Чаша Оракула Дождя

(Подражание то ли Шекспиру, то ли Гомеру. То есть - эксперимент чистой воды.)

Никогда не знаешь, кто встретиться на твоём пути. Однажды, этим случайно встретившимся путником может оказаться Дождливый Оракул. Он задаст вопросы, и если ты удосужишься на них ответить, то жизнь твоя может измениться навсегда, а может и не измениться. Смотря, что именно ты хотел узнать у Оракула…

- Вопросы я тебе прочту, и коль родится в сердце смелость во глубь души направить взор, увидеть тьмы своей позор, её развеять и впустить свет истины в уме разлить, ты обретёшь дар без названья, и смертных всех плоды страданий. Готова ль ты ступить на этот путь, начав который – не свернуть, нет тупика где можно отсидеться, к преступным мыслям притереться. Здесь два конца и оба бесконечны, и тот, да и другой длиною в вечность. Один ведёт к погибели твоей от рук иллюзий образов теней, другой же сложно описуем, но также верно неминуем.

- Стою уже я пред тобой, раздета тьмой холодной, с распахнутою и больной душой, пред блеском глаз твоих голодных. Не медли же, Оракул, подай же чашу испытанья, что вторит и моим желаньям. И если сгинуть с сей ловушке мне дано, то пусть свершится то предначертанье, что линией моих ладоней прописано давно.

- Что ж, дева юная душою, сама ты выбираешь путь. Свобода воли нерушима, законы мироздания не свернуть. Придуман он давно не мною, не мне перечить, коль уж выбор твой, и не скажу я «Бог с тобою», лишь я сейчас и здесь с тобой. И раз открыла ты глаза навстречу выбора стремлению, то делай шаг решительный без тени поклоненья. Ответь достойно гордости своей: есть ли на свете то, ради чего забудешь ты о ней?

- Хитёр оракул ты, не хочешь ты ума предмето - заключений, желаешь ты увидеть суть, раздетую, с разодранною кожей былых богов и жизни представлений.
Что человек без гордости своей? Всего лишь пыль игрушек звёздных. И честь с достоинством при ней, как амулет от взоров посторонних. Защитой гордости и славы оберегаешь ты себя от слёз обид несправедливых, растоптанной души, волнений и сердца совести, разбуженной внезапно. И карнавалом Средних тех веков под маскою Гордыни во тьме скребётся помыслов уродство, сомнений плоть, эфиром страха сдобренных желаний. Забавная игра! Играют все и вся по правилам единым, в скрижалях Гордости поведанных когда-то.
А я… А что же я? В игре сей преуспела многократно, добившись почестей величья. Но сидя на Олимпе, средь множества Богов, так хочется сбежать с Небес Гордыни к любовнику не голубых кровей. Отдаться страсти жизни без приличья, без норм и правил, той любви, что жизнь раскрашивает радугою яркой, вином пьянит, дурманя ум, и горячит сознанье, гоня его в хоромы осознанья, того, что имя носит «настоящее моё».

- Ты хочешь настоящего? Ну что ж! Одно лишь устремление творит, порою чудеса. Но здесь есть каверзный вопрос: что в пониманье твоём ложь? Как видишь ты её изломанный абрис? И часто ль ты себе позволить можешь достать её игривый приз?

- Оракул, ты невыносим. Уж если бить, то в боль былую, что солнечным сплетеньем горит сквозь смысл слов и мыслей и деяний на протяженье века моего. И голову повинно я смиренно опускаю для покаянья своего…
Ложь вовсе невкусна. Она - отрава. И утруждать себя обманом мне вовсе не с руки. Но так и просится «прости». Прощения не прошу людского, прощенье – та же ложь, в обёртке яркой из гордыни, присыпанная пудрой сладкой великодушья своего. Уж если и просить пощады, то лишь у сущности своей, что вскормлена была отравы лживой ядом, в угоду эго-демонам сознанья, богам комфорта, бесам любованья в зеркальном отражении кривом людской молвы и благости личины. Ложь – это страх, иллюзий ярких бред, закрытые глаза, зажатый нос и заткнутые уши. Не стыдно мне чужим обманом жить, безмерно горько очевидное душить.

- В дурмане из обманов жизнь человечья каплей убегает в даль. И там, в неведомых краях, порою просветленье наступает, что кругом замкнутым ты жил, не ощутил, не полюбил, иллюзий вазу не разбил, и чашу истины до дна не осушил. Зато иных деяний множество и верных и неверных, рукою рока, иль своею собственной, ты всё же совершил. Весы колеблются, что выбрать: обмана мёд иль истины усладу? Хоть обе сладости доступны – в одной из них есть капля яда.

- Ты предлагаешь выбор сделать? Звучит, как будто в рай иль в ад. Они как близнецы по крови - не отличить, не распознать отличий десять между ними. И сердце не подскажет путь, как в нём себя не обмануть? Оракул, не лукавь! Ведь даже и твоей нечеловечьей сути не суждено вкусить отличий, меж тем и тем, что одинаково манит навстречу истине небрежной иль океану лжи безбрежной. Зачем тогда чертить границы меж тем, что не дано познать, пока не захлебнёшься – не повернуть желанья вспять. О выбор! Вечный выбор. Очередной капкан, в который жертвенно ступаешь, и сам себя ты обрекаешь на бесконечный бег вослед, тому, чего в природе нет. Не верю истине и лжи, не верю правде и обману, но верю, что ты не скажи, коль заживляет это рану.

- От взора моего ты ускользаешь непрестанно. Уж больно всем вокруг желанно услышать слово уст твоих. Зачем обманываешь их? Богами ложными стращаешь, надежду в души поселяешь. Срываешь лик от солнца взглядов, не потчуешь ли тем же ядом?
А если завтра нет тебя, и лишь останки озарит светило, чему, кому и почему последний день свой посвятила? Простить кого бы на коленях просила ты за прегрешения свои? Кого сама бы отпустила на все четыре стороны?

- Что взор твой огненно-прекрасный мне сможет дать, когда ненастье настигло бурею сомнений, и разрушает стену мнений, не дав с собою совладать? И если завтра не сумеет глазам моим явить сей свет, то значит мне нести ответ, за то, что сказано, прожито, и зёрна истины сквозь сито мне не успеть просеять вновь, но светом истины любовь отроет мне врата туда, где не была я никогда. Прощения вымолить наверно, шаг очень мудрый, очень верный. Но суждено ли знать когда, к двери твоей придёт беда? И посему я отпускаю, и всех, всегда и навсегда, но видеть тех с собой желаю, кому навеки я нужна. Сейчас? Сейчас я не скажу, ни слов прощальных ни обидных, и завтра день я разбужу. Что принесёт? Там будет видно… Прощай, Оракул, мне теперь куда угодно приоткрыта дверь. Лишь шаг отчаянный ступить и в руки цепкие схватить, и то, чего не может быть.

30 января 2005 г.