Во сне и наяву. Часть 2. Продолжение 3

VI

Галя своё слово сдержала и, прямо с первого сентября, каждый день посвящала меня в то, чему сама несколько часов назад научилась. Поначалу писать, читать и считать я могла не хуже её, но потом каждый день стал приносить новые правила грамматики, таблицу умножения, которую мы вместе зубрили, а также общие требования правильного поведения. Вскоре, благодаря подруге, я научилась умножать и делить числа, знала всё о временах года и могла безударный слог в слове проверить ударным. Дядя Женя, видя такое увлечение, сделал нам макет школьной доски, который был раз в пять меньше подлинника, и наши занятия стали ещё интересней.
Но наступила зима, а вместе с ней мои частые простудные заболевания, сделавшие игры в школу почти случайными. Интеллект Гали вырвался вперёд, и теперь мы, встречаясь, по-прежнему болтали о чём-нибудь житейском или читали по очереди вслух какую-нибудь книжку.

Дочь соседей тётя Рита почему-то в конце лета со своим мужем, капитаном дальнего плавания, в Таллинн не уехала. Маня сказала, что она хочет купить себе маленького ребёночка.
 - А что, в Таллинне нет магазинов? - удивилась я.
Маня смутилась и, немного загадочно улыбнувшись, сказала:
 - Магазины везде есть, но в Таллинне надо долго ждать, года два или три. А здесь ей продадут уже этой весной.
 - А почему не сейчас?
 - Потому что там очередь. Детки только по одному каждый день появляются, а желающих их приобрести очень много. Вот и приходится ждать.
 - Мам, а ты там очередь заняла?
 - Где там?
 - Как, где? В магазине. Если так долго ждать надо, то займи сейчас очередь, а то вдруг в нашем Крымске, как в Таллинне, желающих окажется столько, что прийдётся за ляличкой в другой город ехать.
Маня засмеялась:
 - А зачем тебе ляличка? – она смотрела на меня с любопытством, как будто не знала чего-то такого, о чём ведала её дочь.
 - Какая же ты всё-таки интересная, - искренне, до глубины души поразилась я и, подражая матери в минуты её удивления, развела руками, - Ты посмотри, у нас всегда всё появлялось у первых: и телевизор, и холодильник, и газовая плита... А ляличка маленькая уже в трёх семьях есть, - зажав, для наглядности большим пальцем мизинец, я приблизила свою руку к её глазам, - а мы ещё даже очередь не заняли.
 - Ну, у тебя и сравнения, - весело расхохоталась Маня и обещала над моим предложением подумать. Потом спросила. - А кого ты хочешь сестричку или братика?
Сопоставив мысленно Эдьку с Галей, Катей и даже, вечно насмехающейся, Нюркой, я пришла к твёрдому решению:
 - Конечно сестричку!
 - Почему?
Манины, испытывающе глядящие на меня глаза, подсказали: заявить, что Эдька меня не устраивает, было опасно. Она может рассердиться, и тогда ни за что никого не купит. Поэтому ответ был нейтральный, ни к чему не обязывающий:
 - Брат у меня уже есть, а сестрички нету.
 - Логично, - ухмыльнулась мать, казалось, поняв истинную причину такого моего выбора. - Ну а если девочек не будет, а будут только мальчики?
 - Тогда мы ещё немножко подождём. Когда-нибудь девочки-то появятся.
 - Нда, - сказала Маня задумчиво, - с тобой трудновато становится спорить.
 - Почему спорить? – пожала плечами я, - Мы же не спорим, мы советуемся.
 - Ну, хорошо, - она подобрала живот, распрямила плечи и посмотрела на меня так, как это делала Галя, играя роль учительницы, когда вызывала меня к доске, - а если в том магазине случится так, что ждать нельзя? Скажут, берите мальчика или не получите ничего.
Такая ситуация была мне вполне знакома, и утешив себя, что малыш может оказаться ничуть не хуже, чем Люськин братишка, я утвердительно кивнула головой:
 - Тогда бери хотя бы мальчика. Любой маленький мальчик лучше, чем ничего, - я хотела добавить, любой кроме Эдьки, но не посмела, а понадеялась, что поступивший в магазин мальчонка, будет сильно отличаться от моего старшего брата, так как опыт прожитых лет и различных знакомств мне подсказывал: двух одинаковых людей в природе не существует. А если где-то и появится подобие Эдика, то нашей семье он не достанется, потому что, как говорят взрослые: «Две бомбы в одну и ту же воронку не попадают».

