Монохроники члена общества

16 сентября.
 Камаз трясло и раскачивало на максимальных амплитудах. Бездорожье.
 Асфальт закончился полчаса назад перед полузаброшенным поселком Октябрьским, бедным жильём, не нужным ни районной администрации, ни лесопромышленным хапугам, ни самому населению оного.
 Как живут? Чем кормятся несколько десятков человек? Загадка. Судя по количеству увиденных детских колясок, свободного времени им хватает.
 Лет 30 назад сюда из городов приезжали за тряпками и вкуснейшим хлебом. Нынче, кажется, только страх перед рыночным миром удерживает неактивных в полуразрушенных бараках. Реанимировать местное производство нет средств, и главное, нет смысла. В России, что при коммунистах, что при демократах умели изводить леса, не заботясь о потомках. Что не вырубили, сгорело от лесных пожаров, возникающих каждый год не без помощи россиян. Остались лопухи и перезрелые кривулины. В своих походах я встречал участки настоящего леса, высоченного, стройного. Стреляешь в глухаря на макушке березы, и опасаешься, долетит ли дробь. Внизу светло-просторно, как в храме. Ходишь и мечтаешь: хоть бы детям нашим удалось побывать в этом настоящем мире.
 - Кица, законный перекус – прервал мои мысли водитель… и добавил вежливо:
 - Может, по пять капель?
 - С удовольствием – принял я предложение.
Выпили разведенного спирта, закусили домашней снедью, побаловали куском пирога Потапа, моего лохматого спутника. И опять в дорогу.
 Про существование этой дороги многие мои земляки-горожане и не знают. Сотни-сотни раз я колесил по ней летом и ползал на вездеходах, тракторах зимой, когда работал в геологии, и потом, когда ездил просто отдыхать, охотиться, рыбачить, за ягодами. Это брошенная недостроенная в сталинские времена «железка» №509 на Иоканьгу. Идеально прямая на десятки километров, она возводилась руками несчастных заключенных, которые жили тут же в лагерях, за колючей проволокой, в бараках. И умирали тут же, и закопаны (не захоронены) тут же, может, прямо под насыпью, под нашими колесами. Лет двадцать назад я находил в лесу бараки, окруженные колючей проволокой, вышки. Удивляло, в бараках не было печей, люди были обречены заранее. Ленивые потомки не додумались сохранить их как память, даже как туристический объект, растащили, порезали на дрова.
 Урчал мотор, красовался за окном осенний лес. Мысли завивались.
 Страх, уныние, тоска и обида на весь мир покидали меня, уступая место уверенности и автоматизму. Без бравады и геройства, в чем положительная особенность одиночного путешествия. Не перед кем выпячивать грудь.
 Я уже давно знал по личному опыту о трех стадиях психики мужчины перед серьезным запланированным испытанием. Будь-то выход на скальную или ледовую вертикаль, проход через ревущий речной порог, вступление в должность при незнакомом коллективе. Да мало ли у нормального человека возникает в жизни стоящих моментов…
 Сегодня я дожил до третьей – самой желанной.
 Пожалуй, стоит подробнее рассказать обо всех трех этапах эмоционального состояния перед походом, потому что наверняка большинство людей испытывали подобное или будут испытывать.
 Итак, состояние первое: это когда обычная ритмичная жизнь вдруг перестает вам нравиться из-за своей серости, или разрыва с Любимой, или непонимания близких. В любом случае, это заниженная самооценка. Выход один – разрядка, испытание, экстрим. Каждый выбирает себе по силам, по нраву. Для одного снять проститутку – сверхзадача, другой меняет призвание, круг друзей, город. Действию предшествует появление мечты, вынашивание, строительство планов, подготовительные мероприятия. Весь этот период вы торопите время и с детским нетерпением ждете светлого мига, когда шагнете в новое, неизведанное.
 Состояние второе – время родов. Вы вдруг понимаете, вся затея глупость несусветная, что кроме материальных издержек для вас и ваших близких, будут еще моральные. Это время решения, что перевесит: озаривший здравый смысл или верность мечте.
 Я последнюю неделю перед выходом молился, чтобы Господь послал мне любую уважительную причину, сделающую мою идею неосуществимой. Пусть мечта останется мечтой, зато мои чада избегут сиротства, а знакомые в разговорах обо мне не будут крутить пальцем у виска. Молился и глупо радовался чреватому со дня на день переносу старта по независящим от меня причинам. Неделя прошла, ногу я не сломал, зато был, наверное, смешон, эмоционально прощаясь с друзьями и подружками. Завещание было написано и ждало своего часа в запечатанном конверте, спасатели предупреждены, машина стояла у подъезда. А ноги свинцовые, а в голове тень, а на душе вой.
 Это второе состояние. Узнаете?
 В Камазе после Кицы и трех стопок водки я с удовольствием отметил, что дорога-то уже началась, и никуда от этого не спрятаться. И как следствие потихоньку стала приближаться третья душевная стадия.
 Я еще не до конца овладел собой и своими нервами, но поведение уже не выдавало меня, когда на 82 км я встретил свою старую знакомую. В отсутствие мужа она выполняла его обязанности по содержанию в исправности телефонной линии с селом Краснощелье.
 82 км - это жилой дом и хозяйственные постройки связистов. Много лет живет здесь эта семья. Здесь воспитали детей и внуков. Линия при них всегда работала, прохожие и проезжие обогреты и накормлены и проинформированы о состоянии дороги. Добрейшие люди. Их доброта эксплуатируется различными организациями интенсивно и, главное, бескорыстно. Эх, Демьяновна, отстаешь от рыночной экономики. Мы - туда же, без особой застенчивости навернули по миске вкуснейшего борща, запили крепким чаем с брусникой и потом благодарно попрощались.
 Только ехать - вездеход навстречу - за рычагами Аркадий. В конце прошлого века мы работали с ним в геологии: и ругались, и выручали друг друга, то есть, поддерживали человеческие отношения. Не постарел нисколько. Такой же маленький, злой, беззубый и надежный на сто процентов. Минут десять вспоминали дела минувшие, знакомых, живых и ушедших, и разъехались.
 В лагерь геологов приехали в темноте. По дороге я не узнавал памятные места, пожарище изуродовало их, и опять поднялась муть в душе. Что мы за народ? Куда я тащусь?
 Здесь пересели на вездеход и проехали еще километров 40 до следующего полевого лагеря.
 Уютный поселок из пяти палаток приятно удивил своей чистотой и аккуратностью.
 Деревья и кусты не порушены, дерн не разворочен траками и колесами. Мусора нет и в помине. Тропинки освещены. Заметна рука хозяина. Им оказался молодой крепкий парень - начальник геологического отряда. И опять встреча с бывшим коллегой - добродушным интеллигентным человеком. Посидели в столовой, поболтали о пустяках, обменялись информацией. Я продолжал удивляться. Теперь уже техническому оснащению экспедиции. Автомобили повышенной проходимости и гусеничные вездеходы были и у нас. Дизельные электростанции тоже были. О газе мы только мечтали. О спутниковой навигации вообще не слышали. А тут еще ноутбук с интернетом и электронной почтой и спутниковый телефон. У каждого выходящего на маршрут в кармане GPC-на. Они, в свою очередь, недоверчиво внимали рассказам о моих планах. Откровенно не верили, что я месяц буду скитаться по лесам и рекам, пользуясь только компасом без радиосвязи и поддержки посторонних.
 Ужин удался. Было вкусно и уютно. Небольшие затруднения были у моего Потапа, пока он утверждался в местном собачьем коллективе. Но трехсантиметровые клыки и грудь шириной с пуфик быстро расставили все по местам.
 Заснул я в палатке своего приятеля под треск горящих в печи поленьев. Последний раз в обществе себе подобных. Успел посоветовать топить сырой березой или нет, не помню.


17 сентября
 После традиционного завтрака из манной каши, кофе и бутербродов с сыром меня вездеходом забросили на берег Кукши - правого притока реки Поной. Поной - главная и самая большая река Кольского полуострова, когда-нибудь я соберусь пройти его до устья. И дальше собрал в боевое положение весла, накачал лодку, перепаковал вещи.
 Тем временем провожающие приготовили прощальный обед из только что выловленных хариусов и доброго сала. Выпили на посошок, пожелали друг другу удачи. И вот он светлый миг, время «Ч». Отталкиваюсь, машу рукой, делаю первый гребок и больше не оборачиваюсь. «Я один, один, один» - повторяю как заклинание. Голос моего второго «Я» возник тихонечко где-то в затылке и занудел: «Еще пожалеешь об этом. Сгинуть не страшно? Но это и не подвиг, а не страшно детей бросать на горькую судьбину? Да ты ведь если нынче выживешь, то на следующий год попрешься куда-нибудь; так и жить тебе от одной дороги до другой, пока не пропадешь, как собака под кустом».
 «А ведь и правда, в школьные годы у меня была кликуха «пес»... На обрядах родня сэкономит. Медведи похоронят. Не пропадать же добру» - ответил я умнику и даже представил его, себя то есть, но другого, без пивного брюшка, без слез и вспышек эмоций, в аккуратном костюме. Урод - неестественный. А я, правильный, греб и греб через пожар осеннего леса под голубым свободным небом, через настоящие густые запахи листвы, травы, ягод. Природа, как женщина увядая ярче и ароматнее становится. Шел пока на байдарочных веслах. Кукша – красивая речка шириной метров десяти, глубиной от 0,3 до полутора метров с песчаными косами и пляжами. Миандрирует отчаянно. Временами мнится, что на карусели кружишься бесконечно вокруг одной и той же елки. К вечеру пошел дождь. За кормой километров 8 – 10, и то ладно. Стартовал я с опозданием на неделю, и хотелось бы наверстать упущенное время хотя бы наполовину. С друзьями перед выходом подробно обговорили возможность наступления зимы в конце сентября- начале октября и убедили друг друга, а главное, я сам себя, что климат в наших местах потеплел гораздо, и если раньше, лет двадцать назад, снег ложился в сентябре, то нынче сентябрь, можно сказать, четвертый летний месяц. Лагерь ставил уже в темноте под дождем, но получился уютный. Дров, правда, маловато - не нашел сухары, но хватило и сучков. Подтащил лодку. Палатку ставить не стал – тепло, наверное, +5С - +6С. Хватило тента. Зарядил ружье. На песке выдел медвежьи следы, каждый форматом А-4. Но Потап не суетился, может, зверь был далеко, а может, в ожидании миски с едой не обращал внимания на пустяки.
 Махнув эту миску на счет три, настойчиво подставляя свой преданный взгляд, в свете костра и свечей, пока не услышал: «Иди спать, проглот!». Ушел, долго топтался под еловыми лапами и, наконец, вызывающе шумно вздохнув угомонился.
 Первый день путешествия выявил небольшие неудобства от присутствия собаки в лодке. После городского безделья мой охотничий пес возбужден был до предела. За день мы встретили глухарей, уток, норку. Это я видел не вставая с лодки. Представляю его мир запахов, звуков, еле заметных движений. «Парень» просто сходил с ума и отвлекал меня от работы. Каждую секунду он рвался из посудины. «Я же рожден для того, чтобы найти дичь и позвать тебя, хозяин!» - кричали, умоляли, горели его глаза. У меня была другая задача, и я с помощью весел, как мог, пытался втолковать это в шерстяную башку.
 Костер догорел, сигарета тоже.
 Я заснул под шум дождя и спорах с Вами. Какой тумак нужно получить, в какие попасть передряги, чтобы забыть о Вашем существовании?


