Самая короткая ночь

Самая короткая ночь

Он нашёл её на последнем дыхании,
Провожая взглядом простые глаза,
И не смог понять, на каком испытании
Выбирать нельзя чудеса…

«Кукрыниксы»


Смирные, но как всегда холодные балтийские волны омывали гранитную набережную и лапы глядевших в сторону Европы мраморных львов. Облака причудливо переливались от грозно-серого, почти чёрного цвета на теневой стороне до весело-оранжевого в местах, обласканных солнечными бликами. А ярче всех блестел шпиль Адмиралтейства. Часы немного лениво отстукали последний двенадцатый удар, после чего их механизм скрипнул, как могло показаться, с некоторым облегчением…. Это полдень в Петербурге? Вот и не угадали – в Петербурге белая ночь.
Потому и пусты многолюдные днём улицы северной столицы – особенно окраинные, где нет ночных клубов, а на некоторых даже и круглосуточных магазинов. Замерла и типовая серая многоэтажка, выстроенная приблизительно в годы рождения большинства её жителей…. Правильно, студенческое общежитие. Вообще-то, студенты – народ весёлый, может запросто погудеть и за полночь, но к 22-му июня самые безбашенные из них – пятикурсники успели не только получить свои синие (а кое у кого и красные) корочки, но и отпраздновать, и даже разъехаться по домам.
Смотрела на подсвеченные облака невидящими чёрными окнами и комната №912, хотя её обитательницы учились на 3 курса младше.

* * *

Двумя с половиной днями раньше, ровно в полдень в эту самую комнату ворвался маленький, но разрушительный ураган. Недаром американцы называют свои торнадо мелодичными женскими именами. Этот носил самое, что ни на есть студенческое имя Татьяна, и бурная её радость была связана с тем, что не далее часа назад она перешла со второго курса на третий – пришла свобода. Притворив входную дверь, она оказалась совсем одна в этих четырёх стенах: закадычную подругу Наташку или, на украинский манер, Наталку вчера вечером увёз отец, лично прикативший сюда, не жалея бензина, из Выборга.
Одним движением, ставшим за 4 семестра привычным до автоматизма, Таня плюхнулась на продавленную несколькими поколениями студентов кровать и одновременно отвернула тонкими пальцами нужное количество листов зачётки. Всё было так, как должно было быть – печать и подпись декана на месте. Но, странное дело, разглядывание этого пропуска в дальнейшую жизнь облегчения не приносило. Ощущение удушья исходило от воротничка блузки на размер меньше нужного. Девушка импульсивно расстегнула неподдающуюся пуговицу, с трудом утерпев, чтоб не разорвать это орудие пытки. За верхней последовали и остальные пуговицы дамского делового костюма, но и это было недостаточным облегчением от избытка тепла в изобилии отдаваемого расположившимся прямо над окнами полуденным солнцем. В Питере, как и во всех приморских городах, погода переменчива – во время экзамена хлестал ливень. «Повезло, - подумала студентка, глядя на подсыхающие у крыльца лужи, -- не зря тянула с ответом до последнего. И гроза утихла буквально за пару минут до выхода из универа, и преподы слишком устали для «интенсивного допроса»».
Но с душной комнатой надо было всё-таки что-то делать. Тогда Таня, некоторым усилием стянув туфли на высоком каблуке, ловко вскарабкавшись на стол у окна, повредив накрашенный ноготь и отпустив «пару ласковых» производителям шпингалетов, так сильно дёрнула рамы, что оконные стёкла слегка задребезжали, ударившись о края проёма. От таких резких движений её немного качнуло. Наклонившись в проём и увидев нижние этажи, в её светло-рыжеватой голове шевельнулось неприятное, даже очень не-приятное воспоминание: на первом курсе вот так же в окне девятого этажа стояла; причём из-за того, кто по меткому выражению Натки (эх, что бы без неё стало) не стоил и старых раздолбанных кед, в которых ходил на физ-ру. И случилось это ЧП именно в натахин день рождения – 9 октября; до сих пор вспоминать противно. Ладно, проехали. Забыли.
Через секунду Таня получила осязаемое доказательство того, как глупо в такой лазурно-солнечный день испытывать страх смерти. Подняв глаза к зениту, она увидела свет, не преломлённый грязно-мутными стёклами, затем прямо в лицо хлынул поток довольно свежего ветра (воздух после ливня был ещё очень даже прохладным). Блузка и юбка взвились как паруса – посыпались шпоры, принесшие ей «законную» четвёрку. Так недавно эти бумажки казались такими нужными (и, в общем, являлись такими), а сейчас годились разве что в качестве сувениров на память. Порывы, разгуливавшие по всей комнате, у од-ной стены разметали вьющиеся волосы хозяйки, у другой смешали её шпаргалки, листочки из блокнота и другие бумажки, сброшенные со стола, создавая хаос, который так по-нравился хозяйке после трёх недель жёстко регламентированной жизни во время сессии.
Внезапно начавшийся сквозняк распахнул входную дверь настежь. Татьяна, обернувшись, на миг спохватилась, что кто-нибудь может войти и увидеть её, м-м-м, не совсем одетой, но почти сразу снова расслабилась. Во-первых, парни из соседних комнат в большинстве своём сдали сессию и разъехались; а во-вторых, красивая от природы Таня не привыкла комплексовать по поводу собственного тела. Пусть заглядывают: им будет на что посмотреть.
Второй взгляд вниз был уже без опаски. Автомобили, припаркованные у входа казались маленькими-маленькими. Ещё более далёкими и мелкими казались проблемы. Риторический вопрос: может ли вообще думать о проблемах студентка, сдавшая сессию без троек и предвкушающая летние каникулы с перспективой отдыха на море?
Но хорошего понемножку – вид из окна никуда не убежит, а поезд на Ригу отходит в 1400. Плюс поправка на очередь в кассе. Тише едешь – хрен куда доберёшься – это был её девиз ещё со старших классов школы. А вы как думали? Не будучи человеком действия, нереально поступить в Питер из провинции. Спасительные шпоры небрежно комом брошены в мусорную корзину. Переодевшись во всё джинсовое (для удобства быстрой ходьбы) и схватив собранную с вечера дорожную сумку, оставленную вчера именно в том месте, откуда легче быстро схватить, Татьяна застучала кроссовками по напольной плитке коридора. Через десять шагов вернулась проверить, надёжно ли заперта входная дверь. Лифт, как обычно, не работал, но нашёлся транспорт понадёжнее – упругие ноги, время от времени подкачиваемые в тренажёрном зале, которые безропотно перенесли тело по крутой лестнице. В холле ей пришлось на минуту остановиться, чтобы перекинуться парой приветливых слов со встречными ребятами и одарить счастливой улыбкой старика-вахтёра, ответившего собственной ухмылкой до ушей – несмотря на рабочий день и ранний час он уже успел где-то остограммиться.
 Водители в Питере иногда обращают внимание на светофоры и знаки, и переход через улицу Таня прошагала, не останавливаясь и даже не снижая темпа. Отдышаться удалось только у метро. Скамейка у дверей станции выглядела соблазнительно, бег по улице с сумкой на плече давал о себе знать, к тому же лёгкие напомнили, что после экзамена не выкурено ещё ни одной сигареты. Перекур – отдых. И до самого первого сентября Таня была полна решимости отдыхать. Только по горячим следам сессии можно понять, какое это блаженство: глядеть, слегка прищуривая глаза, в бездонное небо и, ничего не делая, просто пускать туда дым. Но поезд не задержат даже ради такой красотки как она, да и от сигареты уже остался один фильтр. Она не знала фамилии инженера, который лет этак сто тому назад изобрёл эскалатор, но это не мешало пользоваться произведением его гениальной мысли.
В путь! Северная столица покинута всерьёз и надолго. Теперь на уме южные города, в частности Бердянск, где живёт её дядя (хотя главная цель, всё-таки, не он, а побережье тёплого моря). Но сначала действующая столица, в которой Таня собиралась пере-сесть на поезд, идущий строго на юг, заглянув, чтобы забрать кое-какие шмотки (а также, чтобы после долгого отсутствия повидаться с родителями) в родную хату в Псковской области.
Хатой называлась благоустроенная двухкомнатная квартира с раздельным санузлом. Поэтому удалось не только выбрать одежду для путешествия, но и постирать, и наконец-то полноценно помыться. Узнав, что единственная дочь заглянула всего на один день, родители, ясное дело, расстроились, но она собиралась к дяде – брату отца, который сам любил её как родную, поэтому дома Таню удерживать не стали и выдали на поездку ровно столько, сколько обещали отстегнуть в случае успешной сдачи сессии. Получилось значительно больше стипендии, так что подарок оказался самым сильным стимулом хорошо учиться в прошедшем семестре. Впрочем, отец, как и многие жители приграничного городка Пыталово, работал на таможне и в финансовом плане не бедствовал. Да и дядя считался довольно обеспеченным, по крайней мере, по стандартам Украины.
Следующая ночь в автобусе Псков-Москва не смогла перечеркнуть благотворных последствий, оказанных на Таню целыми сутками, проведёнными в родном доме. По крайней мере, москвичи и гости столицы (особенно горячие парни с Кавказа) смотрели на неё, не моргая. И пока она весь день 21-го любовалась московскими достопримечательностями, многие из столичных стражей порядка готовы были лишиться премии за право её обыскать. Но такого повода не представилось – её документы при любой проверке оказывались чисты.

