Пошути со мной

Мобильный насвистывал мелодию «Twisted nerve» (из к/ф «Убить Билла»). Такая легкомысленная и роковая темка. Антон нажал кнопку ответа, и каким-то чрезмерно пластичным жестом поднес трубку к уху.
- Але.
- Здравствуй, мой дорогой. Соскучился?
- Машенька, - он сделал паузу(это чтобы быстренько перевоплотиться в другой персонаж), - Кгхм! Видите ли, мадмуазель, в наш стремительный век, современному горожанину совершенно некогда соскучиться. Городская синергетика манит, засасывает и грызет. В этой связи…, - он снова сделал паузу, и продолжил своим обычным теплым голосом, - Скучал, конечно. Тошечка скучал по Машеньке.
- Я тоже что-то жутко соскучилась, прямо приятно так тебя слышать. Чего творил в выходные?
- Ммм, это были чудесные два дня. Мне удалось посмотреть два концептуальных фильма: «Лесбийские игры в колледже», и «Хозяин того каньона». Я подумал, что наконец пришло время многое переосмыслить и перепре… переи… переприоритетить, вот так, вот.
- Ну, с первым все ясно, - было слышно по голосу, что она улыбается, - А, «Хозяин того каньона», это еще что за шедевр?
- Я тебе доложу, героический фильм. Очень рекомендую. Начинается с того, что когда-то давно, Сэму Вильшьяпу, достался в наследство здоровенный каньон. На дне каньона пробегала небольшая речушка, которая собственно была единственным символом жизни в том захолустье. Природа проявила свою традиционную неблагосклонность, несколько лет засухи привели к тому, что воды ушли глубоко в землю, речка пересохла, а бедняга Сэм, не выдержал такого потрясения, и отдал концы.
- Ха-ха-ха, вот, проказник, никогда не могла понять, когда ты шутишь, а когда говоришь правду.
- Какие шутки, я в полном интеллектуальном ступоре, - тут уже губы Антона растянулись в довольной улыбке, - А ты как съездила? Бабушка тебя замучила рассказами о былом забытом, а дедушка норовил ущипнуть, где помягче?
- Да, нет, бабушка с дедушкой остались такими же одуванчиками. У них в деревне совсем другая жизнь, мало кого волнует курс доллара и повышение ставок на нефть. Я хорошо провела время, отключилась совершенно, днем собирала викторию, а вечерами читала Ахматову. Но теперь я снова здесь. Какие на завтра планы? Мы встретимся? Ты приедешь?
- Маш, такое дело, у меня диссер горит, очень важная глава. Шеф в бешенстве, говорит, что надо немедленно переделать, и что вообще, я отношусь ко всему слишком поверхностно. Так что, в ближайшую неделю меня можно будет увидеть только в синих цветках ай-си-кью.
- Верится с трудом конечно, но если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Я забегу к тебе завтра, после работки…, - в трубке послышались какие-то голоса,
- Ой, Тош, мама тут что-то с соседкой. Ну, все, пока-пока. Целую. До завтра.
Завтра наступило, стрелки офисных часов показывали 20:05. Маша задерживалась на работе, и это ее бесило. Бесил ее не сам факт, а наличие подтекста. Месяц назад, некто Залецкий, несколько раз ей настойчиво предлагал с ним встретится. Куда-нибудь сходить, где-нибудь посидеть, или просто прокатиться на машине по вечернему городу. Маша отвечала решительным «нет», а если уж она что-то решительно отвечала, то никогда не передумывала. Видимо он затаил злобу, потому, как в последнее время постоянно требовал от нее какую-то дополнительную информацию, какие-то бумаги, договора. Стало непонятно вообще, каким образом производственный процесс обходился раньше без всего этого. Сегодня же ему были жизненно необходимы дополнительные выводы по недельному отчету, и обязательно в письменной форме, и он не торопится, и он подождет, и лишь бы сегодня. В общем, неприятная ситуация. Хорошо хоть вскорости у Залецкого зазвонил мобильный, и он засобирался.
– Видимо жена, - подумала Маша. К этому несчастному существу, она сегодня кроме обычной жалости, испытывала еще и благодарность.
Теперь дорога была свободна, но раздражение не проходило. Как назло, автобуса долго не было, неизбежная давка. Потом какие-то пьяные мужики у киоска, со своими дебильными шуточками. А после всего этого, Маша нажала на кнопку звонка, послышались шаги, замок щелкнул, дверь чуть-чуть приоткрылась, и это ее сразу успокоило. Надолго ли?.. Ах, если бы знать заранее, что тебя ждет за дверью… Если бы Маша знала, ни за что бы не позвонила в эту дверь. Странно, на пороге никого не было, она помедлила секунду, и вошла.
- Ты проходи там, я тут на кухне, - послышался голос Антона. Маша быстренько скинула легкую курточку, сапожки, впорхнула на кухню, и остановилась в недоумении. Антон сидел за столом, в руке дымилась сигарета, ноги крест-накрест сложены на стуле напротив. Позу «мыслителя» дополняла початая бутылка коньяка и блюдце, с двумя ломтиками сыра.
