Был сентябрь…
Был сентябрь. Банальное начало. Но ничего пооригинальней придумать не получается. Муза решила меня сегодня не посещать, как я казино. Итак, был сентябрь. А этот месяц, если посмотреть в окно, а не на календарь, у нас совершенно летний: тепло, солнечно, и появившиеся на деревьях жёлтые листочки совсем не омрачают пейзаж, а наоборот придают всему, что ты видишь вокруг, ещё большую теплоту и солнечность.
Не омрачает пейзаж и то, что ты любуешься им из окна университетской аудитории.
Доносящиеся сквозь распахнутые рамы совершенно летние звуки: щебетанье птиц, звонкие голоса, смех, скрип качелей, велосипедный звонок, зазвучавшая вдруг весёлая незатейливая мелодия… увлекают больше, чем слова лектора, а приятный прохладно-тёплый совершенно летний ветерок не даёт их конспектировать, бесцеремонно шебурша страницами твоей тетради. Ну и пусть! Писать лекцию так не хочется! И так хочется взять эту тетрадь, повыдёргивать из неё все листочки, сложить из них самолётики и сквозь открытое настежь окно отправлять в далёкие-далёкие страны, где всегда-всегда лето…
Но больше всего радуют окна в расписании, так как не все преподы ещё вернулись из летних отпусков. А у студентов, хоть и возвратившихся с каникул пунктуально к первому сентября, в голове далеко не учёба, а такой же приятный прохладно-тёплый совершенно летний ветерок. Ну какие тут омофоны, хронотопы, биоценозы и прочая томатология, когда нужно поделиться с друзьями впечатлениями о своих летних приключениях и услышать в ответ не менее захватывающие истории.
А по партам гуляют пользующиеся в это время большей популярностью, чем Светкины журналы и каталоги, - фотокарточки – застывшие на глянцевой бумаге счастливые мгновения летних каникул:
На фоне древнегреческих развалин, словно бросая вызов Гераклам, Геркулесам и прочим мифическим силачам, демонстрирует свои загорелые мускулы Эдик. Да ещё с таким гордым видом, будто это он одним ударом всё здесь развалил. Белоснежный песок средиземноморского побережья украшает возлежащая на нём в супермодном купальнике-невидимке слегка подкопченная солнцем «идеальная фигура» нашей Афродиты – Светки Ларенцевой. В цветастом сарафане, крепко обхватив руками ствол пальмы, из-под полей забавной соломенной шляпки хохочет Катька. Она здесь хорошо вышла. Катька вообще симпатичная девчонка. Её бы характер посмелей, иначе всю жизнь будет обнимать только пальмы. А Камилка конечно же совмещала приятное с полезным. Декорациями к фотопортретам нашей старосты служат дворцы, музеи, памятники и другие познавательные достопримечательности столицы.
А я всё лето здесь просидела. И даже не сфотографировалась. Раньше, когда мы с братом были маленькие, каждое лето ездили всей семьёй на море. А теперь… Витька на работе, дед за своими умными книгами, мама отправилась на юг одна – сказала, что хочет от всех нас отдохнуть, а я… вот также валялась на диване и думала, чем бы заняться. Хотели вместе с Машкой куда-нибудь съездить… А что? Имеем право. Мы уже две взрослые самостоятельные дамы. Но Машку не отпустили, а меня отпустили, но не дали денег. Но на следующий год обязательно куда-нибудь поедем. Мы даже денег сами решили заработать, чтоб действительно быть взрослыми самостоятельными дамами. Машка взялась конкурировать со Светкой – распространять какую-то косметику. А я устроилась продавцом в обувной магазинчик… Рядом с домом, зарплата приличная и, главное, работа в свободное от учёбы время – после обеда и до восьми. Правда, сейчас там ремонт. Но с понедельника начну работать. Скорей бы! Так устала ничего не делать!
А куда поедем, мы с Машкой ещё не решили. Моя подружка, кто б сомневался, мечтает о родине своих любимых сериалов – Латинской Америке. А мне хочется в Лондон. Представляю, Машка бы сейчас хитренько прищурилась, сделала губки бантиком и, чуть покачивая своей кудрявой головой, тоже сказала: «Кто б сомневался!»
Машка пусть думает, что хочет, насмотревшись своих сериалов, а мне в Лондон ещё со школьных уроков английского хотелось. И даже, когда училка заставила меня двадцать раз произнести название этого города, я не передумала.
По-английски Лондон читается «Ландон», а у нас все произносили по-нашему. Кларе Петровне надоело каждого исправлять, и она объявила, что отныне тот, кто произнесёт название британской столицы неверно, будет обязан выйти к доске и вслух громко, выразительно повторить правильный вариант двадцать раз. И первой продемонстрировать всему классу нешуточность угроз Клары Петровны посчастливилось, конечно же, мне. И, несмотря на то, что девятнадцатый раз заплетающимся языком я кое-как выговорила «ладан», а двадцатый – «ладно», мне на всю жизнь запомнилось, как по-английски Лондон.
Но, к сожалению, мои глубокие познания в области иностранных языков этим летом мне не пригодились. Представляете, мне даже хотелось, чтоб скорей наступило первое сентября, чтоб хотя бы послушать, где были мои однокурсники.
Эта моя мечта, конечно же, осуществилась. Правда, в момент её исполнения я тут же об этом пожалела. В нормальных вузах первого сентября не учатся. Это день встреч с однокурсниками и преподавателями, день узнавания расписания на второе сентября и подготовки ручек, тетрадей и других канцелярских мелочей к завтрашним лекциям. Но это в нормальных вузах. А мы с первого же дня с головой погрузились в слои учебной атмосферы. Программа празднования Дня Знаний для нашей группы состояла из трёх лекций, первой из которых была, конечно же, «всеми нами любимая» зарубежная литература или Зло – более популярное в нашей группе название этой дисциплины. «З» и «Л» - первые буквы слов Зарубежная Литература, а гласная «о» добавлена, так сказать, для звучности. Это тоже Машкина идея. Если Светка Ларенцева законодатель моды на шмотки и причёски, то Машка Короткова – на слова. Любая произнесённая ею глупость моментально обосновывается в активном запасе нашего студенческого языка. Именно благодаря Машке всё меню университетской столовой именуется «кефирчики», слово «куратор» обзавелось краткой формой «кура», которая больше, чем полная, подходит нашей Ирине Александровне, а преподавательница этого самого Зла из Лауры превратилась в Лауриту.
Продлив своим опозданием нам перемену, в пышной блузе с неприлично глубоким вырезом вошла Лаурита Ивановна, махая возле этого выреза конспектом своей первой в нынешнем учебном году лекции, пытаясь тем самым то ли скрыть от наших глаз столь откровенную деталь своего туалета, то ли наоборот обратить на неё всеобщее внимание, но вряд ли от жары. В аудитории было открыто всё, что можно открыть и из всего этого открытого ужасно сквозило. Светка, пришедшая пощеголять загаром в маленькой, напоминающей деталь нижнего белья, кофточке, куталась в Олежкину джинсовку, галантно им одолженную дрожащей от холода барышне. Любительница сидеть у окна, Машка, неистово сражалась со шторой, которую набрасывал на неё ветер, а Диана – со своими распущенными волосами, такими распущенными, что мельтешили перед глазами и хлестали по щекам.
Лаурита начала лекцию с того, что своим тоненьким голоском поздравила нас с наступлением нового учебного года. Кто-то поморщился, кто-то захихикал, приняв за чёрный юмор, а Камилка, как староста взяла на себя право от имени всей группы произнести «мы вас также».
Но, не смотря за окно, на фотографии и поздравления, мне казалось, что этого лета… этих каникул… не было вообще, и мы вчера, позавчера, поза-позавчера, поза-поза-поза… позабыла уже когда, ну, короче, всегда вот точно также сидели за столами и писали лекции…
После поздравлений Лаурита, как обычно, щедро одарила каждого замечаниями по поводу поведения. А те, к поведению которых придраться было невозможно (даже Лаурите), прослушали комментарии относительно своего внешнего вида.
- Что-то я не пойму: то ли это с прошлого нового года ёлку не убрали, то ли уже к следующему нарядили…, - бросила преподавательница зарубежной литературы в адрес Римки Пудилёвой, которая, что является удивительным для этой студентки, тихо и незаметно сидела за своей партой, лишь изредка заправляя за утыканные разнообразными серёжками уши разноцветные пряди волос. Римка снова удивила – никак не отреагировала.
- А в старину первого сентября Новый год отмечали! – перевёл огонь на себя Жорик. Но Лаурита Ивановна повела себя не менее странно: не стала визжать, махать руками, грозить отчислением и даже не предложила покинуть аудиторию.
- Спасибо за историческую справку, - иронично и чуть кокетливо ответила учительница Зла, а потом, вспомнив, что ещё не отметила отсутствующих, попросила старосту передать журнал. Камилка за лето не забыла свои обязанности. Она автоматически вскочила с места, простучала тоненькими шпильками по полу и гордо возложила на стол преподавателю главную книгу нашей группы, совершенно забыв, что она не заполнена. Да и когда было заполнять? Сейчас первый учебный день, первая лекция, перед началом которой декан вручил нашей старосте новый журнал. И не успела Камилка развернуться, чтобы простучать каблуками в обратном направлении, как из уст Лауриты, ставших в этот момент шире выреза на её блузе, раздалось: «Что это значит?», «Как вы смеете?» На столе перед ней, светясь белизной чистеньких, новеньких, нетронутых остриём ручки и одурманивающее благоухающих типографией листочков, лежал наш журнал. Правда, лежал не долго. Лаурита брезгливо швырнула его Камилке и начала лекцию. Вот бы повезло отсутствующим! Но в этот раз (ещё одна странность) отсутствующие отсутствовали. В аудитории собралась вся наша группа, за исключением Наташки, которая, в общем, уже не является её членом. Она забрала документы ещё в том учебном году, не дожидаясь летней сессии, уверенная, что её не сдаст. Но эту потерю компенсировала появившаяся в нашей группе новенькая. Нет… новенькой Юрате почти не была. Она с первых взглядов стала старым добрым другом – Юрчиком, Юриком. Юрасей и Ю-ю. Все сентябрьские переменки нашей латвийской подружке приходилось давать «пресконференции»: Камилка засыпала вопросами о предметах и правилах латвийских вузов, Светка интересовалась, что носят латвийские модницы, а Римка и Эдик наперебой требовали перевести на латвийский язык всякие нехорошие слова и выражения.
Так что число студентов не изменилось, и первого сентября на первой паре были все, даже Макс. Но в этом ничего странного нет. Просто-напросто Владимир Карлович (именно так зовут строгого тренера) не включил нашего чемпиона в состав участников летнего гран-при из-за отсутствия шансов занять в этих соревнованиях достойное место, а также из-за того, что этот «чемпион» в интервью какой-то газете наговорил гадостей про руководство сборной. И пока его коллеги колесили по этапам летнего гран-при, Макс ходил в университет. Но сидеть над книгами совсем не то же, что парить над переполненными трибунами. Явь без чувства опасности была подобна кошмарному сну. Ну не знаю, чем ещё объяснить его постоянное стремление рискнуть:
Весь сентябрь этот экстримал являлся неподготовленным на семинары, рискуя наполучать двоек; носился на бешеной скорости на своей YAMAHе, рискуя появиться на страницах газет, но только не в рубрике «спорт», а под заголовком «Дорожно-транспортные происшествия», а ещё зачастил в казино. Но, к счастью для Макса, частота посещений – это пока единственное, что он в этом заведении проиграл. Хотя сам Макс счастьем это не считает, цитирую: «Лучше бы проиграл свою YAMAHу».
Дело в том, что по пятницам в «Даме Пик» (такое название носит наше казино) в знаменитой карточной игре «эйт» проигрываются не деньги, а то, что захочет победитель. Но об этой игре я расскажу попозже, так как сама однажды стала её жертвой.
И вот в одну из пятниц, оказавшись в числе проигравших, по желанию выигравшего Макс в течение месяца был обязан каждый день посещать казино. Но это ещё не всё: он обязан был посещать казино в сопровождении дамы. Но и это ещё не всё: каждый день дама должна быть новая.
А выиграла в тот раз Сонька (о ней я тоже расскажу попозже), вернее, не выиграла, а отыгралась. Как-то в разговоре Макс похвастался, что за ним бегают все девчонки, а он за девчонками никогда не бегал и бегать не собирается. Соньке это показалось ужасно несправедливым. Она обиделась на него за всех «сестёр по слабому, но прекрасному полу» и задумала отомстить. Эта возможность представилась ей во время игры в эйт, где Сонька по счастливой случайности оказалась победительницей. И, выполняя её волю, Максу целый месяц пришлось бегать за девчонками и упрашивать стать очередной дамой для очередного похода в казино. Его спутницами успели побывать продавщицы из маминых бутиков, соседки, знакомые спортсменки, а с первого сентября просьбы сопровождать его в игорный дом обрушились на однокурсниц.
