Фанатка

Одинокая птица, ты летаешь высоко…
И лишь безумец был способен так влюбиться.
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобой…
Разбиться с тобою вместе!
Разбиться с тобою вместе…
Илья Кормильцев.
Посвящается Биллу Каулицу и всем моим знакомым девушкам, безнадежно в него влюбленным.

Выражаю огромную благодарность Любви Отрадневой за то, что ей хватило терпения прочитать и отредактировать эту повесть. Ее замечания оказались бесценными.

Пролог.

Кажется, на улице начинался дождь. Да не просто дождь – настоящая гроза назревала! Природа замерла в ожидании бури…
…а многотысячный стадион замер в предвкушении…
Кап-кап-кап. Кап-кап-кап. Первые капли неуверенно стучали по старому карнизу.
Раз-два-три. Раз-два-три. Барабанщик выстукивал первые удары ритма.
Дождь усиливался. Капли вовсю стучали о карниз и бились в оконное стекло. Листья шелестели от ветра и дождя.
Музыка набирала обороты. Барабанщик уже уверенно отбивал ритм. К нему – пока что негромко и довольно спокойно – присоединились электрогитара и клавишные.
И вдруг – яркая вспышка молнии озаряет все вокруг…
…Луч прожектора выхватывает бледное лицо солиста, его длинные волосы и черные глаза…
Сильнейший раскат грома потрясает воздух. Деревья шелестят все яростнее, дождь барабанит все настойчивее, от грохота звенят оконные стекла…
…И вот солист запел. Музыка стала мощной и уверенной, но его голос перекрыл и ее. Бешено кричат и визжат поклонницы…
…А гроза бушует вовсю. Гремит гром, сверкают молнии, ветер пригибает к земле молодые березы. К дождю присоединился еще и град…
…И концерт был в самом разгаре. Гремела музыка, орали поклонницы. Но над всеми звуками выделялся сильный, бархатный, нервный голос солиста…
…Но все звуки мог перекрыть отчаянный свист ветра. Его порывы едва не сбивали с ног хрупкую фигурку, замершую на краю крыши высотки. Мокрые и растрепанные волосы. Бледное до синевы лицо. Закушенная губа. И невероятная, просто ненормальная решимость в глазах.
Всего один шаг может стать последним. Шаг в никуда.
Но чья-то теплая рука дружески легла ей на плечо…
 
Фанатка.

 - Кать, вставай. Катюшка, уже утро, - ласково, но настойчиво повторял приятный голос.
Катька уныло вздохнула. Глаза открывать совсем не хотелось. Хотелось поглубже зарыться носом в подушку. Но вдруг девушка услышала стук капель за окном и испуганно, резко села.
- Что это?
- Дождь, - удивилась Марина, аккуратно поправив подушку. – А почему ты так пугаешься?
Катя слегка поморщилась:
- Капли очень громко падали на карниз. Неожиданно.
- Ладно, не вздрагивай так. – Марина понимающе улыбнулась. – Это просто спросонья. Одевайся, умывайся – и пошли завтракать. Тебе как-нибудь помочь?
- Да нет, спасибо. – Катька слегка натянуто улыбнулась и проводила взглядом Маринину спину. Негромко хлопнула дверь. Катя откинулась всем телом на подушки и почти неслышно застонала.
Полгода. Полгода этого бреда. Полгода она, Екатерина Челестова, торчит в этом специальном реабилитационном центре. Трижды неладен будь тот день, когда мама нашла ее Личный Дневник – заветную черненькую тетрадку! Она даже не открывала его. Обложка говорила сама за себя. Он. Везде Его лицо. Наклейки, вырезки, распечатки… Мама прекрасно поняла, почему ее дочь вот уже месяц ходит бледная, худая и необъяснимо грустная. Фанатизм. Сильная, сжигающая изнутри, безумная любовь к Мартину – солисту группы “Broken wings”.
Где Катька впервые прочитала об этой группе, откуда брала послушать первые песни – это все забылось. Запомнился лишь шок – шок от пронзительного голоса и бархатно-черных бездонных глаз.
С этого дня Катя просто пропала. Она тратила все свои деньги на Мартина, скупая все журналы-плакаты-наклейки-тетрадки с ним. Она спускала мегабайты Интернета. Она знала о нем ВСЕ – от прабабушек до любимого цвета ночного горшка. Катька сохла на глазах. Так сильно она не влюблялась ни разу. Мартин словно бы волшебным образом воплотил в себе все тайные и заветные девичьи мечты.
Мать Кейт поступила дальновидно: сначала под каким-то предлогом дала дочери психологический тест. Потом незаметно посмотрела результаты и ахнула: фанатизм зашкаливал за все рамки. Надо было срочно что-то предпринимать. На счастье Елизаветы Сергеевны, в их N-ске открылся маленький специализированный психиатрический центр. Из Москвы сюда приехало светило науки по имени Вадим Николаевич Светлов. Он был очень известным врачом-психиатром и всегда хотел изучить эту ненормальную любовь фанатов – точнее, фанаток – к кумиру. Для этого Светлов и открыл этот „SOS“ – чтобы помочь измученным фанаткам и их не менее измученным родителям.
Елизавета Сергеевна отправилась в „SOS“ с результатами теста. Там она говорила лично со Светловым и добилась своего: Катька попала в число пациенток.
Конечно, девушка совсем не хотела «гробить время незнамо на что» и чуть ли не била себя пяткой в грудь, заверяя, что «это вполне нормально» и «залезьте в Интернет – там сотни таких же девчонок». Но каким-то образом Елизавета Сергеевна убедила упрямую Катерину сдаться в руки психиатров.
- Катюш, ты скоро там? – спросил из-за двери Маринин голос.
- Уже иду! – недовольно отозвалась Катька.
«Надоело, - думала она, выходя из ванной и натягивая джинсы. Надоело все. Полгода – все одно и то же. Достали эти всепонимающие и всепрощающие Вадим Николаевич и Марина, достала эта оторванность от внешнего мира и нормальных людей! Хоть раз бы наорали на меня как следует!». Но, если исключить специфику заведения, Катькина жизнь была прежней – только очень одинокой. Уроки, прогулки, изредка – поездки в город в заранее проверенные Светловым места. И – никаких напоминаний о Мартине и “Broken wings”.
Расчесываясь, Кейт посмотрела в свои серо-зеленые глаза и усмехнулась. Да, Светлов и Марина смогли завоевать ее доверие – в какой-то степени. Может быть, даже начала затягиваться страшная рана на сердце. Но сегодняшний сон под ночную грозу заставил вспомнить и пережить заново всё. Все чувства. Всю боль. «Глупо лечиться от любви», - думала Катька, выходя в коридор к Марине.
- Ну что, пошли?
- Пошли! – Марина, двадцатилетняя девушка приятной наружности и доброжелательного характера, взяла Катю под руку. Они зашагали к столовой. – Ну, как настроение? Что тебе снилось?
Кейт внезапно поняла, что не хочет рассказывать этот сон. Обычно она делилась с новой подругой всеми – ну, или почти всеми – своими снами и мечтами: сначала – изредка и неохотно, а потом – все более откровенно. В психбольнице, пусть даже гордо именуемой реабилитационным центром, явно не хватало собеседников. Правда, тут находилось еще девять девчонок с таким же печальным «диагнозом», как и у Кати. Но почему-то совсем не хотелось лезть в их воспаленные мечты и разбитый внутренний мир. Для этого существовали такие девушки, как Марина. Их в “SOS” было тоже десять: у каждой фанатки – своя «подруга».
Итак, беседовать по душам здесь можно было лишь с Мариной да с Вадимом Николаевичем при ежедневном визите к нему. Но сегодня Катьку почему-то совсем не тянуло рассказывать свой сон. Хотя, если вдуматься, ей снились кошмары и покруче…
- Ерунда какая-то снилась. – Кейт поморщилась, якобы припоминая. – Не-а, вообще из головы вылетело. А ведь с утра помнила!
До самой столовой Катя и Марина обсуждали сны, выскальзывающие из памяти, как мокрое мыло. Но думала Челестова о другом. «Почему это вдруг я соврала? – удивлялась она про себя. – Мне не хочется говорить, что полгода лечения пошли насмарку. Мне не хочется говорить, что я люблю Его так же сильно, как и прежде. Что-то сломалось внутри. Что?».
Катька никогда не была дурой, скорее наоборот – в классе и среди знакомых она слыла умной и рассудительной девушкой. И она не любила врать себе. Другим и в меру – да, Катя была фантазеркой. Но себе… Она прекрасно понимала – особенно сейчас, после многих часов разговоров с психологами и упорного самоанализа – что это не просто любовь, а какая-то бредовая идея-фикс. Но после этого сна Кейт думала: «Я влюблена – значит, я права».
В столовой, как всегда, было довольно грустно. Десять столиков. За некоторыми уже сидели пары: бледная, изможденная девчонка и улыбчивая, спокойная соседка. Марина перемигнулась с коллегами и уселась с Катей за стол.
- Завтрак сейчас принесут, - сказала Мари. – Твои любимые бутерброды с колбасой и творожный крем с вишней – объедение! – Катя рассеянно кивнула. – Катюх, да что с тобой такое сегодня? Как в трауре!
