Караульная-1

Янка никому не объясняла, почему она пошла на занятия в секцию спелеологии и скалолазания. « Увидела объявление и пришла», - так она сказала тренеру. Он кивнул головой, записал её фамилию в толстую тетрадь. Начались тренировки. Занимались в зале, иногда во дворе института навешивали лестницу на старую кирпичную стену здания, - первые выходы должны были быть в пещеры.

***
Вечером Янка поверяла дневнику то, что не могла поведать никому. Выражая мысли на бумаге, она будто от них (написанных!) обретала новые силы. «Может быть, смогу ходить на скалы», подумала Янка, совершенно не представляя как она это сможет. «Влад ничего не говорил о пещерах. Бывал ли он в них?» - подумала она. Влад помогал ей летом найти общий язык с детдомовскими детьми, - их в отряде у неё было 22 из 35. Никто не хотел их брать – девчонки вожатые переглядывались и молчали, опытные воспитатели спорили в резкой форме. Лагерь был маленький – всего 5 отрядов. Четыре опытных воспитателя и шесть вожатых, на один отряд опытного не хватало. На Янкин. Первая практика. Так и вышло, что им с Тамарой достался отряд, возраст детей 9-10 лет, плюс детдомовцы в возрасте от 9 до 13 лет. Делить их по возрасту не стали, предложили определить в Янкин отряд только потому, что основная масса детей были 9-10 лет. Сказать что-то против детдомовцев, отказаться брать их в отряд, - ей казалось невозможным. Условно Янка была воспитателем, Тамара вожатой. Тамара через неделю заболела и уехала. Янка пыталась справиться с отрядом одна. Не справлялась. Делала одну ошибку за другой. Детдомовцы приехали со своим миром взаимоотношений. Дикому миру, о котором Янка понятия не имела раньше, но восстала сразу. Ужаснувшись, увидев жестокую мальчишескую драку «насмерть», когда один из дерущихся схватил огромный булыжник, замахнулся... Как она только «не пала смертью храбрых», разнимая пацанов в этом жестоком бою в один из первых дней смены, остается загадкой. Но каждый день приносил новые сюрпризы. И вот первый бойкот детдомовцев – они просто сбежали.
Из столовой, минуя спальный корпус, куда должны были отправляться на тихий час, исчезли в неизвестном направлении...
Собрали поисковую группу: Янка, как главная виновница всего (могла ли она о себе думать иначе?), физрук – Геннадий Станиславович, да работник с кухни Влад – студент политехнического вуза, и, как говорили девочки вожатые, – родственник кого-то из сотрудников лагеря. Час поиска – нашли чумазых и счастливых в полном составе на стройке чьей-то дачи, сейчас пустующей. На Янку они не реагировали, да и не пыталась она ничего им сказать. Безропотно послушались физрука, показавшего им огромный кулак. Они признавали только силу. Янка не знала, что можно сделать, чтобы как-то выйти из этого положения. Налаживать отношения с детьми нужно самой. Мыслей никаких не приходило. Только боль и ощущение беспомощности. А Влад просто привёл их после ужина на отрядное место, они о чём-то говорили... После отбоя прошёл к мальчикам в спальню, - опять она слышала обрывки эмоциональных возгласов то одного, то другого, и не решалась вмешаться, интуитивно предполагая, что «мужской разговор» мальчикам её отряда сейчас более необходим. На следующий день Влад нашёл время подойти к начальнику лагеря с предложением перевести двоих тринадцатилетних Мишу и Анатолия в первый отряд, к 14 -15 летним. Мотивировал это тем, что взрослым мальчикам скучно с малышами, можно ожидать худшего, чем побеги из лагеря. Начальник лагеря распорядился, и воспитатель первого отряда Мария Петровна не возразила в этот раз. Дальнейшая жизнь в лагере потекла спокойно до конца смены. Дети, после перевода негласных лидеров вели себя иначе. Радовались, когда Влад навещал их на спортивной площадке или на отрядном месте. Он старался это делать так, чтобы не вмешиваться в Янкины планы или беседы, но появлялся именно тогда, когда ей не удавалось распределить внимание между всеми, когда явно не хватало второго воспитателя! Эту негласную подстраховку она ощущала. Но находясь в постоянном напряжении, в сомнениях (а так ли?), переживая все свои поступки и действия в своём первом общении с детьми, она не нашла времени сказать даже простое: «Спасибо...»

