Закруткин 1

Виталий Закруткин.
 О Закруткине у меня остались добрые воспоминания. Он, конечно, не
был «борцом», тем более диссидентом, он всегда был лоялен к власти, но
не скупился на доброе слово и уж , конечно, был большим «хлебосолом».
Не выпить у него за столом было невозможно. Именно поэтому, когда я
полностью отказался от спиртного, я не поехал к нему ,и когда он спросил:
«Почему не приехал, Игорь?» И ему сказали: Да, он же теперь не пьет…
«Как? Совсем не пьет?…Этого не может быть!»Но этот монолог он уже
произнес, когда наше «знакомство» подходило к концу. У него был рак.
Была операция.(После которой он тут же в больнице выпил с Бахаревым
и тогда еще со мной). Хоть операция отдалила его конец, но эта проклятая
 болезнь имеет свойство «возвращаться.» Но до этого была еще целая
жизнь.
 К Закруткину я попал впервые в 1954 году. Я написал повесть
«Чет или нечет» о немецких лагерях. Показал ее Борису Изюмскому, ко-
торый был тогда главным редактором альманаха «Дон».Изюмский до-
вольно благосклонно отнесся к моему первому большому (страниц 300)
«труду» и посоветовал встретиться с Закруткиным. Виталий Александрович
жил тогда неподалеку от драмтеатра. Квартира была большая и хорошая.
Сам он мне напомнил «дореволюционного профессора».Достаточно строг,
но доброжелателен. В пенсне и в«штатском» тогда еще костюме. Позже он
из Ростова уедет в станицу Кочетовскую, где «приголубит» замечательную
станичную девушку Наташу, которая вскоре станет его второй женой и
наденет «гимнастерку».В университете я видел одного настоящего профессора.
Это был профессор Немировский, который преподавал еще в Варшавском
университете, пока тот в 1914 году не эвакуировался в Ростов, «прихватив»
 с собой и Немировского .Ничего общего в облике не было у этих двух
людей. Немировский- это был старичок небольшого роста, с большими ры-
жими усами (Похожими на Антона Ивановича из фильма «Антон Иванович
сердится»), поклонник Марра, за что, конечно, «большевики» сильно «чис-
тили» профессора, когда вышла работа товарища Сталина «Марксизм и во-
просы языкознания»,Немировский немножко грассировал, как и большин-
ство старых интеллигентов, и это его слова: «Да! Больсевики умеют цистить!»
Конечно, это был образованнейший человек, но с некоторыми буквами у не-
го были свои «нелады». Закруткин, конечно, не «тянул» на «полного»
профессора, но пенсне, манера говорить (он преподавал в пединституте)-все
это было почти «профессорским».
 Я не буду говорить ни слова о его произведениях, о них много написано,
много сказано критиками, в монографиях литературоведами, скажу только
что его арест в 1937 году и был связан с литературой. В его повести нашли
«задатки» нацизма на том основании, что в повести рассматривались разные
человеческие черепа…Он попал в число тех счастливцев, которых «волна
либерализма», которая хлынула после ареста Ежова, «вытолкнула»его из подва-
лов НКВД на Энгельса ,33,на «свежий воздух».Все, кто уже был в лагерях,
там и остались, а вот «сидельцы» в подвалах -вышли. Среди них был не только
Закруткин , но и Владимир Фоменко.(Из Ростовской писательской братии)
Ничто не проходит бесследно и, думаю, что «осторожность» Закруткина
во многом объяснялось тем, что он уже «там» побывал. Кстати, Закруткин
не был членом партии. Когда-то он сделал попытку, попросил рекомендацию
у Соколова, но тот ему отказал, как человеку с не совсем крепкими «мораль-
ными устоями».Беспартийность совсем не мешала Закруткину жить широко
и привольно. Он был секретарем Союза писателей России, депутатом област-
ного совета и прочее, и прочее…На конференциях и пленумах (даже партий-
ных) его выступления были почти обязательны и желанны потому, что он
говорить умел и говорил не «по писанному», и его «конек» был «сохранение
донской природы».Много он сделал и для своих новых земляков - кочетовцев.