Катька поняла, что Марина встревожена. И ответила как можно спокойнее:
- Не выспалась просто… да и погода на редкость сволочная – сыро, серо, слякоть, холодно… Вот и нагоняет тоску.
Марина поверила. Или сделала вид, что поверила, легко и непринужденно переменив тему. «Но все снова попадет в отчет… - обреченно подумала Катерина. – Все мои слова, все мои интонации, все мои взгляды… А потом все это Вадим Николаевич будет изучать. И анализировать. И копаться. И ведь выкопает что-нибудь! Инквизиция…».
«…Каждый день, каждый час, каждое мгновение своей жизни ты меняешься. Или делаешь что-то для перемен в себе. Если физический рост тела заканчивается в определенном возрасте, то клетки его обновляются постоянно. Так же и душа – она не может «расти» вечно. Но постоянно обновляться и совершенствоваться – да. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Нельзя дважды попасть в одну и ту же переделку. Нельзя дважды подумать одной и той же мыслью. Именно поэтому нам даровано дежа-вю – как защита от остановки обновления. Но, несмотря ни на что, внутренний гомеостаз постоянен. Если равновесие нарушается – человек сходит с ума. Или влюбляется».
Катя мрачно съела последнюю ложку творожного крема, залпом допила чай и улыбнулась Марине. Через силу, правда.
- Какие планы?
- Ну, во-первых, конечно, Вадим Николаевич. А после беседы можно прогуляться по парку. Кстати, ты ведь любишь качели на цепях? Во дворе около парка как раз поставили такие!
- Здорово! – ответила Кейт. «Ну почему ко мне здесь относятся как к ребенку? Или как к законченному психу? Слава Богу, остатки мозгов еще сохранились в моей голове, несмотря на слетевшую крышу!»
- Так. – Марина посмотрела на часы. – Десять. Как раз. Ладно, давай бегом к Светлову. Я понимаю, что это не совсем приятная беседа. Но раньше сядешь – скорее выйдешь.
Кейт встала, молча кивнула Марине и быстро пошла в кабинет номер шестнадцать. «Камера допросов» или «комната правды» - так про себя она называла этот кабинет.
***
«Да уж, ввязался я… на свою голову, - печально думал Вадим Николаевич Светлов, разглядывая личное дело Кати Челестовой. – Понадобилась практика, называется. Допустим, мне была интересна эта область психиатрии! Она мне и сейчас интересна! Но это просто невероятно сложно… Чувствуешь себя Порфирием Петровичем, пытающимся разобраться в больном сознании Раскольникова».
Светлов всегда хотел помогать людям, «скорбным головою». После школы он решительно отправился в медицинский, углубленно занимался изучением книг различных светил психиатрии и тайн человеческого мозга. Его дипломная работа привела в восторг даже сурового и вечно хмурого ректора. «Ты – чтец души человеческой», - вот что сказал тогда ректор молодому Вадиму.
Потом – практика в психиатрических больницах, работа с самыми больными мыслями и самыми странными фантазиями… Вадим Николаевич и в свои сорок с хвостиком лет был невероятно обаятелен: интеллигентное, спокойное и умное лицо с внимательными синими глазами и длинноватые пшеничные волосы зачастую производили самое приятное впечатление на пациентов, особенно – на дам.
«Но у этих фанаток все просто необъяснимо!» - подумал Светлов, глядя на заходящую в его кабинет Челестову. Еще одна жертва стихийной любви была довольно высокой и бледной. Под глазами явственно намечались лилово-синие круги. Губы плотно сжаты. В глазах бродит ироничная насмешка. Отличная девчонка, талантливая, любознательная и всегда готовая прийти на помощь. Шестнадцать девичьих лет с копной русых волос и неяркими веснушками на лице.
«В лечении болезней, особенно психиатрических, главное – чтобы больной понял то, что он болен. И согласился лечиться, и настроился на борьбу. Принятие и осознанное сопротивление – это уже половина лечения».
- Здрасте. – Катя приветливо улыбнулась и села в кресло напротив стола. Про себя она фыркнула. Атмосфера кабинета и его владелец настраивали на язвительно-скептический лад.
- Здравствуй, - кивнул Светлов и незаметно включил диктофон. – Что ж, рассказывай.
Очередная исповедь. При первой встрече Вадим Николаевич объяснил: «Ты должна отвечать на все мои вопросы предельно честно. Иначе реабилитация будет невозможна». Каждое утро Катька рассказывала о своем житье-бытье: сны, мысли, впечатления… Все это складывалось в единую картину психологического состояния.
Немного подумав и собрав мысли в кучу, Кейт рассказала о книге, которую она недавно начала читать (Стругацкие, «Град обреченный») и поделилась первыми впечатлениями. Вспомнила про свою учебу. Поведала о зрелище ночной грозы. Поделилась планами на будущее после выхода из „SOS“.
- Хм… - Вадим Николаевич секунд десять помолчал. – А не желаешь рассказать мне о своих сновидениях?
- Да я и не помню, что мне снилось. – Катька пожала плечами. – Ерунда какая-то.
Вадим Николаевич внимательно посмотрел в глаза Кейт. Та не отвела взгляда. Два взора словно бы сошлись в беззвучном поединке: испытующе глубокие синие глаза Светлова и спокойные, ироничные, с глубоко затаенной болью серо-зеленые очи Катьки.
«Нет, красавица, ты явно что-то недоговариваешь», - подумал Вадим Николаевич.
«Нет, господин следователь-инквизитор, сегодня вы не услышите всей правды», - подумала Катя.
Вадим Николаевич решил не настаивать – просто взял на заметку. И улыбнулся:
- Что ж, на нет и суда нет. Всяко бывает. Зачастую сновидения забываются, едва только ты откроешь глаза.
- Угу, - кивнула Катя и улыбнулась в ответ. На этот раз пронесло. – Я пойду?
- Иди. – Светлов выключил диктофон. – До завтра.
- До свидания! – Катька вышла из кабинета, закрыла за собой дверь и глубоко вздохнула. Бред. Самый настоящий дурдом в прямом смысле этого слова.
Кейт решительно пошла по коридору. По пути ее догнала Марина:
- У меня есть приятный сюрприз! У тебя гости!
- Кто? – удивилась Челестова и подумала: «Еще понимающих и печальных лиц родителей мне для веселой жизни не хватало…».
- Так Петька же! Краскин!
- Петька?! – Катя довольно бесцеремонно отпихнула Марину и почти вбежала в свою комнату. Навстречу ей поднялся Петька:
- Кейт! Живая! Вырвалась от этой лампочки науки?
Катька с улыбкой посмотрела на Краскина. Какой же он все-таки смешной! Пышная копна темно-русых волос, пронзительно-голубые, прозрачные, словно льдинки, глаза и уникальный талант корчить рожи. Катя называла его «своим личным солнышком». Лучших подруг у Кейт не было. С Петькой она дружила с детсада, и он заменил ей закадычную подружку, а она ему – лучшего друга. Мама Кати пыталась начать разговор на тему: «Кать, посмотри, как Петя вырос и похорошел… Наверняка ты ему нравишься!», но Катька отвечала: «Мам, ну как ты не понимаешь! Это же Петька! Петька!» и разводила руками. Для описания Краскина не находилось прилагательных. Петька и Петька. Простой, как валенок. С ним было невероятно легко общаться: он мог выслушать, понять и дать дельный совет. А главное – Петя не страдал внутренним самокопанием и желанием все усложнять. В отличие от все той же Катьки.
«Не стоит деревня без праведника…».
- Ага, вырвалась. – Катя плюхнулась на кресло около окна. – Все-таки интересно ты обозвал Светлова…
«Лампочка науки» была краскинским изобретением. Так он проиронизировал над фразой «светило науки», объяснив удивленной Челестовой: «Ну, лампочка ведь тоже светит!».
Минуту Катя и Петя молчали, просто глядя друг на друга. Слова им были не нужны.
«Если очень долго знаешь человека, начинаешь говорить его словами и думать его мыслями. В таких случаях общаться можно лишь взглядом».
- Как там в школе? – спросила, наконец, Кейт.
- Ерунда. – Петька поморщился. – Пока тебя не было и я сидел здесь, на глаза попалась твоя тетрадка по физике. Я ее полистал – просто для интереса, не обижайся… Ты нас обогнала на три темы. Девочка-гений.
Петька был твердым и стабильным хорошистом с иногда проскальзывающими пятерками. Челестова же была отличницей и чуть ли не гордостью школы.
- Тормозим, - продолжал Краскин. – Лапина, классуха наша, разоряется: вот, мол, конец учебного года, а десятый «Б» за ум не берется.
- Это бесполезно, - усмехнулась Катька. – У наших уже выработался иммунитет к ее визгам.
Беседа плавно перешла в привычное русло. Десятый «Б», как всегда, звездил, повально сматываясь с уроков или повергая почтенных учителей в шок своими ответами на их вопросы. Катька же в свою очередь рассказала о Марине, пожаловалась на Вадима Николаевича («Инквизиция!») и посетовала на нереальную тоску.
- А что поделаешь? – пожал плечами Краскин. – Улетевшую в заслуженный отпуск крышу вернуть не так-то просто. А ты сама-то как?
- Да нормально, - вздохнула Катя. – Какая-то апатия. Все безразлично, как будто сердце заморозили новокаином.
- Наверное, так и должно быть, - заметил Петька. – Сначала – заморозка, а потом уже – лечение. Не разбираюсь я в этой психиатрии. И в психологии – тем более.
