Вождь

 Семён Абрамович Шурин выписывал семилетнего мальчика. Папа этого малыша тоже работал врачом. В одной известной Медицинской Академии. Гинекологом. Когда три с лишним месяца назад сын врача-гинеколога пожаловался на боли в животе, отец не придал этому большого значения. Ну, поболит, как всегда, и перестанет. В общем, решил понаблюдать дома. Что он, в конце концов, сам не врач, что ли?! Разберёмся, подумал «специалист». А что бы сделал обычный родитель, не медик, если у ребёнка болит живот, рвота и температура за тридцать восемь? Конечно, вызвал врача! Или отвёз бы в больницу. А отец-врач решил, что он сам справится. Но не зря говорят: лечи чужих как своих, а своих как чужих. На пятый день заболевания мать ребёнка, придя домой с работы (она работала завучем в школе) и, увидев состояние сына, вызвала, не взирая на протесты и обиду мужа, «неотложку». «Неотложка» сначала стала, как всегда, давать советы: «Дайте «марганцовку», сделайте клизму»… «И посмотрите, живот-то мягкий?», - неохотно спросили в трубке. «Деревянный!», - ответила мать. А отец всё сопротивлялся: «Какой деревянный?! Нормальный живот. Что я, животов не видел, что ли?». Неотложка была через десять минут. «Срочно в больницу! Перитонит!», - даже фельдшеру было понятно, что дела плохи. Отец-гинеколог ещё сомневался, но когда в приёмном отделении подтвердили диагноз, сдался. Как же он мог прозевать аппендицит и довести дело до такого осложнения?! Пришлось согласиться со словами жены, что он идиот. Причём полный.

 Оперировал семилетнего Сашу Семён Абрамович. Операция была сложной, но ещё тяжелее был послеоперационный период. Мальчику пришлось пройти через многие испытания и осложнения, связанные со столь запущенным заболеванием и поздней операцией. В его лечении принимала участие почти вся больница. Не один раз собирались консилиумы, проводились повторные вмешательства. Отец ребёнка, пытаясь реабилитироваться, настаивал на консультации своих коллег, взрослых хирургов, но ему вежливо и обоснованно отказали. Сашу вытащили. Молодой организм победил суровую болезнь.

 И вот, настал долгожданный, иногда казавшийся нереальным, день выписки. Семён Абрамович зашёл в палату. С Сашей находился счастливый отец. Он был, как всегда, важен, в костюме и в галстуке. Он старался держать марку, невзирая на понимание того, что чуть не погубил собственного ребёнка. Отец взволнованно попросил мальчика: «Александр! Пожми руку этому человеку. Он спас тебе жизнь!». Саша неуверенно протянул свою худенькую ручку седобородому и широкоплечему хирургу, с опаской глядя на его сильные волосатые руки, за которые он так пытался то ли от боли, то ли от страха схватиться на перевязках. «Давай лапу! – улыбнулся Семён Абрамович, - Ты боролся, и ты победил! Молодец!». Отец же мальчика довольно долго говорил про то, что его семья никогда не забудет замечательных врачей и медсестёр этой больницы, оставил («На всякий случай!») номера своих телефонов (домашнего и рабочего, а мобильных тогда ещё не было), и напоследок вручил Семёну Абрамовичу полиэтиленовый пакет, с которым доктор и вернулся в ординаторскую. «Выписал!» - выдохнул Семён Абрамович, ставя пакет на стол. В пакете угадывалась характерная для стеклянной тары упаковка. «Заслужил, однако!» - обрадовались коллеги, решив открыть коробку и отметить выписку заслуженного больного в конце рабочего дня.

 Наконец, все дела закончены. Осталось только одно, но приятное. В ординаторской находились хирурги отделения, трое мужчин, и консультант-психолог, женщина. Любовь Михайловна была «совестью» отделения, потому что всякий раз, как только мужчины собирались выпить, она выходила из кабинета. У неё хватало совести не ходить ябедничать в администрацию, а точнее, она просто боялась, что хирурги ей этого не простят, и Любовь Михайловна лишится своей ставки консультанта на хирургическом отделении.