18 сентября
 Утром дождя не было. Но по всему видно, благодать сия не надолго. Разведение костра, завтрак из бич-пакета и трех чашек кофе, сборы заняли часа два. В 10 часов вышел на воду, как только махнул веслом - заморосило. И на том спасибо. Накинув капюшон и закрыв колени полами плаща, впрягся. И пахал как проигранный галерник до 18 часов.
 Река по-прежнему петляла, но этот факт придавал движению особую волнующую привлекательность. Ведь что может быть скучнее прогулки по взлетной полосе? Душа ликовала, горло пело, мышцы упруго сокращались и растягивались. Эх, посмотреть бы на себя со стороны – Герой! Где позавчерашние страхи? Часто встречающиеся гребенки - поваленные в воду деревья, конечно, осложняли работу, но настроения не портили. Ширина реки менялась от 10 до 20 метров, глубина - от 0,5 до 3 метров. Течение не сильное, но заметное. Берега - обрывчики высотой 1,5 - 2 метра. До обеда встречались пляжи желтого песка, заросли тальника и дикий лес - урема. Хорошая речка, красивая.
 Я Вам говорил раньше, что главное огорчение в путешествиях, я испытываю от невозможности поделиться восторгами от увиденного, услышанного, унюханного. Нынче я даже фотоаппарат с собой не взял. Что толку от него. Не запечатлеть на пленку шелест опадающей листвы или смак сигаретной затяжки под мокрым капюшоном или с трудом взнузданное нетерпение: что там за очередным поворотом?
 Возразите, мол, мог бы взять друзей, чапали бы себе да охали дружно, да ахали хором. Не мог. Очень трудно подогнать отпуска. Да и я хочу быть один, в силу обстоятельств последнего года, по причине предельно критичного отношения к человеческому общежитию.
 Это – исключительно моя авантюра, и я на нее решился. Почему? Причин много: что-то доказать себе, Вам. Есть такое. Заглушить боль души физическими перегрузками. И такое есть. И донкихотства хватает. Но главное, нормальный человек должен мечтать и осуществлять свои мечты. Не простил бы себя, отступив, как хотелось совсем недавно. И друзья бы меня не поняли.
 Можете считать меня неудачником, размазней, вольно Вам. Вряд ли можно понять что, неудачные браки, загубленная карьера, подорванное здоровье – это пыль на моих дорогах. Много их было, Бог даст, будет еще. Я любим (увы, не Вами), я влюблен (ура, в Вас). У меня решительные сыновья и чудо-дочка. И полные вены адреналина.
 Дождь донимал весь день. Даст передышку минут на десять и опять блины по воде. К вечеру лесные берега перешли в болотистые. Часов в пять вечера (ай, молодца!) я успешно разгадал топографический ребус, чем сэкономил и силы и время. На этот участок, кировские спасатели, спасибо им, удружили карты километрового масштаба. Ребус же заключался в следующем: нужно было выбрать, по какому руслу обходить островок.
 Прошел благополучно по левому. Уйди направо - попал бы на круглый плес, и пришлось бы тыкаться в берега, искать выход, потом пробираться к нему. После этого подвоха течение вроде бы усилилось или, сам собой нахваленный, подюжел - до следующего плеса, правильнее сказать, озера долетел - не заметил. Озеро мелкое, сантиметров 20 - 30 глубины, в диаметре метров 600 - 800, заросло водяной травой основательно. Справа - болота, слева - лесной берег, а посередине - стая лебедей на воде.
 Бедный мой Потап просто выл от азарта и боли. Я лишил его инициативы, придавив хвост ногой, иначе сиганул бы за борт, псих лохматый.
 Белое великолепие с достоинством отступало, покуда хватало воды, потом с грохотом поднялось на крыло и, обозвав нас громко и хором по-лебединому, долго тянулось по серому небу. А мы сидели, разинув рот и пасть. Столько достоинств у этого создания: и летает, и плавает, и бегает по земле, и красивый, и мясистый. (Последнее определение мне подсказали.)
 Выход с озера на карте был обозначен единственным кукшовым порогом. Кстати, у моей красавицы есть второе имя - Кисеньга. Наверное, лопарское. На карте много речек с однотипными названиями: Томиньга, Лосиньга, Лувеньга и так далее. Объяснение явной закономерности словообразования я не нашел ни у Кошечкина, ни у Минкина, ни у Чарнолусского. Пока не нашел.
 Порог оказался обычным сливом. Сразу за ним решилась проблема ночлега в виде крепкой избушки на поляне в 150 метрах от воды. Поляну и избушку окружал сосновый бор. Кроме живописности снаружи и уютности внутри, имели место рабочая печурка, оленьи шкуры на нарах и изрядный запас дров. Мусора вокруг почти не было, на уборку хватило десяти минут. Наколол дров, затопил печь, поставил варить обедо-ужин. Пока каша прела, а Потап гонял белок, как одержимый, решил испытать рыбацкое счастье. Под сливом манила глубина приличная. Приготовил спиннинг, ритуально закурил, забросил. Потом еще. С каждым забросом блесны мои надежды на удачу таяли и испарялись. Сигарета почти догорела, когда пропустил удар настолько резкий, что у безинерционной катушки сломалась ножка. Конечно, рыбина сошла. Да-а. Зато каша не подгорела. Лег спать - сытый, сухой, благодарный хозяевам избы (наверняка, жителям Краснощелья). И удовлетворенный: худо-бедно, за день сделал километров сорок.


19 сентября
 День был труден, но вечер прекрасен.
 Выспавшись на славу, с утра отремонтировал катушку, а затем, недолго думая, окрестил свою лодочку.
 Полгода назад я писал Вам, как серой влажной ночью в начале мая я стал свидетелем падения метеорита. Огненный шарик размером с кулак врезался в мокрый сугроб на краю леса метрах в ста от меня. Опомнился сразу: звезда все же! - и загадал желание.
 Я очень хотел родить с Вами дочку, похожую на маму, резвушку-Полиночку…
 Сегодня на надежном борту моей красавицы появилось название «Полина». За творческим каллиграфическим процессом в голове высветилось: «Не один я в этих дебрях. Четверо нас дружков: я, «Полина», Потап, и ружье. Правда, дружеского внимания Потапу выпадает меньше всех, но и работа у него не пыльная. Гумкай по случаю.
 Оставив в избе запах сухих наколотых дров, спички и пачку «Примы», я с вожделением продолжил общение с речкой.
 От избушки до Поноя оказалось не больше километра.
 Поной-батюшка встретил меня приветливо и даже торжественно, как должен, по моим представлениям, встречать солидный хозяин солидных гостей. Весла оставил байдарочные. Грести так, безусловно, тяжелее, а при встречном ветре приходится и вовсе нелегко. Двигаешься урывками. На поветренном изгибе русла отдыхаешь, ветер навстречу – пашешь на пределе до следующего поворота. Пока получается, но руки болят. При работе - левая, ночью - правая. Спасу нет. Курил на ходу, рассчитывая пройти село Краснощелье в темноте, чтобы избежать контактов с местными жителями. На всякий случай. Все получилось по плану. Прошмыгнул как мыша. И дружок правильно понял команду «Молчать, собака!». Даже его собратья нас не учуяли. А их в селе больше, чем людей, как помнится со времен завоза гуманитарной помощи. Даже когда в центре села поймал камень на перекате, пришлось попыхтеть, чтобы стащить с него лодку во тьме кромешной и без шума.
 За Краснощельем так и двигался в темноте. Днем шел дождь со снегом и ветром. К ночи прояснилось. Ударил морозец, не крепкий, но лодка и весла обледенели. Вымотался напрочь. От усталости падал в лодку на спину, отдаваясь течению, и смотрел на небо. Река, звездное небо, его отражение в реке были неподвижны относительно «Полины» и меня. Мы скользили со звездами между черных зубчатых стен леса. Потом, освещая путь, занялись сполохи на треть небосвода. На празднике труда не хватало только торжественного марша.
 Когда отошли километра три от села, и взошла луна, встал на ночлег. После ужина сидел на крутом бережку недвижно от физического отупения и ликования в душе. Луна через дальний черный лес и реку протянула мне искристую дорожку. Тишина и приятный незнакомый запах от почвы волновали. Спать не хотелось. Ради этих минут стоило корячиться.
 И остро не хватало тяжести Вашей головки на моем плече.


20 сентября
 Вчера прошел километров 28, сегодня еще 25.
 Поной с шестидесяти метров расширился до ста. Глубина полтора-два метра, течение – 1-2 километра в час. Камни только у Краснощелья. Берега чаще обрывистые по 2-3 метра, изредка – пляжи – везде лесные и нарядные, даже через снежно-водяную взвесь. Елки, березы, рябины, черемухи, жимолость, черника прощались уже не с летом, а с осенью. Да-а-а, запоздал я. Зато бруснике, упругой, с налитыми ягодами, нипочем грядущая тьма и холод. И сосновым борам, господствующим на встречных высотах, тоже. Их девственность и величие успокаивают. Наверняка раньше, давным-давно, их почитало местное население. Долго ли простоит это благолепие, подпирающее небо? Вряд ли.
 Вынашиваются планы о строительстве нефтепровода от Урала к мурманским терминалам по понойской оси Кольского полуострова. В смету проекта внесут строительство дорог, коммуникаций, поселков, самого объекта и так далее. Учтут все возможные материальные потери. А вот глумиться и насиловать эту первозданность будут бесплатно. Несколько десятков людишек станет еще жирнее, население края еще беднее, хотя куда еще-то. И вряд ли кто задумается, что будет потеряна часть мира, которым мы живы. Я не ворчу – грустно.
 Сам Поной – река мудреная. Постоянно сверяюсь с картой, но не всякий раз могу сказать, где нахожусь. Протоки, плесы, рукава, старицы. Вчера, выбиваясь из последних сил, прозевал, точнее, не рискнул, пойти узкой хитрой протокой, потом оказалось – напрасно. Километра три срезал бы. Или взять сегодняшний приток Пятчему. Специально остановился и кидал в него веточки – впадает. Но по карте эта речушка несет H2O параллельно старшему брату, и через километров 14 снова впадает в него под своим именем. Путаница у лопарей с этими струями. Длинные узкие загубины то с правого берега, то с левого сбивают с толку и отнимают время на осмотр, но мимо не проскочишь. Вдруг это та самая протока. Тяжко ориентироваться, ох, и тяжко. Особенно по двухкилометровкам. Но километровок на весь поход не напасешься. И так планшет под задницей, как добрая подушка. Факт малочисленности экипажа тоже играет роль. Одно дело, ты – штурман команды, и других дел нет. И совсем не так, когда ты штурман, руководитель, гребец и вечный дежурный. Тяжко, но здорово.
 Ты один на один с мирозданьем. Наравне с ним.
 Всплывают в памяти зарисовками городские картинки. Лежу в темноте на диване. На кухне чуть слышно калякает радио, в окне между шторами небо наливается синевой близкой ночи. Одиночество звенит из всех углов уютного жилища. Тепло, тихо, невыносимо. Тошно вспоминать те минуты, часы, месяцы. Год я прожил вне жизни. С друзьями-подружками, земляками не контактируя. Общество на работе - не в счет. Да и там молчал больше. Изредка навещал мать, детей – встречи-отдушины. Писал Вам письма, курил на лоджии и ждал чуда – Вашего появления.
 Нынче такого не представить. Я весло в воду, и она его толкает, сильная, добрая – общаемся. Прислонился к сосне, и рады друг другу. Приклад ружья успокаивает. Пес здесь – дружок и помощник, а не обуза, как в городе. Такое одиночество не пустота или бездна это порог гармонии. Я надеюсь лихо-то еще впереди. Если встанут плесы на Стрельне – мне амба. Если и выживу, то не вынесу позора спасательных работ.
 После Пятчемы первой Поной почему-то стал уже, и пропали хвойные деревья. Течет среди болот и невысоких кустов ивняка. Часто встречаются лопарские покосы с копнами сена. На одном из них встретил лодочку весельную и куваксу на уютной полянке под кучерявой багряной рябинкой. Впечатлило. Проплыл без звука, тихонько. На всякий случай. Вдруг выйдет Синильга и я забуду про Вас.
 Вечером на открытом мыску попался балаганчик без печки, относительно дырявый, но просторный. Здесь буду ночевать. Пока варил ужин на костре, прилетела сова. Бесшумное, изящное созданье. Часа полтора они играли с Потапом. Птица дразнила его, пикируя и взмывая в темно-серое небо, а он носился за ней по берегу тоже почему-то молча. Немое завораживающее действо.


21 сентября
 Боже Правый! Прости мою душу грешную! Как я облажался. Ночь, дождь, кусты непролазные вместо леса, а я понятия не имею, где мы с «Полиной». Скорее всего, ниже по течению от Кинемура, желаемого правого притока. По нему я должен подниматься вверх.
 Начну сначала. Ночью обрушился совсем не зимний ливень, и мое жилище потекло как добрый дуршлаг. С трудом нашел сухой угол и добил ночь. Утром занялся перекладкой груза. Что-что, а перекладывать и планировать мне всегда нравилось. Из шести мест сделал три, а хотел два (не считая ружья и весел), но и это неплохо. Сегодня прикидывал попасть на Кинемур, там волок на Варзугу в пять километров, а при моих ношах их будет все двадцать пять трудного неинтересного хождения. И потом, снаряжение и продукты, временно оставленные, лохматые хозяева погубить могут. Вот и перепаковывал, утрамбовывал, откладывал.
 В балаганчике остались лишние три килограмма соли, рыбачить не получается, большая банка клея, может, повезет – обойдусь без ремонта, учебник по немецкому языку, досуга дефицит, а на растопку бересты хватает. Крутил-крутил миску из нержавейки и запихал в рюкзак. Подарок красавицы Лены Жгун со времен сборов на Алтае. Ее группа шла параллельным маршрутом. Через неделю она погибла под лавиной. Было это в 1974 году. С тех пор не расстаюсь с ее подарком. Оставил две пары рукавиц. Остальное все нужно. Но куда столько?
 Постоянно кричали лебеди, здесь места их гнездования, и ночью кричали. А может, это души шаманов приветствуют меня? Тогда взаимно. С приветствиями и бормотанием: «Пора в дорогу, старина»,- я распечатал очередной день. Не самый трудный, но интересный.
 Греб под дождем и снегом, по ветру и против, часов шесть, греб с одной остановкой - прогулять собаку. Она хорошо погуляла, так хорошо, что пропала. Я орал, мельтешил по берегу, психовал, думал, лопну от злости. Пришлось истратить патрон. На выстрел пес прибежал. Но почему-то по противоположному берегу. Нервотрепка справедливо и плезно закончилась трепкой.
 А Кинемура все не было. Старый волчара закрутился было в протоках, но ближе к вечеру привязался конкретно к впадению слева все той же Пятчемы, второму уже, успокоился и в «борозду».
 Когда понял, что переусердствовал, было поздно. Уже стемнело. Среди абсолютно непроходимых зарослей ивняка нашел ломтик пляжа метр на метр, чтобы зачалить лодку, и принялся за устройство лагеря. Прорубил в тальнике проход до ближайшего свободного под палатку местечка. Поставил оную, подтащил лодку, наломал веток для утреннего костра, затащил их в палатку, может, хоть чуть просохнут. Махнул стопку при свечах, под сало, и лег спать голодный, холодный и тревожный. Потерян драгоценный день, а может два, а может…
 Завтра похожу-погляжу. Скорее всего, придется ломиться вверх по течению. При встречном ветре это почти невозможно.
 Перед сном открыл страничку с фотографиями, детей поцеловал. Вам показал язык, а что еще остается; и задул свечи.
 Господи, как болят руки. Все ночи напролет вместо здорового сна я их укладываю, перекладываю, устраиваю.


