9. Джокер из армянского квартала

 
Все началось с того, что моим родителям путевку в Дом отдыха выделили. Там-то я и пристрастилась к картам, которые в родительском доме никогда не водились. Нет, в "дурачка" мне и раньше случалось играть, но в то памятное лето одна тамошняя мамина приятельница научила меня простенькому пасьянсу. Срок путевки истек и пресек мое новое увлечение. Родители, повторяю, карты не любили и дома не держали. Забыла бы я разученный пасьянс навсегда, если бы на следующее лето не поехали мы в гости к бабушкиной тетке в Алма-Ату.

Тетушка не только карточные игры обожала, но даже колоды карт коллекционировала. А вдобавок к ним - еще и всевозможные шкатулки, футляры, чехлы, исключительно для держания в них карточных колод предназначенные. Теткина коллекция меня просто заворожила! Часами я любовалась дамами, королями, валетами. Настоящий сказочный мир, состоящий из четырех королевств: Червового, Трефового, Пикового и Бубнового! Теперь мне хочется сравнить тот мир с древним Иерусалимом, разбитым на четыре квартала: армянский, христианский, мусульманский и еврейский. Когда я с группой туристов пересекала армянскую часть, на меня из-под капюшона глянул горбатый монах и улыбнулся вдруг, словно пиковый джокер из той колоды, которую бабушкина тетка мне тогда на память подарила.

Подаренная тетушкой колода сыграла роль троянского "коня": жизнь рядовой советской пионерки раздвоилась на мир правильный и мир воображаемый, партией и правительством в лице родителей осуждаемый. Много за полночь засиживалась я за картами, и проснувшийся отец врывался в мою комнату, чтобы грозно скомандовать: "Отбой!" Отец был крикливым, но не строгим. Воспитательские приступы случались у него редко и бессистемно: выдвигая требования, он впоследствии никогда не проверял их исполнение. Я его не особенно боялась, вероятно. Или тяга к пасьянсам была сильнее страха перед родительским гневом. Так или иначе, однако назавтра я снова принималась за свое. Раскладывать карты я уже умела несколькими способами. Вспомнила я и самый первый в своей жизни пасьянс, выученный в Доме отдыха, но именно с ним произошла странная метаморфоза: из обычного, складывающегося через раз, он превратился в складывающийся чрезвычайно редко. Вероятно, я забыла какую-то деталь - некое правило, помогающее легко с этой игрушкой справляться, справиться же - в смысле: спросить - было не у кого. Из всех запретных плодов этот, который почти никогда не выходил, казался самым сладким. Если пасьянс не сходился, то и желанию, загаданному под него, не суждено было сбыться. Желания загадывались сокровенные, от родителей утаиваемые. Что за тайны могли быть у советской пионерки? Да в те годы я непрерывно влюблялась, но, в отличие от отца и дочери Иноземцевых, воображающих себя однолюбами, я влюблялась во всех подряд, иногда в нескольких одновременно. Платонически, естественно, на расстоянии. Да кто не знает все эти девичьи штучки: дневники, альбомы, песенники, гадания?! Некто из старших классов мельком глянул, а она весь вечер гадает, любит ли он ее, предложит ли дружбу. На следующий день посмотрел другой, и вот уже возник новый герой карточных гаданий. Тяготы периода полового созревания. Иногда я жалею, что не училась в женской гимназии, потому что при советских порядках мне было абсолютно не до учебы. Мое сердце по-щенячьи рвалось из груди навстречу каждому встречному, совершенно не ожидая никаких подвохов, расчитывая на любовь, любовь, любовь. Что я знала о любви? Только то, что написали о ней Бальзак, Тургенев, Шарлотта Бронте. Вернее, не то, что они написали, а то, что я в свои годы смогла усвоить из написанного. Круг чтения очерчивался возможностями нашей домашней библиотеки и - редко - возможностями библиотек подруг. Папа увидел, что я читаю Мопассана, и поднял крик. Прочитала на пионерском сборе стихотворение Вознесенского - о любви, естественно! - родителей вызвали на педсовет. Спрятали бы всю информацию о своей взрослой жизни под замок, воспитывали бы нас в женских монастырях, тогда бы и требования могли предъявлять. Но ожидать от тринадцатилетней девушки, которую рыночные торговцы уже называли "пэрсиком", идейно-сознательной любви к строевой ходьбе под песню "Гайдар шагает впереди" - не идиотизм ли?! И это в то время, когда из всех репродукторов пели: "Ты! Теперь я знаю: ты на свете есть, и каждую минуту я тобой живу, тобой дышу" или "Есть вечная любовь! Мне жаль тех, кто не верит, кто крылья опустил и не взовьется вновь. Вы проглядели жизнь. Ее вам не измерить. Есть Солнце. Есть Луна. Есть Вечная Любовь" или "Не отрекаются, любя. Ведь жизнь кончается не завтра".