- Ну я же не заставляю тебя ставить на кон все свои восемь комнат, - как-то на одной из перемен уговаривал меня побыть «дамой» Макс: просто постоишь рядом и всё. Можешь даже не смотреть на эти карты, рулетки… Главное, чтоб Сонька на нас посмотрела.
Я уже собиралась согласиться.(если честно, то мне всегда хотелось побывать в казино), но упоминание «восьми комнат» вмиг вычеркнуло посещение царства Фортуны из списка моих желаний. Неужели единственное, чем я знаменита у друзей – восьмикомнатная квартира?
- Не пойду! – отрезала я: Я по таким заведениям не хожу!
Справа от меня умник Сашка Белявский забронировал себе место стопкой толстенных книг и куда-то отлучился. Скорее всего, в библиотеку, чтобы добавить к этой стопке ещё одну. Пытаясь отвязаться от чересчур навязчивого «кавалера», я схватила одну из Сашкиных книг, открыла там, где торчал служащий закладкой календарик, и принялась внимательно читать, вернее, делать вид, что внимательно читаю.
- Интересно? – тихонько спросил Макс, склонившись над моим столом и разглядывая, что же я читаю.
- Представь себе – да! Хотя, интересующиеся всякими фишками-картишками вряд ли могут себе это представить, - не отрывая глаза от месива чёрных печатных знаков, сердито ответила я.
- Да ладно… ты с книжкой, всё равно что Пудилёва в шляпке с бантом, - не унимался Макс: ну что тебе трудно на двадцать минут заглянуть в казино?
- Загляни туда лучше с Пудилёвой! Или вон со Светкой Ларенцевой…
Максим усмехнулся:
- Я уже имел честь пригласить этих дамочек! Римку Пудилёву на входе не пропустили – внешний вид неподобающий. Ну ты её знаешь, она от своего стиля нигде не отступает. А услышав замечание по поводу внешнего вида, решила не отступать от своего стиля и в поведении.. Устроила такой скандал! Полезла драться с охранником… Зато Ларенцева разрядилась как на вручение Оскара! Только вот зеркальце забыла. Каждую минуту спрашивала, не растрепалась ли причёска, не размазалась ли помада… и, не удовлетворяясь моими ответами, в поисках своего отражения пихала физиономию во всё, что блестит. Но самое интересное – это когда Светка надумала сыграть в карты! Представляешь, назвала трефового валета «симпатичным мальчиком», а разглядывая червовую десятку поделилась со всеми сидящими за столом, что мечтает «о кофточке в такие же сердечки»…
- Что вы там про меня говорите? – донёсся с последних парт Светкин голос.
- Восхищаемся твоей неземной красотой! – крикнул Макс, даже не оборачиваясь в её сторону и всё ещё пытаясь заглянуть в мою, то есть Сашкину, книгу.
- Дурак! – брякнула Светка.
- Обзовёшь как-нибудь – дурак, похвалишь – тоже дурак… Что мне такого произнести, чтобы ты назвала меня умным? Доказательство теоремы Ферма? – с наигранной печалью пробормотал Макс.
- Дурак! – блеснула богатством лексикона Светка и принялась что-то искать в своей сумочке, наверное, зеркальце.
Макс махнул на неё рукой и снова обратился ко мне:
- Ну что, идёшь?
- А мне всегда хотелось кофточку в такие же ромбики, как на бубновой семёрке…, - я ещё раз предприняла попытку отбить у него охоту меня приглашать.
- «… на спину б надо бубновый туз…» - пробубнила Катька. Всю перемену она сидела, уставившись в свой конспект, но читала она его также внимательно, как я Сашкину книгу. Максим не обратил на неё никакого внимания, решив, что та просто готовится к неотвратимо приближающемуся семинару.
Блока мы будем изучать не ранее четвёртого курса. Следовательно, цитата из его поэмы никак не могла присутствовать в Катькином конспекте и прозвучала в наш с Максом адрес.
Не понимаю я эту девчонку! Макс ей с первого курса нравится. Только вот Максу вряд ли когда-нибудь сможет понравиться девчонка, просиживающая все перемены, уткнувшись в тетрадь и бубнящая себе под нос какие-то цитаты. Неужели она думает его этим заинтересовать? А если предположить, что Катя вовсе не ищет со стороны Макса какого бы то ни было интереса к её персоне и находит счастье в муках безответной любви и рисовании на полях сердечек, зачем тогда корчить из себя обманутую невесту: бросать сердитые взгляды, комкать свои же конспекты, бубнить довольно-таки обидные цитаты, стоит лишь ему подойти к какой-нибудь девчонке? Не понимаю. Но постараюсь помочь. (Я тут на днях моей «прикольной» соседке Вике помогала с домашним заданием по химии, хотя в этой науке тоже ничего не понимаю).
- А почему бы тебе не пригласить Катю? – предложила я.
Макс посмотрел на прилипшую носом к тетрадным страницам однокурсницу и, как мне показалось, как-то грустно посмотрел, а потом перевёл взгляд на меня:
- В этот раз я приглашаю тебя. Так идёшь или нет?
Катька с такой силой перевернула тетрадный лист, что этот жест больше напоминал неудачную попытку его выдернуть.
- Смотря, что скажет вот эта умная книга! – я захлопнула её и, крепко сжав руками, подняла над столом: Так… страница сто сорок семь (это номер нашей группы)… восьмая строчка сверху…
Этому гаданию меня ещё в школе научили девчонки. Тогда, вместо того, чтоб читать по учебникам правила, мы читали по ним грядущее.
Распахнув книгу на загаданной странице и отсчитав сверху восемь строк («Сразу видно – внучка математика!» - прокомментировал мои действия Макс), я поняла… что ничего не могу понять. А когда вновь закрыла её и взглянула на название, то поняла, почему ничего не могла понять: блестящие буквы на тёмно-синем переплёте гласили: «Сборник грамматических упражнений для углублённого изучения немецкого языка».
Помимо обязательных в нашем вузе занятий английского, Сашка Белявский посещает дополнительные курсы немецкого. Совсем помешался на учёбе! Не удивлюсь, если в этой стопке окажется « Сборник грамматических упражнений для углублённого изучения суахили». «Драмкружок, кружок по фото, а мне ещё и петь охота…» Я тоже не хуже Катьки могу стихи цитировать!
Я с сильным хлопком вернула Сашкину книжку туда, откуда взяла, заглушив хохот Макса, который тоже обратил внимание на блестящие с тёмно-синего переплёта буквы.
- И что сказала умная книга? – еле сдерживая смех, поинтересовался Макс.
- Так уж и быть, схожу,– согласилась я, а оставшиеся до начала занятия несколько свободных минут решила потратить на прогулку по коридорам моего любимого университета. Макс увязался за мной. Хотя целью моей прогулки было не столько скоротать последние мгновенья перемены, сколько оставить их с Катькой наедине (наедине, если не считать копошащуюся в сумочке Светку).
- Фрау Надейка, а как по-немецки казино? – «Моё увлечение немецким языком» - этой обширной темы хватит Максу на издёвки до конца семестра. Хорошо хоть не спросил, как по-немецки восьмикомнатная квартира! Иначе для похода в казино ему пришлось бы упрашивать какую-нибудь другую «даму».
Но остаток перемены мне всё же посчастливилось провести в долгожданном одиночестве. Стоило нам выйти из аудитории в коридор, как пёстрая стайка девчонок разных курсов и факультетов, звонко чирикая: «можно автограф», отгородила Макса от меня.
А на следующей перемене мы договорились встретиться в «Даме Пик» в семь.
До наступления этих семи часов меня терзали противоречивые чувства: идти или не идти.
С одной стороны, как ни унизительно в этом признаваться, на меня давили залежалые в бабушкиных сундуках насквозь пропахшие нафталином представления о том, что казино - очень плохое место, что все мужчины, которые его посещают – бандиты, а женщины отличаются лёгким поведением, и что девочке из приличной семьи, а тем более внучке профессора, делать там совершенно нечего.
А с другой стороны, казино – моя давняя мечта… мечта оказаться в совершенно другом мире… мире, где властвуют не пронафталиненные слежалые представления бабушек и дедушек, а его величество случай, где не трясутся над каждой копейкой, а без сожаления обменивают очередной миллион на разноцветные пластиковые кружочки…
А ещё я пообещала другу, что буду его сопровождать, но с другой стороны, в тайне надеялась, что дома меня не отпустят.
В этот момент дома присутствовала только мама. Услышав слово «казино», она уже начала было ворчать про «плохое место», но стоило мне упомянуть Макса, как мама, подобно Чеширскому Коту, превратилась в сияющую улыбку. (Я уже говорила, что в качестве моего будущего супруга мама видит только Макса?) И, сказав, что иду на немножко, я её немножко разочаровала.
В первых числах сентября в семь часов вечера у нас по обыкновению ещё светло. И утыканная разноцветными лампочками вывеска «Дамы Пик», приковывающая в темноте взгляды прохожих, сейчас выглядела какой-то запылённой, будучи не в силах конкурировать с ослепляющим диском заходящего солнца.
Но, судя по количеству роскошных иномарок, сквозь которые мне пришлось пробираться ко входу, это место, несмотря на тускловатую вывеску, и на свету весьма заметно.
«Дама Пик»… это, в общем-то, не только игорный дом. Это, как бы сказать, дом развлечений. Кроме казино там есть бильярдная, зал для боулинга, ресторан и несколько баров, танцплощадка…, - говорила я себе, пытаясь заставить войти внутрь. До этой минуты я даже подумать не могла, что сложившиеся и слежавшиеся представления предков настолько сильнее моих представлений.
«Ну что ты здесь делаешь? Девочка из порядочной семьи, внучка профессора…, а крутишься возле казино, среди этих иномарок, одна, вечером…, как какая-то… дамочка лёгкого поведения. Отправляйся домой и читай книжку!» - твердил голос какой-то прабабки. «Я не одна… меня ждёт Макс… и мама меня сюда отпустила… и вообще, может я вовсе не в казино…, а… на дискотеку или в ресторан…» - пыталась я переспорить «зов предков». Но всё равно чувствовала себя как-то неловко, словно собиралась сделать что-то очень некрасивое и неприличное…А что тут, собственно, такого? Очень хороший развлекательный центр… И какие тут бандиты? Сюда ходят-то в основном старшеклассники. «Старшеклассники сюда не ходят. Они сюда ездят. Мм-да… хорошенькие машинки. О-о, Феррари! Чтоб кататься на таких, да ещё и в казино, бедным деткам, наверное, не одну четверть приходилось экономить на школьных завтраках. С тонированными стёклами… а это, скорей всего, на случай непредвиденной встречи с классным руководителем…» - проворчал какой-то прапрадедушка. Но выпорхнувшие из дверей «Дамы Пик» заливисто хохочущие малявки подтвердили мои слова. Наверно, с танцплощадки…
Каринка с Маринкой сюда тоже частенько заглядывают попрыгать под современные хиты. Светка хвасталась, что один из поклонников приглашал её в находящийся здесь ресторан. А Вика рассказывала, что в их классе «Дама Пик» рассматривается в качестве претендента на проведение выпускного бала.
Да и вообще, даже если я одна и даже если в казино… что тут такого? Я всё-таки современная девушка, свободная от всяких представлений и вполне имеющая право интересно и необычно провести вечер. На этих словах я поставила точку в споре с прошлыми поколениями, резко дёрнула дверную ручку и вошла внутрь.
Увеличенная во много раз игральная карта – дама пик украшала противоположную мне стену. Но это была не просто картинка. Изображённая в профиль, пиковая королева вдруг повернулась ко мне в анфас, подмигнула левым глазом, улыбнулась, а затем отвернулась снова. А когда я захотела отвернуться, дама опять взглянула на меня, подмигнула и растянула свои ярко-красные губы в улыбке, а потом опять… А когда до меня дошло, что так будет продолжаться ещё очень долго, во всяком случае до тех пор пока у этого чуда современных технологий не сядут батарейки, я заметила, что нахожусь в небольшом, мрачноватом, но довольно просторном зале, оформленном в духе веков, далёких от каких бы то ни было технологий.
Стены и поддерживающие выгнутый вверх потолок колонны вымощены чёрным блестящим камнем; зеркала в густо декорированных рамах и не менее узорчатые канделябры с больше дымящими, чем горящими свечами.
- Дама Пик рада приветствовать вас!
Я обернулась. В самом углу возле входной двери стоял столик на изогнутых ножках… тоже выполненный в «старинном» стиле. Только вот компьютер на нём совершенно не гармонировал с интерьером и превращал всю «старинность» в странность. (Ещё одна картинка из серии «Найдите несуразицы»).
А от имени Дамы Пик меня поприветствовала маленькая худенькая девушка, примерно моя ровесница, с волосами, похожими на дым свечей… не только по цвету… они были такие жидкие, даже не жидкие, а какие-то газообразные, что, казалось, сейчас рассеются в воздухе. На белой блузке беджик в виде пикового значка: чёрного перевёрнутого сердечка на ножке. А большой блестящий цветок, наверное, приклеен к её голове – довольно трудно представить, что такая огромная тяжёлая заколка может держаться на столь жиденьких волосиках.
