Из красной книги

Так высоко.
Ах, как беспечно высоко,
у самого края ржавой крыши, на сквозняках из воронок водосточных труб, качался маленький садовый Колокольчик.
Целыми днями колокольчик играл в загадки с голосами неба.
Отбивая стаккато по жестяной кровле, зазывал позолоченных пчел напиться из его кувшина. Пчелам было некогда и они шершавыми башмаками шагали напрямик по тонким лепесткам к сочившемуся шепоту.
Колокольчик боялся щекотки и начинал дрожать от смеха.
На звук прилетали стрекозы наполнить садовые лейки разлившимся хрусталем. Бабочки бахромой крыльев стряхивали пудры с бархатных тычинок.
А Труба грустила без дождей, и цветок пел ей свои мечты.
По ночам Колокольчику снилось, что растет он в поле поющих цветов. Посреди беспрестанного оркестра сиреневый купол к утру вызревал в беспокойное эхо и рассыпался белыми искрами.
Разлетевшийся сон успокаивала тишина привычной крыши.
На рассвете, когда все еще дремало, и подглядывать за мечтами было некому, колокольчик старался крыльями неспелых листьев поймать ветер завтрашнего утра, а тот, прилетая, на соседней крыше обучал легкомысленным танцам скрипучий флюгер. Цветок заглядывал поверх флюгера и, наблюдая за вольными птицами, мечтал.
Мечтал вырасти, - вот, хотя бы, как то знакомое Облако, что живет за рекой - и стать частью невесомой птичьей стаи.

- Бабочки и стрекозы, и даже пчелы - те же птицы, только очень маленькие, - рассказывал грустной Трубе Колокольчик.

Оторванный от важной службы из трещин каменных улиц, шурша полами форменной шинели, взлетел шмель.

- Что шумишь? – с растревоженной строгостью спросил он, сделав круг над цветком.
- Здравствуй шмель! – радостно отозвался Колокольчик.
- Тишина на каждой крыше! – предостерегающе проскрежетал шмель.
- Эта песня на два голоса? - растерянно спросил Колокольчик.
- Непорядок!!! – уже грозно отрезал, приученный к порядку, шмель.
- Непорядок!!! – раскатилось по окрестностям.
- Тишина..., - вернулось отовсюду.

Ничего не ответил ему Колокольчик, посмотрел долго и грустно, спрятал съежившийся Голос в темный футляр речной ракушки, о чем-то недолго пошептался с Трубой, кивнул напоследок стрекозам и бабочкам, и, переливаясь в ручьях сорвавшихся хрустальных слез, исчез вместе с ними в горловине водосточной трубы.
Прошелестев по водостоку в послений раз, спустя миг разлетелся на асфальте хрупким стеклом звенящей лужи.

С опустевшей высоты слетели к ней прозрачные стрекозы, путаясь в сиреневых кудрях. Бархатные бабочки, приняв лужу за обычное окно, рисовали на поверхности беспокойные круги. Даже вечно спешащие пчелы, прислушиваясь к стонам водосточных труб, замирали над лужей, заглядывая в растерявшееся стекло.

И впервые в жизни, стрекозы, бабочки и пчелы в отражениях асфальтовой лужи, в самый первый-первый раз, увидели маленьких, почти как они сами, незнакомых птиц.

-Как они похожи на нас, - хором запели они, неизвестно откуда родившуюся песню,
-они такие же как и мы, только маленькие.

А еще дальше - за прозрачными стрекозами и бархатными бабочками, за рассыпавшимися золотыми монетками пчелами, даже там, куда не долетали звуки водосточной Трубы,
и даже выше облаков, и даже выше птичьих стай,
так бесконечно высоко
качался Колокол несбывшихся небес…



2001 г.