 Мужчины достали из холодильника оставшиеся бутерброды и открытую банку шпрот. Поставили на стол пустые чайные чашки. Порезали лимон. Прискакала «честь» отделения – физиотерапевт Лариса Михайловна, из бывших хирургов. У неё было отличное чутьё на «рюмку чая». В бытность своей работы хирургом Лариса Михайловна имела фиксированный день недели, когда она дежурила по больнице. Во вторник. Замечательный выбран день! В понедельник Лариса Михайловна заходила в кабинет заведующего хирургическим отделением и говорила: «Игорь Михайлович! Завтра дежурю. Я пойду домой пораньше, подготовлюсь, ладно?». К часу дня Лариса Михайловна уже была дома. На следующий день дежурство. В отделении спрашивают: «Вы не видели Ларису Михайловну?». «Нет, - отвечают, - может быть, она в приёмном покое?». В приёмном отделении тоже ищут дежурного врача: «Не знаете, где Лариса Михайловна?». «Попробуйте на хирургию позвонить. Может, она там ещё?», - подсказывают другие. Среда. После утренней конференции: «Михалыч! Так устала, сил нет. Пойду». Вопросов нет, после дежурства имеет право. Хотя, большинство врачей после суток работает, как правило, по полной программе. Вот уже и четверг. Лариса Михайловна часов в одиннадцать начинает ныть: «Слушайте! Через день после дежурства я себя ещё хуже чувствую! Голова раскалывается. Сейчас чайку попью, проглочу что-нибудь и поеду, а то на больничный сяду». Ну и, наконец, пятница. Короткий рабочий день. Пора и честь знать.

 Кстати, у многих врачей есть свои любимые дни для дежурств. Антоний Димолеевич любил дежурить, например, в первый день недели. «В понедельник, - объяснял он, - подежуришь, вторник на «автопилоте» отработаешь, а там уже, глядишь, и среда пришла. А среда пришла – неделя прошла». В общем, у каждого свой подход.

 Итак, повод выпить был серьёзный. Подумать только, Сашку выписали! Ждали только заведующего. Игорь Михайлович – это ум отделения. Без всяких кавычек. Он был немногословен, но каждая фраза – на вес золота. Михалыч – он не просто умный, но ещё и, даже в большей степени, мудрый.

 Дождались, наконец! Сели. Все в предвкушении. Ну, что там гинеколог притащил? «Смирнофф»? А, может, даже «Хенесси»? Да ладно, если «Наполеон», тоже ничего. Мог, кстати, и закусить что-нибудь поставить. А то придётся «Наполеон» шпротами, понимаешь… Ну да, чёрт с ним! Главное, за Сашку, за здоровье его выпить сейчас! Именинник, Семён Абрамович, тянул, наслаждаясь моментом. Достал из пакета коробку. Посмотрел на неё. Ничего не написано. Откуда она, интересно, у гинеколога? Сам купил? Навряд ли. Наверняка, тоже кто-то из пациентов проставился. Ну, не важно уже. Сейчас, главное, за Сашку выпить. Так, что там у нас внутри? Семён Абрамович опустил руку в коробку, закрыл глаза и достал… гипсовый бюст вождя мирового пролетариата, Владимира Ильича Ленина! Воцарилась минута молчания. Первым пришёл в себя Михалыч: «А, может… бутылка внутри?». Мысль. Хоть и крамольная. Проверили. Нет, бюст цельный, тяжёлый. Всем захотелось встать и спеть «Интернационал».

 Настроение было безнадёжно испорчено. Покурили, помянули недобрым словом всех гинекологов, мать их… Лариса Михайловна была солидарна с мужчинами.

 Семён Абрамович пришёл в этот день домой трезвым и немного злым. Жена к ужину без лишних расспросов и разговоров сама налила мужу стопку заныканной бутылки водки. Да, сегодня у него был трудный день!

 А гипс, всё-таки, тяжёлый. Но хрупкий. Вождь стоял на рабочем столе Семёна Михайловича. Доктор смотрел на Владимира Ильича и вспоминал своего бывшего маленького пациента, желая Сашке здоровья. А ещё никогда не стать гинекологом.