Пианист

 Пианист.
 (повесть)

 Чудеса приходят очень тихо, на кошачьих лапах по белым облакам. Предугадать, где это произойдет, заранее, практически не возможно. И вот случилось так, что необъяснимое желание маленького мальчика, божий дар и счастливый случай, встретились в одном месте. Их пути чудесным образом пересеклись, и остановились на инструменте, с загадочным названием – пианино.

1 Мартин.

 Это случилось 12 июля 1921 года, через три дня после того, как Мартину исполнилось пять лет. Его мать была полькой и после смерти деда, она старалась чаще навещать свою мать, бабушку Мартина, которая жила в Кракове. Обычно, отец избегал этих поездок. Сидение и разговоры с вдовой его утомляли, он начинал раздражаться, это было заметно по его движениям, они становились резче и в голосе сквозило нетерпение. Но в этот раз, мать настояла и, как было почти всегда, отец уступил.
 Бабушка жила на окраине города в собственном, двухэтажном особнячке. Домик был не большим, но Мартину он казался огромным и полным таинственных приключений. Ведь там был чердак и сад! Что еще нужно мальчишке. Когда тебе всего пять, ты находишь этот мир удивительным во всем, на чердаке живут привидения, по саду бродят призраки и индейцы – такой простор для игр и детского счастья. Как жаль, что вырастая, мы незаметно утрачиваем веру в сказку, и больше не видим тайны в закрытых темных комнатах. Но Мартину повезло, у него такая тайна была.
 Еще в свой прошлый приезд, весной, Мартин излазил вдоль и поперек весь дом в поисках сокровищ. На чердаке, продираясь сквозь паутину и едкую пыль, он обнаружил старинный магниевый фотоаппарат на треноге и большую деревянную лошадку – качели. Аппарат был немедленно пододвинут к окошку и Мартин через него, как в подзорную трубу, следил за обстановкой в саду, а лошадку его отец перенес к нему в спальню. Мартин проникал в чуланы и кладовки, проверял своим пытливым взором все комнаты, шкафы и письменные столы, он побывал везде, везде кроме одной, самой дальней комнаты – это был кабинет деда. Мартин не помнил деда, старик умер за 8 месяцев до его рождения и знал только то, что дед был инженером. Что такое инженер, Мартин не знал, но звучало это зловеще и солидно. Кабинет был всегда заперт, туда входила только бабушка, она оставила там все так, как оставил дед. На все расспросы Мартина, она отвечала грустным взором и гладила его по голове. А иногда говорила: - Туда не надо ходить, Мартин. Вот подрастешь и я сама тебя туда отведу. Остаться равнодушным в такой ситуации невозможно, ведь это самая настоящая тайна! Любой запрет или молчание – только усиливают желание ребенка узнать правду.
 В прошлый раз, Мартин гостил у бабушки всего два дня, но эти дни были такими интересными, что этой поездки он ждал с огромным детским нетерпением. Так ждут день рождения и новый год. Вспомните, или хотя бы попытайтесь почувствовать, то незабываемое ощущение восторга и трепета, перед чем-то, чего ждешь долго и по-детски мучительно. Думаешь об этом каждый день и представляешь себе в ярких красках все то, что будет с тобой, когда долгожданный праздник настанет! Мартин готовился к поездке со всей тщательностью пятилетнего сорванца. Не смотря на то, что он был, как считали родители, тихоней, Мартин вооружился двумя большими пистолетами, наделал бумажных бомб и уложил в сумку, подаренную ему отцом, лук и стрелы. Война с индейцами – дело не шуточное! Он укладывал солдатиков, карандаши, мелки и конечно же не мог знать, что ничего из взятого с собой, ему так, по-настоящему и не понадобится. И вот наконец, настал тот самый, долгожданный день. Отец Мартина, помог ему вынести сумку на улицу, где их уже ждала немного сердитая мать, они опаздывали на поезд.
 Прямо с поезда они отправились на площадь, где пропахшие бензином шоферы, предлагали приезжим свои гремучие авто. Может показаться странным, но на Мартина, все эти железные и дымящие монстры не производили особого впечатления. В его глазах, мелькал обычный мальчишеский интерес, но без особых искорок восторга, дескать машина как машина – транспорт. А вот проезжая по узким загородным улочкам, он явно оживал и рассматривал старинные ветхие дома с любопытством, на его немного болезненном лице блуждала загадочная полуулыбка, которая так умиляла его мать и её болтливых подружек. Отец заранее расплатился с шофером и тот, успокоенный наличием денег на вечернее пиво, деловито вел машину и от хорошего настроения, начал насвистывать простенькую польскую песенку. При первых звуках свиста, интерес к происходящему за пыльным окном, у Мартина пропал, он нахмурился. Мать, сидевшая с сыном на заднем сидении, заметила перемену и потрогала его лоб. Последние два дня ей казалось, что ребенок не совсем здоров.
- Ты как себя чувствуешь, милый? Спросила мать и уже обращаясь к отцу Мартина, ворчливо добавила: - Не надо было покупать ему вчера мороженое. Ночью он кашлял!
 Отец взглянул на сына и с улыбкой сказал: - Ничего, у бабушки он выпьет молока с медом и обязательно почувствует себя лучше. – Он лукаво подмигнул Мартину и со знанием дела прошептал: - Бабушка писала, что бессовестные индейцы совсем не дают ей покоя, воруют яблоки и твои любимые сливы. Она очень ждет своего храбро спасителя.
 Однако Мартин продолжал хмуриться. Он ерзал до самого бабушкиного дома и только выбравшись из машины, с его лица сошло непонятное раздражение, как будто он, наконец, отделался от назойливой мухи. Бабушка встретила внука как всегда радостно, она по очереди обняла сначала Мартина, затем свою дочь и в последнюю очередь и немного прохладно, поцеловала в щеку и без того безрадостного зятя.
 Разобрав вещи, все уселись за круглым столом пить чай с пирожками. Бабушка Мартина, пекла удивительно вкусные пирожки с творогом и яблочным джемом. Мартин уплетал пирожки, а отец изо всех сил старался делать вид, что беседа мамы и тещи ему очень интересна. Бабушка, имела привычку говорить полушепотом, как бы по секрету, это раздражало отца, и время от времени он переспрашивал: - Что простите, не слышу, что вы говорите? Мать отлично знала, что он все слышит, но не шла на поводу у мужа, она терпеливо повторяла сказанное мамой и как ни в чем не бывало, продолжала шептаться. Когда Мартин покончил с третьим вкусным творением добрых бабушкиных рук, он услышал, как мама сказала: - Даже не знаю, последнее время мне кажется, что он не здоров. Температуры нет, все нормально, но он замкнут и часто хмурится. Вот и сегодня, в поезде еще ничего, а в машине опять молчал, хмурился, я переживаю. Может показать его доктору Ержи?
 Бабушка внимательно посмотрела на Мартина и сказала: - Это все жизнь в душном городе, ребенку нужен свежий воздух и больше витаминов, вспомни, ты у меня никогда не болела. Продукты все с рынка, молочник привозит свежее молоко и сметану, овощи, свои фрукты и простор, вот что ему нужно. Больше гулять и бегать. А доктор – это уже самый крайний случай. Мартин, – обратилась она к внуку, - пойди погуляй, только не шали, я вчера делала уборку. Не разбей ничего, бабушка уже старенькая, ей тяжело убирать.
 Упрашивать, Мартина не пришлось, его как ветром сдуло. Сидение за столом и болтовня взрослых – что в этом интересного?! Он стремительно взлетел на второй этаж, забежал к себе в комнату и вооружившись пистолетом, выскочил в коридор на поиски неприятелей. Проверив свой уютный штаб на чердаке и убедившись, что фотоаппарат на месте, Мартин вихрем спустился с лестницы и пробежав по коридору, остановился у своей комнаты. Ему предстояло выбрать место для засады. В конце коридора, возле кабинета деда, был тупичок – лучшее место для дозора! Оттуда отлично просматривался весь коридор, и был даже виден край лестницы, что тоже не маловажно, вдруг придется отступать. И так, решено! Разведка требует тщательной подготовки, оружия и смелости. Войдя к себе в комнату, Мартин достал лук, четыре деревянные стрелы, рулон пистонов, две бомбы и блокнот для распоряжений. Времени оставалось в обрез, он уже слышал бой барабанов и стук копыт индейского племени, отправляющегося в свой кровавый поход. Смельчакам не ведомы сомнения – вперед, скомандовал себе воин и выйдя из комнаты, стал украдкой пробираться к месту засады. Обложившись боеприпасами, командир приложил кулачки к глазам и стал напряженно всматриваться в тревожную природу прерий. Не прошло и минуты, как на горизонте появились враги, они стремительно скакали на разгоряченных лошадях и яркие перья на головах вожаков, вселяли трепетный ужас всему живому. Но только не Мартину! Отступать было некуда и малыш, не колеблясь вступил в неравную схватку. Двумя бомбами, он сразил на повал первый строй краснокожих, выстрелами из пистолета, он убил еще дюжину индейцев, но враг продолжал наступление. Их слишком много - промелькнуло в голове Мартина. Их слишком много, а у меня осталось всего четыре стрелы. Прицелившись, он одну за одной выпустил все стрелы и кони с четырьмя убитыми всадниками, с ржанием подняли густые клубы пыли. Мартин посмотрел в бинокль и с ужасом понял, что враги прорвались на передний край, путь к лестнице был отрезан. Это конец, что делать? Вступить в рукопашную – смерти подобно, а он так важен для отряда, у него в кармане ценное донесение разведки без которого наступление невозможно. Бежать – нет, только не это, лучше погибнуть в бою! Может спрятаться, переждать атаку и под покровом ночи пробраться к своим, ну конечно, только куда, это тупик! Единственное укрытие – кабинет деда, но он всегда закрыт! Мартин, без особой надежды бросил взгляд на дверь и ……
 И кровожадные индейцы исчезли, они осели на тех землях, где шаман кидает кости, они внезапно, стали просто не интересны. В замочной скважине торчал ключ! По спине Мартина пробежали мурашки, под ложечкой сладко заныло от предчувствия необыкновенной шалости. В его маленькой голове роем носились мысли, одна опережала другую – бабушка делала уборку, забыла ключ, туда нельзя, будут ругать, но ведь никто не узнает, я на минутку, только посмотрю, я ничего не буду трогать, нет, попадет от мамы, просто загляну…
 Думаю, никто не устоял бы перед таким соблазном, другой возможности раскрыть тайну темной комнаты, может и не быть. Конечно же любопытство взяло верх и повернув ключ, Мартин открыл дверь и вошел в комнату.


2 Знакомство.

 
 Дверь тихонько скрипнула и Мартин, стараясь сохранить в тайне визит в запретную комнату, протиснулся туда боком, он смотрел в сторону лестницы, по которой мог подниматься отец, мать или еще хуже - бабушка. Но взрослые были слишком увлечены беседой, по крайней мере, мама и бабушка, так что искатель приключений успокоился и прикрыв дверь обернулся.
 То, что увидел Мартин, повергло его в ужас! Он уперся спиной в стену и с трудом подавил крик. Из полумрака кабинета, оскалясь огромным зубастым ртом, сплошь покрытое пылью, на него смотрело чудовище! На его голове были рога, пространство между зубов зияло черной, ядовитой пустотой. Внезапный страх полностью сковал Мартина, его тело стало ватным, не замечая ничего вокруг, он неотрывно смотрел на страшного обитателя темной комнаты. Оцепенение длилось несколько секунд, затем, Мартин с ужасом понял, что чудовище приближается к нему. Мальчик в страхе попытался вжаться в стену, но чуть не упал, стена была в двух шагах и Мартин понял, что это не монстр идет к нему, а он сам, по мимо своей воли, движется ему на встречу. Потихоньку, в комнате стали вырисовываться предметы. Вот письменный стол деда, кресло-качалка, камин, библиотека, кожаный диван, картины и ОНО - черное, полированное чудище! Оно стояло с лева от библиотеки, прижавшись к стене, как будто готовилось к прыжку. Однако, подойдя ближе, испуг Мартина исчез, ему на смену пришло мальчишеское любопытство, да и чудовище, при ближайшем рассмотрении, оказалось сделанным из дерева и вполне дружелюбным. Такого сокровища, Мартин еще не находил! Рога оказались подсвечниками, а два ряда зубов – клавишами. Подойдя к находке в плотную, Мартин положил палец на клавишу и под тяжестью пальца, клавиша опустилась вниз и всю комнату наполнил глубокий низкий звук, это была нота - Фа. Звук, произвел на малыша странное впечатление. Ничего не понимая, он еще раз нажал на туже клавишу и на его детском лице, проступило вполне взрослое смятение. Он нажал еще раз и еще и еще и еще, и после каждого звука, выражение его лица менялось. Он давил пальцем на ноту Фа, плавно, затем резко и снова медленно, как бы с ленцой, но потом снова быстро и несколько нервно. Он озвучивал ноту и не слышал, как по лестнице поднялись родители, а следом, борясь с отдышкой, поднялась бабушка. Он не слышал, как со скрипом открылась дверь, как родители замерли на пороге и как встревоженная бабушка, подошла к нему и что-то спросила. Затем, бабушка как-то странно посмотрела на родителей Мартина и жестом подозвала их. Подойдя, отец и мать увидели, что глаза Мартина закрыты, левая рука была приподнята, ладонь выгнута вверх и пальцы плотно прижаты. Правая рука мальчика нажимала на клавишу и он, в такт звуку качая головой, не видя ничего вокруг, очень сосредоточенно, слегка шевелил губами. Мартин был в трансе. Мама подошла и взяв сына за руку, аккуратно сняла его палец с клавиши. Как только прекратился звук, Мартин сильно вздрогнул и широко раскрыв глаза, в испуге что-то прошептал и потерял сознание.
 Всю ночь, родители не отходили от пастели сына. Мартин в бреду метался по кровати, его лихорадило, он что-то выкрикивал, но что именно, было не разобрать. Он просыпался и невидящим взором смотрел на заплаканную мать, шептал, и вздрагивая всем телом снова засыпал. Его бросало в жар и холод, он бредил. Наконец, бабушка привела врача. Доктор Ержи, с чемоданчиком и в пенсне, подошел к кровати. Он измерил температуру, сосчитал пульс и задав несколько вопросов встревоженным родителям, поставил диагноз – эмоциональный шок!
- С детьми такое бывает, - успокаивающим тоном говорил врач. – Ребенок мог переутомиться, поезд, машина, другой город, другой дом, слишком много впечатлений за довольно короткий срок. И совершенно очевидно, что мальчика, что-то сильно взволновало, он испытал стресс.
- Но ведь это просто пианино! – Заламывая руки проговорила мать. – Просто пианино!
- А раньше? – Спросил врач. – Раньше, он видел этот инструмент?
- Нет. – Ответила мать. – Никогда, мой муж работает допоздна, я все время в доме, да если честно, мы никогда не были большими поклонниками концертов. В воскресенье мы ходим в кино или на ярмарку, но Мартину там не интересно, он быстро устает и просится домой. Что же нам делать, доктор?
- Причин для беспокойства нет, мальчик здоров, он взволнован и утомлен. Я выпишу успокоительное и жаропонижающее. Давайте ему утром и вечером, дня три – четыре, и пусть хорошо ест. После шока, обычно, у детей очень плохой аппетит, но есть необходимо, это поставит его на ноги быстрее всяких пилюль.
 Доктор встал и попрощавшись, попросил отца Мартина, проводить его до дверей. Бабушка Мартина, недоверчивым взглядом проводила доктора. На протяжении всего разговора, она молчала и не спускала глаз с внука. Когда за доктором закрылась дверь и в комнату вошел отец, бабушка встала и взяв со стола таблетки, выкинула их в окошко.
- Что вы делаете, мама?! – Воскликнула мать Мартина.
- Нечего приучать ребенка к химии, он здоров. – Ответила старая женщина и сев на краешек кровати Мартина, приложила ухо к его губам. Внук вскрикивал, вздрагивал, но бабушка продолжала слушать.
- Самое главное не-то, что он кричит, главное то, что он шепчет. – Сказала дочери женщина. Она, подняла палец требуя тишины и снова прислушалась. Послушав минуты две, бабушка удивленно посмотрела на свою дочь и зятя:
- Он мог где-то услышать свист, вчера или сегодня? – Спросила она.
- Да. – Ответил отец. – Когда мы ехали на машине от вокзала, наш шофер что-то насвистывал.
- И именно тогда, он и начал хмуриться. – Добавила мать. – А почему… почему вы спрашиваете?
- Дорогая моя, я услышала то, что все время шепчет твой сын, он шепчет это с болью, повторяя одно и тоже – он плохо свистит, он плохо свистит!


