Самоубийца

Руки её тряслись, а на глаза наворачивались горькие слёзы, так что она не могла прочесть этикетку. Но что-то подсказало ей, что это та самая баночка. К тому же она столько раз вертела её в руке, что никогда бы не спутала с какой-нибудь другой. Она отвинтил крышку и высыпала горсть круглых белых таблеток себе на ладонь. Обычные, безобидные таблетки. Ничего особенного. Но почему в них должно быть что-то необычное? Сейчас она выпьет их, и ей станет хорошо. Не будет ни боли, ни страданий. А главное – Максим… Он раскается, он поймет, от кого отказался… Мысль, что он до конца жизни будет мучиться угрызениями совести, была для неё особенно привлекательна. Она со злобной и мстительной радостью рисовала в своем воображении лицо Максима, когда ему расскажут о ней. С этой мыслью она взяла из буфета высокий стеклянный бокал и налила в него воды из-под крана. Потом сделала глубокий вдох, сунула разом в рот всю горсть таблеток и начала глотать их, судорожно запивая водой. Но то ли из-за того, что она была сильно возбуждена и слишком спешила, то ли из-за того, что она пыталась проглотить все таблетки за один раз, - но она сразу подавилась и зашлась в мучительном кашле. Стакан выпал из её рук и разбился вдребезги об пол. Она кашляла минуты три, с ужасом думая, что сейчас задохнется насмерть. Про то, что именно умереть ей и нужно было, она и думать забыла. Но вот вроде отпустило. Перестав кашлять, она оперлась руками о липкий кухонный стол, опустила голову и так стояла, переводя дух. Кровь прилила к ее голове, сердце бешено колотилось от только что пережитого ужаса, перед глазами всё плыло. Отдышавшись, она повернулась и увидела осколки стекла на полу и разлившуюся воду. Ее охватила досада. Разбила хорошую, дорогую вещь!.. Вот попадёт-то от матери... Но в тот же миг она рассмеялась: огорчаться из-за каких-то бокалов, когда хочешь покончить с чем-то куда более драгоценным и важным, – это по меньшей мере странно. Но пик отчаяния уже прошёл. Она вернулась в свою комнату, села в кресло и задумалась. Всё здесь было как прежде – кожаный диван; трюмо, заставленное флакончиками, бутылочками и баночками; чуть приоткрытый шкаф, в котором виднеется её любимое платье пурпурного цвета. Внезапно одна потрясающая мысль пронзила её. Удивительно было сознаваться себе в этом, но она вдруг поняла, что подавилась не случайно. Даже когда она серьезно готова была проглотить эти таблетки, в глубине души она постоянно сознавала, что никогда и ни по какой причине не сможет убить себя. Она догадалась об этом только теперь. И только сейчас она вполне увидела то, кем она является на самом деле. Нет, не самоубийцей, не этим трусливым, безвольным человеком, который отступает перед каждым ничтожным пустяком и видит единственный исход в смерти. И подавилась она нарочно, понимая это или не понимая. Это было странно и неожиданно. А главное – ново. Она приподнялась с кресла, ощущая в себе источник какой-то новой, могущественной и злой силы, о которой раньше и не могла подозревать. “Как нелепо было надеяться, что моя смерть причинит ему хоть какую-то боль! Да он забыл бы обо мне на следующий день, этот подонок… - думала она. – И почему я должна расплачиваться за поступки других людей? Пусть они расплачиваются! Пусть Максим расплачивается… ” Она вернулась на кухню и взяла баночку с таблетками. Потом подняла телефонную трубку и набрала какой-то номер.
- Алло, Максим? Привет, это Настя. Что мне нужно? Я хотела встретиться с тобой. Нет, не за этим… Нет, выслушай меня. Я всё поняла, Максим, больше я не буду вмешиваться в твою жизнь. Живи, как хочешь и с кем хочешь. Что?.. Нет, я не шучу. Что?.. Нет, я не пьяна. Ты счастлив? Что ж, я рада за тебя. Предлагаю устроить прощальный вечер – и расстанемся навеки. Ты согласен? Отлично. Придти к тебе домой? Замечательно. Бутылку я принесу сама. Нет, говорю – сама… У меня как раз в холодильнике завалялась одна. Французское вино с какими-то особыми добавками. Я говорю – особые добавки. Жди.
 Она положила трубку. “Особые добавки,” – задумчиво проговорила она, разглядывая злосчастную баночку. Но пора было одеваться. Нельзя же заставлять человека ждать.