***
В начале ноября на занятиях, вглядываясь в составленный только что список с указанием шифра групп, тренер обратился к Янке:
-Так ты на третьем курсе? Можешь не ходить больше на тренировки. На первом курсе не пришла, сейчас поздно! Замуж через полгода выскочишь. Мне спортсменки нужны!
Янка молча поднялась и вышла из аудитории. Сегодня должно было пройти распределение обязанностей на ближайший выход в Торгашинскую пещеру.
Янка шла в общежитие. Холодный ветер дул в лицо, бросался мелкими камешками со снегом, смеясь над Янкиной неудавшейся карьерой скалолазки и спелеологини... или спелеоложки или спелеолазки? Янка вспомнила лицо тренера и слова о замужестве. Поёжилась, возмущённо подумала: « Я не выйду через полгода замуж... И вообще, наверное, не выйду...»
После этой истории в лагере, о которой всё общежитие судачит. О том, что судачат, Янка поняла по оценивающим взглядам, по нравоучительным советам; и вообще было полной неожиданностью, когда на кухне старшекурсница из соседней комнаты спросила, почти шёпотом:
- Ты правда летом из-за парня... в реку чуть не прыгнула?
По изумленному Янкиному взгляду можно было предположить всё, что угодно, хотя он выражал только её удивление неожиданным направлениям фантазий окружающих.
Янка шарахалась от всех как дикая лань в чужом царстве, и всё более замыкалась в себе. Наверное, они бы всё поняли, посочувствовали, посмеялись бы, в конце концов, если бы она с кем-нибудь поделилась хоть словом. Но Янкино молчание, уход в себя, способствовали тому, что невольно она стала некой знаменитостью. Недосказанность вызывала домыслы.
 А ведь и не было НИЧЕГО. Не о чем было рассказывать! Даже сон любой насыщен более реальностью, чем ТО, что произошло летом.
Во второй смене с Янкой вместе работала опытный воспитатель - Надежда Александровна. Она сразу же поставила вопрос о переводе ещё четверых одиннадцатилетних мальчиков во второй отряд. Началась тихая смена. С ЧЕГО началось это НИЧЕГО?
 Был вечер в столовой, может быть чей-то день рождения, куда отправила Надежда Александровна Янку после отбоя:
-Сходи, молодым можно и после отбоя гулять, а мне хочется дочитать книгу. Подежурю.
Янка вошла в зал. Стол был накрыт, звучала музыка, несколько пар танцевали. Она может быть и ушла, не решившись пройти, но появившийся откуда-то Влад пригласил на танец, расспрашивая на ходу, как складываются отношения с отрядом теперь. Янка отвечала, потому что отвечать было ПРОСТО, даже поблагодарила за помощь в прошлой смене. И осмелилась спросить, о чём он говорил с ребятами.
-О горах. О силе и слабости... О многом.
-Они слушали, потому что ты ЗНАЕШЬ об этом не понаслышке. Не как вызубренный урок, - задумчиво проговорила Янка, заново переживая свой позорный дебют в прошлой смене, неожиданно для себя обратясь к Владу на ты.
-Пойдём на воздух, - предложил он.
-На во-о-зд-у-у-х?
-На воздух! – Неожиданно рассмеялся Влад. Пойдём на качели. Раз нельзя в горы – устроим полёт, - пропустив Янку вперёд на заасфальтированную тропинку, он слегка коснулся её плеча, как бы подталкивая:
-Бегом! Разминка перед полётом!
Качели были в Янкином прошлом, но в этот раз был полёт! Или улёт! Соображать было некогда, - вцепившись руками в металлические цепи, Янка при первых двух взлётах качелей ещё видела звёзды над тёмными деревьями, землю, ловила лёгкие ощущения невесомости; затем, когда натренированным движением Влад оттолкнулся от земли, и оказался на качелях, взгляд её получил опору, сама же она чувствовала только то, что любой момент какие-то силы вынесут её за пределы земли.
-Будет страшно, - предупреждение Влада слегка запоздало, Янка уже чувствовала, что умереть сейчас вполне реально.
-Мы перед поступлением в лётное училище с другом так вестибулярный аппарат тренировали, - продолжал Влад при полном Янкином молчании.
- Он поступил, меня по зрению забраковали. Тебе нормально? – забеспокоился Влад, всё ещё раскачивая качели.
Янка не смогла бы передать своих ощущений точно – это были страх и радость, сплетённые необычностью, даже восторг некий.
-Здорово, - прошептала она и тихо засмеялась.
Звёзды, деревья, земля, всё это обрамляло фигуру Влада, стоявшего совсем рядом, и всё составляло единое целое.
Это кружение продолжилось и когда Влад подал руку, помогая ей спрыгнуть на землю: кружилась голова, слегка дрожали ноги, земля казалась живой.
-Хорошо, что ветер дует, - закрывая глаза, подумала Янка. – Нет, это не ветер, сообразила, слушая Влада:
-На воздухе продержалась нормально, на земле надо тоже прочно стоять! – Влад ещё раз изобразил порыв ветра, сдувающий кудряшки с Янкиного лба.
-Ну что, дышишь? – Влад слегка тряхнул её за плечи. Янка открыла глаза, немного приходя в себя, увидела прямо перед собой тревожные глаза Влада. Губы его нечаянно коснулись Янкиных. Нечаянно?
Янка широко открыла глаза, пытаясь понять, что это было? И не то спросила, не то констатировала факт:
-Это ... хорошо...?
Влад смотрел на небо, ещё слегка придерживая её плечи, а ей казалось, что он смотрит в себя, решая неразрешимую задачу...
 Резкий порыв ветра вернул Янку из полёта, напомнив, что уже не лето, что она идёт в общежитие.
 Она неожиданно развернулась, и быстро пошла назад, в главный корпус института, в котором проходили тренировки.

