Последнее лето детства

 Есть такое место на берегу Днепра. Ниже Хортицы по течению, где только начинает свой разлив Каховское водохранилище, похоронившее под своими водами древние пороги, маленькие и большие села, плавни, небольшие скифские курганы и легенды.
 Заросшие камышом берега, чавкающая под босыми ступнями глина вперемешку с илом. Небольшая затока, ничем не отличающаяся от десятков таких же, как она.
 На берегу раскинулся бывший пионерлагерь, а нынче ДОЛ – детский оздоровительный лагерь «Восход». Старенькие, видавшие виды и не одно поколение пионеров, скаутов и просто пацанов и девчонок одноэтажные домики. По два на каждый отряд. Потрескавшийся, давно не ремонтированный асфальт дорожек и площадки с флагштоком. Стенды, призывающие быть смелым, добрым, прыгать выше, дальше и быстрее выделяются в буйно разросшейся зелени каким-то серо-бурым цветом призывов и блёкло-красными пионерскими галстуками, проступающими под облупленной краской. Футбольное поле с покосившимися воротами, утоптанное не одним десятком лет и десятком тысяч ног.
 Приезжаю сюда не часто – раза два-три в год. И даже не в занятости дело. Просто ранней весной и поздней осенью делать тут совершенно нечего – сыро, холодно и постоянный пронизывающий ветер. Не говоря уже о зиме. А летом здесь детское царство. Вот и выбираюсь сюда в конце мая или в начале сентября, когда «тепло, светло и мухи не кусают».
Люблю это место. Дышит оно детством и покоем. И чувствуется в нем какая-то сила, энергия, что ли. Хотя какая энергия и сила? Скорее всего, свежий воздух и ностальгия. А ещё здесь всегда особенно остро ощущаю чувство вины, стыд за моё первое предательство, которое пронёс через всю свою жизнь.
 Вот такой моральный мазохизм.

***

 Эту девочку я увидел сразу, как только вошел в ворота лагеря. Такие глазищи нельзя было не заметить. Два озера. Глубоких-глубоких. Серых.
 - Как тебя зовут? - А я стою и не могу произнести ни слова.
 - Какой ты смешной! – пробивается откуда то снаружи звонкий колокольчик смеха, - я Марина.
 - В - в - витя, - с трудом вернувшись на землю только и смог промямлить.
 - Мы наверное в одном отряде будем. Правда здорово? – она взяла меня за руку и потащила к нестройной толпе ребят.
 Так и получилось, мы попали в третий отряд. А к середине смены мы были не разлей вода. На обед вместе. В бассейн вместе. Ну а пацаны как пацаны.
 - Тили-тили тесто, жених и невеста!
 - Ты девчонка! С девчонкой дружишь. А куклы твои где?
 И так они меня достали! Особенно старался Алик, наш неформальный лидер. Здоровый пацан, на год старше нас, по каким то причинам не попавший во второй отряд.
Может я и перетерпел бы до конца смены, но тут подошли соревнования по футболу между отрядами.
 Мы сидели на траве за пищеблоком, все мальчики отряда и обсуждали предстоящие игры. Я сказал, что неплохо стою на воротах.
 - Если не бросишь с девчонками водиться, не будешь в команде, - Алик был непреклонный, - футбол настоящая мужская игра. Бабам здесь не место. Выбирай - или ты баба, или ты мужик, - пыхтел он сигаретой, украдкой оглядываясь по сторонам.
Я что-то мямлил, оправдывался. Колька что-то говорил в мою защиту.
 - Всё, я сказал, - грозно пробасил наш лидер, распираемый чувством собственной важности, - я капитан команды и мне решать. Он щелчком, как курильщик со стажем, откинул «бычок», не торопясь поднялся, и так же не торопясь проследовал к отрядному домику, сопровождаемый верными «оруженосцами» Игорёшей и Петькой. Чуть поотстав, плелись за ним остальные ребята. Я остался сидеть на пожухлой от палящего солнца траве. Я делал выбор.
 На ужин я пошёл с ребятами. Нужно было видеть выражение лиц девчонок, когда я прошёл мимо Марины. За общим столом в тот раз мы сидели отдельно.
 - Витя, что с тобой, я тебя чем-то обидела? – Мариша подошла ко мне перед отбоем, когда все мы сидели возле отрядных домиков.
Я не поднимаясь искоса на неё глянул, и сказал, стараясь придать голосу жесткость, которой у меня никогда не было:
 - Что ты ко мне пристала?! Цепляешься тут, пройти не даёшь. Отстань.
Поднявшись, я с гордым видом отошёл к Алику.
 - Молодец, Витёк! Наш чувак, - снисходительно похлопал меня по плечу капитан. Я обернулся, и внутри всё оборвалось – два глубоких серых озера потускнели, хоть и блестели от слёз. До сих пор меня преследуют эти глаза, этот взгляд побитой собаки.
 Через день Марину забрала мама.


