую со всеми – кто больше даст, как кошка мартовская, а выпендривается – как порядочная... А жадная... Снимает где-то в твоём доме у какого-то старика трёхкомнатную квартиру – это ведь шестьсот баксов в месяц - и хвалится своим хахалям, что ничего не платит...
Какой-то, говорит, ...странный.. кормит, поит, лечит...Вроде как ухаживает, а в постель не лезет...Тронуть боится...Ну не стерва, а?... Сюда приходит с мужиками.... ну, получила удовольствие – покажи, что ты баба с кошельком... Мне её чаевые не нужны...Я сам на мерсе катаюсь... Да что там... А пьёт - как лошадь. После неё выгребаем из номера кучу бутылок... коньяк, да ещё какой! И, ведь, говорит Самвэл, никогда не пьянеет... видать, закалка та ещё... только глаза стеклянные и злости больше... А денежку любит... Охотится за банкирами, в основном. У неё какая-то фирма – деревья сажает, кустики какие-то, цветочки разные...В общем, обустраивает особняки и дачи «буратинчиков». Опять же после переговорчиков – продолжение в баньках, в своих или едет с ними в центр, в «суперсаны». Вот так...А ты знаешь, чем отличается стерва от проститутки? Проститутка получает сразу и наличными. А стерва – заключает договор. И, вроде как, делом занимается, и зелёных огребает – раз в десять больше, и трахается – с удовольствием....
Старик уже давно надрывался от смеха и, наконец, взмолился:- Коля, пощади, больше не могу... пойдём на полок...
- Да пойдём....пойдём...хлебни вот кваску...
Они встали и пошли в парную. Залезли на верхнюю полку. Помолчали. Попотели.
- Деловая, деловая... а курит и матерится, как рыночная, - снова завёлся Коля. – Ну, всё... опять понесло..- .Подумал старик, - Теперь, пока не выговорится....Ну, да ладно...
Да в общем-то, так оно и есть, - продолжал Коля, смахивая веником капли пота с широких плеч, - Она ведь сама рассказывала, что когда-то торговала на нашем рынке, вроде как со своего огорода... Ну, а«грузья» уже тогда всё перекрыли...И чтобы получить место, нужно ведь было хорошо заплатить... понятно, «натурой». При всём при этом она ещё и в церковь забежать успевает... Замаливает грехи, стало быть... Святоша..., - Коля смачно сплюнул и ругнулся на старославянском.
- Слушай, - попытался старик вернуть Колю к армянину, - А что, у этого Самвела есть, наверно,семья, жена, дети...
- Да есть, конечно, и жена, и дети...Жена его давно уже знает про эту бабу...Ну, а что тут... Он же – чёрный... У них ведь даже похвалиться красивой бабой принято, а не то, чтобы наводить тень на плетень, как у нас... Он мне показывал в машине, в бардачке у него – шарфик её, беленький, а в багажнике – колготки её... рваные... и трусики... Он её на той неделе трахнул в лесу, по дороге на работу... Ну, она чего-то там... закуражилась, что ли... Зато потом, смеялся он - сама довольна была...
- Всё, - сквозь смех выдавил профессор, - не могу больше... Пошли к пиву.
- К пиву, так к пиву, - пробурчал Коля, слезая с полок.
- Слушай, Коль, - помолчав и с удовольствием напившись, с пеной на седеющих усах, - Ну... может... может у них любовь...
Теперь закатился уже Коля: - Ну, ты даёшь, старик... Какая... какая любовь?... Они же... Они же просто трахаются... в своё удовольствие... Н-е-е-е-т! Любовь – это... это – другое... совсем другое, старик. Вот у неё... у этой бабы... есть ещё один... пацан... Самвэл его знает... Она его Толиком, кажется, звала... Так вот от него она балдеет, наверно, без понта... Она приходит с ним иногда к нам... Берёт номер люкс на весь вечер. И после первого пара орёт на всю баню... как кошка мартовская... Она по пьянке кому-то сказала, что кончает с ним от одного только поцелуя... Вот это я понимаю... любовь...
- Ну, ладно, Коля, - прервал его старик, - пора и честь знать...Спасибо тебе за приём... Как-будто дома побывал. Спасибо.
- Да ладно уж...Заходи почаще, старик...не закисай..


ГЛАВА 9

Прошла ещё неделя. В пятницу вечером она сказала, что на выходные уедет на два дня к друзьям. Он молча выслушал её и сказал, что очень рад и желает ей хорошего настроения и удачи. Он и в самом деле был рад, что она уезжает. Жалко, что только на два дня. Перед ужином она занималась собой. Покрасила волосы, уложила причёску, сделала красивый маникюр...В общем, привела себя в порядок и готовилась к свиданию основательно.
А он решил поехать в Сергиев Посад, к своему давнему хорошему другу. Они давно собирались вместе порисовать на чудесной природе, среди старых монастырей и соборов. И хотя погода была явно не лётная, его друг с радостью согласился с этой идеей, когда он ему позвонил. Он быстро собрал кисти, краски и всё, что нужно было для пленэра. Рано утром в субботу он уже был в Посаде и через час они уже колесили на машине в поисках подходящих мест. Наконец, они приехали в Хотьково, к старому женскому монастырю и увидели то, что хотели. За крепостной стеной возвышался мощный, удивительно красивый Успенский Собор из красного кирпича. С множеством базилик и великолепных архитектурных мелочей он выглядел очень празднично и не был похож на строгую монастырскую обитель. Перед крепостной стеной стояли старые раскидистые дубы и берёзы, снег грязными клочьями кое-где оставался ещё на промокшей земле.
Они расставили этюдники и, несмотря на холодный порывистый ветер, стали с увлечением рисовать.
Через полтора часа пейзажи, практически, были готовы. Уже закоченевшими пальцами они набросали последние штрихи, собрали этюдники и залезли в машину. В прекрасном настроении согрелись горячим кофе с бутербродами и покатили домой. После роскошного вкусного обеда они ещё долго обсуждали эскизы и портреты, выполненные раньше, кое-что подправили. Но главное – наговорились досыта на разные интересные темы.
Когда он приехал домой, Светланы ещё не было. И это было очень кстати. Он принял горячий душ, налил стопку, пообедал. Потом раскрыл этюдник, вытащил кисти и эскиз. Поставил его в спальне на письменный стол, прислонив его к своим купальщицам. Посмотрел ещё раз – вроде получилось неплохо, несмотря на дождь и ветер.
В одиннадцатом часу она появилась. Вошла очень тихо, сняла шубку и сапожки и пошла к себе в комнату. Проходя мимо его спальни, она случайно заглянула и увидела новый этюд. Она разглядывала его минут пять, ничего не сказала и прошла к себе. Когда она вошла на кухню, старик оторвался от вкусной ухи, посмотрел на неё и удивился, как всё же может преображаться женщина. - Добрый вечер, - сказала она бархатным голосом и улыбнулась, как-то очень по-доброму. Большие серые глаза под длинными чёрными ресницами лучились томным блаженством и покоем, матовая кожа лица отливала лёгким румянцем и какой-то весенней свежестью... - Добрый вечер, - весело ответил старик, - Ты, кажется, хорошо отдохнула?
- Да, спасибо. Всё было хорошо, - ответила она.
Они сели ужинать. Был уже двенадцатый час. Старик достал бутылку её кагора. Она купила его вместо оставленного им, который она выпила, когда лечилась от простуды в январе.
- Ну-с, так где же мы были? - спросил профессор, наливая полные рюмки.
- Меня друзья возили на машине в Тверь. Точнее, в село под Тверью, где был очень красивый Собор. Первый день – были шашлыки и было очень весело... Ну, а в воскресенье – Праздник. Служба. Причастие.
- У вас было где переночевать? - зачем-то спросил старик.
- Да, конечно. Там была небольшая гостиница. Очень уютно, чисто, тепло...
- Ну что ж, я очень рад. Давай выпьем за удачный Праздник!
Они чокнулись с колокольным перезвоном.
- С Праздником! - сказала она и опять загадочно и светло улыбнулась.
Помолчали, начиная ужин.
- Собор древний? - спросил старик.
- Да, в общем, довольно старый... Но его хорошо отреставрировали...
- А иконы?
- Ну, иконы, конечно, не такие уж древние... Но сам собор очень красивый. Внутри – всё как-то уютно и...намолено. В нём было всё хорошо.
- Как служба?
- Очень хороший, небольшой хор. Святые отцы мне очень понравились. Всё было хорошо...
Она говорила что-то ещё... Но старик уже плохо слушал её. Поглядывая на неё, он думал о другом...
Он, конечно, понимал, что с ней произошло... Она была сейчас очень хороша... Она была счастлива... Она любила и была любимой... Но, Боже мой, красавица, на сколько тебя хватит...Дай Бог – до следующего вечера. А потом – опять, как мегера. Женщина – тот же сосуд, который всё время надо наполнять... чем-то...но лучше – любовью... И ещё лучше, каждый раз – новой... Она непостоянна – как и всё в природе... Вот уж поистине – дважды в реку не войдёт... Но зато на одни и те же грабли наступит и дважды...и трижды...
Однако, какие словечки... «...Намолено!»... Скажи, пожалуйста, какая святость... Это уж точно – из лексикона Александры. «...Святые отцы... очень понравились»...Ну, ещё бы...Сорокалетние красавцы... чёрные бороды, конфетная ритуальность, благообразность и благопристойность...Однако, о чём она...День Ангела...Загадочно улыбаясь, она задумалась, глядя в черноту окна...
- Да, так как же твой день Ангела?
- А?... Да... Всё было хорошо и весело, и шашлык, и вино, цветов было много... Толик..., - она опять улыбнулась в темноту и выразительно покачала головой: «Ах, этот Толик!»..., - Но, наверно, это был скорее повод... День Ангела... Но всё равно – было хорошо...
- Так этот... Толик – твой Ангел Хранитель? - старик весело посмотрел ей в глаза.
- Нет..., - она опять качнула головой, теперь уже как бы с сожалением, - ...Он есть у каждого...Только надо его знать и вспоминать... Он выручает часто нас, и даже независимо от нас самих...Когда мы говорим часто «Повезло!» - это ведь Ангел Хранитель спас нас, сберёг, помог в трудную минуту. Это - как посланник Божий для каждого человека...
- Судя по тому, как ты счастлива и как ты выглядишь, в этот раз он особенно постарался для тебя.
Она снова улыбнулась, не глядя на старика, который с удовольствием наслаждался вкусным ужином.
- Да, наверно, ведь были ещё и записки? - продолжал он свои распросы, - Ты же должна была поблагодарить Господа за доставленную радость и... удовольствие.., да и попросить Его о продолжении...
- Да, конечно... Когда мы пишем записки, мы уже обращаемся к Богу...
«...Я Вам пишу, чего же боле...» - подумал старик. «Ваша записка, несколько строчек... В сущности, мы пишем, когда любим...и обращаемся к любимым... и к Богу. Вера..., Надежда..., Любовь... Жаль, конечно, что она не читала «Евгения Онегина»...Впрочем, а зачем ей это... Ведь написать Богу – проще»...
Старик всё доел, наполнил снова бокалы и с удовольствием смотрел на счастливую женщину.
Вспомнил опять: «Удовлетворить можно сто женщин, но сделать счастливой – только одну».
- Ну, и потом, конечно, причастие,... исповедь,... отпущение грехов?, - продолжал он
- Но Вы же знаете...Есть вино – кровь Господня, есть хлеб – тело Господня. Он завещал нам и то,и другое...чтобы мы не забывали Его и вспоминали в определённые святые моменты и дни...Наверно, так...
Она опять замолчала, глядя в окно.
- Наверно, - продолжал старик,подходя, наконец, к главному в этом откровенном диалоге, - Понятно, что исповеди не было...Ну, а как насчёт грехов...или их тоже не было? По крайней мере их и не должно было быть...у такой...очаровательно-верующей... Ведь сейчас Великий Пост, как ни как...Тем более – в День Святого Ангела...И ещё тем более – в ночь перед ним...
- Мне не в чем оправдываться, - сказала она спокойно, после паузы, - Я свободная женщина. И у меня нет грехов...перед Богом. Я вообще не люблю путать личную жизнь с Верой... Это разные вещи...
- Понятно..., - теперь задумался старик, - Ты знаешь, я ни коим образом не хотел бы портить тебе твоё прекрасное настроение..., но я кое-что я хотел бы тебе сказать как отец – дочери. Я – москвич, и я хорошо знаю здешние законы. Ты приехала сюда делать карьеру. И тебя, как я понимаю, интересует только это... и, конечно, деньги. Так вот, я уже, кажется, говорил тебе, чтобы сделать здесь карьеру и деньги, купить квартиру, машину, ну, - и всё остальное... тебе придётся много потрудиться... в постелях....
- Я знаю... Но я не собираюсь здесь прыгать из постели в постель, - снова жёстко ответила она и сверкнула глазами.
- Я понимаю, - грустно сказал старик, - Но, боюсь, иначе у тебя ничего не получится... А вообще-то, слушай, на кой чёрт тебе Москва? Ведь хороший бизнес можно, наверно, сделать и в Тамбове, и в Мичуринске, и в той же Твери. И быстрее, и спокойнее, и хлопот меньше...
- Там, где я раньше жила и работала, все знают друг друга... и всё знают... а это – противно.. А Москва... она – большая... Здесь можно переехать в другой конец или район... И никто не узнает – где ты... кто ты... что ты делаешь и как живёшь...
- Понятно, - усмехнулся старик, - хотя и в Москве всё можно узнать...при желании... Да ты не сердись, - добавил он, улыбнувшись, - Это я - к слову...Всё- таки – Великий Пост... А вообще-то, когда ты вошла сегодня, я глянул на тебя и возрадовался: ты была такая счастливая, добрая... какая-то... масляная...Как кошка, которая съела полкувшина сметаны...
И они оба от души рассмеялись. Допив свой бокал, она встала из-за стола, поблагодарила за ужин и направилась к выходу.
- Да, кстати - остановил её в дверях старик, - ты видела мой эскиз?
- Да... я посмотрела...Но, к сожалению, я видела и то, что, в общем, видеть не хотела...
И он вспомнил, что эскиз закрывал его купальщиц только на треть, а рядом лежали «Фредерикс» от Голливуда и «Плэйбой».
За ней тихо скрипнула дверь в её комнату. Он понимал, что теперь она опять долго будет смотреть своё сладкое кино... Последнюю серию. В ночь между шашлыком и Днём Ангела...