 - Галь, представляешь, - похвасталась я подруге, раскачиваясь вдвоём с ней на качелях, - а мама моя, может быть, скоро маленькую ляличку купит.
Галя повернула ко мне голову, и от улыбки на щеках её появились ямочки.
 - Такая большая, а всё ещё веришь, что детей в магазине покупают.
 - А разве нет? Где же тогда, по-твоему, их берут?
 - Из живота мам достают. Ребёнок живёт там девять месяцев, а потом его мама идёт в больницу, и там из неё ребёночка вытаскивают.
Вот это да! Галины фантазии, конечно, всегда были побогаче моих, но что можно додуматься до такого, я даже от неё не ожидала.
 - А откуда же они в животе берутся? – мне, вдруг, смешно стало от нелепости такой версии.
 - Откуда-откуда. От верблюда! – Подруга тоже засмеялась и движениями корпуса увеличила амплитуду нашего катания. – Моя мама мне недавно всё рассказала. Твоя тебе тоже когда-нибудь расскажет.
 - Но она только вчера говорила, что детей покупают в магазине.
 - А когда-нибудь скажет совсем другое. Моя тоже раньше говорила, что малышей покупают, но теперь я знаю, что их рожают.
 - Это одно и то же.
 - Ничего, ни одно и то же, - шарканьем ноги, Галя остановила качели и, спрыгнув, сказала, что ей пора домой.
Мы прошлись вдвоём до нашей калитки, где махнув мне рукой подружка быстро унесла своё пухленькое тельце к себе во двор, а я побрела к дому, раздумывая, как в следующий раз доказать Гале, что её утверждения неверны.
 
Прошло время, и Рита куда-то исчезла. Я уж подумала, женщина вернулась в Таллинн, так и не дождавшись своей очереди, но её мама, тётя Лида, сообщила, что она в больнице.
 - Заболела? - испуганно и заботливо уточнила я.
 - Да, нет. Срок подошёл, - ответила соседка почему-то не мне, а рядом стоящему дереву.
 - Кто пришёл?
 - Тебе мама уже рассказала, откуда берутся дети? – тётя Лида пристально на меня посмотрела.
 - Да, - уверенно ответила я.
 - Так вот, пришло время, доставать из животика малыша, - она улыбнулась, глядя вдаль, и добавила, - точнее малышку. Наша Рита девочку родила.
В доли секунды я поняла, что всё, сказанное на качелях Галей, не было плодом её воображения. Меня затошнило, и срочно вдруг захотелось в туалет, но не оттого, что мать очередной раз выдала неправду. Стало немного не по себе, когда я представила, что столь чудесные, милые создания – маленькие детки - появляются на свет подобно испражнениям, являющимися отходами нашего организма.