- Ну, здрасьте! - она сказала это так, как будто видела такую субординацию каждый день. Но, сегодня, лицо Антона выглядело каким-то невероятно серым, таким серым, что можно было подумать, что действительно в диссертации какой-то серьезный затык.
– И, как вы объясните свое поведение, милейший?
- Я ждал этого вопроса, - теперь к серости лица, добавилась еще и пьяная тоска, сквозившая в голосе Антона.
- У тебя в самом деле что ли с диссертацией проблемы, - Маша засомневалась. Еще минуту назад она была уверена, что никакие главы переделывать не нужно, т. к. они просто-напросто не существуют. Максимум, что могло быть, это только название, и больше ни строчки.
- Да, проблемы очень серьезные. Все дело в том, что мой аналитический инструмент устарел. Я позавчера это понял.
- И, ты не нашел ничего лучше, чем устроиться поудобнее на кухне, и до утра давиться алкоголем, - тут воцарилась какая-то многозначительная тишина. Антон явно не собирался оправдываться,
- Дело в другом, Маш, - он медленно выдохнул дым, и опустил глаза, - и эта тишина была уже какой-то зловещей.
- Ну, рассказывай, в чем же тогда дело, - Маша сделала вид, что готова выслушать любую историю. В смысле, она даже и не собиралась слушать, просто сделала вид.
- Прелесть моя, я тут сижу, как дурак, с 6-ти часов, тебя ожидаю. Мне казалось, ты работаешь до 6-ти?.. Времени десятый час.., - Маша его перебила.
- Да, Залецкий задрал. Прицепился ко мне с выводами по недельному отчету, глупость какая-то, я же тебе про него рассказывала.
- Слушай, я уже пол года слышу одно и то же, - Залецкий то, Залецкий это, у Залецкого такой джип, у Залецкого такой костюм, Залецкий мне цветы, Залецкий мне такое сказанул, - они начали перебивать друг друга.
- Я виновата что ли, что он ко мне прицепился?
- А ты не думаешь, что дело не в Залецком, а в тебе? Мне кажется, по поведению девушки всегда ясно, можно к ней «прицепиться» или нет.
- Зай, давай ты не будешь психовать по этому поводу. Я пришла сюда совершенно не для этого. Хотела тебя увидеть, автобуса долго не было, такая давка, а ты устраиваешь сцены ревности. Причем, был бы хоть какой-нибудь повод. Согласись, я бы тебе все так вчистую не рассказывала, если бы действительно был повод ревновать.
- Ревновать я конечно никакого повода не вижу. Вообще не вижу повода для наших с тобой отношений.
- Ну, приехали…, - Маша надулась, а Антон снизил вдвое тон голоса, и продолжил,
- Никуда мы не приехали. Я хотел бы, чтобы ты меня поняла сейчас. Помнишь, я рассказывал про одноклассницу, которую любил с шестого класса? Мы встречались 10 лет, а потом она меня бросила.
- Как я могу забыть такое, ты никогда не упускаешь случая напомнить мне об этой гадине.
- Так, вот, Маш, она вернулась ко мне. Я не знаю, зачем все это, и почему. Она ко мне вернулась, и позавчера ночевала здесь…
У Маши блеснуло в глазах. Так блестит в глазах у человека, которого сильно обидели. Человека, которого больно укололи. Она отвернулась в сторону чтобы не заплакать. Сердце так неприятно заныло, и все так сжалось внутри.
Повисшая пауза была настолько тяжелой, что, казалось, под ее грузом скрипит мебель. Никто из этих двоих не хотел нарушать тишины: нечего было спрашивать, и было нелепо что-то еще разбирать. Сколько прошло времени, час, два, какая разница?... А потом, проснулся закон Архимеда, у Маши внутри, такой порыв, который выталкивает тебя на поверхность за глотком свежего воздуха. Она поднялась, и вышла в корридор, уже совершенно измотанная... С трудом одела сапожки и курточку. Антон подошел бесшумно, навалился плечом на косяк двери, и уставился в пол, видимо это было единственное место, на которое можно было смотреть, не чувствуя при этом вызова совести. Никаких слов, ничего вообще, Машенька взялась за ручку двери, помедлила секунду, и вышла вон.
Хлопнувшая дверь, треснула Антону увесистую оплеуху, он непроизвольно вздрогнул, и глазки его ошарашенно забегали. Из головы враз вышибло все мысли, кроме одной: он переиграл. Переиграл настолько, что уже поздно что-то исправить. Уже не успеть остановить часовой механизм на бомбе, которую сам же и установил, ведь она только что взорвалась. И, вот, он стоит, перед закрытой дверью, как нашкодивший мальчишка, а надутые губки шепчут уже бесполезное противоядие,
- Маша, я пошутил...