ГЛАВА 10

«...Она, кажется, хорошо выпила...Но ведь все пили много... Было очень весело... Анекдоты, шутки об изменах и ревности, разные истории... Много смеялись, много пили... коньяк, шампанское, потом опять коньяк... шашлык был очень вкусный.. Стемнело...
Что было дальше она помнила очень смутно... Кажется, её подняли на руки и куда-то понесли... Она помнила только, что ей было очень хорошо... Ей было всё равно - кто... куда...Но она понимала только, что скоро ей будет ещё лучше...
Она очнулась уже в номере... Её раздевали. Аккуратно. Не торопясь... но настойчиво. Именно так, как она любила и хотела. Она всегда тщательно выбирала свои туалеты и одежды перед желанными свиданиями, представляя заранее, как её будут раздевать... И теперь на ней осталось нечто последнее, модное, из чёрных кружев и прозрачного шелка, едва прикрывающее только три точки... При каждом прикосновении к ней мужских рук по её телу пробегала сладкая дрож.. .И уже во власти всех своих слабостей и инстинктов она изящно, грациозно, и как бы застенчиво, сама снимает и эту последнюю защиту...
Её снова поднимают на руки и бережно кладут на подушки. Она томно прикрывает глаза и её ресницы кажутся ещё длиннее. Ярко окрашенный рот с искусно нарисованными губами чуть приоткрыт в ожидании наслаждения и страсти... Её начинают ласкать... Постепенно, долго, нежно... снизу до верху... Он целует её губы... между ног... живот... грудь... шею... Желание нарастает как лавина...Грудь её непроизвольно высоко и прерывисто поднимается ...Дышать становится трудно.. Соски призывно встают и твердеют...Всё! Она готова! Она готова любить... Голова пуста... Всё выпало... Толя!... Толя!... Остался один Толя!...
И вот он, наконец, входит в неё... осторожно... и сразу глубоко...Ещё несколько движений.. и начинается долгожданная эйфория кайфа...Тёплая, сладкая волна истомы изголодавшегося по ласке тела быстро нарастает где-то из глубины... Вдруг всё тело содрогается...И вот уже мощная горячая лава наслаждения захлёстывает её всю – ноги... живот... грудь... Ещё! Ещё!... Хочу ещё!...Половодье разрядки разливается горячим прибоем... Ещё... Ещё... Внизу всё горит безумным желанием, пульсирует и извергается фонтаном... Он входит в неё всё крепче, глубже, чаще...Её стоны переходят в крик... Она на вершине блаженства...
Их ноги переплетаются и скользят в страстных излияниях... Грудь её ласкает и сжимает крепкая широкая ладонь... Время где-то потерялось... Счастливая вечность... Мгновение – остановись...И так – до полного изнеможения...Но предела наслаждению нет... Хочется... Хочется со страшной силой... Ещё... Ещё... И он всё повторяет... то, что она хочет... Ещё... И ещё... И ещё... Сладкие муки оргазма – неутолимы..»

Утро. Воскресенье... Она открыла глаза. Вдруг ясно вспомнила всё, что было вечером и ночью -до мельчайших подробностей... Улыбнулась.... Как будто родилась заново. Как будто кожу поменяла. И вместе с ней ушли и все проблемы... Москва... комната... работа... деньги... Однако, сегодня – День Ангела. И она – фаворитка. Вчера её все поздравляли, за неё много пили. И она много пила. Но в голове всё было ясно. Её все ласкали глазами. Она чувствовала, что она красива и желанна для всех. И её все хотели... А сейчас... Она слегка шевельнулась, чтобы ощутить тело... Какое лёгкое тело! - «Я помолодела на 10 лет», - подумала она и сладко, по-кошачьи, потянулась. На столике возле кровати – цветы, розы, которые ей подарили, и кофе – горячий ещё, ароматный кофе!... И булочка с изюмом...Боже мой, как хорошо!
Она потянулась обнажённой по плечи рукой за чашечкой и лёгкое одеяло соскочило с груди – она поняла, что она ещё вся голая. Следы страсти уже высохли на ней и под ней... Возникло большое желание скорее смыть их... Но кофе было сильнее. И она откинулась на подушки и с наслаждением стала пить маленькими глотками божественный напиток...
Кофе, душ, красивые лёгкие одежды, косметика, волосы, фен, - она всегда быстро приводила себя в порядок... И снова она молода, красива, свежа, легка... и желанна...
Но впереди – Собор. День Ангела. Она приняла строгое выражение лица в зеркале и вышла из номера. Внизу её уже ждали на машине. Все... кроме него... Его не было...
Он, наконец, проснулся... Солнце уже было высоко...Да... Сегодня надо быть в этом.... Соборе...И зачем он мне нужен?... Если бы не она... Но ведь обидится... И чего ей нужно в этих ...молитвах... Тоже мне... монашка... Ладно, надо спускаться. Наверно, все уже в машине. Он нехотя встал и затрусил голый в душ.Отмыться бы...
В Соборе народу было немного, но служба уже началась. Ей захотелось побыть одной. Смутное чувство какой-то неосознанной вины лёгким облачком набежало на неё... Вспомнилось – за все грехи надо платить!
«Но ведь греха же не было... Я же свободна... Я не виновата ни в чём... Но если и был грех, то он же был такой сладкий... Нет! Надо покаяться... Ведь Великий Пост!... Да, я буду молиться... За себя... за родителей, за брата непутёвого, за Сашку с его СМС-ками... За себя!... Всё, что было вчера, было прекрасно...Но пусть это был сон... сладкий, грешный сон... Да, не забыть записки... И потом ещё будет причастие... Я искуплю... отмолюсь. Меня Бог простит! Он должен меня понять...Я же столько испытала... Всё! Я ушла... Я ушла к Богу...». – Она незаметно отделилась от друзей. Подошла к иконе. Зажгла и поставила свечу... Потом – ещё одну...


ГЛАВА 11

Прошло два дня. Она пришла непривычно рано, прошла сразу к себе в комнату и не выходила около часа. Потом пришла на кухню бледная и хмурая.
- Ты заболела? - спросил он.
- Да нет..., - неохотно ответила она, - дорога выматывает..., метро..., автобус... Спина
- А...как же...Самвел..., - не удержался старик, - он что... уже тебя не возит, что-ли?
- Он заезжает за мной только на работу... А с работы я стараюсь возвращаться сама...
Она немного помолчала, видимо, что-то вспоминая.
- Когда-то у меня был Опель... У меня был свой Опель, - повторила она с ударением, чтобы до старика дошло, как хорошо она когда-то жила...
- Ну и что. Твоё счастье, что у тебя сейчас его нет. Торчала бы сейчас где-нибудь в пробке. Ну, если хочешь, - помолчав добавил он, - я могу встречать тебя на машине у метро... когда со спиной будет плохо...
- Ну уж нет, - ответила она резко, - в вашу машину я никогда не сяду! Я до сих пор с ужасом вспоминаю ту поездку в Уваровку, когда мы с Александрой Александровной чудом остались живы.
- Да...машина тогда барахлила, - вспомнил он тот злополучный вечер, когда он впервые увидел эту Сашину тамбовскую куклу.
- Это не машина виновата. Это водитель такой...
«Так, - подумал старик, ничего не отвечая, - ненадолго же тебя хватило, красотка...Значит, напротив опять сидит стерва... Вообще, на кой чёрт ты мне нужна, прости Господи... Полгода живёт в моей квартире нахаляву, навезла машину барахла, каждый вечер пьёт и ест за мой счёт, мозолит мне глаза третий месяц,и ещё катит бочку на старика... Да будь ты трижды неладна...со своими мужиками и сопляками... Прав был Виталий всё-таки, когда прогнал её с порога...». Встал из-за стола и пошёл к себе в спальню. Как всегда на ночь помолился. Заглянул в гороскоп. Следующая неделя снова не сулила ничего хорошего...
В понедельник, 17 апреля, вечером позвонила супруга из Штатов. Как всегда, после тёплого разговора о внуках, о погоде, о самочувствии, она вдруг спросила:
- А что Светлана ещё не уехала из квартиры?
- Да нет..., - старик немного растерялся...,
- И когда она собирается? - в голосе супруги он почувствовал нервную жёсткую нотку.
- Не знаю, - снова неуверенно, после паузы, ответил он, - ... Наверно... когда купит комнату.
- И сколько же она ещё будет покупать? - повторила супруга уже с явной тревогой,
- Ну... она ищет...Наверно, это не простое дело...
- В общем...в ближайшие дни она должна освободить квартиру...Всё. Целую. Пока.
Старик положил трубку и крепко задумался. С одной стороны, события развивались вполне логично. Он понимал, что ей здесь хорошо, комфортно, удобно...И, главное – дёшево...Как в бесплатной гостинице. И кормят, и поят...Природное кокетство...Лёгкий и безопасный флирт...Она, конечно, считала, что старику она нравится, но при этом полностью была уверена, что он, в силу своих убеждений, старомодных комплексов, может быть - истинной веры, романтической привязанности и верности супруге, а может, и просто – старческой немощи, - никогда не переступит интимной черты в их отношениях, тем более - под его крышей. Поэтому ей было здесь спокойно, тепло и уютно. Но, ведь бесплатный сыр, как известно, - только в мышеловке...Но над этими банальными филосовскими мелочами она как-то размышлять не привыкла. К тому же, в силу отсутствия элементарного воспитания, а заодно – и совести, она считала, что может свободно пользоваться расположением и гостеприимством этого глупого старика, с которым она вела себя, мягко говоря, не корректно... Поэтому такая развязка, очевидно, будет для неё как гром среди ясного неба, хотя она была естественной, неизбежной , и вполне логичной. Но старик знал, чем это кончится, и поэтому воспринял её совершенно спокойно.
С другой стороны, конечно, присутствие в его квартире привлекательной молодой женщины как-то скрашивало его долговременное вынужденное одиночество. Тем более, что старик ещё и не был стариком, и не считал себя таковым. Несмотря на свои годы он был в хорошей форме и смотрел на красивых женщин далеко не платонически... Но он довольно быстро понял, кто она и что она по сути, и у него сразу отпало желание. «Мне ничего от тебя не нужно», - сказал он ей в первую же ночь. Он потерял к ней интерес, на который она, вероятно, расчитывала. И ему было глубоко безразлично, как она это поняла – равнодушие, антипатия или старческая немощь... Хотя, конечно, он чувствовал, что она – львица, самый сексуально одарённый природой знак зодиака. А её рассказы о своих похождениях только подтверждали её сексуально озабоченную мотивацию в жизни как главную. И это, естественно, притягивало к ней, как, вероятно, и любого на его месте...
Кроме того, он был более чем в два раза старше её, она была ровесницей его младшей дочери, и поэтому в какой-то степени относился к ней как к большому и очень капризному ребёнку... Он вспомнил, как однажды она сказала про его усы, что не любит, когда из носа растут волосы – противно... и целоваться мешают... Он хохотал до слёз и возлюбил свои усы ещё больше.
Конечно, где-то в глубине души ему было ещё и жалко её. Всё-таки уже тридцать два... Одинока... Больная спина... Какая-то инвалидность... И потом, она всё-же чего-то добилась...И не так уж важно – какими путями. По крайней мере - от рынка до кандидата наук...И ещё чего-то хочет... кроме секса... Была замужем... Наверно, намучилась... Детей нет...
Через два дня позвонила дочь. Он сразу понял, что это было подтверждение жёсткой и традиционно пуританской «позиции Соединённых Штатов». После обычного обмена информацией она спросила:
- Тебе очень хорошо... там?
Вопрос был очень сложный... И по форме, и по двоякому содержанию.
- Что значит... хорошо? - переспросил он, чтобы выиграть время. Малейшая ошибка в его ответе могла вызвать новую вспышку негодования по ту сторону океана... Она молчала. Она ждала его ответа на свой короткий, но хорошо продуманный вопрос.
- Ну... в общем... всё нормально..., - забормотал старик.
- Ну, ладно... смотри сам. Пока.- они положили трубки одновременно.
«Какая трогательная забота о его безупречной морали», - усмехнулся он про себя....
А всё же забавно, - подумал он, - если бы я сказал «Да», то... как говорят, - «Пиши – пропало». А если «Нет»,тогда... Тогда - «Чего же ты ждёшь?»
Однако, ясно одно. Это момент истины. Гром грянул. И креститься уже поздно...
И решение надо объявлять.
Но что-то его угнетало больше всего...И теперь он понял, наконец. Кому-то очень хотелось залезть в его квартиру, в его постель, в его жизнь, в его душу...И разжечь костёр там, где и не пахло дымом... И теперь он знал - кому... Ему льстила ревность жены. Это означало, что она ещё любит его не только как старика. Но она никогда не посмела бы сама выгнать человека из своего дома в силу своей культуры, порядочности и такта. Нужен был человек со стороны... Ищите женщину... Наглую, нахальную стерву... в квадрате. И её нашли...
На следующий день после ужина он сказал ей, что должен сообщить ей нечто серьёзное. Она сразу как-то сникла, побледнела и поставила недопитый бокал на стол.
- Что случилось? - тихо спросила она.
- Звонили из Америки. Жена и дочь просят ускорить твой отъезд из квартиры.
Теперь лицо её потемнело. На переносице обозначилась глубокая морщинка. Уголки губ опустились в трагической маске. Наступила долгая, тяжёлая пауза. Десять вечера. Американский перезвон часов в гостинной был оглушающе громким и печальным. Наконец, она тихо спросила:
- Сколько у меня времени? - Он молчал. Она повторила ещё раз этот вопрос - уже громко и с дрожью в голосе, глядя ему прямо в глаза. И он видел, как под длинными ресницами сгущается влажный туман
- У меня есть две недели? - спросила она третий раз.
- Да.... конечно...- пробормотал старик.
Она тяжело встала и тихо, своей семенящей походкой гейши, вышла из кухни и закрылась в своей комнате.
«Ну, что же... всё когда-нибудь кончается... И Великий Пост тоже» - подумал старик.
Однако, испытания ещё продолжались... «Кто с удовольствием пил кровь Господню – да не напился бы... А кто не пил - не умер бы от жажды...И плотский грех простит Господь...Хотя про Бога вы забыли...»
На следующий день вечером позвонила Александра. Она спросила его, дома ли Светлана. Он сказал, что её нет и когда она придёт, он не знает. Тогда она сказала, что не может до неё дозвониться из-за того, вероятно, что она отключила сотовый...
Она пришла около десяти. Когда он увидел её, он понял, что ей очень плохо. Серое лицо сильно осунулось, сгорбленные плечи... Сбросила шубку и сапожки, прошла в свою комнату и больше оттуда не выходила. Он прибирался ещё на кухне, когда через полчаса он услышал у неё позывные её сотового.
Она разговаривала минут пятнадцать. Потом вышла в холл с пачкой сигарет и зажигалкой, накинула шубку и вышла на лестницу. Стало быть, Александра всё же дозвонилась до неё, и старшая подруга выдала, конечно, по полной программе всё, что она о ней думала, и что думали о ней те, кто помог ей в самый трудный момент её жизни и сэкономил ей довольно большую сумму. Вероятно, было сказано, что Светлана не оправдала её рекомендации и отношения её с друзьями оказались под угрозой. Саша давно и очень хорошо знала профессора и абсолютно была уверена в его порядочности, но её, вероятно, возмутила типично провинциальное нахальство её подруги и явное злоупотребление гостеприимством добрых, доверчивых и деликатных людей. И, конечно, Саша тоже потребовала немедленно освободить квартиру.
Утром в понедельник она вышла из комнаты до его ухода и извинилась, что не вышла вечером к ужину: - Очень сильно болела голова...Наверно, поднялось давление... Двое суток они почти не виделись.


