Храм сердца

Глава I. Гость.

Ему нравилась эта работа. Сколько себя помнил, он всегда был Хранителем. Его ни капельки не смущала эфемерность собственной сущности. Просто он возник из Ничто и его же хранил. Неплохо устроился – хранить самого себя. Суть работы заключалась в наблюдении за установленным порядком вещей и нерушимостью Пустоты.
Но иногда он устраивал себе отдых. Материализовав себе тело, он поддавался простым человеческим радостям: (создав необходимое из пустоты) слушал музыку, вкусно кушал, курил. Собственно и материализовывался он, в основном, для того чтобы покурить (досталось наследство от Хозяина).
Всё остальное время он был в своём обычном состоянии, чувствуя всю окружающую обстановку, готовый к обороне.
- Привет,- раздалось из ниоткуда.
- Доброе время суток,- вежливо ответил Хранитель. – Как ты сюда попал и кто ты?- Задал он вопрос посетителю.
- Попал ты, а я здесь всегда был,- рассмеявшись, ответил незнакомец, - А если честно, то я и сам не знаю. Просто появился. Точно помню, что секунду назад меня не было. А насчёт имени ты не заморачивайся, поскольку я ещё не выбрал. Называй меня «Гость». А сам то ты чьих будешь?
- Болтун ты, Гость, как я погляжу. Ну и мне не помешает чуток тряхнуть словарным запасом по случаю. А сам я – Хранитель.
- Хранитель чего?
- Хранитель Пустоты.
- Ого! А если я твою Пустоту сопру, какие твои действия?
- Во-первых, спереть её нельзя, потому что её нет, а во-вторых, я здесь для того, чтобы её соблюдать и следить, чтобы её ничто не нарушало.
- А ты сам её не нарушаешь? А я её тебе нарушить не могу? А что может? А …?
- Стоп, стоп, стоп. Слишком много вопросов. Отвечаю по порядку, коль уж ты такой любопытный. Я её нарушить не могу т.к. сам из неё сделан. Ты тоже, раз уж я тебя не чувствую, предмет ей не чужой, следовательно вредить не сможешь. А повредить сможет наличие в ней чего-либо, ведь не может же быть пустоты, в которой что-то есть. Это уже получиться пустота вокруг того, что в ней.
- Ну-у. Расфилосовствывался. А мы что будем делать? Нас же теперь тут два. Предложение уйти не приму. Некуда мне идти я и тут то в первый раз. А что тут было до тебя?
- Откуда я знаю? Меня же тут не было. Наверное, вообще ничего тут не было. Я появился уже зная кто я такой и зачем нужен. А вот насчёт тебя, Гость, у меня начинают возникать подозрения, уж больно ты любопытен.
- Ага. Как только проявишь тягу к знаниям, тут тебя сразу хрясь по рукам, мол «низя». А если из знаний во мне только те, что ты поведал, тогда как быть? Вот сказал бы ты мне что ты – апельсин, так я б так и думал.
- Ладно, ладно. Не обижайся. Подозрительность это у меня профессиональное. Служба такая.
- И что, рас служба, значит всё можно?
- Да чего ты завёлся? Я ж не со зла, а с непривычки. Не так уж часто приходиться с кем-то общаться.
- И тебе не скучно?
- А с чего мне скучать? Рас я никогда не пробовал, так я в общении и не нуждаюсь.
- А теперь попробовал, ну и как?
- Вот как я по твоему должен по тебе скучать, если ты никуда не делся и не замолчал.
- Да. Чёта я какой-то глупый.
- Угу. Не академик точно.
- Посмотрите на него, ещё и перебирает. А позволь полюбопытствовать давно ли к тебе академики да прфесора захаживали на беседу?
- Опять взъелся. Нервный ты какой-то. Неужели нельзя поговорить спокойно.
- Ладно. Но и ты ко мне не придирайся.
Так они разговаривали больше месяца. За это время они успели подружиться. Гость многое узнал и многому научился от Хранителя. А Хранителю было интересно общаться со своим новым знакомым. Но оставался один неразрешённый вопрос: «Кто такой Гость?»

Глава II. Вестник.