* * *

Раннее утро не принесло желаемой прохлады. От душа, принятого в 7 часов, через 30-40 минут остались одни воспоминания. На калининградских окраинах это время называется час пик. Илья уже более 1000 раз ездил этим маршрутом и выделял в своём опыте несколько типов времён дня по степени забитости транспорта: час пик – живая картина штурма орденского замка; час треф – можно встать в стороне от прохода и, может быть, даже никто за весь путь не наступит на чистые туфли; час бубей – среди обилия стоячих мест иногда появляются сидячие; час червей – сидячих мест так много, что можно на одно из них плюхнуться, не опасаясь, что через остановку придётся уступать какой-нибудь бабуле (та найдёт себе другое). Но в утро этой среды случился час туза (минимум короля) пик. Илья просунул пакет с конспектом между какими-то жирными тушами и прижался к боковому окну, проверяя, все ли пуговицы на рубашке целы, потом лишний раз подивился прочности немецких стёкол, которые под таким давлением не треснули.
Когда он каким-то чудом выкарабкался на своей остановке, уже начиналось марево. Люди, переходящие площадь, представляли, как памятник маршалу Василевскому через секунду вынет платок из кармана шинели и начнёт вытирать с лица пот. Илья разделял общенародное мнение, что +31 вчера вечером – это жарковато. Единственное положи-тельное, что он углядел в этом – то, что староста группы Ирка пришла на консультацию в прозрачном платье.
Корпус физмата раскалился не так сильно потому, что был выкрашен в белый цвет. Узкие окна аудитории №231 находились под самым потолком и не пропускали лучи пока ещё невысокого утреннего солнца, на преподавательском столе мерно гудели вентиляторы, и Алексею Дмитриевичу было почти комфортно. Но отвечающие студенты из-за нервного напряжения всё равно потели. Более нагретые слои воздуха поднялись кверху, где на галёрке сидел Илья и старательно скатывал с конспекта ответ на свой билет. Алексей Дмитриевич бродил вдоль первого ряда, постоянно напоминая о том, что списывать нельзя. Илья не был настолько наивным, чтобы полагать, будто к нему это замечание не относится: вряд ли преподаватель с более чем двадцатилетним стажем не видит. Но во втором семестре 3-го курса студенты, которые при ответе пользуются только своей головой, составляют явное меньшинство. Илья ещё раз перечитал написанное – всё понятно, кроме того, что ничего не понятно. Но в этой духоте он больше не выдержит ни минуты, поэтому пора отправляться навстречу судьбе, то есть за стол к Алексею Дмитриевичу. Хороший преподаватель при желании завалит любого студента – явно списывавший Илья получил столько дополнительных вопросов, сколько не слышал за все предшествующие 20 экзаменов вместе взятых. Далеко не на все из них нашлись ответы – строгий доцент за-говорил о трояке. Ещё 1 вопрос на четвёрку – ответ неверный. Осталось 2 варианта: либо согласиться на 3 балла, либо попытать счастья на пересдаче в понедельник.
Илья ещё раз прокрутил в уме сложившуюся ситуацию. В день пересдачи он дол-жен быть в столице – это не обсуждается. Бабушка из Риги неделю назад сообщила по телефону, что приглашение оформлено, и для получения визы необходимо его личное присутствие в посольстве. Но где зависнуть в Москве на целую неделю, пока в посольстве будет вылёживаться загранпаспорт? Единственно приемлемое место – в общаге у кореша Серёги, который учится там на курс старше. А Серёга сообщил по e-mail, что отчалит в Кёниг до 1-го июля (по-любому), значит прибыть 25-го – слишком поздно. С другой стороны, будет очень обидно из-за последнего экзамена остаться без стипендии – как назло учебный год разбит на 2 неравные части, и результаты летней сессии определяют следующие 7 месяцев, а зимней – только 5. Вспомнился прикол: экзамен – это беседа двух умных людей, а если один из них идиот, тогда второй не получит стипендии (явно не в тему потому, что сейчас было не до смеха). Тогда Илья предпринял последнюю отчаянную попытку. Пошарив рукой в кармане, чтобы достать носовой платок, он, якобы случайно, вытащил и уронил на стол прямо перед преподавателем железнодорожный билет, ради которого вчера по пути с консультации домой не пожалел времени заскочить на вокзал.
- Что это? – спросил Алексей Дмитриевич, скорее формально, потому что он часто ездил в командировки, и билет на поезд был для него вещью очень даже знакомой.
- Билет в плацкартный вагон до Москвы, сегодня в полчетвёртого уезжаю, - выложил начистоту Илья и через секунду для убедительности добавил: поэтому надо рассчитаться с сессией немедленно, без вариантов.
- Значит, во время пересдачи вас не будет в области, -- доцент по привычке попытался почесать бороду, которую давно сбрил….
«Ясен пень», -- подумал Илья, но вслух не произнёс….
- Тогда вот вам последний шанс: напишите явный вид компонент четырёхмерного тензора электромагнитного поля, -- изрек, наконец, Алексей Дмитриевич.
Это был удар ниже пояса – Илья не помнил и половины. Через минуту в его зачётке рядом с размашистой подписью доцента стояло разборчиво написанное «уд». Таких поражений в жизни Ильи ещё не было… если не считать того, что прошлой весной ему не хватило пол-очка для подтверждения разряда по шахматам, но тот проигрыш не приводил к финансовым потерям.
Дальнейшие картины мелькали как в тумане. У двери аудитории подбежали одногруппники поинтересоваться результатом. Конечно, они удивились – это была первая за три года тройка в его зачётке. На вопрос, почему бы не пересдать, он повторил то же самое, что только что говорил преподу: «Я вложил в поездку денег больше, чем стипендия за весь семестр, и отступать уже поздно». У входа в деканат ожидал ещё один косяк: на запертой двери висела торопливо накатанная знакомым почерком бумажка «Скоро буду». Секретарша декана, как и многие из нас, разделяла мнение о том, что лень – двигатель прогресса, поэтому после слова скоро, по-хорошему, ей надо указывать часовой пояс, или отмечать время возвращения в календаре. Илья начинал волноваться. До отправления по-езда надо заскочить домой за вещами, докупить еды в дорогу (покупать скоропорт вчера было бы делом гиблым), забрать в магазине на улице Полоцкой диск с «Героями», выигранный по Интернету (всё-таки, лучше было готовиться к экзамену, а не на компе играть)… наконец, зайти к Костику выпить пивка (самая приятная обязанность).
Но домой он всё же успел с небольшим запасом. Там Илья решил немного разорить Серёгу, позвонив ему на мобилу, чтобы обсудить подробности своего пребывания в Москве, но тот успел протараторить всего несколько слов: «Илюха, у нас нельзя остановиться…», а дальше пошли гудки.
«Не пополнил счёт вовремя, раздолбай, - догадался Илья, - придётся побеспокоить твою мать». Последние слова были произнесены с особой интонацией, хотя означали всего лишь звонок на домашний телефон матери Сергея. Этот звонок принёс ему много полезной информации, от которой настроение у него упало. Подробная расшифровка Серегиной фразы: три дня назад пятикурсники заявились в общагу после защиты диплома (естественно, навеселе) и продолжили банкет с четвёртым курсом, к которому и Сергей принадлежит; эта пьянка могла бы пройти для Сергея и без последствий (кроме утреннего похмелья), но он умудрился подраться с одним из дипломников и теперь думает только о том, как бы самому удержаться в общежитии – о приёме гостей не может быть и речи.
 «Ясный перец, - подумал Илья, - за такое дело и из нашей общаги могут выкинуть, не то, что из столицы, где правила куда строже». Но отступать было уже некуда. Как говорят французы, вино откупорено, и надо выпить его. В конце концов, на некоторых вокзалах ещё остались комнаты отдыха. Милосердный Бог не пошлёт человеку больше испытаний, чем человек может выдержать, и всё, что ни делается, к лучшему.
 Когда у вокзала он встретился с Костиком, последние сомнения растаяли без следа. Литр холодной «Баварии Голд», как и следовало ожидать, подействовал расслабляюще. Илья проезжал мимо знакомых окраинных улиц с шапкозакидательским настроем. Вспомнилась поговорка «Даже если вас съели, у вас есть два выхода» и надпись на трубах в туалете «Не ссы, прорвёмся».
Столица встретила непрошеного гостя хмуро во всех смыслах этого слова. Когда после яркого прибалтийского солнца он угодил под низко нависающие свинцовые тучи, он понял, почему русский авось в главном русском городе стал давать сбои в первые же минуты после прибытия. На Белорусском вокзале комнат отдыха не оказалось. Тогда, взяв на лотке атлас Москвы, в котором обозначены посольства (целых 65 р. содрали, барыги), Илья спустился в недра самой глубокой станции «Белорусская», начав изучать достопримечательности с городской подземки. Так, по кольцевой линии у станции «Комсомольская» целых 3 вокзала: Ленинградский, Казанский, Ярославский. А значит, больше вероятность найти комнаты отдыха, чем при исследовании остальных вокзалов по одному. К несчастью, ближе всех к станции оказался Ярославский. В проходе всех приезжих (а нашего героя с головой выдавала баула с вещами на правом плече) уже поджидал старший сержант с характерной для московской милиции треснувшей мордой.
Проверкой паспорта он, естественно, не ограничился. Похлопав свою жертву по карманам, он профессионально одним движением извлёк оттуда 50$, которые Илья при-хватил, чтобы прожить несколько дней в Риге, где не принимают к обмену рубли. Илья представлял, что Москва – режимный город и государство в государстве, но ему и в голову не могло придти, что где-то в России ещё сохраняется чисто совковый запрет держать при себе валюту без справки о её происхождении. К тому же подобной справки не могло существовать по определению: эти зелёные банкноты – часть той суммы, что при продаже старого системного блока прямиком перетекла из одного кармана в другой. А таможенную декларацию о провозе долларов через границу забрали себе погранцы. Довольный мент открытым текстом подытожил:
- Ты пятый человек за сегодняшний день, который не знает положения о наличной валюте, а незнание закона не освобождает от ответственности. У тебя есть два варианта: первый – я позову понятых и конфискую у тебя незаконно хранимые деньги.
- А второй? - спросил Илья, с трудом подавляя страх перед неотвратимым наказанием.
- Второй вариант: я могу взять штраф на месте.
К счастью, старший сержант оказался на сегодня уже сыт и удовлетворился, взяв 300 рублей (нормальная плата за спасение полутора тысяч по официальному курсу), и даже проводил незадачливого гостя столицы до обменного пункта.
«В самый дешёвый повёл, ещё одна пачка сигарет минус», - машинально подумал Илья.
На Ярославском вокзале цена на комнаты отдыха самая низкая в Москве – 270 р. за сутки в первые 3 дня и 400 за каждый последующий. А без регистрации (тоже платной, причём существенно) неделю в столице протянуть вообще нереально. Еда в баре зала ожидания восстановила силы, но отняла ещё одну порцию денег. Устроив себя и сумку на креслах максимально удобным способом, Илья принялся размышлять, что же делать дальше. Но в каждую здравую мысль норовила влезть коварная паника. Чтобы хоть как-то отвлечься и успокоиться, он достал одну из книг, которую взял в дорогу почитать. Под руку попалась трилогия Стругацких. «Обитаемый остров» - роман, безусловно, интересный, но прочитанный ещё весной. Дальше идёт «Жук в муравейнике»:
«Стояли звери около двери,
В них стреляли – они умирали…»