Они поболтали еще примерно чес. Потом Петя вдруг хлопнул себя по лбу:
- Ой, блин! Совсем забыл! Катька, извини, но я поскакал. Родители уезжают на месяц в Крым, надо их проводить.
- Повезло, - хмыкнула Челестова, наблюдая, как Петька натягивает джемпер и перебрасывает через плечо ремень сумки. – Опять будешь самостоятельно хозяйничать?
- Ага, - кивнул Краскин. – Твои, кстати, тоже уезжают вместе с моими. Ключи мне оставили – так что я теперь главный ключник. Ну все, бывай!
- Пока! – улыбнулась Катя и подумала: «Электровеник! Не может он не бегать!».
Она выглянула в коридор. Марины не было – видимо, она ушла все к тому же Светлову. Катька закрыла дверь и облегченно вздохнула. Еще на час-полтора ей точно гарантировано одиночество.
«Что бы поделать?». Взгляд девушки рассеянно обежал комнату – и вдруг зацепился за совершенно лишний предмет. На полу лежал глянцевый листок бумаги. «Петька выронил, что ли?» - поднимая листок, подумала Челестова. Она перевернула бумажку…
И едва не заорала в голос. С яркой афишки на нее смотрел Мартин. Катя, задыхаясь, коснулась изображения пальцами… Да, это Он. Уже три месяца ей не давали в руки ничего, связанного с Ним. И вот… О, чудо!
Когда к Кате вернулся разум, она пробежала глазами текст… и у нее подкосились ноги и потемнело в сознании. Прошептав: «Господи!», Катька села прямо на пол. Яркий листок выпал у нее из рук.
«11 июня. 18:00. ДК «Октябрьский». “Broken wings” с единственным концертом!».
Банальнейший просчет или дальновидный намек?
Зачем вообще Петька приволок эту афишку?
Катька сидела на полу. В голове творилось что-то совершенно невообразимое. Все мысли смешались в кучу. И остро, как натянутая до предела струна, звенела давно позабытая боль – словно на сердце лопнул кокон изо льда.
Воспоминания.
Обрывки слов.
Мысли.
Его глаза. Яркие. Бархатные. Черные. Глубокие и таинственные, будто омуты.
Катя тихо-тихо застонала.
«Любовь – это всегда боль. Боль насильственного возвращения с небес на землю. Страшная пытка надеждами».
Челестова глубоко вздохнула и решительно встала. «Все равно мне не попасть на этот концерт, - пронеслось у нее в сознании. – Сбежать отсюда нереально. А вдруг?..».
Вероятность удачи была просто ничтожной. Но ради этих бездонных глаз Катька была готова буквально на все.
Тряхнув волосами и словно бы отгоняя назойливые и неприятные мысли, Челестова села к окну, придав лицу безмятежное выражение. И очень вовремя: в комнату вошла Марина.
- Кать, у меня для тебя приятная новость: Светлов через три дня уезжает в командировку. На сколько – неизвестно. Возьмет ли он кого-нибудь из ассистентов с собой – тоже неизвестно. Но от бесед с ним ты освободишься.
Как ни странно, Марина прекрасно понимала Катю и даже сочувствовала ей. «Ну конечно, я же здесь на правах психа, - грустно подумала Катька. – А с психами не спорят».
Увидев странное выражение лица своей подопечной, Мари подняла брови:
- Катька, да что с тобой такое? Ты не рада?
- Нет, почему же. Очень рада. – Кейт поспешно изобразила улыбку.
***
С того дня Челестова перестала полноценно жить – она начала просто существовать. Девушка чуть ли не молилась на день отъезда Светлова, хотя отлично знала, что без присмотра ее здесь не оставят – так что сбежать вряд ли удастся. Да и куда бежать? И, раз уж делать это ради Мартина, как достать билет на концерт? Катя об этом не думала: она была уверена, что перед ее любовью рухнут все стены.
«В этом мире всесильны и непобедимы лишь Любовь и Время. Все остальное – прах по сравнению с этими силами. Время разрушает мир, Любовь же его восстанавливает. Не станет Любви – и мир рухнет».
Марина, разумеется, видела Катькино состояние и не раз говорила об этом Вадиму Николаевичу. Он в ответ спокойно замечал: «Конечно. Началась реабилитация. Поэтому не стоит удивляться странностям».
Однажды вечером, перед самым отъездом, когда Катя уже спала, Вадим Николаевич вызвал к себе в кабинет Марину:
- Собирайся. Ты должна ехать со мной.
Мари округлила глаза:
- Ва… вы чего? Как? Нет! Я совсем не могу сейчас уехать и бросить Кейт в такое время!
Светлов встал, вплотную подошел к Марине и положил ей руки на плечи:
- Я тебя прекрасно понимаю. Мне самому страшно не хочется уезжать в такой момент, когда у одной из самых сложных пациенток наметился путь к выздоровлению.
- Ты пробовал подать запрос о причине этого вызова? – Мари внимательно посмотрела Светлову в глаза. – Вадим, пойми: это же глупо... Тебе ведь можно взять с собой не меня, а кого-то другого!
Светлов слегка поморщился:
- Начальство, Мариш, - это начальство. Если ему что-то взбредет в голову – все. Конечно, я пытался подать запрос! Они отвечают лишь повторными вызовами! Светлов и Петрова! Петрова и Светлов!
- Но почему именно меня?..
- Ты – прекрасный специалист. Видимо, там мне потребуется отнюдь не глупый помощник. Пожалуйста, Марина. Я ведь и сам человек отчасти подневольный.
Светлов убрал руки с Марининых плеч. Та грустно кивнула:
- Хорошо. Надо так надо.
Хотя в Марининой душе появилась неясная тревога за подопечную…
Поздно ночью они уехали в Москву.
***
Катя сидела на кровати, поджав под себя ноги, и упрямо ничего не понимала:
- Ты можешь объяснить нормально, где Марина и зачем ты должна ее заменять?
- Марина Павловна и Вадим Николаевич сегодня ночью уехали в срочную командировку, - слегка неохотно пояснила белобрысая студентка Кира, обладательница неестественно-синих глаз (явно не обошлось без цветных контактных линз) и мучнисто-бледного лица. – А меня сюда направили на практику от мединститута. Теперь вот велели за тобой присматривать.
Кира недоверчиво и внимательно посмотрела на Катино решительное лицо и добавила:
- А ты правда не буйная?
Челестова изо всех сил закусила губу, чтобы не расхохотаться. Вот это надзирательница! Вот это везение!
- Да вроде как в буйных не числюсь, - многозначительно ответила Кейт. – Но ведь май на дворе, всякое бывает… Шучу.
Это было действительно смешно и как-то совершенно нереально. Не верилось, что выпал тот самый шанс – один на миллион… Катька удивлялась необдуманному поступку Светлова, но удивлялась лишь пару минут. Потом это вылетело из головы. Горячая волна счастья накрыла девушку: путь к наступлению был открыт! Осталось только выкроить момент…
И опять госпожа Фортуна показала свою благосклонность. Тридцатого мая в три часа ночи в „SOS“ началась страшная суматоха: одна из пациенток каким-то образом достала сильное снотворное и решила свести счеты с жизнью. Поднялся весь народ. Все забегали. Кира решительно влетела в Катину комнату и сказала:
- Ты это… главное – не беспокойся. Попытайся заснуть. Эту девчонку сейчас направят в реанимацию, и с ней все будет в порядке…
Продолжая успокаивающе бормотать, Кира вышла из комнаты. Катька услышала звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, усмехнулась и стремительно вскочила. Вещи со скоростью света полетели в специально приготовленный рюкзак. Катя быстро привела себя в порядок и положила на стол заранее приготовленный текст:
«Я ухожу к тому, кого люблю и ради кого готова на все. Ваше лечение – это сущий бред. Не ищите меня. Живой я все равно сюда не вернусь.
К.Ч.».
Пробежав глазами записку, Кейт подошла к окну и распахнула его. Легким прыжком она перемахнула через подоконник – благо, первый этаж не позволял разбиться – и очутилась на сырой от недавнего дождя траве. Двигаясь короткими перебежками от дерева к дереву, девушка вплотную приблизилась к забору. Быстро оглядевшись, Катя нырнула в лаз, замеченный еще вчера и, судя по всему, вырытый бродячими собаками. Для взрослого человека лаз был явно маловат, но Катька, и так никогда не отличавшаяся полнотой, похудела за последние недели. И под забор она пролезла без труда.
Ой, распустились все в реабилитационном центре без начальства! Распустились да распоясались! И зачем ты, Светлов, уехал в столь неподходящее время?..
«Случайностей в нашей жизни не бывает. Глупо верить в «простое совпадение», ведь совпадения – это голос Судьбы».
«Свобода!».
Катя почти бежала. Этот район она знала отлично, ибо с детства любила бродить по городу. До Петьки тут было идти минут двадцать. Но нужно знать короткий путь через дворы – если тащиться по основной дороге, то поход займет час-полтора, не меньше.
- А ты точно уверена, что тебе это надо?
Челестова резко обернулась и неожиданно для себя остановилась. На скамеечке у подъезда сидел мирного вида старичок с палочкой – невероятное зрелище для такого времени суток.
- Простите? – подняла брови Кейт.
