Сила любви разбитой

 
 "...и если бы не разбитая любовь,
 не знать нам о Хаунштайне.
 Ничего".
 из дневника неизвестного синяка в редкие моменты его трезвости беспробудной.
 
 
 Сила любви разбитой.
 
 Среда. Утро. Самая лучшая девушка в мире и его окрестностей зашла в ванную комнату, побрила там ноги, накрасила губы, поправила причёску и, не одеваясь, вышла на улицу. Пекло нещадно. Почему-то именно в этот день жара выдалась несусветной и началась она сразу же с первыми каплями ночного дождя.
 Девушка ступала по раскалённому асфальту босиком. Босяком, обычно преследующим её по утрам каждую среду, как это ни странно, даже не пахло. Босяк был молод, небрит, не чёсан и сейчас его вообще не было, но его мужской запах был. И был настолько сильным, что где-то с полгода тому, сразу же после послеобеденной сигаретки с ментолом в одной жутко дорогой забегаловке, поселился он в дамской сумочке между зажигалкой и табакеркой, в которой вместо табака уже больше года ждал своего часа её неразгаданный сон:
 "Пол. Стул. Стол и ветер. Под столом окно. За окном в лучах заходящего солнца читает свой антагонистический рэп призывный голос муэдзина, потому что стоит на лысой чайной горке синяя мечеть и что-то тихое напевает. На столе раскрыт огарок свечи, огрызок карандаша и древняя книга с непонятной арабской вязью. Ни одного цветка не разобрать. Глаза ветра без интереса листают страницы пахнущие корицей. На последней (на самом деле, на первой) - липовым медом от руки написаны русские буковки: "...а есаул догадлив был...". Зачёркнуто. Ниже, чем-то коричневым - то ли кровью, то ли дерьмом - разбитое сердце нарисовано, а под рисунком: "По солёной глади глаз и сухим преданиям Атлантиды, каждый мужчина, в отличие от женщины, обладает двумя запахами: сладким мужским и горьковатым женским. И любой, даже самый пропащий пропойца подзаборный способен распоряжаться ими по своему личному усмотрению (чай не Берримор, который вынужден каждое утро подавать к столу в родовом имении Баскервилей опостылевшую всем овсянку). С мужским ароматом всё понятно - он для дам, прячущих своё горячее откровение под бюстгальтером, - впрочем, как и с женским, что притягивает мужчинок озабоченных. Но, поскольку трахали меня лишь однажды и то в книжке Эдички, а её жизнь похожа на освежеванные стихи, о прямом назначении горького женского запаха мне известно очень мало. Знаю только, что женский запах в мужчине способен отгонять от него красновато-бесноватых псов из созвездия Альдебарана.
 Дождь смывает следы наслаждений, оставляя бытность нагой. Хотя о каких наслаждениях в подобной ахинее может идти речь?". Но где-то в развалинах генуэзской крепости прямо сейчас начинается дождь. Спустя полчаса он оторвётся от башни девичьих слёз, не спеша пронесётся над морем, попадет в штиль, затем в штоф и, обессилев, упрется в кнехт. С трудом выберется из создавшегося затруднительного положения, смоет со стола книгу и вместе со злобными собаками испарится прочь". Пойди разбери, что всё это означает.
 Все точки в алфавите по своим историческим местам расставил молодой, небритый и от рождения не чесаный босяк. Нет, объяснить значение сна он не мог. Он просто появился из-за угла, как из ниоткуда, и спросил её:
 - Как зовут твою собаку? - случилось это в среду одного холодного весеннего утра.
 - Какую собаку?
 - Да вот эту же, - и он потрепал её за рукав кожаной куртки.
 Рука, словно кистень, безвольно болталась. В проезжающей мимо машине болтала без передыху словоохотливая голова старого китайского болванчика. Машина проехала, и самая лучшая в мире девушка подумала: а, действительно, может же так случиться, что её куртка сшита из кожи чьей-нибудь собаки. Или двух. А если из пекинесов? Подумать страшно.
 - Что, страшно? - полюбопытствовал он.
 - Ага, - призналась она.
 - Мне сначала тоже было не по себе. А потом я просто перестал думать о пекинесах. Да и потом, как ни крути, мне полегче, чем тебе будет.
 - Это почему?
 - Так ведь нету у меня кожаной куртки.
 - Ну, не выбрасывать же её.
 - Зачем? Просто не думай о пекинесах.
 Они обменялись номерами телефонов и расстались. Не друзьями, но хорошими знакомыми. С этого момента его мужской запах больше не тревожил своим соседством обитателей её сумочки.
 Через неделю: хотел позвонить сестре, но запутался в циферках и позвонил на её мобильный.
 - Перезвони, - говорит, - я дома.
 Перезваниваю на домашний - ноль. Повторяю - результат тот же. Опять звоню на трубу:
 - У тебя дома никого нет.
 - Да?
 - Да.
 - Ну, тогда через полчаса у тебя буду. Говори адрес, - и смеётся.
 У него:
 - Как пекинесы поживают? - спрашиваю.
 - Я продала куртку подруге.
 - Подруга хорошая?
 - Пока я ей ничего не сказала.
 - О собачках? - догадался я, - значит ничего себе так подружка.
 - Да, - согласилась она, - по крайней мере, пока. И, в конце концов, у меня есть тайна, которой я всегда могу поделиться с подругой, если она вдруг перестанет быть таковой.