 ***

 Приятно посидеть с удочкой, а вечерком выпить бутылочку под ушицу из наловленного за день, которую мастерски готовит старый сторож Михалыч. И послушать им же рассказанную историю.
 Михалыч личность колоритная. Высокий, плотный, крепкий старикан выглядит лет на 60-70, но сколько ему на самом деле не знаю. Пытался как то выяснить, но дед отшутился: «Все мои», и пресёк все попытки дальнейших расспросов. Знаю его уже больше четверти века, с тех пор, как сам сопливым пацаном был сюда отправлен «оздоравливаться» вечно занятыми родителями. И самое интересное, что Михалычу и тогда можно было дать теперешние годы. Густая, зачёсаная назад белоснежная шевелюра, густые брови и окладистая борода такой же масти и умные голубые глаза. Глаза поражали больше всего. Такого яркого ультрамарина не встретишь нигде, разве что летним днём после короткого ливня небо, очистившееся от туч, имеет тот же непередаваемо-голубой цвет. Откуда я взял, что ему 60-70 лет не могу объяснить. Может тому виной его глаза, в которых уживаются и ум, и жизненный опыт, и какое-то мальчишество, но если приглядеться внимательно, то его лицо не было ни слишком уж морщинистым, ни усталым, как у большинства стариков. Эдак можно было бы дать ему лет 50. Но глаза… И силой Михалыч обделён не был. Шутя переламывал толстенные сучки для костра. Хотел и я попробовать так же, да только колено ушиб. Дед только усмехнулся.
Тёплый сентябрьский вечер. Сухо потрескивает костерок, булькает в закопченном котелке уха. Лёгкий ветерок уносит дым и комаров. Тихо, спокойно.… Стоит початая бутылочка, на подстилке разложена нехитрая закуска – нарезанное тонкими ломтиками сало, хлеб, помидоры, лук. Михалыч рассказывает свою очередную историю.
 - Вот так и ищут с тех пор сокровища Богуна. – заканчивает рассказ сторож.
Выпили ещё по стопочке.
 - Михалыч, а что за домик новый возле радиорубки? – интересуюсь.
 - «Комната отдыха для взрослых» называется. В этом году поставили. Чтоб, понимаешь, было где мамкам и папкам отдохнуть, когда чад своих ненаглядных проведывать приезжают.
 - А чего там интересного?
 - Да все условия для «нормального отдыха» - телевизор, радио, диван удобный. Да только редко кто туда сам заходит, так один - два человека за смену.
 - А что так?
 - Да всё на бережок. Водки попить, поплескаться. Всю рыбу распугают в округе, а в обед особо отдохнувших туда приводят, на диване мягком пару часиков отлежаться. А мне прибирай.
 - Так зачем тогда поставили?
Михалыч зачерпнул из котелка ароматное варево, хлебнул.
 - Минут пяток покипит и готово. Зачем говоришь? Ну, пойдём, сам посмотришь.