3 Важный разговор.

 Вопреки прогнозам доктора, Мартин проснулся с чувством голода. С первого этажа поднимался вкусный запах жареной картошки и открыв глаза, Мартин попытался вскочить и преследуя запах, добраться до кухни. Однако встать оказалось непросто. Он чувствовал себя усталым, немного кружилась голова и где-то внутри, приклеившись к позвоночнику, его беспокоило странное чувство испуга и нарушенного запрета. Так, мучает своей ясностью вина, она постоянно напоминает – это сделал ты, как ты мог! Но у Мартина, ощущения были еще хуже, его вина смешалась и спуталась в головокружительной метели беспамятства. Он почти ничего не помнил. Практически с того момента, когда Мартин увидел пианино, все было как в тумане. Постепенно, он начал приходить в себя, сон отступал. Мартин вспомнил, что вчера нарушил запрет, что он был в кабинете деда, там он встретил…. Что же я там встретил? Откуда этот звук? Что было потом? Нет! Самое интересное, это звук! Что это? Сейчас мне наверное попадет….
 Немного шатаясь, Мартин спустился с лестницы и держась за стенку вошел на кухню, где над сковородкой колдовала бабушка. Отец и мать сидели за столом и о чем-то спорили. Когда Мартин вошел, они сразу прекратили спор и мать обеспокоено сказала:
- Мартин, детка, тебе еще нельзя вставать, надо полежать пару дней….
- Не надо. – Обернувшись сказала бабушка. – Лежать не надо, он здоров и наверняка голоден, правда Мартин? Иди сюда, я пожарила картошку…
- Бабушка, - виноватым голосом сказал Мартин, – я хотел только посмотреть, я открыл дверь, а потом… я не хотел заходить… там… я испугался…
- Ничего страшного дорогой, ничего страшного. – Гладя внука по голове сказала бабушка. – Это даже хорошо, что ты туда зашел. Видать сама судьба так распорядилась, оно и к лучшему. Кто мы, чтобы перечить року, вставать на пути проведения, все во власти Господа. Ну-ка, садись, я хочу с тобой поговорить как со взрослым, ты ведь взрослый?
 Мартин смущенно кивнул головой.
- Ну вот и славно, а пока мы будем с тобой говорить, твои мама и папа, будут сидеть и слушать, только слушать, а говорить будем мы, хорошо?
 Сказав это, женщина строго посмотрела на родителей Мартина, как бы подчеркивая – говорить будем мы. Она взяла тарелку, наложила туда картошку, пододвинула внуку салат и села напротив:
- Скажи мой хороший, а чего ты испугался? Там, в комнате дедушки, было что-то страшное?
- Я не помню, сначала я испугался, а дальше не помню.
- Ну хорошо, хорошо, - сказала бабушка, - а что ты помнишь, ведь что-то ты помнишь? Что там было?
- Там было…. Там, там было…
- Пианино, Мартин, там стоит старое дедушкино пианино. Это инструмент, на нем играют, играют музыку, понимаешь? Когда ты нажал на клавишу, так называются те белые и черные полоски что ты видел, так вот когда ты нажал на одну, получился звук. Из этих звуков состоит музыка, та музыка, которую слушают люди. Под музыку танцуют, поют, грустят, радуются. На этом инструменте, иногда играл твой дед, он очень хорошо играл, но очень редко, под настроение. Так вот, ты подошел к пианино и нажал на клавишу, что ты услышал? Только не отвечай сразу, подумай, что ты услышал?
 Мартин отложил вилку в сторону и задумавшись ответил : - Я услышал звук, но я не понимаю, я не помню что было потом.
- А потом Мартин, ты стоял и слушал. Ты слушал этот звук. Когда мы зашли в комнату, ты стоял и нажимал на одну и туже клавишу, почему? Почему ты нажимал только на нее? Ведь это один и тот же звук.
 Говоря про один и тот же звук, бабушка Мартина тайком бросила взгляд на его родителей, которые в недоумении слушали этот разговор. Потом, уже обращаясь к родителям, бабушка негромко сказала: - Сейчас он скажет самое главное. Так почему только одна клавиша Мартин, почему только один звук, ведь только один, правда?
- Нет, - ответил Мартин, - там было очень много разных звуков бабушка, и все они разные. Они похожи, но они разные.
- Откуда ты знаешь? Может, все же одинаковые?
- Нет, разные, они разные..
- Но откуда ты это знаешь, как ты это понял, ну, скажи мне Мартин, это очень важно.
- Я знаю… я это услышал.
 Бабушка удовлетворенно улыбнулась и глядя на родителей взволнованно сказала: - Вот именно, он услышал! Услышал то, чего не слышите вы. А скажи-ка мне, звук был разным каждый раз, когда ты нажимал или только иногда?
- Он был разным, но иногда повторялся, когда я нажимал сильно он один, если нажимал тихо, то другой.
- Очень хорошо Мартин, очень хорошо, а когда ты стоял и слушал эти звуки, ты не пробовал управлять ими, ты ничего себе не представлял? Твои глазки ведь были закрыты, о чем ты думал?
 Мартин задумался и было заметно, что ребенок думает о чем-то таком, о чем еще не время думать ребенку, он как бы взламывал код, проникал в глубины непознанного, того, что лишь показав краешек волшебства, нарочито медленно захлопывает дверь у вас перед носом, как бы говоря – еще рано.
- Я не помню, я не управлял и я не помню что было потом.
 Ну да ладно, ты еще вспомнишь, еще узнаешь. Скажи, ты ведь вчера сражался с индейцами? Уверена, это было большое сражение, их было много?
 Эта тема, была более доступна пятилетнему мальчику и он с радостью и не задумываясь ответил: - Да, их было очень много, индейцы скакали на лошадях, они кричали и стреляли в меня. Я в них тоже стрелял и даже кидал в них бомбы, а когда…
- Постой, постой Мартин. – Остановила его бабушка. – Ты говоришь они скакали, а что, они скакали бесшумно или ты слышал звуки?
- Да, они стучали копытами..
- Ах копытами, а если бы ты стоял сейчас в комнате дедушки, перед пианино, как бы ты нажимал на клавишу, чтобы это было похоже на стук копыт? Если хочешь, мы можем подняться туда и ты мне покажешь. Сейчас ведь ты уже не помнишь того звука, правда?
- Нет, я помню.
- Что ты помнишь, дорогой, скажи мне, ты действительно помнишь тот звук?
- Да.
- И ты сможешь узнать его, сможешь его найти среди других?
-Да.
- Ну хорошо, я тебе верю, а лошади? Как бы ты нажимал на этот звук, чтобы было похоже на топот копыт?
- Я бы нажимал быстро и сильно, чтобы было громко.
- Почему громко, лошади ведь далеко?
- Лошади далеко, но они быстро скачут, а индейцы кричат, там страшно, понарошку конечно, но все равно страшно, и они были уже близко, возле лестницы.
- И поэтому ты нажимал бы на клавишу сильно, да? Потому что война, потому что страшно?
- Да.
- Но потом ты победил, ты разгромил всех индейцев и победил, правда?
- Нет, - ответил Мартин, - я проиграл, они прорвались, а мне некуда было отступать и я спрятался в той комнате. Я проиграл.
 Бабушка встала из-за стола и подошла к родителям Мартина, она убрала волосы со лба и обращаясь сразу к обоим сказала: - Война, весь этот страх и крики, плюс быстрое и сильное нажатие клавиши, все это называется – передача настроения и характера музыки. Ему не нужны октавы, он мог бы сделать это одним звуком, одной нотой. Когда он стоял и с закрытыми глазами нажимал на ноту Фа, он слышал совсем не то, что слышали мы. Он слышал музыку, музыку одной ноты, он еще совсем по-детски, невнятно, постигал размер этого звука, его длительность, тональность и что самое главное – разновидность. Уже сейчас, он догадывается, как технически и в каком темпе, можно музыкально передать тревогу и страх. Ведь тот стук копыт, о котором он говорит, это не просто стук бегущего табуна, это стук копыт тех взмыленных лошадей, что несут на себе беспощадных врагов. И весь этот страх, всю опасность, он способен передать одной нотой. А шофер, который свистел в машине, просто фальшивил, и Мартин, даже не зная мелодии, подсознательно уловил это, он уловил несовместимость звука, и это раздражало его, только он этого не понимал. А когда он неосознанно уловил чистоту звука фортепиано, то он понял что-то, понял интуитивно и это что-то, не давало ему покоя, именно поэтому он и шептал в бреду – он плохо свистит. Это потрясающе! Но удивительно другое, совсем другое. Все мальчишки, все дети, всегда побеждают в своих выдуманных сражениях, а он проиграл. Разве возможно, чтобы пятилетний мальчик, со всей серьезностью, осмысленно и по-своему обоснованно, признал своё поражение.


 4 Две мечты.


 Когда Мартину исполнилось 17, он стал победителем мирового конкурса виртуозов в Каннах. Еще никогда, высокое жюри, не было так единодушно при определении победителя. И после конкурса, в музыкальных кругах мира, еще долго обсуждали характер и необыкновенность его таланта. Музыка Мартина, чтобы он не играл, звучала совсем иначе, она дышала и казалась видимой, она вызывала у людей всплески чувств и неподдельного восторга. Многие известные музыканты, обращали внимание на то, что иногда, во время исполнения даже очень, технически-сложного произведения, Мартин закрывал глаза. В такие моменты, его музыка звучала особенно чувственно и трогательно. Порой, он так растворялся в музыке, что даже закончив играть, еще несколько секунд продолжал сидеть с закрытыми глазами. Он, как бы провожал сыгранную музыку, он посылал ей что-то во след, что-то из самого сердца. Между ним и музыкой, шло необъяснимое, доступное только им одним, общение. Когда художник видит чистый холст, его подсознательно тянет взять в руки кисть, так и Мартин, застав в врасплох тишину, стремился заполнить её музыкой.
 К тридцати восьми годам, Мартин был уже очень знаменит. Его концерты пользовались колоссальным успехом. Новости о мировых турах, разлетались молниями, слетали с крылатых страниц газет, блестели яркими афишами и звучали по радио. Эти гастроли, всегда были блестящими и наполненными красотой. Они дарили людям счастье и публика, отвечала Мартину признанием и овациями. Это была ослепительная, интересная жизнь в ярком круговороте репетиций, концертов, приемов, сочинений и поисков. Однако, сам Мартин, считал свою жизнь мрачной и скудной. Будучи по характеру, человеком замкнутым, малообщительным, он выговаривался на репетициях, там он был неудержим, весел, энергичен и изобретателен. Слова лились водопадом, он светился интересом и счастьем. Но как только репетиция заканчивалась, он молча уходил домой и практически ни с кем не общался. Все, кто более или менее близко его знали, говорили, что знают его только как прекрасного музыканта, музыканта, чьи вечно-печальные глаза, вспыхивали лишь тогда, когда он творил. На всех раутах, он старался держаться в тени, в разговорах отмалчивался, ссылаясь на усталость и стремился поскорее уйти. Его самым близким другом, был седой саксофонист Колин. Это был усталый, пятидесятитрехлетний музыкант, который играл в Нью-йоркском клубе “Moss”. Мартин, очень много времени уделял джазовой и блюзовой музыке и услышав, однажды, игру Колина, предложил ему поработать вместе с ним. Так, завязалась очень крепкая дружба, которой Мартин очень дорожил. Приезжая в Америку, он всегда заходил в клуб к Колину и после выступления, они могли часами бродить по городу или усевшись в баре говорить о музыке, и что самое главное, о жизни. Мартин доверял Колину все свои тайны, переживания и новые идеи. И однажды, Колин узнал, что у Мартина, есть две большие мечты. Они сидели в баре отеля где остановился Мартин и пили пиво. Разговор шел о молодом французском трубаче и вдруг, Мартин замолчал, а потом, он как-то странно посмотрел на свои руки и грустно сказал:
- Ты знаешь, у меня в жизни есть две большие мечты. Я бы очень хотел собрать свой собственный, универсальный оркестр, вернее даже не оркестр, а просто группу музыкантов, человек пять или шесть. Я хочу чтобы вокруг меня были люди, понимающие меня во всем, люди, которые могли бы играть танго и блюз, вальс и любые классические произведения. Понимаешь Колин, последнее время, я стал срываться на репетициях. Мне приходится работать с большим количеством людей, с десятками оркестров. Я пытаюсь добиться от них не просто звучания и высокой техники, я хочу чтобы они открыли для музыки душу. Я объясняю им музыку словами, стихами, я рассказываю им о том, что у каждой мелодии, может быть история, запах, цвет. Но меня не понимают, я вижу, что они стараются, вижу, что боятся разозлить меня, но у них не получается. Теперь, когда я выхожу на сцену, я чувствую, что мы будем играть не так, как мне бы хотелось. Это терзает меня. Вот именно поэтому, я и хочу играть и работать с людьми, которые относятся к музыке так, как я. А еще, я мечтаю о любви. Мне 38 лет, а я даже не знаю, могу ли я любить, любить женщину не так, как я люблю музыку, а сильнее, со всей страстью, всей душой. Я чувствую, что это неповторимое чувство, оно придаст мне больше вдохновения, желания, оно изменит мой образ мысли, именно безумно любя, можно написать самую красивую музыку на свете, создать то, о чем мечтает каждый художник.
 Колин удивленно посмотрел на друга. Он был старше Мартина и знал о жизни и о людях больше него. Подумав, он сказал:
- То, что касается любви, я дам тебе вот какой совет. Если к тебе она придет и ты поймешь это, то бросайся в это чувство с головой, как бросаешься в музыку, не бойся любить, чтобы не случилось. Если ты будешь предан этому чувству, если отдашь ему всего себя без остатка, то ты поймешь, что такое быть счастливым, ты сможешь заглянуть счастью в глаза и запомнишь это, на всю жизнь. И помни, любовь, это движение на встречу друг-другу. Если она сильна и взаимна, то люди должны беречь друг-друга, помогать, заботиться и уметь прощать. Самое страшное в любви, это злопамятство. А если ты не готов броситься в любовь с головой, то оставайся стоять на берегу и даже не пытайся войти в воду. Ты можешь этим, очень сильно ранить другого человека. Правда от ошибок, никто не застрахован. На свете, очень много разных женщин, встречаются хорошие, попадаются плохие, а есть такие, с которыми ты можешь давать имена звездам. Главное верь, и она обязательно придет.
 А вот вторая твоя мечта, значительно легче по форме и её воплощению. Чего ты ждешь, у тебя есть деньги, ты знаменит, возьмись за дело немедленно. Езжай и говори с людьми, ищи. На свете много талантливых музыкантов, возможно поймут тебя не все, но уж пять или шесть человек, поймут точно, я же понял. Только ищи среди молодых, наше поколение едва ли тебе поможет, они играют свою, старую музыку и меняться им сложнее, да и желания у них нет. А молодые, они еще гибки, податливы как глина, только лепи. Их талант еще свеж, но он распущен как девка, его нужно суметь успокоить и направить, чтобы он сначала забился в ровном ритме, а уж только потом, зазвучит блюз.
 Выслушав совет друга, Мартин быстро допил пиво и встал.
- Ты куда? Спросил его Колин.
- Поеду искать музыкантов. Поеду прямо сейчас, не теряя ни минуты. Спасибо тебе старина, спасибо за советы и за то, что ты понимаешь меня, помогаешь мне и поддерживаешь. Пойду собирать вещи, в девять мой самолет, а мне еще нужно предупредить своих агентов. Я решил не заключать несколько контрактов, лучше, я использую это время на мечту. Я позвоню тебе, но и ты меня не забывай, а еще лучше, приезжай в Польшу, а еще лучше в Париж, я скоро там буду.
 Мартин пожал руку друга и уверенным шагом направился к лифту, он шел к мечте.


