Без поцелуев

Она подходит ко мне и садится на колени. Я встаю с кресла и беру ее за волосы. Она поднимает два круглых глаза на меня и улыбается. Я расстилаю ее по полу и обнимаю эти глаза. Ее это злит, но она бьет вазы об пол. За трое суток – ни часу сна. Я сажусь на кровать и беру ее за пульс. Она смотрит и не молчит: «Мы еще живы? Мы столько не спим!» Я ухожу в кухню и зубами открываю ящичек с сигарами. Закуриваю и надеваю черный фрак. Возвращаюсь к ней, и в ее глаза выпускаю дым от поджаренной бумаги с острова Свободы. Зубами она перехватывает сигару поперек талии и прижигает об мой висок. Я рисую угольком сигары полосатые узоры на ее теле. Она впитывает никотин кожей. Сигара становится методом передачи энергии секса. Я беру ее за шею и укладываю на подушку. Она встает и толкает меня в кресло. Ухожу на балкон и не могу понять, где грань сна. Она открывает мне веки. Я сижу на полу балкона и чувствую ее запястье на моем лбу. Я уношу ее в комнату, она позволяет себе мою же ошибку – закрыть глаза. Она их не открывает из-за поддельного стеснения. Не может говорить – мешает кожаный кляп. Я вижу уже свои запястья в следах от веревок. Она уже пристегнута к ножке рояля. Я не знаю, жива ли она. Позже она открывает глаза. Зрачки ненормальны, она еще «под кайфом». Я дарю ей еще одну дозу наркотика, касаясь мышц кожей хлыста для лошадей. Она закрывает глаза, и видеть выражение ее лица мешает кляп. Спустя сутки она подходит ко мне с вуалью на лице. Я смотрю через поля цилиндра в ее глаза. Она отходит от меня и включает песню на диктофоне: «…по периметру пульса… не целуйся…»
И тут я кручу пленку последних дней. Я вспоминаю, что мы ни разу за это время не целовались. Вспоминаю, что единственное, что нельзя почувствовать во сне – поцелуй.
Я целую ее. И открываю глаза уже не во сне.