- Я говорю: ты уверена, что оно тебе надо? – повторил старичок.
- Что именно? – не поняла Катька.
- Да все эти твои авантюры… Побег к Петьке, желание увидеть Мартина и попасть на концерт – любой ценой… Зачем?
- Как это зачем? Я люблю Мартина. Все ради любви!
- Нет. – Старичок покачал головой. – Катюша, ты любишь не Мартина, а сильно идеализированный образ прекрасного принца.
- Неправда! – Челестова топнула ногой. – Я знаю о нем все!
- Это – не помеха. Ты возвышаешь его, придавая каждой привычке, даже вредной, романтичность. Курит? Это так мужественно! Гуляет с девками ночи напролет? Весельчак и неутомимый тусовщик!
Катя молчала.
- А если ты не можешь прицепить к привычке или качеству свой ореол, в голове появляются мысли: вот, мол, я обязательно помогу ему исправиться! И он полюбит меня и станет совершенным!
- Да, я помогу ему исправиться! – твердо сказала Кейт.
- Нет, не поможешь. Увы… - Старичок развел руками. – Чтобы измениться ради другого человека, нужно очень сильно влюбиться в него. А Мартин просто не способен на такие чувства. У него сотни и тысячи таких же фанаток, как ты. Он воспринимает вас как единую массу для выкачивания денег. Личностей в этой массе он не видит.
- Да кто вы такой, чтобы судить Мартина? – До Кати, наконец, дошло.
- Я? – Старичок усмехнулся. – Да никто. Пылинка под ногами Его. Но, Катя, помни заповедь: не сотвори себе кумира…
Старичок встал со скамейки и зашел в подъезд. Лишь негромко хлопнула дверь на магнитном замке. Катя стояла неподвижно, не в силах продолжать путь.
«Не сотвори себе кумира»…
Старичок просто потряс Катю. Откуда он мог все знать?..
«Не сотвори себе кумира»…
- Неправда, - прошептала Катя. – Я просто люблю его, и все. Люблю, как человека. И кумиры здесь не при чем… Я не фанатка.
«Фанатка», - прошелестел ветер в листьях.
«Фанатка», - прокатилась по асфальту пустая пластиковая бутылка.
- Нет! – крикнула Челестова в ночь. – Не фанатка! Я – влюбленная девушка, готовая ради своего чувства на все! Но не фанатка!
Катя сорвалась с места и исчезла в темном переулке.
«А разве это не одно и то же? Фанатка – и до безумия влюбленная девушка, готовая ради любви пойти на все – вплоть до забвения и отрицания себя как личности?»…
***
- Катька? – Если сказать, что Краскин был безмерно удивлен, увидев в четыре часа ночи на пороге своей квартиры мрачную и взъерошенную Челестову – значит не сказать ничего. – Ну и ну… Теперь я понимаю, что на самом деле представляют собой незваные гости. Проходи, что стоишь…
Кейт вошла в квартиру. Невероятно сонный и растрепанный Петька в какой-то немыслимой пижаме закрыл дверь, провел Катьку на кухню и хотел было поставить чайник, но девушка его остановила:
- Спасибо, Петь, не надо. Я не хочу, правда.
- Не хочешь – как хочешь… - Петька пожал плечами и сел за стол напротив Кати. – Рассказывай, красавица. Все рассказывай. И желательно без вранья.
Челестова поведала о своих приключениях, начав, впрочем, еще со дня Петькиного визита. Не забыла она и про старичка.
- Ну даешь… - ошарашено выдал Краскин после пары минут напряженного молчания. – Ничегошеньки не понимаю… Я тогда никакой листовки с собой не брал!
- Точно? – подняла брови Кейт.
- Я похож на дурака? – поинтересовался в ответ Петя.
- Ты похож на еврея. Отвратительная привычка – отвечать вопросом на вопрос, - отбила Челестова. – Афишка не могла сама заскочить тебе в сумку – у нее нет ног.
- Ясен пень, - хмыкнул Краскин. – Ерунда какая-то… В тот день я вообще по улице толком не ходил. Взял сумку с книгой и парой тетрадей – друг попросил конспекты – и сразу поехал к тебе. Зашел только к твоему Светлову. Зачем он тогда меня звал – до сих пор не пойму. Наговорил какой-то ерунды, повосхищался моей сумкой, еще ее все в руках вертел… Потом отправил к тебе в палату и велел ждать. Получается, что это он подкинул афишу.
- Вот теперь ты точно похож на дурака, уж извини, конечно, - усмехнулась Катька. – Светлов лечил меня от этой зависимости и всячески отсекал любые источники информации о Мартине. А тебе-то эта афишка точно были ни к чему. Или это принцип: предупрежден – значит вооружен? Держи, мол, рот на замке и все такое?
- Бред. – Парень обхватил голову руками. – Точно бред.
Катя пожала плечами:
- У тебя сплошные нестыковки…
- Ну-ну! У тебя тоже! – нахмурился Краскин. – С какой такой радости ты заговорила с этим стариком? А если бы маньяк какой-нибудь? Что тогда? Мало в газетах пишут о пропавших детях?
- Тихо-тихо-тихо. – Катя приподнялась и закрыла ладонью фонтан вопросов. Убедившись, что аудитория больше возражений не имеет, девушка села обратно. – Зачем я остановилась – сама не знаю… Ну, например, как бы ты отреагировал на вопрос: «А ты точно уверен, что тебе это надо?», звучащий из уст незнакомого старичка глубокой ночью?
- Отправился бы обратно в психушку. – Катька хотела было громко возмутиться, но Петя не дал ей сказать. – Не обижайся. Я серьезно. У тебя какая-то ненормальная реакция. Это уже клиника.
Кейт глубоко вздохнула:
- Петь… не начинай, пожалуйста, на ночь глядя. Я дико устала и хочу спать. Ты не будешь против, если я временно поселюсь у тебя?
- Нет, если тебя не смущает присутствие в квартире лица противоположного пола, - усмехнулся Петька. Катя фыркнула и помотала головой. – Ну тогда ладно… Ляжешь в комнате родителей.
Петя постелил для Челестовой на кровати. Она тем временем в другой комнате (в квартире Краскиных комнат было четыре) переоделась в пижаму. Пожелав сонной Кате спокойной ночи, Краскин ушел к себе и сел на свой диванчик. Спать больше не хотелось.
Петька думал о Кейт. Об этой иногда непутевой, зачастую забывчивой и временами даже невыносимой девушке. Да, он любил ее, любил, наверное, лет с десяти. Петя был искренне привязан к этим золотистым волосам и озорным глазам, к веснушкам и вечной усмешке на губах. Он любил ее бескорыстно, даже не думая о взаимности. А Катька в это время влюблялась и разочаровывалась, и снова влюблялась, и рассказывала Краскину о своих «прекрасных принцах» и радужных надеждах, и бежала к нему, когда понимала, что ее надежды – это только мечты… И Петя выслушивал ее, сочувствовал и поддерживал. Он отлично знал, что является для Челестовой другом – даже не просто другом, а другом, который всегда поймет. И эта дружба была очень ценна для Краскина. Его друзья-сверстники уже вовсю гуляли с девушками и посмеивались дружески над Петей, за глаза называя его «тормозом». Петька не реагировал: для него существовала одна лишь Катька. «А теперь вот еще этот Мартин, чтоб его… - грустно думал Краскин. – Загнал Катю в психушку… Я ведь хочу только, чтобы Катька была счастлива! И ненавижу тех, кто причиняет ей боль!».
За окном было уже довольно светло. Краскин покосился на часы: ага, пять утра. Поспать бы сейчас… каникулы ведь… Петька откинулся на подушку и закрыл глаза. На улице вдруг ни с того ни с сего забренчала гитара. Довольно приятный голос запел:
Одинокая птица, ты летаешь высоко…
И лишь безумец был способен так влюбиться.
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобой…
Разбиться с тобою вместе!
Разбиться с тобою вместе…
На этом, видимо, вдохновение уличного певца иссякло. Гитара замолчала. Петя лежал и размышлял. Я ведь знал эту песню «Наутилуса Помпилиуса» и раньше, думал он. Знал и любил. Но вдумался в ее слова только сейчас.
«Одинокая птица – это Катька, - решил Краскин. – А я – тот самый безумец, дурак, влюбившийся без памяти и готовый идти за ней хоть куда. Пусть только она будет счастлива».
С этими мыслями Петька провалился в сон без сновидений.

И потянулись каникульные дни. Жили Катька с Петькой относительно спокойно. Конечно, в психушке Челестову искали, но искали как-то бессмысленно и бессистемно. Кроме того, из „SOS“ сбежала еще одна девчонка. Ее обеспокоенные родители вовсю названивали в реабилитационный центр: вынь да положь им живого Светлова, дабы он вернул их дочь обратно. Так что Катькиными поисками занимались как-то… «вполсвиста», как выразилась Катя, вспомнив любимых Стругацких.
Проблема с билетами на концерт решилась неожиданно просто. Однажды Кейт, «ползая» в Интернете, случайно наткнулась на конкурс с вопросами о Мартине и призом – билетом на концерт и личной встречей с «героем дня». Вопросы для Катьки оказались ерундовыми – с ее-то феноменальными познаниями это было неудивительно. Поэтому Петька не стал изумляться, обнаружив седьмого июня примерно в час дня Катьку сидящей перед монитором и слегка подпрыгивающей на стуле от счастья. Главный приз достался ей.