Вернувшись домой, я решила сообщить Мане новость, начав издалека:
 - А тётя Рита в больнице. Мне тётя Лида сказала.
 - Она что, уже кого-то родила? – оживилась мать, видимо забыв, как сравнительно недавно рассказывала мне об очередях в магазине.
 - Ага. Девочку.
 - Ой, надо будет пойти её проведать.
 - Меня с собой возьмёшь?
 - Конечно, я и сама хотела тебе предложить.
 - А куда надо идти проведывать? В магазин? – я продолжала играть роль ничего не знающей девочки.
Маня немного растерялась:
 - Ну, да. Это такой специальный магазин, там ещё кроме продавцов врачи работают. Они проверяют, чтобы ляличка здоровая была.
 - А тёти Ритина мама сказала, что они обе в больнице, а не в каком-то магазине.
 - Ну, может, там что-то случилось, вот их и положили в больницу.
 - А почему, когда я тебе сказала, что тётя Рита в больнице, ты сразу поняла, что она кого-то родила? - я всё надеялась, что мать наконец-то перестанет меня обманывать, и я услышу все подробности появления на свет нового человека.
 - Потому что, я знаю, что тётя Рита – здоровая, и в больницу могла попасть только из-за ребёночка, - давая мне объяснения, Маня вся раскраснелась и эмоционально кивала головой. Очевидно, само по себе враньё доставляло ей какое-то наслаждение.
 - А почему, когда дядя Саша попал в больницу, ты тёте Лиде сказала, что не знала, что он так серьёзно болен, но не спросила, кого он родил? – продолжала докапываться до истины я.
 - Потому что маленьких детей только мамам отдают, - румянец немного сошёл с лица матери, и она тихо засмеялась.
 - А откуда же они знают, кто их папа? – мне действительно многое было непонятно в происхождении человека, и раз Галя и тётя Лида утверждали, что рассказать всё должна мама, я с любопытством и нетерпением ожидала ответа.
 - Приносят домой и показывают папу.
 - Так у тёти Ритиной дочечки папой будет дядя Саша?
 - Ну, нет. Он уже тёти Ритин папа, - скороговоркой, как бы боясь, что я вставлю ещё хотя бы одно слово, Маня стала мне громко растолковывать, - Папой у девочки будет дядя Игорь, тёти Ритин муж. Кто является мужем, тот и папа. И вообще я тут с тобой заговорилась, а мне уже пора на работу собираться.
Я больше не мозолила Мане глаза, а постаралась сама во всём разобраться. Но ни к каким выводам, кроме того, что детей в магазине не покупают, не пришла. И ещё одно было ясно: если я хочу заиметь себе свою собственную ляличку, то сначала должна решить, кто будет моим мужем. Алька для этой роли не подходил, потому что иметь своего малыша не хотел. Галя любила маленьких детей, но была неподходящего пола... Как это оказывается не просто, выбрать себе мужа!


VII

К соседке в больницу мы так и не выбрались. Может быть, действительно у Мани не было времени, а может, она побоялась, что, увидев роддом, я о многом смогу догадаться и без её разъяснений. Так или иначе, но с маленькой Юлей удалось познакомиться, когда крошка была уже дома. Тётя Лида в распахнутой безрукавке с плохо уложенными волосами зашла к нам и сказала, что у них не получается искупать новорожденную, потому что, как только её окунают в воду, та начинает дико кричать.
 - Может вода горячая? – предположила Маня.
 - Да, нет же. Как медсестра советовала, локтем попробовать, так мы и делаем.
 - Ну, хорошо. Сейчас мы со Светой к вам зайдём.