***
Дверь открылась – Янка стояла перед тренером с решительным видом борца, приготовившим ряд аргументов, главным из которых был факт – на объявлении не было написано, что в секцию приглашаются только первокурсники. Правда, у самой Янки в голове вертелся вопрос: «Почему в прошлом году она НЕ ВИДЕЛА объявления. И в позапрошлом? Оно наверняка – БЫЛО!» Почему-то все рассмеялись. Янка так и не решилась ничего сказать, да тренер ни о чём не спросил – видно по виду понял, что Янка останется в секции. Не могла же Янка знать, что после её молчаливого ухода раздались голоса в её защиту, на что тренер отреагировал довольно резко:
-Если не хотят уходить, то не уходят, а если ждут повода уйти – уходят, не сказав ни слова. И этот смех обозначил продолжение разговора. Тренер сурово смотрел на вернувшуюся девчонку:
-В Торгашинку не пойдёшь всё равно. На следующей неделе приходи на тренировки. Через две-три недели - выход в Караульную – 1.
Последние слова были сказаны для всех. Янка, обрадованная тем, что ей разрешено тренироваться, уже ничего не слышала. А прозвучало нечто интересное:
-Жестоко! Не рано ли – вертикалка? «Сдохнут», - не допрём! Всегда новеньких вначале водили в Караульную-2, - посмотреть есть что, да и особой техники не надо.
- А в этот раз покажем всё сразу. Минимум красоты – максимум сложностей. И с выходом за озеро – полная программа. Если уйдут – пусть уходят сразу, раздражался тренер только из-за того, что в этом году из девушек, прозанимавшихся два года, на тренировках ни одна не появилась, Говорят, вышли замуж.