- Добрый вечер, - ответила я.
Девушка улыбнулась, но тут же скорчила сердитую гримаску, процокала на каблуках к ближайшей колонне и поднесла зажигалку к погасшей свече. Судя по её недовольному лицу, эту процедуру ей приходилось проделывать не один раз за вечер и даже не два. Струйка дыма взметнулась вверх…
- Вы кого-то ждёте? – опять раздался голос заместительницы Дамы Пик.
И тут я вспомнила, что пришла сюда вовсе не разглядывать канделябры.
- Я никого не жду. Это меня должны ждать.
Я снова огляделась. Но того, кто должен меня ждать, а именно Макса, здесь не было. Здесь вообще никого не было, кроме меня, девушки с дымчатыми волосами и огромного улыбающегося и подмигивающего портрета Дамы Пик.
- Как я могу пройти в казино?
- Казино на право, - девушка махнула рукой в дальний угол.
Я глянула туда, куда она указала, но с моего места стены выглядели ровными и целыми, без каких бы то ни было отверстий. Но, подойдя поближе, я увидела тёмный коридор и, не задумываясь, свернула туда.
- Дама Пик желает вам приятно провести вечер, - прозвучало за моей спиной.
Стены из такого же чёрного камня, канделябры… коридор оказался не длинным. Тридцать два моих шага.
И снова зал. Зеркала, колонны, подсвечники… и три двери. Над каждой портрет Дамы Пик. Но, в отличие от большого, в фойе, ни один из них не подмигивал и не улыбался. Зато, пояснял, что находится за дверью, над которой он висит. Вот пиковая дамочка подносит к губам бокал. Другая крепко сжимает бильярдный кий. Третья обмахивается веером игральных карт. Туда-то мне и надо!
- Э-эй, куда это вы направляетесь? – окликнул меня грубый и очень знакомый голос.
- Колян? Приветик.
Я не ошиблась. Передо мной действительно стоял мой бывший одноклассник Колька Шапилулин, или Колян – туповатый громила с квадратной физиономией, главарь всех школьных хулиганов и двоечников, гроза педантичных отличников и хорошистов, мигрень учителей и завучей, но, конечно, после Римки.
- А я и не знала, что ты здесь вышибалой подрабатываешь!
Квадрат Кольктной физиономии перекосился в ромб. А я-то наивно думала, что он обрадуется встрече с одноклассницей. Два года, как нам выдали аттестаты о среднем образовании, и с тех пор я его ни разу не видела, даже думала, что уехал куда-то. А эта работёнка ему в самый раз. С трудом представляю Коляна врачом, адвокатом или бухгалтером, разве что филологом… в нашей группе.
- Не узнал что ли? По-моему, я не слишком изменилась за два года.
- Куда направляетесь, спрашиваю?
Мм-да…, судя по этому ответу, два года я только то и делала, что… пластические операции. А может не узнавать знакомых часть его работы?
- Я направляюсь в казино, - как можно нейтральнее произнесла я.
- Внешний вид неподобающий, – угрюмо буркнул Колян, разглядывая массивные перстни на пальцах. А перстни-то! Если Машка ещё недельки две на молочной диете продержится, ей вместо браслетов сойдут.
- Что значит неподобающий? – это прозвучало уже не так нейтрально. Насчёт Римки я согласна. Её и в университет вахтёрша имеет полное право не пропустить. А у меня элегантный брючный костюм, как говорится, на все случаи жизни. В нём и мусор можно сбегать вынести, и на вручение Оскара надеть. Вот в универ ношу… на лекции. И чем это он не подобает для казино?
- Вход в казино только в вечерних платьях, - Колян тоже слегка окрасил слова эмоциями.
- А это, между прочим, вечерний костюм. Последний писк моды, - я изобразила волчок, чтоб он лучше рассмотрел.
- Ну, если ты проводишь вечера в какой-нибудь бумагомарательной конторке, то может и вечерний, - Колян оторвался от своих перстней и с вызовом взглянул на меня.
- Та-ак. Уже на «ты» перешёл. Ещё чуть-чуть, и вспомнишь мой любимый школьный предмет. А где это ты, интересно, за два года так отвечать научился? В школьную пору ты бы скорей связал носки и шарфик, чем два слова. И, насколько я тебя помню, ты всё всегда воспринимал довольно однолинейно… по шаблону. Задачку мог решить только подобную той, которая для примера решена в учебнике. Для тебя если окно, то квадратное с форточкой; если кот, то полосатый, торчком уши-хвост трубой; если в костюме, то с конторы, а если вечернее платье, то обязательно подол по полу волочится и декольте до талии. Ты даже представить себе не можешь, что окна бывают круглые и аркообразные, что среди котов встречаются вислоухие шотландские фолды, бесхвостые бобтейлы и курносые рыжие и очень лохматые персы, и что последним писком вечерней моды являются такие костюмы, как у меня! – я уже просто не выдержала. Попаду я сегодня в казино или нет?! То предки с залежалыми представлениями, то этот балбес с трафаретными… Да что там представления, он и внешне, словно под трафарет нарисован.
- Всё. Кошка, ты меня достала!
- Ага, вспомнил?!
Кошка – это моё школьное прозвище. Терпеть не могла, когда меня так называли. И всё из-за географа… На переменках у нас обычно шум-гам: мальчишки перестреливаются ластиками и карандашами, девчонки, повизгивая, хохочут, а я на подоконник залезла и сижу любуюсь панорамой. Звонка, конечно, никто не слышал, и поэтому географ вошёл неожиданно. Успокоил класс… а мне сказал, что я «как кошка на окошке». Ну вот и всё. Ничего особенного. Сказал… и можно было бы забыть. Но нет же. Класс точно с ума сошёл! Кто мышей ловить пошлёт, кто «кыс-кыс» позовёт, а в столовке кто-нибудь обязательно вспомнит про «Wiskas». Иной раз действительно хотелось выгнуть спину и зашипеть, а некоторых, в придачу, хорошенько исцарапать. Вот Коляна все, даже учителя, по нескольку раз за день называли бараном, но это почему-то не стало его прозвищем. А, между прочим, он на барана больше похож, чем я на кошку! Надо отдать должное моему верному другу Машке – она единственная до скончания школьных дней звала меня по имени.
- А в школе ты называл меня кошечкой…
- Сейчас кошечка вылетит в окошечко! И мне плевать, что окошечко аркообразное, а кошечка – вислоухий, бесхвостый, рыжий, курносый и очень лохматый перс! Ты меня достала!
С восьмого класса мне проходу не давал и тут, по-видимому, проходу не будет. Позорил на всю школу, называя своей гёрлфренд, да ещё с трудом выговаривая это слово… Остальным пацанам запрещал даже смотреть на меня… Я боялась, что он и по окончании школы не оставит меня в покое… не дай бог вздумает в универ на филфак поступать…
- Ну так пропусти меня и не выпендривайся. А рифма, между прочим, затасканная…
- Для тупых повторяю, вход только в вечерних платьях! – рявкнул Колян и загородил своей трафаретной фигурой дверь.
- Для тупых? Значит это я тупая? Да ты в школе не то что контрольные и домашние работы, даже шпаргалки у меня переписывал. И отвечал только то, что я тебе шептала. Да если по-честному, у тебя вообще аттестата о среднем образовании нет, это у меня два!
Какая-то парочка вышла из бара и уставилась на нас.
- Слушай, Кошка, проваливай, я тебе сказал, а не то…, - одноклассник рассвирепел не на шутку.
- А не то, что?
Не став дожидаться ответа, я попыталась пройти. Но Колян, помимо поэтического дара, решил продемонстрировать мне и профессиональные навыки: довольно грубо схватил меня за руку.
- Дурак! Не мни пиджак! – У меня вышла не такая затасканная рифма.
- Что же такого натворила эта милая леди, чтобы мять ей пиджак?
Этот ироничный, с чуть заметным иностранным акцентом голос тоже почему-то показался мне знакомым. Но я точно помню, что никогда раньше не видела этого темноволосого молодого человека с зелёными глазами. Нет. С голубыми. Не понять, то ли с зелёными, то ли с голубыми… К его тёмным волосам больше подошли бы карие глаза, но они у него светлые: то ли голубые, то ли зелёные… Освещение тут плохое. А ещё я точно помню, что никто никогда не называл меня леди, да ещё и милой… Все только: «кыс-кыс». Ой, чего это я на него так уставилась? Не прилично. Я отвела глаза от незнакомца, а Колян свою руку в перстнях от моего пиджака.
- Эта «ЛЕДИ» без вечернего платья, - кривя рот, будто у него там находится что-то постороннее, затрудняющее речевой поток, выговорил «охранник», одарив меня презрительным взглядом при сильном фразовом ударении на слове «леди».
- Это вечерний костюм! – упрямо повторила я, теперь уже уставившись в квадратную физиономию Коляна и вовсе не думая, что это неприлично.
- Как же! Вечерний! – нагловато улыбнулся одноклассник.
- Вы считаете, что разбираетесь в вечерних платьях лучше, чем эта леди? – вновь зазвучал приятный, даже несмотря на иностранный акцент, голос незнакомца, а может, у меня мелькнула маленькая надежда, моего нового знакомого.
Теперь я на все сто узнаю своего одноклассника! На вопросы учителей он всегда вот также тупо пялился куда-то сквозь пространство, дожидаясь моего спасительного шёпота. Но в этот раз я не собираюсь ничего ему шептать, разве что какое-нибудь нехорошее слово… Но не буду. Я же всё-таки леди.
- Если леди говорит, что это вечерний костюм, значит, так оно и есть.
- Эта леди вам наговорит! И про бесхвостых фолдов, и про курносых бобтейлов… вы только уши развешайте, как шотландский перс, и слушайте! – ворчал Колян, когда я в сопровождении галантного незнакомца преодолела дверь и из тускло освещаемых канделябрами чернокаменных стен оказалась в наполненном народом зелёно-золотом пространстве: тяжёлые зелёные шторы с золотыми кистями, зелёные столы на золотых ножках, крупье в зелёных пиджаках с золотыми бабочками. Освещение здесь получше, но мне снова не удалось разобрать цвет глаз темноволосого джентльмена. Он исчез также внезапно, как появился. А ко мне спешил ещё один «джентльмен» - Макс.
- Ну наконец-то! Чего так долго? Ещё одна Ларенцева! Та тоже на полчаса опоздала, - Макс схватил меня за и так уже помятый рукав и потащил сквозь толпу.
- Скорее, «ещё одна Пудилёва». Ты почему не сказал мне, что сюда только в вечерних платьях пускают?
- Чего Пудилёва сказала? – переспросил Макс, всё ещё не отпуская мой рукав. В этой мешанине музыки, голосов, пискотрескодребезга игровых автоматов и прочих приспособлений для выколачивания денег, я и сама свой вопрос не расслышала. Ну и ладно. В этот момент я заметила, что в вечернее платье в этом зале была одета только Сонька. Да и то не в совсем вечернее. На ней неплохо сидело знаменитое «маленькое чёрное платье», которое, как и мой костюм, подходит на все случаи жизни. Я тоже хочу такое в свой гардероб.
Сонька работает здесь певицей. Прежде чем трудоустроится, она, как и я, училась в седьмой школе, в смежном «В», вместе с Пудилёвой. Но, в отличие от Пудилёвой, вплоть до десятого класса из толпы школьников, копошащихся до и после уроков в фойе, проталкивающихся на большой перемене в столовую, я её совершенно не выделяла. Это потому что она сама совершенно ничем не выделялась, а уж тем более - вокальными данными.
А на десятом году обучения в школу нагрянула комиссия. Какая – не знаю, но, видимо, очень важная, потому что всех старшеклассников обязали дежурить, а именно: нарядиться в «белый верх - чёрный низ», прицепить к «белому верху» красную повязку и дефилировать по школе, на ходу подбирая бумажки и успокаивая расшалившихся младшеклассников. Для этих целей нас разбили на пары, а чтобы «пары» не превращали дежурство в прогулку под задушевную беседу – они состояли из представителей разных классов. Конечно, мне хотелось бродить по школе с Машкой, но в пару со мной поставили Соньку Михеенко. Вот тогда-то я с ней и познакомилась. Она тоже оказалась неплохой собеседницей: всё дежурство жаловалась на какую-то «вредную очкастую мымру». А я слушала… Но так и не поняла, кого моя собеседница имела в виду под «вредной очкастой мымрой»: директрису, училку, одноклассницу или какую-нибудь свою родственницу. Если б я носила очки, то возможно подумала бы, что речь идёт обо мне. Машке в напарницы определили какую-то занудливую одиннадцатиклассницу. А Римке с Коляном директриса в день приезда комиссии вообще разрешила в школу не приходить, даже запретила приходить, чтобы не позорили перед гостями и её и школу. И в кои то веки они послушались.