Малышка лежала плотно запеленованная на большой кровати и на моё присутствие никак не отреагировала. Посреди комнаты стояла наполненная водой ванночка. Маня провела вдоль неё рукой и неуверенно сказала:
 - По-моему для ребёнка горячевато. А термометр у вас какой-нибудь есть?
 - Я купила перед родами «Аптечку матери и ребёнка», - неуверенно произнесла Рита и стала копошиться в какой-то коробке.
Найдя нужную вещь, женщины опустили её в воду и стали пристально смотреть, как будто боялись, что она может раствориться. Наконец Маня торжественно и гордо произнесла:
 - Вот видите, сорок два градуса, а должно быть тридцать шесть.
 - А нам в роддоме сказали, что нужно локтем мерить, - удивлённо и смущённо прошептала Рита.
 - Не знаю, кому, там, в голову пришло сравнивать огрубевший локоть взрослого с нежной кожицей младенца, - пренебрежительно ответила Маня и, переняв из Ритиных рук уже голенькую Юлю, аккуратно опустила её в воду.
Когда ребёнок довольно залюлюкал, Рита вдруг засмеялась и, заглянув в лицо тёте Лиде, спросила:
 - Мам, а как же ты меня купала?
Та тоже залилась весёлым раскатистым смехом:
 - Так сколько лет с тех пор прошло... Да и мама моя, твоя бабушка, всегда мне в этом деле помогала. Она, обычно потрогав воду, определяла горячую или холодную добавить надо.
 - Мне тоже мама помогала, пока дети маленькие были, - сказала деловито Маня, всем своим видом намекнув, что, несмотря на это, она оказалась самой сообразительной.
 - Так у Вас позади всего лишь семь лет, а у меня - двадцать пять, - произнесла, не прекращая смеяться, тетя Лида.
С тех пор Маня воспринимала себя очень опытной и всезнающей в вопросах по уходу за новорожденными, и считала своим долгом, всем, у кого появлялись дети давать деловые советы. Правда, все они сводились к одному: не доверять своим ощущениям, а измерять температуру воды градусником.

В конце марта Борис взял отпуск, потому что Маню положили в больницу. Слёзы сочувствия и жалости текли ручьём по моим щекам, когда мать с вещами прощалась со мной на пороге веранды. Она же, уходя, пообещала, что если я не буду плакать, то купит летом братика или сестричку. Я, конечно, ей не поверила, во-первых, потому что детей не покупают, а во-вторых, невозможно было в моём сознании связать здоровье родной матери с обновкой в доме, пусть даже очень-очень желанной.

Постоянное присутствие дома отца, мать заменить никак не могло. Для того чтобы заплести косички, ему не хватало третьей руки; чтобы нагладить складки на платье, по его мнению, необходимо было шесть рук, не считая моих и Эдькиных, которые мы охотно предоставили ему в распоряжение. Ну, а когда закончились, приготовленные Маней суп и котлеты, Борису пришлось заняться обедом. Как называлось то блюдо, он затруднялся и сам сказать, но попробовать его было не так-то просто: воткнутая в массу ложка освободилась от заточения только при вмешательстве самого Бориса. После этого, забрав у нас с братом тарелки, отец вывалил их содержимое в миску Полкану. Тот понюхал, и обиженно поджав хвост, спрятался в будку, а мы оделись и пошли в городскую столовую. В дальнейшем до возвращения Мани, семья наша обходилась картошкой в мундире, которую Борис умел готовить ещё с детства, с маринованной хамсой или селёдкой. Завтраки и ужины в виде бутербродов и яичниц делали жизнь не шикарной, но вполне терпимой.

Наконец-то в один прекрасный день Борис, покинув дом на несколько часов, вернулся вместе с Маней. В отличие от дяди Саши и тети Риты, мать почему-то не похудела на больничных харчах, а наоборот, поправилась так, что и, без того далеко не тонкая талия, исчезла совсем. Лишь только полдня она радовалась своему возвращению, а потом всё время была раздражительной и нервной. Борис, наоборот, обычно от каждой мелочи переходящий на крик, соскучившись по Мане, был спокоен и уравновешен. На срывы жены он отвечал доброй улыбкой и потакал любому её капризу. Мне, глядя на всё это, тоже захотелось какое-то время полежать в больнице.
 - Мам, а от чего тебя лечили?
 - Меня не лечили, а проверяли здоровая ли я. Ты же хочешь маленькую ляличку. А её продают только здоровым женщинам.
При чём здесь ляличка? Если тётя Рита хотела ребёнка, то один-единственый раз легла в больницу, а через неделю вместе с Юличкой была уже дома. Маню же мы не видели почти три недели, и вернулась она ни с чем. Не хочет, наверное, признаться, что нужно сделать, чтобы лечь в больницу, боится, что папа тогда будет носиться не с ней, а со мной, решила я.