22 сентября
 Кинемур сегодня нашелся. После значительного напряга, нервного и мускульного. Оказывается, вчера я ушел в левую протоку и под вечер попал на озеро Плоская Курья. Сдается, ошибся с курсом как раз в том месте, где потерялся Потап. Там была какая-то загубина. Утром взял перекрестные азимуты на возвышенности, поколдовал над картой, разобрался с протоками и решил идти вверх по правой протоке. Перед выходом все-таки сделал горячий завтрак. Фокус с костром из мокрого тальника, да еще под дождем вряд ли удастся повторить.
 Труднее только ухаживать за Вами.
 Против течения ломил пять километров. Ветер помогал процентов на семьдесят, на тридцать – мешал. У моего ветра есть еще немаловажное преимущество – постоянство. Пятый день дует северный, северо-восточный. Не надо постоянно на компас таращиться. Весла переделал нараспашку, иначе никак. Упирался-старался, а душа медвежья трепетала. А ну как опять наворокосил.
 Ну как еще разок мимо. И что тогда делать? Берега Поноя в этих местах - бескрайние, необозримые болота, спать пришлось бы в лодке. Опять без горячего ужина в желудке, с затухающей мечтой в голове.
 Все получилось с точностью до поворота! Гребу-гребу, тяну шею, высматриваю, и вот оно, метрах в двадцати - впадение притока.
 Указателя «Кинемур» там, конечно, не было, не было даже кострищ и тропинок. Но я готов был поставить левое ухо на кон – он это, он, родимый. Закурил победную сигарету и зашел в речку. Через несколько минут ликование уступило место прозрению. Испытания мои не кончились, а точнее, только начинаются, понял я почти сразу. На распашных веслах идти не удобно, река местами узкая, много гребенок. Попробовал на байдарочных - не хватает сил против течения.
 В шестнадцать часов, рановато, попалось удачное место для стоянки. С кучей дров в пользу этого решения. Не могу же я сам себе признаться в физической несостоятельности. Да и проскочить в ручей Холодный – левый приток Кинемура - с нашими способностями запросто.
 В устье Кинемур - метров 12 шириной. После двух часов хода (примерно, пять километров)- уже метров шесть. Берега невысокие, кочкастые. Полоса леса представлена так же, как и в верховьях Поноя: березой большой, рябинками и ивняком. Смородины мало, очень мало. Но зато появились ели. Не просто елки, а ели-гиганты. Специально пробовал обхватить одну, где там, – нужен еще мой Ванька. Боже, как я скучаю по нему. Не видел-то всего ничего. И в городе такое бывало, но тут, видать, чувства обостряются.
 Очередной раз правильный гад внутри провоцировал на спор - «Прав ли ты, оставив все и пустившись в авантюру?» «Прав! Да-а, суть в чем?- Господь одарил меня мечтой, и следуя ей, поступаю по Разуму Господню».


23 сентября
 Потихоньку заползает в душу страх. Сегодня за день прошел три километра. Если пойдет так дальше, то придется ставить крест на моей экспедиции.
 Речка сузилась до двух метров, но глубина при этом - от одного до полутора метров. Берега - непроходимые, непролазные заросли тальника, часто ветки спутаны через поток и загораживают проход. Веслом не махнуть, шестом не управиться, пешком не пройти.
 Пришлось Потапа высадить, а самому лечь в судно на пузо и руками, хватаясь за ветки, подтягиваться – продираться вперед. Раньше, если не ошибаюсь, была воинская специализация – пластуны, лихие были ребята, ползали шустрее тараканов. Но у них кроме кинжала в зубах никакого груза не было. Я же тащу на одних руках килограммов сто двадцать, не считая себя, упитанного, да и колючая проволока – детский лепет по сравнению с природными заграждениями. Выдохся напрочь, насобирал целый гербария много килограммов и в лодку, и в карманы, и в сапоги, и даже в трусы.
 Начал сдавать «мотор». Два раза пил карвалол. В шестнадцать часов нашел на правом берегу сухую площадку, явление почти антинаучное среди болот и болотистого леса. И не то чтобы решил остановиться на ночевку, а просто двигаться дальше не было ни сил, ни желания, ни даже воли. По бессилию собственному ударил королевским ужином. Привожу рецепт:
 Сначала нужно вырастить собаку, не шавку и не террориста, а рабочего охотничьего пса. Потом влюбиться и получить отлуп от Любимой. Потом с этой собакой, этим отлупом и дурью в голове забраться туда, «где лопарь оленей не пас».
 Здесь, проклиная небо за дождь, реку – за малую ширину (или – большую ужину), деревья за то, что они валятся поперек реки, а не умирают стоя, кусты за их обилие, а себя – за бессилие, услышать торжествующий лай-вопль своего дружка шерстяного.
 Услышать именно в тот момент, когда обе руки заняты держанием веток. Отпусти их – и час работы впустую, унесет вниз. Когда сердце раскачивается от гланд до копчика. А на очках флоры три слоя. Именно сейчас он нашел добычу, и вдохновенно принялся повышать свой рейтинг.
 Эхом лая в мозгах и на нервных струнах звенело «глухарь», такой необходимый для восстановления сил. Не знаю почему, но я был уверен в своем предположении, хотя до этого момента все охотничье время тратил на объяснение помощнику, что белок мы любим не под майонезом, а живых и шустреньких. Урока хватало минут на десять.
 Спросите, что и как произошло дальше – не отвечу. Не помню. То ли река стала шире, а сил немерено, то ли неведомая шаманская энергетика перенесла бедную посудину метров на пятьдесят выше по течению, а понятие «нервное напряжение» исключила из моей биологии.
 Как машина, точными рассчитанными движениями я привязал лодку на расстоянии выстрела от березы, где сидели два громадных красавца. Не поднимая антифасад, спокойно расчехлил и собрал ружье, хладнокровно выцелил более молодого на вид и сшиб. Другой глухарь не улетел, удивленно смотрел вниз, каким это образом его собрат оказался в пасти у зверюги далеко внизу. А зверюга разрывался между обязанностями и желанием: дичь на дереве и надо лаять, но есть и добыча под лапами, которую можно сожрать. Пищи по объему псу последнюю неделю явно не хватало. Пока он метался мыслями, я поменял ему целый трофей на лапку от трофея и хорошенько попинал березу, прогоняя счастливчика.
 С мясом мудрил вечером долго. Но сказать, что ужин удался, почти ничего не сказать. Дичь изумительного вкуса таяла во рту. Так вкусно я еще никогда не ел.
Разве что Ваш борщ может сравниться с моим произведением.
 Вот что значит старательность плюс умение. Аксаков был не прав со своими дупелями. Перед сном пробовал рыбачить в этой канаве, не было ни одной поклевки. Повезло! А то куда девать еще и рыбу.
 Уже в спальнике отметил – целый день прошел без дождя. Да-а, к морозу, наверное. А график мой поломан навсегда и уходит из-под контроля. Ох-хо-хо… Засыпая, долго пристраивал уже не руки, а набитый верхом живот.

24 сентября
 Сегодня с десяти до пятнадцати прошел километра четыре, может, пять. Точнее, прополз. Устал так, что слово «б…» сказать не могу. Левым берегом речка, теперь уже ручей, подошла близко к сосновому бору. Место хорошее сухое, а впереди ад. Сидел и курил – думал.
 Надо идти дальше, график жмет, как сапоги цыгану ноги, но тогда впереди ночевка в лодке. Окрестности обозримы, километров на пять – болота, болота и болота с сосновыми буграми по периметру. Пройду максимум километр. Или по вчерашней традиции плюнуть на четвертое измерение и предаться «безделью» до темноты. Выбрал второй вариант.
 Когда зачалился (в данной ситуации понятие условное, так как борта лодки и при движении почти лежат на берегах), и попробовал перенести багаж на сто метров, то понял, как был прав. Двигаться не мог, не то что работать. Упал на ягель, лежа, махнул пятьдесят граммов спирта, заел брусникой прямо с куста и час, не меньше, лежал мимодумно.
 Придя в себя, поставил лагерь и сел описывать этот долбанный Кинемур. Сначала он шириной метров 12-15, глубиной от пол- до полутора метров, встречаются ямы и поглубже. Километров 12-13 течет по лесу, весь заваленный деревьями. Под некоторыми приходится проползать, через другие перелезать в несколько приемов, какие-то сталкивать и пускать вниз. Хлопоты эти усугубляются встречным течением.
 Лес по берегам залит водой, хотя половодье было четыре месяца назад. Берега в непосредственном контакте с водой заросли ивняком-тальником, непролазным даже для Потапа. Потом открываются болотные пространства, также залитые водой и под щетиной тех же кустов. Я таких болот не видал никогда прежде, имею в виду масштаб зарослей. Речка местами сужается до метра, но дна при этом веслом не достать. Проползешь метров сто – в глазах круги, в боку колет, задыхаясь, приходишь к решению, что двигаться дальше - затея нереальная и бессмысленная. Но тут тебе открытый плесик метров сто пятьдесят. Ну как не пройти его, вдруг это навсегда. Короче, отступать не получается. Сегодня. Про завтра думать буду завтра.
 Бугор, на котором я остановился, сложен из серого песка и кварцевых валунов. Такого количества кварца я не видел в жизни. По бугру идут тропы. Крестом. Очухался и пробежался по этим тропам с ружьишком в три стороны, на четвертом конце лагерь стоит. Так и не понял, человечьи они или оленьи. Наверное, коммунальные. Вернулся с добычей – полной шапкой брусники и голубики. Ягодный морс привнес разнообразие в меню ужина, состоявшего из глухариной грудки. Кислятина получилась изрядная, хотя сахара бухнул три суточные нормы. Ужинал под перекличку пролетающих лебединых косяков.
 Уже в сумерках два грациозных создания свалились с небес на болото рядом с лагерем. Потап оторопел, от такой бесцеремонности у него заклинилась лаятельная способность. Он стонал и носился от края болота ко мне и обратно. Я тоже озадачился. Какого лешего, почти буквально, принесло на мою больную и немытую голову шаманские души? Наверное, хотят предупредить о чем-то.
 Взошла огромная луна, подморозило, обалдевший Потап угомонился. Пора и мне.


25 сентября
Я на Верхнекинемурских озерах. На каком из них? Хороший вопрос
 За день прошел два километра, если по прямой. Видно место моей вчерашней стоянки. А по кривой! Моя канава разветвилась на добрый десяток канав. Кустов стало меньше, но появились трясинные окна.
 Я оставлял лодку со всем скарбом, ставил вертикально весла в качестве ориентира и ходил пешком. Километров 10-15 прошлепал наверняка. Потом тащил «Полину» по протокам шириной 0.3 метра, ставил на борт и тащил, по кустам, по кочкам, по трясине. Молил Бога, чтобы моя девочка выдержала. Она могла порваться от буксировки, ее могли пропороть острые сучки, от нагрузок могли разойтись швы. Называл ее ласковыми именами. Гладил и опять тащил. Если бы в эти часы меня кто-нибудь увидел, то выводы относительно моего психического здоровья были бы однозначные.
 Зрелище презанятное. Изможденный, измученный горемыка хватает ртом воздух, еле передвигает ватные ноги, рывками подтягивает лодку и причитает при этом очень выразительно. Садится на борт, курит и продолжает бормотать, а рядом даже собаки нет. Гоняет куропаток налегке. Болото и серое небо. Моими мольбами или благодаря советскому качеству, лодка, умница моя, выдержала.
 Лагерь пришлось ставить на западном берегу озера от воды далеко, очень далеко, метров за триста. На автопилоте перетащил груз и мою красавицу, весла бросил, их лохматые охламоны жевать не будут.
 Во рту сухость, в глазах круги, а тут еще и прополка. Завзятые огородники и те, уверен, не представляют, что такое пропалывать карликовую березу и багульник (багульник легче); тянешь-тянешь за плеть, корень обрывается - падаешь на спину, не поддается – на колени. Побормочешь, отдышишься и опять в агрономы. Палатку-то ставить негде. Потап поглядел, не понял, но взялся помогать, как мог.
 Лагерь получился бестолковый, костер, девятый по счету, неудобный, ужин невкусный и назад пути нет.


