Диалектика переходного периода из ночи в одиночество

Ночь отступает, медленно, словно кто-то неспеша стягивает черное шелковое белье с охлажденного тела города. В ее спутанных сизых волосах все еще чувствуется запах сна, чей-то сдавленный стон, чье-то судорожное дыхание.

Ночь отступает, беспощадно обнажая окружающую действительность, отдавая ее на растерзание пытливым взглядам рассвета. Сглаживаемые тьмой углы становятся острыми и неминуемыми. Они вонзаются в самое сердце, как вонзался осколок льда в глаз маленькому Каю. Они заставляют сердца каменеть и покрываться льдом под первыми лучами безликого солнца.

Сплетение рук, резкий изгиб спины, приоткрытый рот, стон, крик – все теряет значение под опаляющими лучами рассвета. Бесконечная плоскость дивана разделила два мира. Глаза больше не встретятся, руки не соприкоснутся. Две фигуры застыли в неестественных позах. «Первый раз, когда мы остались наедине» заполняет комнату с белыми стенами звуками разлуки.

Назойливое бестактное солнце всюду лезет своими лучами, заглядывает в каждую щелочку, в каждое разбитое сердце, в каждое одиночество. Своим нахально-желтым цветом оно стирает, отправляет в небытие все. Все, что с таким упоением рисовала Ночь…