Женский бизнес

     Сплетни – основа жизни женщины. Стас полчаса не мог дождаться кофе: у Лили снова «болтливый» перерыв. Если её не остановить, она вспомнит про чашку на подносе к концу рабочего дня. А в пять ему уже надо быть на местной «Рублёвке». Стас покосился на цветы в напольной вазе: хорошо Толян побегал, букетище шикарный выбрал. Орхидеи вперемешку с розами и какими-то зелёными метёлками. Упаковка огромная и вся в блёстках. Умеют же люди!
     – Стрелков-ва! Я тя дождусь сегодня или как?!
     Прилетела пулей. Даже трубку, кажись, не отключила и последнего слова не сказала. То-то же. За полтора куска пусть летает!
     – Инга не звонила? – поинтересовался, сделав глоток остывшего кофе.
     – Нет, Степан Сергеич! Ой! Я щас! – вспомнила про занятую линию и, сверкая бронзовыми от солярия ляжками, понеслась обратно.
     – Уволю я тебя, Стрелкова, к чёртовой матери! – беззлобно пообещал Стас; он считал себя либеральным боссом. – Сколько раз говорил: забудь о степансергеиче! Наградили, блин, имечком. Стас я, понятно?! – повысил голос, послав его в открытую дверь. – Ещё раз назовёшь по-другому, без премии останешься!
     В приёмной что-то бухнуло. Не иначе, в обморок грохнулась, с неё станется! Но следом за «бухом» раздался «звяньк» (ёптыть, хрусталь, что ль, разбила?), а затем вдруг тонкий-претонкий визг.
     – Стрелкова, ты что?
     Стас выскочил из кабинета, но тут же попятился обратно. Тоскливо и загнанно посмотрел в широкое офисное окно. Хмурое небо с голубыми прожилками света. Внизу должны быть люди. Второй этаж.
     – Сломаешь ноги.
     Очень плотно прикрыл за собой дверь чёрный человек в маске... предварительно запустив троих таких же.
     – Там, – кивнул он назад, – пока всё в порядке. Первый этаж оцеплен, быдляк мордасом пол ласкает. Двух нарывистых – в нокаут. Девка не визжит, потому что спит. Пусть отдыхает. А у нас разговор серьёзный.
     Стас с трудом глотал слюну. Собирал её с высохшего нёба и проталкивал сквозь не дышащее горло. Спросить что-то было надо, но нельзя: рот запретил ему разговаривать. Рот существовал сам по себе и знал, что хозяину не поздоровится за лишние слова.
     Главарь (но не «громила» – отметилось безотчётно) положил свой автомат на стол. Трое других привели оружие в готовность.
     – Ну что, Степанов? Степан Сергеевич… Ты сиди, сиди! – от несильного толчка Стас плюхнулся на кожаный диван. Главарь, не снимая перчатки, провёл рукой по лепесткам стоящих в вазе цветов. – Со вкусом у нас более-менее ничего, поглядим, что с головой. А? Здравый смысл ещё не кончился?
     Он присел на край стола, поворошил бумаги, потом всё сдвинул и достал из портфеля, поданного одним из охранников, несколько документов с печатями. У Стаса задёргалось левое веко. Он перестал сглатывать и стал копить во рту слова, точнее – влагу. Надо сказать твёрдое «нет», а как это сделаешь с пересохшим горлом? Твёрдое «нет» неизвестно чему...
     – Ты подпишешь?
     – Нет!
     Получилось странно. Они заговорили одновременно. Но – друг друга услышали. Пока Степанов собирал очередную порцию «влажных» слов, остроносый рэкетир (как у буратины выпирало) вынул из внутреннего кармана кожаной куртки простенькую ручку и слез со стола.
     – Не хочешь по-хорошему? Давай по-другому. У тебя за стенами народа много! Прямо по считалочке и начнём? Считалку помнишь: «шишел-мышел-пёрнул-вышел!»? Вот на кого «вышел» попадёт, тот у тебя больше не работает. Уволен пожизненно. А?