ГЛАВА 12

В среду вечером она пришла, как обычно, около десяти, и ещё даже не раздеваясь, сказала с грустной улыбкой: - Всё. Я в субботу уезжаю. Передайте супруге, чтобы она больше не волновалась...- И ушла к себе.
На следующий день в начале двенадцатого на его сотовый пришёл сигнал. Он не сразу узнал её голос -очень тихий и слегка дрожащий:
- Я звоню Вам из спальни... Я плохо себя чувствую... и хотела бы вызвать врача из вашей поликлиники. Но я не могу найти номер...
- Поищи в синей смоленской книжке, - сказал он хрипло и почему-то волнуясь, - ищи поликлинику...
Она помолчала, видимо, в поисках телефона. Потом нашла:
- Тут написано: Иванов Андрей Георгиевич...
- Да, да, - обрадовался он, - Это то, что нужно. Звони немедленно. Я сейчас приеду...
- Нет! Не надо... Вы же не врач. Вам приезжать незачем... Всё. Спасибо...
Он отключил телефон и посмотрел на часы: 11-30. Свернул бумаги в стол, оделся и вышел из офиса.
Через сорок пять минут лифт остановился на шестом этаже его дома. И когда он вышел из лифта, он увидел, как Андрей Георгиевич жмёт кнопку звонка его квартиры. «Звёзды работают», - подумал он, крепко пожал ему руку и открыл дверь, пропуская доктора вперёд. На пороге квартиры стояла Светлана, бледная и еле живая. Она очень удивилась, увидев его вместе с доктором, но ничего не сказала и тихо, слегка пошатываясь, пошла в гостиную. Врач снял плащ, вымыл руки в ванной и прошёл к ней. Старик закрыл за ними дверь и пошёл на кухню. Заварил чай и глянул на часы.
Минут через двадцать врач вышел и он подошёл к нему.
- Ну как с ней... Что-нибудь серьёзное? - спросил он.
- Ну... как Вам сказать... Состояние, конечно, неважное... Давление... сердце... голова... Я выписал всё необходимое. Надо купить и дать ей это сейчас.
Врач оделся и старик проводил его до лифта.
- Я Вам очень благодарен, - сказал он. - Ей требуется какое-нибудь лечение?
- В общем-то.... да. Желательно, - произнёс доктор, как-то странно растягивая последнее слово, хитровато и добродушно улыбнувшись в усы, - Я, конечно, понимаю... погода в апреле всегда бьёт по здоровью... Но, ведь она ещё молода... Что-то случилось? У неё очень сильная нервная встряска. Очень похоже на шок.
- Да, - ответил старик,- в последние дни было много неприятностей... и на работе.. .и дома...Но она вообще очень больна. У неё ведь спины нет.
- Я знаю. Она мне сказала, - произнёс доктор, стоя уже в лифте, - Спазмы центральных вен очень часто в таких случаях вызывают резкое увеличение мозгового давления и сильные головные боли. Я выписал ей всё, что пока необходимо. Но понаблюдать за ней надо обязательно. Хотя... насколько я понял..., - и он снова по доброму хитро улыбнулся в усы, - ей сейчас мужик... нужен больше, чем доктор...
- Спасибо, Андрей Георгиевич! Большое Вам спасибо!
- Да не за что... Будьте здоровы! - и он нажал кнопку спуска.
Дверь лифта захлопнулась. Старик повернулся к двери холла, перешагнул порог и... на секунду вспомнил, как она категорически возражала по телефону против его прихода... Теперь он и сам улыбнулся в усы, как и доктор, потом весело рассмеялся, покачал головой и не спеша пошёл в квартиру.
Когда он вошёл в гостинную, она лежала на диване, накрывшись своим верблюжьим одеялом, бледная, с закрытыми глазами, отвернувшись к стене. Балкон был открыт настеж и было довольно холодно.
Он позвал её. Она не шевельнулась. Оделся и пошёл в аптеку. Через пятнадцать минут он вернулся с лекарствами и положил их на столик около дивана. Она лежала в том же положении. Посмотрел на часы.
Четверть третьего. Закрыл дверь и поехал на работу.
Шёл крупный мягкий снег. В конце апреля, как всегда, возвращалась зима. Асфальт, деревья, газоны -всё было в снегу, и было очень скользко. Ноги уже отвыкли от зимнего режима, но его бразильские ботинки цепко держались за мокрый снег.
Когда он пришёл домой, Светлана лежала на диване и смотрела телевизор. Балкон был широко открыт и в комнате было всё так же холодно.
- Как ты? - спросил он. - Ничего. Лучше, - коротко ответила она, не отрывая глаз от экрана.
- Будешь есть что-нибудь? - Нет.
Он поужинал и снова пришёл в гостинную. Прикрыл балкон и сел на пол около неё, закрыв собой телевизор. Она смотрела сквозь него широко открытыми большими серыми глазами, в которых застыли слёзы. Немного помолчав, она заговорила:
- Больше всего мне жалко Вашу супругу. Все женщины очень хорошо чувствуют на расстоянии... и она стала что-то подозревать... Она там мучается, переживает, и, может быть, лежит, как и я. Она не виновата. А я – да! Мне надо было уехать сразу после Вашего приезда. Тогда все были бы спокойны...
- Может быть, - ответил он, - Но ведь, кажется, была договорённость между ней и Александрой о том, что ты можешь остаться на какое-то время после моего приезда, и заодно поможешь с готовкой. И я не возражал. И тогда ни у кого не возникало никаких сомнений и подозрений в чём-то...Кстати, всё это время, в основном, готовил и кормил тебя я...Это так...к слову...
- Да, конечно... Но Вы повели себя странно... Я не ожидала от Вас никаких признаний. Мы ведь были почти незнакомы...
- Ну, во-первых, никаких признаний, в общем-то и не было. Я просто сказал, что вспоминал тебя. Вот и всё. Да мы и виделись всего один или два раза у Александры. Я, конечно, тебя совершенно не знал. Но в первую же ночь, за этим столом, я понял, что никаких признаний и не будет. Ты рассказала о себе более чем достаточно, чтобы их не было... Мне было нетрудно, с моим опытом, понять к какому типу женщин ты относишься и я сказал тебе сразу, что мне ничего от тебя не нужно...
- Ну ещё бы! Что-то было бы нужно! - она как-то жёстко усмехнулась,- Но ведь Вы всё это время думали обо мне и... надеялись на... это. И это могло случиться... 153 раза...
- Надо же... Какая точность... И это – всего за два месяца... Здорово!... А я и не знал... Как жаль... Это как в том анекдоте: «Женщины как дети - всегда говорят НЕТ, мужчины как дети – всегда верят». Любопытно, как бы это всё сочеталось с чувствами, интуицией и здоровьем моей супруги, о чём с такой трогательной заботой ты говорила только что, - теперь уже усмехнулся старик.- Но ведь...это же не случилось... И, наверно, хорошо... что не случилось...
- Но Вы всё время думали об этом, - ещё раз повторила она..
- Ну, во-первых, мне было о чём думать, кроме этого... особенно на работе. Во-вторых, когда рядом, у тебя дома, в шёлковом легкомысленном халатике каждый вечер и даже утром кокетничает сексапильная кукла, демонстрируя модельные трикотажные платья, тонкие шёлковые блузочки телесного цвета без лифчика, немыслимо короткие юбочки, полностью обнажающие стройные ножки с французскими прозрачными колготками-паутинками за сто баксов... вызывающе раскрашенные губы...И когда такая молодая особа за ужином рассуждает, залезать ей ко мне в постель или нет, или как она презирает нерешительных мужчин, посасывая пухленький холёный пальчик, и что она аж с шестнадцати наслаждается всеми женскими страстями и испытывает оргазм от одного только поцелуя... И при всём при этом пьёт не хмелея... Понятно, что не думать об ЭТОМ может только импотент или инвалид... Я пока не отношусь ни к тем, ни к другим. Поэтому, я, конечно, от души забавлялся, глядя на тебя.. И я до сих пор не могу понять,как я устоял... Но мне было интересно это испытание....
Что касается предчувствий женщин на расстоянии, то ясновидящих среди вас, в том числе - и среди жён, как показывает статистика, меньше одной десятой процента. И моя супруга, к сожалению, в их число не входит. А если бы и входила, то ты должна была бы освободить нашу квартиру ещё до моего приезда... Конечно, есть ещё интуиция и телепатия. У всех, или почти у всех. Но если она умная и добрая женщина, а именно таковой и является моя супруга, то она должна всё правильно понимать, что у нас здесь... происходит... или не происходит... Ну, а если и есть лёгкая ревность, то это мне ужасно льстит... Но я думаю, она должна быть уверена...
- Да, - перебила она его, - она и была уверена... во мне, по крайней мере. Александра ведь и рекомендовала меня ей именно так. Но она могла быть неуверенной в Вас... Значит, у Вас и раньше, вероятно, были срывы... Поэтому она могла сомневаться в Вас и сейчас...
- Вот что, дорогая. Рекомендация Александры, по меньшей мере странная, укладывалась в одну сакраментальную фразу. А именно, что ты никого не будешь приводить. Откровенно говоря, меня эта фраза почему-то смутила. Я, конечно, понимаю, что молодая одинокая женщина нуждается в обществе мужчин... время от времени. И это нормально. Но если этот запрет ставится в качестве главного условия монашеского пребывания в трёхкомнатном монастыре, стало быть, для этой женщины это условие уж очень необходимо.
В принципе, меня не очень интересовало, как выполнялось это условие в моё отсутствие. Но из твоих рассказов в первый вечер я понял, что ты всё же согласилась принимать на ночь того самого грузина-таксиста, нашего знакомого, которому я запретил появляться в квартире после нашего отъезда и который упорно ломился к тебе, когда ты тут обосновалась. Судя по тому, КАК ты это говорила, он не был тебе в тягость...И, как ты сказала, ночевал он у тебя вплоть до моего приезда.. Наверно, были и другие....
Так что... рекомендация Александры, мягко говоря, была неадекватна твоему образу жизни... .
Между прочим, моя супруга скромно выразила просьбу, чтобы ты в наше отсутствие поливала её любимые фиалочки. Когда я приехал, я с грустью увидел, что они засохли. Видимо, дипломированному и остепенённому озеленителю было не до фиалок... Да и добраться до них в хламе, который ты понавезла в комнату было просто невозможно.
Что касается моей греховности, как возможной причины для ревности... Ну, что ж ... грешен... конечно, грешен... как и все смертные... Но я уже упоминал о библейской притче об Иисусе Христе, который при виде осуждаемой грешницы сказал «Пусть бросит в меня камень тот, кто безгрешен»... Говорят, никто не осмелился... А в Испании женщины даже соорудили памятник Дон Жуану, который всегда завален живыми цветами...Вот так обстоит дело с грехами...
Ну, а в нашей... в твоей ситуации...виновата, конечно, только ты сама...Умная, тактичная женщина никогда бы так не влипла. Впрочем, всё объяснимо. Очаровательное легкомыслие провинциальной искательницы приключений и карьеры в столице... Но не только. Использование дружеских связей исключительно в личных целях, рыночное отношение к людям и тонкий расчёт на доверчивость добрых и порядочных, отсутствие хорошего воспитания, вкуса, меры и элементарной культуры, привычная, видимо, для тебя неблагодарность за помощь и поддержку... ну, и прочие издержки твоего характера и морали... Всё это, вместе с твоей яркой внешностью и, как сейчас модно говорить, сексапильностью, составляет портрет эталонной...стервы. И это твой портрет, дорогая....
Ну, не обижайся...Стерва – это не ругательство. Это просто тип женщины. Женщины, которая любой ценой добивается того, чего хочет... или кого хочет... Любой ценой! Это очень важная особенность...
Ты могла бы стать другом нашей семьи. Как Александра. Можно было просто всё это время поддерживать нормальные отношения и связь с хозяйкой этого дома. Но у тебя не хватило на это ни ума, ни культуры, ни тактичности, ни деликатности...
По просьбе нашей подруги тебя приняли в этот дом как друга, без всяких условий. А ты вообразила, что тебе предоставили бесплатную гостиницу со всем обеспечением - с обедами, вином, с телефоном... и прочими услугами... Я могу вынести за скобки твою бестактность по отношению ко мне... Я повидал всяких... гостей. Но есть ещё одно провинциально-рыночное качество, которое мне всегда было противно.
Это – твоя патологическая жадность. Ты легко оставляешь в модных бутиках и престижных магазинах сотни долларов за одежду и дорогую косметику и считаешь естественным не оплачивать даже мелкие счета за звонки родителям в Мичуринск, банкирам в Тамбов, за вызов нашего врача, который, в принципе, мог и отказаться от бесплатного визита к тебе, не имеющей никакого формального отношения к Москве, если бы не моя личная просьба, за дорогие лекарства в половину моей пенсии....
Старик сидел на полу около её ног, прислонившись спиной к дивану, и, не глядя на неё, бубнил себе под нос. Ему было глубоко безразлично, слушает она его или нет. Но она спала. Сильное лекарство надёжно спасло её от понимания себя. Да и если бы она и слышала как рисовал её портрет опытный мэтр, это вряд ли что-либо изменило в ней. Когда нет принципов, работают только привычки...
Вдруг он почувствовал какое-то движение за своей спиной. Он повернулся к ней и увидел, что она, приподняв голову, очень серьёзно и как-то печально смотрит на него.
- Встаньте, пожалуйста, с коленей, - тихо сказала она.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он, не трогаясь с места.
- Уже лучше... Встаньте, я прошу Вас...- и, чуть помолчав, спросила: - Сколько стоят лекарства?
- Полторы тысячи, - ответил он, вставая и превозмогая привычную боль в затекших коленях, - Поправляйся. Спокойной ночи.