«Мечты в нашей жизни имеют одно сомнительное качество – они сбываются».
Теперь Челестова была окончательно и бесповоротно счастлива. Началась усиленная подготовка к концерту. Катя, конфисковав у Краскина ключи, съездила домой и выбрала из своего гардероба любимые вещи: брюки а-ля камуфляж и футболку подобного стиля. Все это было заинтриговывающее-обтягивающим и невероятно шло Катьке.
А Петька все мучился. Иногда он даже порывался звонить в „SOS“ и сдавать пациентку обратно. Но при взгляде на горящие нездоровым блеском Катины глаза Петя стабильно передумывал. От Катьки сейчас можно было ждать чего угодно.
И вот настал заветный день. Одиннадцатое июня. Катька уже в восемь была на ногах и носилась по квартире, как ракета с реактивным двигателем. Краскин прочно засел в своей комнате, боясь попасть под горячую руку. Челестова была на взводе. Ей хотелось предстать перед глазами Мартина какой-то совершенной и идеальной принцессой, единственный недостаток которой – полное отсутствие каких-либо недостатков. С мокрыми волосами (некоторые тонкие пряди были заплетены в косички – излюбленная Катина прическа) и свеженакрашенными, «сырыми» ногтями Челестова была для наблюдающего «за всей этой беготней» Петьки очень уютной и в доску своей. Когда лак высохнет, макияж будет наложен, а косички – расплетены, Катька станет непонятной, чужой и совсем… неприступной, что ли. Как средневековый красивый замок. Краскин окончательно запутался в своих чувствах и решил не заниматься самокопанием, дальновидно надеясь на русское «авось».
- Петь, ну как я тебе?
Голос Кати выдернул Петьку из пучин собственной души. Он оценивающе посмотрел на подругу детства и незаметно вздохнул. Что и требовалось доказать: перед ним стояла ослепительно красивая и совершенно чужая девушка.
- Здорово, - оценил Краскин. – Вот только на себя ты не похожа.
- А на кого я похожа? – испугалась Кейт.
- Хочешь правду? На девицу из гламурного журнала.
- Супер! – восхитилась Катька. – Мартин обожает гламурных девушек!
- А как же твоя яркая индивидуальность? – безнадежно спросил Петька. Но его не услышали. Тихий голос здравого смысла утонул в шумном хоре эмоций. Ребенок по имени Катя Челестова был доволен выше крыши.
Перед встречей с Мартином Катька не могла нормально есть и адекватно воспринимать происходящее. Петя практически насильно накормил ее обедом и обеспокоенно спросил:
- Кать, а ты уверена, что сама доберешься до того кафе?
- Уверена, - кивнула Кейт. В ее глазах сверкали лихорадочные искры. – Петька, да не волнуйся ты так! Все будет хорошо! Ты даже не представляешь, как я счастлива!
- Угу. Потому-то я и волнуюсь, - заметил Краскин. – Скоро ты начнешь светиться, как лампочка… хотя ты и так светишься.
Катя радостно рассмеялась и по-дружески чмокнула Петю в щеку. Он грустно вздохнул, втайне жалея, что поцелуй не имел другого подтекста.
- Ну все, Петь, пока. – Катька стояла на пороге.
- Удачи тебе, Кать… Если что – звони, не стесняйся, я все равно дома буду. – Петька растерянно проводил взглядом Катину спину и захлопнул дверь. В щелчке замка ему почему-то послышалась непонятная обреченность.
***
 
«Куда приводят Мечты?»
Катя Челестова неслась по улице едва ли не сломя голову. Хотя времени до встречи оставалось немало. Просто Катька физически не могла идти медленнее. Она считала секунды, все еще не смея поверить, что почти сбылась ее самая заветная мечта.
Но примчаться раньше назначенного времени не удалось. Подвел слишком тихоходный и старый автобус. Не выдержав, Челестова выскочила на две остановки раньше и до кафе дошла пешком.
Перед «местом встречи, которое изменить нельзя» Катька остановилась. Милая местная кафешка под гордым названием «Пегас», о которой знали, казалось, лишь аборигены. Неприметное и довольно невзрачное на вид, внутри заведение было чистым и уютным. Стоимость и качество выпечки не могли оставить равнодушными – кормили здесь вкусно и дешево. И именно «Пегас» выбрал Мартин местом для свидания.
Кейт перевела дыхание и вошла в зал. Но Мартина там не было. К безмерно удивленной Челестовой подошел официант:
- Катя Челестова?
Девушка кивнула.
- Разрешите ваш паспорт. Мне нужно удостовериться.
Катька пожала плечами и вынула из сумки книжечку. Убедившись, что перед ним Екатерина Константиновна Челестова, официант улыбнулся:
- Извините, Катя. Просто были опасения, что придет какая-нибудь совершенно другая девушка и незаконно займет ваше место. Вас уже ждут. Пойдемте.
Официант провел Катьку через весь зал к незаметной двери, открыл ее и пропустил девушку вперед. Она вошла, и у нее перехватило дыхание.
За дверкой оказалось нечто вроде комнаты для особо важных гостей. Неяркий свет, на окнах – драпировки, накрытый столик для двоих, а за столиком… Он. Мартин откинул со лба прядь волос и приветливо улыбнулся Катьке. У нее сердце упало куда-то в район желудка. Девушка нашла в себе силы улыбнуться в ответ:
- Приветик!
- Здравствуй, - кивнул Мартин. – Присаживайся. Тебя ведь зовут Катя?
- Ага. А тебя как называть: Мартин или Влад? – спросила Катька, садясь. За красивым псевдонимом «Мартин» скрывалось простое имя Влад Казанов.
- Лучше Мартин. Так привычнее. – Он чуть сдвинул брови, видимо, не одобряя свое настоящее имя. – Будешь что-то заказывать?
- Пирожные… и капуччино.
- Что ж… Официант! Сливочный торт, корзиночки и два капуччино, пожалуйста!
Пока Мартин говорил, Челестова украдкой из-под ресниц смотрела на него. Да, это Он – совсем как на любимом постере в комнате. Длинные темные вьющиеся волосы. Кожа чуть смуглая, а вовсе не бледная, как казалось на концертах из-за освещения. Небрежные жесты. И черные, глубокие, сводящие с ума глаза.
- Расскажи о себе, - вдруг попросила Кейт.
- Кать, если ты выиграла тот конкурс… - Мартин слегка рассмеялся. – Ты и так знаешь обо мне больше, чем я сам!
- Да нет, это все ерунда. – Катька поморщилась. – Расскажи о себе то, что хотел бы рассказать. А все эти знания – полная чушь.
Беседа плавно потекла. К своему удивлению, Челестова почему-то перестала стесняться. Мартин оказался интересным и приятным собеседником. Уже через десять минут Катька непринужденно смеялась над какой-то историей. И все глубже падала в омут этих темных глаз.
Полтора часа пролетели быстро. Мартин посмотрел на часы и вздохнул:
- Ну, вот и все. А еще концерт. Катюш, с тобой было очень интересно, но мне надо идти. Эх, еще поклонницы по дороге налетят…
- Не налетят, - усмехнулась Катя. – Хочешь, проведу тебя через дворы? Народу тут ходит очень мало, а идти – минуть пять от силы.
- Ну и ну… - Мартин с интересом посмотрел на Челестову. – Там, на неведомых дорожках… А ты не заблудишься?
- Обижаете, парниша! – рассмеялась Кейт. – Я этот город – тем более этот район, я здесь раньше жила – знаю как свои пять пальцев!
- Я знаю технику безопасности как свои три пальца… - задумчиво пробормотал себе под нос Мартин. Поймав непонимающий Катькин взгляд, он встал. – Неважно. Что ж, пойдем! Веди!
- А платить кто будет? – подняла брови Челестова.
- Условия конкурса надо было читать внимательнее… Все за счет заведения. Идем?
Они выскользнули на улицу. Катька деловито осмотрелась и уверенно направилась в один из двориков. Мартин, идущий рядом с ней, вдруг взял ее за руку.
Кейт вздрогнула. Его пальцы обжигали.
- Ты против? – удивился Мартин.
Катька молча помотала головой, изо всех сил стараясь не краснеть. Ей хотелось остановить время, чтобы ее руку вечно сжимала Его рука. Рука человека ее мечты.
Так они шли пару минут. Потом Мартин спросил:
- Кать, а ты всегда гуляешь молча?
- Чаще всего – да, - кивнула Катя. – Потому что я гуляю одна. А… тебе неуютно?
- Да есть немного, - согласился Мартин. – Просто я привык, что девушки рядом со мной болтают без умолку.
- Извини. – Кейт слегка покраснела. – Ты смотрел последних «Пиратов…»?
Разговаривая практически ни о чем, парочка, успев обменяться телефонами, подошла к ДК «Октябрьский». Катька намылилась было к основному входу, где уже собиралась очередь – Мартина пока не замечали – но он потянул ее обратно.
- Услугой за услугу. Хочешь пройти без очереди и попасть на нормальное место?
- Еще спрашиваешь, - усмехнулась Кейт. – Конечно, хочу!
Мартин нырнул в служебный вход, показав охраннику пропуск и добавив: «Она со мной». Попетляв по коридорам, он остановился и сказал:
- Вот. Здесь – выход в зал, я уже договорился с охраной, чтобы к тебе не лезли – занимай место. С “Broken wings” и меня лично – автографы после концерта. Идет?