Ну ладно, о Соньке… После этого дежурства мы конечно близкими подругами не стали, но теперь, встретившись случайно в толпе фойе или столовки, кричали друг дружке: «привет!» Можно сказать, что мы с ней хорошие знакомые. То, что она работает в «Даме Пик» певицей, я прекрасно знала – не раз слышала от завсегдатого этого местечка Макса и от Жорика Вериго (они с Сонькой уже полгода встречаются). Ну что ещё о ней сказать: миловидненькая крашеная блондиночка, полноватенькая, но, в отличие от Машки, диетами себя не изнуряет. Напротив, ей очень льстит мысль о том, что все оперные дивы – довольно полные дамы, а худые – только безголосые эстрадные поп-звезданутые девицы. Но, как я уже успела увидеть, точнее услышать, до оперной дивы ей далеко, как, впрочем, и «Даме Пик» до оперного театра.
Сейчас Сонька Михеенко или Сонет (сценический псевдоним), одной рукой сжимая микрофон, другой - размахивая кончиком розовой мишуры, повязанной поверх маленького чёрного платья, топталась на сцене и выкрикивала какую-то глупую песенку, наверное, из репертуара одной из худых безголосых эстрадных поп-звезданутых девиц, то есть «пёсню». Ещё один перл словаря Марии Коротковой. У моей подружки привычка есть: сначала предложение напишет, а потом расставляет над ним надстрочные знаки: галочки над «и кратким», точечки над «ё». Иногда, чересчур увлёкшись, может наставить этих знаков там, где не надо: галочку над «и», точечки над «е». Такова история возникновения слова «пёсня», лексическое значение которого: «не песня, а чушь собачья».
А Макс уже обменял всё содержимое карманов на разноцветные кружочки.
- Ну что, испытаем удачу?
- Ты говорил, что не будешь играть, что мы только немножко покрутимся перед Сонькой…
- У меня предчувствие, что сегодня обязательно повезёт!
- Кто? Кого? И куда? – конечно, я мечтала оказаться в мире, где не трясутся над копейками, но стать частью этого мира у меня не получилось. Не могу смотреть, как швыряют деньги на ветер, пусть даже не мои: Если некуда деньги деть – брось в ящик для пожертвований «на восстановление храмов»!
- Чтоб монашки с этим ящиком по базару ходили? – усмехнулся Макс, пересчитывая свои пластмассовые монетки.
- Монашкам не веришь, а в то, что можешь здесь выиграть, веришь?
- Я не верю, я уверен, что выиграю! – он опять схватил меня за руку и потащил к рулетке.
- Ты бы лучше в кубке мира что-нибудь выиграл! Хоть бы квалификацию какую…, - проворчала я.
Макс ответил бы мне порезче, но девушка-крупье в зелёном пиджаке недоверчиво поглядывала на него, ожидая ставки. И Максу, отсчитав три кружочка и опустив на «зеро» (а остальные в карман), пришлось процедить сквозь искусственную улыбку:
- Для тебя я выиграю, что угодно!
- Для меня не надо, ты для приличия выиграй, - я тоже скривила некое подобие улыбки.
А под завершающие аккорды пёсни к нам спешила Сонька.
- Привет! – её же улыбка была открытая и непринуждённая. Макс поморщился и отвернулся. А на рулетке выпало не «зеро», а чёрное «тринадцать».
- Максик, ты делаешь успехи! Тебе удалось оторвать профессорскую внучку от книжки!
- Мне самой захотелось оторваться, - объяснила я. А Максик отсчитал ещё три фишки и поставил на чёрное «тринадцать».
- Соня, а сюда что, и без вечерних платьев пускают?
- О-ой…, - вздохнула певица, а потом, словно по команде тренера, поставила руки на пояс и тоном хлопотливой мамаши пригрозила:
- Ты этого болвана на входе не слушай! Решил поиздеваться над бывшими школьными товарищами! Это он тебе про платья говорил?
Я кивнула.
- Ну с тобой хоть разговаривает! А меня вообще не замечает. Делает вид, что меня нет. Иногда я стою…, а он прёт прямо на меня, словно не видит, словно я – пустое место, словно сквозь меня пройти можно… Чуть отбегать успеваю! И Римку не пустил. Но она молодец! Как засветит ему в глаз! Видела, у него до сих пор синяк остался? Она совсем не изменилась! Такая же оторва! Ну ты хоть знаешь, о ком я говорю? Со мной в классе училась. Такая маленькая, смешная. Её ещё дразнили… ну, собачка такая есть… чау-чау, что ли?
- Ещё бы не знать! Она же со мной на филфаке учится.
- Да ты что? – Сонька искренне удивилась: Вот это да! Римка на филфаке! Кто бы мог подумать! Да у вас там на филфаке, смотрю, вся «богема» собралась: ты с Максиком, Римка, мой Жорик… А как там мой Жорик учится?
- Учится. Не отчислили.
- Небось, с этой моделькой заигрывает, Светкой, или как её там… ну с которой ты в понедельник приходил…
Макс принципиально не смотрел на Соньку, но её это, похоже, не обидело и, снова повернувшись ко мне, она продолжила:
- Или это она к нему цепляется?
А на рулетке выпало «зеро».
- А-а, господин Ладик, добрый вечер. Ну что, удача улыбается?
- Угу, - ответил Макс, теребя в руках последние две фишки, возникшему вдруг невысокому лысоватому господину бальзаковского возраста и помешавшему мне произнести утешительные слова для ревнивой Сонет.
- И как всегда с новой девушкой… представите?
- Да, конечно,… - Макс сунул в карман оставшиеся фишки: господин Клейский, хозяин «Дамы Пик» - а это… Надейка, мой хороший друг.
Мне понравилось, когда Максим назвал меня своим хорошим другом. Я думала, он скажет что-то вроде «моя девушка», «моя дама», «гёрлфренд»… или ещё что-нибудь из этого синонимического ряда. А вот моя мама, услышав это, очень бы огорчилась.
- Надейка? Очень любопытно…, - задумчиво произнёс господин Клейский и, действительно, с большим любопытством посмотрел на меня, как на какое-то странное, но не страшное существо: …вернее, очень приятно…
- А девушке, между прочим, не приятно слышать, что она «новая». Каждая девушка, между прочим, считает себя единственной, - вмешалась Сонька, снова приняв позу «хлопотливой мамаши».
- Сонет, вы, кажется, здесь певица, а не преподаватель этикета. Кстати, вы почему не на рабочем месте? – хозяин казино взглядом указал на сцену.
- Да не могу я уже! Мне уже горло болит! Я уже пять песен спела! – Сонька сердито швырнула кончик розовой мишуры за спину и «уже» отправилась на «рабочее место».
Пожелав нам приятного времяпрепровождения, куда-то отправился и господин Клейский.
Несмотря на комплекцию оперной дивы, Сонет легко вспрыгнула на сцену, даже не воспользовавшись ступеньками, шепнула что-то пианисту и, пританцовывая под зазвучавшую мелодию, подошла к микрофону.
- Подойдём ближе, послушаем, - предложила я Максу.
- Да я её терпеть не могу! – мой кавалер вытащил из кармана два своих последних пластмассовых кружочка и пробежал глазами по блестящему ряду игровых автоматов, но остановился на мне:
- У тебя такой вид, будто ты мне не «дама», а конвоир.
А у меня был «такой вид», потому что какой-то «господин» рядом дымил прямо мне в лицо своей сигарой. А я не переношу табачный дым!
- А я и правда, наверное, не дама… за дамами кавалеры на лимузинах приезжают, а не вынуждают тащиться одной, вечером… и ещё терпеть издевательства охранников…
- Тебя же укачивает.
- Про лимузин, это я образно выразилась. Я имела в виду, что ты мог бы зайти за мной…
- Порадовать твою мамашу?
- Зато твою мамашу радовать не надо! Когда я с ней общаюсь, чувствую себя телевизором, по которому транслируют фестиваль юмора!
Макс поморщился, как при Сонькином приближении. Он всегда немножко стеснялся своей мамаши. И не только потому, что та слишком «радостная», но и потому что слишком молодится. Она на самом деле в свои сорок с чем-то выглядит молодо, но не настолько же, чтоб заплетать косички и натягивать колготки в клубничку! В этот раз я не выражалась образно – тётя Алевтина именно так и наряжается. И когда элегантные серьёзные родительницы других спортсменов наблюдают за соревнованиями, чинно восседая в vip-ложе, мама Максима Ладика, разрисовав щёки сердечками, прыгает в кучке малолетних фанаток, прорвавшихся без билетов. А мне нравится тётя Алевтина. Это же здорово, когда у тебя такая весёлая и молодая мама!
- Давай не будем вмешивать в наши дела родственников…, - виноватым голосом предложил Макс.
Я согласилась. А вот с тем, что господин рядом по-прежнему дымит сигарой, я согласиться не смогла.
- Всё! Идём слушать Соньку! – теперь я схватила его за руку и потащила к сцене.
На этот раз Сонька исполняла не пёсню, а красивый старинный романс о любви. Голос у неё, конечно, слабоват, да и фальшивила немного, но пела она…, как говорится, «с душой»… Словно рассказывала историю своей любви… И хотя словом «рассказывала» можно охарактеризовать её вокал и в прямом смысле, всё равно она пела хорошо… А на повторяющихся в конце каждого куплета словах «люблю и проклинаю», у неё даже слёзы на глазах блестели. Сонька не певица, а актриса…
И даже Макс, который её «терпеть не мог», заслушался. Да и остальные, похоже, тоже заслушались. В зелёно-золотом пространстве стало как-то потише.
И я вдруг подумала, что здесь не так уж и плохо, а даже мило и уютно.
Макс нашёл занятие поинтересней, чем швыряние денег на ветер, - принялся знакомить меня с другими завсегдатыми казино, правда, заочно, нашёптывая мне связанные с этим заведением главы их биографии…
С господином Клейским о чём-то беседовал очень мрачный тип, известный как господин Глазов. Он всегда ходит в чёрном и никогда не снимает чёрных очков.
Подперев колонну, покачивая головой в такт Сонькиной песне, уставившись в замусоленную записную книжку, жевала карандаш странноватая дамочка Михаэлла. Она каждый вечер приходит сюда, устраивается возле рулетки и записывает каждое выпадающее число – пытается составить алгоритм, согласно которому можно выиграть.
За покерным столом, заглядывая друг дружке в карточные веера и раздражая этим всех остальных игроков, сияли счастливыми влюблёнными лицами неразлучная парочка Валентин и Валентина. Галстук-бабочка Валентина была точь-в-точь в тон кофточке Валентины – нежно сиреневый…
Но были в казино и те, знакомить с которыми меня было абсолютно незачем:
Димка, бизнесмен из третьего подъезда, владелец туристического бюро, находящегося в том же третьем подъезде, уже два года страдающий от безответной любви к Дианке Нечаевой, стучал кулаком по автомату, проглотившему, наверно, не один его пластмассовый кружочек.
Господин Иванис, папа Юрате, ещё один безответно влюблённый, кружился возле сцены в белом смокинге… А его партнерша по танцу, кажется, лет на пять моложе чем Юрате. Анастасия Павловна правильно делает, что не обращает на него внимания. И на его фонтаны.
Сонька пела уже что-то латиноамериканское, весёлое… А у меня в голове по-прежнему вертелось «люблю и проклинаю»…
А ещё я осмелилась присесть на пару партий за покерный стол и, проверив на практике фокусы, которыми обучили меня Макар с Захаром, вернуть Максу все исчезнувшие в кружении рулетки разноцветные пластмассовые монетки. Я знаю, что это не хорошо, но остальные тоже не честно играли. Валентин и Валентина смотрели друг дружке в карты! А ещё утешало то, что половину выигрыша мы с Максом договорились бросить в ящик с пожертвованиями «на восстановление храмов».
- Вы уже уходите? Как жалко…
Мы и правда уже собирались уходить, когда перед нами опять появилась Сонька. Здесь все как-то внезапно появляются и исчезают. Вроде, только что на сцене стояла…
- Ты заходи как-нибудь ещё, поболтаем… (это она мне) А вас, господин Ладик, жду завтра с «новой девушкой»…
Макс посмотрел на наручные часы. Лишь бы не на Соньку.
- Господин Ладик, я, между прочим, с вами разговариваю! – она всё же решила добиться от него хотя бы слова за вечер. И добилась.
- Прости, я думал, ты ещё поёшь. Ты хоть предупреждай, когда поёшь, а когда разговариваешь. Эти два процесса у тебя не различаются.
- Грубиян! – теперь уже Сонька поморщилась и отвернулась.
И тут в дверях, напротив которых мы стояли уже готовые покинуть это милое местечко, возле трафаретного силуэта охранника я заметила ещё один очень знакомый силуэт…
- Эй, что ты там такое увидела? – Макс помахал ладонью перед моими глазами.
- …дед…, - это был один из тех случаев, когда не знаешь, в слух произносишь слова или про себя. Я поняла, что произнесла это вслух, потому что затем последовал вопрос Макса:
- Какой дед? Мороз, что ли?