ГЛАВА 13

На следующий день она не пошла на работу. Принимала лекарства, спала, долго разговаривала с родителями по телефону. Он пришёл с работы, как всегда, в восемь. Принял душ и пошёл на кухню.
Она сидела за столом и пила свою водичку с лимоном. Он молча приготовил ужин на двоих, сел за стол.
На буфетном столике около телефона заметил бумажку в пятьдесят долларов. Они молча поели, он помыл посуду и уже хотел выйти, как вдруг она прервала молчание и срывающимся голосом стала говорить:
- Я разговаривала сегодня с родителями... Они были возмущены до предела. Они сказали, что вы все тут в Москве посходили с ума...Такого... - она с трудом подыскивала слова, - безобразия... отношения к людям, и даже к своим родственникам - нигде нет, как у вас...
Она ещё бросала ему в лицо какие-то обвинения в морали, в нарушении каких-то элементарных правил и прочую чушь... Прервать её было невозможно... Она, наконец, закончила, почти рыдая.
Старик терпеливо выслушал её до конца. Потом сел за стол, как всегда, против неё.
- А теперь выслушай меня. И внимательно. И не перебивай. Иначе я выгоню тебя отсюда завтра же. Как это сделал Виталий. Во-первых, твоих родителей можно назвать таковыми весьма условно.
Ты рассталась с ними в шестнадцать лет. И с тех пор они тебя потеряли. Ты захотела жить свободно, в соответствии со своими прихотями. И они уже ничего не могли с тобой поделать. Сначала они сквозь пальцы смотрели на твои шалости с мальчиками. Потом появились мужчины. Потом ты выскочила замуж, опять же – самостоятельно. И, как выяснилось, - неудачно. Но родители были тебе не нужны. Ты очень рано стала зарабатывать..., вернее, - получать, большие деньги. И они опять закрывали глаза на то, как ты их... отрабатывала. В том числе – и в качестве «квалифицированной» медсестры. Ты очень рано села за руль иномарки и стала посещать модные дорогие бутики и салоны. А чтобы родители не ворчали, ты стала им подбрасывать из своих «излишков». Как-никак – больной отец, которому ты запретила в шестнадцать лет входить в свою комнату... Наверно, чтобы не застал, не дай Бог, кого-нибудь...Мамаша, которую ты до сих пор почему-то зовёшь «Люсей»...Наконец, - непутёвый брат...Неудачная копия сестры... Я посмотрел на него здесь. И, в общем, получил представление о вашей семейке... задолго до сегодняшнего дня.
В целом, складывается впечатление, что родители занимались чем угодно, только не воспитанием детей. В шестнадцать лет ты решила, что с тебя хватит «домашних уроков» и ты стала заниматься своим образованием самостоятельно. И о том, как ты весьма преуспела в таком «образовании», родители даже и не подозревали. Кое-как закончив школу, за три года до получения аттестата успешно сдав все экзамены на половую зрелость, ты решила расширить и углубить свои познания в области сексологии непосредственно в медицинских учреждениях. В больницах и клиниках ты получила блестящее «профессиональное медицинское» образование, с большим интересом на практике познавая «когда можно, где можно, с кем можно, с кем хорошо и с кем плохо» и прочие азы женского искусства удовлетворения, специализируясь с особым интересом на венерических болезнях. И даже, как ты говорила, успешно лечила от них своего непутёвого братишку.
Затем ты также успешно освоила науки «рыночного университета», заполнив таким образом пробелы твоего «экономического образования». Практические дисциплины «живого рынка» научили тебя как получить «место под солнцем», пробившись сквозь мощную грузинскую групповуху; как лучше, успешнее и привлекательнее «представить товар»; кому и сколько «дать», чтобы продать; как лучше «продать», чтобы не всё потерять, и сколько можно «потерять», чтобы получить гораздо больше... и так далее. В процессе и в результате практического освоения этих «дисциплин» ты твёрдо усвоила простую и жизненно важную истину и товарно-рыночную формулу успеха: «Успех + тело = деньги + успех». По этой формуле ты и живёшь сейчас и будешь жить и дальше, пока карьера, деньги, личное благополучие и удовлетворение будут для тебя главным в этой жизни. Такие «мелочи и сантименты», как благодарность, помощь, сострадание, сочувствие и прочее – тебе не понятны и не нужны... Но... как показывает жизненный опыт, кончается всё это, к сожалению, довольно печально... Зато твои родители опять же довольны и счастливы. Во-первых, ты помогла им на рынке физически. А во-вторых – девочка приобрела ещё один опыт «самостоятельности». И не важно какой... И какой ценой...
Но, разумеется, ты уже хорошо понимала, что всё же без высшего образования карьеру не сделаешь. Особенно в большом городе, куда ты уже устремлялась в своих «эротических» фантазиях. Но здесь уже всё было гораздо проще и легче. Ты уже давно поняла, что зелёный цвет – самый приятный и, конечно,... самый перспективный из всех цветов радуги... в том числе - на земле... и в постели... Тем более, что в провинциальный сельскохозяйственный институт поступить, в принципе, казалось проще. А с твоим «медико-рыночным» образованием – тем более. Твои родители и ахнуть не успели, как ты вдруг в одночасье стала студенткой. И опять-таки им уже и не хотелось задумываться – почему так легко это получилось и... какой ценой... Студенческая жизнь протекала для тебя легко и беззаботно...Как в шелках, в духах, в цветах... в вине.. Здесь были все условия совершенствовать свой вкус. И симпатии к очаровательному и ароматному зелёному змию росли и расцветали. Тем более, что возможностей для искушений разного рода здесь было более, чем достаточно. Естественно, экзамены не представляли для тебя никаких проблем. И каждая сессия была не испытанием, а просто двухнедельным весёлым праздником. После загородных и дачных пикников в преподавательском обществе с вкусными шашлыками и анекдотами, с горячими банями и прохладными бассейнами, с бесшабашным весельем и откровенными забавами, твоя зачётка заполнялась, вероятно, автоматически. Круглые формы... и круглые пятёрки...Прозрачные одежды...и прозрачные предложения...Лёгкое вино...и лёгкие отношения... А родители опять были счастливы. И они опять гордились и восхищались – какая способная и талантливая девочка, как она легко и успешно учится.... Но...какие это были таланты... Они, конечно, не знали... И не могли знать. Да и не хотели...Поскольку они давно уже, по сути, родителями не были...
При таком раскладе дело, наверно, вообще шло у тебя к красному диплому... Если бы... Если бы не «свободное» посещение занятий... Но ведь ты просто физически не могла быть в институте больше двух раз в неделю. Тебе же нужно было продолжать «зарабатывать» на дорогие бутики, на содержание «Опеля», на рестораны и другие, в основном - ночные развлечения в обществе тех, кто тебя содержал, кто обеспечивал тебе «зелёные» доходы, многократно превышающие зарплаты профессоров... Да и как вообще после довольно «тяжёлых» ночных сеансов, с армянским коньяком в голове, тащиться утром на какие-то лекции... Это ж не какие-то «пятёрки» в зачётке за «красивые глаза»... Тут ведь надо было «по полной» отрабатывать до упора «формулу успеха».. Поэтому красный диплом так и не получился. Но... зато получилось другое...
Шуструю, смазливую девочку в коротенькой юбочке и с красивыми ножками уже давно заприметил декан...Да и другие профессора тоже были... не против... И после получения диплома тебе предложили, так же неожиданно (для твоих родителей – особенно) поступить в аспирантуру. Ты, конечно, понимала, что это будет стоить тебе недорого. Ведь они хотели больше, чем ты... Поэтому, не долго думая, ты согласилась. И, как всегда, всё прошло как по маслу. Я за сорок лет профессорской практики в разных институтах наблюдал много раз, как такие красотки «поступали» в аспирантуру. А родители опять же были в восторге. И даже, вероятно, пребывали в шоке. Поскольку опять ничего не знали. И не понимали.
Ну, а дальше... дальше всё по той же «формуле успеха», которую ты освоила к этому времени уже блестяще. Декан, разумеется, опекал тебя лично... и очень «плотно». Поэтому концовка была вполне логичной. И теперь, уже «остепенённая» и окрылённая своими «успехами», ты решила, что пора «осваивать» столицу... Подальше от родителей, от назойливых «опекунов» и, вообще, от всех, кто уже достаточно хорошо тебя знал в твоём захолустье... А здесь, в огромном мегаполисе можно было легко «раствориться» и потеряться. И никто никогда и ничего о тебе не узнает... Хотя, на самом деле, это типичное провинциальное заблуждение. Здесь можно всё узнать о каждом. Очень просто и быстро.
И вот появляется здесь ещё одна весьма привлекательная провинциальная секс-кукла, владеющая обширными медицинскими познаниями, английским языком, компьютером и искусством максимального и безопасного удовлетворения избранных и себя, готовая щедро и с удовольствием, и, главное – научно, «озеленять» богатеньких «буратино» и себя всё по той же «формуле успеха».
Да ты не обижайся. Я изобразил твой путь по твоим же словам и нарисовал твой портрет не для того, чтобы тебя как-то... задеть...или... «раздеть»...Хотя, собственно, что тут раздевать...
Я просто хотел, из твоих же рассказов о себе, показать, что ты выбрала этот путь самостоятельно. И что твои родители, ничего не зная о тебе, могли лишь догадываться, какими средствами ты строила свою карьеру, сознательно закрывая глаза на эти... средства. Они боготворили тебя и гордились тобой... До тех пор, пока у тебя не начались здесь сбои. И при первых же проколах в твоей стратегии и тактике они взорвались от возмущения. И ты - безукоризненно чистая и талантливая девочка и дочь - мгновенно превратилась в невинную жертву обмана столичных «мерзавцев».
«Не судите сами, - да не судимы будете...» - вот, в принципе, краткий смысл того, что я рассказал тебе о тебе же самой и о твоих родителях твоими же, повторяю, словами. Ничего не зная о том, как ты стала такой, какая ты есть, вот сейчас, здесь, они кричат – какие ужасные люди обижают бедную, несчастную девочку, и даже измываются над ней. А ещё этот проклятый, выживший из ума старик, который чего-то хочет от невинной и больной девочки и домогается её своими ухаживаниями и комплиментами, нагло пользуясь тем, что она временно вынуждена жить с ним под его крышей, не имея возможности платить. Разве это не ужасно! Это же кошмар! Что они творят! Они же все там, в Москве, с ума посходили! У них же крыша едет!....
Можно себе представить, какой гвалт они бы подняли, с твоей, конечно, подачи, если бы я и впрямь залез бы к тебе в постель, используя одну из, как ты точно посчитала, 153 возможностей за эти два с половиной месяца... Тут уж не до благодарностей за бесплатный и довольно комфортный приют, с хлебом, вином и даже бесплатным медицинским обслуживанием...
Всё. С твоими родителями всё ясно. Передай им привет. И скажи хотя бы раз в жизни правду...Что ты здорова. И что тебя в этих стенах никто не домогается... Если, конечно, ты ходишь в Соборы и молишься иногда не только как... святоша...Иди спать... Ты ещё слаба... Спокойной ночи.