26 сентября
 Спал с 21.00 до 7.30. Встал совсем разбитым. Затянутые мышцы, головная боль и беспорядочный пульс напоминали о себе при малейшем движении, надсадно даже веки поднять. Вечером долго не мог заснуть. Знобило так, что кочки ходили ходуном вокруг, а с чахоточных сосен падали шишки. Лежал в сухом пуховом спальнике, на сухом коврике, в сухой палатке, при температуре –1С - -2С и стучал зубами, как одержимый, тряс конечностями и утробой.
 Вот это Кинемур! Кажется, переводится с лопарского, как палка для костра. Если выберусь, постараюсь узнать, как на их языке звучит – дубина для головы. Как вчера заснул, не помню. И можно ли назвать сном это состояние.
 Глаза все-таки открыл, и даже расстегнул спальник, и даже развел корвалол ледяным вчерашним морсом. Проглотил эту смесь, и силы кончились. Пытка с обуванием резиновых сапог произошла на грани сознания. На улице шел снег, ветра не было. Экономя каждое движение и стеная под нос песенку песчаных генералов, в позе прачки развел костер. Песня сквозь зубы – мой старый прием, рекомендую, очень помогает. После второй кружки кофе начал собираться, продолжая канючить: «Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я умирал…».
 На берегу получил очередной удар по психике. Встали загубины, образовались забереги. Страх обволакивал сознание. Наваливался отовсюду. Я даже чувствовал его запах. А может, и не его. Десять дней в бане не был – еще не то можно унюхать.
 Поборол сам себя и разбил лед на месте старта. Час работы веслами показал, что мои ламбушки и протоки к Кинемуру имеют косвенное отношение, а ночевал я прилично западнее своего маршрута. Пришлось опять бегать пешком, забираться на кривые березины. Нашел нужный ручеек и попробовал потащить свою ласточку, но метров через двадцать сдался. Ничего лучше, как начинать волок с этого места, я не придумал. Это четыре ходки по пятьсот метров.
 Зато через два часа работы я был на берегу самого большого кинемурского озера. Пересек его, не торопясь, покуривая, смакуя победу. Вертел головой как сова – на 270 градусов, впитывая покоренные пейзажи, точнее сказать, болота, которые едва не сломали меня. Не мог насытиться картиной. Болотные просторы песочного цвета с зеленой каймой сосновых бугров и полосками рябого кустарника вдоль проток странным образом перестали надоедать.
 На суше на кочках тянули шеи, провожали громадные белые птицы.
 Как-то на Алтае мне с друзьями пришлось висеть и спускаться по ледово-скальной стене четырнадцать часов кряду. «Бывали у тебя моменты и пострашнее нынешних» – думалось под мерные взмахи весел.
. На противоположном берегу нашел остатки куваксы, оленьи кости, тропу. Опять волок в Г – образное озеро. Это уже водораздел Варзуги и Поноя. Последнее озеро перегреб с пешими, короткими разведками. Упустил двух глухарей, хотя Потап так старался, и нашел две плохо заметных тропы. Для определения дальнейших планов информации маловато. Завтра придется делать дальнюю разведку. Конечно, страшно оставлять лагерь – судя по характерным следам, «мужики в шубах» здесь частые гости. Но ломиться «в тупую» с четырьмя местами, от 20 до 40 килограммов каждое – не лучшее решение.
 «Токовище» разбил на красивом и удобном месте. У подножия соснового холма. Сухо, ягель, ягодник, сушина и вода недалеко. Рядом классический скальный останец. Медный всадник со своим гром-камнем позавидовал бы. Еще рядом с ним торчит из дерна глыба – кристалл кварца, цельная пирамида два на два метра почти правильной формы. Здесь кругом кварц, песчаник красный и трясина.
 Вечерний стол ломился. Гречневая каша с тушенкой, сало, сгущенное молоко, сухари и спирт. Густовато для одного вечера, но ведь заслужил, да и съем больше – нести меньше. Перед сном поменял белье, помечтал о бане и впервые за десять дней высушил портянки, стельки и карты. Погода баловала, дождь со снегом пошел только когда я забрался в палатку.
 Засыпал под дикие вопли, куропатки которую ночь хохочут как бесы. Тьфу на них! Прорвемся.

27 сентября
 Сегодня я пил воду из Варзуги. Было так. Часа в два ночи залаял Потап. Я вылезать из палатки не стал, судя по тону, дружок гонял мелочь. Звонкое безобразие продолжалось до семи часов, до рассвета. Натянув на уши шапку, зарывшись с головой в куртку, я урвал все-таки часик-другой для сна, но не больше. Едва развиднелись макушки деревьев на фоне неба, пришлось идти разбираться с соседями-хулиганами.
 Не менее восьмисот метров пришлось идти к месту полайки. Широкий поиск у моего дурня, очень широкий. Не выспавшийся, злой, я все-таки шел по мокрому лесу. Другого способа успокоить собаку, как выстрел по птице или трепка за белку, не придумывалось. Последние сто метров шел, сдерживая дыхание, со взведенными курками. Подкрался и второй раз за поход пожалел, что не взял фотоаппарат.
 На макушке невысокой сосенки крутила ушастой головой куница. Рассвело уже достаточно, и подошел я метров на пятнадцать, так что видел не только глаза-бусинки, но и искристые шерстинки. Зверек был прекрасен, Потап – великолепен и неутомим после пяти часов непрерывного лая. Лишь я своей растерянностью и разинутым ртом на этом шоу был не к месту. Растеряешься тут. Бить эту красотку незачем, шкурка еще не зимняя, я не на промысле, да и просто жалко. Не бить – портить собаку. Он и так, бедолага, не понимает, что происходит: и лес, и ружье, и дичь – все есть уже вторую неделю, а охоты нет. Пришлось стрелять выше этого чуда. Зверек от выстрела сорвался и чуть не упал в зубы собаки. Но справился, опять взлетел на макушку сосны и пошел верхами. Пес за ним. Я же пальнул еще раз вслед и пошел варить кофе. «Ну вас, разбирайтесь сами. Два патрона – это бутылка хорошего пива, уроды.»
 Озеро, по которому плыл вчера, встало полностью. Зима идет по пятам. «Ничего, теперь только на юг»- тешил себя неумно. После завтрака огородил лагерь веревкой, навешал консервных банок, сделал из плаща чучело, убрал в палатку все, что можно убрать, и ушел с ружьем, с собакой и с тревогой. ( Забыл. Я еще безнадежно грязное белье развесил по кустам вокруг лагеря. В этих местах принято пахучим столбить свою территорию.) Сразу нашел третью тропу по карте, на мой взгляд, более оптимальную. По ней сначала на юго-запад, потом на юг.
 Перешел четыре болота, местами очень топких, но опасные участки были загачены палками, ветками. Внес и я свою толику. Оказалось, до Варзуги чуть меньше часа хода. То есть, для меня это 6 – 7 часов пота и стонов. Ладно, когда-нибудь, сидя в кресле, приятно вспомнить будет…
 По возвращении обнаружил хозяйство в сохранности. Крепок видать я «духом», что даже звери мое исподнее стороной обходят. Остаток дня провел в суете и сборах. Под занавес все-таки дождался знаменательного события. Потап, вернувшийся утром с потухшими глазами, к вечеру прозрел и начал лопать пойманных им мышей, а не просто играть и мучить их, как раньше. То-то, аристократ хренов.
 Вечером дров не жалел. Долго сидел у костра, смаковал чай с брусникой под сигаретку. Снега не было, лед на озере разломало ветром. Чуть потеплело. И снаружи и на душе. Если бы на пять минут увидеть своих деточек, обнять, понюхать, обмусолить… А потом горы свернуть.
 С Вами проще и сложнее. Вы были фантомом. Я смирился с нереальностью нашего общения. Хватало Ваших фотографий, развешенных по всей квартире. Просыпаясь, я видел Вас и желал Вам доброго утра. Вы наблюдали за мной, когда я хозяйничал на кухне, уходя, целовал Вас в лоб в коридоре. Я примерял свои поступки к Вашему взгляду (мировоззрению, отношению). Я дарил Вам цветы и отмечал Ваши праздники. Я помню до мгновения наши прогулки за грибами, походы к Вашим друзьям, затянувшиеся вечера на кухне. Я помню Ваши нежные податливые губы, нежные руки, круглые коленки.
 И совсем не помню: «Вы опять без звонка» или «Чаю хотите?»… Ага, со льдом за шиворот. Забыл о морозных ожиданиях. Даже посылки с тапками и зубной щеткой не было, не было, не было.
 Я – стрелянный воробей, понимаю, что смешон и нелеп со своими страстями сердечными и охами, смешон, обожествляющий свою единственную. Смешон и нелеп в глазах трезвых, практичных, целеустремленных. Но по барабану мне их взгляды. Это раз. Жизнь – это не год и не два. «Не отрекаются, любя, ведь жизнь кончается не завтра…» Хорошо поют, не помню кто. Это, во-вторых. А в-третьих, жизнь интересная штука. Ведь появилась записка на моих дверях и письмо Ваше.


28 сентября
 Прошедшую ночь почти не спал. Горели уши, грызла невесть откуда взявшаяся тревога за мать. Хилый из меня отшельник получается.
 Заснул в десять вечера, как всегда в разговорах с Вами.
 А в час уже лупал глазами, курил, ворочался, считай, до пяти утра, лезла в голову всякая блажь непрошеная. Зато было время отметить случившиеся положительные факты. Перестали болеть руки. Когда произошло исцеление, не заметил, думаю, дня три назад. Пропал конъюктивит на глазах, и исчезла потливость, не сырел даже, когда упирался. Занятно. Даже ногти перестали расти. Я и раньше считал все болячки физические и духовные производными от сытости и неподвижности. Напруга лечит. Отрадно отметить свою мудрость. И скромность тоже. Но что делается дома? Откуда эти мрачные предчувствия? Не найдя толкового обоснования своему смятению, свалил все на бесовские козни. Помолился, как мог, за здоровье и благополучие родных и задремал под утро.
 На рассвете вылез из палатки и аж умилился до слез от увиденного. На брусничной поляне, опустив хвост и медленно переступая лапами, пасется радость моя шерстяная, «чисто твоя коза». Ягодки замороженные пощипывает с укоризной. Согласен, виноват, дичи вокруг много, да времени мало. Ничего, пусть его. Витамины и ему не помешают. Да и, кроме витаминов, ему, собаке, пришлось скормить запасов дней на пять. Половина продуктов съедена, а круп и того больше, а впереди не менее двадцати дней пути.
 С 10.00 до 16.00 сумел заброситься на Варзугу. Сделал три рейса. С промежуточной базой. Не решился надолго оставить вещи «без глаза» Нес в руках, на спине, на животе.
 Во время перехода первого соснового бугра Потап, находившийся в ста пятидесяти метрах справа, вдруг взвился стрелой и через 2-3 секунды с включенной сиреной воткнулся ко мне под ноги, под молодые елочки. Раздался грохот. Мощные перья сбили с меня очки, и глухарище-мошник взвился над лесом, оставив хвостовые перья в зубах моего героя. Мне же пришлось сесть и благодарить ситуацию за ее мгновенность, иначе не избежал бы конфуза. Дружок глянул на меня уже с непроходящей укоризной и потрусил дальше, деловой такой. «Ну и что из того, что ружье в руках, за спиной-то килограммов сорок, носом землю пашешь, попробуй-ка, стрельни»- оправдывался я перед опустевшей уже тропой.
 У последнего рюкзака на последних пяти метрах оторвалась лямка. «Завтра зашью»- отметил я, а сейчас заслуженный перекур.
 А на реке! Война! На быстрине семь огромных лебедей защищают своего птенца от Потапа. Птенец с них размером, но в сером пуху и не на крыле. Странно, зима-то уже «дверь открыла», наверное, обречен. Но бить не стал, природа рассудит. Вся баталия происходила на плаву и неслась по течению мимо меня метрах в шести. Скулеж, кликанье, фейерверк крыльев и брызг стремительно удалялся и скрылся за поворотом. Бросился за ними. Бегу. Ору. Лебедь – не глухарь, по Аксакову, ударом крыла может убить собаку. А тут еще и река мощная. Не догнал. Сидел, курил, психовал. Не докурил, как появился мой Нахимов. По кислой морде было видно, что ничья в водном сражении не входила в его планы. Поставив лагерь, сделал несколько попыток со спиннингом. Бесполезно. Двадцать минут для удачи маловато. Начало темнеть.
 Вечером задул северо-западный, метров пятнадцать в секунду. Хорошо задул. Аж котелок над костром висел под углом. И это в лесу. Берега Варзуги высотой два-два с половиной метра. Урема глухая. Огромные ели, старые березы, кусты ивняка, рябинки, шиповника. Урожай последнего неплох. Но я его не люблю. Нашел хорошую чагу. И вот сижу, пишу, чагую.