- Да мой дед! – я оторвала взгляд от двери.
- Профессор Шеллинг? – с придыханием прошептала Сонька, словно произнесение имени моего деда уже много лет было под строжайшим запретом.
- Собственной персоной! – за меня ответил Макс, тоже заметив в дверях знакомый силуэт: он что, за тобой?
- Нет, не думаю. Он не знает, что я здесь. Когда я уходила, дома была только мама, а она ни за что не станет мешать нашему «свиданию» и посылать за мной деда. Да и вообще у моих родственников нет привычки бегать и разыскивать меня.
- Тогда дедушка-профессор просто-напросто решил оторваться от книжки и испытать удачу, - выдал ещё одну версию Макс.
Сонька же тревожно косилась на дверь.
- Точно. Испытать. Только не удачу, а формулу удачи, - до меня наконец дошла цель появления деда в «Даме Пик»: Он уже пять лет трудится над этой формулой… ну я тебе рассказывала, помнишь? – я посмотрела на Макса, но у того в глазах отчётливо читались вопросительные знаки, как и у Соньки: Эта формула, по которой можно рассчитать всё: что выпадет на рулетке, что из колоды карт…
- Это как наша Михаэлла, что ли? – хихикнула Сонька.
- Да… то есть нет… не совсем… ну, в общем, похоже. Только по дедовой формуле можно заранее узнать не только число на рулетке, но и какая погода будет на следующей неделе, какое платье ты наденешь на Новый год и даже, какое слово сейчас сорвётся с твоих губ…
- Разве такое бывает? – эти её слова я и без всякой формулы смогла бы предугадать.
- Вот это мой дед и пришёл сюда проверить, - не могу придумать другую цель его визита в казино. Вряд ли профессор Шеллинг пришёл оторваться и швырнуть на ветер зарплату или гонорар от выхода научной книги.
- Да, ты говорила, я вспомнил…, - Макс точно проснулся: а ещё ты говорила, что дед тебя никогда ни за что не ругал. Так что, я думаю, он не устроит скандал, если встретит тебя тут.
Да, дед никогда не опускался со своих научных высот до ругани и скандалов. Но мне почему-то очень не хотелось, чтобы он меня здесь встретил. Я спряталась за Макса с Сонькой и даже стянула с певицы «розовый шарфик» и намотала себе вокруг шеи. Это чтоб дед не узнал, если глянет сюда или войдёт, а он уж точно войдёт. Интересно, о чём он с Коляном беседует? Каждое слово охранника и без «формулы удачи» не составит труда рассчитать!
- Я придумала! Мы вот что сделаем…, - теперь в Сонькиных глазах заблестели знаки восклицания: я сейчас пойду и отвлеку его, а ты в это время быстренько добежишь до коридора…
Застывшая ухмылка на лице Макса явно говорила: «А не лучше было бы нормально выйти через дверь и поздороваться с дедушкой?» Но он промолчал, наверно, как и я, сгорая от любопытства увидеть, как и чем собралась Сонька отвлекать моего деда.
Ещё раз убеждаюсь, Сонька – актриса! И хорошая актриса! Если бы я не знала, что она «играет роль»… да если б я вообще не знала, кто она такая, и вправду подумала бы, что на шее у моего деда повисла хорошенько настограммившаяся дамочка лёгкого поведения. Жаль, не слышно, что она ему там бормочет… А дед? С таким видом стоит, будто забыл элементарнейшую формулу. А правила этикета, которые он не забыл, не позволяют идти на грубость. А Колян, полное незнание этикета которого, да и профессиональные обязанности тоже, вполне позволяют и даже требуют помочь посетителю избавиться от навязчивой дамочки, пребывает в своём обычном состоянии – «В ожидании подсказки»: разглядывает «состав воздуха» и пытается услышать шёпот, напоминающий, что и как делать.
А я-то чем лучше? Стою в дверях и пялюсь, совсем позабыв, что этот «спектакль» Сонька затеяла не для демонстрации актёрского таланта, а чтобы я, незамеченная дедом, успела добежать до коридора. Мне бы сейчас тоже не помешал чей-нибудь напоминающий шёпот. А ещё лучше – резко опущенный на мою глупую голову учебник… по лит-ре… он самый толстый. Надо бежать, пока не поздно… Поздно. Сонька, решив, что я благополучно добралась до коридора, выпустила деда из объятий, и… я шмыгнула в дверь, находящуюся рядом с дверью казино.
До коридора я бы не успела. Ну что ж, побуду немножко тут. Надеюсь, дед меня не заметил. И чего это я так испугалась? Ну что бы было, если б заметил? Ничего. Может, он знал, где я. А где я?
Бильярдная. Маленькая комнатка, всю территорию которой занимали три стола, два из которых пустые и тёмные. Лишь один освещала лампа. Но, казалось, что это не лампа освещала стол, а он сам светился, как большая ярко-салатовая лампа. Два человека разглядывали разноцветные шарики. Разглядывали, до того как сюда ворвалась какая-то ненормальная с розовой ёлочной гирляндой на шее. Я же – не хотела ничего здесь разглядывать. В тот момент мне было всё равно: бильярдная, закусочная, операционная… лишь бы от деда спрятаться, но этот ярко-салатовый стол притягивал мой взгляд против воли. У меня маркер есть такого цвета… я им ключевые слова и цитаты в лекциях отмечаю.
У меня всегда так: когда волнуюсь, в голову начинает всякая чушь лезть, и, притом, совершенно не связанная с предметом волнения… маркеры, лекции…
А чего я, собственно говоря, волнуюсь? На экзаменах, когда все трясутся, мне хоть бы хны, хоть басмы. А сейчас? Всё хорошо. Дед не заметил. А если б заметил, то что? Это ему надо бояться встретить меня в казино и разбить сложившийся у внучки образ «образца». Человек, положительный, как число больше нуля, и вдруг в «плохом месте», где только бандиты и дамочки лёгкого поведения! Человек, у которого всё по тысячу раз просчитано и проверено, и вдруг в царстве случая!
И только я себя успокоила, мелькнула жуткая мысль. Дед стоял и разговаривал с Коляном не в казино, а в зале, который ведёт в казино, впрочем, как и в бар и сюда, в бильярдную. И что если дед пришёл поиграть вовсе не в карты и рулетку, а в бильярд? А это, насколько я имею представление, игра элегантная и утончённая и, к тому же основана не на случае, а на скрупулёзном расчёте. Нет… дед никогда не интересовался бильярдом. Я даже не помню, чтоб он когда-нибудь произносил это слово. Скорее всего, он пришёл в казино проверить свою формулу. Да. Скорее всего. Надо оставить эти мысли. Сердце колотится, будто марафон бежала.
В эту минуту мой взгляд стал притягивать не стол, а стоящий рядом и обволакиваемый салатовым мерцанием кожаный чёрненький диванчик.
Я чувствовала себя такой усталой, что добралась до него, ничего не видя и ни о чём не думая, словно под воздействием невидимых, но очень сильных чар и, наконец, плюхнувшись в чёрную кожаную обивку, совершенно потеряла представление о том, где я и где диванчик. Но любопытные взгляды бильярдистов нарушили эту слитность.
- Извините, что помешала, но обещаю, что больше мешать не буду. Я тихонько посижу, ладно? Мне спрятаться надо, - сказала я, а потом подумала (как и обычно): « Зря это я про «спрятаться», ещё подумают: воровка какая-то…»
- Ты нам вовсе не мешаешь. Прячься, пожалуйста. Неужели охранник так и не поверил, что у тебя «вечернее платье»? Даже не смотря на «боа»? – передо мной вновь были казавшиеся теперь в этом салатовом мерцании тёмно-синими, почти чёрными, глаза моего галантного незнакомца. Нет, знакомого. И не такого уж галантного. Он обратился ко мне «на ты». Но так даже лучше.
Конечно, приятно, когда тебя называют леди, но если ты на самом деле далеко не леди, а глупая девчонка, которая плохо учится, не вынимает ложки из чашки, шатается по казино и прячется от дедушки, то ты начинаешь корчить из себя леди, и даже не леди, а то, какая по твоему мнению должна быть леди, и если мнение это, к тому же, сформировано на основе диснеевского мультика про рыженькую спаниельку, то лучше, когда тебя называют «на ты».
И когда он так назвал меня, мне показалось, что мы знакомы давным-давно. И просто, весело, словно соседу по парте, я рассказала ему, что прячусь вовсе не от охранника, а от деда, а «боа» позаимствовала у Соньки. Рассказала и про формулу удачи, и про Макса… А когда его сосед по бильярдному столу, невысокий молодой человек с комплекцией оперного певца, спросил: «Вы что знакомы?», я удивилась, как если б мне задали такой вопрос во время беседы с Машкой.
Мы были знакомы целую вечность… Осталось лишь маленькая незначительная формальность – представиться друг другу.
Льюис МакМоффат, так зовут моего знакомого, подданный Объединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, а точнее, житель небольшого особнячка под Престоном, но не совсем англичанин. Его бабушка была русская и не переставала быть ею даже в Англии, обучив родному языку супруга-англичанина и дочь, маму Льюиса. Но это вовсе не от обострившегося под влиянием новых климатических условий патриотизма – ей просто английский не давался. Ну надо же! Всю жизнь в Англии прожила и английский не давался! А я-то думала, что это я дура. Одиннадцать лет учу этот язык в школе, второй год в универе и до сих пор на уровне «My name is Nadja. I have a cat».
Мама Льюиса, миссис МакМоффат, с честью продолжила бабушкины традиции, воспитывая сына на русских сказках и песнях. А вот мистер МакМоффат, хоть и был чистокровным престонцем, знаниями английских сказок и песен не блистал. Всё, что Льюис мог услышать от отца по-английски – названия бильярдных терминов.
Мистер МакМоффат был безумным любителем бильярда… Таким безумным, что собираясь за обеденным столом, миссис МакМоффат безумно боялась, как бы благоверный не забыл, что он в столовой, а не в бильярдной и не отправил вилкой солонку в дальний угол на право.
Так вот, Льюис МакМоффат воспитывался на слиянии двух культур: русской и бильярда. Он прекрасно играет в бильярд и говорит по-русски. Его лёгкий иностранный акцент похож, скорее, не на акцент говорящего по-русски иностранца, а на акцент русского, пару лет живущего за границей.
Он окончил лингвистический факультет престонского университета (О, да мы с ним коллеги!) и, несмотря на то, что бильярд привлекал его больше чем учёба, да и учился он там не столько по своему, сколько по маминому желанию хвастаться соседям «таким умным сыном», был одним из лучших студентов и вместе с дипломом получил предложение остаться преподавать на кафедре (А вот это мне не грозит).
К карьере учёного Льюис никогда не стремился, но в тот момент постоянное место работы с приличной заработной платой были ему очень необходимы.
Отец умер от сердечного приступа за бильярдным столом, оставив семье в наследство кучу долгов. Неоплаченных счетов приходило больше, чем соболезнований. Странно, что они ещё приходили по этому адресу: принадлежность небольшого особнячка под Престоном семье МакМоффатов находилась под знаком вопроса.
Льюис вынужден был принять предложение. Но каждый раз, приходя на кафедру и садясь за рабочий стол, единственным желанием профессора МакМоффата было смахнуть с него все эти степлеры, дыроколы… и рассыпать разноцветные шары…
Ой, как я его понимаю! Сидя за своим письменным столом, за конспектом по какой-нибудь томатологии, мне тоже ужасно хочется смахнуть степлеры-дыроколы, а в первую очередь конспект по томатологии, и рассыпать…, но только не шары, а косметику, бижутерию, журналы про моду и путешествия, пульт от телевизора, диски, кассеты…, а ещё гору чего-небудь вкусненького: конфеты, печенюшки…
Отсидев два года на кафедре, Льюис тут же ушёл в отставку, несмотря на ворчание миссис мамы (так называет её Льюис), которой больше нравилось видеть сына за кафедрой, чем за столом жуткой расцветки (так называет бильярдный стол миссис мама).
Нельзя сказать, чтобы миссис МакМоффат ненавидела бильярд, она, скорее, относится к нему со смирением обречённого, как к неизлечимой наследственной болезни или к неотвратимому родовому проклятию.
В отличие от отца-любителя, Льюис занимается бильярдом профессионально: участвует в престижных турнирах, преподаёт уроки начинающим мастерам кия, но миссис МакМоффат не перестаёт сравнивать сына с «безумным» папашей, тревожно поглядывать на солонки, грозиться выкинуть из гостиной стол жуткой расцветки и поставить на его место рояль, а по возвращению сына с очередного турнира, в очередной раз спрашивать: «Этот дом ещё наш?»
А ещё миссис мама упорно подыскивает сыну невесту и, хотя, часто приговаривает, что «такой печальной судьбы» не пожелает ни одной девушке, ещё чаще при каждом удобном случае расхваливает соседских девиц на выданье:
Услыхав по радио выступление какой-нибудь певицы, восклицает, что внучка ювелира Джейн поёт намного лучше, а дочь хозяина книжного магазина Джой без труда подберёт эту мелодию на фортепиано… И не одна трапеза не обходится без упоминания о кулинарных шедеврах племянницы комиссара полиции Дженифер. (Это мне тоже знакомо! Вот только мама обращает моё внимание лишь на сына хозяйки модных бутиков Макса).