- Ну, так что нам с этим всем делать?- задал вопрос Хранитель. – Нужно узнать, кто ты и зачем появился.
- Да. Честно говоря, и меня этот вопрос, в некоторой степени, интересует. Но я не знаю как это сделать. Ты то, наверняка, в этих вопросах более компетентен «по роду службы» как ты любишь говорить (Гость заметил, что Хранитель гордиться тем, что его существование не бессмысленно, и он занимает ответственный пост).
- Пожалуй ты прав. Я мог бы и сам догадаться. Ладно, сейчас в памяти покопаюсь. С этими словами он выдернул из пустоты старый, пыльный мешок и в прямом смысле слова начал в нём копаться.
- Ты чем это занят? Удивился Гость.
- Я же сказал – в памяти копаюсь. Мне так удобней.- И он достал из мешка фарфоровую свинку с надписью на боку «Копилка знаний», вывернул её, расправил и начал вчитываться в непонятные закорючки, которые были написаны у свиньи изнутри.
- Ага, нашёл. Так, так, угу, понятно. Для того чтобы ты узнал кто ты, тебе нужно выйти из Пустоты наружу – в Хаос. Это всё что удалось узнать. Там будешь действовать по обстановке. Я Пустоту никогда не покидал, не знаю чем тебе и помочь.
- Ясно. А как мне из Пустоты в Хаос попасть?
- Ну, ей богу как маленький, учишь тебя, учишь.- Хранитель материализовал кучу кирпича, цемент, инструменты, кресло-качалку и сигареты (пачку «Marlboro» и пачку «Примы») со спичками. Вальяжно раскинувшись в кресле, Хранитель закурил «Marlboro» и стал потягивать кофе неизвестно откуда появившийся.- И всё-таки я большой оригинал. – Заявил он опешившему Гостю на его немой вопрос.
- Дальше чё?
- А то не догадался?- С довольной ухмылкой произнёс Хранитель.
- ???
- Инструменты в руки и вперёд на баррикады. Коли ученик толковый из тебя не выходит, будем работягу делать. Захочешь покурить, вон «Прима» лежит - сигареты пролетариата.
- Да брось ты свои шутки.
- А я и не шучу. Не хочешь головой думать, поработай ручками. Збацай мне стену.
Матеря на чём свет стоит, не вовремя пробудившееся, извращённое чувство юмора Хранителя, Гость принялся за дело. Часа через три со словами: «Принимай работу, Хозяин», он плюхнулся на заранее заготовленный тем хлипкий, обшарпанный табурет и с наслаждением закурил.
Хранитель поднялся, подошёл к стене, повертел её, кое-где постучал, попинал.
- Не хлипковата?
- Давай не придирайся. Какой материал поставил, такой и результат.
- Ладно, сойдёт.- Хранитель достал из кармана мел нарисовал на стене прямоугольник, внутри, с правой его стороны кружок и щёлкнул пальцами. Дверь стала дверью. Потом над дверью он написал большими буквами «ХАОС», а на двери «ВХОД». На ручку повесил табличку с надписью «ОБЕД» и вернулся обратно в кресло. – Теперь можно и перекусить.
Во время еды Гость спросил:
- А можно было эту конструкцию сразу целиком проявить?
- Конечно.
- Так какого лешего я корячился.
- Человек от обезьяны отличается способностью мыслить, ты мыслить не способен, вот я с помощью труда и делал из тебя человека.- После этой фразы Хранителя накрыл такой приступ хохота, что он не заметил как вывалился из кресла. А Гость схватил ведро стоявшее рядом, и швырнул его в Хранителя, но тот уже обратился в Пустоту, продолжая смеяться. Вскочив со своего табурета, Гость решительно направился к двери, дёрнул несколько раз, дверь была закрыта. Хранителя накрыл новый приступ хохота.
- Глаза протри. Написано же «ОБЕД».- Тут и Гостя прорвало.
- Ну ты и жук.
- А то. По роду службы. Ха-ха-ха
- Вернуться то сможешь?
- Да уж постараюсь. И Гость перевернул табличку надписью «Открыто» к себе, легонько толкнул дверь и шагнул в ХАОС.
Хранитель остался в Пустоте один. Настроение было отличное. Воспоминания об удачной шутке ещё долго его веселили.
Жизнь потекла своим чередом. Иногда он вспоминал о Госте, переживал за него, а через неделю Хранителя и вовсе одолела скука.
Теперь он знал, что это такое и злился на Гостя за то, что его долго нет. И вот однажды, когда Хранитель привычно курил сидя в своём любимом кресле, в Пустоте послышалось знакомое:
- Привет
- Ну, наконец-то, а то я уже весь извёлся, ожидая твоего возвращения. – Тут же он поставил второе кресло для Гостя. – Садись, рассказывай, узнал что-нибудь.
- Узнал, но боюсь, большой радости для тебя от этих сведений не будет. – Он опустился в любезно предоставленное Хранителем кресло и тоже закурил.
- Ну не томи. Кто ты?
- Я – Вестник. Вот только сигарету ты зря проглотил, я слышал, никотин плохо сказывается на желудке.
- Хранитель вышел из оцепенения, быстро достал из пачки уже дымящуюся сигарету и глубоко затянулся.
- Да-а-а. Такого «гостя» как Вестник, ни какому Хранителю не пожелаешь.- Нервно скаламбурил он. – Не знал я, что это такое, пока не вспомнил (если Хранитель чего-то не знал, то ему было достаточно просто это вспомнить). И что теперь? Когда?
- Завтра.- Спокойно ответил Вестник.
- Но учти, я здесь не первый год и тебе будет не просто со мной справиться.
- Да успокойся ты. Время покажет. Нам-то с тобой чего переживать.
- Легко тебе говорить. Если ты окажешься сильнее, то ты станешь Стражем, а я исчезну и, может быть навсегда.
- Ну-у. Я ж не навсегда исчез. Проявился и чувствую себя не плохо. Хотя в прошлый раз мой приход был не так интересен – не было тебя. Да я уже был здесь до тебя. Так что наши шансы равны. Всё зависит от Него.
- Хорошо.- Хранитель уже успокоился. Ну и чем займёмся сейчас?
- Можем на шахматах потренироваться, можем в карты, кости.
- Да ладно тебе карты, кости, или ты мне дверь забыть не можешь? А в шахматы фигуру лишнюю из Пустоты не достанешь.
- Ну в шахматы, так в шахматы. А насчёт двери, это ты молодец. Я, конечно, обижался, пока знания свои назад не получил, а потом оторжался в охотку.
В Пустоте появилась шахматная доска, на ней живые шахматы в виде различных существ у Хранителя и простых людей в белых одеяниях у Вестника.
На протяжении всей игры Вестник, всё-таки, пытался мухлевать. Его кони постоянно кусались и лягались. Ну а уж когда они начали гадить под ноги фигуркам Хранителя, тот с улыбкой попросил Вестника прекратить бесчинства.
Ничья.
- Ну ладно, я пойду. Встретимся завтра.
- Я буду ждать.

