Во сне и наяву. Часть 2. Продолжение 4

VIII

Однажды, во время игры на улице в «Догонялки», Света споткнулась и упала. Надо ж было тому случится, когда догоняла её я... Расцарапанное колено пострадавшей смазали зелёнкой, а меня, обвинив в злоумышлии, оставили, как наказанную, дома. Изобразив недовольство, чтобы не заработать себе более жёстких ограничений, я в душе обрадовалась, потому что наконец-то можно было отдохнуть от Светы, и спокойно пообщаться с Аллочкой. Маня и Соня, дождавшись тишины в доме, присели в зале на диван.
 - Я прилягу? – тихо сказала Маня, - а то, что-то поясницу ломит.
 - Конечно-конечно, Маничка. Если что надо, давай я сделаю.
 - Ничего не надо. Просто, посиди рядом. Я так рада, что ты приехала...
Какое-то время женщины молчали, потом Соня робко произнесла:
 - Знаешь, мне неудобно, но хочу тебе одну вещь рассказать...
 - Конечно, рассказывай. Кому же, если не мне, я твоя сестра. Я пойму тебя, как никто другой, - голос Мани был уставший, но в нём проскальзывали нотки любопытства.
 - Я - о Коле. Честно говоря, ещё когда жила я с вами в Краснодаре, он мне не нравился. Поражал он меня своей нагловатостью и безпардонностью, но я ведь ещё совсем девчонкой была. Думала чего-то не понимаю...
Тётя Соня замолчала, а я прониклась к ней большой симпатией, теперь уже не только потому, что она мне бабушку напоминала. Оказывается, у нас с тётей совпадали вкусы: ей тоже не нравился Коля.
 - Ну, и почему ты сейчас об этом вспомнила, - услышала я немного насмешливый голос Мани.
 - Да, так. Сама не знаю, вспомнилось почему-то...
 - Моя милая, - нараспев произнесла старшая сестра, - кого ты хочешь провести. Я же вижу, тебе есть, что рассказать. Ну, давай выкладывай, что тот Коля здесь натворил.
 - Может не надо, Маничка? Тебе сейчас нельзя волноваться. Давай когда-нибудь в другой раз расскажу.
 - Но, если ты мне сейчас не расскажешь, я ещё больше буду волноваться, потому что всякие дурацкие мысли в голову полезут.
 - Ну, хорошо-хорошо, - начала свой рассказ Соня, - Помнишь, ты как-то задержалась в женской консультации? Это, по-моему, в прошлый вторник было. Я так и не поняла зачем.., но тут появился Коля. Девочки где-то на улице бегали, Эдик ещё из школы не пришёл... И ты знаешь, он как-то слишком, уж, по-хозяйски расхаживать тут стал. Всё рвался в дом, но я его не пустила... А потом.., - она вдруг замолчала.
 - Что, потом? Соня, не томи меня, - нетерпеливо подгоняла её Маня.
 - Аллочка не спала, на крыльце сидела. Я наклонилась, чтобы взять её и покормить... Он схватил меня сзади.., - голос Сони стал совсем тихим, - он начал ко мне приставать и нагло при этом смеяться.
 - Правда? – вскрикнула Маня, и по скрипу дивана я поняла, что она встала.
 - Но я его так толкнула, что он чуть со ступенек не свалился, - вдруг быстро затараторила Соня, - Потом я схватила, стоящую в углу швабру и сказала, что убью его и даже не скривлюсь при этом.
Маня негромко засмеялась:
 - Узнаю свою сестричку. Но, подумать только! - она вдруг сорвалась, на возмущённый крик, - Как он мог?! В моём доме! К моей родной сестре... Я не знаю, что я с ним сделаю!
 - Тише, Маничка, тише, - пыталась успокоить её сестра. - Ну, чего ты так разволновалась? Тебе вообще волноваться нельзя. А за себя, если надо, я и сама постоять могу. Я уже не маленькая девочка. А даже, когда девочкой была... Ты же помнишь, я всегда себя защитить могла.
Их беседа внезапно прервалась. В дом забежала Света-маленькая и заявила, что без меня она идти на улицу больше не хочет. Обе женщины нашли такой её поступок красивым и похвалили хорошую девочку за самопожертвование.