Его там любили и помнят до сих пор. Дом его деревянный у самой пристани
с большим виноградником был «полной чашей» и видывал столько гостей, что,
наверное, на Дону нет ему равных. Даже дом Шолохова был более «закрыт»
в силу «величины» его владельца.
 Я был секретарем партбюро и секретарем правления Ростовской писатель-
ской организации. Это было не столько застойное, сколько «застольное» время,
и гости на Дон «жаловали» если не каждый день, то, особенно летом и в сен-
тябре- октябре, -ежемесячно. Не буду всех перечислять, это заняло бы слишком
много страниц. Конечно, были и иностранные делегации.(Я как раз и был сек-
ретарем правления «по иностранным делам.»)Вот у меня на полке стоит книга
Сбигнева Домино «Бледные огни» , и ее автор мне запомнился тем, что когда
мы после многочасового застолья возвращались на «ракете» домой -в Ростов,
Сбигнев настолько «расчувствовался», что достал пачку (запечатанную)
трехрублевых банкнот, разорвал ее…и стал трехрублевки «пускать по ветру»-
они кружились в вихрях воздуха за быстро идущей «ракетой» и…плавно опуска-
лись на «кипящие волны» за кормой. Что поделаешь, поляки ведь тоже- славяне!
 Вот после такого « сидения» мы однажды возвращались с Юрием Бонда-
ревым, а потом еще почти всю ночь просидели с ним в «Интуристе».Уже не пили
ничего, а только вспоминали.. Войну…И этот вечер сблизил нас.
 Однажды к нам приехал редактор венгерского журнала «Альфельд» Кальман
Ковач. Я должен был с ним пойти на ужин, так как Соколов, сказавшись нездоро-
вым,»поручил это мне тем более, что я еще, как сказал выше, был секретарем
«по иностранным делам».Ковач остановился в гостинице «Ростов» -рядом с
журналом «Дон».В холле я встретил Закруткина и с его «адъютанта» Сашу
Кондакова. Я предложил Закруткину «присоединиться» к нашему «ужину».
Закруткин не только сразу согласился. но и предложил место- закрытый «заль-
чик» в аэропорту» «для депутатов».Стол был великолепный и вел его, конеч-
но, Закруткин. Начали с конъячка. Первый тост Закруткин предложил за Шоло-
хова…Конечно ,пить только стоя…Выпили…Не успели сесть и что-нибудь «на-
штрикнуть» на вилку, как Закруткин уже поднял (Саша уже всем налил) вто-
рой тост за…Гагарина, за космонавтов, как раз в это время вошла группа
летчиков- командир Ростовского авиаотряда и с ним еще двое…Ковач не успел
прожевать грибочек, как последовал третий тост за…Советскую армию-
освободительницу Европы!…Это, конечно, тоже надо «принять» стоя и
«до дна».За столом с нами оказался ( при Закруткине») киноактер-герой
«Баллады о солдате».Кажется, Ивашов…За «Русского солдата», опять-
таки нужно было пить до дна и стоя…На шестой рюмке Кальман Ковач
уже понял, что «сесть» и закусить ему не дадут.., да ,думаю, что он уже
ничего и не хотел и сильно «захорошел», и теперь уже он стал «провоз-
глашать» тосты…, в том числе «За моего друга.. Игора.. Бондаренко..»Пили
только стоя…В конце вечера я еще свозил Ковача на Дон, на левый берег, где
мы окунули палец в «воды Дона-Батюшки» и, конечно, распили бутылочку
шампанского. Утром нам ехать в Таганрог, к Чехову…Я прихожу в гостини-
цу. Ковач лежит «полумертвый», с мокрым полотенцем на голове…Я принес
с собой «лекарство»-плоскую фляжку с конъяком. Полечились…И Антон
Павлович нас «принял» вполне благосклонно…