Глава III. Бой.

- Выбирай оружие, по кодексу это право за тобой.
- Ну, раз уж я тебя с дверью сделал, буду надеяться, что и сейчас мне повезёт. Магическая дуэль без артефактов и амулетов.
- Что ж. Вчера в сражении двух мыслящих была ничья, посмотрим, что получиться из битвы двух всемогущих мыслящих. Выбирай место.
- Начало пути. Ты уж извини, но поблажки не будет.
- Тогда приступим.
Вестник оказался перед пропастью. Хранителя не было видно.
- Ну, раз без поблажек, так без поблажек. И Вестник материализовался в высокого белого рыцаря. Его до самых пят покрывал длинный белый плащ. На голове глухой шлем с опущенным забралом. А в руках Он.
- Нечестно.- Раздался голос из пустоты,- Верни «железку» на место. Ты б ещё с собой и всех Рыцарей Круглого Стола припёр. Я же сказал – без артефактов.
- Извини, не удержался от соблазна. Выругавшись, Вестник тряхнул рукой, и его ладонь сжала рукоять «Шершня», который отозвался мягким зелёным свечением. «Урки серут где попало» подумал с усмешкой он и с разбегу прыгнул вниз. Мягко приземлился на магическую «Подушку» и зашагал по долине.
Первый удар Хранитель долго не обдумывал, решив измотать противника, он врубил на всю мощь заклинание «Стрелы дождя», но Вестник ожидал чего-то подобного.
- Не зря всё-таки «Небесную Броню повесил».- Единственное неудобство: было мокро и противно месить железными сапогами кашу из пепла.
- Ага. Вон уже и река показалась.- Тут Хранитель вломил «Раскол Земли» и по реке поплыли горящие валуны, закипела лава.
- Ну а это он зачем сделал, вообще не понятно.- Сказал Вестник и попытался взлететь. Ничего не получалось.
- Блин. Я ж в Палладина воплотился, и сменить нельзя – бой уже начат. Думай, думай. Призвать големов? Нет, не то. Заморозить магическое пламя тоже врятли получится. Ну ладно.
Пройдя вдоль реки, Вестник выбрал место поуже, отошёл на пару сотен шагов от берега, развернулся и со всей дури понёсся к объятому огнём потоку. На ходу он бросил вперёд «Имплоужен». Огромный ком земли плюхнулся в реку недалеко от берега. Прыгая на него, Вестник уже бросал вперёд второй. Так, за пять-шесть прыжков он добрался до противоположного берега.
Усевшись прямо на землю, Вестник достал из складок плаща сигарету, воткнул её в забрало, прикурил от потока и стал думать:
- Молодец. Не зря столько лет тут сидит. Чем дальше в лес, тем третий лишний. Что он ещё придумает? А я тоже хорош. Прыгаю тут как жаба по болоту с кочки на кочку, вместо того чтобы на облаке, да прямиком в замок. Так нет же. Благородного из себя корчу. И почему я в архи-мага не воплотился? Ладно, хватит валяться, нужно дальше идти. Ох уж доберусь – отведаешь ты у меня «силы мысли».
Вот это был сюрприз. Стена льда вокруг замка толщиной метров двадцать.
- Отлично. Теперь изображать Коперфильда придётся.- Вестник пустил в клинок поток чистой магии. Когда остриё накалилось до красна, стал тупо врубаться в ледяную толщу. Вот тут он спасибо сказал Палладину за то, что выносливости у него побольше чем у разных магов-недоучек.
Оказавшись внутри замка, Вестник осторожно пошёл прямо к храму. Но когда оказался у входа, не поверил своим глазам. Ворота. Они висели на месте. Мало того, это были новые ворота. Они переливались и поблёскивали искрящимися паутинками заклинаний.
- Не понял. Это что за фигня такая. Договаривались же, сам же говорил.
- Это «дверь» ха-ха-ха. Думай.
