По малинку в сад пойдём

Отрывок из повести «Мать – одна ночка»

Привезла нас скорая в больницу инфекционную, оставили в коридоре и сказали, чтоб ждала, сейчас придёт врач. Я думала, что сейчас увижу толпу бегущих к нам врачей в белых халатах, а за ними медицинские сёстры катившие капельницу на колёсиках, и со шприцом для Саши, чтоб скорей спасти ребёнка.

Саша лежал на пелёнке голенький в моих руках, он был тощенький, головку я поддерживала его одной ладошкой, на другой руке он лежал. Ведь он даже ещё не раз не заплакал ни дома, ни здесь, просто прикрывал чуть и закрывал опять глазки надолго. Тельце его было такое горячее, что даже через пелёнку чувствовался жар.

Ожидание затянулось, я пошла по коридору и водной комнате сидели о чём-то разговаривали четыре медсестры. По видимому, это была их комната отдыха и там они пили чаи.

- Женщины, у меня ребёнок умирает, помогите, позовите врача!
Они поглядели на мои руки и равнодушно спросили:
- А сколько ему?
- Сегодня шесть дней будет.
- А, таких и не спасают, умрёт.
- Как, это же мой сын?!
Одна из них, которая сидела подальше равнодушно сказала:
-Этот умрёт, ещё родишь. Женщина, идите и сядьте у двери, нянечка придёт и вас уведёт в палату, пока меняют постель. Вы ведь не ляжете на грязную, после кого-то?
- Нет.
-Тогда ждите.
- А врач?
- А врач будет в понедельник. Сегодня уже обход был, врачи все ушли домой, в понедельник врач будет и посмотрит вас.
- Он не доживёт до понедельника?!
Что сидела спиной ко мне резко повернулась и ответила с раздражением, мол разговор окончен:
- Какая разница, если его и сейчас врач посмотрит? Он всё равно не доживёт до понедельника, таких не спасают!
- А если сейчас за моей спиной появится мой муж метра два ростом и всем вам п*зды даст?!
Я повернулась и пошла искать кого-нибудь более жалостливого по палатам. А вдруг эти суки врут и сейчас врача найду, возможно ему и не сообщили о нас с Сашей? За спиной из этой комнаты услышала крик:
- Хамка!

Я открывала двери палат, там были женщины в больничных халатах с детьми, но намного моего старше, их дети уже ходили. Хоть это здание и выглядело с наружи ухоженным и красивым, внутри было полная запущенность, бедность, грязь, и просто нищенство.

Стоял всего один бочёк эмалированный. Вода в нём была не кипячёная, а рядом стояла привязанная к ручке бочка тоже эмалированная кружка, и так как её неоднократно уже роняли на пол, погнутая со всех сторон. Я заглянула в одну палату, там за дверью нянечка стелила новую постель.

- А, сейчас ляжете, уже достилаю.
- Скажите пожалуйста, а где здесь врач?
- В понедельник будет, ух, какой маленький, а сколько ему? - Она остановилась и поглядела на Сашу.
- Сегодня шесть дней уже.
- Не жилец, таких здесь и не спасают, да и видно по нему, что часы осталось жить. Ничего, молоденькая, ещё родишь.
А вскричала:
- Да вы что, куда я попала, где врач?!
- Врач только в реанимации, но они там закрытые, только скорой помощи открывают, там даже к двери никто не подходит, то отделение закрытое.
- А как они узнают, что скорая приехала?
- По рации.

Я решила ждать скорую, но надо же узнать ещё, где эта реанимация? Села на кровать, решила покормить Сашу, он к груди не притронулся и сколько не совала ему под нос сосок и в ротик, он не тянул и не пытался сосать. Я надавила на сосок, молоко пропало. Выдавилась какая-то светло голубая жидкость и всё.

В коридоре была дверь дальше, но она была закрыта, и она была стеклянной. Начала стучать в дверь, там было какое-то фойе, но никто меня не слышал и не было этом фойе не души. Я пошла к той двери, где сидели медсёстры, там была всего одна из них, остальные по видимому ушли в свои отделения, они просто к этой приходили в гости.
- У вас есть детское питание, есть хотя бы вода кипячёная? У меня молоко пропало! Он обезвоживается.

Саша даже уже не писал, ни какал. Он почти не подавал признаков жизни, стал синеть и температура сама собой стала падать, он уже не горел. Организм прекратил сопротивляться инфекции, бактерии победили и смерть уже протянула руки, чтоб взять сына моего из моих рук навсегда, предоставив право мне его лишь похоронить и плакать, но не растить и радоваться.

Я ещё походила по территории больницы, постучать в окна было невозможно, они был слишком высоко, в ограде больницы никого не встречала, и в двери того фойе стучала, но и там так никто не появился. Я опять нашла медсестру.

- Ради Бога, сделайте ему хотя бы капельницу, он умирает…
Она даже не поглядела в мою сторону, а продолжая раскладывать в коробочке таблетки, равнодушно ответила:
- Без назначения врача ничего не дам и не сделаю. Мамаша, идите в палату, не мешайте мне работать.

Я ушла с Сашей, висящем тряпочкой на моих ладошках в палату. Села на кровать, положила его возле стенки и так просидела до вечера. Он никакие признаки жизни не подавал, но температура была нормальной, если потрогать рукой, и тельце его потихоньку вздрагивало.

Я ночь не спала, я его рассматривала, я запоминала, ребёнка, которого носила в животе, с ним разговаривала, имя ему дала, родила, чуть не отобрали у меня его в роддоме, пожил он целую ночь дома. Теперь в любой момент может перестать дышать и до понедельника ему вообще не дожить, такому ещё крошечному без воды, еды, обезвоженным. Я придремнула, ещё не открыв глаза, осознала весь тот ужас, вспомнила где я и почему здесь. Я была уверенна, что возле меня лежит трупик Саши.