После обеда на почтовом ящике появились белые кружочки - пришло письмо от тёти Сони, Маниной родной сестры. Что я о ней знала? Не так уж и много. Когда-то давно, Маня забрала свою мать в Краснодар, оставив младшего Изю и среднюю Соню на попечение тёти Сары. У мальчишки был покладистый характер, а вот Соня с тётей вечно воевала. Потом после девятого класса, она приехала к сестре и матери в Краснодар, окончила там техникум и по распределению укатила в город Фрунзе, где работала бухгалтером. Сначала мы получили телеграмму, что она выходит замуж. Родители послали деньги, но на свадьбу никто не поехал, потому что далеко и дорого. Когда мне было три года, во Фрунзе родилась ещё одна Света, а бабушкина поговорка: «Ну-ка, ну-ка – жили у бабушки два внука» заменилась на «... три внука». Изя, отслужив в армии, поехал жить к средней сестре в её двухкомнатную квартиру. Все нашли это решение правильным, потому что там он поступил в институт. А когда в нашей семье появился мотоцикл, семья тёти Сони заимела Аллочку.

В письме сообщалось, что Сонечка хотела бы с дочерьми провести всё лето у нас, если конечно не будет с нашей стороны никаких возражений. Дочитав до конца, Маня тут же побежала на почту, давать телеграммой добро. А уже через месяц весь дом наполнился весёлым шумом и громкими разговорами.

Приезду гостей я очень обрадовалась: мечтала об одной младшей сестричке, а заполучила сразу две. Правда, уже на второй день стало ясно, что не все младшие столь милы и спокойны, как Люскин брат, Вася. Света-маленькая, так теперь нас различали, была шумным ребёнком, по каждому пустяку закатывала рёв и требовала к себе повышенного внимания, причём не только от меня. Играть с ней вдвоём, было скучновато, поэтому, по возможности, я тащила её на улицу, где среди большого количества детей, сестра вела себя вполне коммуникабельно. Она, конечно, была лучше Эдьки. Значительно лучше! Но всё-таки ни в какое сравнение не шла с Аллочкой, которая, на внимание к её крошечной особе, всегда отвечала своей милой, беззубой улыбкой. Это создание было столь чудесно, что даже Динка, приходя к нам в гости, на Эдьку не обращала уже никакого внимания, а всё крутилась возле детской кроватки. Мне же оставаться наедине с малышкой было сложно, потому что Света постоянно ревновала: то меня к Аллочке, требуя, чтобы я катала её на качелях, то Аллочку ко мне, отталкивая с криком: «Это моя сестричка!» Во втором случае я уходила к соседской Юле, но следом прибегала Света и с угрозами зареветь так, что все здесь испугаются, настаивала на моём возвращении домой.

Девчонок привезли их родители. Тётя Соня сильно отличалась от своей родной сестры. Она была на голову выше и имела фигуру, подобную скульптуре в парке. Волосы её тоже вились, но более крупными, чем у Мани локонами. Бледноватое лицо украшали огромные светло-карие глаза, но не такие круглые, как у Эдика, а немножко вытянутые, похожие на сливовую косточку. Разговаривала женщина громко, эмоционально, но, тем не менее, почему-то в некоторых её движениях и голосе улавливался еле заметный отблеск бабушки. Её худощавый муж, дядя Дима, многословием не отличался. Он часто улыбался, разговаривал всегда тихо, спокойно, и за всё время пребывания у нас, ни разу не повысил голос. Однако Света-маленькая реагировала только на его требования и замечания, причём, всегда с первого раза. Но дядя Дима скоро уехал, ему нужно было выходить на работу, а Свету-маленькую, когда та не слушалась, стращали Борисом, который к тому времени уже несколько раз на неё рявкнул. Вскоре я ко всей этой обстановке привыкла, и мне казалось, что такой большой, наша семья была всегда.