- Вот урод, ещё и издевается. Хорошо, думаю. Первое – дверь не простая это ясно, оно раз он сказал: «думай», то и простая одновременно. Так посмотрим поближе.- Изучив дверь, Вестник понял, что заклинаниями покрыта только древесина, а стяжки и петли – нет. – Это уже что-то. Можно выбить, но это не легко. Второе – что это он на неё за «колдунство» такое особо мощное повесил. Дай-ка я её слегка ковырну.- И он поднёс меч к воротам и сразу всё понял, а, поняв, расхохотался. Как только он дотронулся до двери «Шершнем» на ней проступили руны, но не такие как на клинке Короля Благородных Эльфов. Это был язык Горных Кланов Мории.- Так. С этим разобрались. Но раз дверь открывается так просто, значит жди «подарка» внутри. Пора и об обороне подумать. А какая защита нужна светлому Палладину? Самая обыкновенная: «Магический Щит», «Благословение» плюс «Ускорение» – «джентльменский набор».
Самое опасное ждало впереди.
- Ну что? Как говорил Пендальф: «Дэр парол».- Дверь распахнулась, Вестник сразу же прыгнул вправо вниз, в полёте заметив, что облако «Чумы» ударило справа от двери. Вскочив на ноги, Вестник увидел несущийся на него огненный шар. Легко парировав «Фаербол» щитом он осознал свою ошибку. Это была обманка, ну не будет опытный маг баловаться фаерболами, даже таких размеров.
Рука со щитом уже не успевала вернуться. В грудь Вестника со всего размаха влетело несколько тысяч чёрных шипов «Тоски». Он опустил меч, уронил щит, упал на колени и зарыдал.
Из-за колонны вышел Хранитель. Как только он попал в поле зрения Вестника, тот выбросил вперёд правую руку. С её пальцев сорвались тонкие белые нити.
Ха-ха-ха. Ты что, забыл? Я – маг. Твой «Кокон» мне не опасен, я в дым превращусь, и что ты тогда будешь ниточками сжимать?
Вестник спокойно встал, прошёл через зал к трону и сел.
- Ты, ты, ты, не Вестник!- Закричал Хранитель.
- Конечно нет. И ты как Хранитель должен был бы меня узнать сразу. Кстати, насчёт ниток не переживай, я долго искал это заклинание.
Только сейчас Хранитель заметил, что нити, свившиеся вокруг него в кокон, стали прозрачными и слились между собой.
Этот «мыльный пузырь» который ты видишь вокруг себя называется «Зеркальный Паук». Не советовал бы я применять против него магию – назад прилетит, а к физическому воздействию изнутри у него иммунитет. Извини – бой ты проиграл.
- Но. Но ведь если ты не Вестник, а смог добраться сюда, то, то это твой Храм!
- Умеешь думать, когда захочешь. По правде сказать, с «Чумой» мне повезло, органически заразу всякую не переношу.
- Это не можешь быть Ты. «Тоска» бы тебя убила, а ты вон сидишь и ухмыляешься. Не-е-е-ет. Сказал бы сразу, я бы сразу и сдался.
- Да. Ты верно догадался. Но если бы ты сдался сразу, было бы не интересно. Не каждый же день я возрождаюсь и занимаю своё место здесь. Да ещё с таким сокровищем внутри.- С этими словами из-под плаща была извлечена маленькая мышка. ЛжеВестник нежно чмокнул её в нос и посадил на соседний трон.
- А почему мышка?
- А ей сейчас так нравиться.
- Понятно. А что со мной? Как Пустота?
- Ну с Пустотой всё ясно. Её больше нет и, надеюсь, навсегда. А насчёт тебя. Поступай ко мне на службу, будешь Стражем.
- Лады.
- Ну вот и хорошо. Работы конечно ещё предстоит не мало. Восстановить здесь много чего придётся. А дверь я пожалуй оставлю.
Смех этой троицы прокатился по залу.
Смех Стража Храма даже часы на башне запустились.