     – Что надо-то? – прорвались слова наружу. Хрипло. И, не прекращая, двигается веко. А ведь всего минуту они здесь. Нет, дольше. Что ж Толян-то, водитель, не вызовет подмогу? Ведь он не в здании был…
     – Это документы на твою фирму, – ответил бандит с улыбкой. Чудовищная улыбка, сквозь прорезь для губ. Чеширский кот. Злобный. – Которую ты сейчас переоформишь на другого человека. Подпишешь, счёт переведёшь. И всё. Мы ушли, а ты свободен. Совсем и от всего. А?
     «Бэ!» – хотелось крикнуть Степан Сергееичу. Первый раз он ощутил себя именно не Стасом, а этим вот дурацким именем. Дярёвня, ё! Наверно, потому и секретарша упрямо зовёт его так, что чувствует натуру сельскую. Ну да, родители всю жизнь, и до сих пор, живут в деревне. А он в облцентре крутой подъём совершил (не честно начал, но хорошо пошёл), подруга в дорогом коттедже обитает, сам, того гляди, туда переберётся. Перебрался бы... Инга и так не сильно его к себе подпускает, а, узнав, что гол, как сокол, вообще забудет.
     Ингу Стас любил. Может, не так сильно, как ей хотелось бы, но ведь и она с ним холодна. Вчера вот только...
     – Ну, что ты жмёшься? У тебя ведь подружка есть, богатая. Подарит что-нибудь взамен! Все ж деловые люди.
     Во, гад! Как будто в мозг залез, подонок!
     – Ну, если только бизнес. Давай бумаги.
     Снизу кто-то закричал. Бухгалтер Валя. Молодая и нервная. Пыталась геройствовать?.. Подписывая документ за документом, Стас слушал свои чувства. Глухо. Только пульс потрясывал руку, буквы прыгали и росчерки получались нечёткими. Безвольными, как и он сам.
     Через четверть часа всё было кончено. «Деловой», ухмыльнувшись, вытащил из вазы цветы, дал стечь воде, стряхнул капли и, тяжело ступая, вышел. За ним беззвучно скрылась и братва. Обобранный до нитки теперь уже бывший хозяин фирмы тупо смотрел на пустой керамический сосуд и думал: хорошо, что не убили. А Инге не достанется букет. Но Стаса это уже не взволновало.

     Коттеджный посёлок на окраине города охраняется. Молчаливые крепкие парни внимательно изучают посетителей, коротко бросают ожиданцам «Проходите» или «Вас не ждут». Ажурные заборы окружают палисадники, цветники говорят о вкусах и безвкусице хозяев.
     Инга задержала взгляд на аккуратно постриженном розовом кусте, боковым зрением охватывая почти всю живописную лужайку возле дома и, довольная собой и жизнью, отошла от окна. Да, бизнес приносил неплохие дивиденды. У неё был очень женский такой бизнес. Абсолютно не напряжный. Масса сводного времени, которое можно наполнить фитнесом, салонами красоты, путешествиями и любовью. Инга не прочь была раз в год побаловать себя очередным любовником. Как и всякая женщина, в партнёре она искала искренности чувств и бескорыстной преданности. Разумеется, с её деньгами, положением и внешностью она притягивала к себе авантюристов, как удача притягивает охотников, но за несколько лет обитания в «Солидных Двориках» Инга научилась различать таких... по запаху. Жадность и корысть струили трен обмана, и никакие освежители не могли скрыть тайных помыслов альфонсов.
     Но вот Степанова, своего нового приятеля, Инга разгадать не могла долго. Полгода ухаживаний – и ни одного прокола! Он любил её! Ей не верилось, но, вероятно, это было так. И действительно, почему она, молодая, красивая женщина не могла быть любима просто так, без подтекста? Ведь когда она едет в своём красавце – красном «Феррари» – ей сигналят без остановки все «Лексусы» и «Джипы». Тем, кто внутри, её счета в банке уж точно не нужны. Хотя... Кто знает, кто знает? Инга не доверяла никому. Только себе. И в этом, считала она,– залог её успеха.