ГЛАВА 14

24 апреля. Вербное Воскресенье. Утром старик позвонил Александре, поздравил её с Праздником и сказал ей, что Светлана ещё очень слаба, поэтому собраться и выехать немедленно ей довольно трудно. Да и некуда пока...Вопрос с покупкой жилья вроде ещё не решён... На что она ответила, что её здоровье - это её личное дело... Что касается «некуда», то она может вернуться и в Мичуринск, и в Тамбов...
«Впрочем, - сказала она в конце, - решай сам...». А накануне вечером в разговоре с Америкой он сказал то же самое супруге.
Потом он пошёл на рынок, купил продуктов и пучек веток вербы. Когда он пришёл домой, она лежала на диване в гостинной в своём шёлковом халатике, накрывшись своим любимым верблюжьим одеялом, и смотрела телевизор. «Как дела?» - спросил он. Она ничего не ответила, только слегка пожав плечами, не отрываясь от экрана. «Я разговаривал с Александрой и с супругой. Они не возражают, чтобы ты осталась здесь, пока не поправишься... Я тоже советую тебе не торопиться... пока не придёшь в себя...». Она снова промолчала, глядя на экран. Тогда он повернулся и пошёл из гостинной. Уже в дверях он услышал знакомый перезвон её мобильника, с которым она не расставалась никогда. Прикрыв за собой дверь, он пошёл на кухню готовить обед.
Через сорок минут он пришёл в гостинную, чтобы позвать её на обед. Она лежала в той же позе.
Телевизор был выключен. Широко раскрытыми глазами она отрешённо смотрела в окно. «Пойдём за стол. Сегодня же Праздник...как никак...». «Спасибо. Я приду сейчас.» - тихо ответила она, не повернув головы.
Когда она вошла на кухню всё в том же халатике, старик не узнал её. Она очень похудела, как-то сгорбилась. Плечи опустились и лопатки торчали, как подрезанные крылья. На осунувшемся лице её большие серые, но покрасневшие от слёз глаза с явно не косметической синевой под ними, казались ещё больше. Шея стала тоньше и неухоженная грива делала её голову ещё больше похожей на львиную, но только очень печальную.
Своей мелкой семенящей походкой, слегка шатаясь, она дошла до стола и устало села , как всегда, напротив него, у окна. На тарелках дымился горячий борщ и большая миска с картошкой и свежими овощами. В центре стола стояла бутылка «Кагора» из «Ароматного мира» и два бокала. «Я думаю, тебе эта кровь Христова пойдёт сейчас на пользу» - сказал старик, наливая вино в бокалы. Она слабо улыбнулась в знак согласия. «Ну, что ж... с Праздником!», - поднял бокал старик. Красивый звон бокалов отвлёк их на несколько минут от не праздничных проблем. Они молча, не торопясь, с удовольствием ели эту скромную вкусную пищу и думать о чём то другом не хотелось.
Закончив ужин, старик ещё раз наполнил бокалы и внимательно посмотрел на неё. Она тихо сидела, положив руки на стол и попрежнему тоскливо смотрела во двор. Он придвинул ей бокал и спросил:
- У тебя... что-то ещё?
- Да... в общем... Всё одно к одному...
- Так что случилось?
Она немного помолчала, как бы размышляя, стоит ли делиться своими бедами с этим стариком до конца... Всё равно ведь скоро уходить... Да и чем он поможет... Но всё же решилась...
- Да вот... Позвонил давний знакомый...Год назад я одолжила у него тысячу долларов... Я как-то предлагала ему отдать... когда были деньги.... но он говорил, что может подождать... А теперь...У меня всё по нулям... а он требует срочно всё вернуть... Вот так...
В кухне повисло тяжёлое молчание.
- И это всё? - спросил старик наконец. Она молча кивнула, продолжая смотреть в окно.
Старик тоже молчал, покручивая пальцами пустой бокал.
- Я могу дать тебе... тысяч десять. Я получил вчера зарплату. Это всё, что у меня есть сейчас. Это около четырёхсот... Остальные доберёшь у друзей... Отдавай. Это не проблема. Деньги появятся - вернёшь.
- Спасибо, - тихо сказала она, отвернувшись, наконец от окна, и посмотрела на него как-то странно, как будто первый раз его увидела...- Вы меня очень выручите... Вы очень добры...
Утром старик положил на край стола конверт с новенькими пятисотками и вложил в него пятидесятидолларовую бумажку, которую она дала ему за лекарства.


ГЛАВА 15

Прошла неделя. Страстная суббота, 30 апреля. Завтра Пасха. Они купили в церкви куличи. Нашли красивую корзинку, положили туда куличи, раскрашенные яйца, свечи, спички. Накрыли всё это красивым расписным льняным рушником. Наутро встали в 8 часов и в 9, как полагается, во рту - ни росинки, отправились в Собор. Когда они пришли, служба уже началась, и народу в Соборе было довольно много.
Они протиснулись слева - к алтарю, зажгли свечи и стали слушать проповедь. Она стояла чуть впереди,в лёгком кожаном пальто с меховой опушкой. Он видел её спину с выступающими лопатками и ещё раз подумал, как сильно сдала она за последние дни. На голове был белый кашемировый платок, с ароматами дорогих духов, которые смешивались с ладаном от свеч. «Наверно, тот самый, который стащил у неё Самвэл» - почему-то, и не к месту подумал старик...Она слушала, крестилась, и повторяла молитвы, как все. Мягкий слаженный хор прерывал проповедь временами, и тогда он разбирал отдельные фразы молитвы.
Он стоял сзади,чуть правее, и тихо, вполголоса молился за себя и своих близких.
Минут через двадцать она повернулась и пошла к выходу. Он двинулся за ней. Она была бледна и казалась очень усталой. Выйдя из Собора, она отошла в сторону и стала говорить по мобильному телефону.
Потом подошла к нему и сказала, что ей необходимо уехать на работу. Он поставил корзинку на длинный стол перед Собором, который уже был заставлен куличами и такими же корзинками, и пошёл проводить её до выхода с площади. Они шли молча. Погода выдалась на славу. После дождей в последние две недели ясно светило солнце и всё вокруг зазеленело и ожило. Всё вокруг было празднично и на душе у старика было светло.
На выходе из Соборной площади она не останавливаясь сказала «До свидания», и на вопрос – когда придёт – не оборачиваясь тихо сказала «Не знаю». Старик повернулся и пошёл назад к Собору. Купил две свечи, подошёл к своей корзинке, вставил свечи в куличи и зажёг их. Свежий весенний ветер гасил свечи прихожан, и они снова их зажигали. Служба уже закончилась и молодые красивые служители в серебрянных одеждах уже вышли освещать куличи и народ, толпившийся во дворе церкви. Старик оберегал пламя своих свечей, прикрывая их ладонью. Наконец, священнослужитель дошёл до их ряда и щедро окропил святой водой куличи, крашенные яйца и цветы, которые он купил для могилы родителей.
Народ ликовал. Из Собора доносилось пение и проповедь архиерея. Звонили колокола. Светило солнце. Это был апофеоз Страстной субботы. Он подождал, пока куличи осветят ещё два раза, и потом погасил свечи, вынул свой кулич и несколько яиц из корзинки и поставил их на стол, положил освещённые цветы в корзинку, закрыл её и вышел с ней из рядов прихожан. Его место было тут же занято. Обернулся на Собор, перекрестился и в отличном настроении пошёл домой.
Оставив её кулич дома на столе с недогоревшей свечой, он взял корзинку с цветами, яйцами, свечами и поехал на кладбище к родителям. Часа полтора он чистил и прибирал могилу родителей, посадил несколько кустиков незабудок, почистил ограду и камень, полил живые цветы, пристроил искусственные и ветку сирени, которую всегда любила мама, зажёг две свечи и встал, прислонившись спиной к большому дубу, который вырос в ограде за сорок лет после смерти мамы. Он рассказал родителям, как он жил и в чём грешил последнее время. Потом встал перед ними на колени, поцеловал, как всегда цветы, перекрестился и вышел из ограды.
Он ехал домой с кладбища с благостным чувством исполненного долга.
Приехав домой, помылся, накрыл стол, прилёг на диван и.... отключился.

 ГЛАВА 16

Проснулся он от лёгкого стука внешней двери и понял, что она пришла. Поднялся и посмотрел на часы. Половина шестого. Вышел в холл и включил свет. Посмотрел на неё. Она выглядела замечательно.
Свежее, с лёгким румянцем лицо. Большие блестящие глаза светились чисто и ясно. Уголки губ уже не были опущены вниз в трагической маске, как все последние дни, и широкая, бесшабашная улыбка готова была украсить и отразить её настроение. Она была энергична, бодра, и даже весела.
- Как дела? - спросил он дежурно.
- Отлично! - бодро ответила она, сбрасывая модные сапожки.
- Я вижу, работа пошла тебе на пользу – заметил старик.
- Да, всё в порядке. Мы всё сделали, что хотели. Ну, а потом... ехали мимо ваших бань и решили отмыться.
- Да, - сказал старик, - у нас отличные бани... Это около рынка?
Она кивнула головой
- Там, - продолжал он, - есть даже отдельные номера... для интимных свиданий... на двоих...
- Ну, вот мы ими и воспользовались, - не задумываясь ответила она, - И там, действительно,предусмотрено всё необходимое для отдыха – парилка, бассейн, душ...ну, и всё остальное...
Старик почему-то как-то сразу сник. Она продолжала:
- Самвэл, оказывается, участвовал в строительстве этой бани. И он там – свой человек... Его там все знают.
«Так, - подумал старик, - значит, она хорошо провела время в отдельных кабинетах со своими армянами..». Но она, видимо, прочитала его мысли и тут же уточнила:
- Толик был, как всегда - на высоте...
Старик усмехнулся про себя: «На высоте – это всегда хорошо... Это прекрасно, когда люди счастливы... Удовлетворить можно сто женщин, но сделать счастливой – можно только одну...».
Она сидела напротив него за столом и задумчиво-загадочно смотрела в окно. Лицо её светилось от счастья и блаженства. На губах играла чувственная улыбка. Он вспомнил – именно такой же она вернулась тогда, из Твери, после шашлыков, Собора, молитв, грехов и покаяний. Да, она снова была, как сытая кошка,которая съела полбанки сметаны...Он тоже смотрел в окно, и опять, как тогда, стал отчётливо считывать с экрана теперь уже реальную сцену в бане...


