Ню

- Ню?… - этой странной репликой, сопровождаемой не менее странной улыбкой, он встретил меня на пороге.
- Что ню? – я стала деловито стягивать с себя дублёнку, кепку, рассовывать по карманам перчатки и ключи.
- Ню - ню, - он продолжал улыбаться и косо поглядывать, - рассказывай.
- А ужином меня кормить никто не собирается? - я решила не подыгрывать ему и перешла в наступление, - я, между прочим, устала.
- Ужин ещё нужно заслужить, - он снова загадочно ухмыльнулся, но направился в кухню греметь тарелками.
Я переоделась, умылась, влезла в тёплые носки и старые драные тапочки, и тело приятно заныло от ощущения домашнего тепла, но колокольчик тревоги в голове тихонько позвякивал – уж слишком необычным было его поведение, его слова и взгляды. Мы уселись за стол, и начали поглощать дары соседнего гастронома, перебрасываясь по ходу репликами о делах текущих. Но взгляд то, взгляд! Его никуда не спрячешь. И я чувствую, что он рассматривает меня как-то по особенному, как-то иначе, чем обычно. Это был такой обнажающе – исследовательский взгляд, но собственно сексом там и не пахло. «Нет, это совсем не похоже на прелюдию. Здесь, что-то не чисто». Не сказать, чтобы я волновалась, скорее, мне было любопытно, но виду я не подавала, решила, пусть сам заводит разговор.
- Ню… - он таки не выдержал и начал первым, похоже, ему самому было очень любопытно, - так будешь сама рассказывать?
- Тебе в двадцатый раз рассказать историю моего радужного детства, или, ты всё же конкретизируешь? – теперь уже я слегка издевалась.
- А ты, у меня оказывается любительница… - он замолчал, испытующе глядя мне в глаза.
- Любительница чего? – я в самом деле не понимала, какой такой грешок за мной завёлся.
- Позировать всяким фотографам-любителям в обнажённом виде, - отчеканил он.
- Я?…. – это был возглас удивления, потому как такой опыт у меня действительно имелся.

Когда мне было что-то лет 19, в нам в общежитие забрёл фотограф. Про всякие Кодаки и Фуджи тогда никто слыхом не слыхивал, а цветная фотография только-только начинала покорять просторы бывшей огромной страны. И этот фотограф, вместе с парадными портретами, предложил мне фото-сессию в стиле «ню». Скорее всего, у меня был гормональный взрыв, а не помутнение разума, но я согласилась, подумав «ну когда же совершать такие безумства, как ни 19 то лет». Фотограф тот был явным латентным маньяком, ибо он с трудом продержался до конца плёнки, а когда я поняла, что он уже на пределе, я выставила его за дверь под благовидным предлогом. Через день, я невозмутимо забрала у него фотографии, не заплатив ни копейки. И вот, закрывшись на все замки, я начала рассматривать результаты своей смелости, краснея от смущения наедине с собой. В общем и целом, фотографии были так себе. Да и можно ли было чего-то ожидать от такого эксперимента. Я разложила их на три кучки: первая – для общественного просмотра, вторая – для личного пользования, и третья – с грифом «уничтожить эту порнуху». А, та, стоит оговориться, что на порнографию там не было даже намёка. А за дверью атмосфера томилась ожиданием – слухи в общаге куда молниеноснее даже запахов приготовленной еды. Я спрятала «от греха» фотографии, не прошедшие боди - контроль, а остальные благодушно предоставила на суд общественности. Девочки поохали, и думаю, пожалели, что сами не решились, ибо как оказалось, ничего особо страшного в этом не было. Мальчишки, с деланным равнодушием, прощупали глазами и со словами «и это всё? А шуму то шуму, то шуму» закрыли тему.

-Я? Любительница? Ты что издеваешься надо мной? – ведь он жил вместе со мной в той самой общаге, ведь у него я выпросила пару стильных рубашек для того, чтобы слегка прикрыть наготу, ведь он видел уже и стопку номер два, и даже стопку номер три. И даже ему я не позволяла сделать пару не слишком приличных фотографий.
- Ну да, как родному мужу так нельзя, а всяким другим… - в его голосе послышалась какая-то реальная обида.
- Стоп! Давай по порядку. А то я уже ничего не понимаю, - я тоже реально заволновалась.

Тогда он встал, прошёл в комнату, прошуршал бумагами и, вернувшись в кухню, положил на стол самый обычный конверт. «Два дня назад я достал это (особое ударение на слове) из нашего почтового ящика». Я, особо не церемонясь, открыла его, и на стол упали две небольшие грязноватые бумажки. Первая, матричным принтером гласила: «продолжение следует…», вторая – была собственно фотографией, размером 5 на 6, не больше. На ней топлес загорала девушка, прикрыл лицо рукой. Фотография была неплохого качества, но уж очень маленькая, чтобы разглядеть подробности.

- Ню?…- я откинулась на спинку стула и улыбнулась, - и с чего ты взял, что это я?
- А ты что думаешь, я не узнаю грудь любимой женщины? – похоже, он гордился этим узнаванием.
- И как ты разглядел то? – я уже почти смеялась, приятно же, когда тебя типа «застукали» и немножко ревнуют.
- А что здесь, разглядывать, - из кармана появилась лупа, а я уже покатывалась со смеху, - сама посмотри, - он сжимал губы, стараясь всё же засмеяться не сейчас. Но как только я склонилась над этой «картинкой» с увеличительным стеклом в руках, он не выдержал и уже смеялся в голос, осознавая комичности ситуации. Мизансцена закончилась тем, что мы оба лежали на полу кухни между холодильником и плитой и хохотали как умалишённые.

Ещё неделю мы сидели с лупой над запиской и вещ. доком и проводили расследование. В конце концов, мы пришли к заключению, что на фотографии действительно я. Расположение родинки на груди было сличено с оригинальным местонахождение, и факт их идентичности послужил доказательством моей «вины». Однако, по состоянию бренного тела, и прочих косвенных «улик» было установлено, что фотографии не меньше пяти лет, и срок исковой давности это «дело» давно утратило, и посему, было закрыто за бутылкой клюквенной Финляндии. Ох, и напились же мы тогда… А вот, личность таинственного преступного мозга, подарившего нам это приключение по сей день покрыта тайной. Возможно, он уже покоится на дне Рейхенбахского водопада, что вряд ли… А записка хранится в архиве, а на ней написано «продолжение следует…». Но ведь рукописи, как известно, не горят. Так что ждём-с.

25 января 2006 г.