Но причина появления Льюиса в нашем городке – это вовсе не попытка спрятаться от соседских невест.
Льюис МакМоффат, один из лучших бильярдистов, вылетел в первом круге мирового чемпионата, уступив малоизвестному «новичку», разочаровав своих поклонников, и разочаровавшись в себе, решил пропустить следующий игровой сезон и как следует отдохнуть и, желательно, подальше от Англии, где бильярд не так популярен и в газетах не напечатают о победах соперников.
Он отправился в турбюро, дочь хозяйки которого, Джуди, прекрасно вышивает крестиком, и, после просмотра стопки журналов, остановился на нашем скромном городке. И не только потому, что он находится подальше от Англии и здесь непопулярен бильярд, но ещё и потому, что он находится в России, в стране, о которой он с детства слышал много всего интересного и языком которой владеет не менее виртуозно, чем кием.
А ещё наш город – знаменитый горнолыжный курорт, славящийся живописными пейзажами и чистым воздухом, а если господина Иваниса выберут мэром, станет вообще экологической жемчужиной.
Для отдыха у нас есть всё: горнолыжные трасы, катки, кёрлингклубы, трамплин, исторические достопримечательности, музеи… Короче, у нас можно найти много не менее интересного, чем ярко-салатовый стол с цветными шариками.
Но разве может бильярдист найти что-нибудь интересней бильярда и отправиться на каток, когда неподалёку есть уютная бильярдная? (Это всё равно что, если б Машка вдруг стала смотреть «Новости», когда на соседнем канале идёт мексиканская мыльная опера). Вот в этой уютной бильярдной мы и познакомились, нет – встретились: знакомы мы были целую вечность.
А вот как долго я просидела в бильярдной – не знаю. Мы разговаривали, играли… Да, представьте себе, я тоже играла, хотя до этого ни разу в жизни не стояла за бильярдным столом и не держала в руках кий. Льюис показал мне пару простеньких ударов. И у меня получилось! Я даже загнала несколько шаров в лузы! Они скользили по зелёному столу и исчезали в его углах, а вместе с ними исчезали все мои тревоги и волнения, я даже про деда забыла. Но зато вспомнила, что всегда хотела такую же длинненькую заострённую палочку, чтоб колечки на шторах разравнивать.
Льюис сказал, что я играю даже лучше чем Банкир. Банкир – это тот молодой человек с комплекцией оперного певца, усомнившийся в нашем с мистером МакМоффатом знакомстве, да и сам не очень любящий знакомиться. Имени своего никому не открывает и просит называть просто Банкиром, потому что работает в банке. А после работы частенько заглядывает в «Даму Пик» и играет в бильярд. Вот и всё, что я о нём знаю. Но утаивание биографических фактов и даже имени вовсе не делает его таинственным и загадочным. Он самый что ни на есть обычный.
А вот в моём английском друге есть что-то необычное…
Я вышла из бильярдной, словно окутанная лондонским туманом… и таким густым, что не видела ничего, кроме своих сумбурных мыслей… По зелёному столу катится красный шар… А цвет глаз Льюиса МакМоффата я так и не разгадала…
- Эй, Кошка! – Колян словно окунул меня в ледяную Темзу. Туман растаял. Ну
что ему ещё надо?
- Что? Теперь решил меня отсюда не выпускать?
- Я тут думал… не могу вспомнить…, а какой у тебя в школе любимый предмет-то был?
- … английский…, - я сказала это вовсе не под впечатлением нового знакомства.
Мне на самом деле в школе нравился этот предмет. Ну и что, что я все одиннадцать лет обучения по-английски могла только представиться и сообщить, что имею кошку. Вовсе не обязательно знать любимый предмет на пятёрку. Не обязательно же уметь готовить любимое блюдо, исполнять любимое музыкальное произведение и уж совсем не обязательно рисовать любимую картину!
Я оставила Коляну «боа» с просьбой передать Соньке и отправилась домой.
- А говорила, что на немножко…, - лукаво подмигнула мама, стоило мне переступить порог.
- Дед дома? – тихонько спросила я.
- Дома. Тоже только что вернулся. Минут за двадцать до тебя.
- А где он был? – ещё тише спросила я.
- Не знаю, на кафедре, наверно, засиделся… Я не расспрашивала, мне не интересно… А вот как провела вечер ты, мне очень интересно! Ну-ка рассказывай!
Что мне ей рассказать? Мама предвкушает услышать «отрывок из дамского романа».
- Ой, мам, давай завтра. Я очень устала.
На моё счастье она согласилась, и я поспешила в свою комнату.
Я никогда сразу не засыпаю, даже если очень устала. Я ещё долго лежу и размышляю о том - о сём… Иногда я даже заранее планирую темы таких «предсонных» размышлений. В этот раз мне надо придумать историю для мамы…
Но, утонув в подушках-одеялах, я увидела, как по зелёному столу скользят разноцветные шарики и исчезают в его углах…
На следующий день Макс пригласил в «дамы» Машку. И я пошла за компанию. Но, через некоторое время, умышленно от этой компании отстала и, даже не дослушав, как в сериале «Только любовь» дон Федерико проиграл в казино свою фазенду, свернула в бильярдную.
- От кого вы прячетесь на этот раз? – спросил мистер МакМоффат, с сильным треском загнав в левую боковую лузу синий шар.
На этот раз он обратился ко мне на «вы»… Странно, но мы до сих пор так и общаемся: то на «ты», то на «вы», то на «положительные эпитеты», то на «уважительные обращения»…
Меня в школе как-то мучил такой вопрос: «Почему Татьяна в своём знаменитом письме (которое нам наизусть учить задавали) называет Онегина то на «ты», то на «вы»?»
«Я к ВАМ пишу…» - «Не правда ль, я ТЕБЯ слыхала…», «ВЫ не оставите меня…» - «Кто ТЫ, мой ангел ли хранитель…», «То воля неба: Я ТВОЯ…» - «Но мне порукой ВАША честь…». (А не плохо я тогда его наизусть выучила! До сих пор помню!)
И мне представился случай узнать. В конце одного из уроков осталось немного времени и Майя Марковна, училка лит-ры, чтобы не отпускать нас раньше положенного на перемену, поинтересовалась, какие возникли вопросы. Она, наверно, надеялась услышать что-то типа: «Вы проверили наши сочинения?» или « Повторите, пожалуйста, домашнее задание, я не успел(-ла) записать…» И тут спрашиваю я. Одноклассники, находящиеся в полной боевой готовности покинуть кабинет литературы и ждущие лишь сигнала – звонка, повернули головы в мою сторону и притихли. А Майя Марковна поступила, как и все училки, которые не знают ответа, но не желают позориться, а именно воскликнула: «Ой, какой интересный вопрос! Давайте, ребята, вместе порассуждаем. Как вы думаете, почему Татьяна так обращается к Онегину?» Все классные зубрилы посмотрели на меня с нескрываемой завистью: как такой «интересный вопрос» мог прийти не в их набитые правилами и теоремами головы, а в мою? Но чтобы тоже блеснуть в последние минуты урока, взметнули вверх руки. Версий прозвучало много. Кто-то предположил, что Татьяна просто-напросто путалась в местоимениях, потому что, как и все барышни того времени, знала русский язык гораздо хуже французского. А кто-то посчитал, что она путалась в местоимениях не от незнания, а от волнения. Прозвучала версия, к которой я сама склонялась: Пушкин подгонял под рифму. А потом прозвенел звонок, и весь класс выстрелил из кабинета, как конфетти из хлопушки, и разлетелся по бесконечным школьным коридорам. Я так и не узнала, почему Татьяна так обращалась к Онегину. Наверно, у неё в голове был такой же кавардак, как у меня… Если встречу Майю Марковну, надо будет ей сказать.
А Льюису я сказала, что пришла спрятаться от серых будней, чем вызвала приступ смеха у Банкира. Мистер МакМоффат задумчиво на меня посмотрел, как на один из шаров:
- У такой весёлой девушки каждый день должен быть пёстрым праздником…
- Каждодневные пёстрые праздники ещё быстрей превращаются в серые будни, чем обычные дни… и в такие серые, что уже ни один праздник не может их расцветить…, разве что зелёный стол с разноцветными шариками…
- Я тоже так думал, но теперь нашёл более надёжное убежище от серых будней, чем зелёный стол – голубые глаза одной весёлой девушки.
У меня голубые глаза? А я всегда считала, что они серые…
- По-моему, я здесь лишний…, - вздохнул Банкир, разглядывая, пройдёт ли в ближнюю правую лузу красный шар.
А вот следующая посетительница вовсе не посчитала себя лишней.
- О, Надейка! Вот ты где! – в салатовом мерцании появилась Машка: А я думаю, куда это ты пропала? Вроде, с нами в казино шла… И правильно, что не пошла! Сонька так фальшиво пела песню из сериала «Вечно любить»! Да ещё слова во втором куплете перепутала! Но на Макса я обиделась больше. Он сказал, что я «надоела со своими сериалами»!
- Какая бестактность! Так обидеть леди! – мистер МакМоффат иронично улыбнулся, но мисс Мэри увидела в его лице прекрасного собеседника.
До такого чувства такта, как у Льюиса, Максу действительно далековато. Больше часа с неподдельным вниманием выслушивать, как в сериале «Ради любви» сеньор Родриго проиграл в бильярд своё ранчо! А может, Машке удалось завлечь его в своё убежище от серых будней: в серые будни дона Федерико и дона Родриго?
Я никогда не ревновала Льюиса к Машке. Наоборот, я очень рада, что они понравились друг другу и подружились. И в бильярдной Машка совсем не лишняя. С приходом моей подружки здесь стало ещё уютней. Машка тоже очень интересный необычный человек. Чего только стоит её сравнение бильярдного стола с новогодней ёлкой! «Цветные шарики на зелёном…» Даже не думала, что у моей подружки такое абстрактное мышление! Прямоугольная ёлка – ассоциация, достойная воображения Пикассо!
А моя новогодняя ёлка больше напоминает кий. Благодаря Окотябрине. Покачивающиеся игрушки, шуршащая мишура… побороть охотничий инстинкт просто невозможно. Пару прыжков – и ёлкой можно колечки на шторах разравнивать. А её бывшую «шубку» приходится выпутывать из шубки Окотябрины.
А потом мы устроили маленький бильярдный турнир.
Мы с Банкиром чуть не подрались.
Я набрала больше очков. И даже забив оставшиеся на столе три цветных шара, Банкиру всё равно меня не обогнать. И единственным разумным решением для него было признать своё поражение. Но мой соперник сдаваться не собирался и вздумал набрать недостающие очки за счёт штрафных: объявил, что я задеваю шары своими «брыжиками и кружевами». А я ничего не задевала. Но даже если и задевала, это такая ерунда по сравнению с его поступком: когда я отвинчивала от кия удлинитель, Банкир, думая, что я не вижу, передвинул один из шаров поближе к лузе, чтоб легче забить. А я всё видела. Но даже если б не видела, я прекрасно помню расположение шаров. Память у меня хорошая. Я даже письмо Татьяны помню… Тогда я не стала указывать ему на эту хулиганскую выходку, потому что он всё равно не забил этого шара. Но когда он стал цепляться к моим «кружевам», я ему об этом напомнила. Он же в ответ сказал, что я «аферистка и скандалистка» и что меня надо выкинуть из бильярдной за «слишком кружевной шиворот» и шары вслед швырять, а победу присудить ему. Ещё чуть-чуть и кии в наших руках превратились бы в шпаги. А Льюис, который должен был исполнять обязанности судьи, то есть следить за игрой, занимался совсем другим: слушал, как Леопольдина, поссорившись с Маурисио, пошла в монастырь, но по пути споткнулась, упала и потеряла память. Вот как бывает! Но победа в партии досталась мне. Это единственное разумное решение.
Партия мистера МакМоффата с мисс Мэри была более захватывающей и напряжённой, благодаря профессионализму первого. Оставлять шары на самом краю лузы для того, чтоб их смог забить не умеющий толком держать кий соперник, я уверена, требует гораздо большего мастерства, нежели самому их забивать.
А Машка так радовалась, когда забивала! Хотя тут и забивать было нечего – стоило слегка пнуть стол, и шар скатился бы в лузу. А она ещё минут десять раздумывала над ударом, потом минут десять прицеливалась… А один шар вылетел за пределы стола, отскочил от стены, снова упал на стол и, что самое интересное, закатился в лузу! Все присутствующие в бильярдной, сошлись во мнении, что за один этот удар Машка заслушивает победы в турнире, пусть даже это вышло случайно. Машка, не меньше других удивлённая внезапно открывшемуся у неё бильярдному таланту, упорно твердила, что «так и задумала». Никто и не сомневался.