     Степанов был красив, как Оушен, вернее, Клуни, Джордж. Он и походил на актёра осанкой, манерой одеваться и улыбкой – лучезарной, белозубой. Вот только с именем ему не повезло. Он представлялся Стасом, но по документам был... Степан. Да ещё Степанов. В сочетании с отчеством – одно сплошное «С». «Эсэсовец ты мой!» – шутила Инга, но внутренне кривилась: Инга и Степан. Ну что за пара?
     Зато о любви «эсэсовец» говорил красиво. Инге доставало опыта не верить на слово мужчинам, но для Стаса случилось исключение.
     – Я хочу слушать тебя! Говори! – шептала она страстно, и легонько кусала его губы. Щёки её при этом заливал румянец, словно просила она о чём-то неприличном. Степанов сходил с ума и распалялся не на шутку. Он не знал, что на самом деле в ней редко вспыхивало пламя, внешний жар не полыхал в спокойном сердце. Инга забавлялась с селадоном, игра доставляла удовольствие острее секса. Но вот секса-то между ними, как раз, и не было. Стас задаривал её дорогими подарками и не скупился на признания. Она отвечала сахарной улыбкой и внимала.
     – Инга, верь мне! – умолял он.
     – Господи, как мне плохо без тебя! – восклицал.
     – Ты не любишь меня, и душа моя плачет, – выдавливал, зарывшись лицом в её грудь.
     – Ещё, мой мальчик! Ещё! – смеялась Инга и, довольная, откидывалась на холодные атласные подушки. Любовник принимал движение за намёк, но всякий раз добыча ускользала.

     Часы с тяжёлой маленькой кукушкой семнадцать раз прокуковали вечер. Инга вновь подошла к окну, раздвинула жалюзи; она ждала. Стас обещал прийти к пяти. Улыбнулась невольной рифме, нечаянному сравнению: «прокуковали вечер». Смотрела задумчиво на бескровное сентябрьское небо и вспоминала, как дала маху в сердечных делах…
     ...Было около полудня, когда ей позвонили и сообщили, что Степан Степанов с травмами разной степени тяжести доставлен в институт Склифосовского, и первая, о ком он смог сказать, была она. Стояли последние дни мая, солнце щедро дарило тепло, но Инга почти замёрзла в длинных коридорах знаменитой больницы. Она ждала больше часа, прежде чем к ней вышел врач в голубой униформе и, успокоив, подал список:
     – Это то, что нужно. Купите. Принести сегодня. Лучше прямо сейчас.
     – Но он... не умрёт? – спросила она, боясь даже на минуту отлучиться. – Возьмите, вот! Вам.
     Хирург, мужчина чуть за пятьдесят с усталыми глазами, отвёл её тонкую руку с дрожащими пальцами, зажимающими две зелёные купюры, и сказал:
     – У него всего лишь сломаны рёбра. Шесть ребёр. Сотрясение мозга. Ему нужен покой, но не катафалк. Так что успокойтесь и идите в аптеку! Второму пассажиру не повезло больше – там ампутация.
     Инга тронула хирурга наманикюренным ногтем за плечо, и, когда он удивлённо посмотрел, двумя пальцами ловко вложила бумажки с чужими ноликами в нагрудный карман его костюма.
     – Он мне дорог, доктор! Дороже, чем эти «господа»!
     Да, вот там, в больнице, она и сплоховала. Женщинам вообще свойственна жертвенность, в них природой заложена способность к состраданию, к материнской заботе о ближнем. А уж если жалеть и сострадать приходится заведомо сильному мужчине, то душа преисполняется благодатью и желанием объять любовью всех и вся.
     Ну, всех и вся Инга никогда не любила, а вот к Стасу с того дня стала испытывать нечто странное. Ей хотелось видеть его каждый день, в день по два-три раза! Её «Феррари» парковалось на больничной стоянке ежедневно два с половиной месяца, пока Степанов был лишён подвижности. Она завалила его фруктами и всевозможной экзотикой. А он, как заведённый, говорил о любви. «Мне хорошо с тобой, Ин! Ты внесла смысл в мою жизнь. Ты и есть моя жизнь!» И гулко билось сердце, и отдавался в висках пульс... Извечным женским движением Инга прижимала к своей груди руку любимого человека и наслаждалась мёдом его слов. Они даже стали строить планы. Он возжелал расширить фирму, она была не против. Помочь финансово? Да не проблема! Любовь слепа. Вот до банальности! До этой самой – до народной.