 
 
 ГЛАВА 17
 
Она подошла к кассе и протянула в окошко зелёную сотню и пятидесятидолларовую бумажку – ту самую, которую она давала старику после того, как он накупил ей лекарств по рецептам щедрого доктора Иванова.. Старик сказал ей, что не возьмёт деньги и положил эту бумажку на тумбочке около телефона, где она пролежала неделю, пока он не сунул её в конверт с его зарплатой в 10 тысяч рублей. Она уже забыла, как и чем она рассчиталась со своим старым другом, который «срочно» потребовал от неё возврата долга в 1000 долларов. Билет в отдельный кабинет стоил около 2000 рублей, так что с этой бумажкой - как раз хватило на рандеву с любовником в отдельном кабинете сауны... За Толю она, как всегда, платила сама.
Здоровый, симпатичный, коротко остриженный «амбал» окинул беглым взглядом её фигуру, кивнул головой на свободный номер, спросил, что нужно «для полного счастья» и закрыл за ними тяжёлую дубовую дверь.
В небольшой, хорошо обставленной комнате стоял крепкий стол и широкая скамья, покрытая ковром и чистой простынёй. Несколько простыней и небольшая подушка лежали у изголовья. На столе стояли стаканы для пива, бокалы для шампанского и рюмки для вина. И пиво, и шампанское, и водка, и вино, хорошее сухое грузинское вино – уже стояли открытыми на столе вместе с двумя вазами с фруктами.
В комнате приятно пахло деревом, берёзовыми и дубовыми вениками, какими-то травами и ещё чем-то, от чего у неё сразу закружилась голова.
Толя робко озирался вокруг на всю эту роскошь, не зная, с чего начать свидание с любимой. Но она улыбнулась и тихо, но твёрдо сказала: «У нас только два часа».
Привычно, не торопясь она стала расстёгивать пуговки своего костюма. Он последовал её примеру и стал расстёгивать ворот рубашки. Руки его слегка дрожали и она заметила это. Она расстегнула до конца свою кофточку и, незаметно поведя плечами, легко сняла её и бросила на край скамьи. На ней был красивый кружевной прозрачный лифчик, открывающий почти всю верхнюю часть груди. Она повернулась к нему спиной: «Расстегни»... Он стал неуклюже дёргать тонкие лямочки, но у него это получалось плохо...И тогда она сама, взяв его пальцы, быстро и легко расстегнула замочек и сбросила лифчик на пол. Он неуклюже наклонился, поднял его и положил на кофточку. Потом он снова взялся за свою рубашку и стащил её через голову. Теперь он уже торопился. Она стала заводить его. Её красивая обнажённая грудь уже дразнила его и он чувствовал, что между ног ощущается то, что надо было уже тоже срочно освобождать.
Тем временем, она расстегнула ещё пару пуговок на юбке костюма... Лёгкие, почти незаметные движения бёдер и коленей – и она сама упала на пол. Теперь на ней были только тонкие прозрачные колготки, через которые просвечивали маленькие ажурные чёрные трусики. Прихватив большими пальчиками резинки колготок на бёдрах и изящно согнув колени, она одним мягким движением сняла их и сбросила на ступни ног... На ней оставались теперь только ажурные прозрачные трусики, едва прикрывающие лобок.
Он торопливо, стараясь не смотреть на неё, стаскивал брюки, трусы, носки, бросая всё это на пол, в углу за скамейкой...Она подошла к нему вплотную и положила руки ему на плечи – как всегда, это было сигналом к тому, чтобы он сам снял с неё трусики... И он это сделал – медленно, уже успокоившись, в привычной процедуре...
Они стояли голые друг против друга... Наконец, она поднялась на носки и подалась слегка вперёд... И он вдруг обнял её всю и сильно прижал к себе... Это было обычным началом их интимного ритуала...
Изголодавшись друг по другу, они сплелись в едином тесном порыве...Он поднял её на руки и положил на скамейку. Она подложила ниже спины под себя маленькую подушку и слегка раздвинула ноги, согнув колени... Закрыла глаза и чуть приоткрыла рот. Она была готова и с нетерпением ждала его... Как всегда, уже один его первый поцелуй вызывал в ней оргазм. Он наклонился над ней и нежно прильнул губами к её искуссно раскрашенному полуоткрытому рту...
Горячая волна прокатилась по ней сверху вниз... И когда он вошёл в неё – мягко и глубоко, экстаз захватил её уже всю... Она вся горела изнутри и сверху... Касание его тела, его губ – всё доставляло ей райское наслаждение уже до того, как он начал свои движения – сначала осторожные, но глубокие, потом всё чаще и твёрже... Она чувствовала, что он уже не может сдерживать свою страсть... Она тихо застонала и очень быстро перешла на крик – крик неудержимого восторга... Она вцепилась в него и стала делать сильные движения навстречу ему...
Через несколько секунд подушка под ней была уже мокрая. Но она не замечала этого и только кричала - ...Ещё... ещё... ещё... Он сжимал её грудь, мял её, ласкал, и боялся раздавить её совсем... А она всё просила и просила - ...Ещё... ещё.. .ещё... хочу ещё!... И теперь он бил её своим большим твёрдым членом сверху-вниз, с размаху... Она уже чувствовала, что он сейчас кончит... И она торопилась получить последние мгновения наслаждения, пока он не выльет в неё всю свою горячую влагу... И через несколько секунд всё было кончено.
Она была счастлива и благодарна. Она прижимала его голову к своей груди. И он целовал её бешено, кусал её твёрдые соски...Но его молот уже ослабел... он в изнеможении повалился на бок и лёг рядом с ней,тяжело дыша...
Несколько минут они лежали рядом, тяжело дыша... Наконец, она, повернув к нему голову, сказала:
- Но мы же, всё-таки, - в бане, - и весело засмеялась. Она резво вскочила и протянула ему руку.
Он взял её руку и попытался притянуть её к себе. Но она, продолжая смеяться, упёрлась ногами в пол и крепко потянула его со скамейки. Он отпустил её руку и она быстро, захватив большое махровое полотенце, открыла дверь в сауну. Горячий зной пахнул на неё. Она слегка прищурила глаза, шагнула в пустыню Сахара и стала подниматься по ступенькам наверх. Он вошёл вслед за ней и плотно закрыл дверь...
Она сразу почувствовала мгновенное расслабление. Её тело стало мокрым как губка. С шеи, с круглых плеч на грудь потекли горячие струйки и стали стекать с её ещё твёрдых сосков на мягкий красивый живот, ещё не познавший ни одной жизни внутри. Струйки уже потоком сливались с её талии, бёдер, и вливались в рыженький мелкий мокрый пушок её лобка. Она слегка расставила ноги и откинулась на спинку верхней скамейки.
Толя, явно не привыкший к таким испытаниям, сильно сощурив глаза, поднялся к ней и осторожно сел рядом, опершись руками о край скамейки. Сердце бешено забилось, ещё не отдохнув от любовных страстей. В висках стучала горячая кровь. Опустив голову, он смотрел, не отрываясь, на её круглые белые колени, которые обычно привык видеть в соблазнительном и недоступном капроне...
- Как странно, - подумал он, - и зачем ей это нужно?
Однако, через несколько секунд он вдруг почувствовал, что член его стал напрягаться и твердеть. Он перевёл взгляд с её коленей на лобок и через полминуты понял, что хочет её, хочет невыносимо... прямо здесь, сейчас, на этой мокрой, скользкой лавке... Она слегка наклонила к нему голову и тряхнула своей львиной гривой. Мелкий, горячий дождь ласково обдал его вместе с ароматами её до боли знакомых духов...
- Ну что, готов? - и опять серебристо рассмеялась, откинувшись на спинку скамейки и распрямив плечи... Её грудь поднялась и, как ему показалось, стала в два раза больше... Мокрая, белая, упругая, с красными от жары твёрдыми сосками...Он потерял контроль над собой, и звериный инстинкт стёр в его закипевшей голове всё, кроме её вожделенного тела... Она всё поняла...
- Ну нет, дорогой... только не здесь, - и легко соскочила со скамейки, - Бежим в бассейн, - крикнула она и открыла дверь сауны. Толкнув ногой дверь бассейна, она увидела круглую зелёную гладь чистой воды и с разбега прыгнула, не останавливаясь, в манящую прохладу. Подняв тучи брызг, она нырнула с головой почти до дна, всплыла наверх и легла на спину, широко раскинув руки и раздвинув ноги. Над водой была только грудь и лицо со спутанными волосами и широко открытыми сияющими глазами. Он подошёл к краю, переминаясь с ноги на ногу в обычной для него нерешительности.
- Ну, прыгай же, чего ты боишься? - весело крикнула она, слегка шевеля в воде руками и ногами.
Он плюхнулся неумело и сразу встал на ноги. Вода была ему по горло.
- Окунись... и иди ко мне, - крикнула она опять, и эхо, как в театре, отразилось от поверхности воды гулким звоном. Окунувшись, он направился к ней, неуклюже загребая руками упругую воду. Она продолжала заливисто смеяться. И этот смех шёл откуда-то изнутри, самопроизвольно выплёскивая бушевавшую и нарастающую энергию молодого ждущего тела.
Наконец, он дотянулся до неё рукой...Но она, ловко увернувшись, ускользнула от него, продолжая смеяться.
- Ну – возьми меня, попробуй..., - кричала она звонко сквозь смех.
Он смотрел на её тело в воде, которое принимало фантастические формы в перламутрово-зелёной сфере. Как зачарованный, он видел, как переливается её грудь, плечи, бёдра, живот...Он видел её счастливые, мокрые, большие глаза с длинными ресницами, на которых сверкали мельчайшие яркие бусинки...
И он принял её игру – тысячелетнюю игру двух любовников, растягивающих удовольствие неуловимостью сближения... Он ловил её плечи, руки, ноги... Но она ускользала снова и снова, заливисто смеясь и кувыркаясь в жемчужной голубизне прохладной воды. Он ничего не мог с ней поделать, он не мог её поймать, и этот каприз стал ему уже надоедать. Член его уже давно сник... И хотя иногда он касался её ног или груди, но это его уже не возбуждало. Он терял силы... и терпение...
И вдруг – ловко повернувшись, она внезапно, сразу вся – от коленок до плечей – оказалась в его объятиях. Он не ожидал такой победы, и не он её достиг. Она сама так захотела. Она тесно прижалась к нему, обхватив его за шею, и, раздвинув своими бёдрами его ноги, стала сама искать влагалищем его не очень боевой член. И она сама нашла его, зацепила его головку и слегка толкнулась в него снизу вверх...
И он принял её. Она снова была в его власти. Он крепко ухватил её за ягодицы и вошёл в неё уже так, как она хотела. Прохладная вода усилила эрекцию и он вдруг испытал неожиданный восторг от новых ощущений. Он выталкивал воду из влагалища, и это доставляло ему огромное удовольствие....Как будто она сопротивлялась и он насиловал её... но так, как она хотела... Она вцепилась ногтями в его плечи и спину,губы их слились в мокром, тонущем поцелуе...
Она тоже чувствовала новизну этого акта. И хотя она почти не ощущала его члена, пульсирующая вода внутри неё, между ног, давала ей ту нежность общения, которой ей не хватало там, на скамейке... Томная волна оргазма нарастала медленно, и это тоже было приятно. Сам процесс его движений как бы останавливал время в томительном ожидании вершины наслаждения... Она стала помогать ему, двигаясь навстречу его движениям. Она не хотела уже, чтобы он выходил из неё совсем... И он понял, и толкался внутрь – всё глубже, до конца, до упора... И это было то, что она хотела... Ещё несколько секунд – и оргазм мощно вскипел в ней и выплеснулся из неё горячей волной.... Она застонала и стон её быстро перешёл в крик, удержать который она не могла....
Она запрокинула голову, оторвавшись от его губ, и закрыла глаза... Он понял, и, обхватив левой рукой её талию, тесно прижимая её к своему телу, взял правой рукой её грудь, мягко и крепко сжал её, зажав между пальцами её твёрдый сосок... Кажется, в этом экстазе они оба на мгновение потеряли сознание, и очнулись только тогда, когда прогнувшиеся колени потащили их в воду... Они оба хлебнули пресной прохладной воды, и... очнулись.
Он встал на дно крепко обеими ногами, поднял её на руки и положил её на спину на поверхность воды. Голова её ещё была запрокинута, грудь высоко вздымалась, она дышала прерывисто, тяжело и часто, продолжая извергать из себя горячую лаву оргазма... Она уже не смеялась и лицо её было очень серьёзно. Уголки губ опустились в привычной трагической маске, которую она почти всегда носила в обычной жизни.
Наконец, она глубоко вздохнула и выскользнула из его рук. Ничего не говоря, медленно проплыла к бортику бассейна, и только там оглянулась на него со слабой улыбкой. Она с трудом поднялась наверх по короткой лесенке – тело было страшно тяжёлым, и ещё раз оглянулась.
«Пойдём отдыхать?» - спросила и пригласила она его и тряхнула головой, как бы сбрасывая какое-то наваждение. Он стоял попрежнему посреди бассейна, тяжело дыша и смотрел на её голое тело почти в полном изнеможении. «Пошли» - сказала она опять и медленно, слегка шатаясь, вышла из бассейна.
Когда он вышел в зал, она сидела на скамье, закутавшись с головой в мохнатую простыню, с закрытыми глазами. Он подошёл к ней и сел рядом. Она открыла глаза и устало улыбнулась.
- У нас остался один час,- сказала она, - Может, выпьем что-нибудь?... Пить хочется ужасно... Есть пиво, если хочешь. А я хочу шампанского...
Он промолчал, видимо, соображая, что пить, и как себя вести, и что будет через час, и на сколько его хватит... За неё он не беспокоился. Он давно уже понял, что она в таких развлекухах – испытанный боец.
- Ну так что? - спросила она опять, - Шампанского? - Он кивнул. - Тогда открывай.
Он взял бутылку из ведёрка со льдом, снял проволочную сетку и стал открывать пробку. Наверно, он слишком ослаб или почему-то волновался, но пробку он не удержал, и после хлопка шипучая влага брызнула на стол. Он быстро наклонил бутылку и наполнил доверху два бокала.
- За тебя, - он поднял свой бокал.
- За нас с тобой, - ответила она и с удовольствием прильнула к холодному бокалу. Она выпила его залпом и снова наполнила.. Он сделал два глотка и поперхнулся. Она засмеялась:
- Кто-то вспомнил, наверно... А есть – кому?
- Наверно... есть... - пробормотал он и, без особого желания, допил свой бокал.
Она снова выпила залпом второй бокал, плеснула ему, и откинулась на спинку скамьи. Закрыла глаза и... стала ждать, когда, наконец, хмель ударит в голову...Но привычка к спиртному в любой обстановке не отпускала голову. Она молча сидела ещё с минуту. Он медленно тянул свой первый бокал. Она понимала, чего он боится... «Но ведь шампанское должно возбуждать,- подумала она, - по крайней мере, так пишут знатоки». Но хмель её ещё не брал. И тогда она вылила остатки из бутылки в свой бокал и снова залпом выпила до дна.
- Наверно, нам одной бутылки мало,- сказала она, - а ничего другого пить уже не хочется... Попроси у банщика ещё одну шампанского. Скажи, что мы больше ничего пить не будем.
Толя тяжело встал, закутавшись в такую же мохнатую простыню, и вышел за дверь.
Через минуту он пришёл с такой же холодной бутылкой, и теперь, уже достаточно аккуратно, не теряя пробки, открыл и наполнил её бокал и свой.
- Хочу напиться, - сказала она и весело рассмеялась, - и никак не могу...
Но четвёртый бокал оказался роковым... Она сделала два глотка и вдруг почувствовала, что горизонт вместе со скамейкой, столом, Толей – начинает быстро исчезать... Сказался и перенесённый ею стресс, и сильные лекарства, которые она пила в больших дозах, и, конечно, банные перегрузки. «Наконец...» - мелькнуло в её голове последнее здравое слово, и она тихо и блаженно, как-то отрешённо повалилась на скамейку...
Толя испуганно наблюдал её падение и странную, соблазнительную позу, которую она приняла. Голова её запрокинулась и откинулась немного вбок, мокрые волосы красиво обрамляли чуть бледное, но на глазах розовевшее лицо, слегка прикрытые глаза и полуоткрытый рот застыли в ожидании блаженства и страсти. Руки бессильно упали на скамью ладошками вверх. Но она успела всё же отбросить жаркую, тяжёлую и мокрую простыню, и грудь её, влажная и ослепительно белая, налитая, с розовыми торчащими сосками – тихо и редко вздымалась и неудержимо притягивала... Ноги, слегка раскинутые, ей уже не принадлежали. Полная безмятежность её позы призывала любить... Он наклонился к ней...
- Толя, бери меня, - тихо сказала она, - бери меня всю... всю, без остатка... Я твоя... делай со мной,что хочешь... Я хочу тебя...
Она слегка пошевелила плечами, готовясь к более удобной позе, и груди её качнулись, как переполненные сосуды. Она медленно раздвинула ноги и слегка согнула их, не отрывая ступни от скамьи. «Как она хороша, - мелькнуло в голове у него. - И я могу сейчас свободно брать эту женщину?»
Ему вдруг не поверилось. Но она опять, уже нетерпеливо, шевельнула плечами, и снова её груди призывно качнулись... И тогда всё вылетело у него из головы.
Он упёрся руками в скамейку вокруг её талии и вошёл в неё сразу, целиком и до упора. Уже с первых секунд он почувствовал горячий поток навстречу его члену. И она как-то слабо, устало, сладко застонала...
И начался шторм...Он хорошо понимал, что это его последняя попытка любить её, что силы были на исходе и он может сорваться. И он вбивал член в её раскрытые ворота, с размаху, из последних сил, выплёскивая из неё горячие, нескончаемые потоки страсти... Она чувствовала то же самое. Внутри, внизу у неё всё пылало, нестерпимо обжигая и лаская одновременно... И чем больше он вбивал в неё свой член, пусть не такой твёрдый, как перед баней, но разбухший, распаренный, ласковый, - тем больше ей хотелось.
Она кричала в диком экстазе, но уже не так громко, как вначале, а как будто умирая, слабея от страсти с каждым его ударом. Единственная трезвая мысль крутилась в её голове - «Только не умереть...Я ещё... молода... не хочу... Нет! Хочу! Хочу... хочу... ещё... ещё... И если умирать – то уж лучше так...
Этот последний шторм продолжался не более двух минут, но обоим он показался вечностью.
Наконец, он кончил с последним ударом, замер на несколько секунд, и повалился в изнеможении на бок. Она лежала бледная, расслабленная, с закрытыми глазами. Она отдала ему всё, что имела... И после него уже никакой другой мужчина не способен будет сделать с ней то, что сделал он... Это конец... Это предел... - Так думала она сейчас... Хотя в голове всё крутилось, как в карусели – стены, потолок со светильником, стол...
«Кажется, я перебрала, - подумала она. Но внутри всё было хорошо, спокойно... Внутри был рай..., - Вот, ради чего и стоит жить...- мелькнула шальная мысль, - Но... капелька горечи... Почему он не со мной, целиком... навсегда?...» - но она уже трезво и быстро отбросила эти мысли.
Они ещё лежали на скамейке минут пять...или семь...Наконец она распрямилась и положила ноги.
Пошевелила левой рукой, касаясь его бедра. Он привстал на локте и посмотрел на неё. Она тихо покачала головой и показала глазами на большие настенные часы. Им оставалось ещё минут десять. Она сползла со скамьи и, устало пошатываясь, пошла в бассейн.. Прохладная чистая вода быстро привела её в чувство, в нормальное, бодрое, радостное и блаженное состояние, в котором она всегда пребывала после встреч с Толей... Когда она вышла из бассейна – оставалось ещё несколько минут, чтобы одеться.
У Толи сил на бассейн уже не было. Он был разбит и опустошён. Но самое горькое состояло в том, что праздник любви кончился, и надо возвращаться в привычный быт, в сутолоку и суету, в работу и в общение с теми, с кем общаться уже не хотелось.
Они вышли из бани, держась, как дети, за руки. Ярко светило солнце, ласковый свежий ветер последнего дня апреля привёл их в чувство. Но осталось светлое и яркое ощущение заново родившихся на этот свет. И это ощущение новорождённых веселило и радовало...
Самвэл уже ждал их около машины. Он ревностно посмотрел на Толю и понял с первого взгляда, как им было хорошо...Его девушка уже сидела в машине и нетерпеливо посматривала на часы.
У Светланы и Толика время уже остановилось и потеряло всякий смысл...