 
 5 Вся музыка, рождается в словах.



 Для осуществления своей первой мечты, Мартину потребовалось два года. За это время, он успел поработать с огромным количеством музыкантов. Сначала, его преследовали неудачи и разочарования. Люди не понимали его и не найдя общего языка уходили. Они не выдерживали его настойчивости, не понимали объяснений. Они привыкли к обычным репетициям, где говорят языком нот и аккордов, а Мартин вел себя совсем иначе. Он врывался в зал и бросался в работу, они пробовали играть, но Мартин кричал стоп, и схватившись за голову, в отчаянии объяснял:
- Поймите, так нельзя. Нельзя играть только по нотам, это кастрирует музыку, убивает её и вашу душу. Фил, вы прекрасный трубач, но зачем вы мучаете инструмент! Сделайте над собой усилие, перешагните черту. Там, за гранью обычного звука, прячется живая, тоскующая музыка. Поверьте в то, что вы не просто играете, нет, но для оркестра белых облаков, ты в небе сажей, пишешь эти ноты! Взлетайте в небо, пока звучит ваша труба, вы не упадете. А вы Том, что толку сидеть за ударной установкой и выбивать такой сухой, безжизненный и математически правильный ритм. Вы должны играть на одном дыхании, ваш инструмент предполагает экспрессию, импульс, постоянный кураж, азарт. Вы властелин ритма по определению, а хотите стать палачом. Мотивируйте ваше состояние, расслабьтесь, если хотите - выпейте. Налить вам виски? Жить ритмом, управлять и наслаждаться. Будьте разнообразны. Послушайте все – то, что мы сейчас играем, это непросто аргентинское танго, это совершенно новая история, а любое танго, это история любви. Нужно увидеть саму природу этого танго, использовать все свое воображение, нарисовать картину и запомнить её, творите сами, сочиняйте, импровизируйте, дышите этим танго. Это может быть все что угодно, ну я не знаю.. В ночном саду под плодом зреющего манго, я танцевал с тобою то, что станет танго. Тень возвращается подобьем бумеранга, температура, как под мышкой, тридцать шесть. Мелькает белая жилетная подкладка, мулатка тает от любви как шоколадка, в моих объятиях постанывая сладко, где надо гладко, и где надо шерсть.
 Это не слова и не стихи, это ноты характера, природы и настроения. Это живая картина, где есть звуки, запахи и чувства. Да, это непросто, но кто мешает нам продумать все детали этой музыки, этой истории. Я использую стихи, просто как пример. Повторяю, это может быть все что угодно, но мне удобнее так. Давайте рисовать дальше! Аргентина, там тепло, сейчас июль, там зной, и улицы утопают в собственной красивой лени, там атмосфера этой необыкновенной музыки.
 Конец июля прячется в дожди, как собеседник в собственные мысли. Бренчит гитара. Улицы раскисли. Прохожий тонет в томной пелене.
 Вы представили? Ведь это так похоже на танго, неужели вы не видите?

Коричневый город. Веер
пальмы и черепица старых построек.
С кафе начиная, вечер
входит в него. Садится за пустующий столик.

 Знаете, однажды я разговаривал с одним очень старым танцором. Он изменил мое отношение к танго, а через это, я изменил свое отношение к музыке. Он сказал – танго, это немножко меньше чем секс, но гораздо больше чем танец. Это страстное взаимоотношение двух людей, там можно найти все, ревность, месть, близость, измену. Все зависит от того, какое танго звучит. Я вспоминаю, как однажды, мне довелось танцевать в Мексике, мы должны были танцевать танго, которое называлось «Вечернее танго разлуки». Перед тем как мы вышли на сцену, конферансье прочитал:

Райские кущи с адом голосов за спиною.
Кто был все время рядом, пока ты была со мною.
Ночь с багровой луною, как сургуч на конверте.
Пока ты была со мною, я не боялся смерти.

 В тот вечер, я танцевал как Бог. Вы музыкант и привыкли к языку нот, но поверьте человеку, который говорит на языке движений, неважно, танцуете вы или пишите музыку, важна сама история, история танца, картины, музыки. Там в Мексике, я многое понял и знаете, я теперь продумываю каждый танец, создаю историю, это непросто, и когда мне не хватает воображения, я прошу помощи у книг. Я очень благодарен судьбе, что она подарила мне, тот вечер в Мексике.

Вечерний Мехико-Сити.
Большая любовь к вокалу.
Бродячий оркестр в беседке
Играет «Гвадалахару».
 
 Сказав всё это, Мартин почувствовал, что у него пересохло в горле. Он плеснул в стакан воды и украдкой, с надеждой, посмотрел на музыкантов. Кто-то улыбался, кто-то думал, а кто-то переглядывался друг с другом и в недоумении пожимал плечами. Мартин, видел это не первый раз, он привык к тому, что его не сразу и не все понимали:
- Я вижу что утомил вас, простите. Возможно я не очень понятно все объясняю, но мне, так хочется услышать в вашем исполнении жизнь, что я временами прихожу в отчаяние. Но поверьте, я прав. Ведь нам предстоит, дай бог, все таки закончить это танго, а потом, может быть, мы будем играть что-то еще, и каждый раз, это будет новая история. Ведь это так интересно, это почти волшебство, удивительная игра воображения, музыки и слов. А знаете какой инструмент, я считаю самым главным в танго – аккордеон. Именно твой инструмент, Джим, наделяет танго, грустной и проникающей в душу, неповторимой красотой. Что ж, давайте сделаем перерыв, я очень прошу всех, подумать над моими словами и хотя бы попробовать.
 На следующий день, все снова собрались на репетиции. По игре, Мартин сразу понял, что со всеми этими музыкантами, ему предстоит скоро расстаться. Он решил оставить себе, только аккордеониста Джима, в его игре, он услышал именно то, чего безуспешно пытался добиться от остальных.
 Итак, у Мартина появился Джим. С его появлением, Мартин, помимо хорошего аккордеониста, приобрёл уверенность в том, что Колин был прав. Нашелся один, найдутся и другие. Стоит только захотеть и результат не заставил себя ждать. Уже через год, у Мартина был гитарист Энди – любитель коньяка не пропускавший ни одной юбки. Потом, появился барабанщик Боб – заядлый игрок и любитель старых фильмов. Еще через пол года, появился саксофонист Ричи и его брат Тим, который играл на трубе и флейте. Они здорово звучали, но было еще над чем поработать. К тому же, не хватало скрипки. Найти хорошего скрипача, оказалось не просто. Мартин искал скрипачей в старых еврейских школах, в клубах, оркестрах, но безуспешно. Среди всех, с кем пробовал работать Мартин, попадались, конечно, и очень хорошие, одаренные музыканты, но было что-то не то, Мартин чувствовал это. В музыке, он уже давно привык доверять интуиции. День за днем, он приглашал скрипачей на прослушивание, он не сдавался. Он слушал их даже по выходным, к всеобщему неудовольствию его команды, так как они, все без исключения, должны были присутствовать. Он обещал своим музыкантам, оплаченный отпуск в любой стране, извинялся, но музыканты уважали и по-своему любили Мартина, а если и ворчали, то просто для формы неудовольствия. Им самим было интересно, найти хорошего скрипача, это сулило необыкновенное звучание и перспективы.
 В один из таких, рабочих воскресений, Мартин пригласил на прослушивание в свою студию, семь новых скрипачей. Потянулись долгие часы смычков. Мартин, обращал внимание на все, на способность музыканта не только владеть инструментом, но и на его умение слышать других, не выбиваться из общей гармонии. Он понимал, что при виде его, все эти люди начинали волноваться, собственно, они начинали волноваться еще за долго до прослушивания. Да, Мартин понимал это, но он ждал появления человека, который сможет если и не бросить ему вызов, то хотя бы не трясся бы, при каждом его вздохе. Он начинал, уже сам успокаивать кандидатов, он говорил им, что нет причин для волнения, ему более или менее это удавалось, но когда он начинал задавать вопросы, которые на первый взгляд не имеют прямого отношения к музыке, когда он спрашивал их о чувствах, они все равно начинали теряться и не понимали, что происходит.
 Мартин, прослушал всех музыкантов, но не остановился ни на одном из них. Еще один день пропал зря, лучше бы мы просто репетировали, подумал Мартин. Он хотел было уже распустить всех по домам, барам и борделям, когда вдруг, открылась дверь и его управляющий, с улыбкой сказал, что есть еще один кандидат, причём очень настойчивый. Мартин решил, что одним больше - одним меньше, и сказал управляющему, чтобы он пропустил. Настойчивость – показатель желания, а если есть желание, то ему, нужно всегда идти на встречу.
 Через минуту, дверь резко открылась и в студию вихрем ворвалась молодая девушка с футляром и внушительным бумажным пакетом. Она без церемоний положила вещи на стол, достала скрипку и выйдя на середину студии сказала:
- Привет. Меня зовут София.
 Девушка понравилась Мартину, но он был очень уставший и решил не тянуть.
- Очень приятно София, рад, что вы к нам зашли. Я хочу задать вам один вопрос, скажите, на ваш взгляд, как и с каким настроением, нужно играть на скрипке?
 Мартин ожидал, что вопрос поставит молодую скрипачку в тупик и боялся, что она просто начнет очень сосредоточено играть, но произошло другое. Не моргнув глазом, София ответила:
- Чтобы ответить вам, скрипка мне потребуется не сразу.
 Она положила инструмент на стол и достала из пакета, большую бутылку шампанского. Проворно открыв её, она разлила напиток по бокалам и раздала удивленным музыкантам. А себе, София налила шампанское в огромный фужер и не говоря ни слова, быстро все выпила. Швырнув бокал в угол комнаты, она снова вышла в центр, закрыла глаза, сделала короткий вдох и открыв глаза прочитала:

За Паганини длиннопалым
Бегут цыганскою гурьбой –
Кто с чохом чех, кто с польским балом,
А кто с венгерской чемчурой.

Девчонка, выскочка, гордячка,
Чей звук широк, как Енисей,
Утешь меня игрой своей:
На голове твоей, полячка,
Марины Мнишек холм кудрей,
Смычок твой мнителен, скрипачка.

Утешь меня Шопеном чалым,
Серьезным Брамсом, нет, постой:
Парижем мощно-одичалым,
Мучным и потным карнавалом
Иль брагой Вены молодой.

Вертлявой, в дирижерских фрачках,
В дунайских фейерверках, скачках,
И вальс из гроба в колыбель,
Переливающий, как хмель.

Играй же на разрыв аорты,
С кошачьей головой во рту!
Три черта было, ты – четвертый,
Последний, чудный черт в цвету.

 Закончив читать и оставив музыкантов прибывать в молчаливом изумлении, она схватила скрипку и виртуозно и дерзко, сыграла веселый военный марш, который несколько лет назад, сочинил не кто иной, как Мартин. Она играла великолепно, скрипка пела, а София, как бы светилась. Мартин был потрясен! Когда девушка закончила играть, он встал и поцеловав ей руку сказал:
- Слава богу, мои поиски закончились. Я рад, что вы теперь с нами. Спасибо.
 Мартин и София, быстро подружились. В то время, когда они не работали в Америке, она заменила ему Колина. Заводной характер девушки, постепенно начинал раскрепощать пианиста, он стал чаще улыбаться и был менее скован в жизни. Они нашли для себя, очень удобный способ общения, оба влюбленные в поэзию, они рассказывали друг-другу о переживаниях, проблемах и чувствах - стихами. Практически для каждой ситуации, всегда находились необходимые стихи. Всего парой строк, они могли выразить раздражение или радость, сочувствие или боль. Эта поэтическая дружба, казалась им чем-то особенным и важным. Она позволяла им, избегать банальных фраз и неловкостей. Их жизни, были теперь наполнены не только музыкой, но и необычной, не похожей ни на что, живой лирикой.
 Но самой большой радостью для Мартина было то, что теперь он мог полностью сосредоточиться на репетициях, он уже мог не бояться, что будет неправильно понят или не услышан. Его фантазии, превращали репетицию в игру, теперь, даже самые трудные музыкальные фрагменты, проходили безболезненно и весело. Каждая репетиция, начиналась с определенного ритуала. София, называла это – пробежаться по нотам. Выглядело это так, музыканты рассаживались по кругу с чашками кофе и Мартин, называл имя, например – Тим. Это значило, что начинает именно он, а дальше по очереди. Начинать нужно было с ноты – До.
 Тим прикурил сигарету и сказал:
- Как прекрасное «Бордо», выпиваю ноту –До.
 За Тимом шел Боб:
- Как девица в кабаре, лихо пляшет нота – Ре.
 Потом Ричи:
- Мне тоскливо, черт возьми, нажимаю ноту – Ми.
 Кто бы не был следующим, нота Фа, всегда озвучивалась Мартином, так как все знали, что первое знакомство Мартина с музыкой, началось именно с этой ноты:
- По утрам я ем фасоль, вот вам вместе – Фа и Соль.
 Теперь настала очередь Софии:
- О любви судьбу моля, мы тревожим ноту – Ля.
 Заканчивал Энди:
- Сел в испанское такси. Ехать долго? Скажут – Си.
 Так проходило два или три круга, и только потом, все брали в руки инструменты. Считалось, что теперь ноты ожили и можно играть. Они веселились, чудили и творили новую музыку. Им нравилось делать то, что они делали. Они отдавали себя музыке полностью, без остатка. Это была их жизнь и они были счастливы.