- Хорошо, - негромко ответила Катя. Ей надо было что-то сказать, но слова предательски разбегались, как тараканы от губительного тапка. Она просто молча смотрела на Мартина. И он понял все без слов: притянул к себе Катю и внезапно поцеловал. От неожиданности Катя едва не задохнулась. Его поцелуй был поцелуем мечты: очень уверенным и одновременно нежным. В руках Мартина Челестова таяла, как мороженое в жару.
Примерно через минуту – а может, и раньше, или чуть позже – Мартин отпустил Катьку. Она отошла на полшага и глубоко вздохнула. Мартин, наблюдая за ней, усмехнулся. Это была его коронная усмешка: обольстительная и жестокая.
- Понравилось?
- Глупый вопрос. – Катька прокашлялась: голос почему-то не слушался. – Особенно если ты знаешь ответ.
- Что ж… - Мартин кивнул. – До встречи.
Не успела Кейт спросить: «До какой встречи?», как он исчез в проходе. Катька молча хлопала ресницами, все еще плохо соображая. «Концерт!» - пронеслось у нее в голове. Повернувшись, Челестова на автопилоте вошла в зал, который уже вовсю наполнялся, протолкалась поближе к сцене и замерла там. Народ вокруг оживленно переговаривался, радостно восклицали встречавшие знакомых. Катя здесь никого не знала. Ее никто не трогал – и это радовало.
«Любой заядлый мечтатель страстно желает исполнения своих самых заветных мечтаний. Но если они исполняются все и сразу – слишком быстро – мечтатель приходит в недоумение. Мечта должна оставаться мечтой – прекрасной, искренней и… несбыточной. Она служит высокой целью, к которой нужно стремиться для духовного совершенствования. Сбывшаяся мечта перестает быть мечтой – она становится реальностью».
В гримерке ДК «Октябрьского» царило оживление. Довольно известная (но не безумно популярная) группа “Broken wings” готовилась к концерту. Вдруг дверь приоткрылась, и в комнату зашел солист группы – Мартин.
- Какие люди! – протянул ударник Алекс (настоящее имя – Саша Кораблев), над прической которого колдовала довольно-таки унылая девушка-парикмахер. – Тин! Здорово! Как там твое свидание?
- Отлично. Лучше не бывает, - заверил его Мартин, плюхаясь в кресло. К нему сразу подошла его личная визажистка. – А как там саундчек прошел без меня?
- Нормуль. – Гитарист Томми (Тимур Веткин) чихнул от рассеянной в воздухе пудры. – Аппаратура тут отличная, сцена большая… Так что зажигай на здоровье.
- Надеюсь, нас не заставят выступать под фанеру, как на той неделе? – Мартин слегка поморщился. – Ненавижу халтуру.
- Угу, ага, - усмехнулась Лиззи (Лиза Солнцева, клавишник, единственная девушка в группе. Герлфренд Томми). – Знаю я, как ты ее ненавидишь – каждое выступление так бы и пел… Ладно, ладно, шучу… А если серьезно – как прошла твоя встреча?
- Да как обычно. – Март повел рукой в воздухе. – Девчонка вполне симпатичная, да и неглупая. И влюблена в меня без памяти. Банально.
- Тин, ты эгоист, - грустно констатировала Лиззи, прикрыв глаза. По ее скулам бегала кисть с румянами. – И нарцисс.
- Неправда! – возмутился солист. – Этот Нарцисс был влюблен в самого себя и мог часами и сутками пялиться на собственное отражение! Я же не любуюсь собой в зеркалах!
- В зеркалах – нет. – По просьбе парикмахера Лиззи тряхнула рыжей гривой. – Ты любуешься своим отражением в сердцах и душах поклонниц. А это – еще более извращенный нарциссизм.
Все замолчали. Лиззи всегда могла так высказаться: не в бровь, а в глаз.
Тишину нарушил заскочивший в гримерку продюсер:
- Через десять минут – на сцену!
Гримеры наконец оставили в покое музыкантов. Ребята пошли за кулисы – настраиваться на нужный лад.
- Все-таки хорошо, что этот N-ск – не такой большой город, как Питер или Москва, - сказал Томми, в щелочку разглядывая зрительный зал. – А то вечно как начнется давка… Реально жалко девчонок. А здесь народу поменьше.
Лиззи подошла к Мартину.
- Тин, послушай…
- Лизхен, не надо сейчас промывать мне мозги, - вздохнул солист. – Давай после концерта, хорошо?
- После концерта тебя не найдешь. Ты всегда сматываешься в неизвестном направлении. – Лиззи хмыкнула и вместе с остальными вышла на сцену.
Зал приветствовал их восторженным визгом. Мартин улыбнулся и встал к микрофонной стойке. Алекс начал отбивать ритм, Лиззи брала первые аккорды, перебирая клавиши… Концерт начался.
Мартин, исполняя первую песню, пробежал взглядом зал, высматривая Катю. Ага, вот она. Сейчас девушка была неотличима от остальных фанаток. Руки над головой покачиваются в такт музыке, губы повторяют слова песни, в глазах горит восторженный огонек. «А ведь она точно ничего», - пронеслось в голове у Мартина.
Катька поймала на себе мимолетный взгляд певца, улыбнулась… и тут же забыла об этом. Девушке казалось, что она становится частью этой музыки, нотой в безупречном соло Мартина…
«Можно, я стану аккордом из песни,
Что для другой сочинил ты однажды?
Можно? Тогда мы всегда будем вместе…
Так же, как я, смог бы не каждый».
Время размылось и перестало существовать. Катю уносили в дали мечты волны любимой музыки. В ее голове было совершенно пусто – до тех пор, пока Томми в последний раз не ударил по струнам гитары и Мартин не сказал в микрофон: «Всё! Спасибо! Мы вас любим!».
Зал недовольно зашумел. Все хотели еще. Но время вышло.
Протолкавшись через толпу и получив обещанный автографы, Катька вышла на улицу и достала мобильник. «Ого! Пять пропущенных вызовов, и все от Петьки!» - виновато подумала Челестова и набрала номер Краскина.
- Ну и где тебя носит, красавица? – Голос Петьки, хоть и серьезный, посверкивал шутливыми интонациями. Кейт облегченно вздохнула:
- Так на концерте! Петька, ты не представляешь, как все было здорово!
- Я заметил, - насмешливо отозвался Петя. – От твоей зашкаливающей радости у меня на столе подскакивают чашки. Я тебя встречу на остановке, хорошо?
- Хорошо! Я уже выезжаю! Пока!
Катя отсоединилась и пошла к остановке. Внутри у нее все пело. Это было совершенно нереально – и вместе с тем это было правдой. Катьке даже не верилось, что все сегодняшние события ей не приснились.
В автобусе Челестова прислонилась разгоряченным лбом к холодному стеклу. Сердце все еще стучало как бешеное. Губы чувствовали поцелуй Мартина. Кейт вспомнила весь день: от пробуждения до нежного взгляда Мартина на прощание. «Он все-таки влюбился», - удовлетворенно констатировала Кейт.
«Говорят, что мало думать – вредно. Но много думать тоже вредно. Так и возникло выражение “Горе от ума”».
Выпрыгнув из автобуса, Катя почти сразу увидела Петьку.
- А я уже начинал беспокоиться, - сказал Краскин, когда запыхавшаяся Челестова подбежала к нему. – Половина одиннадцатого.
- Ой! Ты серьезно? – Кейт посмотрела на часы. – Ой, блин… Извини! Я правда не знала! Ты понимаешь, столько всего произошло!
Катька, подпрыгивая от переполнявших ее эмоций, шла и говорила, говорила, говорила. «Болтушка», - с нежностью подумал Петька, глядя на сияющие глаза девушки. Для него Катька всегда была ребенком и взрослой одновременно. Как в одной душе уживались эти противоположности, Краскин понять не мог. И в этом заключалась Катина прелесть.
Челестова не умолкала до самого дома. Зайдя в квартиру, она скинула босоножки и, закончив: «Я – самый счастливый человек на планете!», ушла в душ. Петька согрел на кухне чайник. Через десять минут они уже сидели за столом и пили травяной чай с медом, в который Краскин добавил побольше успокаивающих трав: он опасался, что прущая через край энергия Кейт просто не даст ей уснуть.
- Да, Петька… - Девушка с удовольствием отпила из чашки. – Ты у нас мастер по завариванию чая. Хоть на чемпионат посылай. Вкуснотища.
- Спасибо, Кать, - улыбнулся Краскин и тоже отхлебнул чаю. – И какие теперь планы?
- Планы?.. – рассеянно переспросила уже полусонная Кейт, но тут звякнул ее телефон. SMS-ка. Девушка открыла раскладушку и радостно взвизгнула:
- От Мартина! «Завтра в 17:00 приходи в парк около гостиницы “Изумруд”». Супер! Он пригласил меня на свидание!
- Вообще-то на свидания приглашают не совсем так. – Петя кашлянул. – Извини, но тебя просто поставили перед фактом.
- Да ладно тебе! – отмахнулась Катя. – Все равно целыми днями балду гоняю! Он об этом знал и не стал задавать глупых вопросов, когда и так все ясно! Краткость – сестра таланта!