 Домик из себя ничего необычного не представлял. Обычный «финский» домик. Прихожая, комната. В комнате действительно стоял диван. В углу притаился телевизор. Напротив два кресла с журнальным столиком. И еще там был шкаф. Нет, не так. ШКАФ. Книжный. Заполненный как новыми, глянцевыми и красочными книгами, так и старенькими с потрепанными корешками. Старый, наверное дубовый, с гнутыми ножками, огромный шкаф выглядел как экспонат музея или антикварного магазина.
 Михалыч открыв дверь, внутрь не зашёл, сославшись на уху.
Пробежавшись по корешкам книг, я заметил, что новые, ни разу не читаные книги выглядели как золотые зубы. Вроде бы и на месте, но всё равно чужие. Да и как им не быть чужими – детективы, женские романы, космические и не очень боевики никак не вписывались в антураж Его Величества Шкафа. А вот старые книги были на месте, опять же, как зубы – хоть и пожелтевшие, но свои, родные.
 - Та-ак, что тут у нас?...
Пушкин – куда же без него, Шевченко – на Украине да без Шевченка, Гоголь, Шекспир. Ага, вот и Булгаков, и Пастернак.
 - Да, понамешано. Опаньки, а это кто у нас?
Стоявшая в самом нижнем ряду книга поразила своими размерами. По высоте не выше и не ниже общей массы, а по толщине… Как будто старинная, еще рукописная. Неудержимо захотелось взять её в руки, желание обожгло так остро, что не было никакой возможности ему противиться. Да и к чему?
 - Что это? – я уже открывал фолиант. Яркий нестерпимо белый свет оглушил меня. В голове как будто взорвалась световая граната. И я провалился в ничто...

***

 - Всё, я сказал, - грозно пробасил наш лидер, распираемый чувством собственной важности, - я капитан команды и мне решать. Он щелчком, как курильщик со стажем, откинул «бычок», не торопясь поднялся, и так же не торопясь проследовал к отрядному домику, сопровождаемый верными «оруженосцами» Игорёшей и Петькой. Чуть поотстав, плелись за ним остальные ребята. Я остался сидеть на пожухлой от палящего солнца траве. Я делал выбор.
 На ужин я пошел с Мариной, крепко держа её за руку.
 Перед отбоем ко мне подошли Игорёша и Петька.
 - Тебя Алик зовёт.
Я не торопясь подошёл к вожаку.
 - Ты, наверное, не хочешь быть нашим вратарём?
 - Хочу.
 - Ну так что? Струсил? Ребята, нам трусы в команде нужны?
 - Нет, Алик! – ну это понятно кто.
 - И ничего я не струсил.
 - А почему до сих пор с девчонками в куклы играешь? Ладно, я сегодня добрый. Даю тебе последний шанс. Завтра возле бассейна ты при всех обзовёшь её уродиной и дурой. Тогда ты в команде.
 Как будто что-то переключилось в голове, вроде как видеть стал ещё лучше. И этим зрением улучшенным, вдруг заметно стало, что Алик обычный пацан, совсем не здоровый, а просто толстый, и даже рыхлый. И такая меня злость взяла, что из-за этого борова я готов был поссориться с самой лучшей девчонкой на свете. Рука сама собой сжалась в кулак и я со всей дури вмазал Алику в глаз. Тот не удержался и рухнул на траву. Фиолетово-синий фингал моментально расплылся на очумевшей аликовой физиономии. Некоторые пацаны засмеялись, а громче всех Игорёша с Петькой. Из глаза капитана фонтаном брызнули слёзы. И взгляд! Взгляд побитой собаки.
На следующий день меня выгнали из лагеря.

 ***

 Уха уже поспела. Михалыч разлил по стопочке.
 - За тебя, Михалыч, - начал было я.
 - Э нет, давай сейчас за тебя.
 - А чего вдруг?
 Меня прервала трель мобильника.
 - Да, Маришенька… с Михалычем, конечно… Настенька звонила? На выходные не приедет? Жаль, конечно, Ну да ничего, учебный год только начался, пусть учится.
 И чему-то странно улыбался Михалыч...