Какое же было удивление и радость, что он оказался жив. Всё так же лежал под простынёю и подрагивал уже не всем тельцем, а пальчиками рук. Я его взяла на руки, он открыл глазки, удивлённо как-то поглядел на меня, по видимому сам удивился, что ещё жив.

В коридоре была дверь посередине, там уже стояли мужья женщин, что здесь лежали с детьми. Женщины подходили, разговаривали, брали из рук мужчин какие-то пакеты, уносили их в палату, давали папашам указания, что принести в следующий раз и когда ещё придти. Я стояла в сторонке с Сашей на руках, прошла сквозь толпу этой мужчин, они стояли даже на лестнице, вышла на у улицу.

Был летний солнечный день, светило солнце, я его носила туда – сюда по граде и чтоб он в первый и последний раз увидел солнышко, чтоб оно погрело его своими лучиками, я запела ему песенку, ведь он не может умереть и не раз не послушать, как поёт ему его мама?
- По малинку в сад пойдём,
В сад пойдём, в сад пойдём,
Всю малинку соберём,
Соберём, соберём.

Солнышко во дворе,
А в саду калитка,
Сладкая ты моя
Ягодка малинка.

Я пела с выражением, а он по взрослому мне глядел в глаза, как-будто уже то знал, что взрослым Саше никогда не стать и умереть придётся ему в этих стенах грязной, запущенной больницы, среди равнодушных людей.

Я пошла опять в отделение, на лестнице мужчины расступились и с жалостью глядели на меня и ребёнка, который больше уже походил на трупик. Я пошла по коридору сначала к двери фойе, там никого так и не было и дверь эта была закрыта, чтоб всё таки найти через эту дверь реанимационное отделение.

Потом повернулась и пошла прямо к окну коридора, мимо мужчин возле двери, окно было открыто, я встала возле него и вдруг чётко представила, как я бросаю Сашу в окно, и тут же встаю на подоконник и лечу сама головой вниз. Я так это чётко представила, что решила, что это уже случилось. Саша шевельнулся и я увидела, что мои руки уже опущены и он чуть с них не вывалился на пол.

Я его прижала к себе, пошла быстро в палату, разделась до гола, и вышла в коридор неся на руках голого Сашу. Вернулась и пошла гордо неся голову мимо двери с удивлёнными мужчинами и остолбеневшими рядом их жён. Я громко пела и с выражением, дошла до окна, повернулась резко и пошла назад опять вдоль коридора.

В коридоре уже было полно мужчин, они стояли вдоль стены и молча наблюдали за мной. Я шла мимо них и нисколько в моей голове не было чувства стыда, это были не художники, но и жизнь не мольберт.
- По малинку в сад пойдём,
В сад пойдём, в сад пойдём,
Всю малинку соберём,
Соберём, соберём…

Как из под земли и довольно скоро возле меня появился молодой парень в халате, он был единственный врач в больнице в это воскресенье. Он подошёл ближе ко мне, я глянула в его глаза, я поняла: врач считал, что я невменяема, что у меня не выдержал рассудок.

- Как мужчина, я вас умоляю, оденьтесь?
Мы пошли в мою палату и я ему вполне вменяемо сказала:
- Мой сын умирает, спасите его, пожалуйста?!
- Я не обещаю вам спасти его, но я всё сделаю, что в моих силах. Я его должен тут же забрать у вас в реанимацию, и принесу только завтра утром или живого, или мёртвого.
- Можно, я буду рядом с ним?
- Нет, нельзя.
Я ему отдала в руки Сашу и стала одеваться. Парень Сашу уже понёс к двери, потом резко ко мне повернулся и сказал:
- Поглядите на него ещё раз.
- Нет, я всю ночь глядела, несите быстрее, каждая секунда дорога, ради Бога, торопитесь, а я буду здесь молиться…

Я встала на колени и молилась в палате, вышла на улицу, повернулась к Солнцу и стоя на коленях молилась как могла и кого знала: Богу, Иисусу, Марии, Солнцу, Ветру, Природе, Святому духу и просила, просила, просила оставить мне сына!!!

Без сил ушла только когда начало темнеть в корпус и как подкошенная упала в кровать – уснула. Утром меня рано разбудил врач из реанимации, на руках у него был живой Саша, завёрнутый в пелёнку. Парень улыбался, у Саши было жёлтое лицо, а не синенькое, даже на щёчках появился румянец. Врач отдал мне Сашу в руки и сказал мне глядя в глаза:

- Я восхищаюсь вами, как матерью… Если бы не попал ваш сын в реанимацию вчера, этой ночью бы он умер. Какая же вы – молодец, что догадались раздеться. Как у вас созрела такая идея, вдруг так поступить?
- Я – натурщица, и мне ничего не стоит раздеться, но я не помню, чтоб я на это решилась, или возникла такая идея в голове, это как-то само получилось, без моего сознания и решения.

В коридоре уже появились врачи этого отделения, а в дверях коридора стояла моя мама с полной сумкой необходимых и очень хороших лекарств, ведь её родная сестра Полина зав складами аптека управления. И если бы я там осталась лечиться, они – врачи наверняка бы использовали эти лекарства не на спасение Саши, а на лечение своих родных и близких.

Я просто в этом уверенна до сих пор, узнав за жизнь лучше людей и глядя уже с высока моего жизненного опыта. Ведь таких маленьких, как Саша здесь не спасают, а сразу матери в глаза говорят – умрёт, ещё родите.

2007