 
6 Грустный вальс.

 Мои мечты и чувства в сотый раз,
 Идут к тебе дорогой пилигримов.


 Мартин и его музыканты, успешно проработали три года. Их жизни вошли в определенный ритм и казалось, что ничто на свете не может нарушить, такой ход времени. Но это оказалось не так.
 Однажды, в кабинете их администратора, раздался телефонный звонок. На проводе был Мартин. Администратору Лео, сначала показалось, что Мартин пьян, но он быстро понял, что это не так. Он уловил в голосе пианиста радость. Еле скрываемое, рвущееся наружу счастье. Сбивающимся голосом, Мартин сообщил, что дает своей группе долгожданный отпуск, и что он тоже, собирается отдохнуть от музыки некоторое время. Он сказал, что уезжает, но отказался сказать, куда и на сколько. Просил передать привет Софии и пожелал всем успехов и счастья.
 Растерянный Лео, поспешил сообщить эту новость музыкантам и они, восприняли это хоть и удивленно, но с радостью. Наконец появилась возможность по-настоящему отдохнуть, и лишь одна София, беспокойно нахмурила брови. Она не разделяла всеобщей радости, а когда ее спросили почему, она ответила, что наверное догадывается о том, что случилось, и что очень переживает. В подробности она не вдавалась, но говорила, что Марин не готов к случившемуся. Что это, может быть слишком опасным. Она всегда знала, что такой момент, однажды может настать и боялась этого.
 Не смотря на то, что Мартин хотел сохранить все в тайне, ему это не удалось. Помешала его известность. Через два дня, его видели в парижском аэропорту, в обществе молодой, красивой женщины. Они выглядели очень счастливыми и улетали в Палермо. Когда саксофонист Ричи, дозвонился до Колина и рассказал ему о случившимся, Колин грустно засмеялся, вздохнул и сказал:
- Вторая мечта. Что ж, удачи ему.
 Немного отдохнув, музыканты Мартина вернулись к работе, они были нарасхват и разбежались кто куда. Кто-то играл в клубах, кто-то работал сольно, а София осталась в Париже, она решила, что временный перерыв пойдет ей на пользу. Она чувствовала, что устала и решила посвятить себя, своему любимому занятию – чтению и плаванию.
 От Мартина не было новостей семь месяцев. Но неожиданно, он вернулся в Париж, однако, связи с музыкантами он не искал и около месяца не выходил из дома. София, узнав что Марин в Париже, решила не звонить ему, а просто приехала к нему домой. Так было надежней. Она чувствовала тревогу. Приехав и позвонив в дверь, она была удивлена тем, что дверь открыл сам Мартин. Как оказалось, он отпустил прислугу. Но больше всего, Софию испугал внешний вид пианиста. Он осунулся, под глазами пролегли тени, он был не брит и явно подавлен. Увидев девушку, он попытался выдавить из себя улыбку, но получилось это плохо. В его глазах были слезы. Губы дрожали.
 София поняла, что все ее опасения подтвердились, причем самым серьезным образом. Зная Мартина, она не стала сразу же задавать вопросы. Она налила ему коньяка, заварила кофе и села напротив, не зная с чего начать. Подождав, пока Мартин допьет коньяк, она налила ему снова. Видя, что он потихоньку приходит в себя, она спросила, спросила зная, что все самое важное, Мартин скажет стихами:
- Это всё?
 Мартин кивнул.
- Давно?
- Два месяца назад.
- Почему ты не прилетел сразу?
- Не мог. Я был в ужасном состоянии. Ты бы стала таскать меня по врачам, а мне нужно было побыть одному и подумать.
 Видя, что Мартин снова выпил весь коньяк, она убрала бутылку со стола и сказала:
- Одиночество, не лечат одиночеством. Ты пил?
- Нет.
- Честно?
- Да. И не хотелось.
- Могу я спросить, кто виноват? Но если не хочешь, не отвечай.
 Мартин задумался и София поняла, что он подбирает стихи.
- Налей мне еще коньяка. Попросил Мартин и прочитал:

Зайдешь к воспоминаниям, ну что ж,
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь.
Воротишься, купи себе на ужин

Какого-нибудь сладкого вина,
смотри в окно и думай понемногу:
во всем твоя, одна твоя вина.
И хорошо. Спасибо. Слава Богу.

Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.

Как хорошо, что никогда во тьму
ничья рука тебя не провожала,
как хорошо на свете одному
идти пешком с шумящего вокзала.

- Пойми:

Кто бы ни был виновен,
но идя на правеж,
воздаяния вровень
с невиновным не ждешь.
Тем верней расстаёмся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся а Аду.

 Мартин замолчал и некоторое время они сидели в тишине. Первой заговорила София:
- Знаешь, жизнь показывает, что всегда виноваты двое. Ведь у каждого, правда своя. И я бы, думаю, смогла бы помочь тебе пролить свет на некоторые моменты, но вижу, что ты все уже решил. Возможно это правда, а возможно, тебе просто так легче. Но думаю, я почти уверена, что ты так решил, только потому, что так легче ей.
 Мартин смотрел на стол и казалось, что он где-то совсем далеко. Он был, как бы погружен в созерцание собственной боли. Он посмотрел на Софию и сказал:
- Знаешь, теперь это уже неважно. Зачем определять виноватого? Только для того, чтобы сделать выводы? Чтобы успокоиться? Но выводы уже сделаны и поиск виноватого, только усугубляет боль. Искать виновного, самое бессмысленное занятие. Я жил, как во сне, в придуманной сказке, в сказке - в которую я поверил. Я жил, не веря в разлуку. Так наивно, но поверь, София, в сорок три года, я как ребенок, верил в чудеса. Я думал так:
 
Верю, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи.
И, полны тишины,
и полны тишины и покоя,
мы с тобою стоим,
над холодной блестящей рекою.
 
- Понимаешь, я хотел простоять обнявшись всю жизнь. Я так долго ждал этого чувства, а когда оно пришло, растерялся и наделал много ошибок. Мне даже не вериться, что все вышло именно так. Сейчас, любая мысль о ней, вызывает во мне боль, терзает душу, но не думать о ней я не могу. И я понимаю, что все это правда. Рухнула мечта, разлетелась на осколки предательства и за ней, открылась жестокая правда, правда о себе, о ней и о чувствах. Надежда стала беззубой, ей не удержаться:

Как тюремный засов
разрешается звоном от бремени,
от великой тоски
над улыбкой прошедшего времени,
так в ночной темноте,
обнажая надежды беззубие,
по версте, по версте
отступает любовь от безумия.

И разинутый рот
до ушей раздвигая беспамятством,
как садок для щедрот
временным и пространственным пьяницам,
что в горящем дому
ухитряясь дрожать над заплатами
и уставясь во тьму,
заедаю версту циферблатами,-
боль разлуки с тобой
вытесняет действительность равную
не печальной судьбой,
а простой Архимедовой правдою.

 София видела, что все сказанное, это лишь видимая вершина айсберга. Она почувствовала какой-то внутренний излом, что-то, навсегда исчезло в этом человеке, и эта потеря невосполнима. Она смотрела на руки Мартина, на его длинные, тонкие пальцы. Раньше, так уверенно и живо танцующие по клавишам, сейчас, они дрожали и казались безжизненными.
 Она вытащила из пачки сигарету, прикурила и стараясь скрыть волнение сказала:
- Мартин, я хотела бы сказать, что понимаю твою боль, но думаю, что это неправда. Я никогда не сталкивалась с этим и не переживала такого отчаяния. Но поверь, жизнь на этом не заканчивается, нужно продолжать жить, продолжать творить, не опускать руки. Ведь тот опыт, который ты с такой болью вобрал в себя, может быть очень полезен. Он потряс тебя, раздавил своей тяжестью, но он нужен. Время залечит все раны, я уверена. Тебе сейчас очень плохо, тебе больно, но все пройдет. Ты можешь мне не верить, неважно, но все пройдет. Надо просто отвлечься и жить. Я понимаю, это трудно, сейчас ты не можешь думать ни о чем, но будь сильнее этого, если конечно это возможно. Ведь ты убиваешь себя, а надо наоборот. Вернись, прошу тебя вернись и начни все с начала. Есть музыка, твоя музыка, есть друзья. Нужно снова научиться мечтать, верить и возможно со временем – любить.
 Мартин грустно улыбнулся. Он тоже закурил и выдохнув дым сказал:
- Время, София, накладывает лишь временный пластырь, временный от слова – время. Но моя рана, в слишком неудобном месте, девочка, он будет постоянно отпадать, а рана будет продолжать кровоточить. Но ты права, надо жить. Пусть без вкуса к жизни, без интереса, без любви, но жить. Я знаю. Хотя ты ведь понимаешь, что это не жизнь, а постепенное движение к смерти:

Бессмертия у смерти не прошу.
Испуганный, разлюбленный и нищий, -
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,
как холодно и ветрено и вечно,
как облака, блестящие в окне,
надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,
не всколыхнется зимняя простынка,
взгляни, любовь, как в розовом углу
горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,
во мне бежит и странно угасает.
Но выдохи мои и взмахи рук
меж временем и мною повисают.

Да. Времени – о собственной судьбе
кричу все громче голосом печальным.
Да. Говорю о времени себе,
но время мне ответствует молчаньем.

- Знаешь, в этих стихах не просто моё отчаяние, в них будущее. Поэт, как пророк, очень точно мне все предсказал. Наверное, он тоже пережил что-то подобное. Пережил и выжил. Это вселяет оптимизм, робкий, еле видимый, но оптимизм. Призрачную надежду. И все же, все стихи и слова из которых я неумело пытаюсь сделать ширму, которая укроет меня от тоски и боли, все это не может скрыть правду – любовь умерла. Умерла, понимаешь? Вернее, моя любовь жива, хоть и смертельно больна, а вот её….
 София задумалась, а потом спросила:
- А ты уверен, что она вообще была?
- Надеюсь что да. Иначе, это преступление. Но теперь, это видимо неважно. Если была, то увы, умерла. Хотя, всегда есть шанс, что она воскреснет. Любовь, как жизнь – и надышаться хочется, и смерть не за горами. Есть такое стихотворение, которое так и называется – «Любовь мертва или похороны любви»:

Любовь мертва, но шапки не долой.
Чем объяснить, что утешаться нечем.
Мы не проколем бабочку иглой
мы этим, только чувства изувечим.

Квадраты окон, сколько ни смотри
по сторонам. И в качестве ответа
на «Что стряслось?» пустую изнутри
открой жестянку: «Видимо вот это».

Любовь мертва. Кончается среда.
На улицах, где не найдешь ночлега,
белым-бело. Лишь черная вода
ночной реки не принимает снега.

Любовь мертва, и в этой строчке грусть.
Квадраты окон, арок полукружья.
Такой мороз, что коль убьют, то пусть,
убьют из огнестрельного оружья.

Прощай любовь, прекрасная любовь.
Слеза к лицу разрезанному сыру.
Но за тобой последую я вновь,
стоять на месте, просто не под силу.

Твой образ будет, знаю наперед,
в жару и при морозе-ломоносе
не уменьшаться, но, наоборот,
в неповторимой перспективе Росси.

Любовь мертва. Вот чувство, дележу
доступное, но скользкое как мыло.
Сегодня мне приснилось, что лежу
в своей кровати. Так оно и было.

Сорви листок, но дату переправь:
Нуль открывает перечень утратам.
Сны без любви напоминают явь,
и воздух входит в комнату квадратом.

Любовь мертва. И хочется, уста
слегка разжав, произнести «не надо».
Наверно, после смерти – пустота.
И вероятнее, и хуже даже Ада.

 София налила себе и Мартину коньяка, она очень переживала. От природы восприимчивая к поэзии, она все очень хорошо понимала. Пытаясь оторвать друга от мрака и агонии страданий, она сказала:
- Я поняла, но я знаю и другие строчки:

Есть города, в которые нет возврата.
Солнце бьется в их окна, как в гладкие зеркала.
То есть в них не проникнешь ни за какое злато.
Особенно если помнить, что любовь умерла.