29 сентября, 22.00
 Спал сладко и нагребся всласть. Теоретики грузят, мол, наше состояние духа от нас же и зависит. Ну-ну. С утра потеплело градуса на 3-4 , и дух мой воспрял, а я, носитель оного, зачирикал.
 Предлагаю считать хорошую песню «У природы нет плохой погоды…» хорошей, но несерьезной и признать, что дух прямо пропорционально привязан к метеоусловиям.
 За день отмахал километров двадцать. Постоянно гнали лебедей с птенцами, многие птенцы не на крыле. Даже Божьи твари не готовы к столь ранней зиме. Странно, неестественно, но неотвратимо.
 Прошел два порога, коряво прошел. А то! Старые навыки надо периодически восстанавливать и не верить пословицам про пьющих. Впереди крутые препятствия, надо стараться. На старте забыл кружку. Положил рядом с лодкой, чтобы забрать в последний момент и держать под рукой. Приходится часто вычерпывать воду из лодки. Грузился и твердил: «Не забыть бы, не забыть». Кружку эту три года назад нашел на терском берегу на болоте около села Кузомень. Жаль, что кружки не умеют рассказывать. Интересная у нее судьба. Ведь наверняка ее опять кто-нибудь найдет.
 Варзуга - речка красивая и скромная, шириной от двадцати до шестидесяти метров, дно каменистое, берега невысокие – леса, болота. Шел осторожно. Не хотелось бы прозевать «штаны». Этот участок, где Варзуга течет недалеко от реки Стрельны и параллельно ей, место моего очередного волока. Пройду поворот, носом в карту, в компас, кручу головой, привязываюсь. Вроде получилось. К вечеру на левом берегу встретилась характерная сопка. Их много было по пути: сопок, бугров, холмов. Во второй половине дня примеривался к каждой. Но эта по многим признакам должна быть искомой. Смущает одно обстоятельство. Перед сопкой, тоже слева, большая загубина, а на карте ее нет. За долгий путь я уже привык к постоянным сомнениям и поэтому долго не маялся. Нужна пешая разведка.
 Зашел в загубину. Зачалился с трудом, не сразу - берега заросли непролазными кустами. Побегал, нашел тропу, идущую на восток, зарубки, разваленную полусгнившую тупу. Нашел малюсенький вагончик на нартах, ухоженный, с печкой и оленьими шкурами. Но главное, нашел ламбушку под склоном – признак того, что все сходится и на карте, и в голове, и под ногами. Из последних сил подсушил и собрал лодку, сварил бич-суп на печке, поужинал и заснул сразу, едва завалившись на нары. В тепле и спокойствии.

30 сентября. 21.00
 Утром проснулся от холода. Легкий фанерный вагончик выстыл напрочь. Предполагаю, что мороз ниже десяти градусов. Загубина, где вчера чалился, встала полностью. У берега по льду можно ходить. Ни фига себе, шуточки. Но почему так рано? В том году плесы встали 7 октября. С сожалением покинул уютное жилище. В благодарность оставил на столе две пачки «Примы» и запасной полиэтиленовый тент.
 В три ходки, в тупую, без разведки доскакал до Стрельны. Накачал лодку, разбил лед у берега и с понятным воодушевлением встретился с пятой за две недели рекой.
 Греб три с половиной часа, прошел километров пятнадцать. Сначала речка капризничала, то и дело подсовывала мне перекаты, шиверы, отмели, шкуродерничала километра три. Потом сузилась до шести-восьми метров, углубилась и прибавила скорость до трех километров в час. Но зато начала петлять, и через каждые 100-200 метров была завалена деревьями. Приходилось и обносить, и подползать, и переползать, уворачиваться от сучков, танцевать вальс вокруг корневищ. Утомительно. Раздражительно. Но все-равно хорошая речка. Вода плотная, из-за течения каждый гребок ощутим. На свободных участках «Полина» так и летела вперед.
 Мне бы еще пару суток осени. А там я буду на Слюдянке. Пойдут пороги. Будет легче и сложнее.
 Берега в этих местах высокие, метра три-четыре, заросшие толстыми березами и кустами. Гроздья красной смородины висели прямо над водой и просились в рот. Ловко подгребая, я уступал соблазну, не вставая даже.
 Уже в конце дневного перехода встретили лося, грустного какого-то. Свесив губу, смотрел на нас печально сверху, провожал. Я извелся, время гона, страшновато. А Потап рвался в бой, с трудом удержал своего провокатора.
 Лагерь поставил под единственной на ближайшие пять километров берега вековой елью среди высоченной, почти с мой рост, травы. К ночи опять морозит. Чтобы писать эти строчки, обогреваю палатку свечами, но толку мало. Интересно, среди эскимосов есть графоманы?

1 октября. 18.30
 Махал веслами с 10.30 до 17.30. На берегах березняк и трава сменились еловыми борами и ягодниками. Где нахожусь, понятия не имею.
 Река расширилась до 30 метров, петлять стала меньше, правильнее сказать, повороты больше радиусом стали. Моя скорость - около 5 километров в час. Выходит, за спиной сегодня 35 километров, и я где-то рядом со Слюдянкой. Но на двухкилометровке миандры почти не указаны. А накрутился я ого-го! Обидно заночевать в часе ходьбы от брошенного поселка геологов.
 Но как бы то ни было, лагерь я уже поставил и варю свой обычный суп. Представьте, опять супчик из пакетика. Потап совсем поскучнел, а мне стыдно в глаза собачьи смотреть. Извел по дороге пять зарядов по уткам и один по глухарю. Пропуделял впустую. На верный выстрел подпустили только лебеди и лось. Но их бить не стал.
 Сегодняшний день замечателен двумя событиями. Первое. Я подбирался к уткам, которые бултыхались впереди по течению. Вдруг с небес нас оглушил нарастающий вибрирующий гул. Описать его трудно. Что-то среднее между пикирующим истребителем и горловым пением тувинского великана. Я даже растерялся. Ошалевший Потап поджал хвост и забился между рюкзаками.
 С неба моим конкурентом в борьбе за пропитание атаковал цель ястреб. Утки увернулись от него, заполошные, орущие, и бросились ко мне. Сдуру стреляю, не целясь, и солидарно мимо. «Крякнутые перья» начинают вопить еще громче и забиваются в кусты. Редкостное везенье. Не у нас, грешных.
 Второе событие не менее поучительно. Как я уже говорил, стрелял я нынче много и бестолково. Лодку крутит, цели возникают неожиданно, а в руках весла, Потап тоже участвует в охоте и, естественно, мешает, постоянно подставляя свои уши на траекторию выстрела. В сердцах и огорченный, настучал по этим ушам. Понимаю, скучно лежать на дне лодки, когда вокруг кипит жизнь, для которой ты рожден. Но для его же блага настучал.
 И что Вы думаете, обиделся напрочь, надулся, с час не реагировал даже движением уха на мои извинения. Лежал жалким комочком и сопел. Может, лежал и плакал, я не знаю.
 Знакомая ситуация, не правда ли. Вспомнились сразу же Ваши упреки. Вот так-то.
19.30 того же вечера
 После ужина-обеда решил в очередной раз попытать рыбацкого счастья. Отошел от лагеря метров на тридцать, разбил заберег, только за спиннинг взялся, вдруг рявкнет метрах в ста за бугром, за деревьями. Длинно, утробно. Про рыбалку забылось в момент. Двухметровыми скачками понесся к костру. Прибежал, попросил Потапа разобраться. Но тот, обиженно, не видел и не слышал. Игнорировал не только мое, но и звериное присутствие, и даже стук ложки по стенкам котелка. Это уже серьезно.
 «Ладно-ладно» – поворчал я, взял ружье, пошел обратно. Только замахнулся спиннингом, в кустах опять еще сильнее заурчало. Ну ее к терапевту, эту рыбалку. Еще лодку порвут, уроды. Да и темнеет уже. Пошел спать.
Крепчал мороз, и на небе зажглись сполохи.
Может, Вы сейчас тоже любуетесь ими. Спи, размечтался.

2 октября. 20.30
Я на Слюдянке.
 Слюдянка – это небольшая речушка, правый приток Стрельны. Знаменательно это место брошенным поселком геологов. Раньше здесь было все: жилые дома, дизельная электростанция, буровые, глинстанция, склады, баня и прочее-прочее, необходимое для не просто жизни в этой глуши, но и для выполнения сложных буровых и других геологоразведочных производств.
 Нашел его уже в темноте. Чудом - не чудом, но можно было и промахнуться.
 После левого приличного притока реки Березовой, я попал в ледяные поля. Прошел их с предостороженностями и опаской, гребу, ожидаю встречи с порогами. Их должно быть два по карте. Прошел один, через два километра должен быть другой, а дальше через три километра - Слюдянка. Пахал час, пахал другой. Пока до меня наконец-то дошло, что фиг с ним, с порогом, пора бы уже быть и долгожданному пристанищу.
 Подошел вплотную к правому берегу, крадусь, всматриваюсь – темнеет. Ага, вроде аэродром. Зачалился, взял ружье, пошел в разведку. Сразу за береговым валом раскинулось большое ровное поле, заросшее светло-зеленой травкой. Потап и тот сообразил, что зеленые зимой только елки-сосенки и остался по своим собачьим делам. Я же в поисках строений поперся по ровному и на пятом или шестом шаге ухнул махом по пояс. Ухнул бы и глубже, но инстинктивно выкинул на вытянутых руках ружье и повис на тонком подобии дерна. Раскачиваясь с боку на бок, кое-как вылез, дополз до лодки и только на береговых камнях встал с «карачек». Закурил и задался интересной мыслью: «Шапку бы засосало вместе со мной, или она памятником бы осталась?» Лодку-то льдом бы утащило.
Метров через 400 нашел долгожданную Слюдянку.
Трепетнее ждал только Вас длинными психованными вечерами.
 Даже в темноте место мне понравилось. В жилом виде (без разведки, в свете фонарика) только здание управления. Стоит на сосновом пригорке рубленый добротный 6-ти комнатный дом с ладным крыльцом. От дома в разные стороны разбегаются лучами аллеи. К реке, к другим домам, к объектам. По сторонам аллеек-дорожек березки стройные. На противоположном берегу стрельны - песчаный обрыв.
 Эх, пожить бы на этом курорте с Вами, с нашими детьми. Грибов, рыбы, дичи, ягод здесь …, много. Но главное, вобрать в душу, в сердце, в сдавленные суетой мозги просторы вечные, необъятность мира.
«Мечтай-мечтай, Кампанелла, а завтра драпать тебе дальше без оглядки» - скрипел задохлик внутри.
 Судя по обледеневшим лодке и веслам, целый день держалась минусовая температура, и шел снег зарядами.
 Река после Березовой расширилась до 100 метров, течение, соответственно, замедлилось, и кроме заберегов появились ледяные поля. Может, с вертолета они кажутся красивыми в лучах заката, но для нас, для меня с «Полиной» и Потапом – это горизонтальная гильотина. Предполагаю, что плесы не встали только из-за ветра.
 Ситуация с продуктами тоже не радует, а точнее, их в обрез. Впереди больше ста пятидесяти километров по реке и более ста по морю. Осталось же 0,9 кг риса, 4 банки тушенки, килограмма два сухарей и мелочь. Хуже Потапу, он не понимает, почему мы голодаем, когда вокруг столько дичи. Но бить с ходу не получается, днем опять извел три заряда в «молоко». А для хорошей продуктивной дневки именно «той недели» и не хватает. Так что прав задохлик, завтра надо идти. Но сил нет ни капельки, даже не смог разжечь печку или костер. Подтащил лодку к «офису» и рухнул на нары без горячего.
3 октября, 18 часов
 Третью ночь подряд снились Вы. Сценарии разные, нерадостные, реалистичные. Но спалось, а точнее, не спалось, увы, не из-за Вас.
 Сегодня ночью давил мороз. Не шутя давил. Утром с замиранием сердца побежал к реке. Река встала! Волосы под шапкой тоже. Я даже теоретически не допускал подобного. Нет, допускать-то допускал, но как любой смертный был уверен, что беда настигнет кого угодно, только не меня, особенного. Пришла пора «избранничку» хоть самому себе сказать честно: была игра в орлянку, была самонадеянная надежда на выигрыш. Но лед даже на течении. Забыв про утренние процедуры, побежал берегом вниз. Глухо. Открыт только порог, ниже опять лед, толщиной 1,5 см. Запыхался, отдышался и решил по сложившейся практике продолжить разведку, а потом уже принимать решение.
 Трехчасовой поход показал, что выходить к морю пешком – затея почти нереальная. По прямой это 80 км, но по прямой здесь не ходят. Троп или нет, или они под снегом. Идти нужно по реке, т.е. не 80, а 180 км.
 Ламбушки и загубины встали, но человека не держат. Приходится обходить. Через заросли ивняка продираться себе дороже, тоже надо в обход. За эти 3 часа я удалился километра на 4 от своей базы налегке. Так-то. А ведь встретятся еще правые притоки: реки и ручьи. Сколько сил и времени займет устройство переправ, нельзя представить. «Полину» пришлось бы бросать, нет, не хочу. Сидел, отдыхал, смотрел на зимнюю тоску, курилось в кайф, с жадностью.
 Вариант второй: повесить, как можно выше, заветный красный шарф и ждать спасателей. Контрольный срок я им назначил на 1 ноября. Это более оптимистичный вариант: патронов, соли, муки, чая хватит. Сахар, крупы – уже излишество. Можно заняться заготовкой пушнины. Но… Но… позорище-то какое! Нелепица. Скучища.
 Вернувшись в Слюдянку, пошел третьим путем. То есть не стал принимать никакого решения. Нажарил и наелся оладьев. Выпил кофе. Затопил баню, которую нашел на обратном пути метрах в 300 от управления. Она замечательная, срубленная с любовью над крохотным, но глубоким озерком. Приколотил отставшие доски, прибрался, наносил воды, запарил можжевеловый веник. Натаскал, нарубил, наколол дров себе и в запас следующим бедолагам. И еще молился. Достал иконку и молился. Молитвы мне дала в дорогу матушка, и сам импровизировал старательно. Молился неумело и истово.
Пришло успокоение. Баня истопилась. Иду париться.