Одного зверя он уже повстречал и с удовольствием бы пустил пулю в его двойной подбородок – из-за этого зажравшегося кабана денег осталось меньше 4-х штук, а ещё придётся 20 Є выложить за визу; за билет до Риги, даже в общем вагоне, ещё больше; и, кроме того во время обработки документов нужно на какие-то шиши где-нибудь перекантоваться. Так что, не судьба этой ночью в комнате отдыха прилечь, зато плата за вход в зал ожидания всего 25 р., благо кресла стоят между перегородками секциями по 4. Гордость подсказывает, что этот способ ночёвки для бомжей… что ж, иногда приходится на-ступать на горло собственной песне, чтобы выжить.
Но, даже прерываясь на печальные мысли и слежение за вещами, Илья, вопреки желанию растянуть книгу до ночи, по студенческой привычке, перелистывал страницы слишком быстро. Отлучки на перекуры дело не меняли. Во-первых, часто отходить здоровья не хватит – лёгкие не казённые, да и тяжёлую сумку лишний раз на плече таскать, ни-какого желания нет. Во-вторых, нервы были на пределе – Илья курил торопливо, и сигареты мгновенно превращались в бычки. Тучи попугали народ и, не утруждая себя про-литься дождём, улетели на север. Теперь через две почти полностью стеклянные стены здания беспрепятственно проникали отблески заходящего солнца, отсвечивая изображение на телевизорах, вмонтированных в колонны посреди зала. От скуки Илья стал внимательно изучать таблицу ближайших отходящих рейсов. На 7-й платформе раздался грохот, и строчки в таблице переменились – отправился очередной состав на Новосибирск. «Путь в Западную Сибирь занимает почти трое суток, обратно – столько же; питаться можно, покупая пирожки у бабулек на узловых станциях, и билет туда-обратно обойдётся всего чуть больше 2000 р. в плацкартном вагоне, а заодно посмотрю новые города в глубинке», - зашевелилась мысль в голове неисправимого романтика. Но, ухватившись сначала за внезапно посетившую его идею, Илья вскоре скис, представив себе ещё 7 суток без мытья и бритья. Ещё 2-3 дня без этих элементарных удобств, и он окончательно перестанет чувствовать себя человеком.
И тут его осенило – у него же целая куча родственников на Украине! И наверняка никто из них не откажет, если дорогой гость из Калининграда захочет несколько дней там пересидеть, даже накормят за свой счёт. Решено: сдав документы в латышское посольство, он отправится в Луганск, Донецк или Киев.
Солнечные блики уже совсем потускнели – немудрено, ведь незаметно наступила полночь. В половине второго отбыл последний ночной поезд на Хабаровск, и в громадном зале остались только немногочисленные бедолаги, не имеющие другого места для ночлега. Справа от Ильи изучала газетные объявления группа невысоких парней с азиатским разрезом глаз. С первого взгляда было понятно, что приехали они на заработки. Патруль, обычно суровый с нерусскими, на этот раз их не трогал – трое совсем ещё молодых пацанов в синей форме сидели в первом ряду перед единственным из девяти телевизоров, не выключенным на ночь и смотрели бокс по «Евро Спорту». Николай Валуев только что выиграл бой, поэтому командир, будучи в хорошем настроении, ни к кому не придирался, даже к мужичку в потертой шляпе, при каждом всхрапе которого по соседнему ряду разносился запах сивухи. Трезвому и законопослушному Илье присутствие милиции было на руку: на глазах у патруля меньше вероятность того, что украдут его сумку; однако он об-мотал наплечную лямку вокруг руки и дополнительно улёгся сверху головой – осторожность не помешает, да и голове мягче. Ноги автоматически подогнулись в коленях, и туфли упёрлись носками в подлокотник. Последнее, что увидели его глаза перед закрытием, были часы: « 2 часа 20 минут, в этот самый час пошёл ко дну «Титаник»… о чём это я… да, надо проснуться в полшестого, когда начнёт работать метро, чтобы как можно раньше попасть в посольство… всё… спать».
Однако усталость дала о себе знать, и проснулся он только в половине седьмого. У метро уже открывались табачные ларьки, и тут Илья вспомнил, что его любимые «Монте-Карло лайтс» закончились. Но именно этой марки в изобильной Москве почему-то днём с огнём не сыщешь. Пришлось покупать «Петра первого», с которого он начинал свою курительную «карьеру» в старших классах, потихоньку отстёгивая сигареты у отца. Садовое кольцо в разы шире самой оживлённой магистрали Калининграда Московского проспекта.
«Так и должно быть, - подумал Илья, - наш проспект Московский только по названию, а это – настоящие московские проспекты…. Эх, если бы наши центральные улицы были такой ширины, разве у нас возникали бы пробки, такие как здесь…». Подземный переход расположен довольно далеко от нужного поворота, а без него Садовое кольцо не перейдёшь даже утром…. Вот и улица Чаплыгина, дом №3, указанный в путеводителе как посольство бывшей советской республики Латвии.
Странно пустынно перед консульским отделом – обычно охотники за визами выстраиваются в очередь часа за 3 до начала приема. Сейчас оставалось менее двух, а у чугунной решётки ограды лишь активно жестикулировали две гражданки, да прохаживался медленно, заложив руки за спину, майор (не латвийской полиции, а российской милиции; наши-то звания Илья различал). Как только Илья ощутил холод медной ручки калитки, по лицу майора расплылась саркастическая улыбка: «С праздником вас!»
- Какой такой праздник?! – спросил опешивший Илья, вспоминая не спящими участками мозга, что сегодня 21-е пятница.
- Праздник Лиго, - отрапортовал майор, произнеся г на украинский манер.
- Но он же 23-го… - этот удивлённый вопрос к майору уже не имел смысла: если посольство закрыто, то охрана этого не изменит.
- Когда праздники выпадают на воскресенья, их переносят либо на понедельник, либо на пятницу. Приходите в понедельник и пораньше, если надеетесь успеть попасть на приём – будет очень много желающих после выходных.
Теперь Илья понял, что так оживлённо обсуждали две такие же жертвы собственного незнания. То ли из любопытства, то ли по профессиональной привычке майор поинтересовался, кто откуда прибыл. Женщины оказались из Воронежа и Липецка; Илья честно признался, что он из Калининграда. В связи с притязаниями Литвы на вступление в Евросоюз, Калининградская область была у всех на слуху. Зная, что это более чем в 1000 км от Москвы, майор искренне посочувствовал. Но ни на что другое кроме сочувствия он полномочий не имел: облом с визой – личная проблема каждого.
Вместе с окурком сгорала последняя надежда навестить бабушку в Риге. Три дня без регистрации, три дня без жилья, три дня без нормальной еды (та, что можно на его деньги купить в столице – это не нормальная). Илья вспомнил один из фильмов про Каменскую, где Миша Лесников (герой Дмитрия Нагиева), будучи в розыске, подыскал себе новое жильё, прямо в метро познакомившись с девушкой, и в ту же ночь остался в её квартире. Потом, по законам жанра, именно она оказалась убийцей, преступления которого пытались повесить на Мишу…. Но он не Дон Жуан, не Казанова и даже не Нагиев – он всего лишь Илюха из Кёнига, любвеобильный, но застенчивый. Попытать счастья на Черкизовской в общаге у Серёги – дохлый номер. Мать Сергея предельно ясно растолковала ситуацию: мордовороты-охранники не пустят к Серёге никого из посторонних, нечего да-же тратить время и деньги на проезд до этого «отеля на отшибе».
Но линять отсюда всё-таки придётся. Возвращаться домой, поджав хвост? Выслушивать там упрёки в том, что потерял кучу денег, не продумав мелкие детали? А может быть, на остальные отдохнуть на Украине….
Так как вторая перспектива показалась приятнее первой, Илья отправился на Курский вокзал, откуда, наряду с Киевским, отходят украинские поезда. Приемлемых рейсов, стартующих с Курского вокзала, не нашлось, зато нашёлся справочный компьютер. В Калининграде такой функционировал уже более двух лет, и отсутствие электронной справки на некоторых московских вокзалах неприятно удивило Илью. Здесь он посмотрел рейсы с разных вокзалов, не тратя время на их посещение. В Калининград остались только СВ на «Янтаре». За ту же стоимость можно объездить всю Украину. К тому же, если он в кои то веки покинул область, то, по идее, должен навестить хоть кого-то из родственников за её пределами. Значит, к тёте Нине в Лутугино, то есть на Луганск.
Началась нудная морось, и Павелецкий вокзал оказался наиболее удобным из всех – надо поставить памятник архитектору, проложившему к вокзалу крытый ход от самой станции метро с одноимённым названием. За полтора часа стояния в очереди за билетом дождь перестал (вдвойне повезло, взял билет за 10 минут до начала технического перерыва в кассе, и даже плацкартные места остались; если после утреннего визита в посольство ещё можно что-то говорить об удаче). Можно было походить по улицам, осматривая достопримечательности (и пофотографировать их). После утреннего шока Илья бродил по центру сердца России в состоянии «грогги», окидывая безразличным взглядом архитектурные шедевры, и щёлкая затвором фотоаппарата с выключенной вспышкой. Но про вспышку он вспомнит только когда проявит плёнку, а пока ему казалось, что получаются полноценные снимки.
Когда Илья потопал в сторону Арбата, чтобы прогуляться по знаменитой улице, не так давно ставшей пешеходной, врезал ливень намного сильнее, чем с утра, и пришлось поворачивать обратно на вокзал. Пополнив запасы продуктов, чтобы хватило до Украины, и кое-как перебив волчий голод в ближайшей пиццерии, он устроился в зале ожидания, куда с билетом на сегодняшнее число пускали бесплатно. Вообще-то, зря он завернул столько «Тархуна» во время обеда. Туалеты на вокзале – 8 р., кабинки у станций метро по 5 р.; но скоро он окажется в поезде, где это удовольствие на полную халяву.
До рейса оставалось ещё около 5 часов, а делать было абсолютно нечего. Илья извлёк из бокового отделения сумки новую книгу. На этот раз подвернулась «Хромая судьба». Давно перечитанный роман открылся на случайной странице. Там речь шла о предвоенной юности писателя Феликса Сорокина, образ которого подозрительно похож на само-го Аркадия Стругацкого. Попался текст, который Илья с особым интересом читал 4 года назад по горячим следам полового созревания. То есть, эпизод об отношениях Феликса, учившегося в выпускном классе, с соседкой по лестничной площадке Катей, на год его старше. Не проявлявшая ранее подобной прыти Катерина, неожиданно для Феликса и да-же для самой себя, позвала Феликса к себе домой, где методично обучила его премудростям плотской любви. Даже сейчас проявление девушкой собственной инициативы не очень-то принято, а в начале 40-х вообще было дикостью. 22.06.1941 их разлучили: Феликса забрали в армию, Катю – на работы по рытью окопов. Феликс на фронте не спал ночами, думая, что в нём такого особенного, с чего это вдруг такая колоритная красотка с жаром отдавала ему своё тело…. И понял это, только когда в середине июля Катя погибла во время бомбёжки – она просто хотела получить порцию чувственных удовольствий перед уходом на тот свет….
Ночь на железных креслах зала ожидания не прошла даром, и, несмотря на интерес к Стругацким, Илья задремал. Проснулся он в 5 минут одиннадцатого, менее чем за пол-часа до времени отправления, указанного в билете, удивившись про себя, как можно так долго спать сидя (слава Богу, что сумку не стырили). На 11-й платформе ожидали локомотива более десятка вагонов, характерного для украинских поездов тёмно-синего цвета. У каждого вагона дежурило по 2 милиционера. «Кордоны круче, чем на рейсе в Грозный», - подумал Илья, и тут же до него дошло, что этим поездом хохлы ездят в Москву подрабатывать, и при возвращении можно стрясти богатый урожай с нелегалов. Впрочем, к нему это никаким боком не относится – к его российскому паспорту не проявили никакого интереса. Распечатав новую пачку «Петра первого», и добавив к столичному смогу изрядную дозу едкого дыма, Илья, наконец, протянул свой билет проводникам.
 