 На эти строки, Мартин ничего не ответил, он молча встал и вышел в другую комнату. Через минуту он вернулся, держа в руке фотографию. Протянув ее Софии, Мартин сказал:
- Это Прага. В этом городе я был счастлив, но больше не вернусь туда никогда. Я понял, что ты хотела сказать, но понимаешь, даже если забыть, что любовь мертва, это не спасение. Это не дает даже надежды вернуться в тот город, который я покинул. В любой другой, да, но мне нужен только тот. Тот самый город, где живет любовь и необыкновенная нежность. Где живут, только самые искренние чувства. Где мы вместе. Все остальные города, для меня сейчас пусты и безжизненны.
 София, положила фотографию на стол. Она поняла, что не может помочь ему избавиться от того, что его сейчас переполняет. Чтобы она не говорила, это только блуждание по кругу. Но ей очень хотелось найти выход из этого лабиринта, хотелось непросто найти, но и показать его Мартину. Она должна была попытаться:
- А если поверить, что именно ты можешь вдохнуть жизнь в эти города. Заселить их чувствами, сделать счастливыми. Нужно только захотеть, поверить. Нужно дарить, дарить жизнь. Конечно, сейчас это кажется тебе невозможным, ты жалеешь себя, ты погружен в пучину собственных переживаний, да, какое-то время, тебе будет очень больно. Прошло слишком мало времени, но ты не должен держать все в себе. Тебе нужно выговориться. Я знаю, что не должна спрашивать этого, но я все же хочу знать, что на самом деле случилось в Палермо. Без стихов и лирики, только правду.
 Мартин нахмурился и сжал ладони:
- Зачем тебе это нужно?
- Я думаю, что тебе самому, это нужно больше чем мне.
 Было заметно, что Мартин нервничает.
- София, я бы не хотел… мне очень стыдно рассказывать об этом, все что произошло, это отвратительное проявление слабости.
 Девушка пересела поближе к Мартину и взяла его за руку:
- Расскажи мне. Я обещаю, что все останется между нами. Никто и никогда не узнает об этом. Отпусти себя, пусть все это выльется и раствориться. Расскажи с самого начала, я не хочу знать и не спрашиваю тебя о причинах, это слишком личное, я понимаю. Просто расскажи с того момента, когда все случилось.
- Хорошо, только не жалей меня, жалость унижает.
 Это было утром. Я сидел за роялем и сочинял для неё вальс. Я не касался клавиш, я лишь изредка открывал глаза и смотрел на них. Я представлял, как танцую с ней, я держал её за руки и мы кружились. В моей голове, уже начинал складываться рисунок мелодии, он становился все четче, ярче. Вдруг, она отпустила мою руку и музыка смолкла. Открыв глаза, я не мог понять, что произошло. Я снова и снова закрывал глаза, но ничего не видел. Я хотел было попробовать сыграть то, что сочинял, надеясь на то, что это вернет меня в танец, но тут зазвонил телефон. Когда я снял трубку и услышал её голос, меня словно обдало ледяным ветром, в нем было столько холода, что я растерялся. Я плохо помню этот разговор, меня вывела из равновесия его внезапность. После того, как я положил трубку, сначала, я чувствовал только холод и пустоту. Ноги стали ватными и я сел в кресло. Потом, я почувствовал, как постепенно, шаг за шагом, на меня наползает что-то очень плохое. Такого ощущения, я не испытывал никогда. Я знал чувство восторга, от удачно сочиненной музыки, знал глупый блеск и сухую многоликость прочной славы, знал горечь неудач, поражений, душевного бессилия, знал ужас потерь близких мне людей, но это было что-то совсем другое. Я не заметил, как начал плакать, по моему телу стала расползаться необъяснимая боль, душа была в смятении. С каждой минутой, мне становилось хуже. Плач усиливался, превращался в рыдания и я был не в силах это остановить. Так, продолжалось около трех часов, может больше, я не знаю. В какой-то момент я понял, что не могу не только контролировать рассудок, но и действия своего тела. Меня очень сильно трясло, даже не трясло, а скорее, это было похоже на частые судороги. У меня поднялась температура. Внезапно, меня вырвало, просто вывернуло на изнанку. Спазмы были настолько сильными, что в глазах пошли темные круги и я не сразу понял, что носом пошла кровь. Я помню, что пытался засунуть в нос вату, накапать успокоительное, но делал все это, механически. Мое физическое состояние, беспокоило меня меньше всего, меня поедала изнутри, страшная душевная боль. Она жгла меня так сильно, что я не мог сидеть, я ходил по комнате и не знал что делать. Боль была невыносимой и я думал, что хуже этого, мне уже не будет. Но я ошибался.
 Неожиданно, у меня очень сильно и резко, рвануло сердце. Было такое чувство, что кто-то незаметно подкрался, взял мое сердце в руку и резко дернул в низ. Я закричал, у меня подкосились ноги и я упал. Стало очень трудно дышать, я не чувствовал рук и перед глазами все поплыло. Я очень испугался. Через несколько секунд, от сердца боль отступила, она как спрут, стала расползаться по всему телу. Даже поверить трудно, но все это время, я думал о ней. Мозг, сыграл со мной злую шутку. Закрывая глаза, я видел ее лицо, улыбку, глядя на закапанный кровью пол, я думал о том, что когда-то, по нему ходила она. Просто безумие! Я боялся даже лечь на кровать, там был её запах. Поверь, София, в такой момент, человек уже не принадлежит себе, он уже за чертой. За той чертой, где нет разума, логики, лжи, там, только вакуум ужаса и полная растерянность перед болью. Находясь в этом состоянии, человек думает только о том, чтобы любым, пусть даже самым страшным способом, прекратить эту пытку. И это, есть наивысшее проявление человеческой слабости и эгоизма! Только в тот момент, лежа на полу, это было очень трудно понять, практически невозможно.
 Мне удалось встать, я дошел до кровати, лег, запрокинул голову вверх и через некоторое время, толи уснул, толи потерял сознание. Когда я пришел в себя, то понял, что все еще плачу. Была ночь. Я встал и хотел выпить воды, но когда начал идти, ощутил головокружение, координация была нарушена. Шатаясь, я дошел до столика и выпил несколько глотков воды. Через несколько минут, меня снова вырвало. Я знал, что не засну, поэтому просто лег и глядя в потолок лежал и плакал. Утром, мне нужно было ехать в центр, подписывать документы у адвоката, это было очень важно. Примерно в 6 часов утра, я уснул. Проспав два часа, я встал и почувствовал себя немного лучше. Когда я зашел в ванную и увидел себя в зеркале, то понял, что мне придется придумать вполне убедительную историю, для тех, кто будет задавать вопросы. Лицо было опухшим от слез, нос распух, красные глаза, потрескавшиеся губы и не естественный цвет лица. Я постарался успокоиться, наспех оделся и стараясь не думать ни о чем, вышел на улицу. Меня ждал шофер. Он спросил хорошо ли я себя чувствую и я сказал, что всю ночь не спал, что заболел и хотел бы поскорее разобраться с делами. Мы приехали в контору и там, я еще несколько раз был вынужден врать и ссылаться на недуг. Отвечать на вопросы адвокатов, было просто невыносимо, я балансировал на грани, мне приходилось постоянно думать о том, чтобы не зарыдать. Это требовало таких физических усилий, что когда я вышел из кабинета, у меня снова пошла кровь. Я умылся и дойдя до машины, практически упал на сидение. Когда мы приехали домой, я не смог самостоятельно выйти из машины. Мне помогал водитель. Это было очень неловко. Он довел меня до двери, но в дом я его не пустил. Я не хотел, чтобы он видел кровь, лекарства и беспорядок. Он спросил, не нужен ли мне врач, но я сказал, что врач придет вечером, а сейчас мне просто необходимо поспать. Я зашел в дом, разделся, сел в кресло и снова заплакал. Так продолжалось, примерно четыре дня. Потом, я заметил, что почти перестал плакать, просто кончились силы. Но все мысли, были только ней. Я понял, что мне необходимо как-то отвлечься. Но как? Я пробовал читать, но быстро понял, что не могу запомнить ни строчки из прочитанного. О том, чтобы выйти из дома, не могло быть и речи, уехать отдохнуть – немыслимо. Оставалась музыка. У меня, к сожалению, было очень много времени. Я почти не спал, и минуты тянулись очень долго. Я несколько раз пытался подойти к роялю, но как только нажимал на клавиши, каждая нота взрывалась в моей голове, она разлетелась на тысячи острых, звуковых осколков. Это было так ощутимо, что меня буквально отбрасывало от рояля. Я снова садился в кресло и погружался в мысли. Так, я прожил еще три дня. Я часами просиживал в кресле, курил и смотрел в окно. Я варился в собственных мыслях и пытался не сойти с ума. Неожиданно, мне захотелось спать. Желание было настолько реальным, что я сразу же лег. И я увидел сон, это был необыкновенный, безумно красивый и нежный сон. В том состоянии, в котором я находился, после всего что случилось, увидеть такой сон, было невозможно. Это было что-то необыкновенное, я запомню это, на всю жизнь. К сожалению, я не могу рассказать тебе этот сон, он очень личный, там только она и я. Но знаешь, София, я не задумываясь отдал бы все на свете, чтобы этот сон стал явью, или чтобы просто, увидеть его еще раз. Когда я проснулся и после увиденного, снова окунулся в реальность, мне стало очень плохо, но это того стоило.
 София впервые, решилась прервать Мартина. Она снова закурила и сказала:
- Мне кажется, это был какой-то перелом, думаю, ты должен был что-то сделать.
- Я сделал. Я сел и закончил вальс. Это самый грустный вальс на свете. Знаешь, если бы она услышала его, ей не понадобилось бы спрашивать, кто его автор и о чем эта музыка. Она бы все поняла, она всегда умела это чувствовать. Но она его не услышит, а ни для кого другого, я никогда его не сыграю. Он принадлежит только ей.
 После того, как я закончил вальс, я решил уехать. Постепенно, я начал собирать вещи и сжигать письма. И вот однажды, в ворохе нот и старых записей, я нашел стихотворение, которое раньше никогда не видел и соответственно не читал. Покидая Палермо, я принял эти стихи, как реквием. Я читал это стихотворение, когда шел к самолету:


Все равно ты не слышишь, все равно не услышишь ни слова,
все равно я пишу, но как странно писать тебе снова,
но как странно опять совершать повторенье прощанья,
добрый вечер. Как странно вторгаться в молчанье.

Все равно ты не слышишь, как опять здесь весна нарастает,
как чугунная птица с тех же самых деревьев слетает,
как свистят фонари, где в ночи ты одна проходила,
распускается день – там, где ты в одиночку любила.

Я опять прохожу в том же светлом раю, где ты долго болела,
где поверив в мечту, в этой бедной любви одиноко смелела,
там, где вновь на мосту собираются красной гурьбою
те трамваи, что всю твою жизнь торопливо неслись за тобою.

Боже мой! Все равно, все равно за тобой не угнаться,
все равно никогда, все равно никогда не расстаться
мне с любовью к тебе, но дано увидать на прощанье,
над моею судьбой, ты летишь в самолете молчанья.

Добрый путь, добрый путь, возвращайся с деньгами и славой.
Добрый путь, добрый путь, о, как ты далека, Боже правый!
О, куда ты спешишь, по бескрайней земле пробегая,
как здесь нету тебя! Ты как будто мертва, дорогая.

В этой новой стране непорочный асфальт под ногою,
твои руки и грудь – ты становишься смело другою,
в этой новой стране, там, где ты обнимаешь и дышишь,
говоришь в микрофон, но на свете кого-то не слышишь.

Сохраняю твой лик, устремленный на миг в безнадежность, -
безразличный тебе – за твою уходящую нежность,
за твою одинокость, за слепую твою однодумность,
за смятенье твое, за твою молчаливую юность.

Все, что ты обгоняешь, бросаешь, проносишься мимо,
все, что было и есть, все, что будет тобою гонимо, -
ночью, днем ли, зимою ли, летом, весною
и в осенних полях, - это все остается со мною.

До свиданья! Прощай! Там не ты – это кто-то другая.
До свиданья, прощай! До свиданья, моя дорогая.
Отлетай, отплывай самолетом молчанья – в пространстве мгновенья,
кораблем забыванья – в широкое море забвения.

- И все равно, я невыносимо люблю её. Хотя для нее, я всего лишь один из многих.
 Мартин замолчал и некоторое время они с Софией, просто сидели в тишине и курили. Наконец, София прервала молчание и с болью в голосе спросила:
- Как же ты теперь будешь жить?
 Мартин немного подумал и ответил:
- Надеждой.


 7 Ученица.
 
 
 С момента разговора Мартина и Софии, минуло девять лет. Стоит ли говорить, что за это время, очень многое изменилось.
 София, вышла замуж за итальянского актера и сначала, они переехали жить в Венецию, но после рождения ребенка, вернулись в Париж и живут там, по сей день.
 В Нью-Йорке, от рака легких, умер Колин, который до самого конца, продолжал выступать в клубе «Moss».
 Джим и все остальные музыканты Мартина, переехали в Мексику, где открыли собственный музыкальный клуб, в котором сами же и выступали. Клуб пользовался огромной популярностью и музыканты преуспевали.
 А Мартин, за это время, пытался найти покой и пристанище во многих странах. Он успел пожить в Швеции, где дал огромное количество сольных концертов. Но шведская жизнь, показалась ему скучной и вскоре, он посетил своих друзей в Мексике. Но и там, он пробыл меньше года. Он оказался не готов к весьма импульсивной и молодой мексиканской жизни. После Мексики, он вернулся в Польшу, где навестил могилы родителей и бабушки. Он продал все имущество своей семьи и решил, больше в Польшу не возвращаться. Мартин, оставил себе, только старое пианино деда и лошадку – качели. После Польши, он побывал в Америке, на похоронах Колина, потом уехал в Англию, немного пожил в Вене и Будапеште, но после всех этих скитаний, остановился на Португалии.
 Он купил большой и очень красивый особняк в пригороде Лиссабона и обзавелся большим штатом превосходной прислуги. Немного отдохнув от утомительных скитаний, он вновь возобновил концертную деятельность. Концерты, приносили Мартину огромную прибыль, иногда, он выезжал на гастроли, но все же, большую часть времени, он предпочитал проводить в Португалии. Казалось, что он ведет обычную жизнь, к которой давно привык. Он часто возглавлял жюри различных музыкальных конкурсов и продолжал писать новые произведения. Однако, Мартин чувствовал, что устает и больше не ощущает душевного подъема, от сыгранных концертов и славы. Имея огромное состояние, он постепенно начал вкладывать деньги в акции автомобильных заводов и металлургических предприятий. Он стал все меньше играть и по вечерам, стал часто в одиночестве бродить в окрестностях своего особняка. Он уходил, на много километров от дома и любуясь, почти деревенскими видами, вспоминал о прошлом и грустил. Он боялся признаться, даже самому себе, что его жизнь, давно утратила смысл, что его душа искалечена и реанимировать ее, теперь, почти невозможно. Все, что переполняло его, это тягучая, мучительная пустота. Его взгляд потускнел, он почти разучился улыбаться и искренне радоваться. Больше всего, ему не давало покоя то, что он не видел интереса в будущем. То, чего он хотел, нельзя было купить за деньги, а подарков от судьбы, он давно уже не ждал. Его терзало ощущение того, что он бесполезен, что он не делает ничего по-настоящему полезного. Он прошел, через очень глубокую и болезненную переоценку ценностей и музыка, уже не приносила ему прежнего удовлетворения, он мечтал сделать что-то действительно важное.
 Неизвестно, сколько бы продолжалась эта немая депрессия, если бы однажды, он не решил пройтись пешком так далеко, чтобы остаться на ночь в любом пригородном отеле, где его никто бы не знал. Он вышел из дома рано утром и сказал прислуге, что вернется только на следующий день. На это раз, он решил изменить своему обычному маршруту и двинулся в противоположную сторону. Через четыре часа пути, он покинул пригородную черту и останавливаясь в маленьких харчевнях, ел, и продолжал путь. К вечеру, он был уже так далеко, что пора бала подумать о ночлеге.
 По дороге была маленькая деревня, и зайдя в нее, Мартин спросил прохожего, где он может найти ближайший отель. Ему ответили, что это недалеко, всего в десяти минутах ходьбы. Он без труда отыскал маленький семейный отель и сняв номер, решил выйти поужинать. Немного отойдя от отеля, он увидел небольшой и ветхий дом. Во дворе дома играли дети, а за домом проглядывался сад. Мартину стало любопытно, этот дом и сад, напомнили ему дом бабушки и он решил подойти ближе и посмотреть. Вниз по улице, прямо к дому, вела булыжная дорожка и Мартин, начал осторожно по ней спускаться. Подойдя к воротам дома, он остановился и прочитал надпись на табличке – «Детский приют св. Терезы». Ворота, были приоткрыты и Мартин вошел. Стараясь не тревожить детей, он решил осмотреть сад. Зайдя за дом, Мартин был удивлен тем, как внезапно смолкли детские голоса. Сад был погружен в тишину. В голову Мартина, пришли знакомые строчки:

О, как ты пуст и нем.
В осенней полумгле,
сколь призрачно царит прозрачность сада.
Где листья приближаются к земле,
великим тяготением распада.