3 октября, 24 час
 С легким паром, бродяга. Напарился, намылся на славу. Постирал (простите) исподнее. Топил баню часов 6, а парился, чуть ли не сидя на каменке, поддавал парку прямо под себя. Большая она, да и старовата, все щели не законопатить. Но все равно здорово. С «ух-ты» и «ах-ты», с веником, с прорубью и тройной мочалкой. Потом вытерся, обсох. Залепил пластырем все приобретенные ссадины, намазался детским кремом. Не бродяга – конфетка. Причесался, хотя причесывать почти нечего. Перед отъездом подстригся наголо. Неудобно в полях с косичкой во-первых, во-вторых не объяснять же всему городу, что оброс я в знак протеста против примитива на вашей голове.
 После баньки, уже ночью, разогрел рис с куропаткой, что взял в разведке, и приговорил этот плов–не плов под резервный спирт. Большего комфорта за последние 16 суток я не испытывал. Не так. В жизни не испытывал.
 Чистота тела, тяжесть в желудке, туман в голове, тепло вокруг вернули уверенность. Выживу, куда денусь.
И обязательно хоть один раз взгляну в Ваши ледяные глаза.
 Спальник перенес в баню, она высохла. «Полину» запихал в управление. Боязно оставлять на улице, вчера не дотащил метров 20 до крыльца, так лосиха с теленком пришла под утро изучать плавсредство. Хорошо, что прохлаждающийся на воздухе Потап их шуганул. За вечерней сигаретой вдруг вспомнился факт, в суете как-то пропущенный. Снег-то к сапогам начал прилипать!
Спать, и завейся горе веревочкой.

4 октября, 23 часа.
 Поздненько я взял обычай успокаиваться. Нынче затянул с ужином, но стоило того. Помните рассказ Дж. Лондона «Кусок мяса»? Мы с Потапом постигали суть этого произведения почти до полуночи.
 Но сначала о главном. Среди ночи, когда я уже спал сном мученика, снискавшего милость, началась буря. Приветствовал ее сквозь сон, она мое спасение. Пусть валит снег, воет ветер, гнутся и валятся деревья. Хоть дня три, а там и пешком можно.
 Проснулся и, как должное, отметил, лед разорвало и гнало по реке. В полдень тронулись мы. Без передыху, курил, не выпуская весел из рук, проработал до 18 часов. Прошел два порога с адреналином и конфузом. На втором пороге на выходе взгромоздились на каменюку. Едва не перевернулись. Еще бы, целый день пурга, света белого не видно, очки залеплены снегом, а в пороге не до чистки оптики. Лихачил, считай, на ощупь. Чуток не долихачился. Третий порог, отмеченный на карте, так и не нашел.
 Теперь опять о «Куске мяса». Я не профессиональный егерь, но с ружьем походил прилично и помню немало забавных и курьезных случаев на охоте. Сегодняшний пополнил эту коллекцию.
 По берегам Стрельны все больше и больше появляется боров сосновых, еловых, смешанных. Сами берега - это небольшие, метра 2-2,5 обрывчики, заросшие брусничником. Левый берег солнечный, на нем почти нет снега, а ягод много. Много и желающих полакомиться напоследок перед зимой. Сужу по поведению своего охотничка. Он беспокойно вертелся в лодке целый день. Чтобы избежать неожиданных выходок с его стороны, в критические минуты прибегал к испытанному и бесцеремонному приему: сапожищем на хвост. А сам хватал ружье и пытался высмотреть объект его беспокойства. Безуспешно, конечно, где мне тягаться со своим ушастым, нюхастым, глазастым дружком. Вечером, когда я уже высматривал место для ночлега, Потап в очередной раз насторожился.
 Поднимаю глаза, батюшки, два красавца глухаря пасутся метрах в 50 от меня. Выбрал неудачника, выстрелил, птица осталась лежать на берегу. Подгреб к месту и пока несколько секунд раздумывал, где чалиться, как вылезать, трофей вдруг затрепыхался, покатился по склончику, упал в лодку и затих. Посмотрели друг на друга человек и собака и подумали, наверняка, об одном и том же: ведь не поверят друзья в городе, что есть еще на свете места, где глухари сами прямо в лодку падают!
 Лагерь поставил в лесу, в затишке, среди вековых елей и берез. Уютно, сытно, тепло.

5 октября 21 час
 Боже! Как болят пальцы ног. Физическая нагрузка избавила меня от всех предыдущих болячек, забыл про руки, сердце, желудок и прочее. Но приобрел новую. Бесконечный резиновое окружение доканает мои ноги. Ссаднят пальцы, не переставая, уже третий день. Денек бы походить в тапочках или босиком. Утро, обычно любимое мной время суток, теперь угнетает обязательной пыткой обувания. По зимнему лесу в сандалиях не походишь. Матерюсь сквозь слезы и зубовный скрежет и натягиваю орудие пытки.
 Сегодня вышел на воду в 10.30, зачалился в 17.30. За кормой – 5-7 порогов-перекатов. Со счету сбился. Для моей красавицы – это брызги, даже при данном бестолковом капитане. Но впереди, как и позади, есть крутые засады. Только не это меня тревожит. Иду с приличной скоростью. Течение плюс северный спасительный ветер (тащит лодку, ломает лед, несет тепло с Атлантики) плюс мои гребные потуги дают в сумме, как минимум, километров 5 в час. Значит, за 7 часов я должен был пройти 35 км. Но по карте не больше 20. Стрельнинские версты зело мудрены.
Опишу свой распорядок дня, не интересно – не читайте.
 Подъем в 7.40-8.40. Но просыпаюсь на час раньше. Тянусь, размаиваюсь, морально созреваю к процессу обувания. Потом развожу костер и в награду за страдания сербаю чашку обжигающего крепкого кофе. Нет, вначале смотрю на реку и чешу, извиняюсь, «репу». Вот теперь костер и водные процедуры, чистка зубов (Бр-р-р-р!!!). Не торопясь, управляюсь с завтраком, обычно, это эрзац-пакеты для быстроты, не любитель есть по утрам, затем вторая чашечка кофе. В раскачку собираюсь, пакуюсь, разбиваю лед на месте старта, спускаю на воду «Полину», гружусь.
 Когда все готово, примерно, в 10-11 часов, балуюсь третьей чашечкой кофе и, задымив первой сигаретой, отталкиваюсь от берега. Нравятся мне эти мгновения почему-то. Потапа обязательно с собой, от греха подальше.
 Машу веслами часов 6-7, хотя нормальной гребли часов 5 получается, на большее сил не хватает.
 Вот и наступило время ставить лагерь. Главное в этой процедуре – выбрать место. До сих пор, не считая двух-трех ночевок, мне это удавалось.
 В этом деле я дока. А требований для комфортного жилья много. Во-первых, должна быть ровная площадка и сухая, относительно, конечно, ведь в этом походе снег и дождь мои друзья. Место должно быть теплым, заветренным, т.е. лесным (комаров давно нет, обдувать некого), дровяным и недалеко от реки. Скарб свой без надзора не оставляю ни на миг. Есть еще одно условие, которое я непременно соблюдаю, иногда под насмешки и ворчание соучастников действа. Место должно быть красивым.
 Потом заготавливаю дрова впрок на вечер и на утро и колдую над ужином. Если продукты магазинные, справляюсь с готовкой за полчаса. На дичь приходится тратить часа два. Пока готовится ужин, ставлю тент, палатку и обустраиваюсь в ней. Перед ужином стопка спирта, после - длинный чай перед завораживающими огненными языками в темноте.
 Подогретый изнутри и снаружи, забираюсь в свою берлогу и пишу эту скучнятину. Вечерняя сигарета и долгие-долгие попытки заснуть. Не знаю почему, но с первого дня засыпаю плохо. И мерзну алогично. Сплю тревожно, ночью просыпаюсь и лежу час-два, забываясь под утро. Сны снятся еженочно. Вчера Машутка приснилась, доченька моя ненаглядная, хорошая такая.
 И сегодня приснится что-нибудь, хотелось бы приятное про Вас, про детей.
 Покойной ночи, мои дорогие.
 Господи, не меняй ветер.

6 октября
 Вышли по расписанию в 11.00 и преодолели, надеюсь, километров 20, в пять вечера зачалился. Предположительно, реку Черную, правый приток, я прошел, во всяком случае, она где-то рядом. Идя по Стрельне, позволил себе расслабиться. На предыдущих реках была жесткая необходимость привязывать свое местонахождение на карте хотя бы ежечастно.
 Не так на этой реке, здесь все просто, катись себе вниз, чертыхаясь и обессиливая против ветра, покуривая и любуясь – по ветру и течению. Цель – устье – неизбежна, как… Неважно. Конечно, хотелось не прозевать два-три места, запланированные для осмотра, но не велика беда - проскочить мимо. Так что очень может быть, что вожделенная Черная где-то рядом, и завтра, Бог даст, буду на реке Белой, тоже правом притоке. Там должен быть дом, построенный моими друзьями лет 10 назад, когда иллюзии о развитии туристического бизнеса еще питали энтузиазмом наши творчества, грандиозные проекты бередили головы.
 Страничка нашей жизни. Что-то в этой книге слева стопка страниц все толще, а справа…. Да лодно.
 Стрельна – шириной от 30 до 40 метров. На плесах много отмелей, приносящих досадные хлопоты. Занудство, а не романтика. «Полину» приходилось буксировать, выворачивая ноги на подводных камнях. После обеда, точнее после 14 часов (обед-то у меня вечером), пошли сплошные пороги. Стало веселее и сложнее, и удовлетворительнее. Теперь удачнее получается управлять лодкой по планируемому маршруту. Воду уже читаю точно и мгновенно. Берега местами высоченные, идешь, как в каньоне, а наверху леса-леса радуют глаз. Болот наелся.
 На ночлег встал на левом берегу, место неказистое. Раскинул палатку, развел костер, и все преобразилось «до наоборот». Умею таки хоть что-то.
 Весь день били снежные заряды и попутный северный ветер. К вечеру стихло и будто морозит. Опять нервотрепка.
 Денек был не из самых скучных. С утра добыл утку с трех зарядов (бывало и хуже) и греб себе, никому не мешая. Потап спал. Вдруг забеспокоился, навострил уши, поднял голову, нос туда-сюда. Я по регламенту наступил на собачий хвост, положил весла, взял ружье и тоже очками - туда-сюда.
 По крутому склону правого берега к нам шел медведь. Огромный мешок с салом, покрытый великолепным ухоженным мехом, волосок к волоску, коричнево- бурый, с бежевой манишкой. Ничего умнее, как заорать: «Пошел вон, придурок!» - я не придумал.
 «Трофей», конечно, великолепный, но, во-первых, это пока явное браконьерство, во-вторых, не то что мясо, шкуру не дотащить при всей жадности, в-третьих, в битве могла пострадать лодка, река-то ему меньше, чем по колено.
 Фамильярность чужака не понравилась Хозяину, и его движение стало уверенно-целенаправленным. «Вот, урод…» - уже шепотом пробормотал я и выстрелил в воздух. Намерения урода выяснить отношения стали еще конкретнее, и он пошел на нас махами.
 От долгого неприменения пластиковые гильзы патронов стали овальными и не хотели вставляться в патронник, руки тряслись.
 «Трофею» оставалось метров тридцать до нас, он несся по воде, вздымая фонтаны брызг. Наконец-то я зарядил ружье и снял предохранитель. Но лодка крутится и чтобы стрелять, нужно выйти из нее, но тогда ее унесет. Никогда еще я не решал столько проблем за доли секунды.
 Как только я перекинул ногу за борт, Потап освободился и с воплем «ура» сиганул в реку навстречу причесанной громадине. Герой лаял, захлебывался, плыл поперек течения с наивной уверенностью утолить свой трехнедельный голод.
 Медвежье сердце дрогнуло. Странная штука, мирно плывшая по реке, вдруг агрессивно разтроилась. Теперь его могли застрелить, утопить, загрызть. Он тряхнул башкой, перевалился плечами слева направо и обратно и бросился наутек. Потап за ним. Я схватил буксировочный линь и туда же. Бросив лодку на берегу, ломанулся на удаляющийся лай. По опыту знаю, угонный медведь может сделать петлю и лечь в засаде у своего следа. Жалко собаку. Запыхался сразу, бежать-то в гору. С нехваткой воздуха пришли здравые мысли, лодка-то брошена. Остановился, минут десять орал, звал свою псину. Но лай все удалялся и, наконец, затих. Расстроенный, злой на себя, на «уродов», на Стрельну, вернулся к берегу.
 Река на месте, лодка на месте, сел на борт, курю, перебираю в голове все варианты исхода. На третьей сигарете послышались шаги, один из уродов, свой который, вернулся.
 Войнушка закончилась, никто никого не съел, в плен не взял, и, слава Богу. Поплыли дальше.
 На ужин была жареная в луке утка, ничем не хуже медвежатины. Палатку поставил на лапничек, сверху полиуретановый коврик, на него пуховый спальник - лето! Зачем мне эта вонючая шкура?
 Ноги болят так, что пробовал разуваться в лодке, пусть лучше мерзнут, но босиком лодку по мелям не потащишь.

