Как не похожа здешняя зима

Как не похожа здешняя зима на наши снежные, морозные уральские зимы. Как лица здешних прохожих непохожи на привычные знакомые лица вчерашних соотечественников! Как реагировать на их улыбки? Улыбаться в ответ? Не получается как-то. Снова сводит лицо гримаса растерянности. Не в раз избавишься от нее, застывшей в глазах, порожденной многолетними суматошными поисками хлеба насущного.
Здесь все иначе. И тепло, и сытно. Живи и радуйся новизне. Откуда же грусть в глазах знакомых? Предчувствие неизбежности прагматизма в отношениях? Но ведь это было и там. Видно, уходит из нашей жизни нечто дорогое, название которому каждый определяет по-своему.
Для нас, выросших в послевоенное время, со стихами и песнями тех лет, это наверно романтика. Поэтому все чаще возвращаемся к тем годам.
Смотрю на этот свободный мир, и нет у меня других чувств, кроме боли и печали. И нет у меня других мыслей, кроме одной: мы сами себя губим. Как неразумные дети, убиваем себе подобных. Зачем? Ради чего?
Нет, конечно, я не имею ввиду лично себя или каждого рядового труженика. Все эти взрывы, все эти войны, вся эта замешанная на крови «борьба за демократию», весь этот очередной передел мира, в ходе которого, как всегда, гибнут ни в чем не повинные люди. Где бы это не происходило – в Югославии, Чечне. России, Иране или Англии, - страх и боль в глазах детей одни и те же, горе и страдание матерей и отцов везде одинаковы. У меня эта картина врезалась в сердце ребенком и вытряхнуть ее из души не смогу до последних своих дней.
Перед лицом Смерти теряет смысл все – пол, возраст, национальность, должность. Остаются лишь вопросы и беспомощность. Нет малейшей надежды что-то изменить. Потому что в этом мире, похоже, мира никогда не будет.
Истинные причины происходящего стары, как мир – деньги и власть. Только вот изменились масштабы и количество ежегодных потерь среди мирного населения, как это приныто говорить, а точнее среди тех, кто не виноват в том, что оказался случайно не в то время и не в том месте. А точнее в точке пересечения интересов власть имущих из разных стран. И если в месте вашего проживания случайно обнаружены очень большие запасы нефти, готовьтесь к вторжению миротворцев. Человечество, похоже, не в состоянии стать разумным. В нем заложена программа самоуничтожения.
Увы, человек уничтожает не только себе подобных, но и среду обитания. И, похоже,Планете здорово поднадоел зарвавшийся жилец: землетрясения, цунами, смена климата – это только начало конца. Сколько нам осталось?...
Хоть за себя, за мое поколение беспокоиться не приходится. Оно взрастало в грохоте войны, жило как на пороховой бочке и до сих пор то тут, то там эхом отдаются военные сражения.
Время бежит. Много воды утекло с тех далеких школьных дней.
В подтаявшей на солнце улице, в дымке тумана возникли знакомые уголки далекого детства и с ним дорогие уголки станции Егоршино. Не верьте, если вам скажут, что время стирает прошлое. Это не так. Возможно блекнут краски, теряются контуры и силуэты, не так остро воспринимаются пережитые когда-то события и даты. Но именно желание отыскать, достать из глубин времени то, что оставлено, ушло много лет назад, заставляет меня вновь и вновь вернуться на Урал и заглянуть на чуток на станцию Егоршино.
Что чувствую я после разлуки – радость встречи, бремя разочарований или, может быть, горечь перемен? Что происходит в тот миг с моей душой? Как много изменилось за это время.
С интересом всматриваюсь в лица спешащих людей, сгорбленных одиноких стариков. Долго брожу по улицам в надежде отыскать знакомые окна, крылечки школьных друзей.
Германия нравится, и все же, когда заходит речь о России, мой голос выдает тревогу, боль, потому что остались там дочь и двое внучат.
В жизни все как в искусстве: настоящее переплетается с прошлым, реальность с действительностью, как сказал мудрец: «Мир – колесо судьбы».


Александр Самохвалов.