* * *

Культурную программу в столице Таня выполнила довольно быстро. Привыкнув отдыхать с комфортом, она, завидев у Павелецкого вокзала экскурсионные автобусы, не задумываясь, отдала 150 папиных рублей за возможность обозреть исторический центр в сопровождении гида. Это заняло 2 часа вместо 2,5 положенных. Пользуясь сырой погодой, организаторы экскурсии халтурили, срываясь с каждого места раньше, чем положено. После этого оставалась единственная возможность скоротать время до поезда - почитывать в зале ожидания, иногда прерываясь, чтобы отбить атаки поддатых субъектов, почему-то желающих познакомиться именно с ней. Было бы неплохо убить за разговором часок-другой, но почему-то попадались одни жлобы, с которыми общаться не о чем. Потом попытался приклеиться совсем молоденький паренёк с волосами, довольно неаккуратно обесцвеченными перекисью водорода. Вот так сразу в лоб предложил устроить «американские горки» -- дилетант, совсем не умеющий искать обходные пути. Но стоит только согласиться, он сразу же испугается…. А может и не испугается, да и попахивает от него не очень, пора отшивать. Железная отмазка: на вокзале нет укромных мест. На что он без-застенчиво выдал:
- По статистике 60% выпускников америкосовских ВУЗов занимались сексом в библиотеке.
- А американские статисты вроде тебя сидели рядом и занимались онанизмом.
И, оставив покрасневшего ухажёра, Татьяна направилась в сторону подаваемого к платформе поезда.
Удобно откинувшись, она протёрла краем рубашки очки, поправила длинными тонкими пальцами непослушную прядку, съехавшую на лоб, и снова углубилась в роман; естественно, в жанре фэнтези, так соответствовавшем её мечтательной натуре. Но через пару глав очки стали бесполезными – вечер вступил в свои права.