 - Women!!!
 - Что?
 - Я говорю: бабы.
 - А. Ты в этом смысле.
 - А что, разве бывают другие? - съязвил я и, подумав, что тема-то скользкая, предложил ей чаю или кофе, или коньяку, или всего вместе.
 - У тебя, случайно, водки нет?
 - У меня и конины с чаем нет тоже, но если ты субсидируешь, я готов смотаться, - сказал я и запел хит прошлого лета: - "Ведь магазин не далеко, а заскочить в него не лень".
 Чтобы она не скучала, я поставил ей "Type Of Skin" от Supermax. Сказал:
 - Послушай, - и побежал в магазин.
 - Кто это поёт? - поинтересовалась она, когда я вернулся.
 - Kurt Hauenstein. Что, нравится?
 - Ага. Необычная манера вокала. Как будто его разбудили посреди ночи и заставили петь. А мужику так влом.
 - Вообще-то, Supermax - группа на любителя. Если не послушаешь - ничего не потеряешь, но зато вполне возможно, что, услышав их, приобретёшь. И приобретёшь не мало.
 - Ты, похоже, приобрёл.
 - Хочешь, я расскажу тебе легенду о том, как Hauenstein стал популярным и не бедным чувачком?
 - Хочу.
 Я чокнулся с её водкой своим чаем - в завязке - и приступил:
 "Самая лучшая девушка в мире зашла в ванную комнату, побрила там ноги, накрасила губы, поправила причёску и вышла на улицу. Пекло нещадно. Почему-то именно в этот день жара выдалась несусветной и началась она сразу же с первыми каплями ночного дождя.
 Девушка ступала по раскалённому асфальту босиком. Босяком, обычно преследующим её по утрам каждую среду, как это ни странно, даже не пахло. Босяк давно и безответно любил самую лучшую девушку в мире, но, отчаявшись добиться взаимности, отправился сначала в запой, затем в наркодиспансер, а потом прямиком в Африку. К тамошним зулусам. Дикари научили босяка, ходить босиком по раскалённым углям, плевать на жару, курить дрянь, после чего танцевать в зелёных лучах заходящего солнца вокруг новогодней ёлки (а ты покури того, что он курил, ещё не то увидишь) и неделями быть нежрамши, потому что бить там в тамтамы - удовольствие несусветное. Постепенно патафизические углы африканских ритмов вошли в его тело, стали его кровью и с мочой освободили некогда разбитое сердце от суки-любви. Когда ему приснился странный сон с окном под столом, синей мечетью на Чайной горке и коралловым Кораном, в котором по-русски было что-то написано о красновато-бесноватых пекинесах из созвездия Альдебарана, босяк ни хрена не понял, но почувствовал: пора возвращаться домой. Босяка того звали Kurt Hauenstein.
 Первый музыкальный проект назывался "Temple of the Pop" и его музыка в основном состояла из звуков различных барабанов, тамбуринов и всевозможных колокольчиков. Но этому храму популярности долго никто не поклонялся. Слишком уж мудрёными казались напыщенным европейцам простые африканские напевы - сплошной ритм с еле угадывающимися вкраплениями мелодии, которую таковой и назвать-то трудно. Первый блин - комом. Однако Хаунстайн довольно быстро понял, что синтез - это то, что ему необходимо, и уже через пару лет он выпустил первую пластинку под лейблом Supermax. Она называлась...".
 Но название пластинки уткнулось в сон герметичный да где-то там и заночевало. Уснула. Я герой нашего времени - мне всегда удавались колыбельные. Особенно в прозе. Особенно для лучших девушек в мире. Укрываю её бабушкиным пледом, целую в нос и оставляю неёбаной. Пусть тебе приснится Кинг-Конг.
 Утро. Четверг. Чай без сахара, но с лимонной кислотой. Испорченный телевизор вместо тумбы для клетки с попугаем. И мой выдающийся шнобель - эксгибиционист проклятый.
 - Я пойду, - сказала она.
 - Ага.
 Он помог ей надеть пальто, получил чмок в щёку и распахнул перед ней дверь. Девушка вышла и услышала:
 - Погоди. Вернись.
 Она вернулась. Дверь благополучно закрылась. Идиллия, да и только.
 - Что случилось? - это она.
 - Ничего, - это он.
 - Ну тогда открой мне дверь.
 - Не-а.
 - Почему?
 - Не хочу, чтобы ты уходила.
 - Я и сама могу, но как же тогда правила этикета?
 - Плевать я хотел на этикет, если он вынуждает меня выпроваживать тебя из дома.
 - Но я же сама хочу уйти.
 - Если хочешь, уходи, а выгонять тебя я не намерен, - и, глядя на её недоуменное лицо, он, как мог, жестами объяснил, что, открывая ей дверь, он как бы выгоняет её.
 - Да уж. Не очень-то хочется, чтобы ты меня гнал на мороз, - и она взялась за ручку двери.
 - Подожди.
 - Что ещё?
 - Лариса Долина.
 - Что Лариса Долина?
 - А вот послушай, - он раскрыл газету и прочитал: - "по неподтверждённым слухам из источника заслуживающего доверия, Лариса Долина плюнула на всю эту хрень и ушла работать продавщицей в овощную лавку. Говорят, там есть вентилятор, и, если не нашару, то накрайняк по дешёвке, можно разжиться картошкой".
 - Ну. И что всё это значит?
 - Если бы знать.
 - Может быть, джаз или какая-нибудь фабрика звёзд?
 - Нет. Не думаю. Хотя кто знает, что движет настоящим художником?
 
 
 30.07.2007 г. Ялта.