На одну больше

Я сидела на полу и думала о нас, когда он мне позвонил. Рассуждая сама с собой, что было бы «если не», я подняла трубку.
-Слушаю, - на полуавтомате сказала я.
-Привет… Ты как? – спросил меня его голос. Неровный, будто пьяный.
-Могло бы быть и лучше. Ты?
-Отвратительно… - ответил он.
Повисла пауза.
-Ну, ты так и будешь играть в молчанку или ты что-то хотел сказать? – сдерживая изо всех из ни откуда взявшуюся злость, мне приходилось крепко сжимать пластмассу телефона.
-Извини… Просто мне… Ну… Черт, так тяжело говорить…
-Мне тоже много чего тяжело.
-Милая…
-Я тебе не милая. – Отрезала я. После всего он еще смеет называть меня «Милой»! Возмущению моему не было предела.
Он же опять замолчал, но спустя минуту робко спросил:
-Слушай… Мы… Мы можем начать все сначала?
-Сначала?!
-Да…
-Зачем, интересно? – Где-то внутри зашевелилась змея презрения, полная язвительности. – Почему со мной? Она тоже вполне достойна того, чтобы ты начал с ней все с начала! Или ты хочешь сразу с нами обеими забить все заново, а? Что, что ты молчишь?! – гнев уже вырывался наружу, обжигая губы.
-Послушай меня, - он говорил с придыханием, будто… будто плакал. – Я… я правда люблю! Люблю только тебя! То, что ты видела, не… не имеет значения! Ничего, ничего не было!
-Да, конечно! Она совершенно случайно закинула тебе руки на плечи, ты совершенно случайно запустил свои руки под ее юбку, и ваши губы совершено случайно налетели друг на друга!
-Да послушай же ты! – воскликнул он. – Она сказала, что если я с ней не пересплю, она будет шантажировать тебя! И ты отлично знаешь, по какому поводу! А я этого не хочу! Я не хочу, что бы тебя подставляли, а то и посадили в тюрьму! Ясно тебе?!
Мое сердце, бешено бившиеся все это время, замедлилось вместе с дыханием и ухнуло вниз. Я лихорадочно соображала, как так…
-Она нашла твои письма. Не знаю как, но нашла. И несколько фотографий…
-Почему ты мне не сказал? – я обессилела. В голове все не укладывалось, руки дрожали, и голос из трубки рывками долетал до уха.
-Понимаешь… я хотел…
-Почему?
-Я не знаю. Я хотел сделать это сам, я хотел помочь.
-Ты много чего хотел. И ты великолепно мне помог. Правда. Ты переспал с ней, ты избавил меня от проблем с ментами, ты, ты…
Пол уплывал у меня из-под ног, а сознание упорно не желало принять все так, как есть. Я захлебывалась.
-Милая моя, прошу, верь мне. Я не спал с ней. Я ничего, ничего не совершал такого. Я делал все ради тебя, но как только ты нас увидела и убежала, ушел и я. Без разговоров и про чего. Ушел за тобой, но ты скрылась.
-Я не верю…
-Но это правда. Я с трудом нашел тебя здесь, два дня я искал тебя по всей Москве у нас дома, дома у твоих родителей, знакомых, но ты как в воду канула. Только твоя подруга пролила свет, сказав, что ты решила временно переехать в ее квартиру. Поверь мне, милая. Я люблю тебя, и ты это знаешь. Для меня никого никогда не существовало, кроме тебя.
Голова дико ныла, и спазмы перекрывали дыхание. Я встала по стенке и пошла в ванную. Достала пару таблеток успокоительного. Маленькие, блестящие… Смертельные. Высыпала еще половину упаковки на ладонь. Так много… сквозь спазмы я проглотила таблетки и запила их водой из-под крана.
Я почти забыла про телефон.
-Милая… - донесся легкий, как вздох, голос. Словно почувствовав, что я взяла в руки мобильник, динамик захрипел. – Милая, открой дверь… Пожалуйста.
Я вышла из ванной. Прямо напротив – дверь на лестничную клетку… Я выглянула в глазок – никого. Пусто. Но все равно, щелкнув замком, отворила эту широкую доску и вышла.
Он стоял на лестнице. Непривычные синие круги залегли под его глазами, губы обветрились. Потрепанные джинсы прилипали к его телу, а куртка, мокрая и в пятнах, сваливалась с плеч.
Но стоило лишь взглянуть на него, в его добрые, как и прежде, глаза, полные искренности, и я поняла – он не лжет, а меня ничто не спасет. Я закрыла лицо руками и наконец-то заплакала.
-Милая, не плачь… - он подошел и обнял меня. Он целовал волосы, гладил плечи. – Не стоит лить слезы… Пожалуйста, ради того, что было между нами, не плачь… Милая моя…
Я вспомнила и отстранилась от него. Он смотрел на меня с непониманием, я – с испугом. Он перевел взгляд на мою руку, на ладонь, сжатую в кулак, из которого торчала крышка флакончика. Таблетки…
Он понял все сам. Спокойно подошел, разжал мою ладонь и высыпал на ладонь оставшихся крошечных убийц. Блестящие шарики в его ладони смотрелись неестественно. Я моргнула, и, когда я открыла глаза, таблеток уже не было.
-Ты что?! – бросилась я ему на шею. – Не глотай…
-Поздно. Если я умру, я лгал тебе. Если нет – я буду с тобой, останусь.
-Я верю тебе и так, верю, верю! – бросилась я ему на шею. – Я люблю тебя, верю тебе, не покидай, не бросай меня, не уходи, останься, ради всего святого, останься, умоляю, прошу, не покидай, останься, милый, любимый, не надо… - в истерике шептала ему я.
Он сначала опешил, но потом прижал меня к себе. Он что-то говорил мне, что-то нежное и успокаивающие, пока его короткая и редкая щетина колола меня в шею, так привычно и по-родному приятно, а потом взял на руки и отнес в спальню. После того, как уложил в кровать, он ушел, что бы закрыть все двери и написать записку или какое-то письмо – я слышала лишь, как он открыл ящик, достал лист бумаги и чиркал ручкой. Затем он вернулся и лег рядом со мной.
Я прижалась к нему, как тогда, в нашу первую ночь, когда мы остались вдвоем в этой квартире. А сейчас была наша последняя ночь…

Я проснулась через три дня в больничной палате. Рядом с койкой сидела моя подруга, человек доброй души, и мама. Увидев, что я очнулась, подруга ушла за медсестрой, а мама сжала мою ладонь, как только мамы и умеют – крепко, но мягко.
Она рассказала мне все.
Он умер.
Но он не лгал. Просто взял на одну таблетку больше…