* * *

Свет сквозь немытые окна вагона проникал плохо. Поэтому, уже через минуту после захода солнца лица соседей можно было разглядеть довольно смутно. Дождавшись, пока хохол-челнок с восьмого места протащит тучу своих сумок через тамбур, Илья прищурил глаза, пытаясь в быстро наползающей темноте разглядеть номера полок. «Хорошо, что не нижняя боковая», - подумал он, догадываясь, что ужин затянется за полночь, а стол в советской конструкции вагонов, почему-то до сих пор не исправленной, выдвигается из средней части этой самой полки.
Говорят, что люди, перепроверяющие свои действия, такие, как закрытие дверей или выключение газа, не уверены в себе. Илья таковым себя не считал, но, на всякий случай ещё раз глянул на номер места в билете. Двадцатое – от сортира далеко. С одной стороны, вонять не будет; с другой, выходя по нужде поздно ночью, можно в ответ на стук своих шагов в коридоре услышать о себе много «тёплых» слов.
Но значительно более живой интерес, чем сами места, у него вызывали пассажиры на них. Если удастся познакомиться по-человечески, то можно избавиться от скуки на всё время поездки. 18-е место (верхнее напротив) – это мимо: бабка, явно старше, чем мать. Боковые вообще пустовали: удивительно, что поезд на Украину забит не полностью. 17-е уже интереснее – чувачок примерно лет под 30, найдётся, о чём поговорить. Но особую радость у Ильи вызвала обладательница 19-го места, прямо под ним, то есть, знакомая нам с первой страницы Татьяна. «Фигурка очень даже ничего», - пронеслось в его голове, - «Да и на лицо вроде как симпатичная, надеюсь, эта симпатия сохранится и при свете». И, желая поскорее это проверить, Илья стал шарить по стене вагона в поисках выключателя. Сосед с 17-го отвернулся от чемодана и, намекая на купе проводников, с глубокомысленным видом заявил: «Свет только для избранных».
- Приколисты мы, значит, тогда общий язык найдём…, - но вслух Илья произнёс не это, а загнул первый вспомнившийся анекдот: Морфеус сталкивает мужика с крыши небоскрёба, тот падает и разбивается насмерть. Морфеус вздыхает: и этот не избранный. Сосед чуть не съехал на пол от смеха, девушка только слегка хихикнула – то ли анекдот уже слышала, то ли «Матрицу» ещё не видела. Но всё-таки она улыбнулась, и это хорошо. Весёлые девушки выглядят красивей, чем грустные.
С молчаливого согласия девушки Илья сел на её полку и стал распаковывать вещи. Расслабившись, он почувствовал, как ломит уставшие за день ноги, плечи и запястья. По закону подлости пакет с едой каким-то непостижимым образом провалился на самое дно сумки и был подавлен остальным её содержимым. Но Илья – оптимист, который может сказать «жизнь – дерьмо» с улыбкой на устах – над рассыпавшимися супами быстрого приготовления посмеялись вместе …. Какой же всё-таки у неё звонкий смех…. Вдруг Илья спохватился:
- А чего это мы, как нерусские, не представились?
- Главное, не ляпни «как нерусские» где-нибудь на Западной Украине, - как всегда с юмором ответил сосед с 17-й, оказавшийся Колей. У бабки запомнилось только необычное отчество – Харитоновна.
Тут поезд, наконец, тронулся, и заработали генераторы. В свете, отбрасываемом лампочкой под углом, при взгляде на Татьяну казалось, что у неё вокруг головы нимб.
- Ребята, вы мне не поможете закинуть сумку наверх? – пронеслась нежная музыка, отражаясь от перегородок.
- Это твоя работа, ты сантиметров на 15 выше, - зевнул не склонный к джентльменству Николай и своей репликой «разбудил» остолбеневшего соседа.
А Илья с радостью перекинул на третью полку весь танин багаж одной левой, думая, что если не помочь такой девушке, то лучше снять с сумки наплечную лямку и повеситься на лампочке.
Прошли проводники, собрали деньги за постель – и снова Илья выручил Татьяну, у которой остались только сотенные купюры (а у проводников, естественно, не нашлось сдачи).
Старушка, потерявшая отца на фронте, а мать в оккупации, осталась старшей в семье задолго до окончания школы и поэтому не стала никого просить помочь ей застелить верхнюю полку – всю сознательную жизнь она выручала себя сама. От посещения столицы впервые за несколько десятилетий на неё свалился груз впечатлений больше, чем она могла перенести. Едва её потрёпанное жизнью тело коснулось пододеяльника, как тут же провалилось в глубочайший сон. В плацкартном вагоне без дверей отчётливо слышалось, как на одних полках шелестели бельём, на других жужжали молнии сумок; двое пассажиров средних лет нетвёрдой походкой проследовали до тамбура с незажжёнными сигаретами во рту. Большинство пассажиров, не дожидаясь выключения света проводниками, от-ходили ко сну, во время которого вынужденное дорожное безделье не кажется таким скучным и долгим. Вскоре компания молодых людей оказалась фактически предоставлена самой себе.
Илья расстегнул карман, пересчитал на ощупь купюры и сказал, не обращаясь ни к кому определённому: Я мог бы принести чего-нибудь выпить….
Коля, не склонный к застенчивости, остановил пробегавшую мимо проводницу вопросом: Не подскажете, под каким номером вагон-ресторан?
Проводница удивлённо захлопала глазами: восьмой, только он работает с семи утра до десяти вечера.
Илья, желавший выпить для храбрости, чтоб познакомиться с сидевшей рядом прекраснейшей девушкой, грустно пошутил: придётся заглянуть в семь и глотнуть шампанского с утречка пораньше….
-- Как аристократы, -- в тон ему ответил Николай, при этом артистично вздёрнув подбородок, как будто он действительно был гордым дворянином.
Татьяна не услышала этого разговора. Слух у неё был отменный, она просто не слушала, так как снова углубилась в чтение, упорно подбираясь к концу главы. Когда она бралась за интересующее её дело, весь остальной мир переставал для неё существовать.
Вдруг Илья заметил что-то странное в манере её чтения. Ну, конечно, она перелистывала по 4-5 страниц в минуту. Вот и нашёлся повод для комплимента.
- Ты читаешь как Джеймс Бонд, - произнёс он слегка в сторону от неё.
Заметив, что обращаются напрямую к ней, она медленно развернула глаза, оказавшиеся цвета морских волн, отражающих одновременно холмы, поросшие лесом и небо с лёгкими перистыми облаками.
- Как кто? – хрупкой девушке никогда не приходило в голову сравнивать себя с лучшим супершпионом Запада.
- У агентов в американских боевиках обычно фотографическая память: бросят беглый взгляд на страницу, и она уже у них в голове как отсканированная.
- Я курсы скорочтения окончила, -- раздалась нежная песня.
- По-моему, художественную литературу читают не для того, чтобы проглотить быро-быро, а чтобы посидеть и помечтать, представляя себя кем-то из героев, - возразил Илья, ненавидевший спешки.
- Привычка,- ответила Татьяна с лёгким вздохом, - мозг, видя любой текст, автоматически переходит в режим штурма. Мало что запоминает и вместо расслабления напрягается. Зато с учёбой очень удобно получается, времени на инет на первом курсе ни секунды не было, а сейчас остаётся до кучи… - она мечтательно приподняла глаза и чуть-чуть зевнула.
- У тебя есть дома компьютер? - спросил Илья, с надеждой, что разговор свернёт на тему, в которой он хорошо разбирается, ибо молчание на свидании – преступление (во всяком случае, так его учили в своё время кореша постарше).
- Дома-то есть, только я там редко бываю, в общаге живу. Но есть Интернет-зал в универе, а на крайняк, Интернет-кафе ещё никто не отменял.
- Общага в Москве? – Илья занервничал: сейчас придётся рассказывать, как он с треском облажался, и в глазах москвички он будет выглядеть тупым как сибирский валенок….
- В Питере. Учусь в Бонч-Бруевиче на факе защиты инфы и админинга.
Возникла полусекундная задержка, понадобившаяся Илье, чтоб сообразить, что фак – это факультет, инфа – информация, а админинг – системное администрирование.
Девушка, говорящая на компьютерном сленге, удивила его не меньше, чем если бы она ругалась матом.
- Так ты хакер? – спросил он, чувствуя, как его зрачки стремительно растут до размеров пятирублёвых монет.
- Перед сессией на практике делать было нефиг, сначала троян написала и преподу подкинула, потом свою машину вирусом заразила. Допуск почти до самого экза получала.
- А что в инете делаешь? – вспомнил Илья начало разговора.
- Раньше качала музыку и тексты Scorpions, потом подсела на чаты.
Рок, как русский, так и англоязычный, был для Ильи самым настоящим наркотиком. Когда у него начиналась депрессия, он лечился тяжёлой музыкой. «Слушаешь тяжёлый металл, таскаешь тяжёлый металл – эффект тот же, - иногда говорил он друзьям, - но в качалку ходить в лом, да и некогда, а музыка -- вот она.» На эту тему он, обычно не склонный к болтливости, мог говорить часами.
- Ну и как, воспринимаешь на слух тексты «Скорпионов»? Или приходится читать с листа, чтоб их понять?
- Для меня английская речь почти так же понятна как русская. А как у тебя с ин. яз-ом?
- I think, I speak English rather well, (Перевод: По-моему, я говорю по-английски достаточно хорошо) - ответил Илья, и они оба засмеялись весело и непринуждённо.
В эти минуты проголодавшийся Николай усиленно наворачивал нехитрую смесь консервов, овощей и хлеба. Понимая, к чему идёт дело у пассажиров напротив, он подумал, что не помешает выбросить пустую банку, а заодно и посмолить перед сном.
- Я перекурю? – спросил он соседей, как будто на это требовалось их разрешение. Получив его, он исчез в тамбуре и, чтобы потянуть время, сходил ещё в туалет (приближалась узловая станция Кашира). В его голове, туго набитой прикольными афоризмами, шевельнулась мысль: когда парень и девушка остаются вдвоём, она думает: наконец-то мы вместе, а он думает: наконец-то мы одни.
А те, кого разбитной Коля принял за влюблённых, сидели напротив, пытаясь раз-глядывать друг друга в полумраке, потому что проводники выключили свет.
Когда двое вместе молчат, -- пытался Илья сформулировать мысль у себя в голове,- это значит одно из двух: либо им скучно и нечего сказать, либо им так хорошо вдвоём, что слова уже не нужны. Хоть бы это было второе, Господи, хоть бы второе!
Когда Николай вернулся в вагон, там ничего не изменилось.
- Надо бы и мне курнуть, -- нарушила молчание Татьяна и достала из кармана белую сигарету.
- Без фильтра? – съехидничал Николай, которому не понравилась нерасторопность «парочки».
- Парламент,- с наигранной обидой ответила Татьяна.
В тамбуре они снова остались наедине.
- У меня курево попроще, -- виновато заметил Илья.
- О, давай махнёмся по сигаретке, - неожиданно оживилась Таня, - а то с этих облегчённых ни фига не накуришься!
На этот раз беседа снова свернула на компьютеры, потом на кино, потом на то, у кого какое кино есть на компьютере. Посмеялись над фильмами в переводе Гоблина. Потом Илья стал пересказывать сюжет своей любимой ленты «Трасса 60». Когда он дошёл до сцены знакомства Нила Оливера с Линн Линден, Татьяна уже окончательно приняла решение. У неё немного кружилась голова: то ли от резко нахлынувших чувств, то ли оттого, что незаметно для себя она докуривала уже четвёртую сигарету подряд.
Илья ненадолго задумался, шаря в поисках спичек. Поезд сделал рывок, чтобы прибыть в Ожерелье на границе Московской и Калужской областей без опоздания. Через неплотно прикрытую форточку со свистом врывалась струя холодного и сырого воздуха, в которой бесславно погибли три спички, так и не успев разродиться табачным дымом. Илья попытался прикурить от чинарика Татьяны. Их разделяло расстояние менее чем в полторы длины сигареты. Он ясно увидел в её глазах отражение своих. Она смотрела, не моргая. Руки с окурками автоматически подались в разные стороны, другие легли на талию друг друга. Освободившиеся губы слились в единое целое. Упавшие сигареты, всеми забытые, догорали под дверью. Меньше всего Илья думал о том, что он на 23 сантиметра выше, и ему приходится довольно низко нагибаться. В такт громким подбрасываниям вагонов на стыках рельс тихо постукивали секундные стрелки, но для двоих пассажиров время остановилось. Наконец, они потихоньку стали возвращаться на грешную землю, но ей этого не хотелось.
- Погладь меня нежно, - прошептало сопрано, основательно сбиваясь. Её руки уже вовсю орудовали под его рубашкой.
На крутом повороте поезд основательно тряхнуло, и форточка отлетела от рамы окончательно. Проводники соседнего вагона поёжились в своём купе от дождя и ветра. Но пару в тамбуре такие мелочи не интересовали.
- Жарко, - девичий голос издал нечто среднее между шёпотом и стоном. Длинные и тонкие пальцы ловко управились с металлическими пуговицами джинсовой рубашки, болтавшейся на хрупких девичьих плечах как на вешалке. Из солидарности пуговицы на мужской фланелевой рубашке также были мгновенно расстегнуты. Теперь тела соприкасались на довольно широкой площади, щедро делясь своим теплом друг с другом.
В этот момент произошло то, чего Илья не ожидал никак: сладкий голос внезапно стал резким и коротко отрезал: Уходим!
Она схватила его руку мёртвой хваткой и прошмыгнула в дверь пассажирского салона. Её острый слух засёк то, что ему стало ясно, только когда открылась дверь с другой стороны: проводники пошли чинить форточку. Когда они вернулись к своим местам, Николай уже смотрел не первый цветной сон. И при этом издавал такой храп, как звучало бы соло на электрогитаре, искажённое трубкой советского телефона. Потянулась томительная вынужденная пауза.
Спать не хотелось, да и Коля на все лады неосознанно пресекал любые попытки отключиться. Тогда Илья пересказал ей роман, который сам читал уже раз четвёртый или пятый и всё не мог начитаться. Приключения героев «Скалы Мэддона» Хэммонда Иннеса произвели на Татьяну довольно сильное впечатление – определённо что-то было от главной героини этого увлекательнейшего сюжета в её противоречивом характере. Описывая финальную схватку положительных героев со злодеями, Илья вошёл в раж и случайно разбудил Николая. Тот даже с заспанным лицом не терял чувства юмора:
- Вечернюю сказку рассказали, теперь пора спать?
- Не всё так просто, рассказ был таким долгим, что мне захотелось ещё покурить, - улыбнулась Таня ему в ответ и, взяв Илью за руку, поспешно повлекла в сторону тамбура, давно покинутого проводниками. Как только дверь курилки щёлкнула, она взяла сигареты и огонь и чётким движением демонстративно положила в пепельницу. Она чуть-чуть замялась, придавая голосу как можно больше обаяния, которым тот и так не был обделён:
- Место здесь уединённое, можно немного покуролесить….
Смысл последнего слова дошёл до Ильи только когда Таня выставила вперёд правую руку и почесала его грудь, покрытую мягкими волосами. Недолго думая, она перешла к более интенсивным ласкам.
- Нравится? – шепнули ему на ухо её чувственные губы и принялись постепенно целовать ему всю нижнюю часть лица.
- Ничего, что я слегка небрит? – растерялся Илья.
- Мне даже приятно, когда немного больно, - ещё более томно вздохнула Татьяна.
Вдруг в соседнем купе зашебуршились проводники. Влюблённые прижались друг к другу в тревожном ожидании. Тревога оказалась ложной: через 10 секунд всякие шумы, кроме стука колёс, стихли. Прождав для верности ещё 30, Татьяна вернулась к делу с удвоенной силой, то и дело повторяя:
- Нравится?
- Очень! – отвечал Илья, но прав был только отчасти. Воспоминания о неожиданном вторжении проводников порождали в нём страх, что это всё повторится, и никак не давали полностью расслабиться.
Контакты с мужчинами старше и опытнее её породили у Татьяны заблуждение, что любой мужчина может мгновенно возбудиться, как только женщина захочет.
- Будет у меня сегодня секс или нет?! – она явно начинала сердиться.
- Нас могут застукать, это стрёмно, - честно признался Илья.
- Ты что, девственник?!
- Если честно, ты у меня действительно первая….
- Ну почему мне всегда одни девственники попадаются? – она залилась смехом, который из-за малой громкости можно было принять и за рыдания.
Илья находился в состоянии, близком к шоковому: исчезла его муза, святая, которой он час и полчаса назад был готов поклоняться на коленях – осталась только алчущая спаривания самка. Понятия не имея, чем её утешить, он попытался хотя бы спасти себя от позора:
- Я дважды тонул, дважды терпел автоаварии, дважды оставался в незнакомом городе без необходимых денег и документов и за все эти случаи не испытывал такой паники как тогда, когда проводники пришли!
Обладая нетипично для женщины развитым логическим мышлением, после этой фразы Татьяна поняла, что заметно перегнула палку.
- Ты очень хороший человек и очень мне нравишься, -- заговорила она на полтона ниже, - мне с тобой приятно и легко, и ты не относись к этому как к делу – расслабься и лови кайф.
И через несколько секунд прошептала: Я люблю тебя.
- И я тебя тоже.
И в следующий миг языки снова коснулись друг друга.
На этот раз природа взяла своё. Полуобнажённая девица устроилась в своей любимой позе сверху; полуобнажённый паренёк прерывисто дышал то в такт её движениям, то в такт вздрагиваниям пола под ним.
- Только кончать в меня не надо, хорошо? – задала она риторический вопрос, в ответ на который он только прикрыл глаза от удовольствия.
Она медленно сползла на железный пол, поудобнее устроила своё обессиленное тельце так, чтобы её голова раскинула свои рыжеватые волосы прямо по тёмным волосам его груди. Они полулежали неподвижно и просто наслаждались чувством тепла, исходящего друг от друга. Но тут Илья заметил, что вагон сбавил скорость; в окне показалось какое-то здание, на котором он прочитал «Ожерелье». Влюблённые поняли, что рано или поздно всякое удовольствие закончится. Забравшись на верхнюю полку, Илья посмотрел на часы, но в темноте не смог ничего разобрать.
- Спокойной ночи, - прошептал мужской голос.
- Спокойной ночи, - отозвался женский, услышанный парнем как удаляющееся эхо.
Оба уснули практически мгновенно.

