Глава 29. Адольфу Гитлеру - капут!

 
 Курский вокзал встретил оглушительным громом музыки. Казалось , играли на самых звонких музыкальных инструментах не только люди , но и камни зданий.
 Осторожно выглядываю из собачника - собачники это ящики для перевозки животных под вагонами пассажирсюго поезда - что случилось? Отчего и шум и гам? Вываливаюсь из ящика и попадаю прямо в руки старика-железнодорожника. Влип! Но , странное дело , незнакомый старикан не делает устрашающих глаз . Больше того , стискивает в объятьях , словно сына родного после долгой разлуки.
 - Победа , сынок , победа!
 Тут же отпускает , идет дальше , пошатываясь , будто самогону наглотался. Уходит , не сказав больше ни слова...
 Бросаюсь к соседнему вагон у, что есть силы колочу по собачнику.
 - Олег! Ваня! Вылезайте!
 Выползают. Помятые , грязные , заспанные. Ваня блаженно улыбается , глядя на сверкающее солнце и огромные-преогромные дома.
 - Вот это да-а! - чешется он. - Скажи в Тавде , ни за что бы не поверил! ..Вот это да-а!
 А Олег - деловит.
 - Москва-а! Неужели добрались?.. Надо узнать , Максим , с какого пути отправляется поезд на Берлин.
 Сразу ошарашиваю:
 - Гитлеру капут! Победа, Олег , победа!
 И тут , словно в подтверждение моих слов , станционный радио-раструб заговорил голосом Левитана. Он говорил о том , что в Берлине представители немецкого командования в присутствии Маршала Советского Союза Жукова и представителей Верховного Главнокомандования англо-американских и французских войск подписали акт о безоговорочной капитуляции Германии...
 - Что делать будем , Олег?
 - Не знаю... Мне лично все равно...
 По правде говоря , давно ждали этого известия , но , несмотря на ожидание , оно было неожиданным. Победа! Дальше идти-спешить некуда. До сих пор мы стремились попасть на фронт. А тут...
 Когда подошел мент , даже не пытались бежать. Не все ли равно теперь!?
 Милиционер , как это делалось обычно , не стал спрашивать документы. Сказал просто и деловито:
 - За углом - колонна , пристраивайтесь к ней...
 