«Тот, кто был счастлив в любви,
не имеет о ней ни малейшего понятия»
Жан Ануй



Взгляд
Они вышли из домов практически одновременно. Он направился к метро, а Она к остановке автобуса. Сегодня у них свидание. И, скорее всего, они чего-то ждут от этого вечера. Послушаем, о чём они думают.
Она.
- Интересно, когда он наконец скажет что любит меня? Ведь у него всё на лбу написано. И ещё пытается что-то скрывать. Какой смешной. Даже друзья, и те, говорят о том как он на меня смотрит, да и сама я не слепая. Его же так и распирает. Стал нервный, дерганый, думает постоянно о чём-то. А может о ком-то? Эй! А вдруг у него другая есть? Чего ж я тогда таскаюсь на эти встречи? Ах да, я же его люблю дурака. Быстрее бы он сказал, а то так и будем на месте топтаться.
Он.
- Сегодня точно скажу. Не могу я больше мучаться. Пусть лучше сразу скажет, что не любит и в запой. Так, нужно хлопцам звонить – пусть отпуска берут.
А как сказать, если мне даже разговаривать с ней трудно? Блин, вся голова целый день ею забита, а как увижу – так язык в …у, и сижу – туплю.
Они вышли на улицу и двинулись навстречу. Их взгляды пересеклись. И что-то было в их глазах такое, что заставило Её улыбнуться, а Его подмигнуть Ей. Они пошли дальше, на свидания со своими «парами». Больше они никогда не виделись. Но взгляд запомнился им на всю жизнь. Ведь в нём что-то было…