Ой, как же мне здесь нравится! Этот стол с цветными шариками… это магическое салатовое мерцание… И кроме этого нет ничего. Земной шар скатился в лузу. Но мне ничего и не надо…, лишь бы только стоять за этим столом, слышать потрескивание шаров друг об дружку, видеть напротив не то голубые, не то зелёные глаза мистера МакМоффата… А у меня, оказывается, голубые… А ещё у меня не менее абстрактное мышление, чем у Машки: пирамида красных шаров очень похожа на сердце… обречённое быть разбитым…
Ой, я сейчас расскажу, как мы в эйт играли:
По-моему, был ещё сентябрь, хотя, я в этом не уверена. В тот день невозможно было в чём-то точно быть уверенной. С раннего утра и до раннего утра следующего дня, не переставая, лил дождь, и всё вокруг было размытым, расплывчатым и невнятным… А я люблю дождь. И снег люблю. И грозу с молнией… Люблю капризы природы. Это единственное… хм, тоже не уверена.., что пока не покорилось цивилизации. Предсказывать погоду научились, а вот изменять – нет. И вряд ли научатся. Ещё не придумали кнопки, нажав которую посыплют снежные хлопья или прогремит гром. Нельзя загрузить себе переменную облачность, отмотать назад листопад и отключить за неуплату ясные солнечные дни.
Но в то же время это немножко обидно. Если современная «Татьяна» может отправить «письмо Онегину» по Интернету, то спасаться от дождя ей приходится таким же способом, как современницы Пушкина – открыть зонтик.
Правда… скажу по секрету, у меня есть способ и в этом деле выглядеть современной: переждать дождь в Интернет-кафе. Пушкинской Татьяне такое и присниться не могло! Уж в этом-то я уверена! Но сама, хоть и люблю чувствовать себя современной, свободной от всяких представлений, девушкой, всё решила воспользоваться старым добрым зонтиком.
По причине дождя у «Дамы Пик» было пусто.
В бильярдной, впрочем, всегда пусто. Любителей утончённой элегантной игры в нашем городке маловато. Есть дождь, нет дождя, – в небольшой тёмной, освещённой лишь ярко-салатовым столом, комнатке всегда только мистер МакМоффат. Банкир и… я.
Но было пусто и в казино. Крупье, значительно доминирующие по численности над гостями, вели между собой оживлённые беседы. Колян не утруждал себя постоянным пребыванием на посту, а Сонька – пением. Она сидела на краю сцены, свесив ноги вниз, и готовилась к более «многолюдным» дням: зубрила слова какой-то английской песни.
А среди гостей были: бизнесмен Димка, господин Глазов, чудачка Михаэлла со своим обтрёпанным блокнотом и Макс с «новой девушкой» - Юрате. (Так.., значит, был ещё сентябрь). Но, не пробыв и двадцати минут, она натёрла ногу туфлей и ушла домой, отклонив предложения некоторых «галантных джентльменов» подбросить её на машине. Госпожа Иванис путешествует только в экологически-чистом транспорте! Сонька притащила ей из своей гримёрки туфли… серебряные… с розовыми бисерными цветочками и бабочками, но зато удобные, без задников, наподобие шлёпок, чтоб защитница окружающей среды смогла дойти до трамвайной остановки.
Колян ещё долго смотрел ей вслед, раскрыв рот:
- Эй, Кошка, как эту красотку зовут?
Как же он надоел мне с этой «Кошкой»! У меня, между прочим, имя есть! Некоторых кошек и то по именам называют!
- Ты всё равно не запомнишь. У неё латвийское имя. А это ещё трудней, чем слово «гёрлфренд».
- Если бы ОНА училась в нашем классе, тебя бы я «гёрлфренд» ни за что не назвал.
Он думает, мне очень обидно! Да я ещё больше чем он жалею, что Юрате не училась в нашем классе. Я бы тогда жалела Юрате…. Я уверена, что ОНА, как и я, предпочла бы оказаться в МАШИНЕ, чем с НИМ в одном классе! А «трудное слово» правильно произнёс. Надо же.
- ЕЁ зовут Юрате, но, вынуждена огорчить, ЕЁ сердце занято.
А красотка с латвийским именем произвела впечатление не только на Коляна, но и на некоторых «галантных джентльменов»:
- У вас тут все девушки так негативно настроены по отношению к автомобилям? Одну укачивает, другую экология беспокоит, у третьей в аварию попала любимая героиня Канчита…, - поинтересовался Льюис.
- А у вас там все «авто-леди»?
- Нет… не все…, но таких автоненавистниц я ещё не встречал. Дочка зубного врача Джессика, которая хорошо танцует самбу, постоянно просит меня куда-нибудь её повезти…
Очень галантно с его стороны - подвезти Джессику! И ещё галантней – рассказывать об этом мне!
- У нас тут тоже таких «Джессик» хватает! Взять, к примеру, мою «любимую» соседку Анжелку. Чтоб в Витькиной машине прокатиться, готова самбу сплясать! Она у меня ещё попляшет!
А вот Банкира никакая красотка с латвийским именем не проведёт:
- Вот вы думаете, почему эта фифочка в мою тачку не села? Из-за экологического кризиса? Как же! Да она заметила, что в моей моём рено одной фары не хватает!
Если так, то почему же она отказалась от абсолютно целенького Димкиного форда? Но я не стала с ним спорить. Уже имела печальный опыт.
А Льюиса заинтересовал способ Банкира отпугивать фифочек:
- Приеду домой, откручу в своей машине одну фару. Может Джессика обратит внимание на такси…
А мне стало очень грустно. Я совсем позабыла, что когда-нибудь мистер МакМоффат действительно должен будет уехать домой… в маленький особнячок под Престоном… к миссис маме и… Джессике.
А потом Макс пришёл. Оставшись без дамы, он решил сыграть в бильярд. Боже мой! Я ещё над Машкой посмеивалась! Она хотя бы кий правильным концом держала!
В бильярдной стало многолюдней, чем в казино. Время от времени забегала Сонька, спросить у Льюиса, как правильно читается то или иное слово из её английской песни. И в один из забегов пригласила всех «бильярдистов» на премьеру:
- Пойдёмте, я вам сейчас свою новую песню спою!
Пианист в этот день тоже не утруждал себя постоянным пребыванием на «посту». Сонет сама села за инструмент… уместила на пюпитре и ноты и английские слова… Песня хорошая, но играет Сонет ещё фальшивей, чем поёт… клавиши путает, но это не удивительно, когда на них то и дело сползают с пюпитра ноты и английские слова, когда такие длиннющие ярко-красные ногти и когда Макс издевается:
- Маэстро, да закрой ты пианино и стучи пальцами покрышке! Мелодичней получится! Что там у тебя за ноты? Музыкальные или протеста?
А когда Сонька, оторвавшись на мгновенье от клавиш, проворчала «Про какое ещё тесто? Тут про любовь», Макс вообще развеселился.
Он, конечно, мой друг, но если б «маэстро» за это прибавила ему ещё месяц визитов в казино, я бы только обрадовалась! Он так и не научился галантному обращению с дамами. Рассмотрим случай с Юрате: ну разве галантный кавалер допустил бы, чтоб о его даме беспокоились посторонние джентльмены?
- Залезь на сцену и сыграй лучше! – не вытерпела я.
- Я не берусь за то, чего не умею, - громко, чтоб Сонька услышала, сказал Макс.
- Почему эта мудрая мысль не пришла тебе в голову в бильярдной? – я тоже сказала не тихо.
Макс не придумал, что мне ответить, но и Соньке ничего больше не говорил, вплоть до внезапного появления господина Клейского, прервавшего «концерт» и предложившего нам другое занятие: сыграть в эйт.
По давней традиции каждый вечер хозяин «Дамы Пик» собирает за карточным столом восемь самых везучих посетителей казино. Но сегодня выбирать было не из кого и, чтобы не нарушать традицию, господин Клейский пригласил сразиться в эйт всех присутствующих, и даже «бильярдистов»:
- Как вы на это смотрите, уважаемый гость с туманного Альбиона и… «хороший друг Надейка», если я не ошибаюсь?
Не успели мы с Льюисом и переглянуться, как Банкир прокричал: «С превеликим удовольствием!»
Димка равнодушно кивнул. Макс, конечно, согласился, хотя ещё за прошлый проигрыш не рассчитался. Отказалась одна Михаэлла. Она промямлила, что у неё нет денег. А когда господин Клейский напомнил, что сегодня пятница и на кону не деньги, а желания, призналась, что если у неё нет денег, то нет и желаний, и исчезла.
Но и без неё набралось восемь необходимых участников.
За карточным столом собрались: я, Льюис, Макс, Банкир, Сонька, Димка, господин Клейский и господин Глазов в своих чёрных очках.
Почему я не отказалась? У меня тоже нет желаний. Были, но как только я села за этот стол, они все куда-то испарились. Возникло лишь одно – сбежать отсюда.
Распечатывая новенькую колоду карт, господин Клейский ещё раз напомнил, что сегодня на кону не деньги, а желания. (Лучше б на деньги играли). Выигравший должен потребовать у одного из проигравших исполнения своего желания и проигравший должен его исполнить. «Но, - добавил господин Клейский: желания должны быть в пределах разумного: выполнимые, приличные и не противоречащие законам и заповедям. Я надеюсь, что все мы люди разумные и никто ни от кого не потребует прыгнуть с моста или ограбить банк. Приветствуются желания с чувством юмора…»
Лично мне сейчас не до юмора. Почему я не отказалась? Так я не волновалась с тех пор, когда в этих стенах чуть не столкнулась с дедом. Даже сидящие по обе стороны от меня джентльмены это почувствовали.
- Удачи, Надейка, - шепнул Макс, а Льюис, не сводя с меня глаз, осторожно положил свою руку на мою…
Господин Клейский заметил этот жест:
- Уважаемый подданный владычицы морей и… «хороший друг Надейка»… обязан напомнить, что мы собрались за этим столом не духов вызывать. А может вы «дополнительные» тузы друг дружке передаёте?
Посмотрел бы на господина Глазова, может, у него очки карты просвечивают! А если он думает, что все вот так откровенно передают «дополнительные» тузы, его казино быстро обанкротится. Видел бы он, как передают тузы Макарка с Захаркой! Нет, он бы этого не увидел! Это невозможно увидеть. А как мы с Машкой шпоры на экзаменах передаём! Ну вот… опять всякая чушь посторонняя в голову лезет… Мне бы сейчас не «дополнительные» тузы, а дополнительные нервные клетки пригодились…
Господин Клейский наконец-то распаковал пачку новеньких карт и вручил перетасовать Соньке. Певица аккуратненько, насколько позволяли длиннющие ярко-красные ногти, перемешала колоду… А раздать господин Клейский предложил Димке. Бизнесмен мастерски расшвырял карты игрокам и вновь принял равнодушно-задумчивый вид. Сонька тоже какая-то грустная… Банкир внимательно обводит глазами всех собравшихся за столом. Взгляд Льюиса по-прежнему чувствую на себе. Непонятно только, куда смотрит господин Глазов в своих чёрных очках. А Макс улыбается до ушей, словно вокруг него журналисты с микрофонами и девчонки с бумажками для автографов. Да и чего ему волноваться-то? X-schanze повыше любого моста будет…
Эйт – очень простая игра. Думать в ней совсем не надо. Всё зависит от случая… В эту игру я в детстве во дворе играла, правда не на желания, а на вкладыши от жвачек…
Как гласит название, играют восемь человек. И самой большой картой считается восьмёрка. Так что передавать друг дружке здесь логичнее «дополнительные» восьмёрки, а не тузы.
В начале игры каждый из восьми участников получает по одной карте, открывает её и… тот, чья карта по достоинству окажется большей, забирает себе все меньшие карты соперников и на некоторое время от игры отстраняется. Семь игроков, оставшиеся без ничего, вновь получают по одной карте… вновь открывают… обладатель самой крупной забирает себе все карты всех остальных участников и на чуть-чуть выходит из игры. Шесть игроков получают по карте, потом пять игроков и т.д. И вот когда два игрока получают по карте, обладатель большей забирает меньшую карту соперника себе, а этот соперник… уже не соперник. Он выбывает из игры навсегда, то есть становится первым проигравшим, у которого выигравший может попросить исполнения желания. Начинается «второй круг турнира». Семь игроков тасуют свои карты. У кого-то их восемь, у кого-то всего две… Потом каждый открывает верхнюю карту в своей стопке и повторяется то же, что и в «первом круге»: тот, у кого самая большая карта, забирает себе все меньшие и на какое-то время не играет. Также определяется второй проигравший. Проигравшим становится и тот, у кого в процессе «второго круга» или третьего… кончаются карты. Обычно этим «досрочно проигравшим» становится обладатель самой тоненькой стопки карт, правда, бывает, что в тоненькой стопке тузы и восьмёрки, а в толстой – одна мелочь… А если у проигравшего в самом конце какого бы то ни было «круга» ещё остаются карты – их все забирает последний выигравший в этом круге. По такому сценарию разворачивается вся игра. В «финале» два игрока тасуют свои стопки карт, открывают верхние и тот, чья карта по достоинству выше – выигрывает и вправе просить у любого из семи проигравших исполнения своего желания.