Но роль главного змея-искусителя все же сыграла мама. Мама сшила из своих старых джинсов мини-юбку, посоветовала прочитать повесть "Вам и не снилось" и, самое главное, в доверительной беседе созналась, что она в ее тринадцать лет уже целовалась с мальчишками. То, что описывалось в романах Бальзака и Мопассана, было преданиями старины далекой и воспринималось как нечто не более реальное, нежели волшебные сказки Шарля Перро, но в повести "Вам и не снилось" все было, как в жизни, в рядовой жизни советских школьников, и несмотря на это была Вечная Любовь! Такая же, как у Ромео и Джульетты, Любовь!И такая Любовь, естественно, не снилась классной, завучу или престарелой пионервожатой. Вывод был сделан: Любовь существует в реальном мире, осталось только найти ее. Вот поэтому-то я и гадала из-за каждого замеченного мной, брошенного в мою сторону заинтересованного взгляда. А когда мама подколола тем, что я еще ни разу не целовалась, я поняла, что мне надо спешить.

Случай тут же представился. Мы гостили на даче дальней родственницы, в пригороде. Любопытно, что станция электрички называлась "Юность" - так же, как журнал, в котором опубликовали перевернувшую мое сознание повесть. Сыну нашей дальней родственницы было шестнадцать, а его приятелю - пятнадцать. Оба были в джинсах и пробовали курить. От сигареты я всякий раз отказывалась, а вот от поцелуя не отказалась. Конечно же, не с сыном дальней родственницы попробовала я свой первый поцелуй! Сына дальней родственницы я знала с тех пор, как себя помнила. Разве с друзьями детства можно целоваться?! Вот приятель сына дальней родственницы - это совсем другое дело! Приятеля сына дальней родственницы звали Марат. Целоваться он не умел. Поцелуй меня не впечатлил, но и не вызвал отвращения. Жажда дружить со старшеклассником в джинсах была так сильна, что я и с мокрыми поцелуями готова была смириться. До приезда Марата на дачу мой летний отдых заключался в сидении возле допотопного радиоприемника (на дачу принято было отвозить всякое старье). Ни лес, ни речка, ни огород не привлекали меня больше. Мне нужна была только радиостанция "Маяк", транслирующая каждые полчаса музыкальные передачи, и эстрадные песни о любви звучали едва ли не в каждой второй из них. До приезда Марата на дачу у меня были мои воображаемые чувства: "Приезжай хоть на часок! Нашей дочки голосок зазвенит тебе навстречу. Ну приезжай хоть на часок!" или "Ни-ко-гда тебя мне не забыть!" или "Хорошо бы хорошо было бы конешно, если б ты ко мне пришел, мой дружок сердешный" или "Пусть ничто не вечно под луной, но ни на час я не забуду день, когда ты был со мной, в последний раз". С приездом Марата появился реальный объект, а не воображаемый. Полюбить Марата во всю мощь своего потенциала я не успела. Марат рвался в город, к телевизору. Начиналась московская олимпиада, трансляция об открытии которой привлекала Марата намного сильнее, чем я. Независимо от Марата, но той же электричкой, что и