* * *

Когда Илья открыл глаза, то увидел пляшущие по полу и столику блики; солнечные лучи заходили на нижнюю полку и там пересекались с прядями волос такого же цвета, в беспорядке разметавшихся по подушке. Лежащая неподвижно Татьяна напоминала скульптуру, рождённую вдохновением гениального мастера. Но для человека, наблюдавшего сверху, этот шедевр был гораздо ценнее всех творений Греции и Возрождения. На-конец, сладко потянувшись, она нехотя выползла из-под одеяла. Её футболка обтягивала довольно крупный бюст, в то же время оставляя наполовину открытым подтянутый, упругий живот. Тонкие шорты плотно облегали прелестные бёдра. В таком виде она, казалось, выглядела ещё сексуальнее, чем без одежды ночью. Или дело в ярком утреннем освещении?
Татьяна стукнула кулачком в полку над собой и игриво выпалила: «Вставай, вставай, штанишки надевай!» И более серьёзно: «Надо умыться, а то на станциях запирают». Илья, чувствуя замедление хода, решил не занимать очередь; и пока девушка тщательно счищала с себя грязь предыдущих пользователей постельного белья, попробовал соорудить нехитрое меню из всего съедобного, что осталось после ужина. Старушка с полки напротив него встала первой и уже начинала не завтрак, а обед, да и Николай курил уже не первую сигарету. Глядя, как девушка стремительно поглощает заплывшие жиром консервы, старушка отложила в сторону дамский роман и, свесившись с полки, вздохнула:
- Много кушаешь, доченька: смотри, пожалеешь…
- Я не толстею, моя фигура удивительно постоянна…. Я предпочитаю растительную пищу, но иногда хочется мяса большой кусок, р-р-р!
С этими словами она сделала вид, что кусает Илью, но на самом деле всего лишь прикоснулась губами к его шее. Илья еле слышно усмехнулся, Таня захихикала в голос. Теперь они не могли смотреть друг на друга без улыбки: прижмутся поплотнее, обменяются на глазах у всех секундным поцелуем и, улыбаясь до ушей, отводят глаза, вроде как чуть-чуть смущаясь. Но это лёгкое смущение – не отрицательная эмоция: оно, как и все остальные ощущения, переживаемые ими сейчас, было частью того, что в быту называется просто счастьем. Да, это полное и безмятежное счастье – просто быть вместе с любимым человеком.
Таможенный досмотр Николай, как гражданин Украины, прошёл без каких-либо проблем. Илье с Татьяной пришлось заполнять миграционные карты. Он машинально подглядел в её паспорт, как подглядывал на экзаменах в соседские шпоры.
«Татьяна Александровна, - проносилась мысль за мыслью в его мозгу,- как моя мать. Мама в молодости тоже была симпатичной, но, конечно не такой как та, скорее небесная, чем земная особа, что сидит рядом со мной…. А фамилия-то какая странная: Бедоносцева. Это значит, всем знакомым приносит беды? Но у меня в жизни было столько чудесных спасений, что я просто обязан выкрутится. И вообще, пусть весь мир погибнет, лишь бы мы были вместе!». Её размашистая подпись, начинающаяся с большой буквы Б, свидетельствовала о сильной воле и уверенности в себе.
Коля же, прежде всего, обратил внимание на прикольную дату рождения:
- 22-го февраля родилась? А чего не на следующий день? Принимала бы поздравления вместе с пацанами.
- Так в школе каждый год поздравляли всех мальчиков и меня персонально. Один раз подарили мужской дезодорант – я обиделась.
Как только поезд покинули служащие в зелёной форме, и пассажирам разрешили вставать с мест, Илья с Татьяной, не сговариваясь, направились к открытой форточке напротив купе проводников. Поезд уже почти 15 часов катил практически строго на юг, и прохладное вечернее Подмосковье успело постепенно смениться раскалённым дневным Донбассом. Встречный поток воздуха трепал рыжие вьющиеся волосы на одной голове и светлые волнистые на другой. Они добродушно посмеялись над получившимися причёсками, а потом она запела про ветер. Текст песни оказался Илье незнаком, хотя стиль явно роковый.
- Кто автор, Ольга Арефьева? – спросил он, стараясь скрыть удивление.
- Татьяна Бедоносцева, - прозвучало в ответ.
Теперь удивление скрыть не удалось. Илья не играл на гитаре, поэтому он сочинял не песни, а просто стихи, которые немедленно начал читать. Но когда он прочитал лучший эпизод из поэмы о «Титанике», эффект от этого получился неожиданным.
- Пожалуйста, не надо о смерти в такой чудесный день, когда всё зеленеет и хочет жить, - сказал, чуть ли не с мольбой, нежный девичий голос. И запел в ответ самые жизнерадостные слова, с каждой нотой становясь всё звонче, всё верней перекрикивая колёса и тепловоз. Илья спросил открытым текстом о её голосе. Да, это оказалось настоящее сопрано. В прошлом году она даже взяла призы в студенческом конкурсе игры на акустической гитаре (второй по игре и первый по вокалу).
Коля предложил партию в карты. Колода оказалась вполне в стиле бесшабашного шутника. Верхняя половина фигуры представляла собой портрет определённой человеческой добродетели, на нижней изображался порок. Например, верхний король пик – депутат, произносящий у трибуны возвышенную речь; нижний – алкоголик, и на трибуне уже вместо микрофона бутылка, и пламенный взгляд потух. Игроки решили поприкалываться и стали выбирать, кому чей портрет больше подходит. Николай выбрал валета бубей: добродушного отдыхающего в санатории, одновременно оказавшегося новым русским, загибающим пальцы. Илья, не раздумывая, взял себе образ червового валета: галантного кавалера, по совместительству байкера. Татьяна придирчиво разглядывала всех четырёх дам, и наконец, остановилась на червовой: девочка-ромашка с веночком на голове, а снизу обтянутая ремнями мастурбирующая садо-мазохистка.
Несколько партий в дурака тянулись невообразимо долго. Илья с Татьяной часто выходили на перекуры и пропадали. Между вагонами бродили все, кому не лень, и поэтому они зажимались значительно скромнее, чем в тёмное время суток. Наконец, им надое-ли эти неполные действия, а Николаю надоели картёжные игры. Остатки провизии пошли на обед, за которым Николай рассказал, куда его забрасывала судьба инженера-нефтяника: в Африку, в Иран и даже в Басру (в Ираке, уже тогда находившемся на грани войны). Илья, обожающий путешествия, заслушался.
- Меня всегда привлекали люди со сложной судьбой, -- наконец, сделал он вывод, - они очень интересно рассказывают о своей жизни.
Коля беззастенчиво уставился на Татьяну:
- А мне всегда нравились рыжие – огонь на голове означает стремление к яркой жизни.
Таня от такого комплимента немного покраснела, а Илья подумал, что Николай, в сущности, прав.
Коля завидовал им белой завистью. В свой 31 год он успел пережить любовь, свадьбу, измену жены и развод. За последние 4 года новой звезды на горизонте так и не появилось.
Татьяна вырвала последний листок записной книжки со стихами и, положив на жёсткую полку, освобождённую от сданной постели, подала Илье ручку, чтобы он записал свои координаты. На всякий случай он указал всё: телефон, адрес, e-mail. Она записала то же самое на предпоследнем листке, который Илья бережно вложил в карман с деньгами и документами.
Они сидели друг напротив друга, глядя в окно, и просто молчали о своём. Николай дочитывал новый детектив Андрея Константинова и делал вид, что не обращает на парочку никакого внимания.
- Тань… - начал было Илья, но она резко приложила палец к губам:
- Не надо, давай лучше… помолимся.
Илья ждал любого сюрприза от своей попутчицы, но проявление религиозности его удивило по-настоящему. Она смотрела на него и в то же время куда-то насквозь, вдаль, сконцентрировавшись на какой-то ей одной известной точке. Она не произносила придуманные на ходу молитвы вслух – только мысленно, сама не понимая, как такие слова могли прийти ей в голову. Илья не мог знать эти слова, да если бы и знал, всё равно ничего бы не понял. Он прошептал канонические тексты: «Отче наш» и «Верую», а вместе с ним и верующая с детства Харитоновна, и даже внезапно посерьезневший Коля, путавший святые слова в каждой строчке потому, что он не исповедовался уже более трёх лет.
Переезд, потом ещё один. Терпеливо ждали, пока прогрохочет состав, автомобили, пересекавшие Каменнобродский район, уже в черте Луганска.
«Какая странная застройка – частные особняки начинаются сразу за вокзалом, а ведь это самый центр города», - Илья мысленно сравнивал Луганск с родным Калининградом, от которого отдалился на 1917 километров, что он высчитал там же по атласу железных дорог. Ему хотелось думать о чём угодно, кроме того, что очень скоро придётся надолго, может быть, навсегда разлучиться с той, что подарила ему такую любовь, какой он ещё не знал. Взяла и подарила – не за что-то, а просто так.
Илья соблюдал все джентльменские формальности, как то: вынес на перрон её багаж, подал руку, когда она сама спрыгивала с невысокой, но крутой лестницы…. А на стоянке уже ждал «Мерседес» с работающим двигателем. Они прошли ещё немного, взявшись за руки и остановились метрах в 10 от автомобиля.
- Меня уже встречают, - убитым голосом медленно проговорила Таня.
Она ещё раз поцеловала его в губы, а затем как ледяной сталью по уху резануло слово «Прощай!».
Он хотел закричать, чтоб удержать её, но сдержался, помня о дяде за рулём автомобиля.
«Как прощай? Зачем прощай? – метался по извилинам немой вопрос,- разве мы обменялись адресами не для того, чтобы на следующие каникулы приехать в гости? Либо у неё кто-то есть в Питере, в Псковской области, или ещё где-то, то есть я был для неё простым развлечением и ничего больше…. Но с каким искренним жаром она отдавала мне своё гармонично сложенное тело, такой вариант просто исключён по определению…. Тогда женскую логику мне не понять вовеки».
Татьяна ни разу не оглянулась. «Мерседес» описал по привокзальной площади полукруг и поехал в сторону южной окраины города. А Илья пошёл искать себе такси, так как на восточной Украине всё работает только по утрам, и автобусы на Лутугино переставали ходить ещё в начале седьмого вечера. А сейчас конец шестого, и ещё до их кольца полчаса добираться. Не-е, и пытаться не стоит.