Петьке захотелось, раз уж вспомнили Чехова, сказать про элементарную вежливость и съязвить по поводу эгоистов. Но ему почему-то не захотелось рисковать здоровьем и дружбой Кати. Он просто вздохнул:
- Ты, конечно, пойдешь.
Катька одарила его лучезарной улыбкой, взяла телефон и отправилась спать. А Краскин сидел за столом, вертел в руках пустую чашку и мрачно смотрел в пустоту. С остротой любящего человека он чувствовал, что добром все это не кончится. Петька всегда знал, когда Кате грозила опасность. «Есть у нас какая-то связь, - размышлял Петя. – Однозначно. И не нравится мне этот Мартин. Ну решительно не нравится. А Катька меня сейчас не услышит. Голос ее разума заглушен любовью. Уникальный все-таки она человек».
Петька поставил чашку на стол, вздохнул и подпер руками голову. Почему-то ему вспомнился учебник биологии. Краскин в последнее время приналег на биологию и химию, решив поступать в медицинский. Туда же, кстати, он звал и Челестову. Катька была почти согласна, ибо не знала вообще, куда поступать.
Петька вспомнил то определение, которое так долго не мог выучить – «гомеостаз». Ну не понимал в то время Краскин важность равновесия внутри клетки – что растительной, что животной. И тогда учитель биологии, смешной и нелепый на вид Андрей Иванович, сделал просто бесценную подсказку. Он сказал: «Запоминай по ассоциациями. Посмотри, например, как важно умственное и душевное равновесие для человека. Если наблюдаются какие-то отклонения от нормы – заметь, именно отклонения, словно чаши весов – человека признают ненормальным. Вот то же самое и в живой клетке: нарушение гомеостаза – и она «взбесилась» и перестала нормально функционировать». Вот с тех пор Петька и выучил это определение – раз и, наверное, навсегда. Помнится, он даже записал в своем дневнике: «Если равновесие нарушается – человек сходит с ума». И, немного подумав, добавил: «Или влюбляется».
Катька тогда была восхищена этими словами и с Петиного разрешения переписала это предложение и в свой дневник. Катька…
«Теперь гомеостаз в ее душе и разуме нарушен, - думал Петька. – В принципе, все влюбленные немного психи. Но Катин случай – это вообще отдельный разговор. Если любовь переходит в манию… Нет, вы как хотите, но это уже диагноз».
Так рассуждал про себя Краскин, сидя на кухне и тупо глядя в стену. Героиня его мыслей тоже не спала и тоже думала – но совсем о другом.
Катька летала в розовых облаках мечты. Воображение рисовало картины одна радужней другой: вот они с Мартином встречаются, признаются друг другу в вечной и нерушимой любви; вот он осыпает ее цветами; а вот через несколько лет делает предложение руки, сердца и тугого кошелька в придачу… Челестова ощущала себя сказочной принцессой, к которой наконец-то приехал ее принц на белом коне. Под такие мечты девушка и заснула.
«Взлетать выше и выше в своих мечтах, конечно же, приятно. Но вот падать с такой высоты очень больно».
***
А погода Катиного энтузиазма не разделяла. А улице внезапно похолодало с плюс двадцати пяти до плюс пятнадцати. Двенадцатого июня без десяти пять вечера Челестова прохаживалась взад-вперед по аллее парка около гостиницы «Изумруд» и дышала на руки, чтобы те окончательно не заледенели. Катька была счастлива, но на безоблачном небе ее души намечались какие-то тучки: Петька с утра был хмур и мрачен и даже не пытался скрыть этого. Катя всерьез подозревала, что он ревнует. Сам же Краскин ссылался на какие-то дурные предчувствия.
Катя посмотрела на часы. Мартин опаздывал. Она еще три раза прошлась от скамейки до скамейки. И услышала знакомый голос:
- Кать!
К девушке подошел улыбающийся Мартин и нежно поцеловал ее. Катька тут же забыла про его опоздание.
- Прогуляемся? – предложил Мартин и взял ее под руку. Челестова кивнула.
Наверное, целый час они гуляли по парку и то разговаривали, то целовались… Катя и не подозревала, что этот роковой красавец может оказаться таким… своим, что ли… Рядом с ним она чувствовала уют и защищенность.
Несмотря на тепло и нежность со стороны Кати, через какое-то время Мартин замерз. Да и Катьке было нежарко. Увидев нос Челестовой, побелевший от холода, парень сказал:
- Хочешь, зайдем ко мне в гости? Мы остановились в этом «Изумруде». Согреемся, съедим чего-нибудь…
- Отличная мысль! – воодушевилась Катя.
Парочка зашла в гостиницу и поднялась на третий этаж. Мартин открыл дверь своего номера и пропустил Катю вперед.
- Ну ничего себе!
Да, это был самый настоящий люкс. Гостиная, спальня, роскошная мебель и элегантность во всем.
- Проходи, - улыбнулся Мартин какой-то странной улыбкой. – Будь как дома!
Катя сбросила куртку и плюхнулась на диван в гостиной.
- Здорово тут у тебя! – заметила она. – Просто высший класс!
- Я рад, что тебе понравилось. – Мартин сел очень близко к Челестовой, обнял ее и снова поцеловал. Катька блаженствовала… Но что-то вдруг заставило ее вздрогнуть. Через секунду Катя поняла, что именно: Мартин пытался расстегнуть на ней кофточку.
Девушка резко отстранилась и вскочила, торопливо застегивая пуговицы.
- Что ты делаешь?
- Тише, не кричи. – Солист популярной группы напомнил Кате своим видом сытого холеного кота. – Что тебя так напугало?
- Твое распускание рук. – Челестова закашлялась. – Зачем?
Мартин рассмеялся нахальным смехом:
- Так вот ты о чем! Малышка, разве ты не понимаешь, для чего девушка и парень вместе закрываются в номере? А на вид такая взрослая девочка! Объяснить?
- Не стоит. – Катя сделала еще один шаг назад. – Я не понимаю – зачем форсировать события? Мы знакомы меньше суток! И я вообще против этого!
Мартин перестал смеяться.
- Так… Ты против?..
- Именно! – Катя покраснела.
- А… тогда… - Мартин всмотрелся в Катькины глаза. – Все ясно. Любовь с первого взгляда и навсегда. Как скучно… Детка, так не бывает.
- Подожди… так ты это затеял ради… - До Челестовой дошло.
- Ура! Мы прозрели! – Мартин издевательски поаплодировал. – Да, Катерина, все это я затеял лишь ради того, чтобы затащить тебя в постель. Но раз уж ты такая недотрога…
- Спасибо. Хватит. Понятно. Прощай.
Катька схватила свою куртку и быстро пошла к лестнице. Там она и оделась и, не глядя под ноги и вообще не глядя, спустилась и вышла из гостиницы.
Начался дождь – холодный и противный. Но Кате он доставлял наслаждение. Она подставляла горящее лицо под ледяные капли, глотала их, позволяла дождю затекать за шиворот… Прохожие, спеша спрятаться под крышу, лишь недоуменно смотрели на Челестову. А ей было наплевать. Ей было на всех решительно наплевать. Боли девушка совсем не ощущала. Она была совершенно опустошена и выжата, как лимон. Боль придет потом, думала Катька. Да, потом будет невыносимо больно. А пока же Челестова стояла под дождем и чувствовала, как священная небесная вода смывает с ее лица его поцелуи и прикосновения, его взгляды. И ей было хорошо. Болезненно хорошо.
Катька достала мобильник, пощелкала кнопками и сказала в трубку:
- Петька… Я возвращаюсь домой. К тебе.
И отсоединилась, не став ждать удивленно-непонимающего Петиного голоса. А потом просто пошла к автобусной остановке.
«Правильно сказал Дмитрий Емец: «Шумно страдают только симулянты и клоуны; и те, и другие – в корыстных целях». А настоящая боль просто не оставит для рыданий и истерик сил. Она губит человека изнутри – медленная и мучительная смерть духа».
Марти спокойно смотрел из окна своего номера на удаляющуюся Катькину спину. Внезапно сзади к нему подошла Лиза. Она поглядела в окно, покосилась на Мартина… и все поняла.
- Дурак ты, Тин, - вздохнув, заметила Лиззи. – Редкостный идиот.
- А что я-то? – отозвался Мартин, все еще изучая взглядом мокрую улицу. – Это она дура. Очередная без памяти влюбленная дура. Таких, как она, фанаток у меня сотни.
- Да, фанаток у тебя сотни, - согласилась рыжая девушка. – А вот Фанатка с большой буквы – одна. И ты только что своими грязными лапами разбил Великую любовь. Ты болван. Болван, не видящий ничего дальше собственного носа. Я все сказала.
Лиза развернулась и ушла. Мартин продолжал смотреть в окно. Лицо его ничего не выражало. Но пальцы с треском сломали невесть откуда взявшийся в руках карандаш.
***
- Катя? Ты? – Донельзя удивленный Краскин пустил в квартиру мокрую и спокойную Кейт. – Нет, я в этом мире абсолютно ничего не понимаю. Сначала ко мне является Светлов и усаживается ждать тебя, не удосужившись объяснить что-либо мне. Потом приходишь ты с белым как бумага и неподвижным, как маска, лицом. Что вообще происходит?!
- Светлов? – Челестова подняла глаза. – Где он?