***
 
Брат помог Янке подобрать почти всё необходимое, что нужно для выхода: и штормовку, и фонарик соорудил, закрепив на каске, - руки в пещере должны быть свободными. Свечку на всякий случай она всё же взяла. Ботинки на рельефной подошве – вибрамы купила неделю назад, - со стипендии. Брат шутил:
- Уходишь в пещеру, не оставляя адреса! Караульная-1! Играла бы в настольный теннис – тоже полезно, да и нам спокойнее.
-Не волнуйтесь, - успокаивала Янка, - я же не одна иду.
 Выехали самым первым рейсом на автобусе до детского лесного санатория, затем часть пути шли по льду, скрывавшему речку, бежавшую рядом с дорогой, - там было меньше снега. Синева. Солнце ещё только готовилось взойти, ещё ни один лучик не выглянул из-за горизонта. Очарованная, Янка прошептала:
-Какое утро – похожее на вечер!
Все молча шагали след в след. Казалось, что её негромкое восклицание никто не услышал.
Подъём по склону был тяжёлым – меняясь, по очереди топтали дорогу впереди идущие, в том числе и новенькие. Вход в пещеру был почти на вершине скалистой, поросшей лесом возвышенности рядом с горою Такмак. Совершенно незаметная на первый взгляд «нора», именовалась пещерой – Янка ни за что бы не догадалась, что это и есть - ОНА. Руководители выхода – почти ровесники Янки, но уже являющиеся инструкторами-общественниками по туризму, - разматывали бухты верёвок, навешивали тонкие лестницы – подниматься предполагалось по ним. У Янки ослабли и руки и ноги точно также, как это было на практике в госпитале (курсы медсестер у них шли параллельно основным занятиям) , когда она взяла в руки шприц, и пошла в палату делать первый в жизни укол. А ведь она только посмотрела, как первый спелеолог, ловко накинув на плечи верёвку – «коромыслом» (карабины были только у руководителей), «исчез» в пещерном проёме. Впрочем, спустилась она нормально вполне. Небо исчезло, первый «колодец» был пройден, далее, ещё такой же вниз, затем в сторону озера по узкой мокрой расщелине. Янка замечала красоту, - сталактиты и сталагмиты казались живыми, гораздо более красивыми, чем в школьном учебнике, но одновременно чувствовала, что практически не готова ни к одному шагу – руку и ноги дрожали от напряжения, она еле держалась в этой расщелине, которая сужаясь, уходила далеко вниз, где журчала вода, питающая подземное озеро. Рядом шёл кто-то из опытных, советы были полезны, но идти приходилось самой.
Из-за озера вернулись, - сил совсем не было. А предстоял ещё подъём. У Янки засосало под ложечкой – она поняла, что ей не выбраться из этой пещеры – во втором колодце лестница болталась в метре над головой – до неё нужно было дойти по мокрой стене, перехватывая верёвку. На какое-то мгновенье ей даже представилась эта картина: никого нет, ничего не слышно, кроме звуков падающих капель воды и... фонарик погас.
 Но вот ей показывают каким образом следует перехватывать верёвку, чтобы она не выскальзывала из рук.
-По скале нужно шагать! Просто идти по стене, а не пытаться карабкаться, - до неё едва доходил смысл указаний. Не очень уверенно взяв верёвку, она явно ощутила, что сил никаких нет: ни шагать, ни карабкаться, ни поднимать себя вверх. Произошла маленькая, но всё же заминка. Все смотрели на Янку. Тут кто-то из «старичков», стоявших чуть поодаль, чтобы не мешать назначенным на этот выход руководителям «поднимать» новичков, негромко проговорил:
-Лично я, когда вожу новичков, применяю цыганский метод.
На слово «метод» среагировал Янкин мозг, познававшей на практике летом прелесть всевозможных воспитательных методов и приёмов в личностной окраске, - она оглянулась на голос, продолжавший вещать:
-Звучит антипедагогично, но не стесняюсь предупреждать, что задерживающий конвейер может получить « в морду».
-Интересно, что Янка прислушивалась к словам в надежде услышать что-то подходящее для себя, придающее силы, но разочарованно отвернулась к скале с мыслью: «не поможет». И странное дело, ощутила прилив сил, позволивший сделать первый шаг, перехватить верёвку другой рукой, потом ещё шаг... Перебираясь на лестницу, она услышала тот же голос:
-Исключительно эффективен – высвобождает скрытые резервы организма!
 Второй подъём Янка выполнила автоматически. Опомнилась с удивлением наверху, рассматривая свою грязную штормовку. Кто-то шутил, давая указания новичкам:
-Пещерную одежду не стирать! Обсушится – отшелушится.
Дрожало всё существо Янкино, она с отчаянием думала, что силы есть только на то, чтобы упасть и никогда не вставать. Молча спустились к реке.
«Откуда у других силы?» – думала Янка, еле передвигая ноги. Потом стала думать о том, почему не показались обидными слова «старичка», - явно с помощью их
 смогла преодолеть подъём. И, ощущая непомерную усталость, отметила всё же про себя:«Потому что без злости сказано было. Как в «Домострое», - и бить можно в крайнем случае, если с любовью. То, что ещё в мозгу есть какое-то движение, было удивительным фактом на фоне усталости.
-Какой вечер, похожий на утро! – с удивлением услышала Янка свою утреннюю фразу, слегка изменённую. «Значит, слышали... Всегда кто-то тебя слышит, даже если кажется, что это не так.» подумала она и, упала, поскользнувшись. Чьи-то сильные руки подняли её, как казалось, - за шиворот. Надо идти.
-Давайте считать, кто из новичков совершит больше падений, - шутили ребята, а у Янки в мозгу отпечатывалось: «Считают. Надо идти твёрдо. У всех есть силы шутить. Упаду – не встану», и снова падала. И снова кто-то сильный ставил её на ноги. Наверное, падали и другие новички, - Янка этого заметить была просто не в состоянии.
 В автобусе она сразу провалилась в сон. Может это нельзя было назвать сном – всё было очень реальным: и автобус, и голоса она слышала, и боль ощущала во всём теле, но в то же время – спала, без всякой возможности отреагировать на что бы то ни было.