* * *

Такси, против ожидания, оказалось на удивление дешёвым – 200 рублей за расстояние равное пути до Зеленоградска, где без 10 долларов не обойтись. Другой приятной неожиданностью явился таксист, принявший оплату в иностранной (то есть, российской) валюте – не нужно тащиться с баулой до обменного пункта и менять немногочисленные рублики по невыгодному привокзальному курсу.
Шестёрка довольно резво для отечественной машины рванула с места мимо халупы, рядом с которой припарковался «Форд Мондео» (Луганск – город контрастов!). Илья, стараясь отвлечься от той, которая доставила ему столько удовольствия и которую ему не увидеть, по крайней мере, до следующих каникул, стал разглядывать окружающие виды. Новенький американский автомобиль, по цене на порядок дороже здания, рядом с которым он стоял, не вызвал почти никаких эмоций. «Наверное, разбогатевший сын приехал погостить к матери, или внук к бабушке», - равнодушно шевельнулась фраза в мозгу и снова уступила место единственной занимавшей его мысли.
Тогда он попробовал переключиться на машину, которая с каждым оборотом колеса приближала его к тётке. «Такси здесь – в основном российские машины. Разве что VIP-клиентам за дополнительную плату могут предоставить иномарку. А в Калининграде в основном «Мерседесы»…. Правда, устаревших моделей». И тут перед его мысленным взором взревел двигатель, уносивший его рыжеволосое счастье на сотни километров.
Понимая, что ещё долго не сможет забыть это приключение, Илья сдался и, устроившись поудобнее на заднем сиденье, решил снова пережить события прошлой ночи. Водитель, словно угадывая его мысли, предложил поставить музыку. Пассажир абстрактно попросил «что-нибудь лирическое», и перестроечных времён магнитола заговорила голо-сом Джона Леннона, изрядно искажённым хрипами древнего динамика… да и сам Джон слегка похрипывал. Что, впрочем, не мешало молодому мечтателю наслаждаться воспоминаниями.
Тем временем, неподалёку от Георгиевки, «Жигуль» добавил газу и догнал «Мерседес». «Какое совпадение, - подумал Илья, - «Мерседесов» в украинской глубинке не так уж много. Цвет и модель тоже совпадают. Нет, ошибки быть не может, это тот самый». К его умиротворённой радости примешалось неизвестно откуда взявшееся чувство тревоги.

* * *

Иван Коваленко уже успел хлебнуть горя в своей жизни, а ведь ему только исполнилось 18 лет. В пятиэтажке на отшибе Лутугина ребята, в основном, были постарше его, и многие давно сидели на игле. Ваня втянулся – на последнем звонке он уже нюхал героин, а после выпускного начал, как все его кореша, колоться в вену. Но после кайфа всегда наступает ломка. Иван потихоньку стал тащить из дома.
А в ночь с 15-го на 16-е июня в результате блестящей операции ОБНОН Луганской области арестовал практически всех торговцев наркотиками в Лутугино и ближайшей Успенке. Опера получили премии, а наркоманы – неутолимую жажду зелья. Вскоре и у Вани кончился товар. Дрожа от начинающихся болей, он решил сходить в соседнюю Георгиевку к знакомым, которые подторговывали, получая с определённого количества свой «чек» (порцию героина).
Дорога казалась бесконечно долгой, особенно поворот вокруг балки, поросшей деревьями. От отчаяния Иван ломанулся напрямик. Перебегая дорогу, ведущую к заветному оврагу, он чуть не споткнулся о корень дерева, нависавшего своей кроной прямо над проезжей частью.
Солнечные блики сверкнули на фарах «Мерседеса». Ваня даже не успел ничего почувствовать.
Опытный водитель «Мерседеса» заметил человеческую фигуру, показавшуюся из-за ствола перед самым бампером. По встречной полосе сплошным потоком следовали грузовики. С бешеной скоростью руль закрутился вправо, нога вдавила тормозную педаль в самое днище, но расстояние до человека оказалось слишком малым. Раздался глухой удар, затем лязг металла об дерево. Таксист, ехавший следом, увидел лежащее на дороге тело и тоже дал право руля. «Шестёрка» врезалась прямо в зад иномарке.
Но этот удар уже не сыграл никакой роли для пассажиров «Мерседеса». Водитель, потеряв сознание, сидел, уткнувшись разбитым лицом в середину руля, отчего над дорогой разносился противный звук клаксона. Голова пассажирки вывалилась в правое окно, при этом неестественно заломившись на сторону; от основания шеи до виска уже начинали расползаться фиолетовые пятна. Таксист вызывал по сотовой связи скорую помощь и дорожную инспекцию. Дальше на проезжей части лежал Ваня с расколотым черепом. В полуразбитом лобовом стекле «Мерседеса» отражались его застеклённые смертью глаза.
В этой сумятице так нелогично нежно играла магнитола, и давно покойный Леннон, не останавливаясь, продолжал восхвалять прелести неизвестной англичанки.
Илья, держась одной рукой за голову, другой открыл дверцу «Шестёрки» и, пошатываясь, побрёл к «Мерседесу». Приложив пальцы к тонкой девичьей шее, он не почувствовал привычного движения крови. Её упругая грудь застыла в положении вдоха. Реальность была сурова – его попутчица Таня скончалась.
Илья обхватил голову обеими руками и присел на край кювета, чтобы не упасть в обморок.
«Я-то думал, что она – всего лишь легкомысленная оторва, для которой я был одноразовым развлечением, забывающимся на следующий день. Я не понял женскую логику, а надо было понять женскую интуицию: она, как та героиня Стругацких, хотела получить последнюю порцию чувственных удовольствий перед уходом на тот свет. Вот что значит это безнадёжное «Прощай», вот что значит тот внезапный переход от безбашенной весёлости к сосредоточенно-молитвенному настроению!», - размышлял Илья.
Потом он закрыл лицо руками, чтобы не видели посторонние… или, скорее, чтобы самому никого не видеть. И начал плакать. Последний раз он плакал ещё в старших классах, на похоронах своего отца.