В «первом круге» вылетел Димка. Я оказалась владелицей стопки из пяти карт. Неплохо для начала. Волнение чуть-чуть отступило. И я задумалась…, если вдруг выиграю, чего бы такого потребовать и от кого?
Я оглядела всех сидящих за столом.
Потребую у господина Глазова снять свои чёрные очки. Нет, лучше потребую у Банкира предъявить паспорт и наконец-то узнаю его настоящее имя и фамилию. А может, попросить господина Клейского сменить на входе охранника? Или заставить Макса разучить на пианино… та-ак… какое же самое трудное музыкальное произведение? Пусть разучит… «Революционный этюд» Шопена. Это моё любимое… Мистер МакМоффат… чего бы у вас потребовать? По прибытии в Престон открутить в машине две фары? Интересно, что после этого у него потребуют престонские гаишники? А Джессике придётся плясать самбу перед таксистами… Димка… так, так, так… О! У него же турбюро! Пусть предоставит нам с Машкой бесплатные путёвки на лето! Вот только куда? Машка в Англию не хочет. А я не хочу в Латинскую Америку. Нет. Попрошу я лучше Соньку спеть «люблю и проклинаю»… Хороший романс. Его даже Сонькино исполнение не портит.
Во «втором круге» выбыл сам господин Клейский. И Сонька досрочно. У неё карты кончились. Макс облегчённо вздохнул, а певица зло на него покосилась и взялась разглядывать свои длиннющие ярко-красные ногти. Льюис всё смотрит на меня, но, к сожалению, не потому что я такая красивая, что «неможно глаз отвесть», а потому что не знает, как в эту игру играть и повторяет все мои действия.
А я завершила «турнир» на «третьем круге». И тут мои мысли изменились на диаметрально противоположные. Теперь я задумалась о том…, вот я проиграла…, что у меня может потребовать каждый из претендентов на победу? Ну почему я не отказалась?! Господин Глазов меня совсем не знает. Вряд ли ему что-нибудь от меня понадобиться. Вот Макс может какую-нибудь глупость сморозить. Этот меня с детств знает. А с Льюисом мы знакомы целую вечность…
Не успела я о нём подумать, как мой галантный джентльмен стал следующим проигравшим. А он-то почему не отказался? Ведь даже играть не умеет…
Как бы мне хотелось оказаться с ним за бильярдным столом, а не за этим… Но загадывать желания сейчас уже бессмысленно.
Из-за двери донёсся стук-грохот, бас Коляна, другие голоса…
- Какая-то заварушка в предбаннике, - отреагировал Макс.
Но за тему никто не уцепился. Все, как проигравшие, так и надеющиеся выиграть, продолжали тревожно скользить глазами друг по другу. А Сонька глазами уже, наверное, весь свой ярко-красный лак на ногтях разъела…
А Макс везде такой: и на трамплине, и в универе, и за карточным столом. Не помню, чтоб он был когда-нибудь на чём-нибудь сосредоточен. Визг за окном не менее важен, чем лекция, а за флажками болельщиц нужно следить не менее пристально, чем за флажком тренера…
А может это я чересчур серьёзная? Игра всё-таки.
Выиграл Банкир. Он сам удивился. Даже карты рассыпал от неожиданности…, стал собирать. А проигравшие – смотреть на него и ждать. Даже Сонька бросила шлифовать взглядом ногти.
- Ваше желание, господин Банкир… мы все в нетерпении…, напомнил господин Клейский.
Банкир оставил в покое карты, поправил галстук-бабочку, встал из-за стола:
- Ну надо же… Я ни разу в этот ваш эйт не играл… и выиграл… а желание…, - глянул на меня: Хочу, чтоб Надейка стала моей женой.
Макс присвистнул. Минута молчания. Никто не знал, что сказать, а я – не могла. Такое состояние, будто откусила не слишком спелую хурму…
- Ну что ж…, - прервал паузу господин Клейский: такого желание нашего победителя…
И тут я вскочила:
- Договаривались ведь…, что в пределах разумного…
Господин Клейский ухмыльнулся:
- Может, я покажусь вам старомодным, но, по-моему, создание семьи – разумное желание.
Я опять откусила ту же хурму. Я бы лучше банк ограбила… или с моста… или всё вышеперечисленное вместе…
- Со своей стороны, я могу вас только поздравить, - господин Клейский встал из-за стола, раскланялся: Надеюсь, свадьбу будем в «Даме Пик» гулять?
Но и за эту тему никто не уцепился.
Господин Глазов молча проследовал за хозяином казино к выходу.
А у меня, я так понимаю, есть два выхода: или повеситься на шее у Банкира или на этой люстре… красивая люстра… Доигралась! Что я теперь дома скажу? Мама, дед, здрасте! Я выхожу замуж! Мне легче было бы сказать, что я проиграла все восемь комнат.
Банкир опять поправил бабочку:
- Ну чего вы все такие унылые, как сегодняшняя погода? Сонет, наверно, обиделась, что я не её предложение сделал ( На этих словах Сонька подняла глаза к потолку, давая понять, что ей, как мне, больше нравится вариант «люстра»), а вы, господа хорошие? Где поздравления? Где пожелания?
- Поздравляю, - застенчиво сказал Льюис, словно его попросили назвать какое-то нехорошее слово: я вот тут думал… я всегда затрудняюсь в выборе подарка…
- Тебя, кажется, никто никуда не приглашал, чтоб о подарках думать! А ты чего? (Димка повторил за Льюисом «нехорошее слово»). Думаешь, мы у тебя в третьем подъезде будем путёвки в свадебное путешествие заказывать? – состояние «неспелая хурма» прошло. Я наэлектризовалась до предела. Разряд каждому, кто притронется.
- Кстати, куда ты хочешь поехать? – дать Банкиру пару вольт за эту издёвку помешал Макс:
- Надейка выходит замуж! – до него всё всегда поздновато доходит (за исключением заварушек): и звонок на лекцию, и отмашка тренера, и мудрые мысли…: Сонька, Жоржу не слово! Я хочу первым объявить эту новость нашей сто сорок седьмой группе.
- Я понимаю, что тебе, как спортсмену, хочется быть первым во всём, и даже перехватить лидерство в сплетнях у Каринки с Маринкой, но если ты ляпнешь хоть слово о моём проигрыше, о твоём – узнает тётя Алевтина. Представляешь, как она рассердится, когда узнает, что ты в течение месяца каждый день был обязан ходить в казино с «новой девушкой» и ни разу не пригласил в «девушки» её?!
- Ты не посмеешь так жестоко обойтись с другом…, - Макс изобразил свою знаменитую наигранную печаль.
- Ещё как посмею! Мне теперь терять нечего. Я теперь и с моста посмею… и банк…
- О-ой…, - Сонька, опёршись руками на стол, тяжело поднялась со стула: Давайте, господа, я вам что-нибудь спою…
Льюис вышел из казино по-английски. Потом Димка таким же образом. И я не горела желанием слушать Сонькино пение. Единственное, чего мне хотелось – спрятаться от всего этого и, как под воздействием невидимым, но очень сильных чар, побрела в самое надёжное убежище…
Льюис тоже был здесь. Зачем я пришла? Что я скажу? И уйти не могу… Я, конечно, не специалист в бильярде, но при таком раскладе шаров был бы уместней отыгрыш от двух бортов, а не от двух стен бильярдной.
- Попытался повторить легендарный удар мисс Мэри, - виновато объяснил Льюис.
Шарик остановился возле ближайшей ко мне ножки стола… я бросилась его поднять… надо же было хоть что-то сделать, чтоб не стоять вот так…
- Не надо от меня под столом прятаться, - в эту минуту бильярдную посетил мой «будущий супруг»: я пошутил…
Я водрузила шар на нужную отметку.
- Да пошутил я…, - повторил Банкир, глядя на бильярдный стол: … на счёт свадьбы…я пошутил…
Пошутил. У меня с души словно шар свалился в лузу. Но на его месте осталась такая пустота… не было даже радости по этому поводу и злости на Банкира за эту шутку. Оставалось лишь немного тревоги: вдруг этот шар цветной и он ещё вернётся на свою отметку.
- Если это была шутка, то какое тогда твоё серьёзное желание? – осмелилась спросить я.
- Да это и было моё серьёзное желание – пошутить над тобой… ты такая серьёзная сидела, как охранник у нас в банке…
- Про такие шуточки статья есть: «доведение до самоубийства»…
- Ну прости… я ни разу в этот эйт не играл… дурацкая игра… не игра, а какой-то коллективный пасьянс… и вдруг выиграл. Надо желание говорить. А чего говорить? У меня вроде всё есть… ничего не надо… Я даже карты специально рассыпал, чтоб ещё чуть-чуть подумать. У меня последняя карта была – десятка червовая… свадьбу означает в гаданиях… а напротив ты сидела… Ну я и сказал, что видел… Ну… пошутил я!
Вторая попытка Льюиса повторить «легендарный удар мисс Мэри» тоже оказалась неудачной. Он бродил по бильярдной в поисках розового шара.
- Да и вообще…, - продолжал Банкир: у меня уже есть одна жена, - он покрутил обручальное кольцо на пальце: Я думал ты знаешь… кольцо видела… мы же с тобой в бильярд играли. И ты так внимательно за моей игрой следишь, как наш охранник за входящими. Я думал, ты мне всё желание испортишь, придётся другое придумывать, а ты… ещё глупее, чем моя жена… Может, в коридор закатился? – посоветовал Банкир Льюису, наблюдая за его тщетными поисками.
- А эта твоя «весёлая голубоглазая девушка» ужасно глупая! Обрати внимание на Джессику. Та хоть самбу танцевать умеет. – Банкир был щедр на советы.
- Ну что, прощаешь? – обратился снова ко мне.
- Вы меня тоже простите… я тоже много всего обидного наговорила, чего вовсе не думаю. Я не думаю, что лучше с моста, чем быть твоей женой… и вас, мистер МакМоффат, я бы обязательно на свадьбу пригласила…
Ну вот, опять что-то не то сказала…, лучше б молчала… Мне, наряду с пудреницей и расчёской, надо таскать в сумочке неспелую хурму. На тот случай, если захочется ляпнуть что-нибудь подобное.
Льюис грустно взглянул на меня:
- А тебя можно пригласить?
- На свадьбу? – растерялась я.
- Нет… на чашечку чая…
Я не могла отказаться.
- Мне тоже что-то так чаю захотелось… Вы не против принять меня в свою компанию? – спросил Банкир.
Мы с Льюисом переглянулись: «С превеликим удовольствием!» Но, прежде чем свернуть в соседнюю дверь, мы отыскали розовый шар.
Бармен, повернувший к нам несколько бутылок этикетками вперёд, был несказанно удивлён, когда мы заказали чай.
- Ничего удивительного, что мы предпочитаем чай, - начал беседу Банкир: вы ещё не видели фифочку, предпочитающую трамвай автомобилю марки «рено».
А мистер МакМоффат понял удивление бармена по-другому:
- Мы знаем, что уже далеко не five o’clock…
Бармен, наверно, подумал, что «компания» до посещения этого заведения, ознакомилась с содержимым некоторых бутылок… и не по этикеткам… и без разговоров подал чай.
Димка сидел за барной стойкой и помешивал соломинкой ярко-голубую жидкость. Мы такую в школе на уроках химии добывали… не помню, как называется… соединение купрума к какой-то кислотой…
- Коктейль «Голубые Гавайи», - ответил мне хозяин турбюро, вглядываясь в глубину стакана, будто ища там подтверждение названию: солнце, пальмы и мулаток в цветочных бусах.
Учитель химии запрещал нам такое пить. Я попросила Бармена налить чаю и Димке.
Ещё одна шутка завершилась чаепитием.
Мы говорили о всяких глупостях… рассуждали о том, укачивает ли на втором этаже в лондонских красных автобусах, обязательно ли пить чай в пять часов, если без пяти пять уже выпито пять чашек, и скоро ли кончится дождь…
Было уже не five o’clock, и не six, и не seven… Дождь не прекращался. В казино было пусто. Сонька сидела за пианино и репетировала свою новую английскую песню. Макс стоял рядом и переворачивал ей нотные страницы.
А дома я до полуночи рассказывала Машке по телефону о случившемся. Рассказ бы завершился задолго до полуночи, если б подруга не дополняла его похожими историями из жизни Канчит, Хуанит и т.д.
Сейчас тоже далеко не five o’clock, но и не полночь. Пойду выпью чаю… А потом… нет, звонить ему не буду. И в казино не пойду. Полистаю какой-нибудь учебник. Что у нас там завтра по расписанию? А может позвонить…
Формула удачи. Глава 4
© Copyright: Донна Элена, 2007
Свидетельство о публикации №207072700038
Свидетельство о публикации №207072700038
Рецензии