     Инга горько усмехнулась. Когда наступило прозрение? Когда она поняла, что Стас такой же, как и все? Вчера. Его душа так и осталась загадкой для неё, за версту чующей money-манов, но глаза! Глаза – беспощадные предатели. Они сдали его с потрохами, а он не понял. Он ничего не понял!
     Он выписался из больницы две недели назад, и всё это время проводил на работе. Дела на фирме шли неплохо, но каким-то самотёком. Стаса это не удовлетворяло. Он честно признался, что ему надо бы навести порядок на местах, она поняла и разрешила. Потому что каждый вечер в пять он рвался к ней, как оловянный солдатик в огонь к балерине. Неизменно с цветами, которые, как она выяснила, выбирал для неё его водитель Толя. У парня был хороший вкус. Инга с шофёром встречалась и даже говорила. Не о Стасе – об услуге. Ей нужен был букет – хороший, роскошный, с изюминкой. Для друга-гея ко дню рождения. Толя справился великолепно, утончённый друг был сражён невероятным сочетанием формы и цвета. От презента исходил неуловимый намёк на мужественность и обаяние. Инга отблагодарила водителя, а он «отблагодарил» её: сообщил по секрету, что босс зовёт её «делом».
     – Что?! Как? – изумилась Инга.
     – А так,– спокойно пояснил Анатолий. – Даёт денег и велит купить букет для дела. Для вас. Значит, вы – его дело и есть.
     Железная логика. Инга откровенно посмеялась над глупым сравнением, но настроение испортилось.
     На следующий день она вдруг ответила на привычные уже, почти механические ласки Степанова необузданной страстью и сама увлекла его в спальню. Луна освещала белоснежные шёлковые простыни и двух разгорячённых любовников, слившихся воедино. Вернее, разгорячённой была Инга, Стас же сохранял удивительное для такое случая спокойствие.
     Секс, конечно, возбудил его, он получил то, чего так долго жаждал, но... Но сумел уязвить женщину, дав понять, что она не желанна. Степанов словно выполнял работу – привычную и потому не вдохновенную. Когда он в пятый раз заученно повторил движение по кругу: помял левую грудь, прижал сосок, помял правую грудь, прижал сосок, проехался ладонью вниз и бестрепетной рукой начал ласкать лоно, Инга застонала от обиды. Он расценил это как готовность к акту и подмял её под себя. Как разительно этот «ночной» человек отличался от того, «дневного»! Доля секунды – и Инга увидела то, о чём предупреждал водитель: деловитое лицо, равнодушные глаза. Она – его работа. Она – его проект. Очень выгодное вложение себя. Он не учёл одного. Что у неё тоже имеется бизнес.
     Когда он уснул, она встала с постели, открыла окно и глотнула свежего воздуха. А потом взяла телефон, набрала номер и сказала:
     – Завтра. До пяти всё надо сделать. Степанов Степан Сергеевич. Запоминайте адрес... Да! И заберите у него мои цветы.
     Луна скрылась за деревьями, просторная спальня погрузилась во мрак. Завтра в пять вечера Стас не придёт к ней. Завтра в пять вечера его будут занимать другие проблемы. Так и вышло.

     ...Степанов в прострации ходил по офисам своей бывшей фирмы, а в роскошном доме в «Солидных двориках» Инга снова и снова просматривала запись. Один момент, всего один момент ей нужен был из этой хроники. Вот ваза на полу, цветы прекрасны! Вот её человек вынимает их из воды, стряхивает капли. Степанов смотрит и молчит. Его взгляд не выражает ничего. И те слова, что он сказал до этого: «Ну-если-только-бизнес-давай-бумаги» – звучали, как скороговорка, бездушно и испуганно. Он трясся за себя и подставлял её.
     Маленькая бронзовая кукушка прокуковала последний раз за этот вечер. Инга выключила запись и без сожаления сказала:
     – Да, мой милый! Это – бизнес. Но тебя ведь никогда не волновало, как мне достаются деньги.