ГЛАВА 18

Назавтра была Пасха - 1 Мая. Старик и Светлана вышли к завтраку в отличном настроении.
Она приготовила пасху из тамбовского топлёного творога с изюмом. На столе стоял её кулич, освещённый стариком накануне в Соборе. И даже свечка, недогоревшая во время освещения, стояла в нём, как символ Веры.
Старик поставил бутылку кагора из «Ароматного мира» и два бокала, которые он наполнил твёрдой рукой.
Они помолчали немного. «Христос Воскресе!» - сказала она. «Воистину Воскресе!» - ответил он по ритуалу.
Они выпили ещё по бокалу. Съели немного пасхи и по яичку. Заварили крепкий кофе. Он смотрел на неё из-под чашки кофе, а она смотрела в окно. И он понимал, что она ещё там, в бане, с Толиком, и что сегодня она будет с ним весь день.
Она встала из-за стола, тихо сказала «Спасибо» и пошла в гостинную. Включила телевизор и легла на диван в своём шёлковом халате, подложив под голову подушку и накрывшись его вязанным американским пледом. По всем программам шла прямая трансляция Крестного Хода.
- Что будем готовить? - спросил он.
- Готовьте, что хотите,- равнодушно ответила она. - Вы же как-то хвалились Вашим кулинарным опытом...
- Ну что ж, хорошо, - сказал он и пошёл на кухню, сменив белую рубашку на чёрную.
Старик подолгу жил один за границей и любил готовить, и действительно делал это очень толково.
И в этот раз он решил приготовить своё любимое перуанское блюдо, которым он угощал даже гостей на свадьбе своей дочери. Он достал из холодильника говядину, кусок свинины, телятину и поставил в разморозку. Потом замочил мясо в чилийском соевом соусе, добавил мелко нарезанного чеснока, лука, всяких заморских пряностей и приправ. Отварил рис, приготовил салаты, открыл банки и сделал компот.
Часам к трём обед, практически, был готов и на кухне носились привычные для него ароматы
В три часа она пришла на кухню, потянула с удовольствием носом, и сказала, что очень хочет есть.
Он ответил, что у него всё готово и она предложила обедать в гостинной. Они всё перенесли туда и расставили на журнальном столике у дивана. Трансляция пасхальных торжеств по телевизору ещё продолжалась. Как раз привезли священный огонь из Иерусалима.
Старик разлил кагор по бокалам, положил ей на тарелку своё кулинарное творчество и попробовал сам.
Вроде, получилось неплохо...- Ну как? - спросил он. - Да, очень вкусно, - ответила она.
Некоторое время они молча ели, пили, смотрели ритуалы. Он иногда поглядывал на неё.
- А ты сегодня хорошо выглядишь, - заметил он. Она слабо улыбнулась и рассеянно ответила:
- Да... спасибо...
- Баня, кажется, пошла тебе на пользу.
- Да, конечно, - ответила она и улыбнулась ещё раз, но уже как-то грустно. И, немного помолчав, продолжила, - почему-то... того, кто тебе дорог, видишь очень редко...
- Ну да, - закончил старик её мысль, - зато «навязчивые почитатели» почему-то всегда рядом...
- В общем-то, да.
- Ну, это закон природы.
- Это не закон природы... Всё гораздо сложнее...
- Разумеется, - согласился старик, - ты привлекаешь множество мужчин и, наверно, ты счастлива таким вниманием...
- Дело не в этом ... как-то получается, что нужный мне человек – недоступен, а другие меня... раздражают...
- Скажи, пожалуйста, этот твой. Толик, с которым ты испытываешь оргазм даже от одного поцелуя..., ты же его... любишь?... Так в чём же дело?
- Да, он мне нужен..., он доставляет мне радость... Но он абсолютно неустроен и... бесперспективен.
- Ну, а... другие?...Которые «перспективны»?...
- А те, кому я нужна... вернее – кто «хочет» меня...- со своими машинами, дачами, квартирами, - мне безразличны и скучны... А старики – тем более.
- Наверно, дело в молодости. Тебя тянет к молодым. Тогда ищи молодого и... перспективного. Хотя и среди стариков есть, конечно, опытные ребята...
Она как-то тяжело вздохнула, немного помолчала. И вдруг... он и не ожидал, что она думала о нём...
- Вы очень добрый, но какой-то... наивный, весь... прозрачный, бесхитростный... Вы не умеете врать... обманывать...И Вы ещё не старик... Вы крепкий, я это чувствую... Но это не мой тип мужчины... Вы нерешительны... Мне Вас жалко... Но Вы чего-то хотите от меня...
- Во-первых, и я уже говорил тебе, мне ничего от тебя не нужно, - он старался говорить как можно мягче, но у него это плохо получалось, - Во-вторых, нечего меня жалеть... Ты лучше сама себя пожалей... Я прожил счастливую жизнь...и именно потому, что всегда решительно делал то, что хотел...Да, я крепкий и к тому же опытный... И я мог бы доставить тебе удовольствие не хуже твоего «бойфренда»... Но ты – не мой тип женщины. В тебе слишком много всего, что мне не нравится. И очень мало того, что мне обычно нравится в женщине. Ты извини меня, но ты ещё ребёнок, но, к сожалению – уже очень избалованный... и очень жестокий. В тебе нет ни доброты, ни благодарности. И, вероятно, - никогда и не было. И, к сожалению, - теперь уже никогда и не будет. А это означает, что ты никогда не была и вряд ли когда-либо будешь счастлива. Ты можешь быть любимой... на какое-то время... но любить... любить ты никогда не сможешь... потому, что не умеешь. Быть счастливым – это делать счастливым кого-то. Но ты на это не способна. Ты можешь полностью отдать кому-то своё тело, опять же – для своего же удовольствия, но душу...- у тебя её просто нет. Поэтому и отдавать больше нечего... А я был счастлив. И не один раз. Потому что они стали счастливы. И я помог им в этом. И я их всех безумно люблю. Как и они меня. Мой стакан наполнен доверху, а не наполовину, как в твоей байке...Чего и тебе от всей души желаю.
Старик встал и ушёл на кухню ставить чайник. Он всё сказал и совесть его была спокойна. Он выпил свой медово-лимонный напиток с обычной молитвой на ночь. Спасибо, Господи, что Ты дал мне этот день...