 Обходя сад, Мартин вспоминал детство. Пройдя еще дальше, он увидел в глубине сада девочку, которая сидела на качелях. Она не качалась, а просто неподвижно сидела. Рядом, с вязанием, сидела пожилая женщина.
 Увидев Мартина, женщина отложила вязание, встала и пошла к нему на встречу. Подойдя, она строго посмотрела на пианиста и спросила:
- Что вы тут делаете, сеньор? День посещений завтра. Сейчас, дети пойдут ужинать, а потом занятия. Вы пришли к кому-то из детей?
- Нет сеньора…
- Меня зовут Рита. Перебила его женщина.
- Простите Рита, я не посетитель и у меня нет детей. Просто этот сад, напомнил мне детство и я решил зайти. Еще раз простите.
 Рита немного смягчилась и сказала:
- Да, сад хорош, только запущен и много мусора, вы лучше приходите завтра, утром, детей повезут на ярмарку.
 Мартин, хотел было уйти, но потом передумал и спросил:
- А почему эта девочка, не играет с остальными детьми?
- Это грустная история, сеньор, но вам лучше уйти. Если хотите, завтра, вы сможете поговорить с директором, а сейчас нам пора ужинать.
 Она подошла к девочке, и взяв ее за руку, увела в дом.
 Мартин вернулся в отель, так и не поужинав. Ветхий вид дома, прогулка по саду и неподвижно сидящая девочка, не выходили у него из головы. У уборщицы, которая работала в отеле, Мартин спросил:
- Скажите, на какие средства, существует приют св. Терезы?
 Женщина была удивлена вопросом, но ответила:
- Приют, живет за счет государства. Хотя какая там жизнь. Разве чиновникам, есть дело до сирот? Церковь, и то, больше помогает, да люди чем могут.
- Церковь?
- Ну да. На другом конце деревни у нас церковь. Наш падре, ведь тоже из сирот. Вот и помогает. Да что уж тут говорит, святой он человек, святой.
 Мартин, поблагодарил женщину и поднялся к себе в номер. Он был голоден, но выходить не хотелось, долгая дорога пешком, утомила его и он решил лечь спать. Он спал до самого утра, что бывало с ним крайне редко. Проснувшись, он оделся и отправился в приют. Подойдя, он заметил выходящих из ворот детей и остановился. Он подождал пока дети уйдут, и только потом зашел. Дверь в дом была открыта и Мартин вошел в здание. Пройдя по коридору, пианист никого не встретил и спросить где кабинет директора, было не у кого. Увидев лестницу, он решил подняться и посмотреть на втором этаже. Поднявшись, он через окно увидел Риту и ту самую девочку, которую видел вчера. Мартин услышал за спиной шаги и обернувшись увидел, что к нему идет женщина лет сорока.
- Простите. – Обратился к ней Мартин. – Где я могу найти директора? Мне вчера сказали, что я могу с ней поговорить.
- Директор перед вами. Ответила женщина и протянула Мартину руку. – Меня зовут Лиза.
- Очень приятно, а я Мартин….
- Не беспокойтесь, я знаю кто вы. Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, так это вас. Я молила Господа о знаке, но ни как не ожидала, что он пошлет вас.
 Она улыбнулась и пригласила Мартина в кабинет. Убранство кабинета, было очень простым, ни кресел, ни диванов там не было. В углу стоял обычный письменный стол, три стула, книжный шкаф, телефон, старая печатная машинка, на стене висел портрет незнакомого Мартину человека и несколько фотографий. На полу были сложены папки. Лиза пригласила Мартина за стол и спросила:
- Я прошу простить мне мою прямоту, но что вы здесь делаете? Польский пианист живущий в Париже, внезапно оказывается в приюте св. Терезы! Согласитесь, удивительно.
 Мартин улыбнулся:
- Вы правы, я совсем недавно приехал в Португалию, а в Париже уже давно не живу. Я купил дом в пригороде столицы, а сюда, меня привела пешая прогулка. Последнее время, я стал много ходить пешком, мне нравятся местные виды. Вчера, я увидел ваш сад и решил зайти.
 Теперь, пришла очередь улыбнуться Лизе:
- Пожалуй сад, это наша главная достопримечательность. Больше, похвастать к сожалению нечем. Скажите, а зачем вам понадобилась я, вы ведь искали директора.
- Вы знаете, вчера в саду, я видел девочку, и Рита, скала мне, что с ней связана какая-то грустная история. Она уже второй день сидит на качелях, даже когда все дети, уехали на ярмарку.
 После этого вопроса, Лиза погрустнела, она внимательно посмотрела на пианиста и кивнув головой, как бы с чем-то соглашаясь, ответила:
- Эту девочку, зовут Мария. Знаете, большинство детей в нашем приюте, это дети брошенные, от которых отказались родители, есть такие, которых забирают только на выходные, но Мария… год назад, её родители погибли у неё на глазах. В тот день, она осталась дома с подругой матери. Родителям, нужно было вместе пойти в банк и договориться об отсрочке выплаты кредита за квартиру, они едва сводили концы с концами. Мария, сидела у окна и ждала их. Подруга мамы, была в это время на кухне. Зимой, у нас быстро темнеет, а в тот день, был еще и сильный дождь. Дороги у нас, сами видите какие, сплошные ямы и грязь. Мария увидела родителей, когда они переходили улицу. Дальше, все произошло очень быстро. На улицу вылетела машина. Мать Марии испугалась и попыталась отскочить в сторону, но нога угодила в яму и она упала. Муж попытался оттащить её, но не успел. Машина переехала их обоих и пролетев еще несколько метров, врезалась в стену ювелирной лавки и загорелась. Услышав шум, подруга выскочила на улицу и увидела, только последствия, этой страшной трагедии. Затем она услышала детский крик. Она бросилась в дом, и застала Марию сидящей на подоконнике. Она была уже такой, какой вы видели её вчера. После похорон, банк забрал их квартиру, а девочку отдали нам. Вот уже больше года, она не разговаривает, мало ест, а ночью, кричит во сне так сильно, что нам пришлось выделить ей отдельную комнату. Дети стали её бояться. Что мы только не пробовали, я приглашала врачей, но они лишь разводят руками и говорят, что шок лечат шоком. Не понимаю, о каком шоке они говорят, мало ей одного?! Нет, здесь нужно что-то другое, внимание, забота, ласка, не знаю. На занятиях, она не пишет, не читает, а иногда, рисует в тетрадке пожар. Пылающую в огне машину. Однажды, на уроке математики, наш преподаватель заметил, что Мария, снова что-то рисует. Он дал детям большое и очень сложное задание и ждал, пока они закончат. Обычно, им всегда не хватает времени. Пока Мария рисовала, он не подходил к ней, но вдруг увидел, что она положила карандаш. Каково же было его удивление, когда вместо пожара, он увидел решение всех уравнений, которые он задал. И все решения были правильными.
 Мы все, очень обрадовались, но врач, увы, огорчил нас. Он сказал, что у девочки начинают появляться симптомы аутизма, а это, уже очень серьезное душевное заболевание. Жизнь, бывает такой несправедливой, правда?
- Сколько лет девочке. Спросил Мартин.
- Девять с половиной.
- Боже!
- Да, это ужасно.
 Мартин достал сигареты и спросил разрешения закурить. Лиза тоже, взяла сигарету и открыв окно, они сели на подоконник и закурили. Они молча курили, а Мартин смотрел на сад, где на неподвижных качелях, печально сидела Мария. Он думал о том, как странно сложилась его жизнь. До этого времени, он даже не задумывался над тем, что на свете бывает такое страшное горе. Об этом вообще, мало кто думает. Все погружены в себя. Решение, пришло в голову само. Мартин потушил сигарету и сказал:
- Лиза, чтобы вы сказали, если бы я, предложил вам открыть музыкальный класс? Все расходы и преподавание, я беру на себя.
 Женщина не поверила своим ушам:
- Вы шутите?!
- Вовсе нет, история и математика, это ведь еще не все, может быть среди этих несчастных детей, есть будущие Моцарты и Шопены.
- Это… это великолепно, Боже, спасибо вам, это очень благородно и великодушно. Я не знаю, как вас благодарить… спасибо.
- За что? Возможно, это я должен быть вам благодарен.
 Мартин быстро встал и пожав руку Лизе, вышел из кабинета.
 Через пять месяцев, приют нельзя было узнать. Был сделан капитальный ремонт здания, посажены газоны с цветочными клумбами, была сделана детская площадка, сад был очищен от мусора, на кухне были установлены новые печи, поменяна вся утварь, налажено отопление, были куплены новые кровати, мягкие диваны, кресла, игрушки для детей и новая одежда. Мартин купил все необходимые учебники и канцелярские пренадлежности. А еще через месяц, в приюте открылся музыкальный класс, там был рояль, и еще в двух комнатах, по одному пианино. Когда детям сказали, что их будут учить музыке, они были в восторге, как от занятий музыкой, так и от тех внезапных перемен, что сделали их счастливыми.
 Все, казалось, было прекрасно, но Мартин думал о том, как поговорить с Марией и как вести себя на уроках. Он надеялся с помощью музыки, вернуть девочку к жизни, вновь пробудить в ней чувства, и попытаться если не вернуть, то хотя бы загладить то, что так жестоко, искалечила в ней жизнь. В его жизни, спустя много лет, снова появился смысл. Он понял, что у него должна быть ученица.


 8 Огоньки.