***

Из странного состояния её вывел озорной голос Толи – руководителя танцевального кружка, студента хореографического училища:
-Янка! Я тебя второй день гипнотизирую. Почему ты не реагируешь?
Янка улыбнулась. Влада она не видела второй день, и почему-то беспокоилась. Поэтому и задумалась на ходу. А Толя жил с ним в одном корпусе, может он что-нибудь знает. Но спрашивать Янка не могла. А Толя артистично смеялся:
-Почему ты не подойдёшь, и не поинтересуешься, где Влад? Как же я смогу выполнить его поручение?
- У тебя поручение? – обрадовалась Янка.
-Да, но я его могу выполнить, если ты проявишь признаки интереса!
Рассмешив, и всё же слегка расстроив её сообщением о том, что Влада не будет до конца недели, - какие-то проблемы дома, он спросил разрешение прийти во время тихого часа сыграть пару партий в теннис настольный в Янкин корпус.
Так он в эти несколько дней отсутствия Влада не давал Янке закиснуть в болезни, диагноз которой уже почему-то знал весь лагерь, и лишь одна Янка наивно думала, что это её тайна. Накануне приезда Влада Толя принёс Янке толстый запечатанный конверт, протянул ей, пытаясь сохранить серьёзный вид:
-Янка! Только не смейся, - это тебе поздравление с Новым годом! Ты должна его прочесть не раньше, чем в 12 часов грядущего года. Пообещай не открывать раньше. Обещать было легко – Янка чувствовала, что этот шестнадцатилетний мальчишка – артист стал ей другом. И следующий день катился в своей суете незаметно к вечеру. Вот и дети уснули, Янка устроилась в холле, придвинув стул к теннисному столу – делала записи. Скрипнула дверь – вошёл Влад с маленьким букетом незабудок, сел напротив. Спросил, чем она занимается. Удивился тому, что делает записи о детях:
- Это тебе помогает в работе?
Янка смутилась:
-Нет, мне пока ничего не помогает. Я чувствую себя совершенно беспомощной. Но если я не буду делать записей, мне кажется, что я вообще ничего никогда не пойму. Я вообще всё записываю, - неожиданно призналась она.
-Да? Бухгалтерский учёт жизни... Интересно, как это у тебя получается? Жизнь втискивать в тетрадь. Свою, да ещё чужие прихватить, по касательной рядышком прошедшие, - он явно иронизировал.
Янка смутилась совсем, пытаясь объяснить, что записывает впечатления обо всём, а не описывает события. Иногда, конечно и события, но так как их видит сама. А впечатления иногда выражаются одним словом, а иногда... она хотела сказать – стихами, но замолчала совсем.
-Ну раз ты ВСЁ записываешь, запиши мне свой адрес. Скоро конец смены.
-Ты напишешь письмо? – Янка не могла скрыть радости.
-Напишу обязательно, не могу же я тебя потерять из поля зрения! – Влад спрятал в карман листочек с адресом, протянул руку к блокноту Янкиному:
-Я тебе свой адрес запишу, может тоже напишешь письмо.
Янка не успела ничего сказать, но поднялась со стула, глядя на Влада, открывающего блокнот.
Открыв и закрыв блокнот, Влад положил его на стол:
-Прости. Ты, действительно, всё записываешь. Запиши, продиктую. В тот вечер они о многом говорили. Больше говорил Влад: о красотах заповедника «Столбы», о горах, о совершённых восхождениях. Он обещал показать Янке «Столбы», взяв с неё обещание, что в первый раз на скалы она пойдёт с ним. Так много обещаний Янка никогда более не раздавала.
Оставалось чуть больше недели до конца смены. Тихой и спокойной. Счастливой и радостной. Стол для настольного тенниса в холле был местом тихих бесед обо всём на свете. Однажды Влад спросил:
-Ты стихи пишешь. Я это понял, отрыв блокнот. Можешь что-нибудь прочесть?
-Пока нет, - позже как-нибудь.