ГЛАВА 19

Когда старик вышел в холл, она сидела на краешке дивана в довольно странной позе. Шёлковый халатик плотно обтягивал её ноги, которые она сжала вместе. Руки её медленно гладили ноги, старательно расправляя халатик и заправляя его глубоко между ног, вплоть до лобка. Он сел на краешек тумбочки напротив неё и посмотрел ей в глаза. Они смотрели на него как в последний раз, как-то жалобно, как будто что-то просили... - большие, серые, влажные и покрасневшие от слёз... в них была тревога... ожидание... и какая-то обречённость... Это был момент истины... Он снова любил эти красивые глаза под длинными ресницами. Она ждала его решения... Очень хочется обнять эти колени... Несколько секунд колебаний...
Сейчас ещё всё возможно... Но что-то мешает...
«...Я люблю тех, кто любит меня... Так уж я устроен,... извини, дорогуша... Если бы ты так сидела два месяца тому назад, голубушка... Но ты всё это время травила меня как старого зайца, издевалась и смеялась на до мной, сама... и со своими друзьями,... на шашлыках,... в бане,... на работе... А теперь ты предлагаешь себя... Слишком поздно... Нет. Ничего не получится.»
Старик улыбнулся, поднял руки и сказал: - Изыди, сатана...- и добавил, - пошли спать.
Глаза её сразу потухли. Она тяжело встала, расправила халатик и ушла в свою комнату.
Второго мая вечером она пришла с работы и сразу объявила, что уходит. Совсем. Ей предоставляют место для жилья на работе, в каком-то кабинете. Но она просит оставить на месяц свои вещи, которые она заберёт перед приездом его супруги.
Старик сказал, что он уезжает на неделю в Смоленск, и что она может пожить здесь одна это время в нормальных условиях, и даже пригласить Толика. Она строго посмотрела на него и ответила, что она не приглашала его даже тогда, когда жила здесь одна. Наутро она ушла, не попрощавшись...


ГЛАВА 20

Прошёл месяц. 4 июня должна была прилететь из Штатов супруга. 31 мая Светлана позвонила и сказала, что завтра она хочет вывезти свои вещи. «Ради Бога», - сказал старик.
Это был рабочий день. Когда он пришёл с работы, она уже всё собрала и увязала. Он предложил ей помочь погрузиться, но она только нерешительно пожала плечами и ничего на ответила. Старик стал выносить самые тяжёлые вещи к лифту и потом – к машине.
Когда всё погрузили, они вернулись в квартиру. Она прошла в комнату, где прожила четыре месяца, села на его кушетку, на которой спала всё это время, положила руки на колени, и как-то безлико сказала:
- Ну, спасибо этому дому. Теперь пойдём к другому...
И всё. Это всё, что она могла ему сказать. «Неблагодарная тварь, - подумал старик, - Вот уж поистине - стерва...». Ему стало противно. Где-то глубоко зревшее отвращение к ней теперь стало явным и очевидным. Она вышла в холл, вынула из сумочки конверт и протянула ему: «Я возвращаю Вам долг», - сказала она так, как будто там лежала оплата за пять месяцев пользования трёхкомнатной квартирой со всеми удобствами и услугами. Но он, конечно, понимал, не раскрывая конверт, что там, в лучшем случае, лежат десять тысяч его зарплаты, которые он, не задумываясь, дал ей в долг, когда ей было трудно... Ну, а уж его лекарственные, понятно, пошли на баню... Ну, да чёрт с ней...
Они вышли во двор. Машина, старый грязный уазик, куда они с трудом запихнули её вещи, была уже забита какими-то деталями и барахлом. Водитель – такой же грязный и небритый армянин, добродушно и как-то хитро улыбаясь, с трудом закрыл ржавую заднюю грузовую дверь. Не глядя на старика, она быстро пошла к кабине. И вдруг, резко повернувшись к нему, громко и зло крикнула на весь двор:
- Ну Вы запомните этот урок!
- Я то запомню. Но и ты тоже запомни этот урок! - непроизвольно вырвалось у старика.
- Да уж, конечно... запомню! - ответила она, залезая в кабину.
Хлопнула дверцей и отвернулась от окна. Армянин с трудом завёл двигатель. Машина тронулась со двора и старик пошёл домой, с каким-то лёгким чувством освобождения от тяжёлой ноши, которую тащил эти три месяца. На душе сразу стало очень легко, свободно... и весело...Он сделал для неё всё, что мог... Бескорыстно. И был счастлив, что просто выполнил просьбу подруги жены. И ему было глубоко безразлично, что о нём думали.


ГЛАВА 21
Старик гнал машину в Домодедово. Самолёт компании Бритиш Аэрвэйс из Нью-Йорка через Лондон должен был прибыть, как всегда, во-время. И вдруг он опять вспомнил «Шел Ви Данс». Он громко рассмеялся, придерживая руль левой рукой, и придавил педаль газа. Стрелка спидометра быстро перевалила за 100. Он был благодарен Ричарду Гиру... Великий Пост кончился!.. На душе был покой, в голове – порядок, и в сердце – любовь.. и только любовь!
Войдя в Аэропорт, старик глянул на табло и увидел, что ВА только что приземлился. Это означало, что он увидит жену только через сорок минут, как минимум. Он вышел из Аэропорта и пошёл к машине.
Ему хотелось ещё раз побыть наедине с собой. Он сел, открыл окно и закрыл глаза. Вспомнилась эпиграмма на самого себя на одном из застолий у Марины: «Я одного лишь не пойму – как я влюблён в свою жену...». И ещё...слова Светланы за месяц до её ухода: «Вы не способны обманывать...».
«Не знаю – способен, или нет, - подумал он, - Но мне уже просто не хотелось...». Он уже ждал жену.
И ему никто не был нужен, кроме неё, в самом деле. Наверно, это и есть счастье... Может быть...
Проснулся он через полчаса. Вышел из машины, закрыл её и быстро пошёл в зал встречи.
Ещё минут десять выходили пассажиры из Копенгагена... И вот, наконец, первые американцы уже катят свои тележки. Прошло ещё минут десять. Ну вот, слава Богу!... Медленно оглядываясь, она катит тележку с чемоданом и какой-то чёрной сумкой. Он узнал... и не узнал её... Она была очень хороша! Она здорово похудела и выглядела блестяще!...Стройная, невысокая...нет.. - совсем не пожилая... средних лет, - почтенная дама в элегантном брючном костюме искала его. Его! И только его!
Он поднял руки и замахал ими. Она заметила его и улыбнулась. Подошла к нему. Он прижал её к себе крепко, как только мог... и в горле застрял ком... Он целовал её ароматные волосы, ушки, шею...
- Ну всё, хватит, - оглянулась она, - люди смотрят... Пошли.
И они поехали с тележкой к машине. На выезде коляска споткнулась о какой-то камень и чёрная сумка, которая лежала перед чемоданом, упала вниз на тротуар...
- Ты с ума сошёл, - вскрикнула она, - это же комьпютер!
- О, Господи!, - простонал он, - прости меня... Я всегда что-нибудь натворю.
Он поднял сумку, заложил её за чемодан, и они двинулись дальше. Они быстро погрузились и он вырулил в последнюю секунду часа к шлагбауму на выезд. Заплатив за парковку, он выехал на шоссе и быстро разогнал машину. Слегка поглядывая на её свежее загорелое и обветренное океаном лицо, он спросил:
- Ну, как малыши? - Она сразу оживилась:
- Ты знаешь, Сашенька – просто чудо! Он уже встаёт в кроватке и даже в коляске на ножки... И это очень хлопотно. Всё время боялась, что упадёт... Андрюша 7 сентября идёт в школу. Собирается. Волнуется. Ну, в общем – всё в порядке...
- Как погода?
–Жара стоит. Днём за 30 градусов. Сидим дома, гуляем только вечером. Андрюша очень любит Сашеньку, ухаживает за ним, играет с ним. А тот – просто без него не может... Как только Андрей куда-то убегает – начинает хныкать, ищет его, плачет... Вот такие братишки...
- Это же здорово! Это просто замечательно! Ну как Лидаша... Витя...
Они болтали без умолку всю дорогу. Слава Богу, пробок на кольце в сторону юга не было, хотя в обратную сторону лавина машин прочно стояла, и, видимо, уже давно... Был час пик. Несмотря на это они доехали домой очень быстро. Она пошла домой. А он загнал машину в гараж, вытащил чемодан и сумку.
Он заранее приготовил обед и достал бутылку хорошего красного вина... Первый тост, как всегда, - за детей и внуков... Они долго ели, пили, болтали, смеялись... Потом она звонила по телефону, и ей тоже звонили... Потрошили её чемодан с сувенирами... Вечер в хлопотах прошёл очень быстро...
Наконец, она пошла в ванную, а он стал стелить постель. Широкая кровать, на которой он больше трёх месяцев спал один, выглядела очень заманчиво. Он тщательно взбил подушки, положив их кармашками друг к другу, как рекомендовали маги, бросил на простыню лиловую шёлковую рубашку, его любимую, разделся и развалился голый рядом.
Она нестерпимо долго мылась под душем...Наверно, ещё и голову потом, как всегда, накручивала...
И, наконец, прибежала в спальню, распаренная, в бегудях, с загорелым лицом и руками. Ты ждёшь меня?
- Ещё как! - ответил он, - Три месяца жду... С ума можно сойти..
- Ну, вот она – я, - сказала она, быстро набрасывая рубашку, и легла рядом.
Он обнял её...

 Несколько минут они молча лежали рядом, приходя в себя...
- Слушай, - сказал он тихо, - Какие мы старики?... Ну разве мы старики?... Мы же ещё... что-то можем. А ведь нам уже 67... И ведь... неплохо получается... скажи, а?.
- Да уж..., - ответила она, и снова засмеялась, довольная и счастливая, - И когда ты только угомонишься...
- Но ведь и ты... хороша, голубушка...
- Ладно... Я немного почитаю, ты не против?
- Читай... Это Александра опять тебя просвещает? Читай. А я буду спать. Смертельно хочу спать... Спокойной ночи, дорогая..., - сказал он и снова нежно поцеловал её плечо...


ГЛАВА 22

Прошло три месяца. Александра опять пригласила их к себе в Уваровку. Она сказала, что будет одна и они с удовольствием согласились. Начало осени в Уваровке было прекрасным. Чистый воздух. Тишина.
Всё, как обычно, было хорошо. Но что-то всё таки изменилось...
Как всегда, был приготовлен чудесный ужин. Затопили камин. Включили музыкальный центр.
Избранная классика, хорошее вино, уютный интерьер... Тёплая , задушевная беседа старых друзей...
Им было, что вспомнить и обсудить. Семейная хроника, искусство, музыка, вернисажи... Как всегда, угомонились заполночь...
Уже укладываясь спать, Саша сказала, что завтра Праздник, и она хочет поехать в Озёрский Собор, с утра пораньше, и потом заехать по пути в магазины и кое-что купить. Профессор с удовольствием вызвался составить ей компанию.
В семь утра они уже были на ногах. И через двадцать минут, после лёгкого завтрака, уже катили по красивой лесной дороге в Озёры. Когда они подъехали к Собору, служба только началась. Они вошли в Собор, купили и поставили свечи. Саша пошла совершать ритуалы, а он отошёл в сторонку и стал осматривать внутренний интерьер Собора, о котором она рассказывала ему в дороге. Собор был действительно старый и, как она выразилась «намоленный»...Когда она произнесла это слово, в сердце у него почему-то что-то ёкнуло...Ему вдруг показалось, что где-то когда-то он это слово уже слышал...Собор был очень светлый, просторный... Прихожан было немного, и можно было не торопясь рассмотреть хорошо сохранившиеся росписи, иконы, алтарь...Собор давно не реставрировали и в нём ещё остался какой-то многолетний дух молитвы. «Намоленный»... Старик, наконец, вспомнил, где и когда он слышал это слово раньше...
Служба продолжалась довольно долго. Но он с удовольствием провёл эти два часа в этом приходе, пока Саша выполняла все необходимые ритуалы. Он вспоминал Пасху, и на душе у него было тепло...
Выйдя из Собора, они с хорошим настроением , как всегда после службы, направились к машине.
Купив всё необходимое по дороге, они выехали из Озёр и покатили в Уваровку.
Дорога была пуста. Машина шла легко. Но торопиться не хотелось. В голове у старика крутился вопрос.
Но стоит ли? А впрочем...
- Слушай, Саша... а что Светлана... ты продолжаешь с ней дружить?
- Ну... в общем... да...
- Как она?... Купила квартиру?
- Да. Она купила хорошую квартиру... Правда, в Подольске... Но в центре... В хорошем доме. Кажется, на первом... или втором этаже... Но её всё устраивает. Она довольна... У неё хорошая работа и всё у неё в порядке.
- Она довольно странно повела себя после отъезда... Она ни разу не позвонила... И почему-то уничтожила все свои адреса и телефоны... и даже – своих родителей...
- Я говорила ей об этом... И она вроде обещала... И даже купила подарок - хрустальную вазочку, такую же, как ты разбил тогда... Но когда я спросила её как-то ещё раз об этом, она сказала, что ей не в чем оправдываться...
Они замолчали. У старика был ещё один логичный вопрос. Но он решил промолчать... И прибавил газ.