 
 Всю прошлую ночь, Мартин почти не спал. Утром, ему предстояло ехать в приют, на его самый первый в жизни урок. Такого волнения, он не испытывал, даже перед самыми ответственными выступлениями. Весь предыдущий день и часть ночи, он думал о том, что скажет Марии. Многие дети, уже давно с ним познакомились, они задавали ему множество вопросов, говорили о том, что когда вырастут, то обязательно станут музыкантами, они очень ждали занятий и не давали Мартину прохода. Но поговорить с Марией, пианист так и не решался. Он не боялся, что она не ответит ему, он знал это, но сказать что-то, было необходимо. Сначала, Мартин просто хотел, чтобы девочку привели на занятие, он думал, что для начала и этого достаточно. Но потом, он очень остро почувствовал, необходимость в этом разговоре. Он не мог этого объяснить, но что-то толкало его и не давало покоя.
 Приехав в приют, он встретился с Лизой и она, поздравила его с началом педагогической деятельности. Они вместе посмеялись, но Лиза, уловила в его голосе трудно-скрываемое волнение. Она знала о том, что хотел сделать Мартин и не мешала ему.
- Она в саду. Сказала Лиза, и ободряюще улыбнувшись пианисту, пошла в свой кабинет.
 Мартин вышел во двор и закурил. Он намеренно оттягивал встречу с девочкой, ему не хотелось выглядеть взволнованным, и он воспользовался сигаретой, чтобы успокоиться. Докурив, Мартин сделал глубокий вдох, сосчитал до пяти, как учила его бабушка, и вошел в сад. Рита, увидев его, решила не мешать и ушла в дом. Они остались вдвоем. Голова девочки была низко опущена, руки сцеплены. Мартин остановился в полуметре от Марии и сказал:
- Привет Мария, я Мартин, ваш новый учитель музыки. Ты любишь музыку? Можешь не отвечать, я знаю, что все дети любят музыку, а я здесь для того, чтобы научить всех вас, самим играть и сочинять её. Это очень интересно, правда. Я очень надеюсь, что мои уроки тебе понравятся, там будет весело.
 Мария, продолжала неподвижно сидеть и Мартин растерялся. Пора было начинать урок, но Рита была в доме, а что делать Мартин не знал. Наконец, он решился:
- Что ж, пора начинать урок, пойдем, я отведу тебя в класс. Все дети уже там.
 Он осторожно подошел к девочке и робко взял её за руку. Рука была холодной и очень легкой. Не поднимая головы, Мария встала с качелей. Она не сопротивлялась и Мартин, был очень рад этому. Он никогда не общался с детьми и поэтому, ужасно волновался:
- Ну что, Мария, пойдем?
 Он собирался сделать шаг, но тут девочка подняла голову и посмотрела Мартину в глаза.
 То, что пианист увидел в глазах девочки, практически парализовало его. Это был самый страшный момент в его жизни. Он почувствовал, что у него кружится голова и схватился рукой за качели. В глазах десятилетнего ребенка, он увидел такую бездну горя и боли, что все самые страшные переживания в его жизни, показались ему, просто легкой головной болью. Казалось, Мария все еще не понимает, почему мама, так долго за ней не приходит, почему она больше не может пойти домой, она не понимала, за что этот мир, так жестоко её наказывает, ведь она не сделала ничего плохо. За что? Все то, что она увидела дождливой зимней ночью, все стояло рядом с ней. Боль, не позволяла случившемуся сойти с места. Разум ребенка, просто не мог поверить в произошедшее. Мария, находилась где-то между, между чем-то, что не всегда может понять и пережить даже взрослый. В её голове, был навечно запечатлен весь ужас случившейся трагедии, но рядом, было еще что-то, что говорило – не верь. Девочка страдала так сильно, что просто не могла бороться, но она и не должна была бороться! Ведь она ребенок! Дети должны быть счастливы, они должны смеяться, задавать вопросы. Их должно интересовать все – почему небо синее, почему птицы летают, а люди нет. В глазах Марии, тоже был вопрос – почему? Но он, не имел ничего общего с радостью и обычным детским счастьем.
 Мартин, еле сдерживал слезы, ему хотелось кричать, кричать о том, что этого быть недолжно! Это неправильно, нечестно, жестоко! Если он, взрослый человек, не мог справиться с увиденной болью, то каково же было ей, этой маленькой девочке, держать эту боль в себе, каждый день жить с ней и знать, что лекарства против этого нет. Ему стоило огромных усилий улыбнуться, но он все же улыбнулся и не спеша, повел Марию в класс. Он посадил ее на самую последнюю парту, чтобы она сидела одна. На этом уроке, Мартин знакомил детей с нотами. Он написал и нарисовал все ноты на доске и попросил детей поиграть с ним. Как и на репетициях, он решил пробежаться по нотам. Дети, очень живо уловили идею и та неловкость, которую чувствовал Мартин, исчезла.
 День за днем, Мартин продолжал учить детей. Он играл им музыку и спрашивал о том, что они слышат, о чем думают. На его уроках было весело, шумно, но Мария сидела неподвижно, а если Мартин задавал ей вопрос, то она начинала рисовать. Мартин видел эти рисунки, от них, в жилах стыла кровь. Понимая, что задавать вопросы, это неверный путь, он перестал обращаться к ней. Он задавал вопросы всем сразу, а потом слушал, что говорят дети, он слушал их голоса, но думал лишь о том, что его не слышит Мария. Это преследовало его и после уроков. Он искал выход, старался изо всех сил, но ничего не получалось.
 Решив дать детям отдохнуть после двух месяцев заучивания нот, написания скрипичных ключей и правил диеза и бемоля, Мартин стал больше играть. Он давал детям послушать и понять музыку. Он рассказывал им о том, что люди, написавшие эту музыку, были великими музыкантами. Что они, жили много лет назад и что большинство из них, стали знаменитыми только после смерти. Пианист рассказывал им, как они творили, о чем мечтали, на что надеялись и что хотели передать своей музыкой. На этих уроках, он отдавал детям всего себя, он направлял всю музыку и всю свою теплоту – Марии, но девочка молчала. Большую часть времени, она сидела с опущенной головой, а иногда, смотрела на Мартина, все тем же, разрывающим душу взглядом.
 Это приводило Мартина в отчаяние, но он не опускал рук. Надежда есть всегда, говорят, что она умирает последней, но это не так. Надежда, не умирает никогда. Живя в Париже, в перерывах между концертами, Мартин много читал, он не жаловал исторические романы, но однажды, ему в руки попалась книга, которая называлась – «Последняя исповедь», эту книгу написал епископ Сен – Март. В ней, епископ рассказывает о приговоренных к смерти. Сен-Март, всегда сам исповедовал особенно опасных преступников. В конце исповеди, он всегда задавал приговоренному один и тот же вопрос – надеется ли он на спасение? Казалось бы, приговор вынесен, прошение о помиловании отклонено, а до казни лишь несколько часов, но все, все без исключения, говорили, что продолжают надеяться. Как говорило большинство обреченных, они будут надеяться до тех пор, пока красавица гильотина не пройдет через шею. До последнего мига, стоя на коленях, с головой зажатой в деревянной колодке, они надеялись. Когда епископ спросил, на чем держится эта надежда, ему отвечали, что есть надежда на то, что в последнюю минуту приговор будет отменен, или на помощь придут сподвижники и даже на то, что гильотина сломается и будет возможность прожить еще несколько минут. Когда терять уже нечего, у вас есть только надежда, потерять ее – значит умереть еще до казни. Дальше, Сен-Март приводил статистику. Из 953-х приговоренных, спастись удалось только одному. Этот человек обвинялся в двух убийствах и попытке заговора. По дороге на эшафот, в суд была доставлена депеша, в ней говорилось, что истинный убийца и заговорщик, был пойман на рассвете в одной из маленьких деревушек, где он скрывался в подвале маленького трактира. Казнь была отложена и после дополнительного разбирательства, приговоренный был отпущен. В разговоре с епископом, этот невиновный и несправедливо осужденный человек, благодарил Господа за милость, благодарил гонца за то, что бумага была доставлена без опоздания, он восхвалял великих судей, которые хоть и с опозданием, но все же даровали ему свободу. Выслушав этого человека, епископ сказал:
- Сейчас, сын мой, ты должен благодарить не Господа, ибо Господа ты должен благодарить всегда, и не гонца и уж конечно не глупых судей. Ты должен благодарить себя. Сила твоей надежды была столь велика, что спасла тебя от смерти. Подумай об этом, и помни, что надежду, у тебя не может отнять никто. Будь милосерден к людям, умей прощать и верь в надежду.
 В самые тяжелые минуты, Мартин всегда вспоминал эту книгу. Вот и сейчас, сидя в своем особняке, он вспомнил о старом епископе. Шанс есть всегда, иначе, зачем было вообще начинать. Пусть не сегодня, не завтра, но надежда есть! Мартин сам жил надеждой, он почти уже не верил в нее, забыл о ней, но где-то в глубине сердца, он еще верил в то, что сможет вернуться в тот город, о котором он говорил с Софией одиннадцать лет назад. Он не переставал надеяться, что его «Грустный вальс», когда-нибудь прозвучит.
 На его столе, стоял макет египетского лабиринта, и Мартин, представлял себе, что у входа стоит Мария и безжизненными глазами провожает его в опасный путь по каменным тропам. А там, в конце лабиринта, он видел другую Марию, счастливую и улыбающуюся. Где же искать подсказку, что делать?
 Последнее время, Мартин играл на уроках только классические произведения, и его не оставляло ощущение, что эта музыка слишком сложна. Может быть детям будет интереснее услышать другую, более современную музыку? К следующему уроку, пианист подобрал несколько легких песенок и два этюда, которые он написал со своими друзьями много лет назад. Придя на урок, Мартин начал играть и заметил, что Мария все меньше держит голову опущенной. Казалось, что она слушает. Когда Мартин начал играть этюды, ему показалось, что в глазах Марии, всего на мгновение вспыхнул едва заметный огонек. Он не был уверен, но для его надежды, это была хоть и хрупкая, но все же зацепка. На следующий день, Мартин пришел на урок в темных очках. Он сел за рояль и играя, стал неотрывно смотреть на Марию. Играть не глядя на клавиши, для маэстро было легко, и теперь, он мог не таясь следить за девочкой и караулить тот самый огонек, что блеснул в ее глазах. Он не ошибся, спустя восемь месяцев, он был уверен, что видел, как вспыхивали ее глаза, по меньшей мере, семь раз. Перед Мартином, стояла очень трудная задача, ему было необходимо понять или почувствовать, что же именно, стало причиной этого блеска. Каждый раз, видя огоньки, пианист отмечал для себя, в каком моменте и на каком аккорде это случилось. Дома, он проигрывал эти произведения снова и снова, пытаясь уловить их путь. Огоньков было немного, всего семь. Мартин проигрывал их, разбивал на части, всячески перемешивал их и никак не мог понять. Они снились ему ночами, не давали покоя на уроках, но выхода он не находил. В отчаянии, он решил позвонить Софии.
 София была очень обрадована звонку, последнее время они очень редко общались. После обычных приветствий и стандартных вопросов о жизни, Мартин сказал:
- Послушай, мне нужна твоя помощь. Я не буду рассказывать тебе все с самого начала, это очень долгая история, да и подробности, я думаю, будут тебя отвлекать, к ним примешаются посторонние чувства. Сейчас, я положу трубку на пианино и сыграю тебе семь, совершенно разных музыкальных фрагментов, мне очень важно понять, что между ними общего. Я чувствую, что связь есть, только никак не могу уловить в чем. Может быть ты поймешь.
 Мартин положил трубку на деку и начал играть. Сыграв все семь фрагментов, он спросил:
- Ну что? Ведь есть что-то! Послушай еще раз.
 Он снова сыграл и на самом последнем аккорде, почувствовал, как в воздухе повисла догадка. Иногда, нас преследует очень неприятное чувство, ты точно уверен, что знаешь ответ, но никак не можешь вспомнить. Тоже почувствовал и Мартин. Он схватил трубку:
- Черт возьми, это летает рядом, вот-вот и можно будет потрогать! Ты улавливаешь?
 София, ответила не сразу и Мартин спросил:
- Что ты делаешь, ты меня слышишь?
- Я слышу. Ответила София. – Я попыталась расписать услышанное по нотам, так сразу не скажешь, надо подумать. С одной стороны, это обычные аккорды, а когда ты играешь все семь фрагментов подряд, они звучат нелепо и совершенно бессвязно. Вот я и пытаюсь разложить их и поискать связь в нотах.
 Мартин возбужденно сказал:
- Я уже это пробовал, но куски такие разные! В этих нотах что-то есть, но их так много, что это может быть все что угодно.
- Мне кажется, ты мыслишь слишком масштабно. Сказала София. – Здесь что-то простое. Может быть… Мартин! Посмотри внимательно на ноты аккордов, где еще, в каких аккордах они встречаются!
 Мартин, уже больше месяца смотрел на эти ноты и ничего определенного не увидел, поэтому он ответил:
- Эти ноты встречаются везде. Я уже думал об этом, но в чем связь?
 Он чувствовал в голосе Софии радость и с надежной спросил:
- Что ты заметила, не тяни, это важно. Это крайне важно!
- Большинство этих нот, составляют аккорды классического блюза! Посмотри сам, все что ты мне сейчас сыграл, в определенный момент, всего на секунду, напоминает блюз. Он просто засорен другими нотами и непоследовательностью самих фрагментов, но в каждом из них, есть едва уловимый блюзовый акцент.
 Услышав это, Мартин едва не упал со стула. Как он мог быть таким слепым, боже! Ведь все лежало перед ним, среди всех звуков, он просто обязан был услышать что-то, что напоминало блюз. На минуту, он лишился дара речи. Откровение было настолько внезапным, что в него было трудно поверить. Все это время, он думал не о том, не о той связи. Он стоял рядом, но смотрел в другую сторону. Придя в себя, Мартин устало сказал:
- Наверное, я старею. Ведь я сделал тоже самое, София, я так же разложил все на ноты, но они смешались в один большой хаос, мне даже в голову не пришло, искать что-то в отдельных направлениях музыки. И после этого, я еще и детей учу!
 София не поверила своим ушам:
- Что?! Ты учишь детей? Мартин, это правда?
- Да, София, теперь я обычный учитель музыки в детском приюте, и знаешь, это потрясающе, я очень счастлив.
- А я то думаю, почему это о тебе ничего не слышно, ни концертов, ни гастролей. Знаешь, я тебе завидую. В этом есть что-то очень правильное и доброе. Я горжусь тобой. Если ты не против, мы летом приедем к тебе в гости. Хватит жить отшельником и день за днем переживать прошлое, я уже смерилась, что нормальной жизни, ты предпочел одиночество. Смерилась с тем, что новым женщинам, ты предпочел верность старой любви, но Мартин, мы ведь друзья. Сегодня, ты позвонил именно мне, и я обрадовалась, так что жди гостей.
 Поблагодарив Софию за добрые слова и помощь, Мартин сказал, что с радостью примет гостей в своем доме и что он уже очень соскучился по поэтическому общению. Повесив трубку, он еще долго сидел возле пианино ошеломленный разгадкой огоньков, он еще несколько раз проиграл все фрагменты, еще раз все обдумал, и только убедившись в том, что они с Софией не ошиблись, отправился спать.


 9 Блюз-ключ.

И всегда за спиной, как отбросив костяшки, рука
толи машет вослед, в направленье растраченных денег,
толи вслух громоздит зашвырнувшую вас в облака
из под пальцев аккордом бренчащую сумму ступеней!

Так творятся миры, ибо радиус подвиги чьи –
в захолустных садах, созерцаемы выцветшей осью.
Руку бросившим пальцем, на слух подбирает ключи……

 На слух подбирает ключи, ищет путь, следует за? Мартин размышлял над стихами и над тем, что они разгадали с Софией. Вот уже два дня, как он не был в приюте. Были выходные и дети отдыхали. Но в понедельник, Мартин хотел обязательно проверить, действительно ли блюз стал источником блеска в глазах Марии. Ему не терпелось сыграть блюз и проверить, но как музыкант, он решил действовать последовательно. Если их догадка верна, то торопиться не следует, необходимо подобрать ключ и сделать это, необходимо в нужный момент. Все выходные, он готовился к уроку, завтра было необходимо выглядеть свежим, и проверив еще раз все что он приготовил, Мартин решил, что пора отдыхать.
 Войдя в класс, Мартин дождался пока наступит тишина и сказал:
- Надеюсь, что на выходных вы не только бегали по улицам и играли, но и уделили немного внимания музыке. Но сегодня, я не буду спрашивать у вас домашнее задание, я расскажу вам о блюзе. Это удивительная и необыкновенно красивая музыка, которая вам, надеюсь, очень понравится. Вы уже слышали много разной музыки, но о блюзе вы услышите впервые. Само слово – блюз, произошло от английских слов «blue devils» - меланхолия, грусть, уныние. Изначально, блюз, это сольная лирическая песня американских негров с берегов Миссисипи, она имеет грустный характер и исполняется в медленном темпе. Блюз, пришел к нам в девятнадцатом веке, но и по сей день, он едва ли не самый загадочный стиль музыки. Знаете, всегда и везде, музыку окутывали легенды и мифы, но никогда их не было так много, как вокруг блюза. Больше всего, о блюзе можно узнать из самой музыки, но об этом, мы поговорим немножко позже. Одним из основателей блюзовой музыки, по праву считается Миссисипи Джон Харт. В то время, в южных штатах Америки пели почти все. Индейцы, пели свои протяжные магические песни, в которых слышалось уханье совы, крик ястреба или волчий вой. Европейцы, пели старинные баллады о любви и страсти, и еще пели афроамериканцы – рабы. Они пели самые разные песни, религиозные люди, пели песни, в которых воспевали милости христианского бога и имели отчетливый африканский характер. Работники, убиравшие хлопок и рубившие лес, пели песни с подвижным рабочим ритмом, который служил основой, для улетающего в даль, долгого протяжного выкрика. Но блюза еще не было. Он пока лишь зарождался, он незримо присутствовал во всей музыке южных штатов.
 Миссисипи Джон Харт, один из уникальнейших музыкантов столетия. С детского возраста, он чередовал работу в поле с игрой на гитаре. В его тихом, немного печальном стиле, таком ясном и чистом, начинал вырисовываться блюз. Он открыл удивительный способ игры на гитаре. Джон обыгрывал аккорды так, как будто это не одна, а две гитары, но играл он при этом, спокойно и без напряжения. Но это совсем не значит, что блюз, можно играть только на гитаре, и в конце нашего урока, я вам это докажу.
 В девятнадцатом веке, чернокожим людям жилось очень трудно, они делали самую тяжелую работу, и большинство их песен было о страданиях. Африканский ритм и необычные голоса, делали эти песни необыкновенно трогательными. После работы, люди собирались возле огня и пели. Они жаловались на судьбу, просили Бога услышать их, защитить детей, дать кров. Эти люди, познали много горя, унижения, смерть близких и несправедливость. Лишь музыка, давала им совсем немного счастья и свободу. Но со временем, общество развивалось, отношение к афроамериканцам менялось, и это не могло не сказаться на блюзе. Он стал свободнее, ярче, смелее. Люди стали петь не только о страданиях и горе, но и о любви, о чувствах. Они перестали бояться, и их музыка наполнилась жизнью. Блюз, вернул этим людям веру, надежду, желание бороться. Он залечил множество ран и подарил любовь. Сейчас, я сыграю вам маленький и очень старый блюз, в нем говорится об одном маленьком мальчике, который жил со своими родителями на берегу Миссисипи. Они работали в поле, а вечером он с отцом ходил ловить рыбу. Они сидели на берегу, и его отец пел песню, а мальчик хлопал в ладоши или стучал камнями. От такого шума, рыба конечно не ловилась и им вечно попадало от мамы. Я буду играть, а вы представьте себе речку, удочки и двух уставших от работы людей, которым весело вместе. Они поют и радуются.
 Мартин подошел к роялю, сел и посмотрел на детей. Все, смотрели на Мартина с интересом, и лишь Мария, одиноко сидела с опущенной головой и грустила. Для пианиста, этот момент был очень волнительным. Он проиграл небольшое нотное вступление и взял первый аккорд. На Мартине были очки и он внимательно следил за Марией. С первым же аккордом, девочка вздрогнула. Она подняла голову и с недоумением стала смотреть на руки Мартина. Пианист боялся ошибиться, но ему казалось, что в ее глазах он видит искренний интерес. Было заметно, что девочка на время забыла о боли. Похоже, она еще не понимала, что происходит. Ей было очень сложно понять, что делает с ней эта музыка. Возможно, она даже сопротивлялась ей, но если учесть, что она не отрываясь следила за руками Мартина и дослушала блюз до конца, то сопротивление давалось ей с трудом.
 Мартин смотрел на Марию, и вспоминал свое первое знакомство с музыкой. Там, в кабинете деда, он тоже не мог сопротивляться, он не понимал, но чувствовал. Если в сердце есть музыка, то вы никуда от нее не денетесь, рано или поздно, она зазвучит. Доигрывая блюз, пианист лишь удивлялся тому, что он был околдован звуком пианино моментально, а Марию, заинтересовал только блюз. Но он был необыкновенно рад и горд, он понимал, что это большая удача. Надежда крепла, и Мартин чувствовал это. Доиграв, он встал и начал спрашивать детей о том, что они себе представляли. Дети стали на перебой рассказывать свои впечатления, а Мария, словно утратив интерес, снова смотрела прямо перед собой. Мартин знал, что будет нелегко, но первый шаг был сделан. После урока, он не стал рассказывать Лизе о случившимся, он боялся спугнуть удачу. Выйдя во двор, Мартин быстро сел в свою машину и отправился домой, у него было много работы. Теперь, раз уж он нашел блюз, ему предстояло сделать ключ.
 Вернувшись в особняк, Мартин попросил его не беспокоить и отключил телефон. Он самостоятельно выдвинул пианино деда в самый центр зала, взял нотную тетрадь, ручку, и прикурил сигарету. По дороге от приюта до дома, он начал искать тему, пытался почувствовать запах. Он уже практически слышал мелодию, но не находил стихов и не мог придумать историю. Мартин понимал, что история, лежит перед ним как на ладони. Есть девочка, чьи родители погибли, есть боль потери, горе, но Мартин искал не это. Плеснув в бокал коньяка, пианист поставил его на край пианино и закрыв крышку, положил на нее, чистый лист бумаги. Он долго сидел и думал, он пытался связать воедино, что-то пасмурное, тревожное и что-то чистое и нежное. Мартин решил попробовать написать историю, а потом положить её на музыку. Он придумывал настроение для блюза, пытался сделать видимым весь путь от метафор грусти и отчаяния, до реального освобождения и начала новой жизни.
 Следующие четыре дня, были очень непростыми для обитателей особняка. Прислуга, была не на шутку встревожена тем, что вот уже несколько дней не видела хозяина. Они подходили к закрытой двери и слышали, как маэстро ходил по залу, как о стену разбивались бокалы, был слышен шорох бумаги, невнятное бормотание и обрывки музыки. Временами становилось тихо, и все думали, что Мартин уснул. Но внезапно, тишина взрывалась каскадом не подчиняющихся аккордов, и все начиналось с начала. Наконец, дверь открылась и на встречу обеспокоенной прислуги, немного шатаясь, вышел Мартин. Он не был пьян, скорее, он был обессилен. Держа в руке свернутые листы нотной тетради, пианист попросил убрать его комнату, но ничего не трогать на столе. В зале был ужасный беспорядок, на полу валялись исписанные нотами листы, окурки, и осколки стекла. Горничная, подойдя к столу, нашла там исписанные листы бумаги. В основном, это были черновики, но на самом краю, аккуратно лежали листы на которых было написано следующее:

 Кто знает, чем так встревожен ветер? Почему он грустит и не находя покоя среди облаков, протяжно воет и мечется в собственном вихре? Быть может он несчастен? Может разбито сердце? Возможно, он ищет кого-то, ищет и не может найти.
 А тучи, почему они хмурятся? Становясь все темнее, они тянутся дуг к другу, и сталкиваясь, просят помощи у грома. Почему? Может они в соре с такой непостоянной молнией, что лишь блеснув своею красотой, спешит укрыться где-то дальше. Она мелькает то тут, то там и дарит себя и свой свет другим. Наверно, ветер поэтому и стонет в ночи, что он ревнует. Так вот в кого он влюблен! Как странно - он ветреный, она непостоянна, есть ли надежда? Кто знает…
 Возможно, измучившись вконец и не найдя ее, он стихнет и разрыдается дождем. Тем дождем, чьи капли стекают по окну, за которым, положив ладони на стекло, так же горько как и дождь, плачет юноша. По обе стороны окна, лишь одиночество и слезы. А где же любовь и счастье? Кто знает…
 Кто знает, виновата ли любовь, быть может их терзает горе? Оно у каждого свое, и так изматывает душу, что остается только дождь и грустный ветер. И поделиться горем не с кем, в углах отчаяние, а в небе буря. Дождь, стекла пробует нетвердым клювом, стучится к человеку в душу, и распахнув окно, пусть человек идет ему на встречу. Там, под дождем, в обнимку с пьяным ветром, сквозь облака и пасмурную ночь, они стремятся к морю. На берег шепота и плёса. Где вечно, быстротечно и легко.
 И пусть задумчивый туман, укажет направленье солнцу. Пусть выйдя в ясный небосвод, оно вздохнет и станет ярче. И солнце, подойдя к окну, пусть разбудит ту девушку, что одиноко спит в своей пастели. Чьи губы жаждут поцелуя. И девушка, увидев луч, пусть улыбнется и выйдет к морю, где одиноко, на песке, сидит тот юноша, что лишь вчера так горько плакал. Пусть все изменится вокруг, пусть жизнь их озарится новым счастьем. Тогда, забыв про горе и обиду, их губы встретятся, а души пусть сплетутся. Что будет, там на берегу? Кто знает…

 
 10 Урок.
 
 
 Мартин вел машину и думал о том, что сам он, едва ли находит связь между написанной историей и сочиненным блюзом. Но согласитесь, что отвлечь Марию от её горя с помощью музыки, задача не из простых. Мартин не понимал, почему он написал именно эти слова, но именно они легли на бумагу и дали необходимый толчок для рождения нот. Он перечитал стихи известных драматических поэтов, но большинство из них, писали о любви. Не найдя подходящих стихов, ему просто ничего не оставалось, как написать что-то самому. Раньше, Мартин никогда не писал прозу. В молодости он пробовал писать стихи, но приходил к выводу, что ему нравится больше читать чужие стихи, чем писать свои. А о прозе, он даже никогда не задумывался. Сегодня утром, перед тем как поехать в приют, Мартин снова перечитал написанное, а потом сыграл блюз. Ощущение было странным, с одной стороны пианист чувствовал, что слова и музыка совершенно не похожи, но с другой стороны он улавливал странную, невидимую связь. Он старался сплести у себя в голове, некую цепочку по чьим звеньям, он мог бы пройти лабиринт. Подъезжая к воротам приюта, он проигрывал в голове свой новый блюз и думал о том, кого бы он хотел встретить на берегу.
 Когда Мартин стал подниматься по ступенькам, на встречу ему вышла Лиза. Она внимательно посмотрела на пианиста и с тревогой в голосе спросила:
- У вас что-то случилось? Вы неважно выглядите.
 Стараясь скрыть усталость и преследующие его раздумья, Мартин сказал:
- Это все бессонница, мы с ней как брат и сестра. Но я уже привык.
- Бессонница, всегда от нервов, и от душевного смятения. Мне кажется, вас что-то преследует, но вы не хотите об этом говорить. Я права?
 Мартин засмеялся и ответил:
- Нас всех преследует прошлое, я все время стараюсь жить будущим, но понимаю, что это только настоящее. Скитание во времени – удел романтиков и влюбленных. Главное не заблудиться.
- Вы знаете, иногда я вас совсем не понимаю, и в вашем смехе, мне слышится отчаяние. А что у вас в сумке?
- Это для сегодняшнего урока, так, небольшой эксперимент.
- А дети вас заждались, пойдемте.
 Идя по коридору, Мартин чувствовал что-то странное, необъяснимое. Ему казалось, что для урока, ему самому чего-то не хватает. Он бы не смог объяснить этого, это было что-то интуитивное. Ему необходимо было найти доказательство из вне, не принадлежащее ему. Найти его было нужно прямо сейчас, пока он не открыл дверь в класс.
 Подойдя к лестнице, Лиза остановилась и сказала:
- Что ж, удачного вам урока и эксперимента.
- Спасибо, если хотите, то приходите на урок.
- Не уверена получится ли, очень много дел, но постараюсь.
 Мартин кивнул и направился к классу, но Лиза окликнула его:
- Ой, погодите, у вас на свитере нитка, повернитесь, я сниму. Надо же, как она легла, от плеча к плечу. Как от берега, до берега.
 После этих слов, Мартин вздрогнул:
- Что вы сказали? Нить от берега, до берега?! Лиза, это как раз то, что я искал! Нить! Нить, соединяющая жизни. Вот послушайте:

Мир одеял разрушен сном,
но в чьем-то напряженном взоре,
маячит в сумраке ночном,
окном разрезанное море.

Висит в кустах аэростат,
две лодки тонут в разговорах,
что птицы в воздухе парят,
под крыльями не слыша шорох.

Два моря, с помощью стены,
при помощи неясной мысли,
здесь как-то так разделены,
что сети в глубине повисли

пустыми, в этой темноте,
но все же ожидают всплытья,
от пущенной сквозь крест в окне,
связующей их обе, нити.

- Это же знак, Лиза!
 Лиза, конечно, не уловила смысла, но видя радостное возбуждение Мартина, улыбнулась и сказала:
- Интересные стихи, надеюсь они помогут вам в вашем эксперименте, всегда радостно найти то, что долго ищешь.
 Мартин поблагодарил Лизу и поспешил к детям. Войдя в класс, пианист поздоровался с детьми и поставил сумку на стол. Сейчас, Мартину было необходимо воспроизвести эффект неожиданности. Он хотел отвлечь детей, рассеять их внимание. Ничего не говоря, Мартин открыл сумку и начал раздавать детям разные предметы. Перед одним ребенком, он положил яблоко, перед другим игрушечный глобус, кому-то досталась конфета и так далее. Подойдя к Марии, Мартин положил перед ней красивую морскую ракушку. Дети с интересом разглядывали подарки, и в их глазах читался вопрос – что с этим делать? Именно это и нужно было Мартину. Видя, что дети удивлены, пианист сказал:
- Все, что я вам раздал, теперь ваше. Каждый может использовать свой подарок, как хочется. Но я бы хотел, чтобы вы нашли этим предметам, необычное и интересное применение, это и будет вашим домашним заданием. А теперь, я сыграю вам блюз. Пусть каждый из вас, закроет глаза и подумает, кого или чего в этой музыке не хватает. Это может быть все что угодно, неправильного ответа тут нет. Пока я буду играть, вы, очень внимательно послушайте музыку и постарайтесь уловить в ней то, что я не смог написать. Просто помечтайте.
 Мартин подсел к роялю, надел очки и начал играть. Он играл с необыкновенным чувством и вдохновением, вкладывая в музыку то, что протягивало нить между музыкой и самой жизнью. По этой ниточке, что так тонка и призрачна, он как канатоходец, балансируя над пропастью, пытался пробраться детям в душу. Он смотрел, как закрыв глаза, они мечтают. Где их мечты? Куда уводит их музыка? Чего им не хватает в этой музыке, что протянет им рука фантазии, из круговорота такой сложной для них, гаммы звуков. Посмотрев на Марию, Мартин увидел, что её глаза открыты. Девочка держала в руках ракушку, и не отрываясь смотрела не неё. Мартин видел, что Мария слушает, в её глазах, проносилось что-то такое, что пианист не успевал опознать. Он закрыл глаза, и следуя за музыкой, сам стал мечтать. Блюз, перенес его на берег моря. Вглядываясь в далекую нить горизонта за которой пряталось солнце, он чувствовал, как волны с тихим шепотом касаются его ног, и как бы дразня и маня за собой, снова убегают вдаль. Он видел, как ветер играет со стаей птиц, давая им свободное парение. Все было так реально, так живо, и так похоже на звучавшую музыку. Однако, Мартин чувствовал, что здесь недостает какой-то детали, того, чего не было в музыке и в написанной им истории. Не было запаха! Море не пахло! Вокруг кружила тайна, и пианист слышал зов, его что-то манило, толкало, и Мартин пошел на встречу мечте. Он шел по песку, вглядываясь в призрачную картину. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он увидит вдалеке, такой знакомый силуэт. Любимый образ. В мечте, возможно все. Никто над ней не властен. Так долго он верил в надежду, так долго грустил, что вот сейчас, именно сейчас и здесь, он снова мог бы стать счастливым, дойти по нити до конца… любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать - чтоб сохранить, волшебную, невидимую нить, которую меж ними протянули….
 Но блюз заканчивался. Открыв глаза, Мартин взял последний аккорд и заметил, что глаза Марии закрыты. Когда музыка смолкла, некоторые дети сразу открыли глаза, а некоторые так и продолжали мечтать. Стараясь говорить негромко, чтобы не спугнуть детские грезы, пианист сказал:
- А теперь, еще раз вспомните хорошенько, кто о чем думал и скажите, чего тут не хватает.
 Одна за другой потянулись руки. Кто-то говорил, что в этом блюзе не хватало воздушного змея, кому-то не хватало мороженого, одной девочке показалось, что эта музыка звучала бы красивее вместе со скрипкой или гитарой, кто-то говорил, что видел лес. Мартин ходил между рядами и слушал, краем глаза он смотрел на Марию и видел, что она дольше всех не открывала глаза. Казалось, слушая музыку она побывала там, где ей было хорошо и спокойно, а теперь, ей просто не хотелось возвращаться обратно. Мартин решил подойти к ней поближе, он обошел рояль и стал не спеша приближаться к последней парте. Каждому ребенку, он отвечал, говорил что его фантазия прекрасна и необычна. Мартин просил каждого, к следующему уроку, написать историю о том, что он видел, слышал и чувствовал. На предпоследней парте, сидел мальчик, которого Мартин заметил еще с самых первых уроков. У ребенка был слух, и он всегда слушал Мартина с огромным интересом и не стеснялся задавать вопросы. Сейчас мальчик тянул руку и Мартин спросил:
- Ну, рассказывай друг мой, а чего не хватает в этой музыке тебе?
- Я думаю к этой музыке, можно написать песню, здесь не хватает слов.
- Отлично, просто замечательно, надо будет посидеть и придумать песню. Мы можем сделать это вместе. Я буду играть, а ты сочинять стихи. Замечательно.
 Мартин подошел к Марии. Девочка неподвижно сидела и смотрела на ракушку. Пианист отвернулся и направляясь обратно к роялю спросил:
- Кто еще хочет рассказать, чего нет в этом блюзе?
 Он хотел было похвалить детей, но неожиданно сзади он услышал тихий голос Марии:
- Там не хватает запаха моря, и мамы.


 *********************************

 Мартин умер 1го июня 1989 года, в своём особняке, от сердечного приступа. Часть своего состояния, он передал приюту св. Терезы, а все остальное, оставил своей приемной дочери Марии. Согласно завещанию пианиста, он был похоронен в Праге. Мартин, оставил после себя огромное количество прекрасных произведений, а его «Грустный вальс», так никогда и не прозвучал.

 *********************************

 Прошу прощения за то, что все стихи приведенные выше, не соответствуют временным интервалам повести. Но литература тем и свободна, что живет вне времени.









19. 07. 2007. Тирана, Москва.