7 октября, 21 час
 Побывал я сегодня на реке Белой, на бывшей турбазе бывшей турфирмы.
 Лучше бы я не нашел ее! Видно, что в ней живут периодически или стрельнинские, или чапомские. Красивый дом в красивом месте, дач в дачных местах таких красивых не встретишь. Правильные пропорции, балкон на втором этаже, резьбой по дереву украшен, перила, балясины, наличники. Тропинки выложены плоскими камнями, деревянная лестница от реки на холм с доброй сотней ступенек. Я и раньше не сомневался, что у моих друзей руки куда надо приставлены, но хороший вкус и художественное видение меня приятно удивили. Жить бы тут, работать в удовольствие, принимать гостей-туристов со всего мира. Но в России поощряется «купи-продай», да еще гадить и разрушать безнаказанно, а строить-творить – как можно!
 Дом остался без хозяина в глухой тайге и пользуются им теперь, как шлюхой-«пожарницей». Лес вокруг покорежен, частично вырублен. Понастроено вокруг сараюх-развалюх, забитых мусором: строительным, лесным, техническим, бытовым. Объедки, битые бутылки, куски брезента, жести и т.д. – за сапоги страшно, глазам мерзко.
 Открыл дверь, зашел в дом. В доме - ужас! Уютная обстановка, дорогая посуда, хорошая мебель и – вонь невыносимая. Загажены кровати, диваны, столы, тумбочки, шкафы. Все забито грязной посудой, гниющим постельным бельем, старой одеждой, обувью, рыбными остовами. Смрад навел на мысль, что сторож, пропавший в этих местах два года назад, кажется, нашелся. Сдерживая рвотные позывы, осмотрел дом. Нет, покойника не нашел.
 Бежать. Бежать немедленно. Хотелось хотя бы сутки побалдеть не под дождем и снегом, а с крышей над головой – не надо.
 Река. Прыгнул в лодку и греб без отдыха километров пять, прошел пару порогов. Остановился уже впотьмах. В дремучем лесу. Надо мною шатер из высоченных елей, в воздухе тонкий приятный запах увядшего папоротника, памятный еще по детству в Белой церкви на Украине. Немного успокоился.
 Река мне перестала нравиться. На всем ее протяжении был только один приличный порог. Все остальное – шиверы, отмели, опять шиверы и так без конца весь дневной переход. Мечешься от берега к берегу в поисках прохода, плюнешь за борт и буксируешь от 10 до 500 метров со скрежетом и скрипом по дну. Надоело не столько буксировать, сколько скакать из лодки да в лодку. Еще пару таких дней и от судна одни уключины останутся.
 Пошел спать. «Тихо по веткам шуршит снегопад». Неделю шуршит, но на земле тает. А ветки, еловые лапы здесь до 5 метров длиной, подобное встречал только на Алтае.


8 октября, 21.00
 Я покончил со Стрельной, я ее возненавидел. Начиная от реки Черной, это сплошные бесконечные шкуродеры. Сегодня вышел на воду в 10.40, и началось: камни, камушки, галька, древа, песок. Солнце в глаза.
 Снег очки залеплял - неладно было. Нынче солнце – опять беда. Не угодить нашему брату-капитану. Ветер южный, встречный.
 К двум часам дня, когда я выдохся напрочь, подошли к порогу «Воин», название привожу из описаний, на карте он без имени. Вида страшного, рев воды слышен за километр, наверное. Подкрался потихоньку, как можно ближе, вылез на берег, пошел на разведку. Правильнее о нем сказать, вида грозного, но красивого. Скалы сжимают реку до 8 метров. Большой уклон придает потоку бешеную скорость. На выходе поток прижимается к левому утесу, еще несколько метров и черная яма. Для прохождения сам порог не сложен, вовремя уйти от прижима и всех делов, но вход в него проблемный. В широком месте уклон уже работает, а воды мало, но зато много крупных камней, торчащих в шахматном порядке.
 Берегом перенес ружье, матроса отправил пешком и вперед. Чтобы было не так страшно, орал, что есть мочи: «Оп-па! Оп-па-па!» При прохождении серьезных препятствий голова только орет, руки сами знают, что делать. Потап посмотрел с берега на наши выкрутасы и решил на всякий случай отойти подальше. Полученного адреналина мне хватило километра на два нормальной работы, потом я опять начал сдавать.
 Следующий плес прошел на зубах. Если весла бросить, лодку ветром гонит вспядь против течения. Грести же нет больше сил, ни капельки. Началась истерика. Первый раз за три недели. Выскочил на первый попавшийся камень среди воды, дико орал, плясал, пинал и ругал реку, высказал все, что накопилось. Как она не пересохла?!. Все это проходило, как выяснилось вскоре, всего в километре от завершения речной «опупеи» (назвать бы Одиссеей, но с Пенелопами туговато…)
 Финиш водного (пресноводного) пути – непроходимые водопады. Отсюда, по левому берегу, идет тропа в село Стрельна.
 На противоположном берегу, достойно и невозмутимо, паслись две белые лошади. Значит, море рядом. Косяки полудиких лошадок, крепко сбитых, в основном, белой масти я встречал по всему Терскому берегу, начиная от Кузреки.
 Достопочтенная экспедиция божьим провидением покончила с рекой, успев час в час. Утром и днем были забереги, камни на реке красовались в жабо из лучиков острого льда, лишний раз не зачалишься.
 В 16.30, когда грести уже было некуда, и я вытащил лодку на берег, она заледенела моментально. Часа полтора времени и остатки сил потратил на сушку лодки и рюкзаков. Утром эта операция была бы не выполнимой.
Полежал уныло, отдышался, разбил лагерь и устроил праздничный ужин под миллионолетний рев падунов. Плотная еда, заначка спирта и долгий чай отключили от проблем и забот. Сижу, мурлычу: «Зачем Герасим утопил Му-Му-у-у, я не пойму-у, я не пойму-у…» - на мотив песенки из к/ф «Генералы песчаных карьеров».
 Интересно, Вы читали Амаду? Я его понимаю. Считайте это вызовом.
 Возможно, завтра увижу людей. Впервые за 21 день. Совсем не хочется. Детей бы прижать, денек побыть с ними, вечером к Вам с гостевым тортиком нагрянуть. И назад. И остаться здесь надолго. Водопады впечатляющие. Много скал и злая вода. На Киваче - обаятельная, на Бельдучане – непобедимая. Здесь злая.
 На улице морозит знатно. В палатке горят 4 свечи, писать можно. Ноги болят до слез, а завтра пешие переходы, два, а то и три раза, раз - 5 километров, как уложусь. Придется вновь петь про Герасима.
Пора спать.
Вспоминаете ли Вы меня?..


9 октября, 18 час.
 Я среди людей. Идти оказалось не пять километров, а чуть более трех. Сначала вышел на турбазу. Появилась такая на острове в устье Стрельны. Молодые холеные парни вежливо отказали мне в ночлеге.
 Прошел еще с километр и попал в село. Это около десятка жилых домов, есть ухоженные, есть покосившиеся, отжившие свое. Население встретило меня настороженно, что не внове для меня. Побродил по просторам бывшего СССР я немало. Радушно встречали на Кавказе, пожалуй, в Казахстане, в Узбекистане. В России чаще недоверчиво, а иногда и с милицией и проверкой документов.
 Местных жителей понять можно, и в этом нет ни трагедии, ни проблемы. Себя я в зеркале не видел давно, но представить могу. Выходит из леса мужик с ружьем весь в черном: черные сапоги, черный полукомбинезон, черная куртка, черная безрукавка, черный плащ, даже перчатки и очки черные. Да запашок, наверное, за 300 метров учуять запросто: прокоптился и пропотел основательно.
 Помаленьку-потихоньку разговорился с сельчанами, посоветовали мне поселиться в пустующем доме рыбаков-колхозников. Чем я и воспользовался. Напилил дров, затопил печь. Красота-а! Правда, дом большой, но нагреется когда-нибудь.
 По соседству живут Галина и ее сын Андрей. Добрые спокойные люди. Познакомились, поболтали про нынешние тяжелые времена. Беседа сама собой перешла в убойный обед, накормили до отвала жареной рыбой. Довольный Потап довольствовался рыбными головами. Вот тебе и недоверие. Еле дополз до своего приюта. В доме почти тепло, пишу без перчаток. К слову сказать, за поход я их, как герой из сказки, сносил три пары. Пишу при свете электрической лампочки! На турбазе по вечерам запускают дизельную электростанцию. А еще наконец-то избавился от позы водника. Все вещи развесил сушиться вокруг печки. Сам сижу в спальнике.
 На улице тоже потеплело. Появился червячок сожаления, зря спешил, мог бы на реках провести больше времени, можно было обойтись без гонки. Но что сделано, то сделано.
 Жив, почти здоров, за спиной почти 400 километров на веслах и пешком по самым диким местам полуострова.
 Да и теплынь от моря – локальная, зима все -равно ранняя. Завтра сплю до упора. Пока.