-Хорошо, - пришлёшь письмом, - улыбнулся он.
Они не простились. За три дня до конца смены Толя передал Янке записку: « Я напишу. Влад». Опять у него дома были проблемы. Но Янке было спокойно и радостно, - он обещал написать.
 В день отъезда Янка вышла за территорию лагеря. Нет, она даже не могла объяснить, зачем она вышла! Но получилось так, что она вышла навстречу Владу, появившемуся на тропинке совершенно неожиданно.
-Влад! Ты приехал!–её руки, протянутые к нему навстречу, встретились с его руками, но какой у него был взгляд! Янка сделала шаг назад, будто наткнулась на препятствие.
-Не такой уж горький я пропойца..., - проговорил он, не отрывая взгляд от Янки, но не в силах преодолеть это препятствие.
Янка была оглушена катарсисом, скрывающимся за недосказанностью фразы и молчала. Руки опустились. Почему-то ей показалось, что успокаивать должна она. И себя и его.
-Всё хорошо, - прошептала она, - даже если что-то случилось.
-Ты... не со мной пойдёшь на скалы, -проговорил он как будто из-за решётки с прутьями из цепей, похожих на цепи, крепящие качели, - я не смогу показать тебе заповедник «Столбы» ... никогда... Но ты должна всё увидеть. Жаль, - не со мной.
-Почему? – Янка не понимала, - ты что, покидаешь планету людей? Или уезжаешь за тридевять земель?
-Нужна помощь, - Янка чувствовала, что Владу очень трудно подбирать слова, но её непонимание, недогадливость ещё более мучили его.
-Там будет ребёнок... Мой ребёнок. Эта фраза оглушила Янку, она повернулась, чтобы уйти; земля или растительность пришли в движение – она всё время натыкалась на деревья, не видя тропинки.
-Прости, Янка! – шёпот Влада гремел на весь лес. «За что он просит прощения? – За то, что он ЕСТЬ?» - пытаясь развернуться, Янка снова наткнулась на дерево, и наконец, увидела тропу, залитую солнцем. Это была другая тропинка, огибающая лагерь.
-Тебе написать? – солнечные лучи несли к ней новый гром. Янка остановилась. А может и не сделала она ни одного шага. «Что написать?» - подумала она, или спросила вслух, потому что ей показалось, что кто-то (Влад?) ответил:
-Не трагедию... Письмо.
-Письмо отправлено, - прошептала она, вспомнив, что желая сделать Владу сюрприз, переписала несколько стихотворений и запечатав конверт, опустила вчера в лагерный почтовый ящик. «Ты из стихов моих ко мне придёшь...» - пронеслась в голове фраза из отправленного в письме стиха. «Ты ТОЛЬКО из стихов ко мне придёшь...» - так было правильнее. Переписывая, она заменила слово ТОЛЬКО.
Так и пошла она оглушенная Солнцем, по тропинке, уводящей её в обход лагеря к реке, куда водили детей купаться. Думала ли она прыгать в реку? Могла ли она вообще что-то думать? Вместо дум у неё кружился в мозгу странный круговорот слов: «прости»-«прощай»-«здравствуй», «день»-«ночь»-«день», «рождение»-«смерть», «вечность»
Обняв берёзу на берегу реки, она услышала голоса детей, спешащих искупаться в солнечный день – смена начиналась без Янки, и... полную тишину вечности.
-Яночка! – Надежда Александровна обнимала Янку, тщетно пытаясь разомкнуть её руки, сжимающие ствол осины (почему осины?), - Влад в лагере. И вдруг почувствовав, что это известно Янке, как и многое другое,– закричала громко, несколько напугав детей:
-Это летний эпизод, Яна! Слышишь, - эпизод!
Янка сквозь солнечные лучи разглядела, наконец, детские лица и улыбнулась, размыкая затёкшие руки:
-Я должно быть уснула, ожидая вас. Буду скучать! Дети облепили её со всех сторон. Янка возвращалась в реальность. Из вечности. Вечность уместилась в маленьком отрезке времени, не превышавшем часа.
 
