О жизни деревьев

- Мам, зачем они это делают? Зачем они рисуют на деревьях красные отметины?
- Они нужны для того, чтобы потом срезать мешающие или старые ветки. Ветка же может упасть на прохожих, на машины. А может упасть и все дерево...
- Но деревьям же больно!
- Людям больнее, сынок. Пойдем домой, пора обедать.
Все началось с этого разговора. Я часто видел, как во двор приезжали люди сначала с краской, а потом с пилами и убирали лишние ветки. Обычно это происходило утром, когда я или уже был в школе, или еще спал. Но однажды я опоздал на занятия и бежал через двор как раз в то время, когда спиливали целое дерево. «Тополь, - сказал мне один из рабочих. – Одно из самых опасных деревьев. Если подует ветер, враз обломится и упадет. А тут еще такой высокий»...
Я посмотрел на тополь. Бензопила с неприятным скрежетом вонзалась в кору и пилила до сердцевины. Летели опилки и стружки, но дерево не поддавалось. Рабочие с трудом вытащили пилу и перешли на другую сторону дерева. «Крепкий, черт!» - донеслось до меня.
Через пару минут тополь медленно накренился, потом стал двигаться все быстрее и быстрее и наконец с громким треском рухнул на землю. Посыпались листья, тоненькие ветки, ствол разломило пополам. Тополь убивали, как быка на корриде – долго издевались, мучили тело, а потом резанули в сердце. Мне показалось, что я услышал тихий стон. Так может стонать только существо, которому уже не к кому обратиться, у которого нет больше сил, даже слез нет, душу не облегчить.
Я почувствовал, что сейчас расплачусь. Мне хотелось остановить их, но было уже поздно. Да и что я мог сделать? Ведь людям больнее...
В тот день я не пошел в школу. Я остался с тополем. Его распиливали на более мелкие бревна, а я стоял около и смотрел, брал в руки нежные листья, еще не понявшие, что произошло, гладил кору. Мне хотелось принять часть боли на себя, хоть как-то помочь ему.
Ночью, размышляя об увиденном, я уцепился за одну идею, которая могла бы помочь деревьям. У меня появился план. Я буду срезать с коры эти уродливые красные отметины, и рабочие не узнают, какое дерево надо срубать.
С тех пор я стал тщательнее следить за происходящим во дворе и всегда носил с собой острый ножик, которым срезал верхний слой коры. Из окна было даже забавно наблюдать, как приезжают люди с пилами, разводят руками, не находя отметин, и оставляют все как есть. Мне везло: отметины каждый раз ставили или на других деревьях, или на другом месте ствола, поэтому не надо было срезать глубоко.
Время шло, и мне удавалось сохранять двор в целости. Наверное, так бы и длилось, если бы не сильный ветер, подувший однажды. В городе объявили штормовое предупреждение, и занятия отменили. Надвигалась буря, давило в висках. Раскаты грома приближались издали, тучи несли перед собой душный воздух. Первая вспышка молнии разрубила небо на части, почти сразу последовал низкий гул. Ветер, утихший было перед грозой, рванул провода и разделил дождь на косые полосы. Запоздавшие люди, согнувшись и укутавшись в куртки, бежали домой. В темноте сверкали молнии, стучали железные листья гаражных крыш, гнулись стволы деревьев, летели листья, ветки били в окна, словно просили пустить внутрь, переждать непогоду.
Вдруг – треск и грохот, порванные провода, визг сигнализации и крик, прорвавшийся сквозь бурю. Человеческий крик.
Утром выяснилось, что во дворе упало дерево и убило одного из жильцов. Я спустился вниз и посмотрел на ствол. Хорошо помню его – это первое из деревьев, которое я когда-то спас от преждевременной гибели.
Слушая разговоры во дворе, я узнал, что убитый был неизлечимо болен. Ему оставался месяц или около того. Самый сложный месяц – ведь надо было постоянно принимать обезболивающее, чтобы хоть как-то существовать.
Я вернулся домой. Долго не мог выходить на улицу, даже материнские уговоры не помогали. Окно я зашторил – не мог смотреть на деревья.
Не знаю, вправе ли я решать, кому жить, а кому нет – будь то человек, животное или дерево. Но дерево, когда-то спасенное мной, ценой своей жизни облегчило существование человека.
Эвтаназия, созданная природой, а не людьми.
Ведь людям больнее...