* * *

С тех пор прошло более полутора лет.
Илья не любит вспоминать продолжение этого путешествия. Пытаясь забыться, он практически ежедневно накачивался копеечным украинским алкоголем на деньги, оставшиеся после Москвы. И, в конце концов, ранним утром 16-го июля он очнулся в скором поезде Киев-Минск с единственной пятисотрублёвой купюрой в кармане.
С безразличным выражением лица он брёл по просторному зданию вокзала белорусской столицы. Вопреки ожиданиям, на недостроенном вокзале оказалась система электронной справки. Отстояв очередь, Илья набрал на сенсорном дисплее нужные слова, и сердце у него упало. Ближайшие места на рейсы до Калининграда оказались свободны только через 3,5 суток. Гудевшая голова упорно отказывалась искать приемлемое решение.
И вдруг кто-то тронул его за плечо и спросил: «Чё, земляк, тоже в Кёниг надо?».
Илья, вздрогнув, обернулся – сзади стоял мужичок небольшого роста с обильной проседью в тёмных волосах.
- Илья.
- Лёша.
Последовал машинальный обмен рукопожатиями.
«Общая беда упрощает контакты, - подумал Илья, - он старше меня раза в два, но представился не как Алексей Батькович, а просто: Лёша. Что ж, одна голова – хорошо, а две – уже герб России».
Алексей возвращался с отдыха из крымского санатория и в деньгах во время поездки не нуждался. Сдав сумки в камеры хранения, товарищи по несчастью продегустировали за лёшин счёт разливное пиво ближайшего ларька. Оно оказалось обильно разбавленным водой и поэтому не пьянило. В разговоре за кружкой выяснилось, что Илья с Алексеем не просто из одного города, а даже из одного района, в 25-ти минутах ходьбы друг от друга.
Выкурив по сигарете, новые знакомые вернулись в зал ожидания. Одни составы приходили, другие уходили, и тогда буквы на большом табло начинали шевелиться, обозначая новые направление с количеством свободных мест на них. Но в строке Харьков-Калининград по-прежнему красовались жирные нули – пассажиры упорно не хотели схо-дить раньше Минска. На седьмой платформе загрохотало, и тут же зашелестела нижняя строчка, открыв вильнюсское направление, отправление в 18-10. Илья и Лёша почти од-новременно уловили возможность добраться до родного города с пересадкой в Литве. Илья посчитал цены – денег катастрофически не хватало. Тогда Алексей согласился взять большую часть расходов по проезду на себя с условием отдачи разницы в Калининграде.
К счастью, рейс Минск-Вильнюс прибыл без опоздания, и до прохождения через литовскую столицу автобуса Барановичи-Калининград оставалось больше часа. Товарищи без спешки и суеты успели обзавестись билетами и перекурить на перроне, аккуратно покидав окурки точно в урну, так как Лёша, уже однажды обжегшийся, заблаговременно предупредил Илью, что за бычок, брошенный на асфальт, полицейский, неспешно прохаживавшийся вдоль платформ, оштрафует их на целых 50 лит.
Прибыв, наконец, на Южный вокзал 17-го в полдень, Алексей заехал к Илье домой, где тот незамедлительно снял со сберкнижки необходимую сумму и отдал деньги, как договорились, так как с детства был честным человеком, привыкшим отдавать все свои долги.
После такого неприятного приключения, закончившегося чудесным спасением, Илья понял, что попытка погрузиться в алкогольные сны – тупик, а не решение проблемы. И правильно – существовал другой путь.
Он с головой ушёл в науку и без проблем сдал обе сессии четвёртого курса на повышенную стипендию. Научный руководитель – преподаватель с двадцатипятилетним стажем в жизни не видел такого прилежного исполнителя курсовых работ. Намечая тему его диплома, Палыч уже решил принять Илью к себе в аспирантуру. Но тут вмешалась жена руководителя. Ольга Михайловна настойчиво заявила: «Он должен защищаться в Питере, Калининград для него слишком мал». И эти слова не были пустым звуком – у четы доцентов Синельниковых имелись обширные связи в научных кругах северной столицы. Николай Павлович немного пожалел о потере талантливого подопечного, но признал правоту супруги и согласился отпустить дипломника защищаться в университете Бонч-Бруевича при выполнении условия, поставленного тамошними преподавателями, то есть, отличной сдаче госэкзаменов.
Конспекты к госам у Ильи переписывала половина группы. Самые ленивые даже ксерокопировали – написано аккуратно, но очень уж объёмно. Кроме законной пятёрки утром, Илью ждал ещё один приз. Вечером, дома у Палыча ему сообщили, что его тема утверждена в Бонче и вручили билет на паром Калининград-Санкт-Петербург. Научный руководитель, теперь уже бывший, проводил его до лестничной клетки, пожал руку и пожелал успехов в дальнейшей работе. Это было 19 февраля 2004 года.
Хорошенько выспавшись за следующий день, новоиспечённый дипломник университета Бонч-Бруевича с утра немного почитал в электричке Калининград-Балтийск и вскоре стоял у 4-го терминала, где раскочегаривал двигатели паром «Георг Отс», гото-вившийся к своему первому походу по данному маршруту. Сбылась детская мечта Ильи – сын моряка наконец-то увидит открытое море.
Рейс затянулся. Из-за ледостава в финском заливе на помощь калининградскому парому пришлось вызывать ледокол из Петербурга. Вместо 34-х часов паром шёл 46. От-дыхая от чтения, Илья стал прохаживаться по верхней палубе, но сырой морозный ветер загнал его в корабельный бар, где он рассчитывал согреться, а заодно и перекусить, так как еда, взятая из дома, давно закончилась.
Бар заполнили скучающие пассажиры, и полностью свободных столиков не нашлось. На свой страх и риск, Илья решил подсесть за тот, где одиноко сидела девушка с модельной фигурой и чёрными, коротко подстриженными волосами, лениво пережёвывая что-то диетическое.
Она не возражала против компании. Илья осмелел и попробовал заговорить:
- Ты из Кёнига или из Питера?
- Из Выборга, в Петербурге учусь.
- И путешествуешь по Прибалтике в учебное время?
- А у нас половина преподов кафедры разъехались по командировкам за бугор, учёба только со вторника начинается. Вот и решила времени не терять, заглянуть к родственникам.
- Я сам калининградец, в каком районе родственники, если не секрет?
- Раскрываю секрет: Ленинский 8, третий этаж.
Илья всплеснул руками:
- Как тесен этот земной шарик! Мой научный руководитель Николай Павлович Синельников живёт в том же доме этажом выше. Кстати, меня зовут Илья.
- Наталья, учусь на 4-м курсе Бонч-Бруевича, защита информации. И жену Николай Палыча, Ольгу Михайловну знаю – она с нашим зав. кафедрой корешится.
- Вот к нему-то я и еду, диплом у него защищать буду. И если повезёт, дай то Бог, поступать в аспирантуру. Где живёшь, - решил Илья познакомиться поподробнее, - на съёмной хате или в общаге?
- В общежитии, и тебя, наверное, в наше третье подселят.
- А ты случайно не знаешь, в какую именно комнату меня поселят? – пошутил Илья.
- Знаю точно, куда не подселят, - шуткой на шутку ответила Наталья, - в 912-ю. Там девчонки живут, и я в том числе.
При упоминании о комнате 912 Илья чуть не подавился куском мяса:
- Ты знала Таньку Бедоносцеву?!
- Два года были лучшими подругами…. Какая трагедия, -- добавила Наталья, опустив глаза к самому низу.
- А я знал её меньше суток, но всё никак не могу забыть. Такие рождаются раз в 100 лет.
Наталья согласилась с последней фразой. Тогда Илья, не считаясь с недостатком денег, заказал бутылку шампанского, чтобы помянуть Татьяну и выпить за чудесные совпадения.
За вином разговорились о превратностях судьбы. Наталья настаивала на существовании счастливых случаев, Илья утверждал, что случайность есть неустановленная закономерность. Поднимая последний бокал, они сошлись на том, что интуиция, в общем, их обоих подводит редко. Выпив бокал до дна, парень с девушкой рассудили трезво, что лучше выйти на верхнюю палубу, где ни фальшивое пение в дальнем углу, ни матерная ругань за соседним столиком не помешают им спокойно общаться.
Морозный шторм норовил залезть под полы одежды или растрепать волосы, не покрытые шапками, забытыми в каюте. Но у двоих пассажиров, беззаботно прохаживающихся по носовой части верхней палубы, был источник энергии, спасающий от самого лютого холода, о котором бездушные силы природы и не подозревают.
Илья почитал Натали (как он мысленно стал её называть) лучшие отрывки из своей поэмы о «Титанике».
- Зачем о смерти, когда мы только начинаем жить? – недоумённо спросила Ната-лья…. – а впрочем, «Титаник», так «Титаник», махнула она рукой и поставила миниатюрный сапожок на леер.
Илья понял без слов, чего она хочет, и попробовал изобразить, как Леонардо ди Каприо поставил Кейт Уинслет на носу «Титаника» в известном фильме. Леера обледенели от брызг, и парень с девушкой громко шлёпнулись о настил. Он помог ей подняться. Теперь они стояли, обняв друг друга за талию, и звонко смеялись над глупостью, которую только что пытались проделать.
За кормой скрылся во льдах последний отблеск неласкового февральского солнца. Форштевень разрезал надвое узкую полосу фарватера, проложенного ледоколом, который шёл на таком расстоянии от парома, что казался игрушечным. По левому борту в кри-стально чистом небе поднимался узкий серп растущей луны. От линии горизонта плавно приближался уже ясно различимый порт.
Илья впервые за долгое время почувствовал себя счастливым – теперь у него есть будущее. Позади, в луже крови на раскалённом июньским солнцем донбасском асфальте, остались все горести и напасти. Впереди, в свежем февральском воздухе, в свете далёких звёзд, в вечерних огнях блистательного Петербурга сияла надежда.

29 февраля - март,
июль - август,
октябрь - 5 ноября
2004г.