- Да на кухне… - Ошеломленный Краскин поспешил вслед за решительно двинувшейся на кухню Катькой.
Да, Светлов ждал ее. Он невозмутимо сидел на табуретке и смотрел на струи дождя, бегущие по стеклу. Услышав шаги, Вадим Николаевич повернулся. И увидел Катьку.
- Рассказывай, - сказал он. Не приказал, не велел, не потребовал, не попросил, не разрешил. Просто и бесцветно сказал.
И Челестова рассказала все: от начала и до конца, не утаивая ни малейшей детали. Это была своего рода исповедь. Катька рассказывала, но не чувствовала облегчения. Она вообще ничего не чувствовала и говорила совершенно автоматически.
Катина история завершилась, наверное, через час. Закончив, Челестова закрыла глаза и подумала: «Будь что будет».
На кухне воцарилось молчание. Катька, ждавшая каких-то слов, изумленно распахнула очи. Петька мрачно смотрел на Светлова. Что-то углядел проницательный Краскин на этой неподвижной физиономии.
- Что? – полушепотом спросила Катя, переводя взгляд с Петьки на Вадима Николаевича.
- Не говорите ей, - практически приказал Краскин. – Молчите…
Но Светлов перебил его.
- Я подстроил все это: начиная от Катиного побега и заканчивая сегодняшним свиданием.
Петька бессильно стиснул кулаки и кинулся на Светлова. А Катю прорвало. Это было последней каплей. Со страшным, буквально нечеловеческим криком она бросилась вон из квартиры…
***
…Простой ливень превращался в страшную грозу. Гром грохотал вовсю. Ослепительно сверкали молнии. Яростно барабанил по асфальту дождь. Но все звуки мог перекрыть отчаянный свист ветра. Его порывы едва не сбивали с ног хрупкую фигурку, замершую на краю крыши высотки. Мокрые и растрепанные русые волосы. Бледное до синевы лицо – лицо человека, которому уже нечего терять. Закушенная до крови губа. И невероятная, просто ненормальная уверенность в глазах.
Всего один шаг может стать последним. Шаг в никуда.
Эта девушка уже все давно решила.
Но чья-то теплая рука дружески легла ей на плечо.
- Катерина, стой!
Девушка развернулась. Ну конечно.
- Петь, оставь меня, пожалуйста… Я не хочу, чтобы ты это видел. Уходи.
Мокрый от дождя юноша решительно взял девушку за руку.
- Нет! Не смей! Даже не думай!
- Это бессмысленно. – Девушка смотрела в пустоту. – Хватит. Сердце нельзя разбить дважды. Но мне страшно больно, Петька. Я не могу. Я не выдержала этой пытки. Проще прекратить все сразу.
- Да, оно проще, - согласился юноша. – Но самый простой пусть далеко не всегда является самым правильным. Только слабые люди решают свои проблемы таким способом. Дистрофики духа.
- Видимо, я сейчас стала дистрофиком духа, как ты очень точно выразился. – Девушка выдавила из себя некое подобие усмешки. – Но жить дальше просто нет смысла. Меня уже никто никогда не полюбит.
- Нет-нет… - Парень помотал головой. – Глупости говоришь. Ты сильная, Катька. Ты очень сильная. На тебя сейчас обрушился невиданной силы удар, но ты стерпишь это. Сможешь стерпеть. А насчет того, что тебя никто не полюбит… Бред. Я очень люблю тебя, Катя. Разве это ничего не значит?
Девушка изумленно подняла брови. Сейчас она стояла спиной к мокрой бездне и лицом к юноше.
- Да, я люблю тебя, люблю уже давно, - продолжал он. – И не могу смотреть на это. Самое дорогое мне существо пытается лишить себя жизни! Нет! Ты слышишь?! – Голос юноши сорвался в крик. – Не делай этого, Катя! Не надо умирать! Надо жить, продолжать жить! Ты будешь счастливой, я обещаю это! Я сделаю для этого все, что в моих силах, клянусь тебе! Катя! Одумайся! Ты не сможешь убить любовь, ты не способна на это! Я верю! Катя!
Краскин говорил и говорил. А Кейт все смотрела на него и не могла поверить своим глазам. Петька, ее Петька, казавшийся таким простым, оказывается, был еще глубже в духовном плане, чем она сама! Более того: рядом с ним теперь Катя понимала, что бессмысленно сравнивать его внутренний океан и ее небольшое, заросшее камышами озеро.
А Петька все говорил. И Кате почему-то вдруг показалось, что вспышки молний выхватили из тьмы крылья за его спиной.
«Не стоит деревня без праведника…»
Не стоит! Потому что не на чем ей, деревне, держаться!
Катька глубоко вздохнула. Сделала шаг вперед. И уткнулась носом в Петькино мокрое плечо.
- Петь, прости меня… прости дуру…

Эпилог.
Из личного дневника Екатерины Челестовой (16 лет, пациентка *** психиатрической лечебницы города N-ска). Август того же года.
«Как же я рада, что тогда, в июне, не сиганула с крыши. Это было бы как минимум глупо – прервать жизнь. Да, было нереально больно. Помню, тогда Петька оттащил меня на руках к себе в квартиру… А там его и мои родители. Оказывается, в „SOS“ им нагло врали, что никуда я не сбегала и благополучно лечусь. На сотовый они мне позвонить не могли – я тогда зачем-то меняла симку, наверное, с побегом хотела начать новую жизнь. Так вот, приезжают родители, чтобы навестить меня, довольные, что их дочь уже почти здорова… а тут Петя втаскивает на руках полумертвую Катю Челестову. Немая сцена покруче гоголевской.
Краскин тогда все-все рассказал им. А Светлов смотался в неизвестном направлении. Гаденыш. Повадился ставить опыты на живых людях! „SOS“ быстренько прикрыли, пациенток отправили по домам – приходить в себя.
Кстати, Светлов-то оказался вовсе не Светлов. Этим именем прикрывался некто Егор Дмитриевич Павлов, психиатр-недоучка. Настоящий Вадим Николаевич, работавший в это время за границей (об этом знали лишь немногие), был крайне возмущен всей этой нехорошей историей. Павлова все-таки поймали. Идут суды по этому делу. А может, уже кончились. Одним словом, этому маньяку грозит немалый срок.
Сам Светлов – приятный шатен с зелеными глазами – теперь приехал к нам и лечит меня. Говорит, что я молодец и пытаюсь идти на поправку. Еще говорит, что далеко не каждый способен сохранить в такой ситуации хотя бы остатки мозгов, а я сохранила. Вот так.
Про группу “Broken wings” и ее нехорошего солиста в последнее время ничего не слышно. Я, во всяком случае, не знаю. И знать не желаю.
Прав был Петя, когда говорил, что я смогу стерпеть эту боль. Терплю. С его помощью. Петенька мой – вообще чудо. Все лето не отходит от меня ни на шаг. Он учит меня жить – заново. Приносит веселые книги и смешные фильмы, водит в парки аттракционов. Мы много разговариваем обо всем на свете. Петя говорит, что я обязательно скоро-прескоро поправлюсь. И мы с ним придем в школу, держась за руки. А все наши будут удивлены.
Да, любовь побеждает все. Петькина любовь побеждает мою боль. Но этого удара судьбы я не забуду – никогда.
Краскин – замечательный человек. Мы с ним как будто заново познакомились. Я и не подозревала, что он такой умный и рассудительный. Но главное Петино качество – его заразительный, бьющий через край оптимизм. Этим оптимизмом он заряжает и меня.
А что я? Не знаю. Сложно сказать. Тогда, в июне, я недели две ни с кем, кроме Пети, не разговаривала. Тогда я почему-то не могла смотреть людям в глаза. Теперь, слава Богу, могу. И... прихожу в себя. Изо всех сил преодолеваю разочарование в жизни.
Даст Бог, скоро я стану почти такой же, какой была. Полностью вернуться в себя не удастся. Но изменения будут несущественны – скорее всего, я просто стану чуть грустнее и серьезнее. А боль будет таиться в глубине глаз, и некоторые внимательные люди будут замечать ее. А спрашивать не будут. Побоятся.
Я очень рада, что у меня появился шанс начать все с самого начала, с чистого листа. И обещаю, что буду очень стараться, чтобы не делать ошибок.
Зачем я все это пишу? Зачем описывала все эти ужасы фанатской любви? А шут его знает. Хочется выплеснуть эмоции на бумагу и подвести итоги. И еще… Быть может, эти слова когда-нибудь прочитает такая же, как я, влюбленная девчонка. Прочитает – и задумается: о себе, своих чувствах, о мире вокруг… И не станет портить себе жизнь из-за какого-то непонятного певца/актера/одноклассника/соседа по дому.
Ведь фанатка – это не только влюбленная в «звезду» девчонка. Фанатка – это до безумия любящая девушка, готовая ради любви пойти на все – вплоть до забвения и отрицания себя как личности, вплоть до желания стать лишь тенью своего объекта обожания.
Нет, девчонки. Не надо так.
И пусть финал этой грустной истории останется открытым».
Сколько было уже боли, сколько...
Горько, каждый день так странно горько.
Но только роли не изменишь, и только.
Сколько будет еще боли, сколько?..
Lumen, «Сколько»
Май-июнь 2007. В повести использованы слова песен «Одинокая птица» группы «Наутилус Помпилиус» и «Сколько» группы Lumen.