Послесловие.
Не всегда сердце возвращается в свой храм. Зачастую Хранитель, всё же, сильнее. Ведь жить без сердца намного проще. И попытки любви проникнуть внутрь пресекаются в зародыше. Но, черт возьми, да. Даже самый стойкий хранитель не сможет справиться с истинным чувством. И пусть потом храм опять будет опустошён и превращён в руины, а сердце, облитое кровью, выброшено за ненадобностью.
 Наконец-то я «собрал мысли в кучу» и нашёл чем закончить это повествование. Для этого нужно начать сначала и ответить на несколько вопросов.
Зачем я пишу?
Я не считаю себя великим писателем. Я не нуждаюсь в читателях, положительном отзыве критиков, гонорарах. Я пишу для себя. Мне просто это нравится. Ведь то что написано, это не то что сказано. Написанное выражается более правильно и позволяет понять мысли автора, его самого. Я пишу для тех, о ком я пишу.
Перечитал сейчас всё что написал – долго смеялся. Всё моё «творчество» – реквием о проходящей мимо жизни. Скорее всего, именно поэтому я не люблю когда читают написанное мною. Садомазохизм какой-то. Сначала выворачиваешь себя наизнанку, достаёшь из самых потаённых уголков души мысли и чувства, переносишь всё это на бумагу, а потом не хочешь, чтобы это читали (как будто оказался посредине городской площади, в час-пик голый). Спрашивается, ну и зачем тогда это нужно? Потому что внутри не вмещается. Нет, я, всё-таки, сумасшедший. Ну и пусть, зато я честный.
Я честный?
Да. Честней человека чем я нет. При этом я постоянно вру, причём прямо в глаза и не краснея. Я честный – у меня есть честь. Я честно отвечаю на честные вопросы. На вопросы, на которые человеку действительно важно знать ответ. Да и врать мне не особо нравится, наверное, поэтому я так немногословен в жизни. Любое слово ведёт за собой последствия. И иногда можно очень пожалеть о слове.
О чём я пишу?
О чём можно писать в век лжи, обмана, хамства предательства и грязи? Я пытаюсь донести хоть малую искру любви, в надежде хоть как-то рассеять мрак царящий вокруг. Я пишу только о том, что чувствую сам, иначе было бы не честно. Может, и верно меня называли «последним романтиком».
Романтик ли я?
Не знаю. Со стороны может и нет. Но, я люблю ночь за то, что в ней меньше машин. Мне иногда аж деваться некуда от этой романтики. Сейчас в окно глянул – светает, но ещё темно, птицы пересвистываются. Слова свои вспомнил: «Свет лампы на окне распят», – а ведь это всего лишь о раме, разделяющей окно на четыре части. Сидишь вот так вот на подоконнике, пишешь на коленке, кофе пьёшь – романтика, жаль рассказать некому. Цепочка такая: романтика, грусть, тоска, одиночество, отчаяние. «И мысли о смерти посещают меня». Романтика – шлёпать босыми ногами по лужам в городе, с улыбкой вспоминая о любимом человеке, под проливным дождём.
Отдельно о звёздах. Да, задрать голову и насладиться необъятностью этого мира романтично. Но гораздо лучше лечь вдвоём на траву и найти среди звёзд вашу общую. Вот это я называю романтикой. Хотя больше, наверное, на любовь похоже.
Рассказать о любви?
Отношения у нас с ней сложные. Любовь как менингит – после неё либо погибают, либо сходят с ума. Я выжил. Я стал Хранителем и перестал писать стихи. Попробуйте описать поцелуй (это легче) и вы поймёте, как сложно описать любовь. Я боюсь любить. Слишком много сил и времени было потрачено на убийство этого чувства. Именно поэтому я, скорее всего, больше никогда не признаюсь в любви (а ещё, это не преступление, чтобы в нём признаваться). Ещё, мне кажется, что за последнее время слово «любовь» затаскали, залапали, истрепали, исписывая им заборы и подъезды, и теперь это нежное, трепетное слово начинает резать глаз и ухо. Любовь «опопсела».
Люди, одумайтесь! Любовь – это не: «Я тя люблю» – «Та же хня». Любовь – не когда ты хочешь быть любимым. Любовь – когда живёшь ради кого-то, ловишь каждое его слово, вздох, мысль. Любовь – когда отдаёшь всё, ничего не требуя взамен. И романтика здесь в том, что когда вы рядом, всё остальное перестаёт существовать, есть только два сердца, бьющихся в унисон и глаза любимого человека напротив. Любовь – когда не нужны слова. Это пожелание счастья вне зависимости от того, как человек к тебе относится, а не преследование «добычи» до тех пор, пока у неё не выработается комплекс вины.
Люди, перестаньте говорить о любви и начните любить.
Спасибо тому, кто смог дочитать это повествование до конца. Поскольку в век превращения друзей в автомобили эпистолярный жанр умирает – грустно. Ведь иногда такие простые слова легче написать, чем сказать я тебя люблю.


Посвящается Олессе.
В ежегодный день её семнадцатилетия.












© Берсенев Константин Валерьевич 2007г.