Свекровь в самоволке

 Я всегда считала, что «свекровей выращивают» специально. В моем понимании это такие женщины, которые всегда и всё знают: и как правильно нужно делать, и сколько нужно потратить и на что, и как воспитывать детей, а уж особенно, чем кормить ее сына и как его одевать, и куда ходить, а куда не ходить. Но, поближе познакомившись со своей свекровью, я поняла, что это бывает и не так.

1943 год. Война. Ленинград. Блокада. Военно-морской госпиталь. Хирургические медсестры живут на казарменном положении в госпитале. Они такие же солдаты и офицеры как и мужчины. Каждый день расписан по минутам: работа-отдых, сон- работа и так все дни и месяцы напролет. А девчонкам-то всего по девятнадцать-двадцать лет. Им хочется гулять, влюбляться, танцевать. Из госпиталя в увольнение отпускают только раз в месяц. А ведь нужно обязательно навестить родителей. А это пока с Васильевского доберешься до дома пешим ходом, то уже половина времени от увольнительной уходит, да столько же назад. Иногда попадешь под обстрел, тогда еще и в бомбоубежище два-три часа проведешь.

 Рядом с госпиталем девчонки обнаружили танцплощадку, где почти каждую субботу вечером устраивались танцы, звучала музыка, приходили солдаты и офицеры.

Наша Шурочка очень любила потанцевать. Все ей говорили, что она очень похожа на Любовь Орлову, и она старалась ей подражать во всем, даже носила такую же прическу, и очень гордилась своим сходством с артисткой.
 
После очередного дежурства в хирургическом отделении, по субботам иногда можно было сбежать в «самоволку» потанцевать. Обычно это делалось так: выходили 2-3 медсестры, начинали разговаривать с постовыми, те отвлекались разговорами, и по одной девушки убегали на танцплощадку. За воротами переодевались, чтобы патруль не засек. Блузки и туфли всегда были наготове, а потом начинались танцы. Молодость всегда берет свое, независимо от того, идет война или мирное время.

 Но в этот раз заговорить часовую. а дежурили в госпитале в основном тоже девушки, не удалось. Очередь идти на танцы, как раз в ту субботу, была Шурочкина. Пропустить такой момент она никак не могла. И тогда девчонки принимают решение спустить её со второго этажа на простынях. Решено: две простыни связываются вместе, сбрасываются из окна второго этажа на улицу, и вот она, СВОБОДА, а впереди целая ночь танцев. Но как только ноги опустились на землю, перед ее взором возник не кто иной, как начальник госпиталя, грозный Агаси Мартиросович Нубарян собственной персоной.

- Ви, Кузьмина, куда идете, в самоволку? (Он хотя и знал как ее зовут, потому что сам работал на хирургии, но всегда всех называл по фамилии со своим армянским «Ви», вместо «Вы»).
- В баню иду, товарищ начальник. Только что с дежурства, не могла в другое время, – затараторила Шурочка.
- А не в самоволку?- настаивал Нубарян.
- Нет, точно в баню.
- Хорошо, тогда покажите мне белье.
- Не могу, товарищ начальник, мне стыдно, оно старое, стираное, совсем простое.
- Ничего-ничего, покажите, я в своей жизни уже все видел.
Шурочка нехотя раскрывает сумочку, а там лежат туфли на каблуке и шелковая блузка…

 Утром Шурочка «танцевала» уже на гаупвахте, то есть пилила дрова для отопления госпиталя. Танцы на этот раз не удались.

 За всю войну она несколько раз еще была задержана в комендатуре: то накрасит губы помадой, то пилотку сдвинет так, чтобы только чуть-чуть держалась на волосах…
Вот такая она, моя правильная свекровь.
Июль 2007 года
Санкт-Петербург