10 октября, 20 час
 Сегодня пережил третью дневку за все путешествие (дневка- это, когда ночуешь дважды на одном месте). Пережил, как и предыдущие, активно. Ходил в село Чапома, на 10 километров восточнее села Стрельны, расположенное в устье одноименной реки. Когда-то это был мощнейший совхоз, посылающий свои суда в Атлантику, а может, и того дале. Урожаи овощей, с местных огородов, красовались на ВДНХ.
 А еще глубже в историю - было это зажиточное поморское село. И ходили мужики его по морям-океанам на кочах и шняках. Ни штормы, ни цари не указ им были. Нынче уже забыли, поди, об этом. Коллективизация подорвала здоровье местного общества, а капитализация добила. Осталась молочная ферма, да и та чуть жива на привозных кормах. В море же ходят по пьяной лавочке на казанках и порой не возвращаются. Неужели навсегда утрачен особый поморский генофонд?
 Хиреющее село встретило меня мерзкой свалкой на можжевеловой террасе прямо. Загаженная, изнасилованная благодать настроила соответствующе. Что мы за народ? Сгнием в говнище без варягов.
 Долгожданный звонок домой оптимизма не прибавил. Сначала дозвонился до спасателей, потом поговорил с Машенькой.
 Божечка! Я надеялся, что пережитые передряги избавят меня от «сиропа». Помирал почти, но владел собой, даже не задаваясь такой проблемой. Но тут… не сдержать мне было дрожание голоса, влаги в глазах.
 Не получается из меня Мужика, Мужчины, Мачо. Правы Вы в своем разочаровании.
 Ребенок сообщил, что бабушка, моя мать, совсем захворала, почти не может ходить. Надо срочно добираться домой.
 Но тут новая проблема, самолеты не летают. Лицензии у них нет. Чудеса. Село стоит на берегу моря, а единственное средство передвижения, обеспечивающее население продуктами и всем прочим, самолет. Может, раз-два за сезон зайдет теплоход, а может, и нет. О пиве мечтал, а в магазине – «мышь повесилась». Хорошо хоть крупы да муки купил у ядовитой продавщицы времен соцреализма.
 Сообщил спасателям, что выхожу завтра в Кузомень на веслах. Постараюсь побыстрее, но впереди более ста километров морем, а лодочка резиновая. Бог даст, обойдется.
 В Чапому утром шел хоть и на больных ногах, но с интересом и легким сердцем. Гулял по своим обожаемым террасам. По отливу собирал для дочки ракушки, звезды. Обратно нес 12 кг груза, пустяк, но еле принес. Тупо глядел под ноги, через боль, через силу их переставляя. Что за напасть!
Ну и поклонничек у Вас!
 С километр осталось, дома видны – а я сижу под столбами телефонки, курю и злюсь на ноги, на свое бессилье, на весь белый свет.
 Занятное наблюдение, правда, сделал об этой телефонной линии. На побережье очень много куропачьих выводков, оно и понятно – ягода здесь рясная и на вкус любой: брусника, черника, костеника, гром-ягода, вороника. Корма обильные, а хищникам неудобные из-за открытости. Но вдоль линии, прямо под ней, за несколько километров пути насчитал более десятка следов куропачьих трагедий. Долго не мог понять, почему нигде, кроме как под проводами, нет останков. Решил, что в темноте птицы бьются об линию, а лисы пользуются этим незаслуженно.
 По приходу столовался у своих добросердечных соседей, плюнув на сборы. Завтра выходить надо по приливу. Полный отлив, куйпога, по-местному, в 13 часов. Успею собраться.
 А сейчас буду валяться, пока не засну, и скучать по детишкам своим любимым – Мине, Ване, Мане.

11 октября, 21.30
 Настроение, поганее не представить. Хороший, средней погоды день пропал впустую. Ветер северный, на море штормит, но по губам идти можно было.
 Спал в тепле, завтракал за столом. Благостно. Небольшое неудобство в виде «удобств во дворе» - извиняюсь, привык к чистоте и простору – пережить можно. Славно отдохнул. Не спеша, после завтрака, накачал лодку, переделал весла на распашные, упаковался и ждал на бережку начало прилива для продолжения предзимнего марафона. Неудобная закавыка с этим явлением природы. Пока дождешься, пора уже и о ночлеге думать.
 Ближе к старту прибежала Галина: «Убирай паруса!- кричит – За тобой моторка зайдет, добросит до Тетрино.» 20 километров похода - дело, думаю. Собрал «Полину», опять жду.
 Следующая новость: вездеход пойдет в Чаваньгу. 45-километровый кусок - дело, думаю. Жду.
 Потом появился огромный сухогруз «Дмитрий Донской» и встал на рейде Стрельны. Опять думаю, пойдут морячки на берег за рыбкой и заберут меня до Кандалакши. И конец похода.
 Так я и просидел, задумчивый, до темноты. Ни катера, ни вездехода, и корабль уплыл за горизонт. Уток вот настрелял хозяйке. Дома не лады, каждый день хорошей погоды на счету, а я на халяву разменялся. Завтра прилив начнется еще на час позже – идти ночью? Луны нет. Я и засветло-то боюсь.
 Печь не топил, дров не наготовил, остатки отдал Галине. В избе холод, на сердце тяжесть, в голове ругательства.

12 октября, 22 часа.
 Покров. Я дошел до села Тетрино и чуток дальше его. Всего километров 20 за 8 часов беспрерывной работы, каторжной работы. Северо-западный ветер не давал даже покурить со смаком. Первая же попытка заслуженно подымить закончилась неприятностями.
 Вышел часов в 12, плюнув на все обещания местных жителей найти попутный транспорт, и вопреки здравому смыслу - во время отлива. Пробовал каботажить, как можно ближе прижавшись к берегу. Неудобно, отлив, мелко, не пройти. Ушел без приключений за вал прибоя, вроде все получается: качает, двигаюсь медленно, но не сижу ведь. Через час согласно распорядку достал сигарету, бросил весла, сладко затянулся, раз, два, три. И тут меня насторожило – Потап, доселе мирно посапывавший на рюкзаках, вдруг вскочил, забавно вытянулся на лапах, еще и живот подтянул. Сообразить, что будет дальше, я не успел. Волна окатила нас и ушла, особо, к счастью, не навредив, даже сигарета не потухла. Оставила несколько ведер воды в лодке, замочила мореходов да урок преподнесла.
 «Полина» - посудина надежная. Попадал на ней в шторм, несильный, правда, около Кандалакшского заповедника. И вот на тебе – конфуз! Схватив весла, второго наката я избежал, и как мог, зачапал к берегу. Потом начался прилив, стало легче. Но курил уже, не выпуская весел из рук.
 Весь путь нас преследовали тюлени, даже на отмелях. Пес, так и не поняв, зачем им это нужно, перестал обращать внимание на бестактных бестий.
 А мне больше нравилось наблюдать за белым конем, скакавшим по берегу. Мчался он, дерзко задрав хвост, раз в несколько быстрее меня. Убежит далеко вперед, встанет, подумает о чем-то своем, конском, диком, и назад с той же резвостью – проверить, на месте ли соперник. Убедился и опять вперед. Мощь, скорость, великолепие – поневоле залюбуешься!
 Сами берега огорчают. Разруха, мусор, мусор, обломки, остатки, обрывки. Устье Каменки – особенно. А ведь места не видел красивее. Скалы, террасы, пляжи – на фоне сосновых боров. Курортные места. Пока пустуют или уже пустуют.
 За последние годы, надо сказать, интерес к побережью от Кандалакши до мыса Корабль со стороны туристов возрос, виной чему новая хорошая дорога. Боюсь, обратят всерьез на эти места чиновники от туризма, выжмут выгоду, а берегам достанется лишь дополнительная нагрузка. Пусть, хорошие, пока отдыхают. Природа наша долго выздоравливает и самоочищается.
 Рыбаков не видно. Тони есть только у чаваньгского колхоза и одна у варзужан. Работают они сезонно. Да и вряд ли им позволено чувствовать себя хозяевами. «Семеро с ложкой» не дремлют.
 Людей встретил только в селе. Думаю, заезжих. Задали мне кучу вопросов, в основном, про рыбу, и сочли излишним отвечать на мои.
 В тени данных отношений сама собой пришла мысль ночевать за селом.
 В кромешной тьме ставил лагерь, собирал лапник. Сварил супчик, как всегда из пакета, и славно поужинал, наблюдая за перекличкой огоньков жилья вдалеке.
Днем можно было набить уток, но когда бы я их обработал?

13 октября, 10 часов
Утро. Опять сижу, жду.
 Ночью был гость из Тетрино. Я уже спать лег, на судьбу не обиженный, вполне довольный собой и продолжающимся одиночеством. Засыпать стал, а тут Потап загумкал. Вроде на человека.
 Есть у него черта, хорошая или плохая, это, с какой стороны оценивать. За корочку хлеба или возможность поохотиться он забудет про хозяина запросто. (Дело тут не в характере и не в пробелах воспитания. Судьба у него такая. В 8 месяцев от роду он потерялся, и нашли мы его с детьми через 9 месяцев в далеком поселке у чужого человека. Такой вот получился пес.) Но это, если я не сплю. Охраняя меня, сонного, он может натворить дел. Но сплю я чутко и всегда успеваю контролировать ситуацию.
 Вот и теперь пришлось срочно вылезать из спальника и заступаться за полуночного странника. Им оказался радушный житель соседнего поселка. Посетовав на мою гордость, настойчиво уговаривал меня заночевать у него в доме. Еле отнекался. Разжег костер, напоил гостя чаем. В задушевной беседе выяснилось, что завтра днем пойдет трактор в сторону Чаваньги, повезет хлеб на тони и заберет меня обязательно.
 Утром разбудили лошади. Пошел на нас косяк из трех взрослых особей и жеребенка. Пришлось привязать собаку и отгонять их палкой. Не очень-то они и напугались. Наверное, проще было дать сухарик, но не рискнул, вид у них больно не миролюбивый. Гривы и челки до земли, ноздри широкие. Давным – давно разбойничали на этих берегах шведы, норвеги. Может, души убитых берсерков вселялись в этих жеребцов, поэтому их боятся даже медведи. Честно.
 Три года назад на мысе Корабль я наблюдал сцену, как медведица с двумя отпрысками своими скрадывала табунок лошадей. Они ее учуяли, но не подумали убегать, просто перестроились. Жеребцы вышли на линию обороны и продолжали пастись.
 Сегодня тоже, нисколько не смутившись криков, лая и дубины, постояли, изучили по-хозяйски пришельцев и с достоинством пошли в деревню. Почти независимые, дикие, так и ходят они от деревни к деревне.
 Лошадки ушли, день наступил. Позавтракал немудрено и сел ждать.
 Жгу костер на берегу, слушаю шум прибоя,нюхаю море, дочитываю Ключевского, наблюдаю за горизонтом и мотаю нервы. Опыт, его у меня предостаточно, подсказывает: садись в лодку и греби. Логика: ветер почти встречный, отлив, скорость будет не более 1 км/час, не на секунду не остановиться, корячиться нет смысла. Тем более, обещал ждать трактор. Жди. Погода прекрасная. Примечательно, что на местном наречии эта фраза звучит нелепо. «Погодой» здесь называют шторм.
 У моря тепло, а уйди от берега километров на пять, попадешь в зиму. По Стрельне гонит лед, а тут раскошная осень. Дождя нет, снега нет.
 А закат вчера был! Любовался им один, как всегда. Обидно.

14 октября, 15 час
 Вчера к логике я добавил интуицию и дождался таки трактора. В 14.30 нас подобрали, посадили в тележку и мы шустро покатились вдоль моря по дорожке, для другого транспорта негодной.
 Сначала заехали на тоню, километрах в двадцати от села. Отдали хлеб, что напекла женщина-пекарь в Тетрино, приняли груз семги, попили чаю и поколесили дальше. Теперь сидели с дружком по пояс в рыбе.
 Морда у Потапа была комичная. Он видел иногда, очень редко, много еды, но себя внутри пищи не представлял, ведь не червяк же в яблоке!
 Я, городской житель, тоже столько семги не видел. Одно дело, когда ты в честной борьбе после долгих хождений, пожираемый комаром и гнусом, выводишь серебристую королеву на берег. Сядешь рядом, куришь, любуешься почтительно, руки от волнения и восторга трясутся еще минут пять.
 Нынче путина. К рыбе привыкли. Посчитали по головам, покидали как дрова в телегу, отправили на завод и снова в лодку, так как ловушка в море уже кишела от зашедшего косяка. Некоторые особи в борьбе за жизнь делают свечи на метр из воды. Интересное зрелище.
 В Чаваньгу приехали в 18 часов, до 21 ходил по селу, осмотрелся, собрал информацию. Село живет, строится, развивается. Много техники, своя пилорама, рыбзавод, тони на берегу. Причина приличной жизни - как не думал, другого не придумал – в руководстве колхоза.
 В 21 час на попутной яхте меня согласились прихватить в село Умбу, столицу Терского края.
 Выходили в чернильной темноте, абсолюте темноты. Два раза зависали со скрежетом на подводных камнях, но в море вышли и помчались вперед. Из видимого мира - только буруны светящегося планктона за кормой. Капитан ориентировался по системе спутниковой навигации и эхолоту.
 Ночь, море, движение и интересный собеседник За удачный выход капитан тактично обещал остограмиться. Процедура оживила романтическую обстановку. Как-то за всем этим я нечаянно напросился в рулевые и добросовестно отстоял вахту. Если честно, первые минут сорок яхта двигалась куда угодно, но только не туда, куда ее направлял самозванец.
 На траверсе села Кашкаранцы начало светать. Я передал штурвал и завалился спать. Проснулся от толчка Кэпа: «Турий мыс видел?» - «Да.» - вяло ответил, просыпаться не хотелось. Встал из вежливости исключительно, поднялся на палубу и ахнул, как барышня. Видеть-то видел, и ездил, и ходил по нему, но с материка, со стороны Кузреки. Умер бы и так бы не узнал, как величав он с моря. Стоял завороженный, пока не продрог.
 За Турьим начался шторм. Наше перегруженное суденышко то взлетало на верхотуру бури, то ухало вместе с сердцем вниз. Лихой капитан невозмутимо управлял яхтой. Да и мы с Потапом были спокойны, наслушавшись ночью невероятных бывальщин о морских приключениях. Худо было только матросу, молодому позеленевшему парнишке.
 Блестяще исполнив маневр, капитан спасительно завел корабль в затишье Умбской бухты. Где в 14:00 я закончил свои авнтюры. В этом году. А в следующем? На ослике по пути покрутчиков, горло Белого моря на «Полине»? Да-а. « Блажен кто верует ».