Жизнь без прикрас. Гл. 8. Печальная история

8

  Я снова в Орле. Наступила весна. Ждешь с нетерпением этой поры, считаешь дни, мечтаешь о ней. А вот пришла она, и нет радости и спокойствия, а только тревоги и невзгоды.
  Пока порубил, перетащил и сжег спиленные осенью плодовые деревья, натрудил поясницу. Почему-то не работает телефон, не могу поговорить с родными в Москве. Протекает водопровод на даче, не могу его наладить, сторож обещает сделать и не делает. Но главное - тревога и беспокойство о семье. Несчастные они люди: жена и дочь, и внук. Мать и дочь - нервные, больные, часто ссорятся, а Митя болезненно переживает это, и обеих ему жалко. У Тани что-то плохо с кишечником. Врачи намеревались положить ее в больницу. Она сначала согласилась, потом почему-то отказалась.
 
  В стране широко отметили 40-летие Победы над Германией. Участников войны награждали Орденами Отечественной войны и медалями, дарили им подарки. Получил и я хрустальную вазу, настольные электронные часы и ручные часы "Слава" с браслетом.
  В день Победы 9 мая рано утром уехал в Москву, где встретился с сыном. В этот день он приехал из Ленинграда, куда возил годовой отчет.
  Была хорошая по-летнему погода, когда мы втроем с сыном и внуком Митей гуляли по Филевскому парку и берегу реки Москвы.
 Через неделю и я вернулся в Орел. В первых числах июня рано утром на вокзале встретил Ольгу. Митя успешно сдает экзамены за 8-ой класс. Они с Таней собираются ехать в Эстонию в трудовой лагерь, где будут работать в каком-то совхозе ученики их школы. Мне это не нравится; я просил Таню отказаться от поездки, но она сказала, что отказаться нельзя.

  Ушел из жизни Семен Семенович Мосин. Удавился. Эта печальная история как-то больно обидела меня и поразила своим трагизмом. Это был старый коммунист, участник войны, человек больной, полуслепой и несчастный. Он был членом партийной организации нашего домоуправления и жил один в однокомнатной квартире соседнего дома. У него была семья; но сын сидел в тюрьме, а дочь - инженер завода вычислительных машин жила в районе сталепрокатного завода. Была у него и другая дочь, как я узнал позже, которая жила где-то под Орлом. В последнее время он очень ослаб, еле передвигал ноги и с трудом мог добраться до магазина, чтобы купить себе хлеба и молока. Видя его положение, я иногда заходил к нему, спрашивал, не нужно ли чего; но, будучи человеком скромным, он от всякой помощи отказывался.
  Я говорил о нем секретарю нашего партбюро и написал записку о необходимости оказания помощи старому члену партии. В конце зимы три члена партбюро и я зашли к нему в квартиру. Грязь там была несусветная, наметили ремонт.
  Вскоре я уехал в Москву, а вернувшись в начале апреля узнал от его соседей, что он попал в больницу, оперировался по случаю аденомы предстательной железы, после чего у него отнялись ноги, и теперь он находится у дочери.
 В середине июня член партбюро Малахова попросила меня узнать его адрес и получить его партвзносы, которые он не платил в течение трех месяцев. Я выяснил его новый адрес, съездил в район сталепрокатного завода, разыскал квартиру его дочери и узнал, что его нет в живых. Он повесился неделю тому назад. Об этом сказала мне мать его дочери, его бывшая жена. Квартира была большая, трехкомнатная, хорошо обставленная. Эта еще не старая женщина, как бы оправдываясь, говорила, что они с дочерью очень заботились о нем, хорошо кормили, показала кровать, на которой он лежал. Но я не поверил этому: если бы к нему так хорошо относились, он не полез бы в петлю.
  Об этой печальной истории и о необходимости помогать старым немощным людям я сказал, выступив на партсобрании.