На другой день Маню снова положили в больницу. На этот раз я не плакала, потому что тётя Соня пообещала, что буду вместе с папой ходить её проведывать. Он брал меня с собой через день. И опять, теперь уже все, заговорили о том, что у нас в доме скоро появится ещё один ребёнок. Но однажды, после посещения Мани без меня, Борис пришёл очень грустным, и дрожащими руками долго развязывал шнурки на туфлях. Ни на кого не глядя, он попросил Соню проследовать за ним в спальню, и там, где их никто не слышал, что-то сказал. С криком: «Нет! Этого не может быть!» тётя Соня выбежала из комнаты и прорыдала потом до глубокой ночи. Только на другой день она снова обрела дар общения и сказала нам, детям, что Мане в больнице очень плохо. Спустя два дня, мы все, даже Аллочка на руках Бориса, пошли к матери. Её палата находилась на первом этаже, поэтому, встав на цыпочки, я смогла увидеть знакомый образ. Маня сидела на кровати, сильно похудевшая, с осунувшимся лицом, и хотя она сказала, что рада всех нас видеть, взгляд был потухший.
 - Скоро, мои хорошие, я буду дома. Я так по всем вам соскучилась, - сказала она, даже не улыбнувшись.
 - Вместе с ляличкой? – уточнила я.
Маня закрыла лицо руками и громко, со всхлипами заплакала. Проходившие мимо чужие люди оглянулись.
 - Зря ты у неё это спросила, - тихо произнесла тётя Соня и, как когда-то бабушка, легко провела рукой по моим волосам, - Не задавай больше никаких вопросов, а дома я тебе всё объясню.
Но Маня подняла голову и, не прекращая плакать, сообщила:
 - Доченька, наша ляличка умерла.
 - Умерла.., - как эхо повторила Света-маленькая.

Подробности несчастья Маня потом рассказывала тёте Соне, Ирине Карповне и многим другим. Вскоре эта история запечатлелась в памяти, помимо моей воли, как когда-то треугольный дорожный знак с пояснениями учителя. Не понимая многих слов, я могла бы в любой момент слово-в-слово воспроизвести, всё, что рассказывала мать, только никто, в том числе и она сама, об этом не догадывались.
 - Гинеколог меня осмотрела в восемь часов вечера, - начинала обычно повествовать Маня, - и сказала, что до обеда следующего дня я, точно, не рожу. Она ушла. Как я потом узнала, ушла на ночь домой, спать. Спустя часа два, у меня начались первые схватки. Акушерка осмотрела и проворчала, что хоть и раньше, чем врач предсказала, но всё-таки всё нормально. А когда в двенадцать ночи начались вторые схватки, она предложила перейти на стол. Я перешла, и она снова меня осмотрела. И вдруг я увидела выражение её лица, - при этих словах мать всегда изображала на своём лице огромное удивление с отвисшей нижней губой. – Я спросила, что случилось. «Пуповина выпала», - ответила акушерка и стала мне ту пуповину вправлять. Схватки участились. Подошли ещё две, спавшие до этого, акушерки. Я услышала, как одна другой тихо сказала, что ребёнок может во время родов задохнуться. Мне показалось, что задыхаюсь я... Потом они решили наложить щипцы. Мне дали наркоз, а когда я пришла в себя, то поняла, что они его так и не вытащили. Врач появилась в шесть утра и заявила, что кесарево делать уже поздно. Всё было как в тумане, я слышала лишь: «Держитесь, мамочка, держитесь! Ребёнок гибнет». Он появился на свет в восемь утра, за полчаса до этого его сердечко биться перестало... Его вес был пять четыреста... Он был очень красивым. Таким красивым, что весь медперсонал над ним рыдал, - при этих словах, Маня тоже сильно плакала.

Трагедия эта случилась первого июня – в День защиты детей.
Мать больше никогда не говорила, что малышей покупают, а я из разговоров взрослых имела представление о том, как они появляются на свет. Вот только не понятно было, от чего они в животе женщины образуются, а потому теплилась надежда, что скоро там, у Мани, снова кто-нибудь возникнет и на этот раз родится живым. Но глубокое разочарование ждало меня, когда однажды мать призналась соседке:
 - Борис не против. Но я на такое больше не пойду. Я просто не смогу спокойно выносить ещё одного ребёнка. Такова судьба... Значит, нам суждено воспитывать только двоих детей.

(прдолжение следует)