 ПОДБИРАЯСЬ К ЭПИЛОГУ
 
 Даниловский детприемник. Огромная зала человек на двести , - здесь раньше , в тридцатых годах , многочисленные прихожане молились своему Господу Богу! А сейчас ничего , - ни скамеек , ни амвона , ни разукрашенных апостолами стен , ничего нет ... Лишь на самой верхотуре , куда еще не ступала нога человека-коммуниста , многочисленные ангелы и ангелочки , беззвучно трубят в цветные рожки , вызывая восхищение у Вани Шабапина!
 Мы ждем уже третьи сутки . Надзиратели говорят , что должна вот-вот появиться какая-то комиссия и решит нашу судьбу , - отделит тех , кто промышлял воровством и разбоем , а кто просто бродяжничал , голодал , стремясь определиться в сыны полков , чтобы быть поближе к полевой кухне ...
 От нечего делать Ваня разрисовывает белые стены - живопись с ним давно сорвана , как кожа с человека !..
 Ваня сейчас чуть ли не главная фигура . Все , - двести не двести, а добрая ее половина! - следят за его волшебными руками . Следят, как на стене вырастают горы Уральские с густыми манящими лесами , извилистые реки и причудливые домишки. И все это великолепие делается одним графитовым стержнем.
 Заявки сыплются со всех сторон:
 - А медведя - можешь?
 Ваня рисует Топтыгина.
 - А горящий фашистский танк?..
 Ваня может все : и танки , и конницу , и Гитлера в петле... Все стены разрисованы Иваном Шабалиным...
 Комиссия заявилась через неделю. Человек десять. Вошли , увидели размалеванные стены , остолбенели. Особенно этот , который в лыжной куртке и в очках:
 - Кто постарался!?
 Молчание. Пацанва вместе с членами комиссии смотрит на стены , будто видит их впервые.
 - Сознайтесь. Я не выпущу вас отсюда , пока не узнаю. Это очень важно для меня!..
 - Поймите!..
 Олег Синельников делает шаг вперед. - Я ... испортил стены.
 - Испортил! - хмыкнул очкастый. - Да ты сам-то понимаешь, дурья твоя башка , что ты сделал!?
 - Понимаю, - отвечает Олег, - а оскорблять не позволю солдата!
 - Ишь ты! Гордый! Прошу прощения , если что не так сказал. - Очкарик обнял Олега за плечи. - Ты сам не понимаешь , насколько это , - четырехглазый показал на стены , - насколько это талантливо!?. Фамилия твоя какая будет? Эх ты... 'испортил'.
 - Что, в самом деле нравится ? - спрашивает Синельников.
 - Восхищен !
 - Раз нравится , значит , не я рисовал. Его работа , - говорит Олег , показывая на Ваню Шабалина.
 - Ты!? - поворачивается к Ване и смотрит на него недоверчиво. - Чем работал ?
 Ваня показывает графитный стержень.
 - Точно , - подтверждает Оле г, видя , что Очкарик не решается поверить , - Ваня рисует с детства. Он и вас может нарисовать в одну минуту!
 - А ну , нарисуй! - очень хочется очкастому поверить Ване , но один его уже разыграл!
 - Это можно , - с достоинством отвечает Ваня и направляется к стене.
 - Да не на стенке! Держи блокнот и карандаш!..
 Ваня нежно поглаживает глянцевую бумагу: давно такой не видывал. Прищуривает глаз , наносит первые штрихи. Приглядывается к Очкарику и - новые штрихи ложатся на бумагу... Несколько минут , и готов карандашный набросок.
 Очкарик внимательно рассматривает рисунок , прищуривается точно так же , как и Ваня.
 - Непостижимо... Полное нарушение гармонии , но какая хватка!
 Портрет пошел по рукам членов комиссии.
 - Здорово!
 - Полнейшее отсутствие знаний по анатомии. Но какова рука!
 Очкарик делает резюме:
 - Настоящий художник ты , братец. Но я бы заметил , коллега , неотесанный художник.
 Фамилия , имя , отчество - скажешь?
 - Иван Трофимович Шабалин.
 - Вот что , Иван Шабалин , останешься в Москве , я приглашаю тебя в художественное училище , которым я руковожу. Не возражаешь?
 Не отвечает Иван , смотрит на меня и Синельникова жалобными глазами. Дескать , как вы скажете , так и будет. Только сами знаете , попасть в художественное училище - моя мечта.
 - Согласен , - отвечает за Шабалина бывший рядовой Олег Синельников. - - Он согласен , - подтверждаю я.
 - Надо бы маманьке обо всем отписать , - тихо произносит Ваня...
 Комиссия работает. Выспрашивают каждого: откуда? Какие наклонности в себе чувствует? кем бы хотел стать в жизни? Олег неожиданно заявляет:
 - Хочу быть шофером!
 - Это в наших силах.
 - А я... хочу быть электриком! - Учтем ваше пожелание!..
 
 Расходятся отныне наши пути-дороги , разбегаются , чтобы сойтись снова через много , много лет...

ЭПИЛОГ
 
И многое еще случится в жизни после московских Даниловских казарм: будет Сегежа, про которую я написал и еще собираюсь написать; будет Севастополь , город любимый мною до сих пор , - о нем я написал множество книг и еще напишу; будет Колыма , о которой я писал и пишу сегодня - половина романа уже в компьютере; будет Израиль, о котором я тоже писал , а сегодня собираю 'вещдоки' - вещественные доказательства! - вживаясь в новую для меня жизнь...
 И еще множество книг собираюсь написать...
 Господи Боже , дай мне , неверующему, здоровья! Хочу дожить до обещанных тобою , ста двадцати лет!...
 Ах , ты ничего мне не обещал!? Тогда прости великодушно. Постараюсь воспользоваться своими собственными силами. И дописать то , что задумал , - на радость друзьям и на горе недругам , которых с каждым днем становится все больше и больше!
 Отчего же это , Боже!? Хоть на это ты можешь ответить?..
 
 1960 - 2005 гг.