Марат, решили вернуться в город мои родители, которые в те годы еще решали за меня и моим мнением не интересовались. Впрочем, на этот раз их решение меня вполне устраивало - благодаря родителям наше общение с Маратом продлялось на час-полтора пути до станции и езды в электичке. Ехали мы обособленными группками: мои родители и дальняя родственница сидели в одном конце вагона, а я, Марат и сын дальней родственницы постарались и в электричке уединиться от взрослых и уселись в другом конце вагона. По дороге пригородный электропоезд встал. Оказавшись вне пристального внимания дальней родственницы - всех взрослых всецело занял вопрос, почему стоим, мальчишки улизнули в тамбур соседнего вагона курить, а за ними, как хвостик, последовала и я. Увлеченные своими хиханьками-хаханьками, то есть непринужденной беседой, мы не услышали, что объявили о всеобщей пересадке в соседнюю электричку, и получили изрядный нагоняй от в панике разыскивающих нас взрослых. Мать бросила мне тогда фразу, словно соляной кислотой плеснула в душу: "Ты ради штанов мать родную продашь!" До сих пор не понимаю, чем именно была вызвана ее злоба, что такое ужасное, позорящее ее в глазах дальней родственницы было мной совершено. Не она ли месяц назад подкалывала меня отставанием в развитии, то есть тем, что я ни разу не целовалась? Или она просто никогда не думала, что говорит? Ляпала первое, что в голову придет? Ляпы ее могли быть оскорбительными, могли быть провокационными, могли быть ехидными. Но она же и мини-юбку мне сшила, и повесть "Вам и не снилось" почитать дала. В ней уживались две матери: змей-искуситель и Высший судия в одном лице. Настоящего доверия и взаимопонимания между нами не было, но иногда мама пыталась в доверие и взаимопонимание играть. Когда же она была настоящей? Неужели тогда, когда бросала злобные оскорбительные фразы мне в лицо? Впоследствии она оправдывалась, что и ее в юности предки оскорбляли, обзывали шлюхой без достаточных на то оснований, что не в привычках нашей семьи фильтровать базар, что по-одесски называть своих самых любимых сволочами ("Это не дети, а сволочи, чтоб они были здоровы!") - священная традиция нашего рода. Она говорила, что никогда не принимала сказанное ее родителями близко к сердцу, не придавала оскорбительным словам буквального значения. Вспомнив прочитанное, что у чукчей принято табуировать данное при рождении красивое имя ребенка, а в обиходе звать его "засранцем" или "сопляком", чтобы не сглазить, мама и этот аргумент привела в свою защиту. Конечно, защищаться маме пришлось много позже, когда я выросла и осмелела настолько, чтобы выдвинуть обвинение. Мамины аргументы я приняла головой, но не сердцем. Объяснились друг с другом мы слишком поздно, после того, как ее необдуманные фразы и антипедагогичные поступки сыграли свою непоправимую роль. А через месяц после памятного объяснения с матерью мои родители попали в автокатастрофу... Через пять лет после моего первого поцелуя...