***
-Конечная, - Речной вокзал, - голос кондуктора разбудил Янку. Чувствовала себя она уставшей, но уже немного пришедшей в себя. Караульная-1 была позади, а впереди ещё много тренировок, делающих её сильнее. «Сколько же раз сегодня мне казалось, что не смогу сделать ни шагу, а делала их!» - сквозь боль в теле пробивалась радость, тревожа новыми ощущениями. Было уже темно, речной вокзал освещали фонари, и Янке казалось странным, что день уже прожит. И если бы он длился дольше, то она бы его уже не замечала... Потому что усталому человеку нужна ночь. Для того, чтобы набраться сил.
«День»-«ночь», «здравствуй-прощай» - совсем новой мелодией звучало в её сердце. И уставшая головка, и тело, покрытое синяками – всё просило отдыха. Янка уснула крепким сном, едва коснувшись подушки.


***

Уже второго января, в общежитие, после очередного выхода в большую Торгашинскую пещеру, где и Новый год тоже рассматривал вместе с Янкой большие залы подземного царства, вспомнилось ей о письме Толи.
Быстро достав его из-за плотной обложки трёхсложного коричневого блокнота, Янка унеслась своими мыслями в лето, в пионерский лагерь. В письме было 2 фотографии. На одной - танцующие девочки из её отряда, занимающиеся под руководством Толи, на другой – он сам, исполняющий сольную партию на одном из концертов. На фотографии точно отражалась его полная погружённость в танец.

«Здравствуй, дорогая Янка!»– так начиналось письмо.
«Поздравляю тебя с Новым годом!
Я знаю, что у тебя была трудная, полная испытаний жизнь этой осенью. Я не могу объяснить, почему я это знаю, - однажды летом так увиделось. Может быть, потому, что почувствовал: Влад – твоя первая любовь. А первая любовь всегда несчастливая. Ты понимаешь, в каком смысле. На самом деле любви несчастливой не бывает. Но из этого испытания ты вынесешь свет, помогающий тебе быть маяком для других: для детей, которых ты будешь учить, для окружающих. Ты никогда не будешь одна, но всегда будешь ощущать одиночество: быть с ТОБОЙ рядом – здорово, но и быть с тобою РЯДОМ – невозможно. И счастье твоё будет самым настоящим, спаянным из переживаний, слёз, побед и радостей – всего того, что составляет жизнь.
Янка! Будь!
А. Щетинин.

 P.S. Не думай о Владе плохо, даже если он не с тобой, - я знаю истинное отношение его к тебе».

Янка внимательно рассматривала эту подпись: А. Щетинин. Она не знала его фамилии. Не могла представить, как этот юноша, которому летом было только 16 лет, мог так мудро и пророчески рассуждать! И найти ободряющие слова для неё сейчас, когда они так необходимы! « Это ДАР свыше» - подумала она, - «дар сильных людей, умеющих протягивать руку более слабому... Как это сделал летом Влад...». Янка сознавала, что таким даром не обладает, но... может когда-нибудь... она тоже сможет помогать тем, кто в этом нуждается, если станет сильной.