Лимпопо

Река Лимпопо крутилась в своём ложе, как праща в руках любимца кожанных ремней, свист скоростного напора водяных пластов, дружески сопрягался с ворчаньем подводных булыжников, облепленных замысловатым рисунком ботанических чудес местной флоры. Далёкие сиреневые холмы таяли в пронзительно-сладком, густо замешанном на нектаре орхидей воздушном желе. Розовые цветы Амигограсес Лукумос вздрагивали при каждом порыве ветра, капли воды конденсировались на бархатистых лепестках, и стекали медленным, едва уловимым движением обратно в свои было забытые берега. Ярко-жёлтой кожи, на толстой подошве, ботинки Левингстона изрезанные и истёртые каменной дробью непроходимых троп Южной Африки, сунувшимися и расползшими в разные стороны шнурками, валялись вблизи шатра. Его местами продавленная холщина чуть приподнималась при каждом порыве ветра. Было тихо. Шесть или семь цикад, рьяно, буд-то перед началом веселья разминали свои суставы. Глаз Левингстона, приоткрывшись узкой щелью, застыл в той сладкой узнаваемостьи первых мгновений встречи с дневным светом, искренней близостью его в своём глазу. Большой москит ударившись о верх полога, вцепился в него нитями-ножками. Мулы били копытами о землю, потёртые ремни упряжи, впивались в их раздутые бока. Левингстон смотрел глазами уставшего человека безучастным ко всем перепитиям судьбы, закинувшей его в столь отдалённые края. Щёлкнув затвором карабина и ловко закинув его за спину, он зашнуровывал свои жёлтые ботинки. Каждое усилие отзывалось болью в суставах, раздутые пальцы в .ссадинах, почернвшие от пороха и свинцовой дроби, мешали друг дугу. “Мьямба!”- крикнул он негру выходящему из зарослей и ведущего на верёвке дикую свинью, “Через час - выходим”. Он раскрыл свой золотой “Брегетт”, протёр стекло платком и захлопнул их. Мелодичный щелчёк, - серебристым, сотканным из тончайших нитей покрывалом, медленно и плавно растворился в звуковой увертюре бурлящей Лимпопо…