 Не догадались, что я сочинила Иноземцевых и всех других персонажей, включая саму себя? Словно колоду карт перетасовала и начала пасьянс раскладывать, на ходу же и правила раскладки карт изобретая. Так я персонажей сортировала, чтобы истории их соприкасались, но и независимости своей не теряли, подобно карточным мастям, не выбившимся в козыри. Вообще-то в пасьянсах нет козырей. Но правила правилами, а жизнь сама вносит свои коррективы. Читаю, например, в "Аргументах и фактах" следующее: "ПАСЬЯНС" в переводе с французского означает "терпение". Шарль де Голль очень любил пасьянсы и всегда был терпеливым. За раскладыванием карт его застала даже смерть... Жаль, что он так и не успел узнать, сошлись карты в нужный рисунок или нет". Жаль, что отец мой, который обзывал меня картежницей и ругал за пустое времяпровождение, эту статью уже не прочитает и никогда не узнает, что и в пасьянсах случаются козыри типа де Голля. Когда в 1968 году французы вышли на улицы с плакатами: "Де Голля - в архив", старику было почти восемьдесят, и пасьянс его жизни сошелся. Статья о де Голле так и называлась: "Жизнь как пасьянс". А вот архив моего персонажа Игоря Сорокина после его смерти вынесут на помойку. А мои родители вместо архива оставили меня, хранительницу их генофонда. Разве их пасьянсы сошлись? Разве меня после смерти не вынесут на помойку? Почти все, что вы успели обо мне узнать, я сама о себе и сочинила. Но многое было на самом деле. Теперь сами и разбирайтесь, где грязная правда, а где чистейшая ложь. Вообще-то мне о себе самой еще похлеще выдумки слышать приходилось. Обо мне любят посплетничать. Возьмем уже упомянутого Лапкина. У меня на самом деле был такой одноклассник. Щуплый, белобрысый, с непроходящими ячменями на глазах двоечник. Однажды мне передали, что он бахвалился, будто лишил меня девственности, а в реальности именно он доставал меня на уроках: "Лидина, дай резинку! Лидина, у тебя запасная ручка есть?". На большее у него ни фантазии, ни мужества не хватило. Да, Иноземцев - это собирательный образ. Разве собирательные образы не относятся к традиционным литературным приемам? Скучно же иметь дело с полностью выдуманными героями или же - еще скучней - писать мемуары. Гораздо интересней манипулировать реальными лицами, именами, событиями, группируя и компонуя их по своим, на ходу изобретаемым правилам. Когда не удается придумать нечто совершенно новое, я заимствую правила из других игр. Например, рокировка. Это из шахмат. Беру двух реальных людей, описываю реально произошедшие истории, но совершив рокировку с их именами. Или "марс". В марс загоняют в нардах. На подобном "марсе" (то есть в жилмассиве-лабиринте) побывали у меня и Сонечка, и Ляля Иноземцева. Или маскарад. Под маской Сонечки я рассказала о своем собственном детстве, о своей собственной маме. А Иннокентий Вершинин поиграл с Инной Петуховой в "Фауста". Не только я играю со своими персонажами, тасуя их, раскладывая, снова собирая в одну колоду, но и мои персонажи играют друг с другом, и нередко - совершенно независимо от моего желания. Последнее происходит тогда, когда я вывожу персонажа на сцену чистого листа, даже не догадываясь, что с ним делать дальше, а персонаж оживает, и я с трудом успеваю за ним записывать. Иногда я фантазирую без всяких правил. Так я, экзотики ради, наврала про роман с мулатом. Вообще-то мне о себе самой еще похлеще выдумки приходилось слышать. Сама я редко вру. Но если вру, то сама не знаю, зачем и почему. Просто вру. Без всякой корыстной цели. Как фантазеры из рассказа Носова. Нафантазировала я роман на бумаге, а он возьми да и осуществись через несколько месяцев. С афроамериканцем из Бруклина, просто потрясшим все мое женское естество! Это тебе не мокрые поцелуи Марата! Это настоящий космический полет, происходящий без отрыва от простыни! В страхе перед неотвратимо приближающимся климаксом, я бы решилась, возможно, на производство квартероночки или мулаточки (фиг его знает, какие там у моего негра примеси; судя по его огромному росту, предки его относятся к нилотскому типу негрской малой расы негроидов - не подумайте, что до встречи с ним меня интересовали расоведение и этнография, это теперь я подковалась на все четыре колеса), однако сам негр, негр по имени Карл, до сих пор подобного желания не выразил. А мне с моим английским уговорить его не удается.

Девятая раскладка, то есть рассказ номер девять, а пасьянс все еще не сложился. Ни в жизни, ни на бумаге. Наверное, надо набраться терпения, да? Пасьянс - это терпение. Джокер из армянского квартала непременно снова улыбнется, не может не улыбнуться, просто не имеет права не улыбнуться! Разве я не натерпелась? Разве не вытерпела я себе кусочек счастья в маленьком садике накануне климакса, Всемирного потопа и третьей мировой войны? Понимаю, что торговля неуместна, но очень хочется поторговаться с Высшими силами. Как там у Цветаевой?

За этот ад,

за этот бред

пошли мне сад

на старость лет.

Джокер из армянского квартала непременно улыбнется снова! Не правда ли?